Текст книги "Латинская Америка - революция и современность"
Автор книги: Борис Коваль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Разумеется, всякое отступление сопровождается определенными моральными издержками, в том числе отклонением «влево», на позиции романтического антифашизма и антикоммунистического критицизма отдельных групп молодежи и рабочих.
Колеблющиеся, шаткие, неустойчивые элементы, т. е. в основном мелкобуржуазные и промежуточные слои, вели себя крайне непоследовательно. Вначале они оказались не в состоянии самостоятельно разобраться в ситуации и противодействовать силам реакции. Они ожидали, что их интересы не будут ущемлены новым режимом. Затем, однако, войдя в острое противоречие с военной диктатурой, эти слои стали винить рабочий класс за то, что он сразу не взялся за оружие, чтобы защитить интересы мелкого бизнеса.
В буржуазной исторической литературе антифашистского направления эти критиканские настроения в отношении бразильских коммунистов выражаются в утверждении «отсутствия революционного сознания и организационной независимости рабочего класса», его «неспособности руководить борьбой народа» и т. д.{58} Такой вывод не соответствует действительному положению вещей. Тот факт, что в конкретных условиях 1964 г. рабочий класс был вынужден временно отступить, отнюдь не принижает уровня революционного сознания бразильского пролетариата. Весь ход классовой борьбы в Бразилии до и после переворота 1964 г. свидетельствует о том, что именно рабочий класс является авангардной и организующей силой. В отличие от буржуазно-националистических слоев, мелкой буржуазии города и деревни пролетариат и его марксистско-ленинская партия не сложили оружия, не отказались от борьбы с реакцией, а, напротив, подняли массы трудящихся на сознательную и организованную борьбу за восстановление демократии.
Гражданская война 1965 г. в Доминиканской Республике
Поражение демократических сил в Бразилии явилось тяжелым ударом для всей Латинской Америки. Установление в крупнейшем латиноамериканском государстве правототалитарной диктатуры существенно изменило обстановку и способствовало активизации правых сил в других странах континента. Однако как ни старалась внутренняя и внешняя реакция приостановить рост революционных движений на континенте, ей не удавалось добиться повторения «бразильского успеха». Во многих странах продолжались партизанские действия. Широкие масштабы носила забастовочная борьба пролетариата, развивалось крестьянское движение, активно выступали студенты.
Переворот 1964 г. в Бразилии вызвал возмущение и гнев всех прогрессивных сил континента, в том числе патриотического офицерства. Революционно-демократическое течение в армии в огромной степени испытывало на себе давление трудового народа и рабочего класса, было связано с ними тысячами невидимых нитей и вместе с ними боролось против империализма США.
Первым патриотическим выступлением прогрессивного офицерства Латинской Америки в 60-х годах стало военное движение конституционалистов во главе с полковником Франсиско Кааманьо в Доминиканской Республике в апреле – сентябре 1965 г.
Политическая ситуация в этой небольшой (население 4,7 млн. человек) республике, занимающей восточную половину острова Гаити, имела немалую специфику ввиду долголетнего господства реакционной персоналистской диктатуры Р. Трухильо (1930–1961 гг.). США, долгие годы поддерживавшие этот полицейский режим, опасаясь взрыва народной революции, подобно тому как это произошло на Кубе, решили убрать со сцены диктатора и заменить его более респектабельным правительством. Однако сам диктатор не захотел, естественно, оставить президентский дворец и упорно цеплялся за власть, ведя закулисные переговоры со «своими» людьми в Вашингтоне. В условиях кризиса диктатуры и суетливых маневров госдепартамента с целью «оздоровления» обстановки в оппозиционных Трухильо кругах возник заговор, который направляли агенты ЦРУ. В конце концов 30 мая 1961 г. диктатор был убит.
