Текст книги "Рассказы извозчика. Грустные, смешные и сексуальные(СИ)"

Автор книги: Борис Чурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Ну что, позвоним? – Славкин голос дрогнул от возбуждения.

– Куда? – не понял я.

– Как "куда"? В службу, разумеется. Я с этого телефона, – Славка мотнул головой в сторону аппарата, висевшего над столом, – а ты с параллельного, что в зале стоит.

Я в растерянности открыл рот.

– Ты меня извини, Славка, – промычал я, запинаясь, – но групповой секс у меня всегда вызывал отвращение. А это совместное прослушивание чем-то групповуху напоминает. Да и поздно уже. Устал я – целый день в дороге.

Славка, как мне показалось, не очень расстроился моим отказом.

– Ладно. Дело хозяйское. Давай на посошок и спать.

Мы выпили, и Славка повел меня в детскую, где мне уже была постелена кровать. Как оказалось, дорога действительно меня утомила. Не успел положить голову на подушку, как глаза мои сомкнулись, и я погрузился в глубокий сон. Затрудняюсь сказать, как долго я проспал, но помню, что пробуждение было мучительно долгим. Несколько раз я просыпался и вновь засыпал. Мне снились кошмары: будто я сижу совершенно голый в директорском кабинете и разговариваю по телефону с какой-то бабенкой из Таиланда. И вдруг выяснятся, что идет планерка, а рядом со мной сидят начальники цехов, служб и прочее руководство завода. Директор поднимается со своего кресла и, указывая на меня пальцем, что-то нечленораздельно кричит. Его поддерживают остальные участники совещания. Поднимается ужасный шум, и ... я просыпаюсь окончательно. Осматриваюсь по сторонам и обнаруживаю себя в детской комнате. Однако шум не проходит. Он явственно доносится из-за входной двери в комнату. Прислушавшись, я узнал Люськин голос:

– Сволочь! Извращенец! Вместо того, чтобы детям обувь купить, он на телефонный онанизм деньги тратит! Получай, поганец! Получай!

Послышались глухие удары.

– Попался Славка, – догадался я.

Мне явственно представилась картина: щупленький Славка сидит на табурете посреди кухни, втянув голову в плечи и втиснув ладошки между коленей. Над ним грозно высится мощная фигура его жены. Слоновые ноги ее широко расставлены, а могучие ручищи упираются в складки жира у поясницы. Время от времени Люськин кулак взмывает вверх и, подобно молоту, обрушивается на Славкину шею... Я поежился под одеялом.

Неожиданно шум прекратился. Я приподнял голову и услышал осторожные шаги в коридоре. Потом все стихло. Вспомнив о предстоящем напряженном рабочем дне, я закрыл глаза и попытался уснуть. Однако вскоре до моего слуха донеслись странные звуки. Я прислушался. Мне показалось, будто кто-то читает молитву. Я ощутил некоторое беспокойство и решил выяснить, в чем дело. Нащупав в темноте тапочки, я вышел в коридор. Сквозь матовое стекло кухонной двери струился свет. Дверь в зал была приоткрыта, и там тоже горела лампа. Подойдя к кухне, я потянул на себя дверную ручку и заглянул внутрь. Славка сидел с закрытыми глазами у телефонного аппарата, прижимая рукой трубку к уху. Другую руку он запустил себе под штаны. Лицо моего друга излучало истому.

Прикрыв дверь, я несколько секунд в недоумении стоял посреди коридора. Затем двинулся в сторону зала, откуда доносилась "молитва". Когда я просунул голову в комнату, то чуть не прищемил ее дверью – столь неожиданным было зрелище, представшее моему взору. Люська сидела на диване совершенно голая. Одна ее рука сжимала трубку телефонного аппарата. Другой Люська медленно поглаживала грудь, своими размерами напоминающую узбекские дыни. Придав, насколько это возможно, нежность своему зычному голосу, Люська шептала в трубку:

– А теперь погладь мою грудь. Не бойся, сожми ее сильнее. Коснись кончиком языка моих сосков. Почувствуй их ласкающую шероховатость...

