Текст книги "Рассказы извозчика. Грустные, смешные и сексуальные(СИ)"

Автор книги: Борис Чурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Не знаю, до какой степени удалось бы тогда Кераеву унизить меня и смешать с дерьмом, если бы не случай, происшедший опять же на перемене. В то время в нашем классе училась девочка Сауле Нуржанова, в которую я тайно был влюблен. Все мне в ней нравилось: и стройная фигура, и карие, чуть раскосые глаза, и густые, смоляные волосы, собранные в косу. Надо признаться, на меня Сауле не обращала никакого внимания, впрочем, как и на остальных мальчишек нашего класса.

В тот памятный день, на перемене, я сидел за партой и переписывал себе в тетрадь домашнее задание следующего урока, одолженное у одного из моих товарищей. Краем глаза я заметил, как Сауле подошла к Кераеву, который сидел впереди меня. Между ними начался диалог, из которого я понял, что Сауле, будучи комсоргом класса, просила Нурлана принять участие в составлении стенгазеты. Кераев упорно отказывался, придумывая различные предлоги. Накал спора нарастал. Неожиданно Кераев махнул на Сауле рукой и довольно громко выкрикнул:

– Пошла ты в ж...у!

Те, кто находился поблизости, замерли с открытыми ртами. У Сауле мелко задрожала нижняя губа, а на глазах выступили слезы. Я почувствовал, как кровь приливает к моему лицу, а горло сжимает спазм, затрудняющий дыхание. Не помня себя, я выскочил из-за парты и бросился к Кераеву.

– А ну, извинись! – прохрипел я, хватая его за лацканы пиджака, – извинись, гад!

Нурлан медленно поднялся с места.

– Может, выйдем? – скривил он лицо в ухмылке.

– Выйдем! – дико завопил я и, что было сил, ударил кулаком правой руки Кераеву в нос, – выйдем! – продолжал орать я, нанося левой удар в ухо, – выйдем! Выйдем! Выйдем!

Удары сыпались подобно граду в летнюю грозу. Правой-левой, правой-левой, ногой в живот, головой в челюсть. Кто-то из одноклассников попытался остановить меня, но я, развернувшись, заехал несчастному по физиономии. Больше меня уже никто не пытался удерживать.

Удивляло то, что Кераев даже не пытался сопротивляться. Он лишь закрывал лицо руками и медленно отступал к стене. Ткнувшись спиной в преграду, мой противник сполз по стене и, сев на пол, спрятал лицо между коленями.

– Вот так! – выдохнул я и опустил руки.

С Нурланом Кераевым мы проучились в одном классе до окончания школы. Со временем, былые обиды, как всегда бывает в том возрасте, забылись и у нас установились ровные, без признаков неприязни, отношения. Порой мне даже становилось жаль Кераева, ибо, после того случая, одноклассники отвернулись от него. Он остался один, окруженный стеной отчуждения. Его не звали покурить после уроков в соседнем сквере на скамейке. Его не приглашали ни на дни рождения, ни на классные сабантуйчики по случаю праздников. Его просто старались не замечать.

Прошли годы. Последние несколько лет наши пути не пересекались. И вот теперь, услышав имя Кераева, я, неожиданно для себя, почувствовал, что рад этому. Отыскав в старой записной книжке телефонный номер Нурлана, я позвонил своему бывшему однокашнику. Мне показалось, что Керюша тоже обрадовался, услышав мой голос. Мы договорились о встрече и вечером того же дня Нурлан сидел у меня на кухне, а я разливал в рюмки коньяк.

– Ты пойми, – говорил Кераев голосом воспитателя детского сада, – сто или двести тысяч баксов тебя не спасут. Россияне поставили заслон денежным переводам всерьез и надолго. Через два-три месяца тебе снова потребуется моя помощь, но помочь я тебе уже не смогу. Существует лимит на эти операции. Мой тебе совет: перегоняй сейчас как можно больше денег. Пусть лежат в российском банке. Ты сможешь воспользоваться ими в любой момент.

