Текст книги "Шпионаж под сакурой(СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Глава 8

Декабрь 9 года эпохи Сёва (1935 г.) Токио

Не будь большинство толкущихся у Европейского театра бездельников либо кэмпэй, либо осведомителями контрразведки, они бы точно удивились тому, что продавец амулетов и оберегов так зачастил, да к тому же, каждый раз, когда он прикатывал свой лоток к дверям театра, к нему выходил антрепренёр и покупал какую-нибудь мелочь. Но и кэмпэй и простые осведомители отлично знали этого продавца, а потому не спешили отписываться о его появлениях в каждом своём отчёте.

– Второе нападение на Синагаву оказалась более удачным, – сообщил продавец Накадзо. – Хотя создаётся такое впечатление, что в первый раз нам просто дали по рукам за то, что начали вскрывать тот мех.

– Раз, как оказалось, за всем этим стоит Юримару, – заметил тот, – я склоняюсь к тому, что это была разведка боем.

– Вполне возможно, – руки продавца двигались с профессиональным мастерством, забирая у Накадзо одни амулеты и протягивая ему новые, – но этот налёт совершенно другое дело. Его цель очевидна. Пропали все кристаллы духа, что хранились в центральном сейфе комплекса, а кроме того, журнал заведующего «Лабораторией» с краткими описаниями исследований, проводившихся в комплексе.

– Зачем бы он понадобился Юримару? – раздумчиво произнёс Накадзо, переводя взгляд с одной фигурки манэки-нэко на другую, отличавшиеся только цветом – левая была кипельно-белой, вторая угольно-чёрной, фарфоровые лапки они держали совершенно одинаково. – Я про журнал исследований. Не думаю, что он где-то выстроил себе лабораторию, вроде синагавской, и собирается исследовать кристаллы духа.

– Тут есть одна весьма интересная деталь, – сообщил ему продавец, забирая обе фигурки и выдавая антрепренёру вместо них защитный амулет от зла. – В комплексе поработала следственная группа и её специалисты пришли к выводу, что «Лаборатория» была атакована штурмовой группой. Скорее всего, это были немцы или те, кто очень старался, чтобы все подумали именно так.

– Что именно обнаружили эти специалисты? – поинтересовался Накадзо.

– Гильзы с немецкой маркировкой, – начал перечислять продавец, – рукоятки предположительно от немецких гранат «колотушек» тип двадцать четыре, многочисленные осколки гранат тип тридцать девять. Среди обломков оружия следователи обнаружили части пистолетов-пулемётов, которые можно идентифицировать, как EMP Erma тридцать пять. Всё это говорит о том, что на комплекс совместно с Юримару или одновременно с ним напали немецкие солдаты. А единственные немецкие солдаты, что находятся сейчас в столице и могут быть вооружены автоматическим оружием, это личная охрана посла Германии Риббентропа.

– Шустрые ребята, – заметил Накадзо. – Успели на Руднева-сан напасть перед самым театром, с кэмпэй подрались, а теперь ещё и на «Лабораторию» напали. Странная миссия получается у посла Риббентропа, не находишь?

– Нахожу, что охрана Риббентропа полностью подконтрольна фон Кемпферу. – Продавец активно жестикулировал, как будто торговался с Накадзо. – И ещё нахожу, что они не совсем люди, а, может быть, и вовсе совсем не люди.

– На каком основании ты сделал этот вывод? – заинтересовался антрепренёр.

– Те здоровяки, что дрались с кэмпэй, намного превосходили силой обычных людей, – вновь взялся перечислять, для достоверности загибая пальцы, продавец, – а уж о напавших на «Лабораторию» и говорить не приходится. Следователи обнаружили на месте их схватки с охраной комплекса пятна чёрной смазки, которые по характеру разлёта капель и прочим признакам могут быть только кровью нападавших. А у дверей, где произошёл взрыв, уничтоживший пост охраны у склада образцов, вместе с останками наших солдат найдены разорванные в клочья человеческие тела. Такое впечатление, что они взорвались изнутри. И в их останках множество металлических осколков. Они не могут быть поражающим элементом взрывчатки, они были именно частью их тел.

