Текст книги "Серебряный остров"

Автор книги: Борис Лапин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Солнце уже коснулось гор, когда они добрались до берега. Река текла на север.

Ребята устали так, что не было сил даже огорчаться. Все четверо повалились в нагретый за день песок и закрыли глаза. Через несколько минут Цырен все же заставил себя встать, вырезал удилище и отправился на рыбалку. Вслед за ним поднялся Санька. Осмотрев окрестности, он обнаружил по-над берегом изрядный выворотень, который и облюбовал для ночлега. Натаскал плавника, хворосту, развел огонь. Вода в котелке закипела, оставалось ждать улова.

Однако Цырен вернулся налегке, молча выложил у костра трех небольших харюзков. Клева после дождей не было. Так же молча Валюха выпотрошила рыбешек и кинула в котелок.

– Запах-то какой, запах! – ожил Рудик.

– Будем запахом питаться, – пробурчал Цырен.

Пустая уха никого, конечно, не насытила. Настроение было скверное. Утром предстояло поворачивать восвояси, да и то, говорится, дай бог.

Ночью грянула гроза, вторая за время экспедиции. Слепили молнии, гулко бухал гром, грохотали камни, где-то рядом, катившиеся с горы, косой – дождь захлестывал под выворотень, дул холодный ветер. Даже Валюха, накрытая куском полиэтилена, промокла и дрожала от холода. Костер едва тлел.

– Чертова Вертушка, – стучал зубами Цырен. – Курам на смех – заблудиться в трех соснах…

– И в-все-таки п-пусть д-д-дождь! – то ли дрожа, то ли заикаясь, выкрикнул Рудик. – Т-только бы пожевать чего!

И в этот момент послышался подозрительный хруст прибрежной гальки. Цырен и Санька вскочили.

– Что это? Медведь!?

– Шуруй костер! Хворосту больше!

Костер вспыхнул красноватым пламенем. И тотчас почти рядом вспыхнул яркий луч фонарика.

– Кто такие? – послышался сочный бас.

– Люди! – выдохнул Рудик. – Люди!

– Знамо дело, люди. Вы как сюда попали, черти полосатые?

– На Медвежью шли, да заблудились, – промямлил Цырен.

– На Медвежью? Эк вас разворотило! До Медвежьей отсюда ой-ей-ей сколько. Это Ульча, приток Киренги. За каким же бесом вас сюда занесло?

– Мы шли по следам верблюдов… – начал было Санька, да споткнулся.

– Чего, чего? Каких еще верблюдов?

– Да не верблюдов! Каких верблюдов? Вам послышалось, – кое-как выкрутился Цырен. – По следам красных партизан, да сбились с пути.

– И одни, без руководителя? – строго спросил второй, до сих пор молчавший.

– Есть у нас руководитель, вот он. – Санька ткнул пальцем в Цырена.

Незнакомцы расхохотались.

– А вы кто будете? – подала голос Валюха.

– Ого, девочка! Смелая же ты, однако!

– Вот так путешественники! – попрекнул второй. – Даму потащили в тайгу, а сами заблудились.

Валюха, выручая растерявшихся друзей, вылезла из укрытия..

– Давайте знакомиться. Валя Рыжова.

– Леонид Григорьевич, начальник экспедиции.

– Петрович, – пробасил бас. – Проводник.

– Очень приятно… Можно сказать, коллеги. Мы тоже экспедиция, – затараторила Валюха. – От школьного музея. Знакомьтесь, Цырен, начальник экспедиции. Саша, председатель совета музея. А это Рудик… ученый секретарь. У вас здесь лагерь?

– Лагерь, вон за тем мыском… Мы еще с вечера заметили, вроде дымок стелется. А ударила гроза, взялись крепить палатки, видим – огонек. Да что мы стоим, вы же промокли до нитки!

– Если бы только это! Голодные мы как волки, – словно нечто необыкновенно приятное, сообщила Валюха.

– Вон оно что! Эх, горе-путешественники! Ну, пошли! Давайте вашу руку, Валя. Айда, хлопчики!

На заре Цырена разбудил Леонид Григорьевич.

