Текст книги "Тайные страницы истории"

Автор книги: Борис Николаевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

Борис Иванович Николаевский
Тайные страницы истории

Ленин и деньги большевистской организации

Биография Маленкова

Германия и русские революционеры в годы первой мировой войны

Протоколы Политбюро и документы особого отдела НКИД СССР, 1934

Несколько слов об авторе этой книги

Сын священника, Борис Иванович Николаевский (1887–1966) учился в гимназии в Самаре и в Уфе. В 1903–1906 гг. – большевик, затем меньшевик. В 1904 г., будучи гимназистом, был впервые арестован за принадлежность к молодежному революционному кружку, судим за хранение и распространение нелегальной социал-демократической литературы. В тюрьме провел около шести месяцев. В общей сложности до революции арестовывался восемь раз, на короткие сроки. Дважды отпускался по амнистии 1905 г. За участие в первой русской революции приговорен к двум годам. Бегал из тюрем, три раза ссылался. Революционной деятельностью занимался в Уфе, Самаре, Омске, Баку, Петербурге, Екатеринославе. В 1913–1914 гг. работал в легальной меньшевистской «Рабочей газете» в Петербурге. После революции, в 1918–1920 гг. как представитель ЦК меньшевиков ездил с поручениями от партии по всей России. С 1920 г. – член ЦК партии меньшевиков. В феврале 1921 г. вместе с другими членами ЦК меньшевистской партии арестован и после одиннадцатимесячного заключения выслан из РСФСР за границу. В эмиграции (в Германии, Франции и США) продолжал принимать активное участие в политической деятельности партии меньшевиков. 20 февраля 1932 г. лишен, вместе с семьей Троцкого и рядом других эмигрантов, советского гражданства.

Однако политическая деятельность Николаевского, как бы к ней ни относиться, не была в его жизни главным. Б. И. Николаевский был прежде всего историк, и его заслуга перед Россией и русской историей состоит в том, что начиная с 1917 г. он собирал, хранил (и сохранил для потомков) бесценнейшую коллекцию архивных материалов. После февральской революции, когда революционеры по всей стране громили центральные и местные архивы (особенно полицейские), Николаевский, как представитель ЦИКа Советов, вошел в комиссию по изучению Архива департамента полиции. В 1918 г. вместе с П. Е. Щеголевым он составил проект организации Главного управления по архивным делам. И именно Николаевский убедил тогда большевика Д. Б. Рязанова взяться за спасение архивов. В 1919–1921 гг. Николаевский стоял во главе историко-революционного архива в Москве, выпустил ряд книг по истории революционного движения в России и на Западе.

Как социал-демократа Николаевского в первую очередь интересовала история революционного движения в России и в Европе. Но его интересы как историка шли далеко за пределы спектра, ограниченного узкими рамками социал-демократии. Он был чуть ли ни единственным меньшевиком, пытавшимся понять трагедию власовского движения и оправдать его (чем обрушил на свою голову многочисленную критику однопартийцев). Его способность списываться с людьми самых разных политических взглядов, от монархистов до коммунистов, заставлять их относиться к нему как к историку с полным доверием, убеждать их в необходимости написания мемуаров или же составить подробные ответы на многочисленные и конкретные вопросы – не может не поразить каждого, кто сегодня работает с собранными Б. И. Николаевским архивами. Настолько, насколько это было возможно в те годы, он располагал информацией, которая позволяла ему знать все, всех и все обо всех. За справками к нему обращались писатели, историки и публицисты из разных уголков мира. И почти всегда получали от него толковые и конкретные сведения. Он обладал уникальной, почти фотографической памятью и был «ходячей энциклопедией» русской революции.

Но меньшевик Б. И. Николаевский не смог бы завоевать столь безусловного доверия расколотой русской эмиграции и даже командированных за границу советских коммунистов, если бы его личные этические принципы как историка и собирателя архивов обычно не стояли над политикой и над потребностями момента. Посвященный во многие человеческие и политические тайны своего времени, он ни разу не позволил себе погнаться за сенсацией и опубликовать ставший ему доступным материал в ущерб интересам своего информатора.