– Люди-машины? – пожал плечами Накадзо, отказываясь от очередного предложения продавца. – Это уже что-то из североамериканской фантастики. Не знал, что ты увлекаешься ею, – за шутливым тоном Накадзо прятал подлинное беспокойство.

– Я только рассказываю о результатах следствия, – всерьёз обиделся продавец и взялся за длинные ручки, при помощи которых катал свой прилавок на колёсах. – Больше мне сказать нечего, и вообще пора ехать отсюда. Слишком уж задержался я тут, надо и в других местах торговать.

– Не думай, что я не поверил тебе, Татэ, – Накадзо назвал прозвище агента, чтобы придать веса своим словам. – Они слишком фантастичны, чтобы быть реальностью, но и время сейчас такое. Слишком фантастичное.

Продавец ничего не сказал. Он только поудобнее перехватил ручки и покатил свой лоток прочь от театра.

Дни шли за днями, зима пришла в столицу Японии с дождями, мокрым снегом и порывистым ветром, а решение задачи, за которым Глеб Бокий приехал в столицу враждебного государства, не приблизилось ни на йоту. Он как не знал ничего о кристаллах духа, так и не узнал ничего нового. Он работал в бригаде декораторов, постоянно отирался в этом загадочном Европейском театре, где по вечерам труппа куда-то спускалась с первого этажа на лифте, одной из ведущих актрис была русская эмигрантка, у которой завязывалось нечто вроде романа с Рудневым, где антрепренёр иногда появлялся в холле одетым в военную форму с полковничьими погонами. Загадки множились с каждым днём, а ответа на них не было ни единого. И, главное, никаких зацепок или просто идей, где эти ответы отыскать.

Чутьём опытного разведчика Бокий ощущал, что подобрался, не без помощи Руднева, конечно, к самому порогу едва ли не всех разгадок. Однако после этого ему не удалось продвинуться ни на шаг. Это уже начинало его бесить. Как и размеренность новой жизни, с её филёрами, следящими не лично за ним, а за всей бригадой, обслуживающей столь важный театр, дурацкими конфликтами с Ксингом, долгими беседами за чаем с мастером Тонгом и декораторской работой. Но вся эта размеренность полетела ко всем чертям, когда одним ясным и достаточно холодным утром, Глеб Бокий встретил молодого человека в чёрном кожаном плаще.

Они мгновенно узнали друг друга. Глеб Бокий и Дитрих фон Лоэнгрин. Правда, тогда, в далёком теперь двадцатом году, когда он впервые повстречался с ним и его шефом из общества Туле, Исааком фон Кемпфером, молодой человек звался несколько иначе. Что самое странное, Глеб Иванович почти позабыл, юношу по имени Дитрих, которого схватили новгородские чекисты. А вот блистательного отставного немецкого офицера, явившегося выручать юношу, он запомнил очень хорошо.

Март 1921 года. Новгород.

Юноша – да какой там юноша, мальчишка, ему на вид можно было дать не больше двадцати лет – вёл себя слишком уж самоуверенно для задержанного чекистами немца. Да ещё где, в Новгороде, где слишком многие помнят страшные бои Империалистической войны, гремевшие не так и далеко. Слишком много ходило по его улицам солдат и унтеров, готовых пустить кровь любому, кто покажется им похожим на беляка или, хуже того, немца. Однако мальчишка свободно разгуливал по древним улицам, не особенно скрывая характерного акцента, да и представлялся всюду Дитрихом. За этот-то акцент и немецкое имя его и взяли. Донесли-таки бдительные граждане. Юнца схватили прямо на улице и притащили в губчека.

Так как в то время в Новгороде случился почти проездом Глеб Бокий, товарищи попросили его помочь им с «работой» над немецким шпионом.

– Странный какой-то шпион, – заметил следователь, который вёл дело задержанного. – Назвался немецким именем, акцента не скрывает, – он пожал плечами. – И акцент у него не остзейский, явно не из прибалтийских баронов.

Глеб Иванович оторвался на секунду от чтения протоколов первых допросов «странного шпиона» и бросил на следователя косой взгляд. Примерно также он глядел на агентов «ЕВР» или «СЗРС» [18]18
  ЕВР – Единая великая Россия. СЗРС – Союз защиты Родины и Свободы. Контрреволюционные организации.


