Текст книги "Маски"
Автор книги: Борис Егоров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
Малая статистика
В нашей печати выступает множество авторов. Есть неизвестные, есть известные, есть такие, чье слово для читателя всегда праздник.
Я люблю публицистов, которые, как им и полагается, глаголом жгут сердца людей. Я с радостью встречаю на страницах газет имена мастеров репортажа. И для меня тоже праздник – прочитать новое творение чародея ритмической речи, прославленного поэта.
Но сейчас разговор не о них. У меня есть еще один любимый автор. Кто он? Не терзайтесь в догадках. Он не похож на других, и у него очень длинная фамилия. Пишется она так: «Центральное статистическое управление при Совете Министров СССР».
Каждый раз, когда оканчивается квартал, полугодие, год, он рассказывает нам, как идут дела. Дела самые большие, самые важные.
Статистика – это цифры. Цифры – это не стихи. И все-таки в устах этого автора цифры звучат стихами.
Выплавлено стали… Добыто нефти… Построено домов… Открыто магазинов…
Не считайте, что я преувеличиваю. Я все равно буду утверждать: это стихи. В этих цифрах много романтики и много поэзии.
Издавна известно: с милой рай и в шалаше.
Шалаш – это, конечно, романтично. Но лучше, если будет не шалаш, а двухкомнатная квартира. Лучше, если это дом, дом отдыха, пансионат.
Сводки ЦСУ ярко рассказывают, каких высот мы достигли, что сделало государство для каждого из нас.
Но почему же тогда фельетон называется «Малая статистика»? Да потому, что речь в нем пойдет не о том, что выплавлено, добыто и открыто. Речь пойдет о так называемых «мелочах». А мелочь – вещь немаловажная, хотя в сводках ЦСУ она и не фигурирует.
Представьте себе, что на новой улице в новом районе возник новый дом. Хороший, веселенький, с кокетливо раскрашенными балкончиками и гостеприимно распахнутыми подъездами.
Но порою случается, что кокетство фальшиво, а гостеприимство неискренне.
Сияющий всеми видами счастливых улыбок новосел входит в свое будущее гнездышко, и улыбки вдруг бесследно увядают. И ему уже хочется из гнездышка упорхнуть: может, какое другое предложат? А как жить в этом? И паркетец не того, и краники текут, да и окошки вроде не закрываются…
Где эта улица, где этот дом? О, адресов, к сожалению, много. Например: Москва, Куйбышевский район, поселок Черницыно, дом 63. А вот другой адрес – не московский: гор. Воткинск, ул. Машиностроителей, дом 3.
Если взять редакционную почту за несколько дней, то таких адресов найдется десятки. Их можно публиковать списком с продолжением.
Пойдите по любому из них, разыщите строителей, схватите их за пуговицу и спросите, топнув ногой: «Что вы наделали?!»
О, строители не испугаются, не закричат дурным голосом: «Мама!» Они будут спокойно оправдываться:
– Как что? Дом построили. В основном хорошо построили. Ну, имеются, конечно, кое-какие недоработки, мелочи. В дальнейшем преодолеем.
А человеку жить предстоит не в дальнейшем, а сейчас… Ему нужно, чтобы на рамах были шпингалеты и двери хотя бы наполовину притворялись. И то, что дом в основном построен, успокоения новоселу не приносит.
То же самое можно сказать не только о новоселах, но и о покупателях.
Покупатель хочет радоваться.
Зажав в руке получку, он бежит по улице, обгоняя троллейбусы. Бежит в магазин покупать, допустим… Впрочем, почему «допустим»? Можно сказать конкретно. Гражданин Сергеев Николай Иванович купил в Москве радиоприемник со звучным названием «Атмосфера-2». Но, по правде говоря, очень скверной оказалась эта «Атмосфера».
Приемник поработал полчасика, а потом ушел на покой.
Николай Иванович – в магазин. Здесь его не поняли и отослали в гарантийную мастерскую. В мастерской злосчастную «Атмосферу» осмотрели и сказали:
– Приемник хороший, но работать не будет. Тут одну мелочь надо заменить, а у нас для «Атмосферы» никаких деталей нет. Посылайте на завод…
Вот уже несколько месяцев катается «Атмосфера» по железным дорогам, неукоснительно выдерживая обет молчания. А Николай Иванович волнуется, пишет письма то на завод, то в редакцию.