Как собиратель архивов Николаевский оставил восемьсот с лишним коробок архивных материалов. Сегодня они хранятся в Гуверовском институте (Стенфорд, США). Как историк и публицист, он опубликовал большое количество статей на русском и основных европейских языках. Уделяя много времени архивам, переписке с людьми и политической деятельности, Николаевский был менее продуктивен как автор собственных книг. Его самая известная книга – об Азефе, написанная в 1932 г. с традиционной точки зрения, сегодня не кажется очень ценной. Много позже Николаевский пришел к новым, очень важным, сенсационным выводам: Азеф провокатором не был, а был полицейским агентом и аккуратно передавал информацию о готовившихся террористических актах директору департамента полиции Лопухину. Именно Лопухин (чуть ли не с согласия Витте) клал эту информацию под сукно и тем самым умышленно допустил несколько террористических актов. Об этом Николаевскому сообщила вдова Лопухина, с которой он беседовал уже в эмиграции. Эти данные Николаевский собирался использовать в новом издании книги. «У меня подобрались неизданные материалы о Лопухине и его отношениях с Витте (в связи с большой борьбой между Витте и Плеве) […] много нового и важного материала, который я охотно дал бы в качестве особого введения и добавления», – писал Николаевский. [ГА, кол. Николаевского, ящик 500, папка 8. Письма Б. И. Николаевского проф. П. Шейберту от 28 декабря и 14 марта 1962 г.] Однако разработать эту тему Николаевский не успел. Нового издания не было.

Борис Иванович Николаевский скончался в 1966 г., оставив незавершенными многочисленные свои проекты по изданию книг и исторических сборников. Его бесценное архивное собрание – лучший памятник умершему историку.

Идея выпуска исторического сборника, основанного на материалах собственного архива, принадлежала Б. И. Николаевскому. С тех пор прошло несколько десятилетий. Ушел из жизни историк. Из-за финансовых затруднений так никогда и не вышел задуманный им сборник. Ряд материалов был опубликован в периодической печати. Другие – похоронены в папках архива.

В настоящее издание вошли два не публиковавшихся ранее текста историка: «К истории „Большевистского центра“» и «К биографии Маленкова и истории компартии СССР». Первая работа является предисловием к незаконченному фундаментальному труду Б. И. Николаевского – многотомному сборнику документов по истории «Большевистского центра».

Вторая работа, название которой принадлежит редактору этой книги, – незаконченная биография Маленкова, ставшего на короткий срок руководителем советского государства. По отрывочным фразам переписки, которую Николаевский вел в то время, можно легко понять, чем должна была закончиться работа о Маленкове. Николаевский пришел к выводу, что Сталин был убит.

«Жизнь всегда требует компенсации и если и дарит таким хорошим подарком, как удар у Сталина (или удар по Сталину?), то отплачивает на другом, – писал Николаевский бывшему руководителю французской компартии, известному историку и публицисту Борису Суварину 23 марта 1953 г. – [..] Я все более и более прихожу к выводу, что Сталин умер в результате большой борьбы, которая заполнила первые месяцы этого года и смысл которой состоял в разгроме личного секретариата Сталина блоком Маленкова с Берией» [Международный институт социальной истории в Амстердаме. Архив Б. К. Суварина, папка 1.]

«Похоже, что Сталину помогли умереть и что на этой почве теперь начинается борьба», – писал он Т. И. Вулих через две недели, 6 апреля [ГА, кол. Николаевского, ящик 207, папка 16]

«[…] Пытаюсь расшифровать значение событий, предшествовавших смерти Сталина (теперь я убежден, что было что-то вроде дворцового переворота и что Сталину „помогли умереть“)», – заключает Николаевский в другом своем письме Суварину. [Архив Б. К. Суварина, папка 1. Письмо Николаевского Суварину от 14 апреля 1953 г.]

Однако после расстрела Берии и снятия Маленкова окончание работы над биографией Маленкова потеряло для Николаевского всякий смысл, и книга осталась незавершенной.

Во второй части сборника публикуются документы, представляющие интерес и для историков, и для широкого круга читателей. Материалы Гуверовского института публикуются с любезного разрешения администрации.

Ю. Фельштинский

Бостон.

Б. И. Николаевский
К истории «Большевистского центра»

«Большевистский центр» (БЦ) – так называлась организация, которая в 1906–1909 гг. стояла во главе большевистской фракции тогда формально еще единой РСДРП. История этого Центра до сих пор остается совершенно неизученной. Во всей огромной литературе по истории большевистского движения нет ни одной работы, которая содержала бы попытку дать обзор деятельности этой организации, хотя исключительная важность последней для общей истории большевизма очевидна.

В первые годы революции советские историки большевизма, правда, пытались затрагивать вопрос об этом Центре, хотя и с большой сдержанностью. О нем, например, упоминал Г. Е. Зиновьев в своей «Истории Российской коммунистической партии (большевиков)» (ГИЗ. Петроград, 1923). Но чем прочнее становилась диктатура, тем реже делались такие упоминания, а за последние годы само название «Большевистский центр» исчезло из официальных курсов истории большевизма; в частности, полностью молчат о нем «Краткий курс истории ВКП(б)», отредактированный Сталиным, и обзор той же истории, напечатанный во втором издании Большой советской энциклопедии.

