Текст книги "Латинская Америка - революция и современность"
Автор книги: Борис Коваль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Ситуация осложнилась в связи с глубоким и длительным внутренним кризисом в самой компартии, возникшим в 1968 г. из-за фракционной оппортунистической деятельности группы Петкова – Маркеса.
Оживление оппортунизма имело под собой в качестве социальной предпосылки то, что пролетариат и примыкающие к нему слои, достигающие по численности почти 2 млн. человек, в своей массе были заняты на мелких и средних предприятиях. Фабрично-заводское кадровое ядро составляло 200 тыс. человек, лишь одну десятую рабочего класса{105}. Примерно 700 тыс. человек насчитывала армия безработных{106}. Только в такой ситуации могли пустить корни всякого рода левооппортунистические и националистические тенденции. С другой стороны, традиционно сильная профсоюзная бюрократия подталкивала неопытные группы рабочих в болото соглашательства и правого оппортунизма. Огромное воздействие на пролетариат оказывало также мелкобуржуазное окружение.
Слабое развитие активных форм борьбы венесуэльского пролетариата, трудности в работе коммунистической партии, буржуазный реформизм и мелкобуржуазная стихия – вот что явилось причиной оживления правого и «левого» оппортунизма. Даже некоторые члены ЦККПВ, не веря в силы трудящихся масс, скатились в болото оппортунизма и ревизионизма. Так, группа Петкова – Маркеса стала распространять реакционную идею неспособности венесуэльского пролетариата и его партии возглавить революционное движение масс, выдвижения на позиции гегемона «нового социального блока» – студенчества, средних слоев, революционной интеллигенции, всех новых, «наиболее быстро пролетаризирующихся» сил, но лишь не старого и, по их мнению, «обуржуазившегося» пролетариата{107}.
Венцом морально-политического падения фракционеров стало заявление Т. Петкова о необходимости вообще ликвидировать коммунистическую партию и создать новый «субъект революции». Такая позиция была тем более странной и вредной, что в 1969 г. был отменен запрет на деятельность Коммунистической партии Венесуэлы, стало оживляться забастовочное движение, усилилась тяга к профсоюзному единству.
В итоге подрывной деятельности группы Петкова– Маркеса в рядах коммунистической партии в декабре 1970 г. произошел глубокий раскол. Ревизионистам удалось склонить на свою сторону часть молодежи, в том числе руководство комсомольской организации.
IV съезд КПВ, состоявшийся в феврале 1971 г., принял решение исключить из рядов партии фракционную группу Петкова – Маркеса. В ответ последние создали свою партию под названием «Движение к социализму» (МАС), в программе которой причудливо переплелись воедино «лево»– и правооппортунистические взгляды, антисоветизм и национализм.
Борьба коммунистов Венесуэлы против оппортунизма и ревизионизма завершилась на IV съезде КПВ разгромом фракционеров, укреплением идейно-организационного единства партии, восстановлением ленинских принципов и норм партийной жизни. Съезд взял курс на работу в массах с опорой на рабочий класс.
В специальной резолюции съезд дал глубокую оценку состояния пролетарского движения в стране, отметив, что значительно ослабла работа в профсоюзах. В основном венесуэльское профсоюзное движение, по оценке съезда, характеризовалось следующими чертами: господством современного реформизма, наличием сильной профбюрократии, связанной с государственным аппаратом, низким уровнем вовлечения трудящихся в профсоюзы, пассивностью многих членов профсоюзов, а главное, глубоким организационным расколом.
«В этих условиях, – говорилось в резолюции съезда, – исходя из необходимости пересмотра работы партии среди рабочих, в качестве общей предпосылки следует уделить особое внимание пролетариату крупных промышленных предприятий… Профсоюзное единство является насущной потребностью для пролетариата в его борьбе за непосредственные, промежуточные и конечные цели»{108}.
Разгром антипартийной группировки Петкова – Маркеса, курс на единство пролетариата и союз демократических сил вокруг рабочего класса открыли путь для развития революционного процесса.