Смерть тирана должна была, по замыслу заговорщиков, успокоить общественное мнение, во-первых, и замаскировать реакционную политику США, во-вторых. Никаких существенных перемен в экономике и структуре власти не произошло. Более того, в стране усилился террор. Под давлением масс и международного общественного мнения правящая верхушка была вынуждена, однако, допустить деятельность оппозиционных партий, в том числе созданной еще в 1939 г. в эмиграции буржуазно-реформистской националистической группировки – Доминиканской революционной партии, возглавляемой известным писателем и мелкобуржуазным политическим деятелем Хуаном Бошем. На выборах в декабре 1962 г. X. Бош был избран президентом и приступил к проведению некоторых демократических реформ, прежде всего аграрной. Новый президент обещал совершить «мирную конституционную революцию» с целью демократизации общественного строя и улучшения жизни трудящихся, развития страны по некоему «третьему» пути, который, как говорил X. Бош, «не будет социалистическим, но не будет также и ориентироваться на постоянную зависимость от иностранной помощи»{59}.
Националистический и реформистский курс правительства X. Боша пользовался поддержкой трудящихся масс, в том числе профсоюзов. Однако либерализм X. Боша и его партии носил весьма ограниченный характер. Особенно сильны были у мелкобуржуазных националистов антикоммунистические предубеждения. Тем не менее реакционные силы обвиняли X. Боша именно в том, что он якобы слишком терпимо и безответственно относится к нарастающей «коммунистической угрозе».
Под флагом предотвращения «второй Кубы» в сентябре 1963 г. реакционная военщина свергла кабинет X. Боша. С этого момента вся страна разделилась на два лагеря – конституционалистов, выступавших за восстановление власти свергнутого законного президента, и сторонников реакционного триумвирата, узурпировавшего высшую государственную власть в результате государственного переворота.
Борьба по проблемам конституционности, а точнее, восстановления и расширения попранной буржуазной демократии, развития националистического и реформаторского курса выдвинулась в центр всей политической жизни. В стране разразился глубокий общенациональный кризис, грозящий в любой момент вылиться в гражданскую войну. В ряде районов начались партизанские действия, но они не получили развития ввиду пассивности крестьянства{60}.
Более успешно развивалось забастовочное движение рабочих, причем важное значение приобрели требования о восстановлении демократии и конституционных гарантий.
Надо сказать, что рабочий класс Доминиканской Республики еще был малочисленным (примерно 100 тыс. человек промышленных и 130 тыс. сельскохозяйственных рабочих), фабрично-заводское ядро практически отсутствовало, самостоятельного опыта организованной классовой борьбы большинство рабочих не имело. Кроме того, отсутствовало единство профсоюзов, а сами они не играли большой роли в политической жизни страны{61}.
Что касается компартии, то она в эти годы представляла собой весьма малочисленную политическую группу и занималась в основном сугубо пропагандистской работой. Созданная в подполье еще в 1944 г. (до 1946 г. она называлась Революционно-демократической, а затем до 1965 г. – Народно-социалистической партией), Доминиканская коммунистическая партия долгое время занимала сектантскую позицию и не имела крепких связей с массами. В ее программных документах в те годы встречались грубые ошибки в определении характера и движущих сил революционного процесса. Так, утверждалось, что якобы «доминиканская революция по содержанию является социалистической», «новой пролетарской революцией, происходящей в зависимой стране и потому имеющей также антиимпериалистические и буржуазно-демократические задачи»{62}. Подобные левосектантские установки серьезно затрудняли деятельность партии в массах, обрекали ее на политическое одиночество.
В период президентства X. Боша коммунисты сумели установить определенные контакты с профсоюзами, начали вести пропаганду в армии, оказывали некоторое влияние на студенчество, но в целом продолжали оставаться в сильной изоляции. Тем не менее в 1963–1964 гг. намечается сдвиг в пользу укрепления связей с массами. После падения правительства X. Боша трудящиеся, в том числе рабочие, активизировали свои выступления в защиту демократии.