А что волноваться? Приемник в основном построен. А если он, так сказать, не очень многословен в силу каких-то мелочей, то, право, расстраиваться не стоит.
Сергеев не одинок. Такой же радостью, какой для него явился радиоприемник «Атмосфера», для жителя Новосибирска Тлеубаева был магнитофон «Днепр-2», для горьковчанина Голичникова – телевизор «Воронеж-2».
В основном все эти приборы были построены. Но в основном не работали.
А предприятия рапортовали. Рапортовали о том, что выпущено то-то и в таком-то количестве. И это было включено в сводки.
Включать же, как выяснилось, можно было лишь условно, «в основном». Руководителей предприятий волновало не качество, а количество. И совсем не беспокоились они о том, как будет жить гражданин Иванов в доме № 63, какие «мелочи» омрачат его жизнь и что будет делать гражданин Сергеев с приемником «Атмосфера-2».
Конечно, все случаи недобросовестной работы, все факты «недоделок» учесть трудно, почти невозможно. Но позвольте помечтать.
А мечты вот какие. Я раскрываю сводку ЦСУ и в ней читаю: «За истекший квартал этого года по сравнению с соответствующим кварталом прошлого года халтура снизилась на 5,7 процента, безответственность – на 8,9 процента, случаев работы спустя рукава стало меньше на 10,3 процента, забота о новоселах, покупателях, пациентах и клиентах повысилась на 49,7 процента».
Но дело не в сводках. Пусть это будет в жизни! Пусть на каждый рубль, отпущенный государством, и радости будет на рубль.
Знай наших!
Оx, уж эта реклама! Вышел прогуляться по улице, а тебя на каждом шагу подстерегают пестрые щиты: «Покупайте ковры!», «Приобретайте картины!» Говорят, что в одном месте видели даже такой: «Тратьте деньги!»
И хочется покупать, приобретать, тратить.
Ты уже тянешься за кошельком, но в это время приходит предостерегающая мысль: а зачем мне, собственно, ковры? Тем более что предстоит сделать другие, более необходимые покупки. Нет, нет, не надо ковров, и картин пока не требуется. Неразумной тратой денег можно разорить семью. Жена убежит. Детишки будут плакать.
Подумаешь так и идешь дальше, бережно неся в кармане свои трудовые рубли.
Это происходит в личной жизни.
В общественной, к сожалению, бывает иначе. Не всегда, но бывает.
Такое «наоборот» произошло, например, с товарищем Майкиным, начальником отдела капитального строительства облисполкома. Получил товарищ Майкин деньги на строительство и оборудование школ и вдруг увидел призыв: «Приобретайте картины!» И приобрел. На 22 тысячи новыми деньгами. Буквально наводнил школы работами живописцев и фотомастеров. Произведения искусства уже некуда было складывать, и имя стали загружать подвалы. Образовались запасники. А Майкин все слал и слал новые полотна. Особенно понравились ему «Олени в лесу». Стоящая картина: каждый экземпляр – сто целковых.
Картин избыток, а учебных парт и школьных досок во многих интернатах недостает. И даже весьма.
О партах и досках хлопотала Восьмиозерская школа. Но вместо того, что ожидал ее директор, в школу прислали новую партию картин плюс к тому… аппарат для выпечки пончиков. Замечательный аппарат, чудо техники, мощнейшая, черт возьми, машина, подлинное детище двадцатого века! Если запустить ее на всю железку, то она может ежедневно кормить своими нежными, румяными изделиями весь областной центр.
Только к нему этот агрегат интернату, где всего 300 воспитанников?
В общем, работа идет под титлом: «Кушайте пончики!», «Приобретайте картины!»
И не только картины. Мало ли что можно купить. Председатель поселкового Совета товарищ Вязников обожает художественно выполненные урны. Что поделаешь, нравятся человеку красивые, монументальные плевательницы. А раз так, то он очень быстро распорядился деньгами, которые ассигнованы на благоустройство. Взял и купил 40 чугунных урн художественного литья. Каждая – по 30 рублей. Плюйте, товарищи! Плюйте, испытывая полное эстетическое удовлетворение!