В феврале 1971 г. удалось создать коалицию левых партий и организаций, которая впоследствии получила название «Новая сила». В программу этой демократической и антиимпериалистической коалиции, по предложению коммунистов, было внесено важное требование – призыв к борьбе за «демократию социалистического образца»{109}.
Рабочее и антиимпериалистическое движение развивалось в последующие годы неравномерно, но, несмотря на внутренние и внешние трудности, «Новая сила» сумела завоевать немалый авторитет в стране.
Параллельно с развитием единства действий левых сил в стране постепенно ширилось стачечное движение, росло стремление трудящихся к преодолению раскола в профсоюзах. Важную роль играл Единый профцентр грудящихся Венесуэлы, созданный прогрессивными синдикатами еще в 1963 г. По его инициативе в 1970–1975 гг. была проведена серия крупных забастовок, в том числе 25-дневная стачка текстильщиков в Каракасе. Бастовали трудящиеся филиала компании «Форд моторе», рабочие банановых плантаций, металлисты, пищевики и т. д. Правда, в эти же годы в профсоюзах большим влиянием стали пользоваться ультралевые элементы анархо-синдикалистского толка, которые по всякому поводу и без надлежащей подготовки объявляли забастовки на мелких предприятиях, стремились вытеснить коммунистов из профсоюзов, призывали рабочих разрушать станки, захватывать предприятия и т. п. Такие действия лишь наносили вред и были на руку предпринимателям.
Особенность профсоюзного движения в Венесуэле в 60–70-е годы состояла в том, что преобладающее значение имели экономические требования, прежде всего заключение коллективных договоров. Лишь передовые слои трудящихся выдвигали более широкие антиимпериалистические требования и политические лозунги. В целом уровень политизации венесуэльского пролетариата остается недостаточным, причем у значительной части рабочих сохраняется вера в национал-реформистскую политику буржуазных партий.
Лишь в начале 70-х годов наметился сдвиг влево в настроениях рабочих масс. Особенно важным явились выступления рабочих против иностранных монополий. В 1975 г. шахтеры железных рудников, принадлежащих американской «Ориноко майнинг компани», организовали мощную забастовку. Их поддержали рабочие другой компании США, «Айрон Майнс», и ряда других предприятий. В знак солидарности в борьбу включились студенты, служащие, учителя{110}.
По сравнению с другими странами организованное стачечное движение в Венесуэле все же было недостаточно активно. В значительной степени это объясняется гибкой национал-реформистской политикой буржуазных кругов, которые выступают против экономического диктата империализма США и учитывают настроения масс. Для того чтобы укрепить свои позиции в народе, правительство К. А. Переса в 1974 г. начало кампанию по национализации иностранных компаний железнорудной и нефтяной промышленности. Эта акция, естественно, вызвала горячую поддержку трудящихся. Одновременно правительство пошло на расширение трудового законодательства, установление дипломатических отношений с Кубой. Эти акции подняли престиж правящей партии «Аксьон демократика» и породили у некоторых надежду на то, что президент Карлос Андрес Перес способен на самые решительные действия. На самом деле это была типичная политика буржуазно-националистического реформизма. Сам президент Перес, разъясняя суть своего курса на ежегодной ассамблее предпринимателей в мае 1975 г., определял его так: «Демократия с экономическим и социальным содержанием, основанная на полном возвращении стране естественных богатств, осуществление интеграции Латинской Америки, укрепление единства «третьего мира», лучшее распределение национального дохода… Нет ничего более чуждого намерениям и планам правительства, нежели уничтожение частного предпринимательства… У нас нет намерения сломать капиталистическую систему, речь идет о ее модернизации»{111}. Модернизация национального капитализма обернулась для венесуэльского народа ростом дороговизны, инфляцией, расширением безработицы.
В 1975–1980 гг. на новый уровень поднялось забастовочное движение. Особенно активно выступили текстильщики в Маракае, служащие Центрального университета, нефтяники. Важное значение для развития профсоюзной работы имела VII конференция Коммунистической партии Венесуэлы (август 1975 г.), наметившая широкий план конкретных мероприятий по укреплению организационного единства профсоюзов: «Мы понимаем профсоюзное единство как вовлечение в социальные бои новых отрядов трудящихся, укрепление наших связей с массами для придания их выступлениям революционного содержания»{112}.