Осторожно закрыв дверь, я на цыпочках вернулся в детскую. Долго лежал я в кровати, стараясь уснуть. Однако сон никак не желал бороться с моим возбужденным сознанием. Раз за разом память моя воскрешала только что увиденные сцены. Постепенно в голове у меня вызрело твердое решение:

– Как только вернусь домой, уговорю жену поставить параллельный телефонный аппарат.

Получилось!

Прекрасно запомнил я пассажира, рассказавшего мне эту историю. Еще бы! Им оказался мой бывший..., не знаю, как это назвать по-русски. Однокашник – человек, с которым я учился в одном классе. Однокурсник – человек, учившийся со мной на одном курсе института. А как назвать человека, с которым я учился вместе в аспирантуре? Ну, неважно. Помню, сев в машину, он вытаращил на меня удивленные глаза.

– Извините, мы с вами раньше не встречались? – нерешительно обратился он ко мне.

Я внимательно оглядел моего пассажира. Лицо его показалось мне знакомым. Стали гадать, где мы прежде могли встречаться. Начали со школьных лет и дошли до периода обучения в аспирантуре. И тут выяснилось, что мы оба учились в Москве, в Энергетическом институте. Мы были приписаны к отделам, расположенным в разных концах огромного здания, поэтому встречаться могли лишь в коридорах или столовой.

Стали вспоминать аспирантские годы и, в этой связи, конечно, вспомнили о жилищных мытарствах. Дело в том, что институт не имел собственного общежития. Поэтому иногородним аспирантам приходилось самим искать себе жилье. Чаще всего это были комнаты в московских коммуналках.

– Я за три года пять коммуналок сменил. И все из-за соседей, – пожаловался мой бывший коллега, – то пьяницы попадутся, то воры, то проститутки. Лишь в последней квартире более или менее спокойные соседи оказались. Да и то, пришлось самому порядок наводить.

– Это как? – полюбопытствовал я.

В ответ мой пассажир поведал мне весьма необычную историю.

* * *

Случилось это в 1981 году. Шел последний год моего обучения в аспирантуре. Я тогда снимал комнату в трехкомнатной коммуналке на Нахимовском проспекте. Помимо меня, в квартире жили древний старикашка и женщина лет сорока с сыном, который учился тогда, то ли в четвертом, то ли в пятом классе.

Старикашка -нелюдимый молчун отличался очень ценным для коммунальной квартиры качеством: он крайне редко выходил из своей комнаты. В отличие от него, женщина, которую звали Лиза, была до навязчивости общительна. По нескольку раз в день она стучалась ко мне в комнату и обращалась с вопросами, которые своей глупостью ставили меня порой в тупик. Через постоянно открытую дверь своей комнаты Лиза из кухни общалась с сыном, посвящая, тем самым, меня в свои семейные проблемы и отвлекая от занятий.

К нам часто наведывалась Марина, Лизина подруга, которая жила в соседнем подъезде. После ее ухода, Лиза стучалась ко мне и докладывала о последних новостях Марининой жизни. Так я узнал, что Марина недавно вернулась из турпоездки во Францию и привезла оттуда автоматический прибор для удовлетворения женских сексуальных потребностей. Прибор этот, со слов Лизы, крепился к матерчатому поясу, который надевался на бедра женщины. Питание прибор получал от электросети. На матерчатом поясе был укреплен переключатель, регулирующий частоту движения резинового пениса. Сам пенис был съемным, и к устройству прилагался их целый комплект.

– Самый большой там – вот такой! – взволнованно шептала Лиза, разводя ладони более чем на четверть метра.

Я еще ничего не сказал о Степе, Лизином сыне. Был он неплохим мальчишкой, однако абсолютным бездарем в учебе. Это я могу заявить авторитетно, поскольку несколько раз, по просьбе Лизы, занимался с ним математикой. Степкины занятия всегда проходили по одному сценарию. Мать усаживала сына за письменный стол, раскрывала перед ним учебник, а сама уходила в ванную стирать белье, либо на кухню готовить обед. Через несколько минут она крадучись возвращалась в комнату и заставала сына за каким-либо занятием, никак не связанным с учебой (чаще всего разглядыванием журнальных картинок). Лиза принималась громко браниться, тыча при этом пальцем в Степкин затылок. Вероятно, эти тычки приводили сумбурные мысли мальчишки в некоторый порядок, потому что в течение следующих пяти-шести минут он сосредоточенно вгрызался в научный гранит. Мать возвращалась на кухню, но спустя некоторое время сцена повторялась. Вновь наш дом сотрясался от Лизиного крика, а Степкин затылок – от ее тычков.

