Текст книги "Маски"
Автор книги: Борис Егоров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Операция «Динамо»
Светило солнце.
Щебетали птахи.
Было спокойное лирическое утро, когда двадцатилетний Валентин Лялин прикрыл за собою тяжелую кованую дверь с железными пуговками.
Потянув носом воздух свободы, он решительно сказал себе:
– Все! К государственной собственности больше – ни-ни! Начинаю новую жизнь.
После заключения в одиночке Лялин тосковал по коллективу. Коллектив вскоре нашелся. Один за другим представали перед Лялиным на московских улицах люди, которых ему так не хватало. Это были Лев Стаканов – парень молодой, но с большим стажем бездельника и гуляки; Голия Кутидзе по прозвищу «Джонни из Малаховки» – студент московского института; Валентин Тычинкин – экономист; Владимир Петухов – фотограф; Анатолий Займушин – студент…
Все они почитали коньяк, испытывали патологическую страсть к хрустящим купюрам и не любили утомляться.
В темные звездные вечера, сидя на скамеечке в сквере, Лялин делился с друзьями сокровенными мыслями:
– К государственной собственности – ни-ни! Кодекс. Причем уголовный. Кому это нравится – сначала «раковая шейка», а потом окошко в клеточку? Когда я был за этим окошком, то имел время для всяких мыслей. И знаете, что я обнаружил? В кодексе нет статьи, карающей за изъятие ценностей, нажитых нечестным путем… Вот этим мы и должны воспользоваться. Наш объект – тунеядцы.
– А что мы с ними должны делать? – послышался наивный вопрос.
– Мы должны «крутить динамо» – обманывать, разыгрывать, чтобы они «раскололись». Приходим, допустим, под видом милиции и говорим: «Деньги на стол!»
– А если не выложат?
– Выложат. Как миленькие.
– Но они могут раскусить, донести в милицию…
– В том-то и дело, что в милицию они не пойдут. Как они скажут сержантам, что у них взяли энное количество тысяч? Сержанты обязательно поинтересуются: «Откуда они у вас при зарплате в семьдесят рублей?»
Входя в раж, Лялин небрежно закладывал ногу на ногу, горделиво произносил:
– Эх вы, зелень! Пришел я как-то к одному в Одессе и сказал: «У вас наворованный миллион. Я из уголовного розыска. Положите деньги на скатерть!» И что вы думаете? Положил.
– И так и не узнал, кто ты?
– Потом узнал. Но я прямо сказал ему, что «прокрутил динамо». Он в милицию, конечно, не зашагал… Ох, Одесса, Одесса! Сплошные мемуары. Там так играют в кости! Вернее, так проигрывают… Дураки потому что. Я в свои костяшки подбавлял ртути, и они кувыркались, как ваньки-встаньки, – всегда на один бок. Тридцать пять тысяч старыми выиграл у этих тунеядцев.
Тут естественно напрашивался вопрос: а кто такой сам Лялин? Не тунеядец ли?
– Видите ли, – говорил он, – если бы я был тунеядцем, меня бы выслали из Москвы. Но я сам добровольно выписался из столицы. Лучше жить в Москве непрописанным, чем быть прописанным, но высланным.
Мысли Лялина взмывали так высоко, что он разрабатывал план игры в карты с применением «меченых атомов»… Если натереть карты радиоактивными изотопами, то счетчик Гейгера будет жужжать… Можно узнать, какая карта.
Атомной энергией Лялину воспользоваться не удалось, но обыкновенное «динамо» он «крутил» с успехом.
Поздно вечером Лялин, Тычинкин и Петухов постучали в квартиру шофера Славобогского.
– Мы из уголовного розыска.
Оторопевшие хозяева пригласили поздних гостей войти.
– Вы шофер такси? – спросил Лялин Славобогского.
– Шофер.
– Вы ездили на аэродром Внуково?
– Ездил.
Вопрос, конечно, сногсшибательный: какой водитель такси не отвозил пассажиров на аэродром?
– С вами много раз ездил один гражданин из Риги… И он оставил у вас принадлежащие ему ценности. Он задержан.
