Текст книги "Осень в Пекине (др.перевод)"

Автор книги: Борис Виан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

XI

– Уже долго идем, – сказал Афанарел.

– Да? – удивился Иоанчик. – А я и не заметил. Воспарил мыслию… самой обычной, правда, о величии Господа и ничтожестве человека, оказавшегося в пустыне.

– Да, – сказала Медь. – Нового здесь действительно мало.

– Обычно у меня в мыслях совсем не то, что у моих сотоварищей, – продолжал Иоанчик. – Это и составляло прелесть моих воспарений и придавало им в то же время очень личный характер. Однако на этот раз я изобрел велосипед.

– Интересно, как это у вас получилось? – удивился Афанарел.

– Правда, интересно? – подхватил Иоанчик. – Раньше я и сам не понимал, за счет чего так получается, но теперь я просто играючи достигаю нужного эффекта: подумал о велосипеде – и готово.

– После ваших пояснений кажется, что это совсем несложно, – сказал Афанарел.

– Да, – подтвердил аббат, – но не стоит обольщаться, это всего лишь иллюзия. Что это там, впереди?

– Не вижу, – сказал Афанарел, пялясь вдаль.

– Человек какой-то, – сказала Медь.

– А… – сказал Иоанчик. – Может быть, это Леон?

– Вряд ли, – возразил Афанарел. – Я здесь утром проходил – тут ничего не было.

Беседуя таким образом, они тем временем приблизились к обсуждаемому объекту. Не слишком быстро, правда, ибо объект передвигался в том же направлении, что и они.

– Эй!.. – крикнул Афанарел.

– Эй!.. – отозвался голос Анжеля.

Объект остановился и оказался Анжелем. Через несколько мгновений они уже стояли рядом с ним.

– Здравствуйте, – сказал Афанарел. – Это Медь, а это аббат Иоанчик.

– Здравствуйте… – сказал Анжель.

Они пожали друг другу руки.

– Прогуливаетесь? – спросил Иоанчик. – Размышляете о смысле жизни, наверное?

– Да нет, – возразил Анжель. – Просто ушел из гостиницы.

– А куда вы направлялись? – спросил археолог.

– А никуда, – сказал Анжель. – Там у них все так ужасно скрипит…

– У них – это у кого? – спросил аббат. – Учтите, что-что, а тайны я хранить умею.

– Да я вам и так скажу, – усмехнулся Анжель. – Никакой тайны в этом нет. У Бирюзы с Анном.

– А! – воскликнул аббат. – Значит, они там…

– К тому же она не может при этом не кричать, – сказал Анжель. – Это ужасно. А я живу как раз в соседней комнате. Я просто больше не могу это выносить.

Медь подошла к Анжелю, обвила его шею руками и поцеловала.

– Пойдемте с нами, – позвала она. – Мы разыскиваем Клода Леона. Знаете, аббат Иоанчик очень забавный человек.

Желто-чернильную темноту ночи то тут, то там пронизывали тонкие пучки звездного света, падающего на Землю под самыми разными углами. Стоя в темноте, Анжель пытался разглядеть лицо девушки.

– Вы очень хорошая, – сказал он.

Аббат Иоанчик и Афанарел шли впереди.

– Нет, – возразила она. – Не такая уж я и хорошая. Хотите знать, как я выгляжу?

– Хочу.

– Возьмите зажигалку.

– У меня нет зажигалки.

– Тогда протяните руки. – Она немного отстранилась от него.

Анжель положил руки на ее прямые плечи, затем стал поднимать их вверх вдоль шеи. Его пальцы блуждали по ее щекам, нежно коснулись век ее закрытых глаз и исчезли в черных волосах.

– От вас исходит странный аромат, – сказал он.

– Да?

– Это запах пустыни.

Руки его вновь повисли вдоль тела.

– Но вы узнали только мое лицо… – запротестовала Медь.

Анжель ничего не ответил и продолжал стоять без движения. Она подошла к нему вплотную и снова обвила его шею обнаженными руками. Ее щека коснулась его щеки.

– Вы плакали, – прошептала она.

– Да, – пробормотал Анжель. Он так и стоял без движения.