Не знаю, как долго бы это продолжалось, если не одно событие, которое в корне изменило процесс Степкиного обучения. Именно о нем, об этом событии, я и хотел рассказать. В тот день я вернулся из института в скверном настроении и, только прилег на диван с желанием полистать свежие газеты и немного отдохнуть, как за дверью раздался Лизин крик. Вне себя от ярости я выскочил в коридор и встал на пороге Лизиной комнаты.

– Лиза..., – я едва сдерживал ругательства, готовые сорваться с моего языка, – можно тебя на минуту.

Женщина бросила на меня удивленно-испуганный взгляд и тут же последовала за мной на кухню. Не помню точно, что я тогда сказал Лизе, но основная мысль сводилась к тому, что применяемые ей методы воспитания сына антипедагогичны. По мере развития мной этой мысли, Лизина голова склонялась все ниже и ниже. Мой пыл стал резко угасать. Я прервал свою речь, и некоторое время мы стояли молча друг против друга, переминаясь с ноги на ногу. Чтобы как-то выйти из неловкого положения, я едва слышно промямлил:

– Мне кажется, надо как-то по-другому заставлять его делать уроки.

Неожиданно Лиза резко вскинула голову.

– Хорошо. Я попробую по-другому.

Я кивнул, круто развернулся и направился в свою комнату. Минуты через две или три, когда я, лежа на диване, пытался вникнуть в смысл газетной статьи, из коридора донесся Лизин голос:

– Лева, посмотри, пожалуйста, за Степкой. Я к Марине, ненадолго.

Я продолжил листать газету, постепенно приходя в себя после неприятной сцены на кухне. Примерно через полчаса Лиза вернулась и, пройдя к себе в комнату, закрыла дверь (что меня, конечно, озадачило). Вскоре я услышал, как она прошла на кухню и загремела посудой. Прошло еще минут пятнадцать-двадцать, как вдруг дверь приоткрылась, и в комнату проскользнула Лиза.

– Кажется, получилось! – взволнованно прошептала она.

– Что получилось? – нахмурил я брови.

– Кажется, я нашла способ, как заставить делать его уроки. Пойдем!

Лиза схватила меня за руку и потянула из комнаты. Приложив палец к губам, она подвела меня к своей двери и, осторожно приоткрыв ее, заглянула внутрь комнаты. Судя по выражению Лизиного лица, увиденное там, ее вполне удовлетворило, и она знаком пригласила меня последовать ее примеру. Я заглянул в комнату. То, что я там увидел, несказанно меня поразило. Степка сидел за столом и что-то быстро писал в тетради. Однако сам по себе делающий уроки мальчик, при всей необычности своего поведения, вряд ли вызвал бы у меня столь сильное удивление. Меня изумило другое: на Степкиной

голове был укреплен Маринин прибор, который своим резиновым органом ритмично долбил мальчугана в затылок.

Пораженный увиденным, я не сразу почувствовал, как Лиза потянула меня за рукав. Осторожно прикрыв дверь, она бросила на меня победный взгляд и с облегчением выдохнула:

– Получилось!

Совпадение.

Пассажир, рассказавший мне очередную байку, оказался моим коллегой-проектировщиком. Так же, как и я, он работал когда-то ГИПом и так же, как и мне, ему часто приходилось ездить в командировки по республике. Разговорившись, мы стали сравнивать свои впечатления о различных областных центрах Казахстана.

– Мой любимый город – Усть-каменогорск, – заявил мой новый знакомый.

– Там воздух грязный, – возразил я, – вот Семск – другое дело.

– Семск?! – мой пассажир от возмущения подпрыгнул на сиденье, – Семск – самый паршивый город в Казахстане. Ни за какие коврижки туда больше не поеду!

Столь бурная реакция показалась мне странной.

