Текст книги "Осень в Пекине (др.перевод)"

Автор книги: Борис Виан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Б

Капитан жандармерии прокрался в комнату. Он был бледен как смерть (боялся заполучить пулю).

(Морис Ляпорт. История Охраны. Изд. Пейо, 1935, с.105)

1

Заслышав с левого борта горн будильника, Клод Леон проснулся, чтобы прослушать то же самое еще раз, но уже с большим вниманием, после чего благополучно уснул снова. Пять минут спустя, однако, он без всяких усилий проснулся второй раз. Посмотрев на светящийся циферблат часов, он понял, что пора, и сбросил с себя одеяло. Но ласковое одеяло тут же поползло снова вверх по его ногам и нежно обвилось вокруг торса. Было темно, светлый треугольник окна еще не был различим на фоне стены. Клод погладил рукой одеяло, оно перестало дергаться и наконец позволило ему встать. Он сел поближе к краю кровати и вытянул левую руку, чтобы включить ночник, но лишний раз убедился в том, что тот стоит не слева, а справа. Тогда он протянул правую руку и, как обычно по утрам, больно ударился о деревянную спинку кровати.

– Надо, в конце концов, ее спилить, – пробормотал он сквозь зубы.

Но зубы неожиданно для самих себя разомкнулись, и голос его пронзил царившую в комнате тишину.

«Черт! – подумал он. – Так я весь дом перебужу».

Он прислушался: до слуха его долетало мерное дыхание полов и стен, и он успокоился. Вокруг плотных занавесок начал прорисовываться серый контур дня. Тусклое зимнее утро за окном вступало в свои права. Клод Леон тяжело вздохнул и зашарил босыми ногами по коврику в поисках домашних туфель. С большим трудом он принял вертикальное положение. Сон неохотно расставался с ним, испаряясь сквозь расширенные поры его кожи с мягким шелестом, подобным дыханию спящей мышки. Он пошел к двери, но перед тем, как включить свет, повернулся лицом к шкафу: вчера поздно вечером он состроил перед зеркалом рожу и очень быстро выключил свет. Сейчас, перед тем как идти на работу, ему захотелось полюбоваться ею вновь. Быстрым решительным движением он повернул выключатель – вчерашняя физиономия все еще красовалась в зеркале. Завидев ее, он громко расхохотался. Рожа начала таять на свету, и в зеркале проступил Леон сегодняшнего дня, который, повернувшись к нему спиной, пошел бриться. Надо было спешить, чтобы явиться на работу раньше начальника.

2

С квартирой ему повезло. Он жил в двух шагах от Компании. Повезло, что касается зимы. Летом хотелось погулять подольше. Ему надо было пройти всего каких-то триста метров по проспекту Жана Лемаршана, налогового инспектора, состоявшего на государственной службе с 1857 по 1870 год, героя, отстоявшего в одиночку целую баррикаду в схватке с пруссаками. В конце концов они таки до него добрались, зайдя с тыла, и бедняга, не в силах перелезть через слишком высокую баррикаду, пустил себе две пули в рот из винтовки системы Шасспо; к тому же при отдаче ему оторвало правую руку. Эта история безумно заинтересовала Клода Леона, и в ящике письменного стола он хранил полное собрание сочинений доктора Кабанеса, в черном полотняном переплете, выглядевшее совсем как расчетная книга.

От холода по краю тротуара постукивали красные ледышки, и женщины поджимали ноги под короткие бумазейные юбки. Проходя мимо вахтера, Клод пробормотал «Здрассьте» и робким шагом направился к лифту производства фирмы Ру-Исповедальбюзье, у решетки которого уже стояли в ожидании три секретарши и один бухгалтер. Клод обратился к ним с общим сдержанным приветствием.

3

– Здравствуйте, Леон, – сказал начальник, заходя в кабинет.

Клод вздрогнул и посадил кляксу.

– Здравствуйте, месье Сакнюссем, – пробормотал он.

– Какой вы неловкий, однако! – рассердился начальник. – Сплошные кляксы…

– Извините, месье Сакнюссем, – сказал Клод. – Но…

– Сотрите немедленно!.. – приказал Сакнюссем.