Реакционная политика правящего триумвирата и перестановки в высшем генералитете в пользу правого крыла армии вызвали взрыв всеобщего возмущения. Массовый размах в 1964 г. получило забастовочное движение. Рабочие, студенты, служащие выступали с требованием восстановления конституции 1963 г. и возвращения X. Бошу его президентского мандата. В августе 1964 г. по призыву христианских профсоюзов была организована крупная забастовка, в которой участвовало более 76 тыс. рабочих и служащих{63}. Одновременно наметилась тенденция к сотрудничеству оппозиционных партий, которые до этого враждовали между собой и не могли договориться о совместной борьбе против диктатуры. В марте 1965 г. состоялся национальный рабочий конгресс, который принял программу борьбы в защиту жизненных интересов народа. Среди патриотических слоев офицерства началась тайная подготовка к вооруженному мятежу с целью отстранения триумвирата от власти. Так сложились объективные и субъективные условия для вооруженного выступления конституционалистов, в котором самое активное участие приняли широкие слои трудящихся, прежде всего столичный пролетариат.
Восстание патриотического офицерства началось ночью 24 апреля 1965 г. Тысячи жителей столицы присоединились к восставшим частям. К полудню стало ясно, что часть армии осталась верна триумвирату. Реакционные генералы во главе с командующим центральной авиационной базы Вессином-и-Вессином сумели склонить на свою сторону офицеров ВВС и флота, внести раскол в ряды военнослужащих. В итоге многие подразделения, дислоцированные вне столицы, заняли выжидательную позицию. В конечном счете провинция осталась в стороне от развернувшейся в столице Санто-Доминго и ряде других городов гражданской войны. Крестьянство в целом вело себя пассивно, ожидая исхода борьбы.
Вооруженная борьба между революционными и правительственными частями приняла острый и кровопролитный характер. В целях обороны столицы от атак реакционных воинских подразделений конституционалисты организовали ряд стратегических опорных пунктов на территории города и приняли решение вооружить добровольческие отряды из гражданского населения. В итоге удалось создать группы народной самообороны численностью от 3,5 до 5 тыс. человек{64}. С помощью этих сил удалось подавить вооруженное сопротивление ряда полицейских формирований и укрепить оборону столицы.
Однако положение резко осложнилось в связи с переходом флота и полиции на сторону Вессина-и-Вессина. На подступах к столице развернулись ожесточенные сражения. Активное участие трудящихся, прежде всего рабочих и низших служащих, а также студенчества, в боях с контрреволюцией придало подлинно народный характер конституционалистскому движению. Но изоляция столицы, перевес сил реакции, отсутствие последовательного политического руководства крайне отрицательно сказались на развитии гражданской войны.
Особенно пагубную роль сыграло грубое военное вмешательство США во внутренние дела Доминиканской Республики, которое существенно ослабило позиции конституционалистов, помешало росту народной активности и предопределило поражение конституционалистской революции.
Военная интервенция США началась спустя три дня после восстания конституционалистов, 29 апреля 1965 г. На территорию Доминиканской Республики под традиционным фальшивым предлогом «защиты американских граждан» высадился десант американской морской пехоты в 1,7 тыс. человек. Затем на самолетах были доставлены десантно-парашютные войска (2,5 тыс. человек). К 6 мая в интервенции участвовало уже 22 тыс. американских солдат и, кроме того, 1250 бразильских, 250 гондурасских, 175 никарагуанских и 20 костариканских военнослужащих{65}. Участие в интервенции ряда других государств должно было придать вторжению видимость некоей «межамериканской» акции, что было выгодно США.
С целью оправдания интервенции в глазах обывательской массы населения США и Латинской Америки президент Л. Джонсон утверждал, что якобы военная акция понадобилась лишь для предотвращения «установления еще одного коммунистического правительства в западном полушарии»{66}.
Это была заведомая ложь. Никакой «угрозы коммунизма» не было. В движении конституционалистов участвовало всего несколько десятков коммунистов, хотя, по заявлениям буржуазной прессы, чуть ли не треть восставших являлись членами компартии или действовали под ее руководством. Как справедливо подчеркивает североамериканский историк К. Блэзер, «официальная версия США о коммунистическом контроле (над движением конституционалистов. – Б. К.) ошибочна и лжива»{67}.