[Закрыть], как бы пририсовывая обычным с виду рабочим или солдатам Красной армии офицерские мундиры с золотыми погонами. И если мундир идеально садился на плечи, то можно было смело ставить к стенке. Глеба Бокия этот, быть может, и сомнительный способ ещё ни разу не подводил. И, надо сказать, следователю мундир с тремя звёздочками поручика или четырьмя штабс-капитана подходил идеально.

Глеб Иванович вернулся к протоколам. А немец, действительно, был очень странным. Если судить по допросам, родом он был из Мюнхена, лет ему было девятнадцать, в Советскую Россию он прибыл с частным визитом. На вопрос о сути визита Дитрих ответил, что искал своих родственников из Прибалтики, бежавших во время войны от преследования из родных мест. Называл имена и фамилии, которые, естественно, ничего не говорили ни Глебу Бокию, ни местным чекистам.

На первый взгляд, ничего предосудительного, если не задумываться над подробностями. А среди них была масса нестыковок. Начиная с того, за каким чёртом этот юнец помчался искать своих родственников через шесть лет после их бегства из Курляндии. Почему эти родственники побежали в Россию, где немцам нигде не рады? На этот вопрос Дитрих нашёл ответ быстро и легко. Бежали родные не только от преследования, но и от войны. Глупо было бы бежать на линию фронта, да ещё и оказавшись при этом в тылу русской армии, где их тоже вряд ли встретили бы с распростёртыми объятиями. Ответ был вполне резонным, но он не снимал других вопросов. Когда их задавали Дитриху, тот начинал городить какую-то совсем уж несусветную чушь, шитую белыми нитками. Однако, следователь, допрашивающий его, отмечал уверенность, с которой он говорил, как будто сам верил во всё, что произносил, заставляя поверить даже самого следователя.

Закончив с чтением протоколов, Глеб Иванович решил поглядеть на «странного шпиона». Закрыв тонкую папку, Бокий поднялся на ноги и обратился к следователю.

– Где вы держите этого немца?

– В камере конечно, – развёл руками тот. – Где же ещё его держать?

– Ну так проводите меня в эту камеру, – бросил ему Бокий.

– Идёмте, Глеб Иваныч, – пожал плечами следователь.

Они прошли коридорами, спустились на первый этаж, свернули в неприметную дверь, которая оказалась изнутри обита листовым железом. Часовой тут же вытянулся по стойке «смирно», крепко сжав винтовку с примкнутым штыком.

– Царский ещё застенок, – на ходу пояснил следователь. – Ловки были на это дело вражьи контрразведчики.

Глеб Бокий поглядел на него, но ничего не сказал. Следователь проводил его до одиночной камеры. Стоявшие через равные промежутки красноармейцы подтягивались, завидев их.

– Вот здесь он у нас и обретается, голубчик, – сообщил следователь, указывая на дверь.

Глеб Иванович открыл смотровое окошко, поглядел внутрь камеры. Там на койке сидел молодой человек в чёрной одежде, отчасти напоминавшей военную форму, но по нынешним временам это вполне нормально. Сам Бокий под неизменной чекистской кожанкой носил самую обычную гимнастёрку. Волосы у парня были длинноваты, на такие кудри мода прошла уже давно. Отираясь в богемной среде – было в его биографии и такое – Глеб Иванович и сам отпустил волосы подлиннее, но тогда они уже начали редеть на макушке, и выглядело это смешно и глупо, и он быстро остриг их. С началом войны мода на длинные волосы прошла, сменившись стрижками «под офицеров». Видимо, этого юнца она не коснулась.

Но не эта черта была самой характерной. Первым делом взгляд привлекало лицо юноши, а точнее, глаза. Он поднял их, как только с характерным щелчком открылось смотровое окошко. Бокий всегда поступал также, когда на него хотели поглядеть очередные тюремщики. Теперь уже он находился по ту сторону двери, неужели и его тюремщикам было не по себе, или для этого надо сначала посидеть на камерной койке.

Дитрих глядел на него спокойно, как будто и не находился в заключении. Глаза у него, казалось, ничего не выражали, никаких эмоций, что было крайне странно в его-то не самом завидном положении. Действительно, очень странный немец. Если он так же сидел и на допросах, то Глебу Бокию стало жаль следователя.