– Давай держать совет, начальник экспедиции. Мы сегодня здесь последний день, завтра перебазируемся, а работы еще хватает. Я, конечно, учитываю, что вы устали, отощали и все такое, но сбываться с места, не закончив самую малость, никак нельзя. Может, подмогнете?

– Какой разговор, Леонид Григорьевич!

– Вот и отлично. Вы нам подмогнете, а мы вам. Последним рейсом вертолета доставим прямехонько в Сохой.

– Неужто… можно? – ушам своим не поверил Цырен. – У нас и денег-то нет…

– Не беда, зайцами устрою. А помощь мне от вас нужна такая…

Денек действительно выдался напряженный. Только поздно вечером, когда все образцы были упакованы, участники двух экспедиций собрались у костра. Леонид Григорьевич раскурил трубку.

– Ну, а теперь докладывайте о своих успехах. Что искали, что нашли, чему обязаны мы столь приятным знакомством…

Догорал костер, о котором все забыли, плескалась невдалеке беспокойная Ульча, сиял над головой усыпанный звездами небосвод, а изыскатели, расположившись у огонька, слушали неторопливый рассказ Валюхи. О школьном музее и Серебряном острове. О верблюдах Чингисхана и партизанском зимовье. Наконец, пришел черед «Записок» Федора Копытова.

Петрович подкинул хворосту в костер, стало светлее, Над брезентовым лагерем экспедиции, над затихшим лесом звучало:

– «Все мои помыслы о будущем связаны с Сибирью. Сибирский простор! сибирские богатства плюс самая передовая наука – вот где неисчерпаемый кладезь нашего народа. И нет для меня большего счастья, чем посвятить жизнь этому краю…»

– Какой человечище! – воскликнула геолог Зоя Ильинична. – И ведь было ему тогда….

– Всего двадцать два года, – подсказал Рудик.

Несмело, как первоклашка на уроке, поднял руку Петрович:

– Патроны-то вы зазря искали, ребятки. И не беда, что заплутали, все равно не нашли бы. Потому как на те патроны мы с дружками еще в двадццть шестом году наткнулись. И как есть на Седьмом Ключе. Уйма была патронов, и хоть многие отсырели, все равно хватило всей деревне аж на три охотничьих сезона. Винтовки-то еще с гражданки кой у кого остались… Вот, значит, какое дело. А мы-то гадали: откуда такая уйма патронов?..

– Так вы здешний?

– Ну, не так чтобы уж совсем. Здешние одни медведи. С Киренги мы. Правда, от нас до Медвежьей не шибко-то близко, да разве это расстояние для охотника, ежели хоть сто километров? А про Кольцова я вам вот что скажу. Напоролся он со своим маленьким отрядом на беляков. Потому и не дождался Михаил…

– Занятная история, – вступил в разговор Леонид Григорьевич. – И поучительная. С удовольствием сходил бы взглянуть на партизанскую базу, да все дела… – Он вздохнул. – И что любопытно: в одной и той же тайге, в одно и то же время вы ищете прошлое, а мы будущее. И ничего, находим.

– Будущее? Это в каком смысле?

– В самом прямом. Причем не только ищем, но и закладываем фундамент. Хотите, приоткрою вам это будущее?

– Еще бы, конечно!

– Тогда смотрите! В каждом живописном заливе среди причудливых скал отражается в зеркале воды красивое современное здание. К нему подходит шоссе, виток за витком одолевшее горы. А от здания в разные стороны-расходятся посыпанные песком дорожки. К источнику минеральных вод, более знаменитых, чем кавказские. К отгороженному прямо в море бассейну с подогретой водой. К гигантскому аквариуму, через стеклянные стенки которого можно наблюдать естественную жизнь нерпы и омуля. В кедровый бор, где так легко дышится. В отдаленные охотничьи и рыбацкие избушки. И даже к батискафу – для желающих совершить прогулку на дно морское…

– Фантастика! – не выдержал Рудик.

– Как сказать! Если и фантастика, то вполне научная. Вы, конечно, слышали, что принято решение об охране и бережном использовании Байкала.