Никакого гражданина из Риги Славобогский, разумеется, не знал. Но требование «деньги на клеенку» было столь категоричным и недвусмысленным, что жена Славобогского немедленно отдала Лялину все сбережения, какие у них были.
Уходить налетчики не, торопились. Лялин старательно переписывал номера купюр. Петухов, ослепляя хозяев вспышками «блитца», фотографировал деньги, Тычинкин производил обыск. Потом Лялин потребовал от Славобогской написать объяснительную записку, откуда у нее деньги, а от Славобогского – подписку о невыезде…
Перед тем как покинуть квартиру, Лялин многозначительно заметил:
– У вас должно быть золото. Вы говорите, что его нет. Хорошо. Завтра мы придем к вам с миноискателем…
Слово «миноискатель» прозвучало так внушительно, что хозяин проводил непрошеных пришельцев на улицу до машины.
«Динамо» вертелось. Узнав от Стаканова, что один дамский парикмахер хочет продать две пары золотых часов, Лялин немедленно встретился с обладателем ценностей.
– Вы хотите сбыть часы с барышом? Тогда я буду платить за них не деньгами. Я вам дам одно редкое лекарство, которое на Западе часто называют эликсиром молодости. Вы получите за него потом в пять раз больше. У меня в медицинском институте есть один знакомый доцент.
Поговорив с парикмахером, Лялин кинулся в магазин, чтобы купить белый халат и колпак, а потом в аптеку – за таблетками от кашля. Дома он размолол таблетки в кофейной мельнице, положил порошок в стеклянную банку и написал по-латыни: «elixir». На следующий день парикмахер был осчастливлен.
В коридоре медицинского института – вход туда свободный – Лялина и парикмахера предупредительно встретил усталый «доцент» в белом колпаке. Немного поломавшись и поторговавшись для важности, знакомый Лялина принял часы, отдав взамен стекляшку с «эликсиром молодости».
Выйдя из медицинского института, Лялин поздравил парикмахера с удачной сделкой, дружески похлопал его по плечу, сказав на прощание:
– Будь здоров и не кашляй!
Горький смысл этих слов парикмахеру суждено было понять потом, когда его чуть не отдубасили чересчур разборчивые покупатели «эликсира».
– Наше дело – крутить динамо, – продолжал наставлять неутомимый Лялин своих друзей. – Надо искать дураков.
Таковых он находил не только на стороне, но и среди приятелей. Узнав, что у Займушина есть золото и импортные медикаменты, Лялин предложил ему свое посредничество в продаже.
– Знаю богатого купца с Кавказа, – доверительно сообщил он Займушину. – Кавказец остановился у своих знакомых в Марьиной роще.
В Марьиной роще Лялин забежал в первый попавшийся дом, запомнил номер одной квартиры, а по газетному ящику быстро установил, кто в ней живет. Больше ничего не требовалось.
Прежде чем идти на торг, недоверчивый Займушин проверил адрес. Все оказалось точным: есть в Москве Марьина роща, есть в ней названная Лялиным улица. Есть дом, есть квартира, и живет в ней не кто-нибудь другой, а упомянутый Лялиным хозяин.
В условленный час Займушин вместе со своим доверенным Вашкевичем прибыл в Марьину рощу, к дому, где остановился богатый купец с Кавказа. Вручив портфель с золотом и медикаментами Лялину, продавцы драгоценностей остались ожидать в скверике напротив. Но едва Лялин скрылся в подъезде, как к дому, страшно гудя, подъехала черная «Волга».
А через несколько мгновений двое «оперативников» в черных пальто уже вели под руки «арестованного» Лялина, который истошно кричал: «Отпустите!» и давал обещания: «Больше не буду!»
Опешившие от такого непредвиденного и огорчительного поворота событий, Займушин и Вашкевич ретировались на всякий случай в дальний угол сквера, а черная «Волга» тем временем скрылась с их глаз. Опять же страшно гудя.
«Волга» остановилась на площади Дзержинского, Лялин расплатился за услугу с шофером и «оперативниками» – ими были Петухов и Тычинкин – и, довольно размахивая портфельчиком, зашагал к кассе Аэрофлота покупать билет на Тбилиси.