По гулкому коридору простучали каблуки со щёгольскими подковками. Оба чекиста обернулись, и Бокий невольно подивился местным чекистам. До Петрограда рукой подать, где подобных субчиков за один внешний вид могли к стенке поставить, кем бы они ни были. А тут один следователь натуральный штабс, да ещё и этот парнишка в кавалерийской бекеше и с подковками на каблуках. Ну, чистая контра! Да ещё с усиками щёточкой.

– Товарищ Гайдин, – обратился к следователю подкованный чекист с усиками, – к нам ещё один немец явился. Вас спрашивает.

– Ещё один немец, – протянул следователь по фамилии Гайдин, – и уже сам заявился к нам. Странное дело.

– Идёмте, товарищ Гайдин, посмотрим на второго немца, – закрыл окошко Бокий.

Уже втроём они прошли гулким коридором, поднялись, но зашли не в тот кабинет, где Глеб Иванович читал протоколы допросов Дитриха. Впрочем, этот кабинет мало отличался от первого. Стол, обитый зелёным сукном, помнящий ещё царских чиновников, стулья с высокими спинками, даже дерево в кадке стояло в углу. Правда, у дверей его дежурили двое чекистов с маузерами в деревянных кобурах. Караулили они, как выяснилось, высокого черноволосого человека в длинном чёрном плаще, под которым Глеб Бокий заметил воротник немецкой офицерской формы. Правда, принять этого визитёра за военного было сложно, в основном, из-за длинных, спускающихся ниже пояса, волос. Когда троица чекистов вошла в кабинет, он поднялся со стула и вежливо кивнул вошедшим.

– Да вы присаживайтесь, гражданин, – махнул ему следователь Гайдин, направляясь к столу.

Бокий опередил его, сделав пару шагов, он сел на стул, зачем-то открыл и закрыл крышку массивного письменного прибора. Обратился к ещё одному «странному немцу».

– Я – член коллегии ВЧК, Глеб Бокий, – представился он, – а как мне вас называть?

– Исаак фон Кемпфер, полковник Reichsheer [19]19
  Reichsheer (нем) – имперская армия. Название немецкой армии в Первой Мировой войне.


[Закрыть]в отставке, – сообщил ему немец.

– Цель приезда в РСФСР? – официальным тоном продолжил допрос Бокий.

– Частный визит, – столь же коротко и официально ответил фон Кемпфер. – К вам же я заглянул, чтобы забрать моего юного друга, которого забрали ваши товарищи.

– Заглянул? – переспросил у него следователь Гайдин. – К нам, знаете ли, редко заглядывают, к нам, обычно, доставляют.

– Я, как видите, сам к вам пришёл, – пожал плечами фон Кемпфер и достал из внутреннего кармана плаща серебряный портсигар, щелчком открыл крышку, предложил чекистам небольшие сигарки. Сам взял одну, прикурил от предложенной Бокием спички.

– Его что, не обыскали? – обратился к подкованному товарищу следователь Гайдин. Он отказался от сигарки, предпочтя ей папиросу.

– Он же сам пришёл, – виновато развёл руками тот, затягиваясь ароматной сигаркой. – Поэтому я не счёл нужным… До ареста, в смысле.

– Дмитренко, ты родился идиотом или тебя саблей махновцы угостили? – поинтересовался у него следователь Гайдин.

– У меня есть при себе оружие, – честно сказал Кемпфер, пряча портсигар и доставая из-под плаща небольшой пистолет «Браунинг», положил его на стол перед Бокием, – но я не собирался использовать его иначе, как для самообороны, и уж точно не стал бы стрелять в чекистов или этих ваших новых полицейских… Забыл, если честно, как они называются. Мне не нужно никаких конфликтов с властями Советской России.

– И при этом вы явились к нам, не удосужившись снять немецкий мундир, – заметил Бокий. – На самоуверенного идиота вы не похожи, тогда ответьте по-человечески, что вас привело к нам?

– И кем вам приходится тот молодой человек, что сидит у нас? – добавил следователь Гайдин.