Рассуждения Нурлана показались мне разумными. На следующий день я снял со счета все, имеющиеся у меня на тот момент деньги (около восемьсот пятидесяти тысяч баксов), добавил к ним, для ровного счета кредит, взятый в банке, и перегнал на Керюшин счет миллион американских долларов. В соответствие с нашим договором, эти деньги должны были оказаться на моем счету в российском банке не позднее, чем через десять дней. Не теряя времени, я созвонился с саратовским стекольным заводом и, получив согласие на поставку двух вагонов оконного стекла, стал готовиться к командировке. Каждый день я звонил Керюше, справиться, как проходит операция.

– Не волнуйся. Все идет по плану. Деньги придут в срок, – успокаивал он меня.

Я уверял Нурлана, что полностью доверяю его финансовому гению, но, тем не менее, на следующий день вновь набирал его номер телефона.

Так прошло семь дней. На восьмой день, как обычно, после обеда, я вновь позвонил Кераеву. Однако на другом конце провода трубку никто не поднял. В течение дня я еще несколько раз пытался дозвониться до Керюши, но ответом мне были длинные гудки. Рано утром следующего дня меня разбудил телефонный звонок. Подняв трубку, я услышал голос моего коллеги, который не так давно посоветовал мне обратиться к Нурлану.

– Ты знаешь, где Кераев? – забыв поздороваться, взволнованно выпалил он.

– Не-е-т, – промычал я, медленно отходя от сна.

– Вот сука! Он меня подставил! – простонал мой коллега.

– А в чем дело? – насторожился я.

– Понимаешь, я порекомендовал его одним крутым ребятам для перегонки денег в Россию. Рассчитывал сорвать комиссионные. Они загнали на его счет четыре лимона баксов. Деньги еще вчера должны быть в России, но ни денег, ни Кераева нет.

Я почувствовал, как по моей спине побежали струйки холодного пота.

– А дома у него были? – проревел я.

– Еще вчера были. Взломали дверь. Квартира пустая. Сегодня ночью всех его родственников шерстили. Никто, ничего не знает...

Мой коллега еще долго что-то говорил, но смысл его слов плохо доходил до моего сознания. От головы до пят по моему телу прокатилась мелкая дрожь. Я отчетливо осознал, что деньги мои пропали и что, начиная с сегодняшнего дня, я перехожу в разряд граждан, которых в прессе мягко называют "живущими за чертой бедности", а в народе – просто нищими. Положив трубку, я еще с полчаса неподвижно сидел на кровати, уперев взгляд в одну точку. Лишь огромным усилием воли я заставил себя встать, пойти на кухню и заварить кофе.

Горячий напиток придал мне бодрости и, от пустого перелопачивания в мозгу событий последних дней, я перешел к анализу сложившейся ситуации. Самым печальным являлся факт отсутствия у меня начального капитала, который позволил бы мне закупить оптовый товар и реализовать его в розницу через свои магазины. Рассчитывать на банк не приходилось: там на мне уже висел кредит в сто пятьдесят тысяч. Поразмыслив, я решил обратиться за помощью к друзьям. Следующие несколько дней я провел в разъездах по городу и телефонных беседах. Но, видимо, мое незавидное финансовое положение стало уже известно моим друзьям. Не отличаясь оригинальностью, каждый из них картинно бил себя в грудь и клялся, что свободных денег у него на данный момент нет и советовал обратиться к другому.

– Друзья познаются в беде, – с горечью признал я справедливость народной мудрости.

Однако зла на моих товарищей я не держал, в глубине души признаваясь, что на их месте поступил бы точно также. Убедившись в тщетности попыток занять денег, я решил прибегнуть к последнему средству поправить свои дела и набрал Зоин номер телефона.

– Зоя Матвеевна здесь уже не работает, – ответил на мой вопрос бодрый мужской голос.

Не успел я спросить, где мне можно ее найти, как из трубки раздались короткие гудки.

– Ну, вот и все, – вслух произнес я, – кончилась моя торговая эпопея.

Как ни странно, особой горечи по этому поводу я не испытывал. Хотя мне порой и доставляло удовольствие проворачивать многоходовые коммерческие сделки, но, положа руку на сердце, признаюсь, что того морального удовлетворения, которое я получал, работая ГИПом, в торговом деле я никогда не испытывал.