– Чем же Семск хуже других областных центров? – поинтересовался я.

Мужчина что-то невнятно пробормотал, но я продолжал настаивать на объяснении, и тогда он рассказал мне следующую историю.

* * *

Примерно раз в два месяца, по долгу службы, мне приходилось бывать в Семске. Мне не нравился этот грязный и неряшливый город. Тем не менее, ездил я туда с превеликим удовольствием и постоянно искал повод для внеочередной командировки. Причиной тому была, как сейчас стало модно говорить, girl-friend, пышногрудая, симпатичная брюнетка, с которой я случайно познакомился в центральном универмаге Семска. Венера, как звали брюнетку, была так горяча и отзывчива в постели, что, по возвращению домой, я еще долгое время боялся назвать жену ее именем во время исполнения своих супружеских обязанностей.

В ту мою командировку мне с большим трудом удалось убедить шефа, что решение, в общем-то несложного, вопроса по проектированию бройлерной птицефабрики требует непременного моего присутствия в Семске. Шеф морщил лоб, тяжело вздыхал и, наконец, промычал натужено:

– Хорошо. Даю тебе один день. Утром вылетишь, вечером назад.

К концу рабочего дня, когда я уже заканчивал сбор немногочисленных бумаг и документов для командировки, ко мне подошел Мишка Шумилевич, старший инженер нашего отдела.

– Ты, я слышал, завтра в Семск летишь? – обратился он ко мне.

Я в ответ кивнул головой.

– Захвати вот эту посылочку для моего друга, – Мишка протянул мне небольшой сверток.

– Какие посылки?! – замахал я руками, – у меня времени в обрез. На один день лечу.

– Ничего страшного, – успокоил меня Мишка, – я дам тебе его рабочий телефон. Позвонишь – он к тебе сам подъедет.

Я лихорадочно стал придумывать причину для отказа, но Мишка опередил меня.

– Здесь лекарства для его больной матери. Возьми, пожалуйста.

Я не смог отказать в помощи больной женщине и сунул сверток к себе в портфель.

Приехав в Семск, я в течение полутора часов решил все производственные вопросы и, не теряя времени, позвонил Венере (накануне, по телефону я предупредил ее о своем приезде).

– Надоели твои вонючие гостиничные номера, – услышал я из трубки милый голосок, – бери такси и приезжай ко мне. Мужа до ночи не будет дома.

Подчиняясь женской воли, я через полчаса стоял на пороге квартиры, где жила моя подруга.

Не буду описывать подробностей нашей встречи, скажу лишь, что в любовный сценарий каждой из них Венера ухитрялась вставить что-нибудь новое и неожиданное. Поэтому все наши свидания я помню так отчетливо, будто происходили они только вчера. Эта встреча тоже не обошлась без сюрпризов, и я с готовностью принял участие в любовных играх, постановщиком и главным исполнителем коих являлась моя возлюбленная.

Однако, как ни хорошо мне было в постели с Венерой, примерно через час, когда моя партнерша отдыхала, откинувшись на подушку в чувственной истоме, я вспомнил о Мишкином поручении. Осторожно выбравшись из-под одеяла, я вышел в коридор, взял телефонный аппарат и прошел на кухню. Набрав нужный номер, я услышал из трубки приятный баритон.

– Могу я поговорить с Геннадием? – вежливо осведомился я.

– Геннадий слушает.

– Я привез вам посылку от Миши Шумилевича.

– Да, да. Скажите, где вас можно найти, и я тут же приеду.

– Должен вас предупредить, – смущенно закашлялся я, – что нахожусь в чужой квартире. Поэтому дальше порога пустить вас не смогу.

Геннадий в ответ рассмеялся.

– Да, Миша предупредил меня, что вы встречаетесь со своей пассией. Не беспокойтесь. Я вам не помешаю.

– Хорошо. Записывайте адрес.

Послышался шорох бумаги.

– Слушаю.

– Четвертый микрорайон, – начал диктовать я.

– Четвертый микрорайон, – повторил мой собеседник, – прекрасно. Я тоже живу в четвертом микрорайоне. Легче будет искать. Какой номер дома?

– Девять.