Эта задача остается и сейчас самой главной. Не случайно об этом специально говорилось на VI съезде Коммунистической партии Венесуэлы, состоявшемся в августе 1980 г.
В Отчетном докладе ЦК и Политической декларации VI съезда КПВ была дана глубокая характеристика общих проблем революционной борьбы на современном этапе, в частности рабочего движения, и выдвинуты новые политические задачи. VI съезд подчеркнул: «Необходимо укрепить единство рабочего и народного движения, расширить размах борьбы на основе четкой программы патриотических, антимонополистических и антиимпериалистических требований. В этом отношении уже достигнут некоторый прогресс, но следует признать, что борьба за единство еще не стала систематической»{113}.
Главная задача состоит в том, чтобы мобилизовать самые широкие массы трудящихся на сознательные и организованные революционные действия. Этой задаче подчиняет всю свою деятельность Коммунистическая партия Венесуэлы.
Борьба за демократию в Аргентине
Большим своеобразием обладает революционное движение в Аргентине, рабочий класс которой является одним из авангардных национальных отрядов латиноамериканского пролетариата в целом.
«Освободительная революция» армии, приведшая в 1955 г. к свержению буржуазно-националистического режима X. Д. Перона, открыла длительный период политической нестабильности и ущемления демократии. Десятилетие бонапартистского лавирования правительства Перона между массами и буржуазно-помещичьей элитой, между демократией и тоталитаризмом, между антиимпериалистическим реформизмом и сотрудничеством то с английским, то североамериканским капиталом закончилось полным кризисом перонизма как «третьей» идеологии и политики. Власть взяла в свои руки крупная проимпериалистическая буржуазия, отбросившая в сторону «опасные методы» перонистского популизма и взявшая курс на внедрение новейших технобюрократических методов правления и расширение государственного регулирования экономики в духе модных концепций неокапитализма.
Но и этот курс не увенчался успехом; в стране быстро углублялся структурный кризис, росло социальное напряжение, увеличилась безработица (1,5 млн. безработных), невиданный массовый размах приобрела стачечная борьба пролетариата (до 8–10 млн. бастующих в год).
Правительственная чехарда (за 10 лет было сменено пять кабинетов министров) отразила нараставшую политическую нестабильность и неспособность правящей буржуазии и ее партий навести «социальный порядок» в стране.
В результате в дело «экстренного спасения нации» решила вновь вмешаться реакционная военщина, полагая, что методы казарменного управления с успехом можно использовать и для наведения дисциплины в стране. В июне 1966 г. бескровно и почти шутя военщина сместила президента А. Илиа и назначила новым главой государства генерала X. К. Онганиа (за ним президентское кресло по очереди занимали генералы Р. М. Левинстон и А. А. Лануссе).
Семь лет военного правления показали, однако, что и армии не под силу разрешить задачу по стабилизации экономической и политической жизни страны. Более того, за годы военной диктатуры в стране еще больше углубились кризисные явления, ухудшилось материальное положение народа, обострились классовые противоречия между трудом и капиталом.
В этих условиях постепенно вновь стал расти политический престиж перонизма и самого Перона, укрывшегося в эмиграции в Испании. Миф о «золотой эпохе» Перона, антидиктаторские акции левых перонистов, наивные надежды масс на чудо возрождения нации с помощью бывшего харизматического лидера, а главное – глубокий кризис военной диктатуры и рост политической активности масс побудили военные власти пойти в 1973 г. на восстановление конституционных норм.
За короткое время в стране было воссоздано или создано заново 62 политические партии и группировки. Всеобщие выбора в мае 1973 г. завершились победой перонистской партии. В сентябре того же года президентом Аргентины после 18-летней вынужденной эмиграции вновь был избран X. Д. Перон.
Однако ренессанс перонизма продолжался недолго. После смерти в июле 1974 г. Перона правительство возглавила его недалекая супруга, окончательно скомпрометировавшая перонистское (хустисиалистское) движение и приведшая страну к полному экономическому и политическому хаосу.
