Текст книги "Осень в Пекине (др.перевод)"

Автор книги: Борис Виан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– О… – протянул Анжель. – Зря я вам, наверное, все это рассказываю…

– И совсем не зря, – сказал Афанарел. – Просто я за вас переживаю. Понимаете, я думал, что мне уже все безразлично. – Он остановился, почесал затылок и снова двинулся в путь. – Это все пустыня… – заключил он. – В пустыне хорошо сохраняешься. – Он положил руку Анжелю на плечо. – Пожалуй, нам здесь придется расстаться, – сказал он. – Не хочу лишний раз встречаться с этим типом…

– С Амадисом?..

– Да. Он… – Археолог с трудом подбирал слова. – … Он… он мне положительно остопиздел. – Залившись краской, Афанарел пожал Анжелю руку. – Конечно, мне бы не следовало так выражаться, но этот Дюдю просто невыносим. До скорой встречи! На днях зайду к вам в гостиницу, в ресторан.

– До свиданья, – сказал Анжель. – Хотелось бы взглянуть и на ваши раскопки.

Афанарел только покачал головой.

– Что там интересного? Одни коробочки кругом. Правда, симпатичные. Ну, я пошел. Приходите, когда хотите, я буду рад!

– До свиданья, – повторил Анжель.

Археолог резко свернул направо и исчез в песчаной впадине. Анжель ждал, когда его седая голова вынырнет снова, и скоро увидел его даже во весь рост: носки Афанарела выглядывали из его высоких парусиновых ботинок, и весь он чем-то походил на белоногую лошадь. Затем археолог снова исчез за очередной песчаной выпуклостью. Фигура его постепенно уменьшалась в размерах, однако следы шли точно по скрученной, как свиной хвостик, прямой.

Анжель снова посмотрел в сторону белого ресторана, украшенного и там и тут яркими цветами, и устремился вперед, к своим товарищам. Рядом с чудовищными по размеру грузовиками съежилось маленькое желтое с черными шашечками такси. Вид оно имело жалкий, как старая колымага рядом с современным, созданным по проекту очень известного в узком кругу изобретателя лимузином.

Недалеко от гостиницы на вздымающихся ветрах трепетало, как на мачте, ярко-зеленое платье Бирюзы. Оно было залито солнечным светом и, несмотря на неровности почвы, отбрасывало на песок очень красивую фигурную тень.

IX

– Уверяю вас! Это правда, – повторил Мартен Толстен.

Его упитанное розовое лицо сияло от возбуждения, а из каждого волосика на голове торчало по хохолку.

– Толстен, я вам не верю, – ответил археолог. – Что угодно можете говорить, только не это. Ваши прочие нелепицы я тоже слушать не буду, не в обиду вам будь сказано.

– Черт! – расстроился Толстен.

– Толстен, переписали бы вы мне лучше третью песнь «Мальдорора»: слова пишите задом наперед, ну и, где надо, соответственно, меняйте написание.

– Хорошо, хозяин, – ответил Толстен. Но вдруг его прорвало, и он добавил: – Пойдите и посмотрите сами!

Афанарел смерил его внимательным взглядом и покачал головой:

– Вы неисправимы. Но так и быть. Наказание ваше я усугублять не буду!

– Хозяин! Умоляю вас!

– Ладно, схожу, – пробурчал, не выдержав такого напора, Афанарел.

– Это она и есть, уверяю вас. Помните описание в учебнике Уильяма Багля? Полностью совпадает!

– Вы сошли с ума, Мартен. Думаете, линию Веры можно так вот просто взять и найти? Выходку вашу я вам прощаю, поскольку вы дурак, но во всем надо знать меру. Вы же взрослый человек, в конце концов.

– Да послушайте же, черт возьми! Это же правда…

Афанарел дрогнул. Впервые за все время раскопок после ежедневного доклада Толстена у него создалось впечатление, что произошло нечто поистине значительное.

– Надо посмотреть, – сказал он.

Затем встал и вышел.