И это не начало, это продолжение политики хозяйского отношения к нашему славному морю. Запрещение вырубок леса на крутых склонах, строительство рыборазводных заводов, ограничение лова омуля уже принесли свои плоды. Но надо понять: использование и охрана – не противоположности, а две стороны медали. Некоторые участки побережья будут объявлены Национальным парком, то есть по сути крупнейшим в мире заповедником. На других вырастут дворцы санаториев, гостиниц, пансионатов. Третьи станут зонами промышленного развития. Вы не хуже меня знаете про богатства Байкала – используются они еще недостаточно.

– А не повредим Байкалу? – спросил Санька. – Лучше бы уж сразу все озеро объявить заповедником.

– Это не решение проблемы, ребята. Не решение! Есть другой подход, более разумный: использовать, но с особой бережливостью. А главное богатство Байкала… Что бы вы думали? Сам Байкал – с его неповторимой красотой, чистотой, дикостью. В этом смысле он, можно сказать, достояние человечества. На нашей старушке Земле все меньше остается таких первозданных уголков, где человек чувствовал бы себя сыном природы. Как это Аэлита называла Лося?

– Сын Неба?

– Вот-вот. А мы – Сыны Земли. И если человек с детства не почувствует себя Сыном Земли, он попросту не станет счастливым. Поэтому-то от желающих отдыхать на Байкале отбоя нет. Например, каждый третий москвич хотел бы провести отпуск здесь. А зарубежные гости! И в то же время мы не только не агитируем приезжать на Байкал – сдерживаем поток туристов. Почему? Ни дорог, ни гостиниц, ни столовых, ни турбаз. За небольшим исключением…

– Вот и построили бы! – усмехнулась Валюха. – А доходы от туристов можно возвращать Байкалу: разводить рыбу, садить леса, переселять зверей…

– Ты права, Валя. Для того и создается Национальный парк, чтобы, с одной стороны, охранять, а с другой – использовать. Но тут выступает на сцену экономика. Страна у нас богатая, но потому она и богатая, что каждый рубль, как говорится, при деле. Строить поселки, причалы, прокладывать дороги в условиях Байкала – работа крайне трудоемкая. Если их создавать только для туристов вот в такой глухомани, – он повел рукой по невидимым во тьме горам, – не скоро же окупятся затраты. Вот почему и стараемся решать проблему комплексно. За пять лет затраты окупаются, а дорога и порт…

– Достанутся туристам?

– Разумеется!

– Потому и ваша экспедиция называется комплексной?

– Отчасти. Хотя наша задача более скромная. Мы планируем сеть дорог в Прибайкалье. Однако с таким расчетом, чтобы служили они не только леспромхозам и рудникам, но и туризму. Как вы думаете, во что упирается в первую голову развитие нашего района? Ну, что же вы молчите? Тогда возьмем шире. Пока по-настоящему освоена только южная Сибирь, средняя же и северная – все еще белое пятно на карте страны. Так с чего же мы должны начать, чтобы двинуть вперед развитие этих богатейших районов?

– С дорог?

– Правильно, Рудик! Именно потому и строится БАМ, который вдохнет новую жизнь. во всю среднюю Сибирь. Подойдет магистраль и к Байкалу… Так сказать, разветвление кровеносных сосудов, несущих жизнь в тайгу. Увидите, лет через двадцать мои «фантастическая» картина станет явью…

Леонид Григорьевич выколотил погасшую трубку, положил ее на траву.

– А если бы вы, ребята, вышли из тайги не вчера, а через три года, – добавила Зоя Ильинична, – попали бы в уютный поселочек с четырехэтажкой школой, столовой, клубом. А здесь, где мы сидим, перепрыгнет через Ульчу мост.

– А можно прямо сейчас дать название поселку? – вскочила Валюха.

Леонид Григорьевич развел руками.

– Что ж, если название удачное, нанесем на схему!

– Удачное, Леонид Григорьевич, удачное! Вы же сами его придумали. Встреча с Будущим!

– И в самом деле! Чтобы потом рассказывали легенду о четверых байкальских робинзонах, заблудившихся в этих местах…

– И спасенных изыскателями, – подхватил Цырен.

– Попробуем предложить. Вы не против, Зоя Ильинична?

– Что вы! Двумя руками «за».

– Пусть будет Встреча с Будущим. Хотя у меня, признаться, возникла мысль связать название поселка с вашими поисками… с партизанскими тропами… с отрядом Копытова. Будущего без прошлого не бывает.