Смирившись с утратой торгового бизнеса, я решил наметить план дальнейших действий. Во-первых, необходимо было как можно скорее погасить банковский кредит. Эту проблему я разрешил, продав принадлежащие мне склад, железнодорожный тупик и два магазина. Далее, в повестке дня стоял вопрос о строящимся загородном доме. В то время там уже велись отделочные работы, но денег на их завершение у меня не было. Я дал указание строителям срочно подключить дом к коммуникациям (водо– газо– и электроснабжение, канализация) и на этом прекратить работу. Обклеив обоими стены одной из комнат и покрасив там пол, я перебрался жить в свою загородную резиденцию.

Теперь предстояло решить еще одну, довольно сложную проблему. Речь шла о том, как побыстрее выпустить на сцену ресторана мою танцевальную группу. Уже существовала договоренность с руководством ресторана, уже были сшиты костюмы. Дело оставалось за малым: научить девочек танцевать. Посещение репетиции повергло меня в уныние. Ни один из шести танцев девушки не могли оттанцевать чисто. То они путали порядок движения, то, вообще, не слушая музыку, пороли отсебятину.

С трудом дождавшись конца выступления, я попросил исполнительниц выйти ненадолго из зала. Оставшись наедине с Леной и Ириной, я дал волю своим чувствам. Смысл моей гневной речи, пересыпанной выражениями, не очень приятными для женских ушек, сводился к простой мысли: что за два месяца, в течение которых длились репетиции, можно было научить танцевать даже корову.

– Вы сами настаивали, чтобы я выбирала девушек не по музыкальным способностям, а по внешним данным, – попыталась возразить Ирина.

– Как я успел заметить, – сквозь зубы прорычал я, – та девушка была единственной, кто ни разу не ошибся.

Со взвинченными нервами и головной болью покидал я актовый зал. Стремительно вышагивая по школьному коридору, за очередным поворотом я почти лоб в лоб столкнулся с Дарьей.

– Я вас жду, – прошептала она, – мне надо вам все объяснить. Мы ни в чем не виноваты. Это они, Ирина и Лена. Они с нами почти не занимаются. Вместо трех часов, мы репетируем, в лучшем случае, час. Часто репетиции вообще отменяются...

Девушка продолжала говорить, а я, словно человек, получивший неожиданный удар ножом в сердце, неподвижно стоял с застывшим взглядом.

– Видимо, потому и не удалось мне разбогатеть, – думал я, – что строю свой бизнес на доверии к людям. Конечно, ни Ирке, ни Ленке нет никакого резона лезть из кожи, чтобы подготовить мою группу в кратчайшие сроки. Чем дольше они проработают, тем больше денег получат от меня. А я дурак...

Резко развернувшись, я бегом устремился обратно в актовый зал. Лена встретила меня настороженным взглядом. Подойдя к ней почти вплотную, я тихо, но жестко проговорил:

– Сегодня – твой последний день работы здесь. Завтра получишь расчет.

Несколько секунд Лена растерянно смотрела на меня, чуть приоткрыв рот. Затем глаза ее потемнели, а губы вытянулись в тонкую линию.

– Ты об этом еще пожалеешь, – по-змеиному прошипела она и, схватив свои вещи, быстро зашагала к выходу.

Начиная со следующего дня, я взял за правило присутствовать на каждой репетиции. Несмотря на позднее время (репетиции проходили вечером), девочки часто задерживались на час, а то и на два, и сами, без помощи Ирины, оттачивали отдельные элементы танцев. Результаты не замедлили сказаться. Примерно через неделю девушки чисто, без помарок, исполняли уже три танца, а спустя еще несколько дней, я наведался в ресторан и объявил о нашей готовности к выступлениям.

На последних трех репетициях, по предложению Ирины, девушки должны были танцевать в костюмах. Накануне, после репетиции, я раздал девчонкам их "спецодежду". Как истинные женщины, они в течение часа, весело щебеча, вертелись перед зеркалом, примеряя то один, то другой костюмы.