– Уж точно не любовником, как предполагал ваш младший товарищ в беседе с теми двумя, что меня караулили, – усмехнулся фон Кемпфер, бросив косой взгляд на чекиста Дмитренко. Тот сделал вид, что его ничего не касается, окутавшись клубами ароматного сигарного дыма. – Дитрих – мой коллега по оккультным исследованиям. Мы с Дитрихом работали на берегу Ладожского озера, искали место гибели рыцарей ордена. Согласно некоторым исследованиям нашего общества, там ещё с тринадцатого века копится некротическая сила. Мы пытаемся с ней работать, по возможности извлечь со дна озера.

– И с какой целью Дитрих расспрашивал народ на улицах? – Бокий обернулся к следователю Гайдину. – О чём, кстати, он расспрашивал людей?

– Нам донесли только о факте «подозрительных вопросов», – ответил тот. – На предварительных допросах в суть этих вопросов не вникали, собирались более подробно расспросить уже вместе с вами.

– Понятно, – кивнул Бокий и перевёл взгляд на молчавшего, пока говорил чекист, фон Кемпфера.

– Дитрих по моему приказу под видом поисков родных из Курляндии, – пространно объяснился немец, – искал в Новгороде самые старые здания. Они также интересуют нас с, так сказать, оккультной точки зрения. Разного рода орнаменты на их стенах, элементы внутренней отделки, даже внешний вид домов многое может подсказать знающим людям. Все подобные вещи весьма интересуют членов нашего общества.

– Какого именно? – быстро спросил Бокий.

– Тулле, – ответил фон Кемпфер. – А вы осведомлены о деятельности оккультных обществ?

– Не всех, конечно, – усмехнулся Бокий, – но кое о чём осведомлён. Разного рода коды, шифры, загадки. Меня интересовало ещё со студенческой поры. Я вижу, у нас это общая черта.

– И она позволит вам отпустить Дитриха? – в том же не совсем серьёзном тоне поинтересовался фон Кемпфер, расслаблено откидываясь на спинку неудобного стула.

– Через какое-то время, да, – согласился Бокий, – если не найдётся причин подвергнуть его аресту. Вполне возможно, что кроме выполнения поставленной вами, гражданин фон Кемпфер, задачи, он совершал какие-то действия, направленные против нашего молодого государства рабочих и крестьян. После проведения следствия, если таковые факты не будут обнаружены, мы немедленно отпустим его.

– Я уверен, что никаких «таковых фактов» вы не обнаружите, – усмехнулся фон Кемпфер, – по той простой причине, что их просто нет. Дитрих не сделает лишнего шага без моего приказа. Он ещё слишком юн и слишком хорошо воспитан, чтобы проявлять неуёмною инициативу.

– При желании факты найти можно всегда, – заметил подкованный чекист Дмитренко. – К примеру, в здании пятнадцатого века у нас расположена комендатура. Военный объект. И ваш дружок Дитрих явно интересовался им.

– Вот за это и ценю Дмитренку, – повернувшись к Бокию, сообщил следователь Гайдин. – Если надо кого-то «закопать» или «утопить», лучше человека не найти.

– И от чего же будет зависеть, найдёте вы факты противоправного поведения Дитриха или нет? – уже серьёзней спросил фон Кемпфер.

– Мне нужна всего лишь копия результатов ваших исследований, – наклонился к нему через стол Бокий, – а, кроме того, ни вы, ни Дитрих фон Лоэнгрин, больше ни разу не пересечёте границу Советской России.

– Вполне приемлемые условия, – кивнул фон Кемпфер, – и Дитриха вы мне не вернёте, пока не будут выполнены.

– Практика брать заложников для обеспечения верности нужных людей была распространена у нас не так давно, – высказался начистоту Бокий. – Так что Дитриха вы получите только в обмен на всю собранную информацию о рыцарях, утонувших в Чудском озере.

– Я всегда считал, что у вас государство сугубых материалистов, – произнёс фон Кемпфер, – которому ни к чему оккультные вещи.

– Может, кому и не нужны, – развёл руками Бокий, – а вот мне так очень интересны. Меня давно уже за глаза оккультным чекистом зовут.