Клод склонился над пятном и начал старательно вылизывать его языком. Чернила были прогорклыми и пахли псиной.

Сакнюссем, судя по всему, был в прекрасном расположении духа.

– Газеты читали? – спросил он. – Конформисты хотят устроить нам красивую жизнь…

– Гм… да… месье, – пробормотал Клод.

– Какие негодяи! – воскликнул его начальник. – Да… Пора наконец проявить бдительность, знаете ли… К тому же все они вооружены.

– А!.. – сказал Клод.

– Это было ясно уже в дни Полбеды, – сказал Сакнюссем. – Ведь оружие ввозили полными грузовиками. Естественно, у порядочных людей, таких, как вы и я, оружия нет.

– Разумеется… – согласился Клод.

– У вас-то нет?

– Нет, месье Сакнюссем, – сказал Клод. – Но в принципе…

– Вы не могли бы достать мне револьвер? – вдруг с бухты-барахты спросил Сакнюссем.

– Видите ли… – замялся Клод. – Может, это и можно сделать через брата мужа моей хозяйки… Я точно не знаю… Гм…

– Вот и прекрасно! – воскликнул Сакнюссем. – Я очень на вас рассчитываю. И, пожалуйста, не слишком дорогой, но с патронами, договорились? Конформисты… Сволочи… Приходится принимать меры!

– Да-да, – согласился Клод.

– Спасибо, Леон. Так я жду. Когда я смогу его получить?

– Это я еще должен выяснить… – сказал Клод.

– Понимаю… Спешить нам некуда… Если хотите, можете сегодня уйти пораньше…

– Что вы… – сказал Клод. – В этом нет никакой необходимости.

– Ну, хорошо, – кивнул Санюссем. – Будьте внимательнее и не ставьте больше клякс, договорились? Работайте аккуратнее, черт возьми! Вам же деньги не просто так платят…

– Постараюсь, месье Сакнюссем, – пообещал Клод.

– И не опаздывайте, – сказал в заключение начальник. – Вчера вы опоздали на шесть минут.

– Да, но я все же пришел на девять минут раньше… – возразил Клод.

– Обычно вы приходите за пятнадцать минут до начала рабочего дня, – сказал Сакнюссем. – Возьмите себя в руки, черт возьми!

Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Едва сдерживая волнение, Клод вновь взялся за перо. Рука его дрожала, и он посадил еще одну кляксу. По форме она напоминала ухмыляющуюся рожу, по вкусу же была похожа на очищенную нефть.

4

Он заканчивал свой ужин. Сыр, от которого и остался-то всего один толстый кусок, вяло копошился в желтенькой тарелочке с голубенькими дырочками. Под конец он налил себе полный стакан окиси лития с карамелью, она пробулькала вниз по пищеводу, и Клод почувствовал, как маленькие пузырьки, шедшие вверх против течения, с металлическим позвякиванием лопались у него в глотке. Раздался стук звонка. Он встал и открыл дверь. Вошел брат мужа хозяйки.

– Здравствуйте, месье, – сказал он. Искренняя улыбка и рыжие волосы выдавали его карфагенское происхождение.

– Здравствуйте, месье, – ответил Клод.

– Вот, я принес, – сказал мужчина. Его звали Жжан.

– Ах да… – сказал Клод. – Вы имеете в виду…

– Да-да… – сказал Жжан. И вынул нечто из кармана.

Это был красивый десятизарядный прошиватель фирмы Уолтер – модель ППК: основание его обоймы было отделано эбонитом – к нему аккуратно прилегали две рифленые пластинки, которые и следовало сжимать рукой.

– Прекрасная работа, – сказал Клод.

– Укрепленный ствол, – объяснил брат мужа. – Большая точность выстрела.

– Да, – сказал Клод. – Удобный прицел.

– А в руке-то как лежит… – сказал Жжан.

– Хорошо продуманная конструкция… – сказал Клод, целясь в цветочный горшок, который тут же отодвинулся, чтобы уклониться от удара.