Но неожиданно выяснилось, что в поселке вполне достаточно старых урн, обычных, деревянных, Вязникова, правда, это врасплох не застало: он приказал рядом с каждой старой, нехудожественной урной поставить новую, художественную, дабы можно было сравнить бледное прошлое поселка с его лучезарным настоящим.
Поставили. И все-таки оказался излишек. Урны, которые уже негде было размещать, свалили в кучу – и где, вы думаете? – перед зданием поселкового Совета. Чтобы товарищ Вязников мог из своего окна любоваться художественным литьем. Жаль только, что не написали на этих урнах: «Здесь хранится прах государственных денег, заживо загубленных почтенным мэром нашего поселка Вязниковым. Остановись, прохожий, и обнажи голову перед этим печальным колумбарием!»
Изобретательно тратить государственные червонцы умеют не только Майкин и Вязников. Пожалуй, большей игрой ума отличились предусмотрительные деятели из Ивановского района. Поломав свои буйные головы, на что бы загнать бюджетные средства, они предприняли мужественный, но несколько неожиданный шаг: создать тридцатилетний запас туалетной бумаги. Таким образом, с бумажкой в этом районе полный порядок. До самого 1992 года обеспечены! Вот что значит глядеть вперед.
Но самое главное мы, разумеется, оставили на конец.
Самое главное – это бессмертное, историческое дело, начатое бывшим главным врачом областной больницы 3. В. Иншаковым.
В 1959 году т. Иншаков попал в затруднительное положение: он получил огромные деньги на реконструкцию больницы. Но слово «реконструкция» было ему неведомо, А в словарь иностранных слов он заглянуть не догадался, да и окружающие не надоумили. И посему приказал главный врач строить на эти средства вокруг больничного городка крепостную стену. Надежную, грозную, способную выдержать самое отчаянное нападение башибузуков. Только где они, башибузуки, в современном, цивилизованном облцентре? Но отсутствие этих злыдней т. Иншакова не смутило.
Строить так строить! По дерзкому замыслу оградостроителя забор должен был протянуться на полтора километра и состоять из железобетонных плит высотой в 2,5 метра. Вес каждой плиты – 5 тонн. Рыдайте, башибузуки, в бессильном отчаянии: такие стены и тараном не прошибешь.
Прикинул т. Иншаков, во что обойдется его архитектурная затея, и немножко испугался: почти миллион старыми деньгами. Но его поддержал главный инженер облпроекта т. Кальной. Валяй, мол, твори, созидай. Благословляю и визирую!
Великая стена имени товарища Иншакова воздвигается уже четыре года, железобетонные блоки влетели больнице в 700 тысяч рублей, а конца развернувшемуся строительству еще не видно. Конца не видно, а начало уже разваливается: зыбкая северная почва не выдерживает тяжести пятитонных плит…
Но тем не менее «реконструкция» продолжается, а т. Иншаков, посрамивший средневековых оградостроителей, коим не известен был железобетон, за заслуги перед отечеством повышен в должности.
Вот, собственно, и все факты, которыми мы хотели поделиться с читателем. То есть не все. В нашем распоряжении имеются еще десятки подобных, но мы уже слышим нетерпеливый вопрос: о чем идет речь? О головотяпстве? О бездарных хозяйственниках? Да, головотяпство здесь налицо. И по соседству, как и всегда, бездарность.
Можно было бы только посмеяться над глупостью тех, кто здесь поименован, если бы глупость их не обошлась слишком дорого.
Но так ли уже глупы герои фельетона? Представьте, нет. В домашнем быту они весьма расчетливы и экономны. И очень далеки от того, чтобы всю месячную зарплату употребить на закупку «Оленей в лесу» или туалетной бумаги. А тов. Вязников, хоть он и влюблен в художественно выполненные плевательницы, на свои личные сбережения их почему-то не приобретает.