– Тогда, может быть, мы наладим некоторые взаимоотношения на, так сказать, оккультной почве, – также перегнулся через стол Кемпфер, максимально приблизив своё лицо к лицу Бокия.

– До войны и Революции это было бы возможно, – откинулся на спинку стула Бокий, – но не теперь. Война всё изменила. Сейчас меня за один этот разговор могут под ревтрибунал отдать, что бы я вам, гражданин фон Кемпфер, не ответил.

– Очень жаль, – протянул немец, поднимаясь на ноги, – что она слишком многое изменила. – Он потянулся за оружием, но следователь Гайдин накрыл небольшой пистолет большой ладонью и отрицательно покачал головой.

– С оружием к нам можно войти, – сказал он, – но выйти, уже нет.

Кемпфер снова усмехнулся, запахнул поплотнее плащ и вышел из кабинета быстрым шагом.

Декабрь 9 года эпохи Сёва (1935 г.). Токио

Они простояли на улице не меньше минуты, глядя друг другу в глаза. Глеб Иванович, конечно, не знал, какие мысли бродили в голове у молодого немца, сам же он вспоминал март двадцать первого года и щеголеватого чекиста с подковками на каблуках.

– Ты не изменился с тех пор, Дитрих фон Лоэнгрин, – произнёс, наконец, Бокий. – Как был юнцом, так и остался.

– А вас узнать мне стоило определённого труда, – ответил Дитрих. – Вы умеете изменять внешность, товарищ член комиссии ВЧК.

– Здесь, товарищ член общества Тулле, – усмехнулся Бокий, – я более известен, как Ви Мин Цой, корейский эмигрант.

– Насчёт филёров, которые обычно следят за мастерской, можете не беспокоиться, Ви Мин Цой, – произнёс Дитрих. – Им отвели глаза и глядят они куда угодно, только не в нашу с вами сторону.

– Но, всё же, лучше пройтись, – предложил Глеб Иванович, – тем более, мне в театр надо по делам.

– Идёмте, конечно, – кивнул Дитрих. – Можно сесть в моё авто, в вашем возрасте не слишком полезны долгие пешие прогулки, особенно в декабре.

– Здешняя сырость, и правда, скверно сказывается на моих суставах, – сказал Бокий, – Вот только скольким ещё филёрам придётся глаза отводить, когда твой автомобиль к театру подъедет. Для меня это слишком большой риск. И вообще, хотелось бы узнать, как тебе удалось выйти на меня?

– Сначала мы заинтересовались Европейским театром, – легко объяснил Дитрих, – и герр Исаак поручил мне заняться им вплотную. Из всей труппы меня заинтересовал русский эмигрант Руднев, я проследил за ним. И уже в мастерской заметил что-то знакомое в одном из работников. Вы хорошо сумели изменить внешность, но я-то видел вас уже однажды.

– Это было довольно давно, Дитрих, – усомнился в его искренности Бокий, – и в отличие от тебя, я довольно сильно изменился. А видел ты меня дважды, и не больше пары минут. В первый раз, к тому же, через окошко в тюремной двери.

– И всё же, мне удалось узнать вас, Ви Мин, – развёл руками Дитрих, – а как уж мне это удалось, какая разница.

– Да, в общем-то, никакой, – согласился Бокий. – Я так понимаю, что ты всё ещё работаешь с фон Кемпфером. Я хотел поговорить с ним, насчёт одного предложения, что он сделал ещё в Новгороде, в двадцать первом. Он поймёт. Да и оружие ему верну, раз такая оказия выпала.

– Со мной вы разговаривать не желаете? – поинтересовался напоследок явно уязвлённый Дитрих.

– В любом случае, решение будет принимать фон Кемпфер, – развёл руками Бокий, – лучше уж поговорить сразу с ним.

И он ускорил шаг, повернувшись к юноше спиной. Тот понимал, что дальше разговора не будет в любом случае, оставалось только вернуться к Исааку с тем, что есть.

Токио. Посольство Германии.

Риббентроп хоть и не был профессиональным дипломатом, однако главное правило дипломатии знал. И правило это гласило – всегда сохраняй спокойствие, делай лучшую мину при худшей игре. Он старался следовать ему всегда, но иногда – очень редко – бывали ситуации, когда позволял себе забыть о нём. Почти всегда он делал это намерено, преследуя какие-то цели. Но в тот раз, чрезвычайный и полномочный посол Третьего Рейха в Японской империи попросту вышел из себя.