Вновь создалась обстановка, когда роль «спасительницы нации» взяла на себя армия. В 1976 г. правительство М. Э. Мартинес де Перон было заменено военной диктатурой, поставившей своей главной целью защиту интересов местного монополистического капитала и наведение самого строгого порядка в стране. Военный триумвират (сначала его возглавил командующий сухопутных войск генерал X. Р. Видела, в 1981 г. президентом был избран генерал Р. Виола) выдвинул программу «национальной реорганизации». Суть ее сводилась к ускоренной модернизации на путях государственно-монополистического капитализма за счет резкого повышения эксплуатации трудящихся и политического тоталитаризма.
В политическом плане военный режим, опасаясь объединения оппозиционных течений, воздержался от введения фашистских порядков по пиночетовскому образцу, хотя под видом борьбы с терроризмом обрушился с жестокими репрессиями на прогрессивные силы.
Сложные и противоречивые процессы экономической и политической жизни современной Аргентины не могли не сказаться на развитии классов и классовой борьбы. Прежде всего это отразилось на положении и борьбе аргентинского пролетариата, превратившегося к 60-м годам в самый крупный класс аргентинского общества.
Из 8,8 млн. человек самодеятельного населения по найму в современной Аргентине трудится более 5,8 млн. человек – абсолютное большинство. Из них примерно 800 тыс. рабочих и служащих заняты в сельском хозяйстве{114}. Наемный труд ныне широко используется во всех сферах хозяйства. Буржуазные формы эксплуатации, как оказалось, весьма успешно развиваются при сохранении крупной частной собственности на землю. В этих условиях сложилось положение, когда, несмотря на относительно высокое развитие аграрного капитализма, в системе землевладения по-прежнему преобладает крупная помещичья собственность. На долю латифундий размером свыше 500 га каждая (10,5 % от общего числа хозяйств) приходится 82,3 % всей земли, в то время как 67 % хозяйств (до 100 га каждое) имеет всего 4,8 % земли{115}.
Разительные социальные контрасты характерны не только для аргентинской деревни. Вот лишь один пример: на долю половины населения страны приходилась всего одна пятая часть дохода, а на долю богатой верхушки (20 % активного населения) – более половины. Причем, самая зажиточная группа (крупные буржуа и помещики) присваивает более одной трети всех доходов страны{116}.
Таким образом, все принятые различными буржуазными – военными и гражданскими – правительствами меры направлены против трудящихся, мелкой буржуазии, всех социальных слоев, участвующих в производстве, и выгодны только крупным помещикам, капиталистам, спекулянтам и иностранным монополиям, которые невиданно обогатились за последние годы. Лишь благодаря сопротивлению трудящихся, и прежде всего рабочего класса, реакционным внутренним и внешним силам не удалось полностью превратить страну в фашистское «новое государство». Классовая борьба трудящихся в Аргентине явилась главной преградой фашизму.
За 20 лет – с 1955 по 1976 г. – революционное движение в Аргентине прошло несколько этапов. На первом из них перед рабочим классом и его союзниками стояла задача сбросить идеологические оковы «хустисиалистского» популизма, укрепить политическую самостоятельность, добиться единства действий трудящихся, бороться за создание правительства широкой демократической коалиции, за коренные социально-экономические реформы. Особенно важно было преодолеть вражду между перонистскими массами и неперонистами, т. е. прежде всего коммунистами, против которых сам Перон в годы своего первого президентства не раз направлял сильные репрессивные удары.
«Коммунисты, – говорил Генеральный секретарь Коммунистической партии Аргентины В. Кодовилья на пленуме ЦК КПА в июле 1976 г., – всегда поддерживали и поддерживают искренние отношения с рабочими и другими слоями народа, находящимися под влиянием перо-нистских идей. Мы уверены, что постепенно они поймут, что заблуждались относительно классового характера «хустисиалистского» правительства, постепенно будет крепнуть их уверенность в своих силах и в способность самостоятельно участвовать в политической жизни страны. Мы уверены, что эти рабочие массы примут участие в широком национальном движении за восстановление конституционного режима…»{117}
В условиях сложной политической ситуации и глубокого экономического кризиса Коммунистическая партия Аргентины выдвинула стратегию борьбы за создание национально-демократического фронта снизу путем развертывания единства действий в защиту неотложных, жизненно важных требований трудящихся. Линия на союз демократических сил дала свои результаты, способствовала политизации широких трудящихся масс. Этот процесс резко активизировался под влиянием Кубинской революции. В 1960–1961 гг. произошел существенный сдвиг влево, стало быстро набирать силу забастовочное движение, укрепилась тяга к единству, хотя преодолеть раскол в профсоюзах так и не удалось.