Видимо, потому, что очень четко уяснил себе, что такое мое, и весьма расплывчато – что такое наше. А рядом не оказалось вдумчивых, принципиальных людей, которые напомнили бы заблудшему, что нашим разбрасываться тоже не следует, что денежки надо тратить по-умному. И совсем не ради того, чтобы отчитаться любым чеком. А ради пользы общественной.
Ведя такую популярную беседу, очень кстати напомнить слушателям, как звучат наши моральные принципы: добросовестный труд на благо общества, забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния, нетерпимость к нарушителям общественных интересов.
Это если тратчик-растратчик темный, если он газет не читает и радио не слушает. А если он просвещенный, то что его уговаривать? Дайте ему другую работу, подальше от сейфов с деньгами. А в характеристике при увольнении смелой, недрогнувшей рукой напишите: «У товарища Н. нет совести, долга перед обществом не сознает, и финансы ему доверять нельзя».
Но так, к сожалению, не пишут. Боятся обидеть банкротов. А обижать надо! Пусть обижаются!
Дать по шапке!
Просматривая иллюстрированные журналы, я часто вижу в них рубрику «Как одеться женщине». Под этой рубрикой выступают многоопытные авторы, законодатели мод. Их советы, как правило, бывают мудрыми и звучат изящно, почти музыкально: «…в Москве и Ленинграде краски одежды более сдержанны. Здесь предпочитают пастельную гамму в аксессуарах…» или: «Такое платье, на первый взгляд спокойно ниспадающее, вместе с тем хорошо подчеркивает линии бюста и бедер и создает красивый силуэт».
Я всегда завидовал этим людям: они могут давать советы женщинам. И в столь поэтической форме. А я никогда не мог.
Мои робкие попытки кое-что посоветовать окончились позорной неудачей. Моя жена сказала:
– Молчи. У тебя нет вкуса.
Когда-то, говорили, был. И вдруг пропал.
Каким же надо быть умным, чтобы давать советы женщинам!
А я люблю советовать. Но, как говорят, бодливой корове бог рог не дает. И вдруг, представьте, дал!
Теперь на авторов советов в журналах я смотрю свысока, снисходительно: мои рекомендации лучше. Я вне конкуренции.
И действительно, убедитесь. Если вы будете шить платье, пальто или шубу, следуя советам художников-модельеров, то вам не избежать многих забот: а) надо купить соответствующую материю, конечно наиновейшую, а ее может и не оказаться; б) надо многократно бегать в ателье, проталкивая свой заказ; в) за все это придется платить деньги, что самое неприятное.
А мой совет проще, вернее и экономнее: материю доставать не нужно, в ателье ходить нет необходимости. И затрат – абсолютно никаких! Ни копеечки! И если вам захочется иметь, допустим, шубу, то она будет изготовлена из самых наиновейших материалов. Лавсан или нитрон, например, вам импонирует? Пожалуйста.
– А как все это устроить? – спросите вы. – Что нужно сделать?
Я отвечаю:
– Надо дружить с наукой.
Конкретнее: с Научно-исследовательским институтом ТРИКО.
Точнее: с его директором Анной Ивановной Голубицыной.
И тогда вы будете красивы. На вас будет такая шуба, что, увидев ее, милиционер на перекрестке невольно выронит из рук свой полосатый жезл. На вас будут чулки – ах какие чулки! Необычные – кроеные! Ваши подруги зарыдают от зависти и будут кусать себя за коленки.
Осушив слезы, они спросят:
– Сколько стоит?
А вы ответите небрежно:
– Ничего, это дар Анны Ивановны…
Вот он, мой совет, как одеться женщине!
И он абсолютно не беспочвенный. Он опирается на факты, на живую практику.
Институт, который был мною назван выше, бесплатно выдаст вам для «опытной примерки» свою очередную новинку. И носите ее, носите, носите сколько угодно.
Но только, ради бога, повторяю, не лезьте в карман за кошельком. Спрячьте ваши деньги. Платить ничего не надо. Заплатит институт. Из бюджета на научно-исследовательскую работу.
За один год двадцать руководящих работников института и предприятий, с которыми институт связан, приоделись в новенькие шубы. Кому порешила А. И. Голубицына дать шубу на «примерку», тот и «примерял» в свое удовольствие.