На следующий день у моего Жигуленка забарахлил карбюратор, и я на полчаса опоздал к началу репетиции. Зайдя в школу, я, к своему удивлению, увидел Дарью, одиноко вышагивающую в холле, вдоль стендов.

– А где остальные? – поинтересовался я, подходя к девушке.

– Уехали, – небрежно бросила она.

– Куда уехали? – встревожился я.

– В Грецию.

– Куда?! – я поперхнулся и закашлялся.

– В Грецию, – невозмутимо повторила Дарья, – их скупил какой-то фирмач, Ленкин любовник. Заключил с каждой из них договор, и сегодня они вместе с Ленкой улетели в Грецию. Будут там в ресторане выступать. Мне все это Светка рассказала. Она из аэропорта позвонила. (Светка была одной из девушек моей группы.)

Я почувствовал слабость в ногах и с трудом опустился на низкую скамейку, стоящую у стены. Дарья присела рядом.

– А тебя почему не взяли? – повернул я к ней голову.

Дарья махнула рукой.

– Наверное, Ленка узнала о нашем с вами последнем разговоре.

– А если бы пригласили, поехала?

– Нет. Не поехала, – Дарья упрямо дернула плечом.

– Ну да, у тебя же университет, – вспомнил я.

– Не поэтому, – мотнула головой девушка, – просто, не хочется становиться предателем.

С минуту сидели молча.

– Что вы теперь намерены предпринять?

В Дарьином вопросе явно звучал призыв к действию.

– Что намерен предпринять? – я почесал затылок, – намерен надраться до зеленых соплей.

Я медленно поднялся со скамьи.

– Борис Павлович, – на лице Дарьи блуждала грустная улыбка, – можно мне с вами тоже надраться?

Я равнодушно махнул рукой.

– Пошли.

Ночью я проснулся от ощущения пожара внутри моего тела. Язык, как мне казалось, увеличился втрое и намертво прилип к небу. Голова гудела как медный таз, по которому заехали молотком. В животе булькало и клокотало. С трудом оторвав голову от подушки, я сел на краю кровати и принялся шарить босыми ногами по полу в надежде найти тапочки. Спустя минуту, осознав тщетность этих усилий, я встал и босиком пошлепал на кухню. Два стакана холодной воды слегка притушили пламя, испепеляющее мои внутренние органы. Шум в голове поутих. Я открыл настежь окно и некоторое время с наслаждением вдыхал полной грудью свежий, ночной воздух. Почувствовав легкий озноб, я решил вернуться в кровать и продолжить сон.

Нащупав в темноте одеяло и откинув его край, я стал медленно опускаться на, еще не успевшее остыть, ложе. Неожиданно мое плечо уперлось во что-то твердое. Я протянул руку и, к своему ужасу, ощутил под ладонью человеческую голову. В одно мгновение выскочил я из кровати и оказался возле стены, шаря по ней в поисках выключателя. Свет от люстры осветил комнату, и я с замирающим сердцем бросил взгляд на свою кровать. На одной из двух подушек покоилась женская головка, повернутая ко мне затылком. Постепенно в памяти стали возникать обрывочные сцены вчерашней попойки.

– Дарья! – осенило меня.

Я решительно подошел к кровати, сдернул одеяло, и ... тут моему взору предстало женское тело изумительных форм. Трусики-паутинки делали вид, что прикрывают его и интимные места. Я с трудом сглотнул слюну, протянул руку и потряс девушку за плечо.

– Гхэ-э-эй! – сумел извлечь я из легких хрипящий звук.

Далее последовала сцена из кинофильма "С легким паром", которую главная героиня фильма описала словами: "ты умрешь со смеху..., я поливала его из чайника". Правда, из жалости к постельному белью, Дарью я из чайника не поливал. Однако мне изрядно пришлось потрудиться, прежде чем она смогла, более или менее, осознанно произнести:

– Где я?

– Третья улица строителей, дом двадцать пять, квартира двенадцать, – вновь припомнил я фразу из популярного фильма.

– Ну, правильно. Это мой домашний адрес, – включилась в игру девушка, и я понял, что она окончательно пришла в себя.