Американская военная оккупация, националистическая ограниченность мелкобуржуазных деятелей, слабая организация рабочего класса – все это предопределило победу контрреволюционных сил.
Несмотря на поражение, народное восстание под руководством полковника Ф. Кааманьо и других революционно настроенных офицеров сыграло важную роль в развитии антиимпериалистического движения в Латинской Америке, способствовало поляризации сил в вооруженных силах других стран,
В Декларации Совещания коммунистических партий стран Латинской Америки и Карибского бассейна 1975 г. в связи с этим подчеркивалось: «Процесс, который имеет место в вооруженных силах, сложен. Империализм всеми средствами усиливает в них свою работу с тем, чтобы использовать реакционные элементы и с помощью быстрого обуржуазивания привлечь на свою сторону офицеров – выходцев из народа, подкупить их… Но когда вооруженные силы выводят из казарм и ставят их над обществом, когда многих солдат заставляют обагрять руки кровью своих братьев, рабочих и крестьян, когда превращают в мучителей тех, кто учился владеть оружием для защиты родины, тогда в вооруженных силах усиливается идеологическое расслоение. Офицеры, чувствующие, что обладающие политической властью олигархии предают патриотические идеалы, в духе которых многие воспитывались, начинают понимать, что право и справедливость не на стороне тех, чьи привилегии они защищают»{68}.
«Сама жизнь начинает заставлять все более широкие круги латиноамериканских военных, отравленных ядом антикоммунизма в процессе казарменного воспитания, связанного с влиянием империализма и реакции, осознавать тот обман, которым их окружили, сознавать крах идеологии и практики антикоммунизма»{69}.
Глубинные перемены в политическом поведении патриотических слоев офицерства наиболее ярко воплотились в появлении и развитии военно-националистических революционных режимов в Перу и Панаме, а также, хотя и с меньшей силой, в Боливии, Эквадоре и Гондурасе.
Рабочий класс и мелкобуржуазная военная демократия:
опыт Перу, Панамы, Боливии, Эквадора и Гондураса
Одним из важнейших условий успешного развития революционно-освободительных процессов в Латинской Америке на протяжении XX в. было и остается боевое сотрудничество рабочего класса и мелкобуржуазной демократии, т. е. в основном непролетарских городских средних слоев. Патриотические круги среднего и высшего офицерства являют собой наиболее организованную и сильную группу мелкобуржуазной демократии, которая в критических ситуациях может проявить смелую политическую инициативу и повести за собой широкие массы.
Со времен воины за независимость вооруженные силы никогда не стояли в стороне от освободительного движения, они постоянно – прямо или косвенно – участвовали во всех общественных процессах общенационального значения. При этом всегда обнаруживались две противоположные тенденции в поведении офицерства, а следовательно, и находящейся под их подчинением солдатской массы: демократическая, прогрессивная, с одной стороны, и реакционная, антинародная – с другой. В большинстве случаев армия в соответствии со своим официальным статусом выступала в роли защитницы «конституционного порядка», т. е господства местных эксплуататорских классов и их чужеземных империалистических покровителей, в роли душительницы революционных (антиконституционных) выступлений народных масс и рабочего класса.
Однако в прошлом и особенно в наши дни лучшие, патриотически настроенные представители армии, ставя интересы народа выше формальной присяги, жертвуя карьерой и личным благополучием, самоотверженно вели и ведут сознательную борьбу против реакционных сил вместе со всеми трудящимися.
Ярким примером может служить движение революционного офицерства 20-х годов XX в. во главе с Луисом Карлосом Престесом в Бразилии, боевые действия Освободительной армии Никарагуа под руководством генерала Аугусто Сесара Сандино в 1928–1934 гг., вооруженные восстания солдат, сержантов и офицеров против диктаторских режимов в 50-е годы в Колумбии, Перу, Венесуэле, Парагвае и ряде других стран.
Борьба реакционной и демократической тенденций в армии была и остается объективно неизбежной и крайне важной частью более широкого процесса поляризации общественных сил. Прошлое и настоящее полностью подтверждают правильность воззрения К. Маркса о том, что в жизни армии «с поразительной ясностью резюмируется вся история гражданского общества»{70}.