Похождениям Лялина и его приспешников числа нет. И вряд ли нужно излагать дальше, как сообразительные проходимцы «крутили динамо». Видимо, подошло время сделать выводы. Их несколько.
Прежде всего хочется сказать, что зря мы порою добродушно улыбаемся, услышав слово «тунеядец». Улыбаться не надо, надо гневаться. Тунеядец не безвредная птичка божия, которой под каждым кустом уготован и стол и дом. Тунеядец любит красивую жизнь, так, чтобы завтракать в Тбилиси, обедать в Москве, а ужинать в Симферополе. Денег на обеды, ужины и перелеты на реактивных лайнерах у тунеядца нет, и он неминуемо идет на преступления.
Он ищет доверчивых людей, ротозеев, шантажирует их и добывает столь необходимые ему деньги. Добывает, как потом оказывается, легко и просто. Займушин продавал толченое стекло, выдавая его за бриллианты. Толочь стекло для тунеядца – работа, а работа тунеядцу противопоказана. Поэтому счастливого покупателя драгоценных камней через несколько минут настигали «оперативники» и покупку отбирали, сердито говоря при этом:
– Вы только что купили контрабандные бриллианты. Знаете, что за это бывает? Поехали на Петровку…
Добровольно отправляться на Петровку обычно никто не выражает горячего желания. Тогда снисходительные «оперативники» ограничиваются составлением акта. А стекляшки или всеисцеляющие лекарства в виде таблеток от кашля продают еще несколько раз.
– Будьте здоровы и не кашляйте!
Тунеядец, жулик живет не на другой планете. Он – рядом с вами. И порой вы этого совсем не замечаете.
Когда суд потребовал служебную характеристику на уличенного в разбое и мошенничестве фотографа Петухова, то с места его работы пришел трогательный документ. Оказывается, Петухов «зарекомендовал себя добросовестным работником, пользовался доверием сотрудников, за положительные показатели неоднократно поощрялся»,, и даже «повышал свой идейно-политический уровень»… А о Тычинкине написали несколько скупее, суше: «Замечаний не имел. Освобожден от занимаемой должности старшего экономиста в связи с заключением под стражу».
А экономист, оказывается, был тертым калачом. Окончив работу, на которой он не успевал протрезветь, Тычинкин брал такси и ехал на Кутузовский проспект, к панораме Бородинского сражения. Почему-то это было место, где «динамисты» назначали друг другу свидания и разрабатывали планы дальнейших похождений.
Какие тут могут быть «замечания»? Тычинкин брал выше: он уверенно шел вперед, набиваясь на пять или десять лет заключения.
Это ему было обеспечено. Обеспечено хотя бы потому, что простаков не так много, веревочке недолго виться. Не все операции проходили у «динамистов» гладко. Некоторые срывались. Порою люди, к которым стучались охотники за миллионами, открывали дверь на цепочке и предусмотрительно заявляли, что могут вести беседу только в авторитетном присутствии дворника. А иные, совершив непростительную ошибку, приходили в себя и звонили в милицию, как сделал, например, Славобогский.
Сейчас на этом деле поставлена хорошая жирная точка. И все же не мешает над ним подумать. Материал для размышлений есть.
Мальчик творит…
Жил-был мальчик.
Обыкновенный мальчик. Более того – средний, ничем не выделявшийся. Талантов не обнаружил, учился на тройки.
Особенно мальчик не ладил с русским языком и литературой.
Десять лет конфликтовал он с этими предметами, но наконец окончил школу.
Окончил, обладая определенным минимумом. Он знал, что Ленского убил Онегин. Пушкина убил Дантес. Герасим утопил Муму. Гоголь сжег вторую книгу «Мертвых душ». Толстой бежал из дому. Вот и все.
С этими знаниями в области изящной словесности мальчик и пустился в плавание по жизни.
Больше к худлитературе мальчик не обращался. И это его не угнетало.
Мальчик учился в институте, получил диплом. Стал специалистом. Сначала рядовым, затем последовали повышения. Был заместителем помощника, далее помощником заместителя, заместителем заведующего, заведующим. Потом крупным заведующим.