– Что?! – удивленно и, как мне показалось, настороженно спросил Геннадий, – а номер квартиры?

– Тридцать три.

– Чтооо?!!

Вероятно, взрыв газового баллона прозвучал бы нежнее, чем крик, вырвавшийся из телефонной трубки.

– Тридцать три, – повторил я испуганно.

Некоторое время из трубки доносилось лишь тяжелое сопение. Я заволновался.

– Алло. Вы меня слышите? Вы меня слышите?

Еще несколько секунд трубка молчала. Потом я с трудом разобрал осипший голос Геннадия.

– Слышу, слышу. Это моя квартира.

– А, а, а, – я на время потерял дар речи, – а лекарства я оставлю на кухне, – наконец, смог выдавить я из себя и бросил трубку.

Наврав Венере что-то о срочном вызове на производство, я быстро оделся и выскочил на улицу. Поймав такси, я поехал в аэропорт в надежде, что окажутся места на более ранний рейс. Мне повезло, и уже через час я был в воздухе.

С той поры я старался как можно реже бывать в Семске и очень обрадовался, когда кураторство над этим регионом передали другому человеку.

Автобарахолка.

Если мужчина вкладывает душу в отношение к своему автомобилю, порой относясь к нему как к живому существу, то у женщины это отношение чисто потребительское, выраженное еще Остапом Бендером: автомобиль – не роскошь, а средство передвижения. Забавную историю о взаимоотношении женщины и автомобиля рассказал мне один из моих пассажиров.

* * *

Кто ездил на Москвиче, тот наверняка согласится с моим мнением: дрянь машина. Капризная, как избалованный ребенок, и упрямая, как осел во время брачного периода. Ломается, как правило, в неподходящих местах и, что обидно, в самые неподходящие моменты времени.

Как-то раз, а было это одним из летних воскресных дней, собрались мы с женой навестить нашу единственную дочь в загородном пионерском лагере. Лагерь тот располагался в горах, километрах пятнадцати от города. Жена встала чуть свет, напекла пирожков, беляшей и ватрушек с тем, чтобы накормить ими нашего изголодавшего за неделю ребенка. Еду она сложила в кастрюли, обмотала их полотенцами и составила в сумки. С этими сумками мы отправились в гараж, где стоял наш Москвич. Сел я за руль, завел двигатель. Слышу – ё моё! – стук металлический. Поднимаю капот, прислушиваюсь. Ну, конечно! Цепь стучит. Мать её так! Ведь полгода не прошло, как поставил новую цепь. И вот на тебе, опять стучит!

Давай снимать клапанную крышку. Жена стоит рядом, нервно теребит платочек.

– Это надолго? – спрашивает, – у меня беляши стынут.

Я молчу, не отвечаю, поскольку и сам на взводе. Наконец, клапанная крышка снята. Заглядываю внутрь, щупаю цепь. Вроде, натяжение нормальное. В чем же дело? Ага, вот она причина! Успокоитель цепи пополам обломился. Для несведущих объясняю. Успокоитель – это пластмассовая пластинка длиной 23 сантиметра (для Жигулей короче), шириной сантиметра два и толщиной около четырех миллиметров. Служит эта пластинка для гашения (успокоения) колебаний цепи, с тем, чтобы последняя не касалась стенки двигателя.

Обнаружил я эту неисправность и призадумался. Для того, чтобы заменить успокоитель, необходимо снять переднюю крышку двигателя. А для этого надо предварительно убрать радиатор. Вся эта операция, которая у ремонтников называется "снять – поставить", по грубым прикидкам, займет часа два – два с четвертью. Но это еще не все. Придется ехать на автомобильную барахолку, чтобы купить этот самый успокоитель. И хоть барахолка от нашего дома относительно недалеко (пять автобусных остановок), все равно, на это уйдет не менее полутора часов.

Изложил я эти математические выкладки супруге. Она чуть не в слезы: – Голодный ребенок в горах беляши ждет.

– Хорошо, – утешаю я ее, – есть возможность сократить время ремонта на полтора часа. Пока я буду снимать радиатор и переднюю крышку, ты съездишь на автобарахолку и купишь успокоитель.