– Что себе позволяют ваши люди, герр фон Кемпфер?! – Риббентроп надсаживал горло, крича прямо в лицо Исааку, как будто они находились не в одной не слишком большой комнате, а на расстоянии метров пятидесяти друг от друга. – Я веду переговоры день и ночь, у меня уже язык заплетается, и уши сворачиваются от японской речи. Вы бы слышали, как они коверкают великий немецкий язык! Слушать противно! И вот пока я вынуждено имею дело с японцами, пытаясь выторговать у них как можно более выгодные условия нашего будущего союза, вы раз за разом устраиваете чёрт знает что! Мало вам было одной провокации у этого чёртова театра, так ваши люди тут же напали на этого русского эмигранта прямо у дверей того же театра. А вы знаете, что у военного министра имеются на него какие-то свои планы. Он даже из Манчжурии вытащил этого русского фашиста Родзаевского. Тот присутствовал при наших переговорах пару раз. Так что русского эмигранта я приказываю вам оставить в покое. И не приближайтесь к чёртову театру ближе чем на километр!

– Герр Риббентроп, – в противоположность послу Исаак говорил тихо и спокойно, – вы не можете мне приказывать. Мы тут практически с частным визитом по делам Аненербе, и к министерству иностранных дел никакого отношения не имеем. Мы просто были попутчиками на борту «Графа Цеппелина», и я терплю ваши крики только из уважения к вашему статусу и партийному стажу.

– Ваша ирония по этому поводу неуместна, герр попутчик, – Риббентроп успокоился и перешёл на ледяной тон. – Ваши люди позволяют себе брать солдат моей охраны, как будто это их игрушки. Не многовато ли берут на себя простые попутчики? К тому же, – посол заговорил ещё тише, придавая своим словам большее значение, – Араки Садао намекал мне на некую диверсию, устроенную вашими людьми, герр Исаак, на каком-то секретном объекте. Это дало японцам несколько дополнительных козырей на переговорах. А перед Нейратом [20]20
  Константин фон Нейрат – немецкий дипломат, министр иностранных дел Германии (1932–1938).


[Закрыть]мне отчитываться, а не вам. В общем, герр Исаак, вы должны прекратить вашу бурную деятельность в Токио и оставите в покое моих людей.

– Относительно нападения на какие-то секретные объекты, – тоже понизил голос фон Кемпфер, – никаких доказательств нашей причастности у японцев быть не может. Пусть лучше с собственными инсургентами и прочими самураями разбираются, как следует, а не кивают на мифическую заграничную угрозу. Если она от кого и может исходить, так только от Советов, а уж никак не с нашей стороны.

– Думаете, я не пытался втолковать то же самое Садао и Коки, – сказал Риббентроп, – но доказательства у японцев есть. Неоспоримые доказательства, герр фон Кемпфер. Можете мне, хотя бы, ответить, куда делись двое солдат моей охраны. Их забрали ваши спутники, братья фон Нейманы, точнее взяли половину отряда, пятерых солдат, а в казарму при посольстве вернулись только трое. И, что характерно, произошло это как раз в тот день, когда, по словам Садао, было совершено нападение на этот их секретный объект.

– Я поговорю с фон Нейманами, – ответил фон Кемпфер, – с них станется проявить ненужную инициативу. Однако, работы своей в Токио прекращать не стану. Она, может статься, не менее важна, чем ваши переговоры.

– Я вас больше не задерживаю, – отмахнулся рукой Риббентроп. Кемпфер гвардейски щёлкнул каблуками и вышел из кабинета, не отдав на прощание салюта. Риббентроп поглядел ему вслед, и достал из ящика стола сигареты.

Вызов к загадочному хакусяку, которого никогда не называли по имени-фамилии, пришёл неожиданно. В театр, прямо в разгар репетиций, явился один из кэмпэй. Он предъявил Дороши хризантему на лацкане потёртого пиджака и попросил проводить его к антрепренёру. Дороши проводила, тот, ничего не сказав, отдал Накадзо запечатанный пакет с той же хризантемой и покинул театр.