Знакомство с материалами о БЦ позволяет понять причины замалчивания: в его истории было слишком много таких сторон, привлекать внимание к которым советские историки считают нежелательным.

В истории БЦ следует различать три главных периода: от мая 1906 г. до мая 1907 г. (т. е. между Стокгольмским и Лондонским съездами РСДРП), с мая до конца 1907 г. (до выезда за границу Ленина и Богданова, а затем Красина и ряда других членов БЦ) и, наконец, с начала 1908 г. до официального роспуска БЦ, который состоялся после пленума ЦК в январе 1910 г.

Относительно первого из этих периодов вопрос о формах функционирования тогда БЦ нельзя считать выясненным. А. Богданов в воззвании «К товарищам большевикам», которое было выпущено группой «Вперед»[1]1
  Социал-демократические листовки 1894–1917. Библиографический указатель / Изд. Института Ленина при ЦК ВКП(б). Т. 1. 1931. Это воззвание группы «Вперед» регистрируется под № 1078; там же раскрыто авторство Богданова.


[Закрыть] по поводу официального роспуска БЦ на пленуме ЦК РСДРП в январе 1910 г., создание БЦ относит ко времени Лондонского съезда (май 1907 г.). Только об этом Центре говорят и официальные комментаторы Института Маркса-Энгельса-Ленина[2]2
  См.: Протоколы совещания расширенной редакции «Пролетария» (далее: Протоколы «Пролетария») / Изд. Института Маркса – Энгельса – Ленина при ЦК ВКП(б). 1934. С. 264, прим. 1. См. также: Ленин В. И. Сочинения. 21 изд. Т. XIV. С. 007 [5 изд. Т. 47. С. 177].


[Закрыть]. О том, что особый Центр большевистской фракции был создан уже в Стокгольме пишет только Зиновьев. Рассказав, что на этом этапе съезда победили меньшевики (большинством 62 против 46 голосов), он прибавляет:

«Большевикам ничего не осталось, как подчиниться, т. к. они были в меньшинстве, а рабочие требовали единства. Но на деле Объединительный съезд нисколько не объединил большевиков с меньшевиками, и на деле мы уехали из Стокгольма двумя отдельными фракциями. В ЦК взяли несколько наших товарищей, как мы тогда говорили, – заложниками. Но в то же время, на самом съезде, большевики составили свой внутренний и нелегальный в партийном отношении Центральный комитет. Этот период в истории нашей партии, когда мы были в меньшинстве и в ЦК, и в Петроградском комитете и должны были скрывать свою сепаратную работу, был для нас очень тяжелым и мучительным… Положение было такое, словно две партии действовали в рамках одной»[3]3
  Зиновьев Г. История российской коммунистической партии (большевиков) (далее: История РКП(б). Петроград, 1923. С.124.


[Закрыть].

Зиновьев, который был членом Центра, созданного в мае 1907 г., а в 1906–1907 гг. был одним из наиболее крупных представителей большевиков в Петербургском комитете, конечно, был осведомлен о творившемся тогда на верхушке большевистской фракции. Какой-то свой центр она имела и в 1906–1907 гг. – и скрывать его существование было «очень тяжело и мучительно». Но и Зиновьев не относит к нему название «Большевистский центр». С другой стороны, Богданов, который в тот период был вообще одной из центральных фигур большевистской фракции, отнюдь не говорит, что в 1906–1907 гг. вообще не существовало никакого центрального органа фракции. Он только говорит, что центр, получивший название «Большевистского центра», был создан в Лондоне.

Противоречия между этими свидетельствами нет; и правильнее всего будет считать, что большевистская фракция Стокгольмского съезда, выпустившая тогда особое «Обращение к партии»[4]4
  Очень характерно, что в числе делегатов Стокгольмского съезда, которые подписали это обращение, отсутствует И. Сталин, хотя он на том съезде был: он – один из немногих делегатов-большевиков, которые это воззвание не подписали.


[Закрыть], одновременно создала свою особую внутреннюю организацию с каким-то центром, но этот центр, хотя он фактически выполнял все те функции, которые позднее легли на БЦ, еще не носил такого официального названия.