Дрожащее пламя газовой лампы с колпаком ярко освещало землю и брезент палатки, вырезая из мрака ночи светлое конусообразное пространство. Голова Афанарела была скрыта темнотой, на оставшуюся же часть тела падал мягкий свет от раскаленного колпака. Мартен семенил рядом с археологом, энергично перебирая короткими ногами и вращая круглым задом. Они передвигались в кромешной тьме, и только электрический фонарик Мартена указывал им путь к узкому глубокому отверстию, ведущему к очистному забою шахты. Мартен начал спускаться первым; он пыхтел, цепляясь за перила из черненого серебра, которые Афанарел с присущей ему неумеренной изысканностью – недостатком большим, но простительным – велел укрепить в проходе, ведущем к месту раскопок.

Афанарел посмотрел на небо. Астролябия мерцала, как обычно – три черные вспышки, одна зеленая, две красные и под конец две бесцветные. Желтоватая и дряблая Большая Медведица испускала световые толчки низкого напряжения, а Орион и вовсе потух. Археолог пожал плечами и солдатиком прыгнул в темное отверстие. Он надеялся приземлиться на толстую жировую прослойку своего доверенного лица. Однако Мартен уже прошел вперед по горизонтальной галерее, и поэтому ему пришлось вернуться, чтобы помочь своему хозяину выбраться из земли, в которой худощавое тело последнего оставило плутонообразный цилиндрический отпечаток.

Через сколько-то там чего-то галерея разветвлялась практически во всех мыслимых направлениях. Это было результатом напряженного труда большого археологического коллектива. Каждое ответвление было соответствующим образом пронумеровано – на белых дощечках красовались грубо начерченные цифры. Электрические провода совершенно бесшумно шли под потолками подземных каменных галерей. То тут, то там светили электрические лампочки, тужась изо всех сил перед тем, как лопнуть. Издалека уже доносилось хриплое дыхание работающего на сжатом воздухе насоса, с помощью которого Афанарел, предварительно превратив воздух эмульсионным методом в аэрозоль, избавлялся от смеси песка, земли и камней, а также от всякой прочей гадости, ежедневно перемалываемой его отбойными станками.

Они шли по галерее номер семь. Афанарел с трудом удерживал Мартена в своем поле зрения, ибо последний, придя в состояние крайнего возбуждения, стремительно продвигался вперед. Галерея была проложена как бы одним ударом, по прямой, и в конце ее можно было уже различить тени афанареловых людей, управляющих мощной и сложной техникой, с помощью которой археолог добывал свои чудесные находки, составляющие гордость его коллекции, хотя та и признавалась в этом только наедине сама с собой.

Преодолевая оставшуюся часть пути, Афа почувствовал столь характерный и столь чудесный запах, что все его сомнения мгновенно рассеялись. Теперь ни о какой ошибке не могло быть и речи: его помощники действительно обнаружили линию Веры. Это был тот самый, таинственный и сложный аромат подземных каменных залов, свежий, сухой и девственный дух пустоты, исходящий от земли там, где та таит под собой останки исчезнувших в пучине времени памятников. В его кармане позвякивали мелкие предметы, а молоток в кожаном чехле больно бился о ляжку. Становилось все светлее и светлее; когда археолог был уже почти у цели, от нетерпения у него перехватило дыхание. А люди его напряженно работали: пронзительный рев турбины, наполовину поглощаемый звукоизолирующим саркофагом, заполнял собой узкий каменный тупик, а воздух громко пыхтел в кольчатых трубах эмульсора.

Мартен пожирал глазами режущие зубчатые колесики, которые все глубже и глубже вгрызались в каменную стену. Рядом с ним обнаженные до пояса двое мужчин и женщина тоже следили за происходящим. Время от времени кто-нибудь из них ловким отработанным движением поворачивал на командном пульте рычажок или выключатель.

С первого взгляда Афанарел понял, что, собственно, находилось перед ними. Острые зубья машины вгрызались в плотный слой пород, закрывающий проход в гипостойльный зал. Судя по толщине уже очищенной стены, зал был очень больших размеров. Машина ловко шла по контуру входа, и теперь уже местами проступала сама стена, чуть прикрытая несколькими миллиметрами застывшего ила. То тут, то там спресованная земля неровными пластами начинала отходить от вновь обретшего дыхание камня.