ПРОЩАЙ, ДЕТСТВО

Уронив голову, стоял Цырен над свежей могилой, и слезы катились по его щекам.

«Как же так? – твердил он себе. – Как же так? Не уберег я тебя, Константин Булунович, дорогой мой старик. Оставил одного, не помог в последний час. Даже не попрощался… Единственная в мире родная душа. И мать, и отец, и малое дитя… Не уберег! А ты-то как же не дождался Цырена, своего непутевого внука, который столько огорчений тебе доставил?..»

Словно сквозь туман видел он, как всхлипывала. Валюха, спрятав лицо в ладони. А рядом, плечо к плечу, стояли друзья – Санька и Рудик. Были здесь и другие хорошие люди: родители друзей, одноклассники, соседи, учителя, Павел Егорович, Фаина Дмитриевна и люди, которых он видел впервые, в их числе его родная тетка, дочь деда, – и никто не мог облегчить его горе. Разделить – да, но не облегчить.

Это казалось нелепым, не поддавалось рассудку: свежая тяжелая глина – и дед, шустрый, неугомонный, такой живучий, что думалось – он бессмертен. Ну как может умереть человек, который стольких больных избавил от недугов? Не помог ни аршан, ни все целебные силы земли. Не вечен человек. Но он же еще и книгу не закончил, и травки не привел в порядок, и деляны редчайших растений не передал в надежные руки! А главное, не состоялся у них с Цыреном самый главный разговор.

Мертвому не нужны ни слезы, ни причитания, ни запоздалое признание его заслуг. Мертвому остается только память живых. Еще совсем недавно дед говорил: «За мной стоят другие, мои предшественники, – учителя». Дед сберег их память. А теперь послужит людям «медицинская книга». В ней, можно сказать, его бессмертие…

– Пойдем, – легонько потянул за рукав Санька.

«Да, пора. Пора мне взглянуть на себя со стороны и строго спросить за все. Пора самому думать о себе. Больше некому. Но вот подумать, позаботиться о дедушке – поздно хватился! Раньше надо было. Как же я посмел оставить его одного, без присмотра?

А дед чувствовал, что конец близок, и все-таки отпустил. Вот уж в чем не ведал я недостатка с тех пор, как помню себя, – так в доброте. Жили мы небогато, ни игрушками, ни одежками дед меня не баловал. Только добротой, заботой, сердечностью. Сколько же раз должен я поклониться тебе за все, что сделал ты для меня, Константин Булунович!»

Друзья поддерживали его под руки, будто он мог упасть, И оберегали от подходивших зачем-то людей, словно в последний раз оставляли наедине с дедом. С дедом? Или с этим свежим холмиком желтой глины? Да какое отношение к деду имеет сырая, изрезанная лопатами земля!? Неужели это все, что осталось от Константина Булуновича с его веселыми стариковскими глазами?

Цырену вспомнилось, как звал его дед там, в зимовье: только что стоял рядом возле, аршана – и-вдруг исчез в клубах нахлынувшего пара… Видно, сердце почуяло беду. И надо было бежать, хоть проститься успел бы.

– Пошли, Цырен!

Он послушно следовал за ними, но все оглядывался на желтый глинистый холмик. Друзья начали незаметно, вроде бы исподволь, а на самом деле неуклюже отвлекать его от грустных мыслей.

Рудик подвел высокого грузного человека:

– Познакомься, Цырен. Это Георгий Викторович Осьминин, Который нам первую часть «Записок» подарил. Он хорошо знал Константина Булуновича.

– И не только знал – дружили, переписывались. Без малого сорок лет. А тебя, Цырен, вот таким помню. На руках держал. Да, прочел я вторую часть «Записок» Федора Копытова. Это большое открытие, поздравляю вас, друзья! Но что особенно примечательно: Константин Булунович до вас и чисто теоретически определил местоположение партизанской базы. Так что вы с ним, можно сказать, параллельным путем шли.

– Так это ваше было письмо? «Этот отрезок берега наиболее вероятен, но там нет ни одной известной пещеры?»