– Вы плачете из-за женщины. Она того не стоит.

– Я плачу не из-за нее, – сказал Анжель. – А оттого, что знаю, какой она была и какой она станет. – Казалось, он вдруг очнулся от тяжелого сна. Он обнял Медь за талию. – Вы очень хорошая, – сказал он. – Пойдемте, догоним их.

Она высвободилась из его объятий и взяла его за руку. Спотыкаясь в темноте, они побежали по песчаной дюне. Медь смеялась.

Аббат Иоанчик только что объяснил Афанарелу, каким образом Клод Леон был отправлен в Экзопотамию.

– Понимаете, – говорил он, – такому человеку не место в тюрьме.

– Безусловно, – согласился Афанарел.

– Правда ведь? – оживился Иоанчик. – Его бы надо сразу на гильотину. Но, как говорится, у епископа всюду есть рука.

– Леону повезло.

– Но имейте в виду, это мало что меняет. Можно, конечно, считать, что отшельником быть даже забавно. Благодаря этому он сможет протянуть еще несколько лет.

– Вы о чем? – поинтересовалась Медь, которая услышала только последние слова аббата.

– О том, что через три-четыре года уединения человек обычно сходит с ума, – сказал аббат. – Потом идет и убивает первую попавшуюся девочку, с которой и познакомился-то только для того, чтоб ее изнасиловать.

– И это всегда именно так и кончается? – удивился Анжель.

– Всегда, – подтвердил Иоанчик. – Был только один случай, когда получилось иначе.

– Кто же это был? – спросил Афанарел.

– Один очень хороший человек, – сказал Иоанчик. – Святой, можно сказать. Это очень длинная, но в высшей степени поучительная история.

– Расскажите… – настойчиво проговорила Медь и умоляюще посмотрела на него.

– Нет, – сказал аббат. – Это невозможно. Слишком долго рассказывать. Скажу лишь о том, как все это кончилось. Шел он, значит, шел, и первая попавшаяся ему на пути девочка…

– Замолчите! – воскликнул Афанарел. – Это невыносимо!..

– Так ведь она его убила, – сказал Иоанчик. – Маньячка она была!

– О… – вздохнула Медь. – Это ужасно. Бедный мальчик! Как его звали?

– Иоанчик, – сказал аббат. – Ах! Простите! Я отвлекся. Его звали Леверье!

– Поразительно! – воскликнул Анжель. – Я тоже знал одного Леверье, но он кончил совсем не так.

– Значит, это не тот, – сказал Иоанчик. – Или же я солгал.

– Логично… – согласился Афанарел.

– Посмотрите, – сказала Медь. – Там какой-то огонек впереди.

– Кажется, мы у цели, – объявил Иоанчик. – Извините, но сначала я должен пойти туда один. Вы зайдете потом. Так полагается по уставу.

– Кто здесь за нами следит?.. – сказал Анжель. – Мы могли бы пойти вместе с вами.

– А если меня совесть потом замучает?.. – возразил Иоанчик. – Романишель, король дураков…

– Мантию продал и был таков!.. – хором откликнулись трое его спутников.

– Ладно, – сказал Иоанчик. – Я вижу, вы в религиозных обрядах сведущи, так что можем пойти туда вместе. Мне это даже лучше, а то одному всегда как-то скучно.

Тут он прыгнул далеко вперед и, приземлившись на каблуки, завертелся на корточках вокруг своей оси. Его ряса развевалась вокруг него на ветру, словно большой черный, трудно различимый на песчаном фоне цветок.

– Это тоже входит в религиозный обряд? – поинтересовался археолог.

– Нет! – возразил аббат. – Это моя бабушка придумала: так можно справлять малую нужду на пляже, и никто не заметит. Должен сказать, что я сегодня апостольские трусы не надел – слишком жарко. Но у меня есть на то соответствующее разрешение.

– Все эти разрешения вас, должно быть, в какой-то степени отягощают, – заметил Афанарел.

– Отнюдь! Я переснял их на микрофильм, – сказал Иоанчик. – И они уместились на очень незначительной по размеру кассете. – Он встал. – Пошли!