С трудом сглатывая слюну, Афанарел отключил машину, и она со стоном начала постепенно спускать обороты и встала. Двое мужчин и женщина обернулись. Увидев археолога, они тут же подошли к нему.

– Это она, – сказал Афанарел.

Мужчины протянули ему руки, он пожал их одну за другой и притянул к себе молодую женщину:

– Ну, ты довольна, Медь?

Она только улыбнулась в ответ. У нее были черные глаза, черные волосы и кожа цвета темной охры. Почти фиолетовые соски венчали ее округлые твердые груди.

– Дело сделано, – сказала она. – Несмотря ни на что, мы нашли ее.

– Теперь вы втроем можете выйти отсюда, – объявил Афанарел, поглаживая горячую обнаженную спину девушки.

– Об этом и речи быть не может, – сказал тот, что был справа.

– Почему, Бертил? – удивился Афанарел. – Твой брат, может быть, даже очень хочет подняться наверх.

– Нет, – сказал Брис. – Лучше мы еще поработаем.

– Больше вам тут ничего не попадалось? – спросил Толстен.

– Все там, в углу, – сказала Медь. – Еще несколько горшков и ламп и еще одна примочина.

– Это все потом, – отмахнулся Афанарел. – Пошли, – добавил он, обращаясь к Меди.

– Ну что же, теперь можно, – сказала она.

– Зря твои братья не хотят выйти. Подышали бы свежим воздухом!

– Здесь и так воздуха хватает, – сказал Бертил. – И потом, мы хотим поскорее увидеть, что там дальше.

Его рука потянулась к машине, стараясь нащупать «Пуск». Он нажал на черную кнопку. Машина тихо зарокотала, сначала ласково и робко, затем все увереннее и мощнее, по мере того как общий тон набирал высоту.

– Смотрите не перетрудитесь! – крикнул Афанарел поверх стоящего шума.

Зубцы машины снова принялись вырывать у земли тяжелые комья пыли, которые тут же всасывались абсорберами.

И Брис, и Бертил с улыбкой покачали головами.

– Все будет в порядке, – сказал Брис.

– Пока, – бросил археолог на прощание.

И он повернул назад по галерее. Взяв его под руку, Медь проследовала за ним. Она шла легким пружинистым шагом. Когда они проходили мимо электрических лампочек, ее оранжевая кожа отражала их свет. За ними шел Мартен Толстен: несмотря на его дурные наклонности, форма бедер молодой женщины производила на него большое впечатление.

Они молча дошли до перекрестка, куда сходились все подземные галереи, и тут Медь, отпустив локоть Афанарела, направилась к небольшой выдолбленной в камне нише и извлекла оттуда свои вещи. Сняв коротенькую рабочую юбку, она надела шелковую блузку и белые шорты. Афанарел и Мартен отвернулись: первый – из уважения к молодой женщине, второй – чтобы не изменить Дюпону даже в мыслях, ибо Медь носила юбку на голое тело. Однако сказать, что ей чего-то там не хватало, в данном случае было бы несправедливо.

Как только она переоделась, они быстро направились к выходу и теперь уже совершали восхождение по шахте с серебряными перилами. Мартен поднялся первым, Афанарел замыкал шествие.

Выйдя из подземелья, Медь сладко потянулась. Сквозь тонкий шелк явственно просвечивали более темные участки ее груди, и длилось это до тех пор, пока Афанарел не попросил Мартена отвести от нее свой электрический фонарик.

– Как хорошо… – прошептала девушка. – Как тут тихо!

В этот момент издалека донесся гулкий звон от столкновения металлических предметов, и эхо от него еще долго разносилось над дюнами.

– Что это? – спросила Медь.

– Здесь у нас за это время много чего произошло, – сказал Афанарел. – Понаехала куча народу. Будут строить железную дорогу.

Они уже дошли до самой палатки археолога.

– А кто они? – спросила Медь.

– Там двое мужчин, – сказал археолог. – Двое мужчин и одна женщина. И еще дети, рабочие и Амадис Дюдю.

– А он кто?

– Гнусный педераст, – сказал Афанарел.

И осекся. Он совершенно забыл о Мартене. Но Мартена уже с ними не было – он пошел на кухню к Дюпону, и Афанарел с облегчением вздохнул.