Как специалист, мальчик приобрел опыт. Как администратор, полюбил бумаги. А бумаги писались на особом языке, не на том, на каком рассказана история Герасима и Муму. И этот язык мальчик очень быстро усвоил: «При сем препровождаю…», «Согласно полученным указаниям…», «В подтверждение вышеизложенного…», «При этом ссылайтесь на наш исходящий…».
Такой язык ему очень импонировал. Слов в нем было не много, сочетания их были известны.
– Прения какие?
– Развернувшиеся.
– Успехи какие?
– Достигнутые.
– Отчет о какой работе?
– О проделанной.
– Недостатки какие?
– Имеющиеся.
Все эти слова можно произносить автоматически, не задумываясь. Но если задуматься, нетрудно увидеть бессмыслицу: не имеющихся недостатков не существует, а отчетов о непроделанной работе не делают.
Мальчик думать не хотел. Бюрократический язык ему нравился: в нем звучала солидность. И когда мальчику принесли на утверждение рекламу: «Продается молоко», он перечеркнул ее и написал: «Имеется в продаже молоко».
«Продается» – не солидно. «Имеется в продаже» – совсем другое дело.
Исходя из этого принципа, мальчик заменил слово «парк» или «лес» на «зеленый массив», «живет» на «проживает», «туалет» на «санузел», «хлеб» и «баранки» на «хлебо-булочные изделия». Он придумал множество ужасающих слов типа «пищеблок», «индпошив» и ввел в обращение нечто уж совсем несусветное: «обилетить пассажиров», «протабелироваться перед началом рабочего дня», «закабелировать дом»… Он решительно отвергал вывеску «Свадебный дворец». Он был за «Дворец бракосочетаний».
Язык, столь чуждый хрестоматийному, был люб мальчику и еще по одной причине: с его помощью можно утопить любую мысль, напустить туману.
Мальчик никогда не скажет: торговля ведется плохо. У него есть готовая формула: «В деле обслуживания населения торговыми точками имеются еще неизжитые недостатки».
Мальчика критикуют в газете за то, что автобусы его треста ходят нерегулярно, расписание нарушается, от пассажиров поступает много жалоб. И он отвечает редакции: «Перерывы в движении автобусов имеют место, когда имеется спад пассажиропотока».
Заметьте, сколь неравнодушен наш герой к слову «иметь». Жить он не может без этого «хабена». «Хабен» его выручает. Разве признается он в том, что в его учреждении творятся безобразия? Нет! Он скажет: «Имеют место случаи, когда отдельные сотрудники…» и т. д.
Мальчик ничего не читает, но он любит писать. У него тоска по бумаге.
Увидит журналиста или писателя – рад побеседовать.
– Пишете все, да? – любопытствует.
– Да, знаете, пишу.
– Завидую, – сокрушается мальчик. – Я это дело тоже люблю. Еще со школы помню: подлежащее там, сказуемое… Интересная вещь! Но писать мне некогда: работа, работа…
Мальчик лжет. Во-первых, никогда в жизни не любил он подлежащие и сказуемые, а во-вторых, пишет он не меньше других. Его перу принадлежат обычно инструкции, наставления, афоризмы типа: «Лифт создает удобства – берегите его!» О, какая мудрость светится в этих словах!
Лет десять назад вышла брошюра «Производство хлебного кваса». Брошюра начиналась фразой: «Основной составной частью кваса является вода». Просто, как все гениальное! Мальчик радовался. А недавно он продолжил свой труд и составил «Инструкцию для пользования чайником латунным» (завод «Штамп», г. Тула). Пункт первый инструкции гласит: «Чайник предназначается для кипячения и хранения воды».
Умный мальчик, любитель наставлений, спешит предостеречь своих несмышленых соотечественников, чтобы те не вздумали случайно плавить в «чайнике латунном» гудрон или варить сталь.
Мальчик пишет… Как видите, это персона довольно разносторонняя. Она любит заковыристые, железобетонные слова и дурацкие прописные истины.
Перо в руках мальчика ежедневно наносит огромный ущерб русскому языку и здравому смыслу. Словечки, изобретенные мальчиком, слышишь то здесь, то там.
…У парапета на Ленинских горах стоят он и она. Влюбленные наслаждаются неповторимым пейзажем, и вдруг слышится восклицание:
– Какой чудесный зеленый массив!