Раскол в профсоюзах явился серьезным тормозом на пути развития рабочего движения. Тем не менее вопреки правым профлидерам трудящиеся сумели развернуть активные забастовочные действия. За семь лет после победы Кубинской революции (1959–1965) общее число забастовщиков превысило 50 млн. человек{118}. Такого размаха Аргентина никогда раньше не знала. Стачечное движение временно снизилось лишь в годы военной диктатуры. Этому способствовало и то, что видные перонистские руководители, вопреки собственным утверждениям о «защите демократии и справедливости», фактически капитулировали перед военщиной и всячески сдерживали боевой пыл трудящихся.
В отличие от беспринципных перонистских руководителей народ быстро разобрался в классовом характере военной диктатуры. В декабре 1966 г. была проведена первая всеобщая забастовка в защиту демократии. В выступлении участвовало более 4 млн. рабочих и служащих{119}. Военные власти всей силой обрушились на бастующих. В августе 1967 г. был принят декрет «О защите от коммунизма», поставивший КПА вне закона. Забастовки запрещались, за участие в них грозило тюремное заключение сроком от 4 до 10 лет.
Однако репрессии не сломили волю рабочего класса: 1 марта 1967 г. вспыхнула вторая всеобщая забастовка, в которой участвовало более 1 млн. рабочих и служащих, но и она была жестоко подавлена.
Тем не менее классовая борьба за восстановление демократии продолжалась. Преодолевая все препятствия, коммунисты развернули активные действия в профсоюзах, более гибкие формы приобрело их сотрудничество с левыми перонистами. По инициативе КПА в стране стали действовать новые массовые прогрессивные организации – «Движение в защиту демократии и прав человека», «Движение в защиту национальных богатств», «Движение солидарности с Вьетнамом» и др.
Сложная экономическая и политическая ситуация привела к тому, что в рабочем и особенно профсоюзном движении отчетливо выделилось три течения:
1) соглашательское, капитулянтское (так называемое «новое мление») во главе с реакционными профсоюзными боссами;
2) сторонники «диалога» с военным режимом;
3) антидиктаторское движение во главе с коммунистами и левыми перонистами.
Разногласия в рабочем движении и недовольство соглашательской политикой правого руководства перонистской партии привели еще в начале 60-х годов к появлению ультралевого движения «монтонерос», развернувшего террористические акты. В подпольные группы движения («командос») в основном входило радикально настроенное перонистское студенчество. Движение «монтонерос», хотя формально и исходило из тезиса о «революционной народной войне», на деле было оторвано от народа. Многочисленные убийства высших должностных чиновников, полицейских и генералов, взрывы, захват заложников и подобные террористические методы не могли, конечно, служить эффективным средством борьбы с диктатурой и не поддерживались массами. Более того, терроризм «монтонерос» был использован реакцией для усиления антикоммунистических и антидемократических акций.
В годы военной диктатуры пролетариат Аргентины, широкие слои городских и сельских трудящихся вели упорную и многообразную борьбу в защиту своих прав и свобод, отказываясь прислуживать реакционной военщине. В итоге общенародного сопротивления диктатура не сумела создать прочной социальной опоры и держалась у власти силой штыка.
Развитие массового демократического и рабочего движения в настоящее время крайне затруднено: стачки запрещены, деятельность прогрессивных политических и профсоюзных организаций приостановлена, в стране постоянно сохраняется осадное положение. Однако, учитывая борьбу различных течений в правительстве и армии, Коммунистическая партия Аргентины выступает за диалог с правительством и за поиски путей к достижению «национального демократического соглашения» с целью образования нового военно-гражданского правительства. Благодаря героическим усилиям коммунистов после некоторого спада стачечная борьба в 1977–1978 гг. вновь приобрела массовый размах (около 15 млн. человек).