Кто именно входил в БЦ первого состава, точно неизвестно: в печати имена членов ни в то время, ни позднее названы не были. Несомненно, что стержнем БЦ была тройка в составе Ленина, Богданова и Красина, которая в письмах Богданова фигурирует под названием «финансовой группы», а в заявлении Камо-Петросяна – под названием «коллегии трех». Именно она фигурирует и в документах Лондонского съезда в качестве полномочной представительницы большевистской фракции, которой были переданы 60 тыс. руб. из наследства Саввы Морозова, «лицом, имевшим формальное и моральное право распорядиться деньгами по своему усмотрению»[5]5
  Протоколы Пятого съезда РСДРП / Изд. Института Маркса-Энгельса-Ленина. 1935. С. 631. Лицом, этим была М. Ф. Андреева.


[Закрыть].

Добывание средств и расходование их на дела, которые вела большевистская фракция, действительно, составляли важную часть функций «тройки». Но ими она не ограничивалась: она вела также все конспиративные предприятия большевистской фракции, а эти предприятия были и многообразны и разносторонни. Красин был исключительно талантливым организатором-инженером. «Во все стороны умен», – так, по рассказу Горького[6]6
  Горький М. Собрание сочинений. М., 1952. Т. 17. С. 54.


[Закрыть], охарактеризовал Красина Савва Морозов; и Красин действительно создал вокруг БЦ даже не трест, а целый сложный комбинат всевозможных тайных лабораторий, мастерских, типографий и пр., обслуживавших не только большевистские, но и иные, совсем не социал-демократические «боевые предприятия». Достаточно сказать, что и дача Столыпина была взорвана бомбами, изготовленными в лабораториях БЦ, и при экспроприации в Фонарном переулке в ход были пущены снаряды того же происхождения.

Выработка политической линии большевизма в тот период происходила в более широкой коллегии, чем эта «тройка». К участию в обсуждении вопросов бывали привлекаемы также крупнейшие партийные литераторы и практики движения, но очень похоже, что они не составляли прочно закрепленного коллектива, состав участников которого был бы точно определен в организационном порядке. Вернее всего это были организационно неоформленные совещания центральных работников фракции, которые «тройка» созывала по мере необходимости. Поскольку «тройка» была едина в своих настроениях, постольку принятие ее предложений было обеспечено…

Весьма возможно, что в этот период весь центр большевистской фракции, поскольку он был как-то закреплен организационно, состоял из одной этой «тройки».

* * *

Лондонский съезд (май 1907 г.), внеся существенное изменение во внутрипартийную обстановку, принес большие изменения и в структуру большевистской фракционной организации. Большевиков на нем оказалось лишь немногим больше, чем меньшевиков: 105 большевикам противостояло 197 меньшевиков плюс 4 тяготевших к последним «нефракционных». Но в ряде вопросов вновь вошедшие в РСДРП национальные социал-демократические группы (особенно польская) были ближе к большевикам, и в союзе с ними большевики получили большинство в ЦК. Это большинство было весьма непрочным: распространялось оно далеко не на все вопросы, но меньшинством в ЦК большевики во всяком случае быть перестали. Тем не менее о роспуске своего фракционного центра большевики и теперь не думали. Наоборот, они расширили этот центр, подвели под него строго оформленную организационную базу и официально дали ему название «Большевистский центр».

В новый Центр теперь было введено 15 человек, а именно: А. А. Богданов, И. П. Гольденберг (Мешковский), И. Ф. Дубровинский, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Л. Б. Красин, В. И. Ленин, Г. Д. Линдов, В. П. Ногин, М. Н. Покровский, Н. А. Рожков, А. И. Рыков, В. К. Таратута, И. А. Теодорович и В. Л. Шанцер[7]7
  Протоколы «Пролетария». С. 264, прим. 1.


[Закрыть].

Г. Зиновьев был единственным из ближайших сотрудников Ленина последующих лет, который позднее сделал попытку объяснить мотивы этого решения большевиков: по его словам, они не верили в возможность длительной совместной работы с меньшевиками в новом общепартийном ЦК, где все зависело от голосования «националов», в надежности которых большевики не были уверены, а потому решили продолжать свою работу по подготовке к расколу.

«Мы решили, – пишет Зиновьев, – что в ЦК мы будем работать и страдать по долгу службы, но настоящую работу мы будем делать в своем БЦ, ибо было ясно, что этот „брак поневоле“ с меньшевиками будет непродолжительным»[8]8
  Зиновьев Г. История РКП (б). С. 129.


[Закрыть].