Клод Леон жил в изящно обставленной маленькой хижине из белого дерева. В углу большой комнаты находился каменный топчан, и это было все.

Дверь из комнаты вела в кухню. Через застекленное окно они увидели самого отшельника: он стоял на коленях у кровати и предавался размышлениям, обхватив голову руками. Аббат вошел в дом.

– Ку-ку! – сказал он.

Отшельник поднял голову.

– Мне еще водить, – сообщил он. – Я досчитал только до пятидесяти.

– Вы играете в прятки, сын мой? – спросил аббат.

– Да, святой отец, – сказал Клод Леон. – С Лавандой.

– Ах! Вот оно что, – протянул аббат. – Можно, я поиграю с вами?

– Конечно, – сказал Клод Леон.

Он поднялся с колен.

– Пойду найду Лаванду, скажу ей… То-то она обрадуется.

И направился на кухню. Теперь уже все остальные – Анжель, Медь и археолог вошли в дом вслед за аббатом.

– Неужели у вас нет специального обряда на случай встречи с отшельником? – удивилась Медь.

– Нет, и это было бы излишне. Теперь ведь он профессионал! – сказал аббат. – Такие шуточки хороши для непосвященных. А с ним теперь все только по уставу.

Леон вернулся в сопровождении прелестной негритянки. У нее был немного вытянутый овал лица, тонкий прямой нос, большие голубые глаза и потрясающая копна рыжих волос. Одета она была в черный бюстгальтер.

– Это Лаванда, – представил ее Клод. – О! – сказал он, завидев еще троих посетителей. – День добрый! Рад вас видеть!

– Меня зовут Афанарел, – сказал археолог. – Это Анжель, а это Медь.

– Поиграем в прятки? – предложил отшельник.

– Нам надо серьезно поговорить, сын мой, – сказал аббат. – Я должен вас проинспектировать. Мне надо задать вам целый ряд вопросов для отчета.

– В таком случае вам лучше остаться наедине, – сказал Афанарел.

– Нет-нет, – возразил Иоанчик. – Мы быстренько.

– Присаживайтесь, – сказала ему Лаванда. – А мы пока пойдем на кухню. Работайте спокойно!

Ее кожа была точно того же цвета, что и волосы Меди, и наоборот. Анжель попытался представить, что было бы, если бы их совместить, и у него закружилась голова.

– Вы это что, нарочно придумали? – спросил он у Меди.

– Вовсе нет, – ответила Медь. – Я раньше ее никогда не видела.

– Уверяю вас, – вмешалась Лаванда, – это просто случайное совпадение.

Они пошли на кухню. Аббат остался с Леоном наедине.

– Ну как? – спросил аббат.

– Все в полном порядке, – ответил Леон.

– Вам здесь нравится?

– Нормально.

– А как у вас обстоит дело с Божьей благодатью?

– С переменным успехом: то есть, то нет.

– А в мыслях что?

– Черным-черно, – сказал Леон. – Но с Лавандой это и понятно. Черно, но без печали. Мрак и пламя.

– Но это же знаки ада! – всполошился аббат.

– Да, – сказал Клод Леон. – Но внутри-то она вся розовая… бархатистая…

– Не может быть.

– Честное слово.

– Тра-та-та, тра-та-та, вышла кошка за кота.

– Аминь, – отозвался отшельник.

Аббат Иоанчик крепко призадумался.

– Кажется, у вас тут никаких нарушений нет, – сказал он. – Думаю, из вас выйдет вполне удобоваримый отшельник. Повесьте себе табличку. По воскресеньям будете принимать посетителей.

– С удовольствием, – кивнул Клод Леон.

– Вы уже придумали себе мученический акт?

– Что?..

– Разве вас не предупредили? – удивился аббат. – Можете, например, постоять на колонне часок-другой или самобичеваться пять раз на дню, можете надеть власяницу или предаваться молитвам двадцать четыре часа в сутки, одним словом, выбор богатый…

– В первый раз слышу, – удивился Клод Леон. – А можно, я что-нибудь другое придумаю? В том, что вы перечислили, так мало истинной святости, и потом, это и до меня сто раз было.