– Прекрасное оружие, – нахваливал Жжан. – Три пятьсот.

– Многовато, – возразил Клод. – Я ведь не для себя покупаю. Он, конечно, столько и стоит, но тот человек больше трех не даст.

– Дешевле не могу, – сказал Жжан. – Самому во столько обошлось.

– Понимаю, – вздохнул Клод. – Но это слишком дорого.

– А вот и нет, – сказал Жжан.

– Я хотел сказать, что вообще оружие – дорогое удовольствие, – сказал Клод.

– Это-то да, – подтвердил Жжан. – Такой пистолет, между прочим, достать совсем не просто.

– Разумеется, – кивнул Клод.

– Три пятьсот, это мое последнее слово, – сказал Жжан.

– Сакнюссем больше трех не даст.

Можно было, конечно, сэкономить на сапожнике и отказаться от новых подметок, тогда Клод смог бы доложить пятьсот из своего кармана.

– Возможно, снега этой зимой больше не будет, – сказал Клод.

– Возможно, – отозвался Жжан.

– В принципе можно подметки и не менять.

– Не факт, – сказал Жжан. – Как-никак зима.

– Деньги я вам сейчас отдам, – сказал Клод.

– Вторую обойму берите так, – сказал Жжан.

– Это очень мило с вашей стороны, – сказал Клод.

Дней пять-шесть ему придется прожить впроголодь, тогда он сможет компенсировать эти пятьсот франков. А когда-нибудь, быть может, Сакнюссем случайно и узнает об этом.

– Благодарю вас, – сказал Жжан.

– Что вы! Это я – вас, – возразил Клод и проводил его до двери.

– Вот увидите, претензий у вас ко мне не будет, – сказал Жжан на прощание и вышел.

– Это я не себе, – повторил Клод, но Жжан тем временем уже спускался по лестнице.

Клод закрыл дверь и вернулся в комнату. Черный холодный прошиватель всей своей тяжестью навалился на стол рядом с тарелкой с сыром и не издал пока еще ни единого звука: испуганный сыр метался по тарелке, так и не решаясь покинуть сие материнское лоно. Сердце Клода забилось чаще, чем обычно. Он взял со стола мрачный предмет и повертел его в руках. За закрытыми дверями он чувствовал себя героем. Но надо было выйти на улицу и отнести его Сакнюссему.

А ходить по улице с прошивателем было запрещено. Он положил револьвер на стол и стал вслушиваться в тишину: а вдруг соседи подслушали, о чем они тут с Жжаном разговаривали?

5

Клод чувствовал его бедром: он был холодный и тяжелый, как мертвый зверь, он оттягивал ему карман и пояс, и рубашка справа над брюками свисала пузырем. Чтобы ничего не было заметно, Клод надел плащ, но, как только он делал шаг вперед, на бедре образовывалась большая складка. Тут уж ничего не скроешь! Он подумал, что было бы осмотрительнее пойти другой дорогой, и, выйдя из подъезда, резко свернул налево. Шел он по направлению к вокзалу, путь его пролегал одними темными переулками. День выдался унылый – было так же холодно, как накануне. Он плохо знал этот район. Свернув направо, он подумал, что так он слишком быстро вернется к обычному маршруту, и посему, пройдя еще десять шагов, резко свернул в первую улицу налево. Она располагалась под углом, чуть не дотягивающим до девяноста градусов по отношению к первой, шла по косой, и по обе ее стороны располагались магазинчики, очень мало похожие на те, мимо которых он ходил обычно: они были какие-то неприметные, и ничего о них нельзя было сказать.