– Понимаешь, я не люблю обижать Мартена, – сказал он.

– А эти двое мужчин что? – спросила Медь.

– Один мне очень понравился, – сказал Афанарел. – Другого любит женщина. Которую любит тот, первый. Его зовут Анжель. Он красивый.

– Красивый… – медленно повторила за ним Медь.

– Да, – подтвердил археолог. – Но этот Амадис… – Его передернуло. – Пойдем выпьем чего-нибудь. А то замерзнешь.

– Мне так хорошо… – прошептала Медь. – Анжель… Странное имя.

– Да, – сказал археолог. – Вообще у них у всех имена странные.

На столе в гостеприимно распахнутой палатке ярко светила газовая лампа. Там было уютно и тепло.

– Заходи, – подтолкнул девушку вперед археолог.

Медь вошла в палатку.

– Здравствуйте, – сказал сидевший за столом аббат.

Увидев их, он встал.

X

– Сколько пушечных ядер может понадобиться, чтобы разрушить город Лион? – ни с того ни с сего спросил аббат у вошедшего вслед за Медью археолога.

– Одиннадцать! – ответил Афанарел.

– Черт! Это слишком много. Скажите «три».

– Три, – повторил Афанарел.

Аббат схватил свои четки и три раза очень быстро прочитал молитву. Потом четки снова повисли у него в руке. Медь села на постель Афы. Последний же с изумлением взирал на священнослужителя.

– А что вы, собственно, делаете в моей палатке?

– Я только что сюда зашел, – сказал аббат. – В чехарду играть умеете?

– Ой, здорово! – захлопала в ладоши Медь. – Давайте играть в чехарду!

– Мне бы вообще не следовало разговаривать с вами, – сказал аббат, – ибо вы распутное создание. Но у вас отменная грудь.

– Благодарю вас, – сказала Медь. – Я знаю.

– Я разыскиваю Клода Леона, – сообщил аббат. – Отшельника. Он должен был прибыть недели две назад. Я областной инспектор. Могу показать удостоверение. Вообще-то в округе немало отшельников, но все они обитают довольно далеко отсюда. Что касается Клода Леона, то он должен быть где-то здесь, поблизости.

– Я его не видел, – сказал Афанарел.

– И слава Богу! – воскликнул аббат. – По уставу отшельник вообще не имеет права выходить из уединения, разве что по особому разрешению областного инспектора. – И он расшаркался перед собравшимися. – А это я и есть, – сказал он. – Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять…

– Вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет, – подхватила Медь.

Закон Божий она все еще знала наизусть.

– Благодарю вас, – сказал аббат. – Как я уже имел честь вам сообщить, Клод Леон должен быть где-то здесь, неподалеку. Может быть, мы вместе его и поищем?

– Надо перекусить перед дорогой, – напомнил Афанарел. – Медь! Ты ведь ничего не ела. Так нельзя.

– Я, пожалуй, съем бутерброд, – сказала девушка.

– Вы не откажетесь от рюмочки «Куэнтро», аббат?

– «Куэнтро» – это, конечно, хорошо, – заметил аббат, – только мне нельзя пить по религиозным соображениям. Если вы не возражаете, на этот раз я сделаю исключение и выдам себе особое разрешение.

– Ради Бога, – сказал Афанарел. – А я пока схожу за Дюпоном. Бумага и ручка у вас есть?

– У меня с собой готовые бланки, – сообщил аббат. – Бланк отрываешь, корешок остается. Так я, по крайней мере, всегда знаю, на каком я свете.

Афанарел вышел из палатки и повернул налево. Кухня Дюпона возвышалась совсем близко. Распахнув без стука дверь, он вошел и посветил зажигалкой. При свете неровного пламени можно было различить постель Дюпона и спящего в ней Толстена. На его щеках были видны следы высохших слез, а все его тело еще, как говорится, сотрясалось от рыданий. Афанарел склонился над ним.

– Где Дюпон? – спросил он у Толстена.

Толстен проснулся и зарыдал снова.

– Он вышел, – ответил тот. – Его нет.

– А… – протянул археолог. – А вы не знаете, где он может быть?

– Наверняка с этой блядью Амадисом, – всхлипнул Толстен. – Он мне еще за это заплатит.