– Оригинальность – вещь опасная, сын мой, – сказал аббат.

– Да, святой отец, – отозвался отшельник.

Леон поразмыслил еще несколько секунд.

– Я мог бы, например, трахать Лаванду… – предложил он.

Теперь уже аббат впал в глубокую задумчивость.

– Лично я в этом ничего предосудительного не вижу, – сказал он. – Но вы понимаете, вам придется делать это каждый раз, когда к вам будут приходить посетители?

– Это же приятно, – ответил Клод Леон.

– А там и в самом деле все розовое и бархатистое?

– В самом деле.

Аббат весь задрожал, и волосики у него на шее встали дыбом. Рукой он погладил себе низ живота.

– И подумать страшно… – прошептал он. – Ну что же, можно считать, что я вам все сказал. Ассоциация помощи отшельникам вышлет вам дополнительную партию консервов.

– Мне и так хватает, – сказал Клод.

– Вам их понадобится очень много. Посетителей у вас будет много. Здесь железную дорогу строить собираются.

– Черт!.. – воскликнул Клод Леон. Он был бледен, но, судя по всему, очень доволен. – Надеюсь, они будут часто навещать меня…

– Повторяю, мне об этом и подумать страшно, – сказал аббат Иоанчик. – А ведь я человек бывалый. Сеновал, навоз, чердак…

– Среди нас один дурак, – подхватил отшельник.

– Пойдемте к остальным, – предложил аббат. – Значит, насчет мученического акта договорились. Я весь свой отчет на этом построю.

– Благодарю вас, – сказал Клод.

Пассаж

Конечно, Амадис Дюдю кошмарная личность, и это уже ни у кого сомнений не вызывает. Он всем отравляет существование, и именно поэтому мы, быть может, где-нибудь посередине от него избавимся, просто-напросто, потому что он коварен, высокомерен, дерзок и у него сплошные претензии. К тому же он гомосексуалист. Теперь уже задействованы почти все действующие лица, и это приведет к разнообразным по своему масштабу последствиям, и прежде всего к сооружению железной дороги – а задача эта очень непростая, ибо они забыли взять с собой щебенку – обстоятельство весьма существенное, поскольку щебенку раковинками маленьких желтых улиток не заменишь, чего, собственно говоря, никто и не предлагал. Пока что они будут класть дорогу на поперечные брусья, и она повиснет над землей; и уже потом под нее подложат доставленную с опозданием щебенку. Конечно, можно строить дорогу и так. Однако, когда я предобъявил в предыдущем пассаже, что речь пойдет и о камнях, я имел в виду совсем не эту злополучную историю со щебенкой. В этом моем тезисе было что-то отдаленно напоминающее грубую, совершенно неизощренную в интеллектуальном отношении символику: очевидно, что обстановка в пустыне начинает со временем угнетающе действовать на психику, в частности из-за этого странного, чернополосого солнца. В заключение хочу заметить, что в процессе повествования должен был появиться еще один второстепенный персонаж – Альфредо Жобес, человек, который точно знает, что такое уменьшенная модель самолета; но теперь уже слишком поздно. Что касается Крюка, то его кораблю суждено затонуть, и, когда он наконец доберется до Экзопотамии, все уже давно будет кончено. Так что я, быть может, еще скажу о нем два-три слова в следующем пассаже или даже этого делать не стану.