Есть все основания полагать, что именно такими соображениями на тогдашних совещаниях большевиков было официально обосновано решение об укреплении и оформлении их фракционной организации. Но внимательный анализ списка членов нового состава БЦ на фоне дальнейшей тактики Ленина во внутрифракционных отношениях заставляет думать, что поведение Ленина в этом вопросе определялось также и соображениями иного порядка: он уже в то время предвидел возможность конфликта внутри фракции большевиков и принимал меры для закрепления своих позиций против позиций двух остальных членов старой руководящей большевистской «тройки», – против Богданова и особенно Красина.

* * *

Такой конфликт действительно пришел очень скоро, – и именно он определил всю дальнейшую судьбу БЦ.

Полное и всестороннее выяснение действительных причин этого конфликта внутри БЦ возможно только в итоге, с одной стороны, подробного анализа общей эволюции политической и тактической мысли большевизма эпохи революции 1905–1907 гг. и, с другой, выяснения личных отношений между руководящими деятелями большевистской фракции, и прежде всего, конечно, между Лениным, Богдановым и Красиным.

Несомненно, что внутри большевистской фракции 1905–1907 гг. имелись весьма существенные разногласия как по вопросам большой политики и тактики, так и по вопросам тактики борьбы внутрипартийной, т. е. борьбы против меньшевистского крыла партии. В ходе этих споров Ленин далеко не всегда имел на своей стороне большинство фракции. Было немало случаев, когда он или оставался в меньшинстве, или, как рассказывает один из мемуаристов, бывал вынужден «в полном боевом порядке» переходить на позиции противника, даже не доводя дела до голосования (он очень не любил оставаться в меньшинстве, особенно внутри своей собственной фракции). Так бывало и по крупным политическим вопросам: именно так он поступил в декабре 1905 г. на большевистской конференции в Таммерфорсе, когда он считал правильным участие в выборах в Государственную думу, но из выступлений других делегатов понял, что он останется едва ли не одиноким[9]9
  Гольдман-Горев Б. И..За кулисами первой революции // Историко-революционный бюллетень. М., 1922. № 1 С. 17.


[Закрыть].

Опытный стратег внутрипартийной борьбы, Ленин понимал значение исторически сложившихся внутрипартийных коллективов-фракций и, как правило, крайне бережно относился к коллективу своей фракции. Поскольку инициатива была в его руках, на расколы в рядах своих сторонников он шел только в случаях крайней необходимости. Если брать вопросы большой политики, такой крайней необходимости в 1908–1909 гг. не было: разногласия между Лениным и так называемыми «отзовистами» и «ультиматистами» (т. е. сторонниками «отзыва» социал-демократических депутатов из Третьей государственной думы или предъявления им «ультиматума» об изменении тактики) были в тот момент несравненно менее крупными и менее актуальными, чем, например, те разногласия, которые отделяли его от большинства большевиков в декабре 1905 г. или в августе 1907 г.[10]10
  На Третьей общепартийной конференции 3–5 августа 1907 г. все без исключения делегаты-большевики, 9 человек, высказались против Ленина, считавшего необходимым участие социал-демократов в Третьей государственной думе, и выставили докладчиком от фракции не Ленина, а Богданова, который был сторонником бойкота Думы.


[Закрыть], – а тогда Ленин и не думал о расколе, хотя последствия принятых против его мнения решений именно тогда могли иметь несравненно более вредные (с его точки зрения) последствия.

Таким образом, приходится считать несомненным, что непримиримое отношение Ленина к Богданову и его группе в 1908–1909 гг. вызывалось не остротою расхождения по общеполитическим вопросам.

Особенно неправильными являются попытки основную причину этого конфликта искать в несогласии Ленина с философскими взглядами Богданова. Отличительные черты этих взглядов Богданова Ленину были хорошо известны еще с начала 1900-х гг. Если верить его позднейшим рассказам, Ленин уже с того времени считал эти взгляды ошибочными и указывал на это Богданову, но они не помешали Ленину принять политическую помощь Богданова, которая была предложена последним в самый критический период политической биографии Ленина: в 1904 г., когда Ленин, порвавший не только с недавними коллегами по редакции «Искры», но и с руководящей группой «искровских» практиков – членами ЦК в России (во главе с Носковым, Красиным, Кржижановским и др.) – был политически почти одинок. Без помощи – политической, литературной и материальной – Богданова и его друзей Ленин тогда не смог бы поставить свой литературный орган, не смог бы вообще построить свою фракцию[11]11
  В этом изложении мы опираемся на даты знакомства Ленина с Богдановым (см. письмо Ленина к Горькому от 25 февраля 1908 г. // Ленин В. И. Сочинения. 4 изд. Т. 13. С. 412). Но Н. Валентинов-Вольский в кн. «Встречи с Лениным» (Изд. им. Чехова. Нью-Йорк, 1953. С. 320) вносит в эти даты существенную поправку, относя начало встреч Ленина с Богдановым не к лету, а к началу (февраль) 1904 г. Показания Н. Валентинова, как правило, отличаются большой точностью (в ряде пунктов они поддаются объективной проверке), им можно доверять, но перенесение даты знакомства Ленина с Богдановым на февраль, а, может быть, даже на конец января 1904 г., крайне важно для биографии Ленина, т. к. доказывает, что и к решению писать «Шаг вперед, два шага назад» (а именно этот момент следует считать отправным для Ленина, начавшим работу по оформлению большевизма, как особой, фракции) Ленин пришел лишь после начала встреч с Богдановым.