Он шел быстрым шагом, револьвер давил ему на бедро. Он поравнялся с человеком, который, как ему показалось, опустил глаза и посмотрел на его карман. Клод вздрогнул. Пройдя еще метра два, он обернулся – мужчина смотрел в его сторону. Втянув голову в плечи, Клод быстро продолжил свой путь и на первом же перекрестке ринулся налево. Навстречу ему шла маленькая девочка. Он очень сильно толкнул ее, и она села в грязный сугроб на краю тротуара. Поднять ее Клод так и не решился и только быстрее устремился вперед, засунув руки в карманы и поглядывая украдкой назад. Он чуть не снес полноса вышедшей из подъезда толстухе с метлой в руках, которая поприветствовала его звучным ругательством. Клод обернулся: она смотрела ему вслед. Он прибавил шагу и чуть не напоролся на квадратную решетку, которой дорожные рабочие закрыли люк сточной трубы. Внутренне съежившись, чтобы не задеть ее, он зацепился за выступ карманом плаща. Карман порвался. Рабочие обозвали его дураком и засранцем. Залившись краской от стыда, он шел все быстрее и быстрее по замерзшим лужам. Его фуфайка стала влажной от пота, и в тот момент, когда он переходил улицу, на него налетел повернувший без предупреждения велосипедист. Педалью ему оторвало низ штанины и рассекло лодыжку. Вскрикнув от ужаса, он протянул руки вперед, чтобы избежать падения, но напрасно: двое мужчин и велосипед рухнули в грязь на мостовую. Неподалеку тем временем проходил полицейский. Клод Леон выполз из-под велосипеда. Лодыжка причиняла ему ужасные страдания. Велосипедист вывихнул руку, носом у него шла кровь, и он начал осыпать Клода всяческими оскорблениями. И тогда Клода охватила ярость, сердце его забилось сильнее, и руки стали наливаться кровью – с кровообращением у него в принципе все было в порядке. Кровь пульсировала в районе лодыжки и на ляжке – прошиватель подпрыгивал в такт пульсации. Внезапно велосипедист врезал ему кулаком в челюсть, и тогда в голове Клода все определилось. Он сунул руку в карман, достал прошиватель и засмеялся, глядя на то, как занервничал велосипедист, как забормотал что-то себе под нос и начал отступать. Но тут Клод почувствовал, как его очень больно ударило по руке: это была дубинка полицейского. Легавый поднял с земли прошиватель и схватил Клода за шиворот. Клод стоял с пустыми руками. Он вдруг резко развернулся и правой ногой нанес сильный удар полицейскому в пах – тот весь скорчился и выпустил прошиватель из рук. Взревев от восторга, Клод кинулся к прошивателю, поднял его с земли и выпустил всю обойму в велосипедиста. Тот схватился руками за живот ближе к талии и начал медленно оседать, приговаривая «Ох-ох-ох…» хриплым голосом. От дула приятно пахло порохом, и Клод сдул с него дымок, как это обычно делают в кино. Он положил прошиватель в карман и улегся сверху на полицейского: ему очень хотелось спать.

6

– Ну так? – Адвокат поднялся с места, он собирался уходить. – Как у вас оказался этот револьвер?

– Я же вам сказал… – произнес Клод. И повторил еще раз: – Он был куплен для моего начальника, месье Сакнюссема, Арна Сакнюссема…

– Но он все отрицает! – сказал адвокат. – И вы это прекрасно знаете.

– Тем не менее это так, – сказал Клод Леон.

– Знаю, – сказал адвокат. – Но вы должны придумать что-нибудь другое. Времени у вас на это было предостаточно!.. – В раздражении он направился к двери. – Я ухожу, – сказал он. – Теперь остается только ждать. Я, конечно, сделаю все, что в моих силах, но вы мне совсем не помогли!..

– Я в этом деле не профессионал, – сказал Клод Леон.

Он ненавидел его почти так же, как велосипедиста или полицейского, сломавшего ему палец в комиссариате. К его рукам и ногам снова прилила кровь.

– До свидания, – сказал адвокат и вышел.

Клод молча опустился на тюремную койку. Надзиратель запер за собой дверь.

7

Надзиратель положил на койку письмо. Клод лежал в полудреме. Он узнал фуражку и сел.

– Мне нужно… – сказал он.

– Что? – ответил надзиратель.

– Достаньте мне веревки. Моток. – Клод потер затылок.

– Запрещено, – сказал надзиратель.

– Вешаться я не буду, – сказал Клод. – У меня тут подтяжки, я бы уж давно повесился!