Часть вторая

Moderato cantabile

I

День выдался пасмурный, прохладный, но совершенно безветренный. Неутомимое солнце отбеливало, как обычно, острые кончики зеленой жесткой травы. Удрученные гепатроли раскрылись лишь наполовину; Жозеф Барридзоне опустил все шторы на окнах своего ресторана, над которым стояло легкое дрожащее марево. Перед входом в ожидании пассажиров застыло желтое с черными шашечками такси с поднятым флажком. Грузовики только что отбыли на поиски щебенки, оба инженера трудились у себя в комнатах, а рабочие стачивали при помощи напильников заусенцы с неровных углов стальных рельсов. Все кругом вибрировало от мелодичного поскрипывания новых напильников. Из окна своей комнаты Анжель наблюдал за тем, как Олива с Дидишем, держась за руки, вышли из гостиницы и пошли собирать ампочек в маленькую коричневую корзиночку. Рядом с ним на чертежной доске сохла тушь. В соседней комнате Анн делал расчет, а еще дальше Амадис диктовал Бирюзе письмо, в то время как внизу в баре эта сволочь Арлан сидел и выпивал перед тем, как снова вернуться на строительную площадку и опять начать орать на Моряка и Карло. Анжель слышал наверху шаги профессора Членоеда, превратившего чердак в образцовый медицинский пункт. Поскольку больных пока еще не было, он использовал операционный стол для изготовления своих самолетов. Анжель слышал, как он иногда подпрыгивал от радости, однако время от времени его громкие возгласы с сухим стуком падали на пол: это происходило тогда, когда он кричал на практиканта, а тот еще долго что-то гундосил в ответ.

Анжель снова склонился над чертежной доской. Нет, тут никаких сомнений быть не может, если придерживаться исходных данных Амадиса Дюдю. Он покачал головой, отложил рейсфедер, потянулся и усталым шагом направился к двери…

– Можно войти?

Это был голос Анжеля. Анн поднял голову и сказал:

– Да… Привет, старик.

– Здравствуй, – сказал Анжель. – Считаешь?

– Да, – кивнул Анн. – Почти закончил.

– Меня тут кое-что смущает…

– Что именно?

– Надо будет экспроприировать гостиницу у Барридзоне.

– Неужели? – удивился Анн. – Ты уверен?

– Да, – сказал Анжель. – Два раза проверял.

Анн посмотрел расчет и склонился над чертежом.

– Ты прав, – сказал он. – Железная дорога должна пройти точно по центру гостиницы.

– И что же теперь делать? – спросил Анжель. – Надо пустить ее в объезд.

– Амадис не согласится.

– Надо все же спросить у него.

– Пошли, – сказал Анн. Его массивное тело распрямилось и, отодвинув стул, он встал. – Неохота идти к нему, – сказал он.

– Да уж, – согласился Анжель.

Анн вышел в коридор. Анжель последовал за ним и закрыл за собой дверь. Подойдя к двери Амадиса, Анн услышал голоса и сухое стрекотание пишущей машинки. Он дважды постучал в дверь.

– Войдите! – крикнул Амадис.

Машинка стучать перестала, и Анн с Анжелем вошли в комнату. Анжель аккуратно закрыл за собой дверь.

– Что случилось? – спросил Амадис. – Не люблю, когда мне мешают работать.

– У вас тут явно ошибка какая-то, – сказал Анн. – Если придерживаться ваших данных, то дорога должна пройти прямо через гостиницу.

– Какую гостиницу?

– Эту, где мы сейчас находимся. Гостиницу Барридзоне.

– Ну и что? – сказал Амадис. – Какое это имеет значение? Надо будет ее экспроприировать.

– А в объезд нельзя?

– Вы в своем уме? – воскликнул Амадис. – И потом, с какой стати Барридзоне строит свою гостиницу где попало, не поинтересовавшись даже, мешает она кому-нибудь или нет?

– Так не мешала же, – заметил Анжель.

– Вот именно, что помешала! Сами ведь говорите, – сказал Амадис. – Господа, мы платим вам деньги за расчеты и чертежи. Вы уже все закончили?

– Заканчиваем, – сказал Анн.

– В таком случае заканчивайте, если вы еще не все сделали. Я поставлю вопрос о гостинице перед расширенным административным Советом, но я убежден, что траектория трассы выбрана правильно. Продолжим, мадемуазель, – обратился он к Бирюзе.

Анжель посмотрел на Бирюзу. В тусклом свете, пробивавшемся сквозь опущенные шторы, казалось, что у нее очень правильные черты лица с очень нежным выражением, однако глаза были усталыми. Она улыбнулась Анну. Молодые люди вышли в коридор.

– Ну что? – спросил Анжель.

– Будем работать дальше. – Анн пожал плечами: – И вообще, какое нам дело?

– Никакого… – пробормотал Анжель.