– Хватит, Толстен, – строго сказал Афанарел. – В конце концов, Дюпон вам не жена…

– Вот именно, что жена, – сухо возразил Толстен. Плакать он перестал. – Приехав сюда, мы разбили с ним вместе горшок, – продолжил он, – как в «Соборе Парижской богоматери». Получилось одиннадцать черепков. Так что еще шесть лет мы состоим с ним в законном браке.

– Во-первых, – сказал археолог, – вы совершенно напрасно тратите время на чтение «Собора Парижской богоматери», эта книга давно уже устарела. Во-вторых, ваши отношения в принципе можно считать законным браком. Но вместе с тем я совершенно не обязан выслушивать ваше нытье. Перепишите-ка первую главу «Собора» левой рукой справа налево. Кстати, где тут у вас ликер «Куэнтро»?

– В буфете, – уже успокоившись, ответил Толстен.

– А теперь спите, – сказал Афанарел.

Он подошел к постели, заботливо подоткнул одеяло и погладил Мартена по голове.

– Может, он просто в магазин пошел.

Мартен только шмыгнул носом и так ничего и не ответил. Казалось, истерика у него прошла.

Археолог открыл буфет и без труда обнаружил там рядом с банкой кузнечиков в томате бутылку «Куэнтро». Он вынул оттуда также три изящные рюмочки, весьма кстати найденные на месте раскопок за несколько недель до этого. Несколькими тысячелетиями ранее, как полагал Афанарел, они использовались царицей Нишалити для успокаивающих глазных ванночек. Он поставил все это на поднос, затем соорудил бутерброд для Меди и, присовокупив его ко всему остальному, направился со своей ношей обратно в палатку.

Аббат, сидя на кровати рядом с Медью, успел уже расстегнуть верхние пуговки ее блузки и с пристальным вниманием заглядывал внутрь.

– Очень интересная девушка, – сказал аббат, завидев Афанарела.

– Да? – спросил археолог. – А чем именно?

– Как вам сказать, – начал аббат, – это трудно сформулировать. Может быть, всем сразу, однако и отдельными частями, несомненно, тоже.

– А вы себе разрешение на осмотр выписывали? – поинтересовался Афа.

– Тут у меня абонемент, – сказал аббат. – С моим-то образом жизни, сами понимаете…

Медь хохотала без тени смущения. Блузку свою она так и не застегнула. Афанарел тоже не смог сдержать улыбку. Он поставил поднос на стол и протянул Меди бутерброд.

– Какие крошечные рюмочки! – воскликнул аббат. – Жаль, что ради этого я целый бланк испортил. Tunquam adeo fluctuat nec mergitur[1]1
  Так же и впредь зыблема, но не потопима (лат.).


[Закрыть].

– Et cum spiritu tuo[2]2
  И с духом твоим (лат.).


[Закрыть], – вторила ему Медь.

– Открывай роток, заглотни чуток, – закончили хором Афанарел и аббат.

– Слово Иоанчика! – воскликнул последний, почти не переводя дыхания. – Как хорошо, что я напал на таких религиозных людей, как вы!

– У нас работа такая, – пояснил Афанарел. – Мы должны все это знать, хотя при этом мы скорее неверующие.

– Слава Богу! А то я уже испугался, – сказал Иоанчик. – Начал ощущать себя тайным грешником. Но это уже позади… И что же мне привидится, когда я выпью сей ликер «Куэнтро»? Пик Рака?

Афанарел открыл бутылку и наполнил рюмки. Аббат встал, взял одну из них, рассмотрел содержимое, понюхал и выпил.

– М-да, – сказал он. – И снова протянул рюмку археологу.

– Ну и как? – спросил Афанарел и налил ему еще.

Аббат опустошил вторую рюмку и ушел в себя.

– Омерзительно, – произнес он наконец. – Нефтью воняет.

– Значит, я взял не ту бутылку, – решил археолог. – Там с нефтью была такая же.

– Можете не извиняться, – сказал аббат. – Пережить это можно.

– Высококачественная нефть как-никак! – успокоил его археолог.

– Можно я пойду поблюю? – спросил Иоанчик.