Завернувшись в одеяло, Дарья села на кровати и потрясла головой.

– Ты как оказалась в моей постели? – я постарался придать строгость своему голосу.

– Не помню, – пожала Дарья плечами.

Я открыл было рот, чтобы продолжить допрос, но девушка обратила на меня взгляд, полный страдания.

– Борис Павлович, принесите, пожалуйста, воды. Я умираю от жажды.

Я сходил на кухню и принес стакан холодной воды. В несколько глотков Дарья опорожнила посуду. Я взглянул на часы и обнаружил, что часовая стрелка приближается к цифре 3.

– Вот что, – проворчал я, – разговор отложим до утра. А сейчас давай спать. Мне завтра нужно быть в форме. (Действительно, на утро у меня была назначена деловая встреча, поскольку тогда я еще окончательно не оставил надежду раздобыть где-нибудь денег.)

Так как из всей мебели, пригодной для ночлега, у меня имелась лишь одна кровать, нам пришлось устраиваться на ней вдвоем. Примостившись на самом краю кровати, я повернулся к девушке спиной. Дарья протянула мне край одеяла.

– Укройтесь, Борис Павлович, иначе замерзните.

Я потянул на себя одеяло.

– Ой, – раздался за моей спиной жалобный писк, – вы меня совсем открыли.

Одеяло поползло назад, оголяя мое тело.

– Как же нам раньше хватало этого одеяла? – выразил я вслух свое недоумение.

– Наверное, мы лежали ближе друг к другу, – предположила Дарья.

– Мда– а? Что же, попробуем, – согласился я и почти вплотную подполз к девушке.

Дарья оказалась права. Теперь одеяло полностью покрывало наши тела. Я закрыл глаза и попытался расслабиться, как всегда поступал, при необходимости быстрее уснуть. Однако тут я обнаружил, что лежу на левом боку, на котором никогда не сплю, ибо ощущаю неприятное давление на сердце.

– Ты не возражаешь, если я повернусь на другой бок? – обратился я к своей соседке.

– Нисколько, – живо откликнулась она.

Я перевернулся и вновь предпринял попытку расслабиться. Но не тут-то было. Я почувствовал, как тепло, исходящее от тела девушки пронизывает меня, подобно электромагнитным волнам, будоража плоть, туманя разум и заставляя учащенно биться сердце. Огромным усилием воли я сдерживал желание протянуть руки и прижать к себе лежащую рядом женщину. Но, если мне до поры, до времени, еще удавалось управлять своими руками, то существовал некий орган моего тела, который наотрез отказывался подчиняться разуму. Подобно подсолнуху в рассветные часы, он медленно, но уверенно поворачивал свою голову к источнику тепла, стремясь к нему с неукротимой мощью. Настал момент, когда, несмотря на сопротивление стягивающей его материи нижнего белья, неутомимый строптивец достиг своей цели. Дарья вздрогнула и в следующую секунду прижалась ко мне всем телом...

Утром, на кухне, я старался не встречаться взглядом со своей гостьей. Мы молча перекусили, и я стал убирать со стола грязную посуду. Дарья продолжала сидеть на стуле, исподлобья бросая взгляды в мою сторону.

– Ну, собирайся. Пойдем, – я поставил в шкаф последнюю чашку.

Девушка низко склонила голову, и я едва разобрал ее слова:

– Борис Павлович, можно я пока у вас поживу?

От неожиданности я опустился на стул.

– Что значит "пока"?

– Понимаете, – Дарья подняла голову, и я заметил в ее глазах слезы, – месяц назад я ушла от мамы и последние дни жила у подруги. Ее родители уезжали отдыхать. Завтра они возвращаются, и я не знаю, куда мне идти.

Девушка снова склонила голову.

– Почему же ты от матери ушла? – поинтересовался я и тут же пожалел об этом.

Плечи девушки затряслись, и она закрыла лицо руками. Я бросился к крану и, наполнив стакан водой, протянул Дарьи. Через минуту рыдания стихли, и девушка могла говорить. Она поведала мне до банальности простую, но от этого не менее жестокую семейную драму.