[Закрыть]. Богданов, встав на его сторону, политически буквально спас Ленина. Именно Богданов в начале 1905 г. вернул на сторону Ленина Красина, вместе с которым стал главной силой большевизма в России 1905–1906 гг. Группа литературно-политических друзей Богданова составляла главные кадры сотрудников всевозможного рода большевистских легальных изданий в 1905–1908 гг.

Ленин позднее усиленно подчеркивал, что он уже в 1904 г, оговаривал свое несогласие с философскими взглядами Богданова; документальных подтверждений этого свидетельства не имеется, но если оно правильно, то во всяком случае, несомненно что Ленин тогда так редактировал свои оговорки, что они только подкрепляли основную мысль его заявлений: признание полной возможности самого тесного политического союза, несмотря на наличие философских разногласий. Именно об этом говорило и решение БЦ, принятое в самом конце второго периода его истории, накануне отъезда редакции «Пролетария» (Ленин, Богданов и Дубровинский) за границу (декабрь 1907 г.). В этих условиях совершенно непонятно, почему буквально через два месяца после принятия последнего решения, уже в начале 1908 г., отношения Ленина с Богдановым «до крайности испортились», а вскоре затем оказалось необходимым резкое выступление Дубровинского против Богданова, инспирированное и подготовленное Лениным[12]12
  Это ясно и из воспоминаний Н. К. Крупской «Воспоминания о Ленине» (1932. С. 138, 143–144).


[Закрыть].

Подобное поведение Ленина тем более нуждается в объяснении, что его противники были настроены отнюдь не агрессивно. Наступление вели не они против Ленина, а Ленин против них. Они искали компромисса, были готовы на уступки, обращались к посредникам (эту роль пытался играть Горький) и прилагали все усилия, чтобы избежать разрыва, чтобы не доводить дело до открытой борьбы. Ленин систематически и решительно отвергал их предложения, отказывался от переговоров и посредников и обострял обстановку, возводя в преступление каждую неудачную формулировку своих противников и их сторонников в России… Свое наступление на группу Богданова Ленин развертывал, правда, лишь постепенно, но изучение ленинских документов и переписки показывает, что причиной этой постепенности были не колебания Ленина, а исключительно его стремление возможно лучше подготовить каждый новый шаг своего наступления, возможно вернее обеспечить свою полную победу. Решение – и очень твердое – провести полный разрыв с Богдановым и всею его группою Лениным было принято уже в самом начале его второй эмиграции.

* * *

Политические разногласия и разномыслие по философским вопросам между Лениным и Богдановым, несомненно, имелись, и свое влияние на Ленина они, конечно, оказывали. Но и темпы разрыва, и его формы (крайняя личная заостренность), и сам разрыв вообще определялись расхождениями, лежавшими в иной плоскости. О ней Ленин старается молчать. Только крайне редко у него прорываются отрывочные намеки этого рода. Его противники об этой иной плоскости говорят больше, хотя и они стараются говорить о ней крайне сдержанно, тоже намеками. Эта сдержанность понятна: речь шла о крайне щекотливых сторонах их общей деятельности недавнего прошлого, рассказывать о которых открыто было невыгодно им всем. Именно эта щекотливость данной группы вопросов была причиной усиленного старания Ленина перевести спор на политическую и философскую почву.

В листовке «К товарищам большевикам», которая была написана Богдановым и издана группою «Вперед» в ответ на заявление Ленина о роспуске БЦ (январь 1910 г.), – Богданов писал:

«Большевики, учредившие на Лондонском съезде Большевистский центр, смотрели на него, как на организацию, которая, с одной стороны, выражает основные идеи революционного крыла партии, развивая их печатно, с другой – объединяет различные большевистские группы, разбросанные по России, и заведует, под их контролем, материальными средствами большевиков. В этих задачах исчерпывалось все назначение Большевистского центра; его права не подлежали спору, пока он выполнял их; его права кончались с того момента, как он переставал служить какой-либо из них. Так понимали смысл Большевистского центра все большевики».