– Пожалуйста… А я пока схожу за другой бутылкой.

– Поспешите, – сказал аббат. – Весь ужас в том, что эта гадость опять окажется у меня во рту. Ничего не попишешь. Придется зажмуриться.

И он ринулся к выходу. Медь смеялась, лежа на постели и положив руки под голову. Ее черные глаза отражали блики газового света, крепкие красивые зубы поблескивали в полутьме. Афанарел все еще стоял в замешательстве, однако, когда он услышал громкое рыгание Иоанчика, его испещренное морщинами, словно лист пергамента, лицо окончательно разгладилось.

– А он милый, – сказал археолог.

– Дурак он, – сказала Медь. – И вообще, непонятно, священник он или нет. Но руками неплохо работает и вообще забавный.

– Считай, что тебе повезло, – сказал Афанарел. – Пойду принесу «Куэнтро». А ты все-таки не спеши. Вдруг тебе Анжель больше понравится.

– Конечно, – согласилась Медь.

Аббат опять замаячил у входа.

– Можно войти? – спросил он.

– Разумеется, – сказал Афанарел и пропустил Иоанчика в палатку, а затем вышел, прихватив с собой бутылку с нефтью.

Аббат уселся на складной парусиновый стул.

– Я не буду садиться рядом с вами, а то от меня блевотиной тянет, – объяснил он. – У меня ботинки с пряжками и те запачкались. Стыд какой. А сколько вам лет?

– Двадцать, – ответила Медь.

– Слишком много, – сказал аббат. – Скажите «три».

– Три.

Аббат снова схватился за четки и стал перебирать их со скоростью автомата для чистки горошка. Афанарел вернулся как раз в ту минуту, когда тот заканчивал последнюю молитву.

– А! – воскликнул аббат. – Посмотрим, удастся ли мне удержать в себе ликер.

– Ну что вы такое говорите! – поморщилась Медь.

– Извините, – сказал аббат, – но довольно трудно удерживаться на волне высокой духовности, особенно когда тебя только что вырвало.

– Безусловно, – согласилась Медь.

– Очень точно подмечено, – кивнул Афанарел.

– Так что давайте выпьем, – сказал аббат. – А потом я пойду искать Клода Леона.

– Может быть, нам стоит пойти с вами?

– Но… – Аббат замешкался. – А спать вы не собираетесь?

– Мы вообще очень редко спим, – пояснил археолог. – Когда спишь, столько времени теряешь даром!

– Верно, – согласился аббат. – Не понимаю даже, зачем я вам задал этот вопрос, поскольку сам я тоже никогда не сплю. Вообще говоря, мне даже немного обидно: я думал, я один такой. – Он помолчал. – Действительно, обидно. Но терпеть можно. Налейте-ка мне еще «Куэнтро».

– Прошу, – сказал археолог.

– Да… – произнес аббат, рассматривая ликер на свет, – это совсем другое дело. – И пригубил рюмку. – Это, по крайней мере, и во рту подержать приятно. Но после нефти даже и тут чувствуется привкус ослиной мочи. – Он выпил все до дна и пошмыгал носом. – Одно слово, гадость, – сказал он в заключение. – Так мне и надо! Нечего себе индульгенции все время выдавать!

– Плохой ликер? – удивился Афанарел.

– С ликером все в порядке, – сказал Иоанчик. – Только в нем всего сорок три градуса, и баста. Это вам не «Аркебуза» – там девяносто пять, и не чистый спирт. Когда я был священником в Сен-Филип-дю-Руль, я прихожан во время богослужений «Аркебузой» поил. Огненные были богослужения, черт побери!

– Что же вы там не остались? – поинтересовалась Медь.

– Это они меня оттуда выкинули, – вздохнул аббат. – Инспектором назначили. Все равно что уволили!

– Ну, теперь вы хотя бы имеете возможность мир повидать, – сказал Афанарел.

– Да, – согласился аббат. – И я этому очень рад. Пойдемте поищем Клода Леона.

– Пойдемте, – сказал Афанарел.

Медь поднялась с постели. Археолог протянул руку к фонарю и слегка притушил пламя, чтобы тот стал теперь ночником, после чего все трое покинули темную палатку.