Накадзо проглядел письмо и тут же лично отправился в зал.

– Простите! – громко произнёс он практически с порога. – Но мне надо забрать с репетиции Руднева-сан и Ютаро-кун.

– Послушайте, Накадзо-сан, – обернулась к нему режиссёр Акамицу. – Даже если ни один, ни второй не играют главные роли, это ещё не означает, что их можно постоянно срывать с репетиций. Вы же человек не чуждый культуры, должны понимать, что постоянно проходить роли с «фантомами» или со мной в роли едва ли не всех второстепенных персонажей, это вредить спектаклю. Ютаро-кун и Руднев-сан – не профессиональные актёры, им постоянно нужно объяснять мизансцены, не так давно мне приходилось их под руку водить по сцене, чтобы добиться хоть какого-то результата. В последнее время, Накадзо-сан, мы выпускаем крайне мало спектаклей, каждый из них должен греметь не только благодаря общей экзотичности и тому, что мы не переиначиваем сюжеты на национальный лад…

– Я вижу, у вас в душе накипело, – улыбнулся Накадзо, мгновенно обезоружив Акамицу, – но меня требуют к себе те, кто дают деньги на наш театр. И им надо увидеть, как минимум, двоих актёров. Я едва сумел уговорить их, чтобы с репетиции не срывали Марину-сан и Асахико-кун. Это кое-чего да стоит, верно, Акамицу-сан? – Очень надеюсь, Накадзо-сан, – не преминула-таки вставить шпильку режиссёр, показывая всё своё недовольство, – что эти люди не задержат Руднева-сан и Ютаро-кун слишком долго.

– А вот этого я обещать не могу, развёл руками Накадзо. – Только если мы поторопимся сейчас, то имеем шансы и вернуться пораньше.

Так мы с Ютаро отправились на новую встречу с хакусяку.

Ехали на театральном авто, за рулём сидел сам Накадзо. Он привёз нас к небольшому дому, выстроенному в традиционном стиле. Он находился ближе к Акихабаре, где подобными никого не удивить. Отличался только более внушительным видом, да тем, что окружал его небольшой заборчик. Мы оставили авто у этого самого забора и прошли в калитку. Во дворе дома оказался разбит приятный садик с укрытыми снегом камнями разного размера. Собственно, расчищена была только дорожка к крыльцу.

Хакусяку сидел на крыльце. Одет он был в тёплое кимоно, не хватало только пары мечей заткнутых за пояс. Внешний вид его сейчас настолько дисгармонировал с его образом «европеизированного японца», в каком он предстал в прошлый раз, что мне стоило известных усилий не замереть прямо у калитки. Ютаро, явно также знакомый с хакусяку, видимо, был, как и я, несколько шокирован. Накадзо даже пришлось подтолкнуть его в спину.

– Присаживайтесь, – усмехнулся хакусяку. – Сегодня, как вы можете видеть, у нас встреча неформальная. Потому и вести себя можно свободнее. – Он даже хлопнул ладонью по крыльцу, приглашая нас.

Оставив обувь на выложенной камнем дорожке, опоясывающей дом, мы забрались на крыльцо, и расселись на холодном дереве. Я откинулся спиной на один из столбиков, поддерживающих крышу дома, обхватил руками колено.

– О том, что фон Кемпфер развёл бурную деятельность сразу по приезду, думаю, Накадзо-сан, вам уже сообщил, – начал хакусяку. – На тот случай, если он не сделал этого, скажу, за атакой на лабораторию стоит именно он. Скорее всего, там побывали ваши, Руднев-сан, знакомцы, которых вы с Мариной-кун выкинули из театра на днях.

– Это вы про того лысого верзилу в боа и его невежливого братца? – припомнил я.

– Именно, – кивнул хакусяку. – За пять минут до этого они схватились с токко, оставив от них только трупы, причём часть отряда полицейских превратилась в осколки кристаллов и дурно пахнущие лужи. Примерно такие остались на месте нападения в Синагаве. Ну, это в довесок ко всем маркировкам на гильзах и прочим уликам, которым сейчас Хирота-сан тычет в лицо Риббентропу, пытаясь выторговать побольше на переговорах.