Можно только заметить, что в Латинской Америке эта закономерность проявляется особенно выпукло и ярко. В последние два десятилетия под влиянием Кубинской революции произошло почти открытое размежевание сил, причем в одних случаях верх одержали реакционные, профашистские группы офицерства, в других – патриотические и революционно-националистические слои военнослужащих.
В данном случае нас интересует именно вторая тенденция, победа которой в своеобразной форме отразила как революционные потенции, так и субъективные слабости мелкобуржуазной военной демократии, а главное» по-новому поставила проблему союза армии и парода в общей структуре современных революционных процессов.
В обстановке быстрой радикализации масс и глубокого кризиса старых буржуазных партий с их куцыми реформистскими программами патриотическое офицерство ряда стран Латинской Америки с оружием в руках и при поддержке народа смело выступило против правящих реакционных олигархий и империализма в защиту национальных интересов и социального прогресса. В течение короткого времени (1968–1972 гг.) произошло пять военно-политических переворотов, открывших процесс революционных преобразований{71}:
– 3 октября 1968 г. в Перу было создано военно-революционное правительство во главе с генералом Веласко Альворадо, которое с самого начала вступило в острый конфликт с империализмом и олигархией;
– 11 октября того же года в Панаме при поддержке народа взяла власть в свои руки национальная гвардия под командованием генерала Омара Торрихоса;
– в октябре 1969 г. вооруженные силы с помощью масс установили националистический режим в Боливии (сначала главой правительства был генерал Овандо Кандиа, затем генерал Хуан Хосе Торрес);
– в феврале 1972 г. передовое офицерство, выражая интересы большинства нации, образовало патриотическое правительство во главе с генералом Гильермо Родригес Лара в Эквадоре;
– в декабре того же года их примеру последовало патриотическое офицерство Гондураса, президентом страны стал полковник О. Лопес Арельяно.
При активной поддержке или благожелательном нейтралитете масс мелкобуржуазная военная демократия этих стран сумела быстро и фактически мирным путем, без кровопролитной гражданской войны свергнуть власть реакционных проимпериалистических кругов и установить военно-националистические прогрессивные режимы.
В Боливии антиимпериалистическое правительство генерала Овандо Кандиа, а затем президента Хуана Хосе Торреса существовало недолго. В августе 1971 г. произошел военный переворот и к власти вновь пришли реакционные силы. В Эквадоре правление военных во главе с генералом Г. Р. Лара, хотя и занимало более умеренные позиции, сумело продержаться до января 1976 г. В Гондурасе патриотическое офицерство, предводительствуемое генералом Лопесом Арельяно, правило страной до апреля 1975 г. В Перу военно-революционный режим существовал также до 1975 г., а в Панаме до 1979 г., когда было образовано гражданское демократическое правительство.
По социальному содержанию, политической ориентации и форме государственного устройства это были своеобразные революционно-националистические диктатуры, выражающие интересы широких слоев населения – городских средних слоев, мелкой буржуазии, крестьянства, рабочего класса, студенчества, интеллигенции, служащих, а также антиимпериалистических групп местной буржуазии. Руководящие позиции в структуре новой государственной власти в силу ряда объективных и субъективных факторов заняли революционно-демократические силы, а именно военная интеллигенция и городские мелкобуржуазные слои. Организующим и ведущим ядром повсюду было прогрессивное офицерство, политически созревшее для решительных действий в защиту национальных демократических интересов.
В условиях политического и морального разложения традиционных буржуазно-помещичьих партий, с одной стороны, и относительной слабости рабочих и коммунистических организаций, с другой – левое офицерство, сцементированное кастовыми и патриотическими узами, выступило в роли самостоятельной политической силы со своей собственной националистической платформой и идеологией, со своей четкой организационной структурой в центре и на местах.
Военно-националистические режимы в своеобразной форме выразили переход к новому соотношению классовых сил в обществе, к новой структуре отношений с империализмом в пользу национальных интересов и укрепления государственного суверенитета.