– Да, да, конечно, – рассеянно ответил Осьминин, думая о своем. – Я от него из больницы письмо получил. Ну и помчался, да не успел. Удивительный человек! Образования, можно сказать, никакого, а ведь академик! Самоучка. Великое это слово: самоучка. Все мы должны быть самоучками и после институтов, аспирантур сами учиться. До последнего вздоха…

Они возвращались с кладбища, и эта короткая дорога, ставшая вдруг длинной, потому что каждый из присутствующих хотел сказать Цырену доброе слово, запомнилась, как делая шеренга людей. Знакомых и незнакомых, которых объединяла с Цыреном любовь к деду.

Дома тетка отвела Цырена в пустую комнатку за печкой и передала письмо. Последнее письмо деда, уже из больницы – сползающие кривые строчки, неровные буквы…

«Дорогой мой внучек Цырен!

Боюсь, больше не свидимся, не поговорим. Видно, пора и честь знать. Вот и спешу попрощаться и сказать тебе самое главное. Ты уж прости меня, старика, за всю правду. Очень я рад, что ты вырос непоседливым и любознательным, интересуешься нашим краем. Но не однобоко ли твое увлечение? Может, ты и найдешь когда-нибудь клад Чингисхана, дело это доброе, я тоже им интересовался в молодости. Однако постарайся понять: много интереснее и ценнее другое сокровище – память о людях, творивших историю на нашей земле. Этих людей мы не в праве забывать – мы их наследники, продолжатели их дела.

Извини, что запирал шкаф. Это не в моих правилах, да и нечего скрывать. Боялся только: доберешься до настоек ядовитых трав, попробуешь, а то и друзей угостишь. А теми настойками по капельке лечат.

Не забудь, о чем тебя просил. Я вернул людям два десятка забытых лекарственных трав, и в этом вся моя жизнь. Постарайся по мере сил, чтобы книга не осталась лежать в сундуке. Пусть работает.

Я всегда мечтал, чтобы ты стал наследником моего дела. Теперь вижу – тебя влечет иное… Что ж, иди своей дорогой, Цырен. Неважно, кем ты станешь: врачом, историком или рыбаком. Важно, чтобы стал хорошим человеком.

Низкий тебе поклон за все доброе, что сделал ты для меня. А если чем огорчил – прости старика.

Прощай, дорогой внучек.

Твой дед К. Б.»

* * *

Было решено: через десять дней Цырен уезжает к тетке. Один из этих дней друзья договорились провести в Горячих Ключах – Цырен хотел забрать документы и проститься со школой. По старой памяти поднялись в каменоломню. После долины партизан эти утесы, сотворенные человеческими руками, казались игрушечными.

– То ли каменоломня стала меньше, то ли мы подросли, – вздохнул Рудик. – Так это окончательно, Цырен?

– Окончательно и бесповоротно. Жаль, конечно, уезжать. Материально я выдюжил бы. За деда пенсия полагается, тетка помогла бы, леспромхоз…

– Звал же тебя Егорыч библиотекарем в школу.

– Не в этом дело. Ребята, школа, Байкал – вот что трудно от себя оторвать. Все ведь свое, родное. Но не могу здесь без деда. Все время кажется, зовет он меня то помочь обуться, то очки подать.

– Это пройдет, Цырен, – мягко возразила Валюха.

– К тому же там у меня братья. Пора и о них позаботиться, передать кое-что от деда.

– Вещи, что ли, какие? – не понял Санька.

– Какие у деда вещи! Черты характера. Как он их мне передал. Увлеченность. Заинтересованность. Кругозор. А вещи… Мы там кое-что отобрали… образцы трав… книги… – Он умолк, словно боялся произнести следующие слова: – Возьмете, нет… для музея?

Санька облапал его за плечи:

– А чего раньше-то молчал? Да я… да мы… это же будет украшение музея! Точно, Валюха?

– Точно. И еще… оставь свою фотографию.

– А что, серьезно, – поддержал Санька. – Если честно, кое-какие открытия мы все-таки сделали.

– Стоянка первобытных – раз, – по привычке начал загибать пальцы Рудик. – Таинственный зуб– два… Серебряный остров – три… Партизанская база…

– А Михаил? А записки Копытова?

– Ну, если так считать, то и поселок Встреча с Будущим мы открыли, – пошутил Цырен. – Кстати, о Михаиле… Не может быть, чтобы Копытов забыл про него. Наверняка кто-нибудь приезжал после похода на Иркутск, искал базу, пещеру. Только не нашел… Вот бы порасспрашивать стариков…

– Будет сделано, Цырен!