Сводя всю политическую роль БЦ к работе по изданию печатных органов для развития «идей революционного крыла партии», Богданов считался с решениями IV общепартийной конференции (ноябрь 1907 г.), которая признала недопустимым «существование особых фракционных центров, конкурирующих в своих функциях с ЦК»[13]13
  Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 7 изд. Т. 1 М., 1954. С. 184.


[Закрыть]. На деле политические функции были значительно более обширными. Но наиболее важным в цитированных выше словах Богданова является подчеркнутое нами заявление Богданова о роли БЦ в качестве органа, который заведует «материальными средствами» всех большевистских организаций. Речь шла, конечно, не о тех средствах, которые поступали в кассы местных организаций в нормальном порядке, путем всевозможных сборов и добровольных пожертвований: этих средств всегда с трудом хватало на текущую работу местных организаций, которые, как правило, даже не имели возможности отправлять в ЦК требуемые уставом отчисления. Речь шла о материальных средствах совсем другого происхождения, которые, по словам Богданова, исчислялись «сотнями тысяч рублей».

Вопрос о расходовании этих средств был главной причиной наиболее острой критики, которую Богданов направляет против руководителей БЦ.

«Поскольку ему [т. е. БЦ], – пишет Богданов, – надо было воздействовать на общественное мнение партии, он старался делать это путем денежной зависимости, в которую он ставил, как отдельных членов партии, так и целые организации, большевистские и не только большевистские. За последние два года не было дано организациям ни одного денежного отчета, а истрачены были сотни тысяч. Попытки некоторых организаций установить постоянный контроль над принадлежащими им суммами встречали со стороны БЦ энергичный отпор и потерпели полное крушение. Таким образом, и в идейном, и в материальном, и в организационном смысле БЦ стал бесконтрольным вершителем большевистских дел, поскольку они зависели от заграницы».

Формулировки, которые употребляет Богданов, свидетельствуют о его стремлении быть как можно более осторожным и как можно меньше приподнимать завесу над секретными сторонами жизни БЦ. Он, несомненно, прилагал усилия, чтобы не дать волю своим подлинным настроениям. Но существо его обвинений ясно: он и его единомышленники заявили, что Ленин, прикрываясь фирмой БЦ, который перестал считаться с мнениями создавших его организаций, захватил в распоряжение своей группы «огромные денежные средства» (формулировка той же листовки) всей большевистской фракции, – и на эти средства вел работу по укреплению положения своего узкого кружка и по коррумпированию остальных частей большевистской фракции, по коррумпированию всей партии вообще.

Обращение это было написано Богдановым в Марте или даже в апреле 1910 г., когда уже выяснилась вся непримиримость конфликта с Лениным и вскрылось все значение тактики Ленина, стремившегося во что бы то ни стало не допустить самостоятельной политической деятельности Богданова и его единомышленников. Равным образом не менее остро должен был воспринимать эти обвинения Ленин[14]14
  В сочинениях Ленина и в других материалах о нем почти отсутствуют отклики Ленина на эти обвинения. Есть много оснований считать, что причина лежит в той строгой цензуре, которой подвергаются все ленинские материалы публикуемые в СССР. Проскальзывают только разрозненные намеки. С этой точки зрения особенно интересно письмо Ленина к Зиновьеву (осень 1909 г.), когда Ленин писал свою статью «О фракции сторонников отзовизма и богостроительства» в качестве ответа на «Отчет» Богданова и Красина об устранении их из редакции «Пролетария». Посылая окончание этой своей статьи Зиновьеву, Ленин поясняет, что он не уверен, «не лучше ли похерить ее всю, ответив Богданову буквально парой строк по поводу его сплетен об „имуществе всей фракции“. Решайте!» (Ленинский сборник. Т. XIII. С. 173. В Сочинениях Ленина (4 изд.) это письмо не перепечатано). В статье Ленина вопросу об «имуществе» посвящено действительно всего полторы строчки (Ленин В, И., Сочинения. 2 изд. Т. XIV. С. 160), но не вполне ясно, следует ли из этого делать вывод, что статья была сокращена Зиновьевым.


[Закрыть], – и именно эти обвинения определяли общую атмосферу их отношений.