Ему хотелось вернуться в кабинет, убить Амадиса и поцеловать Бирюзу. От деревянного некрашеного пола пахло мылом, а щели между досками были доверху забиты желтым песком. Перед окном в самом конце коридора слабый сквознячок раскачивал тяжелую ветвь гепатроля. И вновь, как и в тот вечер, когда они шли с Медью к отшельнику, Анжелю вдруг показалось, что он пробуждается от тяжелого сна.

– Надоело все это, – сказал он. – Пойдем пройдемся.

– Зачем это?

– Потом досчитаешь. Подышим воздухом.

– Ведь все равно придется доделывать, – сказал Анн.

– Потом доделаем.

– Я ужасно вымотался, – сказал Анн.

– Тут уж ты сам виноват.

Анн понял намек и улыбнулся.

– Виноват-то виноват, – сказал он. – Но не я один: мы ведь вдвоем этим занимаемся.

– Нечего было ее сюда тащить, – сказал Анжель.

– Да, тогда бы я не ходил все время такой сонный.

– Ты же не обязан каждый день с ней трахаться.

– Ей это нравится, – сказал Анн.

Анжель помолчал, но потом все-таки выговорил:

– Ведь ей все равно с кем…

– Мне так не кажется, – ответил Анн. Он задумался, потом сказал, совершенно не рисуясь: – Меня бы больше устроило, если бы она это делала со всеми понемногу, и мне бы было при этом все равно. Но она хочет спать только со мной, и мне пока не все равно.

– Почему ты на ней не женишься?

– Потому что наступит момент, когда мне это действительно будет безразлично… – сказал Анн. – Так что я жду.

– А если не наступит?

– Так могло бы быть, если бы она была моей первой женщиной, – объяснил Анн. – Но сейчас уже все не то. Первую ты очень сильно любишь. Положим, года два. Потом в один прекрасный день ты обнаруживаешь, что она уже не производит на тебя того впечатления, что раньше.

– Почему? – удивился Анжель. – Ты же ее любишь.

– Уверяю тебя, это всегда так бывает, – продолжал Анн. – Конечно, это может продлиться больше двух лет или кончиться раньше, если ты связался с какой-нибудь совсем неподходящей, только в конце концов ты вдруг замечаешь, что другая женщина производит на тебя то же впечатление, что первая вначале, и благодаря этому ты как бы молодеешь года на два. Однако со второй это продлится всего лишь год. И так далее. Имей в виду, ты можешь, конечно, продолжать встречаться с первой, любить ее, спать с ней, но все будет уже иначе. Это становится чем-то вроде привычки.

– Как-то это у тебя все неинтересно получается, – сказал Анжель. – Мне кажется, я не такой.

– Тут уж ничего не поделаешь, – вздохнул Анн. – Все мы такие. По сути дела, для мужчины незаменимых женщин нет.

– Физически – может быть, – сказал Анжель.

– Нет, – возразил Анн. – Не только физически; даже в интеллектуальном отношении у мужчины нет потребности в какой-то конкретной женщине. К тому же они так примитивно мыслят…

Анжель молчал. Анн стоял, опершись о дверной косяк своего кабинета. Анжель посмотрел на него, набрал воздуха в грудь и сказал:

– И это ты мне говоришь?.. Ты?!

– Да, – сказал Анн. – Потому что я знаю.

– Если бы судьба подарила мне Бирюзу, – начал Анжель, – если бы Бирюза полюбила меня, я бы прекрасно обошелся без других женщин.

– Не обошелся бы… Года так через два, три или четыре… И даже если бы она к тому моменту любила тебя, как прежде, ты бы сам стал вести себя с ней иначе.

– Зачем?

– Чтобы она тебя разлюбила.

– Я – не ты, – сказал Анжель.

– Они полностью лишены воображения, – продолжал Анн. – Им кажется, что вся жизнь может быть заполнена только ими. А ведь столько всего другого вокруг…

– Нет, – сказал Анжель. – Я тоже так считал до того, как познакомился с Бирюзой.