Родом Дарья была из N-ска (того самого города, где располагался комбинат, с которым я когда-то сотрудничал). Когда девочке исполнилось восемь лет, родители ее разошлись, и вскоре у отца образовалась новая семья. Даша с мамой остались жить вдвоем в четырехкомнатной квартире. Года полтора назад у матери на работе случились какие-то проблемы (Даша не стала уточнять какие именно). Мать срочно обменяла их квартиру на двухкомнатную в Алма-Ате, и они переехали жить в столицу. Здесь Дашина мама встретила мужчину, который ей понравился. Они поженились, и этот человек переехал жить к ним. Вскоре, однако, выяснилось, что новый муж нигде не работает и работать не собирается. Целыми днями он либо валялся на диване перед телевизором, либо пропадал в соседней пивной.

Дарья старалась не вмешиваться в отношения матери с ее мужем, пока напрямую это ее не касалось. Но в последнее время она все чаще стала ловить на себе похотливые взгляды отчима. Кончилось все тем, что как-то раз, когда матери не было дома, этот мерзавец попытался изнасиловать девушку. После этого, Дарья собрала вещи и ушла из дома.

– А мать знает о том, что произошло? – выпалил я, лишь только Даша закончила свой рассказ.

Девушка в ответ кивнула головой.

– И после этого, она не вышвырнула своего муженька на улицу?! – вытаращил я изумленные глаза.

– Мама давно бы так и сделала, но этот козел прописан в нашей квартире, и никуда уходить не собирается.

С минуту мы молча сидели за столом, Даша опустив голову, а я внимательно разглядывая ее.

– Ну, хорошо, – нарушил я молчание, – поживешь пока у меня.

Девушка вскинула голову. Ее глаза радостно блестели. Я же, выждав небольшую паузу, продолжил:

– Сегодня вечером заедем в комиссионку, подберем для тебя кровать.

На лице Дарьи отобразилась гримаса наивного удивления.

– Борис Павлович, мне кажется, ваша кровать достаточно просторна для двоих.

Я досадно крякнул и наклонился через стол к девушке.

– Даша, я должен сообщить тебе новость, которая вероятно изменит твое решение остаться у меня. Дело в том, что я банкрот. Я разорен. Все, что у меня осталось это – недостроенный дом, машина и несколько сот долларов в кармане. Но самое печальное – я не знаю, что делать. Не знаю, где и как зарабатывать на жизнь. Да, друзья предлагают мне работать в их фирмах. Но пойми, после того, как я имел собственное дело, был сам себе хозяином, работать у кого– то на побегушках выше моих сил и достоинства. К тому же...

В этот момент я бросил взгляд на девушку и застыл, пораженный выражением ее глаз. В них я увидел и материнскую жалость к неудачнику-сыну, и горечь любящей женщины, готовой разделить беду, обрушившуюся на ее любимого, и озабоченность друга, стремящегося прийти на помощь в трудную минуту. Вся эта гамма чувств, словно с полотна художника, предстала моему взору и я, как завороженный, внимательно изучал каждую ее деталь.

Между тем, Даша поднялась с места, медленно подошла ко мне и, обвив мою голову руками, прижала ее к своей груди.

– Все будет хорошо, – страстно шептала она, – вот увидите, все будет хорошо.

Слезы навернулись у меня на глазах и, чтобы скрыть их, я принялся лицом тереться о девичью грудь...

На деловую встречу в то утро я так и не пошел.

В тот же день, после обеда я поджидал Дарью в своей машине у дома, где жила ее подруга. Даша вышла из подъезда, неся в руках две огромные сумки. Лицо ее озаряла улыбка, а глаза поблескивали загадочным блеском.

– Борис Павлович, – повернулась она ко мне, едва успев сесть в соседнее кресло, – меня сейчас осенила отличная идея. Вы говорили, что не знаете, как зарабатывать деньги. Почему бы вам не зарабатывать их на своем автомобиле извозом?

– Ты предлагаешь мне работать извозчиком?! – не поверил я своим ушам.

Девушка слегка смутилась.

– Не извозчиком, а таксистом, – поправила она меня, – временно, пока вы не подыщите более подходящую вам работу. Вы же хотели иметь свое дело, быть независимым. Частный извоз это – как раз то, что нужно.