Достижение этих целей первоначально было осуществлено путем верхушечных военных переворотов. Однако эта традиционная для Латинской Америки форма решения вопроса о политической власти приобрела совершенно иное, новое содержание. Смелая реформаторская политика военно-националистических режимов, и главное – постепенное включение в процесс общественной перестройки широких слоев трудящихся, прежде всего рабочего класса, придали политическому курсу развития подлинно антиимпериалистический и антиолигархический революционный характер.
На определенном этапе в Перу открылась реальная возможность перехода к серьезным антикапиталистическим преобразованиям, к ориентации на социализм. Однако изменение в расстановке классовых сил и нерешительность мелкобуржуазной военной демократии, предательство средней буржуазии и части офицерства не позволили воплотить эту возможность в жизнь. Тем не менее военно-революционные правительства в Перу и Панаме и в меньшей степени в Боливии, Эквадоре и Гондурасе осуществили важные общественные преобразования: покончили с латифундизмом, национализировали природные богатства, укрепили позиции государственного сектора, обеспечили проведение независимой внешней политики.
Все это привело, причем чаще всего вопреки желанию националистического офицерства, к сдвигу в общественном сознании, способствовало приобщению масс к активной политической жизни. В итоге пробудилась огромная социальная энергия трудящихся, возросло их сознательное стремление к новой жизни.
В этой связи особый интерес представляет политическая стратегия коммунистических партий, опыт сотрудничества левых сил и армии на разных этапах борьбы.
В оценке военно-революционного национализма коммунисты исходили из ленинского анализа мелкобуржуазного революционаризма как своеобразного и противоречивого явления. В своем большинстве низший и средний состав офицерского корпуса имел мелкобуржуазное происхождение, сравнительно высокий уровень общей и профессиональной культуры и органически переплетался с местной гражданской интеллигенцией. Конечно, было бы ошибкой приписывать всему прогрессивному офицерству мелкобуржуазное происхождение, часть офицеров-патриотов вышла из среднебуржуазных семей, а в Перу и Эквадоре многие военнослужащие до службы в армии относились к сравнительно бедным слоям населения, проживали в небольших городах и сельской местности. Их материальное положение мало чем отличалось от жизни простого народа, хотя они и носили офицерские мундиры.
Социальное происхождение и общественный статус военной интеллигенции наложил свой отпечаток на мировоззрение и настроения патриотических групп латиноамериканского офицерства. Их идеология носила в целом антиимпериалистическую и антиолигархическую окраску, но не выходила за рамки традиционного реформизма. Лишь незначительная часть военных революционеров-демократов склонялась к отрицанию капитализма как системы и выступала за радикальные преобразования в экономике и политике.
Некоторые руководители военно-националистических режимов (В. Альварадо, О. Торрихос, X. Торрес) признавали необходимость перехода в будущем к социализму, хотя понимали его по-своему, а именно как особую национальную форму прогрессивного, свободного и демократического общества. В большинстве случаев ими выдвигались иллюзорные и искусственные модели будущего, в котором причудливо сочетались буржуазно-этатические и общинно-коллективистские начала.
Однако главным достоинством военно-революционного национализма, его стержнем являлись не утопические планы полусоциалистического будущего, а позиция боевого антиимпериализма, страстное стремление к экономическому и политическому обновлению существующего строя в интересах нации и социального прогресса.
Ахиллесовой пятой этой идеологии был ее элитарный характер, определенное высокомерное отношение к массам, неверие в их способность самостоятельно участвовать в политических процессах. Значительная часть офицерства исходила из мессианской концепции новой власти, которая ввиду отсталости масс была якобы призвана даровать народу освобождение и прогресс сверху и таким путем без широкого участия масс добиться поставленных патриотических целей.
Такая позиция приводила, как правило, к негативному отношению к рабочему движению и политической деятельности коммунистических партий и левых профсоюзов. В ряде случаев были предприняты даже репрессивные меры против коммунистов, которые в сознании многих военных антиимпериалистов представали «врагами нации», «агентами международного коммунизма», силой, которая вела к расколу общества.