Кому – по шубе, а кому – и по шапке. Не в переносном, а в прямом смысле. А почему бы и шапки не сделать, если мех «свой», даровой? В списке так и значится:
«Лютикова, главный бухгалтер института, – шапка.
Репейников, зам. главного бухгалтера, – шапка.
Шиповникова, начальник планового отдела, – шапка.
Розочкина, секретарь директора, – шапка».
После шапок ударились по воротникам.
Так экипировались еще 39 сотрудников института.
А потом пришла новая радость: чулочно-вязальная лаборатория освоила доселе неизвестный вид чулок – кроеные. Само собой, потребовались «опытные носки». Вот ажиотаж поднялся! Всем хотелось принять самое непосредственное, самое близкое участие в научно-исследовательской работе. Каждая особа женского пола горела желанием натянуть на свои изящные ноги новый образец трикотажного чуда.
Но чулочки дали не каждой особе. Кроме своих, институтских, было немало и других претенденток – из Госплана, комитета стандартов, инспекции по качеству. Как их не обслужить! Как не включить их в научно-исследовательскую работу!
Тем более – люди они полезные.
Но нашлись люди и вредные. Они не оценили заботы А.И. Голубицыной о своих подопечных и коллегах. Таковыми оказались работники облсовнархоза. Эти черствые, суровые работники взяли и составили проект распоряжения, в котором написали обидные, несправедливые слова: «Под видом опытной носки и испытаний образцов трикотажных изделий т. Голубицына раздавала почти или полностью бесплатно дорогостоящие изделия ответственным работникам вышестоящих и торговых организаций, без научных наблюдений за этими изделиями».
А. И. Голубицына с этим заключением, конечно, не согласна. Она сожалеет, что ее почин не поддержали.
А как бы мило, как бы здорово было, если бы поддержали! Представляете – А. И. Голубицына дает «для примерки» шубу директору Н-ского автозавода, а тот немедля присылает ей за 00 копеек новенький автомобильчик, «опытный», «для обкатки». Такой же автомобильчик он презентует директору радиозавода, а тот ему в ответ – телевизорчик для испытаний в домашних условиях, в порядке научно-исследовательской работы. Словом, в ход может идти все: я тебе – мясорубку, ты мне – кофейную мельницу. Можно и холодильник. И против рояля не возражаю. У кого что есть. А у кого ничего нет и кто носит звание рядового, тот в конвенции участвовать, конечно, не может. По имущественному цензу не пройдет. Какой из него «опытник»!
Итак, я – вам, вы – мне. Конечно, некоторые могут сказать, что это расточительство, что директор института или предприятия не удельный князь, который волен дарить, кому захочет, шубу со своего плеча. Но разве можно с этим доводом согласиться? Сравнение абсолютно неправомерное и критики не выдерживает: удельные князья дарили шубы со своего плеча, а А. И. Голубицына – с государственного. Стало быть, никакой она не князь.
Но не будем продолжать дискуссию. Мы отклонились от главной темы: «Как одеться женщине». Вот так. Очень просто. Как я советовал. Поезжайте к А. И. Голубицыной в трикотажный институт. И тогда будет вам «пастельная гамма в аксессуарах». Совершенно бесплатно. Если Анна Ивановна не знает вас лично, то скажите, что вы большая начальница, или жена большого начальника. Словом, игру надо вести по большому счету. А действовать лучше поскорей, пока широкая общественность, призванная контролировать действия администрации, сладко и безмятежно спит. Покойной ночи ей, хороших снов! Это очень хорошо, когда общественность дремлет на пуховике, блаженно сощурив очи. Вот в такую пору и слышатся из директорского кабинета резкие, отрывистые слова команды:
– Дать по шубе!
– Дать по шапке!
Максим, левее!
Рабочий шахты Максим Зайцев совершил проступок: выпил лишнее и нарушил несколько правил. Во-первых, правило уличного движения: не там перешел улицу. Во-вторых, правило поведения: оскорбил милиционера, сделавшего ему за это замечание. В-третьих, пренебрег заповедью: «Не давай воли рукам».
Было и «в-четвертых» и «в-пятых».