– Да я не знаю, что покупать! – возражает жена, – возьму что-нибудь не то.

– Я тебе размеры дам. Не ошибешься.

– Там же одно мужичьё! – продолжает сопротивляться моя супруга.

– Ладно, оставайся, – пожимаю я плечами, – но тогда мы поедим на полтора часа позже, и твои беляши, наверняка, остынут.

На лице жены отразился мученический процесс принятия решения.

– Хорошо, – наконец, соглашается она, – давай размеры.

Я написал на листке бумаги размеры успокоителя, нарисовал его внешний вид и протянул жене вместе с линейкой.

– Прежде, чем брать, измерь, – наставляю я супругу, – чтобы тебе, по ошибке, жигулевский, короткий не всучили.

Взяла жена листок, линейку и отправилась на автобусную остановку. Я же, не теряя времени, принялся откручивать болты и гайки.

Как я и рассчитывал, к тому времени, когда передняя крышка двигателя была снята, супруга моя вернулась с барахолки.

– Вот твой успокоитель, – прошипела она сквозь зубы и швырнула на пол запчасть.

– В чем дело? – удивился я, поднимая успокоитель.

– Ни в чем, – отвернула жена в сторону лицо, – ставь его на место и поехали.

Я понял, что супруга моя не в настроении и не стал задавать лишних вопросов. Примерно через час я завел двигатель. Работал он бесшумно. Мы быстро сели в машину и поехали за город. Я продолжал молчать. Хорошо зная свою жену, я был уверен, что, рано или поздно, она сама начнет разговор. Так оно и вышло. Как только мы выехали за пределы города, жена, не поворачивая головы в мою сторону, отрывисто произнесла:

– Мог бы на том листке, рядом с размером, написать и название детали. Руки бы у тебя от этого не отсохли.

Я растерянно посмотрел на жену.

– Объясни, в конце концов, что произошло.

Из сбивчивого рассказа супруги, часто прерываемого упреками в мой адрес, я, хотя и с трудом, смог составить следующую картину событий.

Приехала жена на автомобильную барахолку довольно рано, когда некоторые, припозднившиеся продавцы еще только раскладывали, кто на земле, кто на низких столиках, свой нехитрый товар. Лишь немногие покупатели одиноко бродили среди рядов, образованных десятками тысяч автомобильных узлов и деталей. Жена моя медленно двинулась вдоль одного из этих рядов, безуспешно пытаясь высмотреть в груде металла нужную ей деталь. Минут через пять, оставив тщетные поиски, она решила обратиться за помощью к одному из продавцов. И тут она с ужасом обнаружила, что не помнит название детали, которую ищет. Напрасно промучившись пару минут, напрягая память, жена решила воскресить в сознании название детали, идя логическим путем.

– Он, – жена имела в виду меня, – говорил, что эта пластина то ли гасит, то ли успокаивает, то ли утешает колебания цепи, – мысленно рассуждала она.

– Вспомнила! – едва не выкрикнула она вслух и решительно шагнула к ближайшему продавцу, средних лет мужику, с красными, заспанными глазами и лиловым носом.

– Извините, – вежливо обратилась моя супруга к нему, – мне нужен утешитель.

– Что?! – переспросил хозяин лилового носа, видимо решив про себя, что еще не проснулся окончательно.

– Утешитель, – громче повторила жена и, вспомнив мои наставления, добавила, – но не короткий, а длинный.

Несколько секунд мужик оторопело разглядывал мою супругу. Затем дикий хохот неожиданно вырвался из его груди.

– Что? Что такое, Витек? Расскажи, – нетерпеливо дергал мужика за рукав его сосед по ряду.

– Да вот, Михалыч, – сквозь смех, с трудом проговорил Витек, – дамочке утешитель нужен. Причем, не короткий, а длинный.

– Двадцать три сантиметра, – вспомнила жена точную цифру.

Мужики, что называется, покатились со смеху.

– Михалыч, что случилось? – заинтригованный шумным весельем, закричал парень из соседнего ряда.

– Женщина утешитель ищет, – на всю барахолку заорал Михалыч, – длиной двадцать три сантиметра. У тебя он какого размера?