Аргентина уже в течение ряда лет переживает период социальной и политической неустойчивости, являющейся результатом проведения политики в интересах империалистических транснациональных корпораций, в ущерб интересам народа, трудовых масс.
Ради этого подавлялась нормальная деятельность профсоюзов, политических партий, общедемократические свободы. Все это оставило глубокие раны на обществе и вызвало сильное недовольство широких прогрессивных слоев общества – от рабочего класса и трудового крестьянства до средних слоев и части национальной буржуазии.
«Ныне речь идет о том, – говорил на XXVI съезде КПСС Генеральный секретарь Коммунистической партии Аргентины Атос Фава, – чтобы придать этому недовольству более четкие, организованные формы, чтобы заставить услышать и уважать волю большинства. Вот почему мы ищем пути для достижения демократического национального согласия, объединения всех общественных, профсоюзных, политических, религиозных и светских, гражданских и военных сил, борющихся за обновленную, демократическую и миролюбивую Аргентину»{120}.
Подъем революционного движения в Уругвае
В соседнем с Аргентиной Уругвае в рассматриваемый период рабочее и массовое демократическое движение развивалось в более благоприятных условиях. Пролетариат в этой стране не был так расколот, как в Аргентине, отличался высокой территориальной концентрацией (три четверти всего рабочего класса сосредоточено в столице Уругвая – Монтевидео), не испытывал такого сильного влияния буржуазно-реформистского национализма, каким пользовался перонизм в Аргентине. Более устойчивыми в Уругвае до переворота 1973 г. оставались и буржуазно-демократические порядки, что открывало определенные возможности для развития рабочего движения и легальной политической деятельности коммунистической партии, прогрессивных профсоюзов.
В этих условиях на протяжении сравнительно длительного времени (1959–1973) в Уругвае наблюдалось устойчивое поступательное развитие революционного процесса, во главе которого уверенно выступал рабочий класс.
Объективной основой развития классовой борьбы и антиимпериалистического движения являлся глубокий социально-экономический кризис и обострение противоречий между трудовыми слоями народа, с одной стороны, внутренними и внешними реакционными силами, с другой. Основным противоречием этого периода стал антагонизм между рабочим классом и местным крупным капиталом, стремящимся с помощью империализма США путем резкого усиления эксплуатации трудящихся обеспечить переход на рельсы государственно-монополистического развития.
Как указывал Первый секретарь ЦК Коммунистической партии Уругвая Р. Арисменди, основные высоты государственной власти в Уругвае в начале 60-х годов заняла «олигархия крупных монополистических буржуа – финансовых, промышленных и торговых, а также латифундистов, причем главным действующим лицом стал банкир»{121}.
Перед рабочим классом и его партией встала задача максимальной мобилизации прогрессивных сил страны на борьбу против реакционной политики крупного капитала, за демократическое обновление страны.
В соответствии с решениями XVI съезда (1955 г.) Коммунистическая партия Уругвая преодолела сектантство и развернула в конце 50–начале 60-х годов мощную политическую кампанию в массах.
На XVII съезде КПУ (1958 г.) была принята развернутая программа борьбы за подготовку и осуществление подлинно народной демократической и антиимпериалистической революции. Непосредственной политической предпосылкой успеха нового стратегического курса коммунистическая партия справедливо считала укрепление единства самого рабочего класса и всех левых сил страны. На основе бурного роста стачечной борьбы, накопления опыта общенациональных забастовок экономического и политического характера, боевых антиимпериалистических и антиолигархических выступлений различных социальных групп населения (рабочих, служащих, студентов, ремесленников) был достигнут существенный сдвиг в пользу создания леводемократического единого фронта. Важное значение в этой связи имело идеологическое и организационное укрепление коммунистической партии, ее превращение в боевую и массовую революционную организацию рабочего класса. За 15 лет (1955–1970) число членов КПУ выросло в 13 раз. Особенно значительно укрепились позиции коммунистов в промышленном сердце страны – Монтевидео.