Роль, сыгранная в этом расколе вопросом об «имуществе всей фракции», объясняет также и причины резкости тогдашних отзывов Ленина о Красине. Последний в философских спорах определенной позиции не занимал, хотя по-видимому, склонялся к взглядам Богданова[15]15
  В неизданных заметках Л. Д. Троцкого имеется запись, что Мешковский-Гольденберг ему рассказывал о том, что Красин «и по философским взглядам примыкает» к Богданову. Разговор с Мешковским относится, по-видимому, к 1909 г.


[Закрыть]. В вопросах политических Красин, видимо, был ближе к бойкотистам, но активно не выступал[16]16
  Такой вывод приходится сделать из одного замечания, мимоходом брошенного в воспоминаниях Н. К. Крупской. Рассказывая о начале «войны на новом фронте», – войны Ленина с бойкотистами после роспуска Второй государственной думы, она пишет: «В маленькой дачке горячо защищал свою позицию Ильич. Подъехал на велосипеде Красин и, постояв у окна, внимательно слушал Ильича. Потом, не входя в дачу, задумчиво пошел прочь… Да, было над чем подумать» (Воспоминания о Ленине/Партиздат. М., 1932. С. 119).


[Закрыть]. Поэтому, если бы причины разрыва лежали исключительно в плоскости философских и политических споров, то не было бы причин для особенного обострения личных отношений между Лениным и Красиным. Но эти отношения сильно обострились, и Ленин с раздражением писал о Красине как о «мастере посулы давать и очки втирать»[17]17
  Письмо Ленина Рыкову от 25 февраля 1911 г. //Ленин В. И. Сочинения. 4 изд. Т. 34. С. 389.


[Закрыть].

Этот отзыв совершенно необъясним, если б дело шло о Красине как политическом деятеле, но он больше, чем понятен, если считать, что он относится к Красину как министру финансов БЦ, у которого были сложные счеты с Лениным, принимавшим ответственное участие в решении всех запутанных дел, проводившихся: БЦ для пополнения своей кассы.

* * *

Правильное решение вопроса о подлинных причинах конфликта внутри БЦ невозможно без выяснения отношений, которые сложились внутри него, и в особенности внутри его основного ядра, так называемой «финансовой группы» Ленин – Богданов – Красин, в результате развития той стороны деятельности, которая официально называлась финансовыми операциями БЦ.

Об этих финансовых операциях и вообще о бюджете БЦ известно очень мало. Финансовый отчет БЦ никогда и нигде опубликован не был. Известно, что такой отчет был представлен тому расширенному совещанию БЦ, которое одно только и было созвано за границей в июне 1909 г. под названием «совещания расширенной редакции Пролетария». Но прежде всего это был отчет только за время от 1 декабря 1907 г. до 15 мая 1909 г., т. е. говорил лишь о том периоде, который нами выше определен как последний, третий период деятельности БЦ, когда главные деятели последнего находились уже за границей. Но и за этот период ни сам отчет, ни какие-либо отдельные цифровые его показатели в печати тоже не появлялись.

Указанное совещание создало для рассмотрения этого отчета особую ревизионную комиссию в составе А. И. Рыкова, М. П. Томского, Н. А. Скрыпника и В. М. Шулятикова, которая представила совещанию свое заключение относительно рассмотренного отчета; это заключение опубликовано в протоколах совещания, и из него видно, что с отчетностью о расходах для периода до 15 сентября 1908 г., когда значительная часть расходов производилась в России, дело обстояло в высшей степени плохо, ибо тогда «не велось точных и подробных отчетов»; «многие оправдательные документы» по конспиративным соображениям вообще не были взяты, часть других погибла при арестах. В результате, решение ревизионной комиссии довольствуется сухой констатацией, что «указанные в отчетах суммы в кассу поступили и были израсходованы на нужды фракции». Только для периода после 15 сентября 1908 г., когда заведывание кассой перешло за границу, в руки Таратуты, ревизионная комиссия смогла установить, что «техническое ведение отчетности стало удовлетворительным и ясным»[18]18
  Протоколы «Пролетария». С. 128–129. Необходимо добавить, что именно это заключение ревизионной комиссии имеет в виду Л. Б. Каменев в кн. «Две партии» (2 изд. Л., 1924. С. 161), когда пишет, что контроль кассы Большевистского центра «находился всецело в руках представителей местных организаций, которые периодически проверяли расходы Большевистского центра», и что в последний раз, в мае 1909 г., представители этих местных организаций признали, что «вся отчетность проверена и расходы одобрены». Сопоставление подлинного текста заключения ревизионной комиссии с изложением, даваемым Каменевым, дает образчик неточности цитат этой книги Каменева.


[Закрыть].