– Сантиметров пятнадцать будет.

– Нет. Твой не подойдет. Спроси Кацо. Я слышал, у него утешитель что надо.

– Эй, Кацо...

Моя бедная супруга несколько минут стояла посреди барахолки, оглушенная мужицким криком и хохотом, пока один пожилой торговец не сжалился и не подошел к ней.

– Вам какой успокоитель нужен, жигулевский или москвичевский? – тихо спросил он.

Купив необходимую деталь, моя супруга опрометью бросилась с барахолки. Ей вслед неслись смех и сальные шуточки.

– Все! Теперь я на твою чертову барахолку ногой не ступлю, – окончила свой рассказ жена. И свое обещание она до сих пор свято соблюдает.

Индийский факир.

Удивительно, но пассажир, рассказавший мне очередную байку, был абсолютно трезв. Он сидел молча на заднем сиденье моего автомобиля и неотрывно смотрел в окно. Я же в тот момент находился в приподнятом настроении (кажется, по поводу неплохого заработка в тот день) и попытался расшевелить его, рассказав пару анекдотов. Однако реакция оказалась нулевой. Мой пассажир даже не хмыкнул. Оставив попытки разговорить клиента, я все внимание сосредоточил на дороге. Минут пять ехали молча.

– Странно, – вдруг подал голос пассажир.

– Что странно? – повернулся я к нему.

– Странно, что вы не взяли попутчика.

(Несколько секунд назад я действительно проехал мимо голосовавшего парня.) Я объяснил мужчине, что не взял попутчика из-за дефицита времени, поскольку тороплюсь домой в надежде поспеть к началу трансляции финальной игры КВН.

– Вам нравится КВН? – предпринял я последнюю попытку разговорить клиента.

Мужчина равнодушно пожал плечами. Я почувствовал, что мой сосед начинает действовать мне на нервы.

– Ну, а вообще, вам нравятся какие-нибудь телевизионные передачи? – я едва сдерживал свое раздражение.

Неожиданно мужчина втянул голову в плечи, и мне показалось, что своим вопросом я случайно задел его за живое.

– Даа..., – начал он, растягивая слова, – было время, когда я смотрел все телевизионные передачи подряд. Днями просиживал перед экраном. Но теперь, нет. Теперь я почти не смотрю телевизор.

– Отчего же такая метаморфоза? – удивился я, – что-то случилось?

– Да как вам сказать... .

И тут он рассказал мне вот какую историю.

* * *

С Изольдой меня познакомили мои соседи Ирина и Сашка. Был вечер, и я, по обыкновению, смотрел телевизор. В то время я безумно любил смотреть телевизор и терпеть не мог, когда меня отвлекали от этого занятия. Поэтому телефонный звонок Ирины и ее приглашение зайти к ним не вызвали у меня особого восторга. Но отказать Ирине я не мог.

Дверь открыла хозяйка дома. Чмокнув в щеку, она потащила меня в комнату.

– Познакомьтесь, это Николай, – торжественно произнесла Ирина, подводя меня к дивану. Нам навстречу поднялась пышногрудая брюнетка и протянула мне руку.

– Изольда, – проговорила она тихим, грудным голосом, внимательно вглядываясь мне в глаза.

Вечер прошел скучно. Мы пили чай и слушали Сашкины байки из его армейского прошлого. Я с трудом дождался конца посиделок, надеясь успеть хотя бы к концу восемнадцатой серии мексиканского сериала. Уже в коридоре, натягивая туфли, я услышал Ирин голос.

– Зачем такси? Николай тебя проводит. Верно, Коля?

Мне повезло – Изольда жила всего в нескольких кварталах от нас, и через пятнадцать минут мы уже стояли возле подъезда ее дома.

– К сожалению, сегодня я не могу пригласить вас к себе, – прошептала Изольда мне в ухо, одновременно придавив меня грудью к стене, – но в субботу, в семь часов я вас жду.

Я хотел было возразить Изольде, напомнив, что в это время по первому каналу идет передача "В мире животных", но она сильнее вдавила меня грудью в стену.

– Хорошо, приду, – прохрипел я.