– Ну и что это меняет? Все вокруг от этого не перестает существовать! Вот хотя бы эта зеленая трава с острыми кончиками… Прикоснуться к ее стебелькам, раздавить раковинку желтой улитки, да так, чтобы она хрустнула и рассыпалась на сухом горячем песке, выискивать блестящие коричневые песчинки, пропускать сквозь пальцы песок… Смотреть на холодный голубой девственный рельс с таким чистым звучанием… Наблюдать за вьющимся над выхлопной трубой дымком… Или же… Ну, не знаю…

– И это ты мне говоришь, Анн…

– Или вот солнце с черными зонами… Никто же толком не знает, что там… Или самолеты профессора Членоеда, или облака… Или делать раскопки и смотреть, что там под землей…

Анжель закрыл глаза.

– Отдай мне Бирюзу, умоляю тебя! – воскликнул он. – Ты же ее не любишь!

– Я люблю ее, – возразил Анн. – Настолько, насколько вообще способен любить. Я не могу сделать так, чтобы все остальное перестало для меня существовать. Если хочешь, возьми ее. Только она ведь не захочет. Она хочет, чтобы я все время о ней думал, чтобы вся моя жизнь зависела от нее одной.

– Продолжай, – сказал Анжель. – Говори, чего она еще хочет.

– Чтобы все кругом рухнуло и погибло, чтобы мир перестал существовать и чтобы мы остались наконец вдвоем, с ней наедине. Хочет, чтобы я стал начальником вместо Амадиса Дюдю, и тогда она станет моей секретаршей.

– Но ты ее изнашиваешь, – пробормотал Анжель.

– Ты бы предпочел делать это сам?

– Я бы не стал ее портить, – сказал Анжель. – Даже прикасаться бы к ней не стал. Только целовал бы иногда и заворачивал, обнаженную, в белую ткань.

– Но они этого не понимают, – продолжал Анн. – Им даже в голову не приходит, что человека может интересовать что-то совсем другое, а если и приходит, то очень немногим из них. Они в этом не виноваты. Они просто не понимают, какие колоссальные возможности предоставляет нам жизнь.

– Ты о чем?

– Можно, например, полежать на песке, и чтобы дул ветерок, и чтобы ни о чем не думать… – произнес задумчиво Анн. – Или же можно идти вперед, все видеть, все понимать и созидать: строить каменные дома для людей, делать так, чтобы у них все было, автомобили, свет и, вообще, что душе угодно. Чтобы можно было, например, просто ничего не делать, лежать в солнечную погоду на песке, ни о чем не думать и спать с женщинами.

– Значит, ты все-таки иногда хочешь с ними спать, – заметил Анжель.

– Я всегда хочу, – сказал Анн. – Только без всего остального я тоже обойтись не могу.

– Не порти Бирюзу!! – Голос Анжеля дрожал.

Анн провел ладонью по лбу.

– Она сама себя портит, – сказал он. – И тут уж ее не остановишь. Потом, когда я ее брошу, вид у нее будет совсем истрепанный; но, если она тебя полюбит, она очень скоро станет прежней. Почти прежней. Но потом она истреплется в два раза быстрее, и ты не сможешь этого вынести.

– И что?.. – спросил Анжель.

– А то, что я не знаю, как ты себя тогда поведешь, – сказал Анн. – Но дело в том, что с каждым разом она будет изнашиваться все быстрее и быстрее, в геометрической прогрессии.

– Попытайся отвратить ее от себя, – посоветовал Анжель.

Анн рассмеялся:

– Сейчас я еще не смогу. Я еще люблю ее, и мне хорошо с ней в постели.

– Замолчи, – сказал Анжель.

– Пойду доделывать расчеты, – сказал Анн. – А ты дурак! Столько красивых девушек вокруг!

– Они наводят на меня тоску, – сказал Анжель. – Мне сейчас так плохо.

Тяжелая рука Анна легла Анжелю на плечо.

– Пойди погуляй, – предложил Анн. – Подыши свежим воздухом. Не думай больше об этом.

– Я хотел пройтись, – сказал Анжель. – Это ты отказался. А я ни о чем другом думать не могу. Она так изменилась.

– Да нет же, – возразил Анн. – Просто теперь она поднаторела в постели.

Анжель засопел и поплелся к себе в комнату. Анн засмеялся, глядя ему вслед, и открыл дверь в свой кабинет.