Надзиратель обдумал этот аргумент.

– За двести франков я бы мог достать вам метров десять-двенадцать, – согласился он. – Но не больше. При этом я рискую!..

– Понимаю, – сказал Клод. – Деньги получите у адвоката. Несите!

Надзиратель порылся в кармане.

– У меня с собой… – сказал он. И протянул ему небольшой моток довольно прочной веревки.

– Спасибо, – поблагодарил Клод.

– А что вы собираетесь с ней делать? – поинтересовался надзиратель. – Надеюсь, ничего такого?..

– Вешаться буду, – сказал Клод и засмеялся.

– Здорово вы это! – расхохотался надзиратель. – Обманываете! У вас же подтяжки были!

– Подтяжки жалко! Они совсем новенькие, – возразил Клод. – Вид бы потеряли.

Надзиратель смотрел на него с восхищением.

– Ну, силен! – сказал он. – Вы небось журналист?

– Нет, – заверил Клод. – Спасибо.

Надзиратель направился к выходу.

– Насчет денег скажите адвокату! – крикнул ему вслед Клод.

– Хорошо, – сказал надзиратель. – Но без дураков!

Клод кивнул в знак согласия, и замок тихо щелкнул в двери.

8

Когда он скрутил веревку и свернул ее вдвое, длины в ней оказалось всего два метра. Это было в обрез. Если встать на кровать, все-таки можно привязать ее к оконной решетке. Отрегулировать длину, правда, будет довольно сложно, поскольку ноги не должны касаться земли.

Он проверил ее на прочность. Она выдержала. Клод залез на кровать, уцепился за стену, дотянулся до решетки и с трудом закрепил веревку. Затем просунул голову в петлю и кинулся вниз. Что-то больно шлепнуло его по затылку, веревка оборвалась. Упал он на ноги, ярость душила его.

– Надзиратель – подлец, – сказал он громко.

В эту минуту в камеру вошел надзиратель.

– Это не веревка, а говно, – заявил Клод Леон.

– Какое это имеет значение? – сказал надзиратель. – Адвокат мне уже заплатил. Сегодня могу предложить вам сахар по десять франков кусочек. Хотите?

– Нет, – сказал предложение Клод. – Я вас больше ни о чем просить не буду.

– Еще как попросите! – сказал надзиратель. – Месяца этак через два-три. Да что я! Через неделю обо всем позабудете.

– Весьма возможно, – согласился Клод. – Тем не менее веревка ваша – говно.

Он дождался, когда надзиратель уйдет, и только тогда решился снять с себя подтяжки. Они были совсем новенькие, кожаные, с резиновым плетением. Их приобретение было результатом двухнедельной экономии. Примерно метр шестьдесят в длину. Он опять влез на койку и крепко привязал подтяжки к основанию решетки. Затем завязал на другом конце узел, продел в него голову и снова ринулся вниз. Подтяжки растянулись что было сил, и он плавно приземлился под окном. Но в этот момент прут выломился с мясом из стены и словно молния обрушился ему на голову. Из глаз посыпались три звездочки, и он сказал:

– «Мартель»!..

Он стал медленно сползать спиной по стене и в конце концов уселся на пол: голова его ужасно вздулась, в ней гремели чудовищные аккорды – подтяжки же никак не пострадали.

9

Аббат Иоанчик гарцевал по тюремным коридорам, вслед за ним семенил надзиратель. Они играли в чехарду. На подходе к камере Клода Леона аббат поскользнулся на какашке девятиглавого кота, взлетел в воздух и совершил там полный оборот вокруг своей оси. Сутана изящно развевалась вокруг его крепких, мускулистых ног, и он так сильно напоминал Лой Фюллер во время танца, что надзиратель обогнал его и, переполненный уважением, снял из вежливости фуражку. В конце концов аббат шлепнулся на живот, а надзиратель радостно вспрыгнул ему на спину. Аббат сказал:

– Чур!

– Вы проиграли, – напомнил надзиратель. – Будете платить мне за выпивку.

Аббат Иоанчик нехотя согласился.