В субботу, ровно в 19.00 я стоял у двери квартиры Изольды и нажимал на кнопку звонка. Дверь отворилась, и неведомая сила втянула меня внутрь, сорвала сначала пальто, а затем пиджак.

– Я так ждала тебя, так ждала, – шептала Изольда, прижимаясь ко мне всем телом.

Не имея возможности освободиться от страстных объятий, я пошел на хитрость.

– В горле пересохло, – соврал я, – пить хочется.

– Сейчас принесу, милый, – прощебетала Изольда и упорхнула на кухню.

Я оглядел комнату и увидел в углу, на тумбочке телевизор. Нажав на кнопку включения, я подвинул кресло ближе к экрану и устроился в нем поудобнее. Тут как раз в комнату вошла Изольда. Вероятно, мое поведение ее несколько озадачило, потому что она молча протянула мне стакан с водой.

В телевизионной передаче рассказывали об азиатских кобрах. На экране появился индийский факир. По пояс голый, с чалмой на голове, он играл на свирели незамысловатую мелодию. Перед факиром стояла плетеная корзина с узким верхом. Спустя некоторое время оттуда появилась голова кобры, а затем и тело пресмыкающегося. Прямое, как ствол дерева, тело змеи поднялось над корзиной, раскачиваясь из стороны в сторону.

Наверное, передача заинтересовала и хозяйку дома. Она приблизилась к креслу и осторожно села на подлокотник. Прошло не более минуты, когда я почувствовал, как рука Изольды легла мне на плечо. Побыв там недолгое время, она перебралась мне на шею, а затем поползла вниз, расстегивая по пути пуговицы на рубашке. Неожиданно Изольда опустилась передо мной на колени и резким движением стянула с меня рубашку. Ее язык принялся щекотать мою грудь, а зубы прикусывать соски.

– Пойдем, – простонала Изольда, – пойдем скорее в спальню.

– Зачем? – спросил я.

Женщина молча схватила меня за руку и потащила в соседнюю комнату. Не успели мы миновать дверной проем, как я оказался лежащим на широкой кровати. Быстро скинув с себя одежду, Изольда принялась за меня. Но, когда вслед за брюками, на пол полетели мои трусы, я живо натянул на себя тонкое, как простыня, одеяло. Дело в том, что я с детства стесняюсь своей наготы. Даже от ребят я всегда старался скрывать определенные места своего тела.

Такой поворот событий, однако, нисколько не остановил Изольду. Прижавшись ко мне, она ловко просунула руку под одеяло. С ужасом я ощутил, как эта рука, поглаживая мое тело, спускалась от груди все ниже и ниже. Достигнув детородного органа, она принялась вытворять с ним такое, будто он был не частью моего тела, а сорняковым растением, которое необходимо выдернуть из грядки. Я уже собрался попросить Изольду прервать эту процедуру, как вдруг услышал возле самого уха ее шепот:

– Ну как?

– Что как? – не понял я.

– Ты что-нибудь чувствуешь?

Мне трудно было передать словами те чувства, которые владели мной в тот момент, поэтому я только неопределенно пожал плечами.

– Подожди, сейчас почувствуешь.

Пообещала Изольда и с головой скрылась под одеялом. Экзекуция продолжилась, но в еще более изощренной форме. Мысль о неприкрытой моей наготе парализовала мое тело, и я неподвижно лежал на кровати, словно утопленник, вытащенный из воды.

Наконец, из-под одеяла показалась голова Изольды. Женщина села на кровати и задумчиво сдвинула брови. Она явно была чем-то озадачена. Так прошло, наверное, с полминуты. И вдруг в глазах Изольды блеснул радостный огонек. В следующий момент она соскочила на пол и выбежала в соседнюю комнату. Через пару минут Изольда вернулась, неся в руках длинное полотенце и продолговатый футляр. Она уселась на кровати, подогнув под себя ноги, и принялась сооружать на своей голове из полотенца тюрбан. Я продолжал лежать, укрытый тонким одеялом, с интересом наблюдая за манипуляциями хозяйки дома. Покончив с головным убором, Изольда открыла футляр и извлекла оттуда флейту. Уверенными, профессиональными движениями собрав инструмент, она осторожно поднесла его к губам.