Тараща возмущенные глаза и брызгая слюной, я попытался доказать Дарье абсурдность ее предложения.

– Ты пойми, я ведь могу встретить кого-то из своих знакомых! Представляю, какая будет картина! Да я со стыда сгорю!

– Ничего здесь стыдного нет, – возразила Дарья, – сейчас сотни тысяч бывших врачей, учителей и инженеров работают дворниками, сторожами или торгуют за прилавками. И не стыдятся! Потому что время такое!

– Верно. Но никто из этих врачей-учителей, прежде чем встать за прилавок, не зарабатывал по триста тысяч баксов в год!

– Вы будите первым, – улыбнулась Даша и ласковым движением взъерошила волосы у меня на затылке, – а насчет стыда..., если вам действительно тяжело переступить через себя, давайте первые дни я буду ездить вместе с вами. В качестве кондуктора.

Я поблагодарил Дарью за заботу, но от помощи отказался. На следующее утро я выехал в свой первый рейс....

Мы продолжали жить с Дарьей как муж и жена. Даша училась в университете, а я зарабатывал нам на жизнь частным извозом. Большую часть свободного времени мы посвящали нашему дому, пытаясь завершить отделочные работы. Штукатурили, белили, красили. Навыков нам явно не хватало. Часто одну и ту же работу приходилось переделывать по несколько раз. Поэтому дело продвигалось медленно.

Так, незаметно пролетели два месяца. И тут я стал замечать у моей подруги определенного свойства перемены: частые головокружения, тошнота, возросший аппетит. Я напрямую спросил Дарью, и она призналась, что беременна. Это известие вызвало во мне двоякое чувство. Конечно, я был счастлив, что в чреве любимой женщины зарождается новая жизнь, заложенная мной и, что эта жизнь будет продолжением меня самого. Но с другой стороны, меня мучили тревоги: не поздно ли становиться отцом в сорок лет? Успею ли я воспитать своего ребенка, поставить его на ноги, дать образование? Поначалу я хотел поделиться своими сомнениями с Дашей. Но, заметив, каким счастьем светятся ее глаза, когда она говорит о будущем ребенке, я передумал.

– Чему быть, того не миновать, – решил я.

В том же месяце мы зарегистрировали в ЗАГСе наш брак. По этому поводу устроили небольшую вечеринку, на которую позвали двух моих самых близких друзей с женами. Я предложил Дарье пригласить ее маму (в конце концов, пора бы нам уже познакомиться), но Даша наотрез отказалась.

– Мне жалко ее, – Дарья отвела глаза в сторону, – мама очень расстроится, когда узнает, что мой муж вдвое старше меня. Скажу незадолго до родов. Ей тогда не до слез будет.

Я вздохнул с облегчением. Предвидя неизбежные упреки в растлении малолетних, мне, признаться, и самому не очень хотелось встречаться с Дашиной матерью. Однако встреча эта все же состоялась. Причем, на много раньше, чем я предполагал.

Как-то вечером, придя домой, я застал Дашу на кухне с красными от слез глазами. Я стал допытываться о причинах ее дурного настроения. С минуту Дарья отмалчивалась, всхлипывая и прикладывая платок к глазам, затем, наконец, заговорила. Оказалось, она в этот день навестила свою мать, и та поведала дочери о своих несчастьях. С тем, что муж ее по-прежнему не работал и тянул из нее деньги, Дашина мать уже свыклась. Но пару недель назад муженек преподнес ей сюрприз. Он привел в дом молодую девицу и заявил, что она будет жить вместе с ним и скоро они поженятся. С тех пор жизнь в собственной квартире превратилась для Дашиной матери в кошмар. С помощью больших и мелких пакостей "молодые" старались сделать все, чтобы отравить ее существование, доводя до состояния, когда в голову закрадываются греховные мысли.

– Она либо их порешит, либо сама..., – в голос рыдая, закончила Дарья рассказ.

Я попытался успокоить свою супругу, талдыча что-то о милиции, о суде, делая при этом вид, что не замечаю, насколько фальшиво звучат мои слова. Неожиданно Дарья вскинула голову и посмотрела на меня глазами, полными надежды.