Зайцева судили, и по просьбе коллектива шахты народный суд передал его на поруки товарищам. К своей задаче перевоспитания нарушителя они отнеслись очень строго. Прежде всего прикрепили к Зайцеву двух парней – Ромашкина и Савчука. Оба они были соседями Зайцева но койкам в общежитии и работали с ним в одной смене.
– Вы отвечаете за Максима, – сказали им в шахткоме. – Смотрите!
И они смотрели. Вместе с Зайцевым спускались в шахту, вместе поднимались. Эскортировали его везде и всюду.
Захотелось однажды Зайцеву завернуть «направо», в пивную, а сопроводители кричат сзади:
– Максим, левее!
Надевает он пальто – тут же следует вопрос:
– Ты куда?
– В булочную.
– Вешай пальто назад, – говорит Ромашкин. – Посиди с Савчуком дома, а в булочную схожу я. Тебе что купить, ситного или калорийную булочку?
Деньгами Зайцев тогда богат не был: половину наличности оставил в день получки в ресторане. Ромашкин и Савчук открыли для него кредит, но взяли доверенность на получение будущей зайцевской зарплаты.
– Деньги будем тратить мы, – сказали попечители. – А тебе представим счет на утверждение.
Когда Савчук и Ромашкин купили билеты на гастроли оперного театра, Зайцев взбунтовался:
– Этих расходов я не признаю и на оперу не пойду. Не в моем вкусе!
– Мы пойдем – и ты пойдешь, – тоном, не терпящим никаких возражений, заявил Ромашкин.
А Савчук добавил:
– Эх, темнота! Признайся: ведь ни разу в жизни в опере не был? Но если не хочешь платить, не плати. Выделим из нашего бюджета. Как фонд помощи культурно отсталым.
– А девушку пригласить можно? – робко спросил отсталый.
– Вот это разговор! Но надеемся, что девушка передовая. На нее тратиться не будет необходимости.
– Да и на меня не нужно, – сказал Зайцев. – Опера так опера…
Однажды Зайцев объявил:
– Ребята, мне от батьки перевод пришел. Я ему писал, что на пальто не хватает. Надо на почту пойти.
– Идем. Мы с тобой.
И тут произошло такое, чего ни разу не случалось за весь месяц: на почте Ромашкин и Савчук… потеряли своего подопечного.
Почта находилась в одном зале вместе со сберкассой, а в этот день выплачивали выигрыши. Счастливые обладатели выигравших билетов заполнили все помещение, и Зайцев сумел раствориться в толпе, ловко уйти от своего эскорта.
Неоднократное прочесывание толпы результата не дало. Тщетными оказались и ожидания Зайцева у подъезда.
Тогда попечителей осенила до азбучности простая мысль: «Где искать взятого на поруки, если он только что получил деньги? Ясно, где…».
И друзья отправились по маршруту: «Гастроном» – «Автомат-закусочная» – «Пышечная» – «Блинная» – «Чебуречная» – «Бутербродная» – «Шашлычная». Но Зайцева ни в одном из этих объектов обнаружить не удалось.
Ромашкин и Савчук уже совсем пали духом, когда им повстречался механик шахты.
– Бузотера своего ищете? – спросил он. – А я только-только его видел. Он в суд пошел…
Адрес подтвердился. Когда преследователи вошли в здание народного суда, то через приоткрытую дверь комнаты совещаний услышали знакомый голос подопечного.
– Нет, нет, товарищ судья, очень прошу вас пересмотреть мое дело, – возбужденно говорил Зайцев. – Судите меня. По всей строгости. На полную катушку. Год или два отсижу – сколько дадите. А так ходить я больше не могу. Первое время – ничего, терпел. Думаю: раз ты провинился, так тебе и надо. Но ведь сейчас-то я уже все прочувствовал! Спрашиваю: «Когда это кончится?» А они отвечают: «Когда мы в тебе будем уверены до конца!» И ни шагу без меня, так и ходят. Вот только сегодня первый раз удрать от них сумел. Вздохнул, как говорится…
В это время дверь скрипнула. Зайцев оглянулся. На пороге стояли Ромашкин и Савчук…