– Ты уедешь, а как же стена? – вспомнил Рудик. – Наглядная карта? Теперь ведь у нас еще БАМ!

– Ничего, управитесь без меня! Видите, как расширяется наша Робинзония! Или это мы растем?

– Скачок, – загадочно пояснила Валюха. – Ломаются и складываются характеры. Трудный возраст.

– Ты уж как Фаина Дмитриевна заговорила! – усмехнулся Рудик. – Не иначе, быть тебе учительницей…

– Угадал. А ты, Цырен, если не секрет?

– Разве-так важно, кем станем? Важно, какими станем. Пока думаю, историком. А может, и врачом.

– Нет, я уверена, из тебя выйдет настоящий историк. Чувствуется призвание..

– Ну уж и призвание! Это все от деда. А вообще здорово было бы найти сокровища Чингисхана. Только теперь-то я понимаю: на это надо не год – всю жизнь положить… А ты, Рудик?

– Буду капитаном. По традиции. А ты, Саня?

– Я? Я, – братцы, никем не буду. Я уже стал.

– То есть как это? Кем ты стал?

– Охотником. Хочу на охотоведа учиться. Чтобы не переводить зверье, а разводить. Отец «за».

– У тебя тоже призвание, – с тайной завистью отозвалась Валюха. – У вас у всех призвание. А я еще не решила. И учительницей стать хочу. И геологом. И даже летчиком. Женское легкомыслие, правда?

Минуту-другую помолчали, наблюдая, как по слепящей глади Байкала тянет пароход пунктирную. линию плотов-сигар. Потом Цырен сказал раздумчиво:

– Меня вот что в профессии историка привлекает… Ну, воскрешать прошлое, восстанавливать по отдельным фактам цельную картину. Помните, с чего все началось? С воспоминаний Фаины Дмитриевны о Серебряном острове. Так вот, потянув за эту ниточку, сколько мы историй распутали, сколько судеб раскрыли! Казалось бы, просто удивительно, как все взаимосвязано. А теперь мне кажется…

– Было бы удивительно, если бы ниточка оборвалась на Серебряном острове, да? – закончила его мысль Валюха.

– Конечно! Чуете, в чем волшебство истории?

– Мне и в голову не приходило! – восхитился Санька.

– Мне тоже не, приходило, – сознался Цырен. – Сама жизнь подсказала. И еще подсказала… Мы вот искали интересных людей и сколько их нашли: Бату Мункоев, Федор Копытов, Михаил… да всех не перечесть. И все же самый интересный человек был дед. Конечно, только для меня, для меня лично… И никуда не надо было ходить, чтобы его найти. Прозевал…

– Это детство, Цырен, – ласково сказала Валюха. – Не огорчайся, это детство уходит. Грустно, зато мы многое поняли.

– Что, детство уходит? – недоверчиво переспросил Санька. – А когда оно кончается? Во сколько лет?

– А знаете что! – с видом заговорщика предложил Рудик. – Давайте соорудим памятник детству.

– Идея! – оживился Цырен. – Этого нам и недоставало, чтобы уж разом с ним распрощаться.

Знакомой тропинкой сбежали они вниз. В тайнике, где хранились луки и стрелы, нашелся кой-какой проржавевший инструмент. Через час над тайничком был воздвигнут памятник – кусок мрамора с высеченными буквами: «Прощай, детство! В. А. Р. Ц.»

Когда покидали каменоломню, внизу, в каменной чаше, раздались вопли. Из бокового прохода вырвалась ватага пацанов с луками и бросилась на штурм бастиона, который обороняла другая вооруженная до зубов армия.

– Вот черти, повыбивают глаза друг другу…

Санька сложил ладони рупором, чтобы пресечь опасную игру, но Цырен подтолкнул его в бок.

– Ты что, уже забыл? Посмотри на нас – у всех вроде глаза целы. Мы-то попрощались с детством, а они еще нет.

Санька постоял в нерешительности и махнул рукой:

– Теперь и я понял – кончилось детство…

* * *

Накануне отъезда Цырен зашел к Валюхе. Она была дома одна, повязанная фартуком, мыла посуду.