– И, пожалуйста, без обмана, – сказал надзиратель. – Подпишите-ка бумагу!

– Как я могу подписывать, лежа на животе? – возмутился аббат.

– Так и быть, вставайте… – сказал надзиратель.

Вскочив на ноги, аббат радостно расхохотался и бросился бежать. Но впереди была довольно прочная стена, и надзиратель настиг его без особого труда.

– А вы двуличны, брат мой, – сказал надзиратель. – Подпишите-ка бумагу.

– Давайте не будем ничего подписывать, – откликнулся аббат. – Объявляю индульгенцию на две недели.

– Еще чего! – сказал надзиратель.

– Ну ладно, – сказал аббат. – Подпишу…

Надзиратель вырвал из своего блокнота уже заполненный листок и протянул Иоанчику карандаш. Делать было нечего – аббат подписал и направился к камере Клода Леона. Ключ оказался в замке, замок щелкнул, и дверь отворилась.

Клод Леон сидел на постели и размышлял. Солнечный лучик проникал к нему через отверстие от выломанного прута, кружил по камере и уходил в толчок.

– Здравствуйте, святой отец, – сказал Клод Леон, завидев аббата.

– Здравствуйте, дитя мое.

– Надеюсь, моя мама здорова? – спросил Клод Леон.

– Разумеется, – ответил Иоанчик.

– На меня снизошла Божья благодать, – сказал Клод Леон. Он провел рукой по затылку. – Потрогайте. – добавил он.

Аббат потрогал.

– Ну и ну! – воскликнул он. – Я вижу, она на вас просто-таки обрушилась…

– Слава Богу! – сказал Клод Леон. – Я хотел бы исповедаться. Я хочу предстать перед Создателем с чистой душой.

– …После стирки в «Персиле» забудьте о мыле! – проговорили они хором, как и подобает по католическому обряду, после чего осенили себя крестом самым что ни на есть обычным образом.

– Но ведь ни о каком расповешивании речь еще не шла! – сказал аббат.

– Я убил человека, – напомнил Клод. – К тому же он был велосипедистом.

– Вы еще не знаете… – сказал аббат. – Я говорил с вашим адвокатом. Велосипедист оказался конформистом!

– Тем не менее я его убил, – возразил Клод.

– Но Сакнюссем согласился дать показания в вашу пользу!

– Мне в этой жизни уже ничего не надо.

– Сын мой! Вы не можете не учитывать того, что велосипедист этот был врагом нашей святой матери Церкви, рогатой и пузатой…

– Но когда я его убивал, на меня Благодать еще не снизошла… – сказал Клод.

– Пустяки! – успокоил его аббат. – Мы вас все равно отсюда вытащим.

– Зачем? – спросил Клод. – Я хочу стать отшельником. А для этого лучше тюрьмы места нет.

– Хотите быть отшельником? Прекрасно! – воскликнул аббат. – Завтра же вы выйдете отсюда. Епископ накоротке с директором тюрьмы.

– А где еще я могу быть отшельником? – сказал Клод. – Мне здесь так хорошо!

– Да вы не переживайте, – успокоил его аббат. – Мы вам что-нибудь еще более мерзкое подыщем.

– Тогда другое дело. Пошли!

– Не торопитесь, безбожник! – сказал аббат. – Надо соблюсти кое-какие формальности. Завтра я заеду за вами на катафалке.

– А куда мы поедем? – вконец разволновался Клод.

– В Экзопотамии освободилась ставка отшельника, – сказал аббат. – Туда мы вас и направим. Там вам будет очень плохо.

– Замечательно, – сказал Клод. – Я буду молиться за вас.

– Аминь! – сказал аббат.

– Шпиг, хана и пелена!.. – закончили они хором опять же в соответствии с католическим обрядом, что, как известно, освобождает от необходимости осенять себя крестом.

Священник погладил Клода по щеке и как следует ущипнул его за нос, после чего вышел из камеры. Надзиратель закрыл за ним дверь.

Стоя перед маленьким тюремным окошком, Клод преклонил колени и начал молиться, устремившись всем своим астральным сердцем ввысь.