Такая линия нанесла серьезный ущерб развитию революционных процессов и в конце концов привела к перерождению военно-националистических режимов в военно-реакционные, проимпериалистические диктатуры. Такой попятный процесс под прямым влиянием монополий США и сил внутренней реакции произошел сначала в Боливии, а затем в Гондурасе, Перу и Эквадоре.
Несмотря на некоторые реакционные черты военно-националистических режимов, в целом их деятельность носила прогрессивный реформаторский характер и потому пользовалась поддержкой широких слоев народа. Рабочий класс и его коммунистические партии, исходя из общенациональных демократических интересов, активно выступили в защиту позитивного содержания политики революционной военной демократии, особенно в защиту требований максимального расширения участия масс в политике, развития демократии и углубления революционных процессов, придания им подлинно народного характера.
В документах коммунистических партий содержатся на этот счет четкие и ясные оценки. Так, например, IX съезд Коммунистической партии Эквадора (ноябрь 1973 г.) в целом положительно оценил политический курс правительства Г. Р. Лара и подчеркнул: «Мы решительно поддержим все то, что будет способствовать осуществлению на практике народных чаяний и выступим против всего, что будет ущемлять законные интересы масс и нации или будет способствовать обогащению олигархии и отвечать интересам предпринимателей»{72}.
Такую же линию конструктивной солидарности с прогрессивными действиями военно-революционного правительства В. Альварадо проводила Перуанская коммунистическая партия, призывая к сплочению вокруг программы прогрессивных преобразований все демократические силы страны, и прежде всего передовые слои армии, рабочего класса и крестьянства{73}.
Коммунисты Гондураса стремились всемерно развивать антиимпериалистические и антиолигархические тенденции в политике военного правительства. Они выдвинули программу постепенного создания единого народного фронта, включая патриотические круги военнослужащих{74}.
Аналогичная стратегия была присуща и работе Коммунистической партии Боливии. По ее инициативе Народная ассамблея, которую провели в июне 1971 г. левые силы, выступила за развитие прочного единства действий с правительством X. Торреса. Однако ультралевые группировки призывали к свержению военного правительства и тем нанесли серьезный ущерб развитию революционного процесса в Боливии.
Как совершенно справедливо отметил Р. Арисменди, «отсутствие подлинного фронта освобождения, как и отсутствие взаимопонимания в отношении целей и этапов (борьбы) между правительством Торреса и народными силами было самым лучшим подарком врагу, и никакой героизм в последнюю минуту не мог этого компенсировать»{75}.
Интересен и поучителен в этом смысле опыт Народной партии Панамы, которая сумела преодолеть немалые трудности в борьбе за единство армии и народа. В течение года после того, как 11 октября 1968 г. национальная гвардия под руководством генерала Омара Торрихоса взяла власть в свои руки, взаимоотношения между новым военным правительством и левыми силами, прежде всего коммунистами, оставались весьма напряженными и даже враждебными. Только благодаря гибкой тактике коммунистов, их терпению и выдержке военно-националистические круги постепенно на практике убедились в искреннем патриотизме коммунистов. Постепенно начали налаживаться отношения сотрудничества.
Главной целью, в борьбе за достижение которой вокруг правительства объединились все прогрессивные силы страны, стало движение за освобождение зоны канала от американского контроля. «Участие масс в процессе, начавшемся И октября 1968 г., – отметила в своих документах Народная партия Панамы, – позволило покончить с политикой верховного арбитража военных, что, в свою очередь, привело к активизации и расширению народного движения. Были приняты меры по демократизации жизни и сделан поворот в политике правительства, приступившего к революционным преобразованиям»{76}.
Развитие революционного процесса в Панаме свидетельствует как о трудностях в достижении необходимого взаимопонимания коммунистов с мелкобуржуазными демократами в военных мундирах, так и о чрезвычайной важности единства действий армии и народа, патриотического офицерства и коммунистов.