– Ой, ты что, уже уезжаешь, Цырен?

– Нет, Валя. Завтра утром уезжаю.

– А я испугалась. Решила, прощаться пришел.

– Нет, не прощаться… Я пришел сказать… Открыть тебе одну тайну. Самую главную…

– Что-нибудь вроде верблюдов Чингисхана?

Цырен попытался улыбнуться. Большими, не то испуганными, не то удивленными глазами Валюха уставилась на его руки. С изумлением обнаружил Цырен, что пальцы его сами собой ломают неизвестно откуда взявшуюся бельевую прищепку.

– Не надо, Цырен. Не надо ничего говорить. Я знаю… – Она вытерла руки о фартук и машинально поправила непослушную, сбившуюся на лоб прядку. – И чувствую себя виноватой перед тобой. Очень-очень виноватой. Ты, наверное, переживал…

– Это были самые лучшие мои переживания.

– Правда? А я тоже хочу сказать… Никогда тебя не забуду. Ты очень хороший… друг.

– Это потому, что друзья у меня хорошие.

– Спасибо за комплимент.

– Да никакой это не комплимент, Валюша! Ладно, раз уж ты знаешь… Пожалуйста, не думай, что он такой увалень.

Она зазвенела серебряным колокольчиком:

– Ой, не перехвали, Цырен! Не сглазь!

– Только он считает, что не достоин тебя. А он достоин. Это я тебе говорю. Берегите друг друга, как…

– Как сокровища Чингисхана? – усмехнулась Валюха.

– Еще пуще. Как зеницу ока.

– Оба вы хорошие, только еще совсем мальчишки. Не будем загадывать наперед…

Она выскочила в другую комнату и через минуту вернулась, держа руки за спиной.

– Вот тебе на память, Цырен. На долгую-долгую память…

И протянула ему рыжую маску лисички.

* * *

В тот момент, когда Валюха, Санька и Рудик махали вслед автобусу, увозившему Цырена из Горячих Ключей, несколько вооруженных луками пацанов набрели на камень с загадочной надписью:

«ПРОЩАЙ, ДЕТСТВО! В. А. Р. Ц.»

– Сколько здесь был, а ни разу не видел! Кто же это памятник о себе оставил?

– Может, еще древние люди? – поделился пришедшей на ум гипотезой второй из пацанов.

– Эх ты, Миня-разиня! – опроверг его третий. – Древние не умели писать по-русски.

– Скорее всего, это те, которые открыли Сибирь. Как же звали ихнего командира? Еще пароход такой есть…

– Ермак?

– Точно, Ермак! Тогда почему написано «Варц»?

– Может, это нерусское имя? Может, бурятское? – предположил Миня-разиня.

– В бурятском такого слова нет, – авторитетно заявил скуластый и раскосый парнишка. – А если открыватели, почему тогда написано «Прощай, детство!»?

Уронив луки и стрелы, они снова и снова перечитывали загадочную надпись, пока самый молчаливый не предложил позвать кого-нибудь из школьного музея. Однако первый возразил:

– Я хоть завтра могу спросить самого Саньку Медведева. Мы с его братом Гринькой, если хочешь знать, за одной партой сидим. Только это не по правилам. По правилам – самим разобраться.

Порт Байкал – Иркутск 1971—1977

Лапин Борис Фёдорович

СЕРЕБРЯНЫЙ ОСТРОВ ПОВЕСТЬ

Для среднего школьного возраста

Редактор Л. В. Иоффе Художник Т. Югатова Худ. редактор Е. Г. -Касьянов Техн. редактор Э. Л. Бабина Корректор С. А. Рудых

Сдано в набор 20.08.79. Подписано к печати 01.11.79. Формат бум. 84Х108 1/32 – Бумага типографская № 2. Школьная гарнитура., Печать высокая. Усл. печ. л. 13,44. Уч. – изд., л. 13,02. Тираж-50000 экз. Заказ. 1733. НЕ 12561. Цена 55. 1

Восточно-Сибирское книжное издательство Государственного комитета по делам издательств, полиграфии и книжной торговли, г Иркутск, ул. Горького, 36.

Типография и издательство «Восточно-Сибирская правда», г. Иркутск, ул. Советская, 109.