Благодаря усилиям коммунистов в 1961 г. удалось создать Единый профсоюзный центр трудящихся Уругвая, а спустя год – Левый фронт освобождения, в который наряду с компартией вошли демократические и антиимпериалистические организации прогрессивной интеллигенции и студенчества.
Шаг за шагом рабочий класс укреплял классовое единство. По инициативе КПУ и при ее самом активном содействии в октябре 1966 г. был основан Национальный конвент трудящихся Уругвая, объединивший более 90 % всех членов профсоюзов страны. Это был крупный успех.
Опираясь на завоеванное единство профсоюзов, коммунисты развернули целеустремленные политические действия по расширению и укреплению леводемократической коалиции. После многих усилий на основе Левого фронта освобождения в феврале 1971 г. был образован так называемый Широкий фронт. В его состав вошли коммунисты, социалисты, христианские демократы, левые группировки, отколовшиеся от традиционных буржуазно-реформистских партий «Бланко» и «Колорадо», и другие демократические группы и организации.
Это был новый важный шаг вперед. На выборах 1971 г. Широкий фронт, выдвинувший программу глубоких структурных преобразований, собрал более 20 % голосов избирателей. Как подчеркивал Р. Арисменди, «создание фронта, политического соединения двух аспектов – единство масс и единство партий – это высший этап в создании социально-политической силы революции. Это коалиция пролетариата и средних слоев. Это конкретный путь подведения народа к власти»{122}. При этом Широкий фронт, как подчеркивал его президент генерал Серенья, открывает возможность для мирного, парламентского пути преобразования власти в интересах народа. «Это последняя, решающая попытка Уругвая найти законный демократический, мирный выход»{123}.
Конечно, до решающей схватки за власть было еще далеко, но опыт Народного единства в Чили 1970 г. свидетельствовал о большой перспективе роста политического влияния Широкого фронта. Это обстоятельство, естественно, чрезвычайно тревожило правящую монополистическую и латифундистскую олигархию и империализм США, которые принялись спешно разрабатывать план контрреволюционного превентивного военно-фашистского переворота с целью жестокого подавления классовой борьбы в стране.
Репрессии вызвали, однако, не ослабление, а нарастание демократического движения, причем особенно активно стали действовать партизанские отряды, которые возникли еще в начале 60-х годов.
Участники левопартизанского движения гордо именовали себя «тупамарос» – по имени вождя перуанских индейцев в XVIII в. Тупак Амару. Военно-политическая организация «тупамарос» – «Движение за национальное освобождение» – приобрела известную популярность и действовала весьма изобретательно. Она была нелегально создана в 1962 г. группой молодых левых социалистов, которые первоначально стремились копировать опыт повстанческого движения на Кубе, но в условиях равнинной территории Уругвая не могли, конечно, вести боевые операции в сельской местности и перенесли свои боевые действия в города. Конспиративные военизированные группы «тупамарос» (3–5 человек) и более крупные отряды «командос» (20–30 человек) действовали независимо друг от друга и сумели провести ряд успешных боевых операций. По сведениям полиции, общее число «тупамарос» достигало 2–3 тыс. человек. При помощи отдельных террористических акций они стремились «ускорить созревание революционной ситуации»{124}.
Типично ультралевая стратегия «тупамарос» имела ту особенность, что в политическом отношении она не сопровождалась антикоммунистическими выпадами и в принципе признавала объединение левых сил в борьбе против общего врага. Важной особенностью деятельности «тупамарос» была их пропагандистская работа по разоблачению реакционного характера олигархии и империализма, всякого рода коррупции, взяточничества и т. д. «Тупамарос» выступили в поддержку Широкого фронта, но видели его задачу лишь в том, чтобы постараться «внедрить параллельную власть».
В конце 60–начале 70-х годов «тупамарос» провели ряд крупных операций (захват заложников, занятие аэродрома и радиостанций, атаки на военные склады с целью приобретения оружия, организация побегов из тюрем политических заключенных и др.), но добиться заметного сдвига в организации широкой повстанческой борьбы так и не смогли. Под ударами полиции движение «тупамарос» в 1972 г. пошло на убыль.