– Борис Павлович, можно мама поживет пока у нас?

"Пока"! Снова "пока"! Теперь я уже знал, что подразумевает Дарья под этим словом. Однако выбора у меня не было. Если откажу, это огорчит Дарью, заставит ее волноваться, что в ее положении очень вредно. Да и грешно, не протянуть руку помощи женщине, попавшей в беду, тем более, если эта женщина – мать моей жены. Конечно, я дал свое согласие. Переезд был намечен на следующий день. Я предложил свою помощь, но Даша заявила, что намерена нанять автофургон. Вечером следующего дня, вернувшись с работы, я поставил машину в гараж и вошел в дом. Дарья вылетела мне навстречу и, взяв меня за руку, потянула в зал.

– Пойдемте, я познакомлю вас со своей мамой, – смущенно улыбнулась она.

Вслед за Дашей я шагнул в комнату и... в следующий миг резко затормозил, словно налетел на невидимую преграду. У стола, в центре комнаты, с улыбкой на лице, стояла ... Зоя Матвеевна. Зоя. Глаза наши встретились, и было интересно наблюдать, как в течение двух-трех секунд менялось выражение Зоиного лица. Улыбка уступила место удивлению, на смену которому пришел испуг, в свою очередь, сменившийся ужасом. Зоя охнула и поднесла руку ко рту. Вероятно, примерно та же гамма чувств отобразилась и на моем лице, потому что Даша несколько раз с недоумением переводила взгляд с меня на мать и обратно.

– Вы знакомы? – наконец, спросила она.

Первой на этот вопрос смогла ответить Зоя.

– Ддда... Борис...

– Павлович, – подсказал я.

– ... Павлович был деловым партнером нашего комбината, когда я там работала.

Чувствовалось, что Дарью этот ответ не удовлетворил, тем не менее, она не стала больше задавать вопросов.

К моменту переезда в наш дом Дашиной мамы, почти все комнаты в нем были уже отделаны. Поэтому проблем с размещением Зои Матвеевны не возникло. Изменился лишь уклад нашей жизни. Дашина мама взяла на себя все заботы по хозяйству. Она готовила, стирала белье, прибирала в доме. При этом она еще успевала работать бухгалтером в какой-то фирме. Я не имел ничего против этих перемен. Единственное, что меня несколько удручало, так это отношение ко мне тещи. Она явно избегала оставаться со мной наедине, разговаривать со мной и даже есть за одним столом. Но, в конце концов, я смирился с Зоиным странностями и перестал обращать на них внимание.

Тем временем, беременность Дарьи протекала в пределах нормы. К положенному сроку начались схватки. Я вызвал "скорую", посадил туда Дашу с матерью и отправил их в родильный дом. Весь день я провел как на иголках, не отходя далеко от телефона. Несколько раз звонила Зоя Матвеевна. Она сообщила, что роды проходят тяжело. Не исключен вариант кесарева сечения. Я решил ехать в роддом, но Зоя меня отговорила. День сменился вечером, наступила ночь, а я по-прежнему вышагивал по комнате, бросая взгляды на телефонный аппарат.

Звонок прозвучал неожиданно. Одного прыжка мне хватило, чтобы оказаться у телефона.

– Поздравляю! – услышал я голос Зои, – у тебя сын!

Через полчаса я подъехал к родильному дому. Зоя Матвеевна ждала меня у крыльца. По пути домой она говорила, не умолкая, в подробностях описывая события минувшего дня. Видимо, на ее словоохотливости сказался пережитый нервный стресс. Когда мы приехали домой, я провел Зою Матвеевну на кухню и достал из шкафа заранее приготовленную бутылку коньяка. Наполнив до половины два граненных стакана, я протянул один из них теще.

– За сына и за внука! – торжественно произнесла она и лихо, по-мужски, опрокинула в рот содержимое стакана. Я вновь наполнил стаканы и мы выпили по второму разу.

Через минуту я почувствовал, как приятное тепло растекается по телу, снимая напряжение и туманя разум.