Знакомое, родное! Когда у мальчика заимствуют (слова – это страшно, но еще страшнее – когда люди воспринимают сам метод его словотворчества. Что можно сказать, например, о такой фразе: «Наступила пора обножаться в зимнюю обувь, а в магазины ее не завезли»?
Откуда такая фраза? Из жалобы, из серьезного письма в «Крокодил» одной женщины.
Вот до чего можно дойти, если следовать грамматическим принципам мальчика!
Бойтесь его, старого двоечника! Нет, я не оговорился. В школе он действительно учился на тройки. Но с тех пор прошло много лет, и он давно забыл, что знал. Он уже не сможет сказать, кто кого утопил– Герасим Муму или Муму Герасима. Мальчику некогда, очень занят: он творит…
Клюква
Редактор городской газеты был угрюм и хмур.
В глазах заместителя редактора тихо светилась мировая скорбь.
На дворе было лето.
На дворе сияло солнце. А на улицах сияли улыбками горожане.
Чем объяснить такой разнобой? Разнобой объяснялся тем, что газета была скучной. И это руководители редакции понимали. Но, понимая, не знали, что сделать для оживления ее страниц.
– Эх, не оправдал себя снежный человек! – горестно произнес редактор.
– О снежном – всё! – согласился заместитель. – Но были и другие темы: в одном селе родился теленок с двумя головами…
– Много уже об этих телятах писали. Даже которые с тремя… – вздохнул ответственный секретарь.
– О чем бы еще сообщить?!
Редакция не знала, о чем. А сидевший за много сотен километров товарищ Необычнов знал. Он был первооткрывателем чудес.
Необычнов сидел за пишущей машинкой, глядел в окно, и в его воспаленном мозгу зрела дерзкая фантазия:
«В некоторых экваториальных странах встречается растение-людоед. Проходит мимо него человек, ничего не подозревающий пешеход, а растение вдруг страстно обнимает его своими ветвями. А обняв, вонзает в тело иглы и начинает пить кровь. Красные кровяные шарики глотает, а белые выплевывает. Питается человеческими эритроцитами, а лейкоциты ему ни к чему…»
Закончив свой труд, Необычнов, организовавший ТАСС на дому, рассылает фальшивую балладу о растении-людоеде по редакциям. Может быть, где-то клюнет.
Необычнов знает, что все любопытные факты в печати уже опубликованы. Бальзак женился в Бердичеве.
Андриан Евтихиев был волосатым человеком. Архимед любил охотиться за бабочками.
И вдруг – растение-людоед! Коварное растение путешествует по страницам отдельных чересчур доверчивых газет, а Необычнов стучит на машинке новые вести:
«Один охотник видел в Забайкалье чудовище, сохранившееся с мезозойской эры. Поймать его не удалось, поскольку чудовище ведет сугубо конспиративный образ жизни. Но доподлинно известно, что оно съело однажды на обед полдюжины колхозных коров…»
«В древней стране Плутархии люди жили до двухсот лет, потому что лечились дорожной грязью. Современные ученые не могут ответить на вопрос, в чем польза грязи, но исследования продолжаются…»
Мало ли что можно сочинить.
Но не все можно печатать.
И тем не менее кое-где небылицы, сочиненные Необычновым, печатаются.
Подобные байки давно уже имеют у газетчиков свое ироническое имя – «клюква».
Но иронию понимают, к сожалению, не все. И «клюкву» публикуют. Публикуют, забывая о священных принципах нашей советской печати – правдивости, достоверности, проверке.
Соблазн опубликовать «клюкву», чтобы привлечь новых читателей, бывает у некоторых редакторов столь велик, что принципы идут не в счет.
И появляется в газете информация о волке, который случайно забежал в центр большого города (впоследствии волк оказался собакой). И печатают любители «клюквы» сообщения о том, что в реке Оке появились… кальмары и спруты.
Дело не ограничивается растением-людоедом, забайкальским чудовищем, кальмарами и другой чушью.
«Клюква» перекочевывает в сферу обычной человеческой деятельности.
Недавно произошел такой прискорбный случай. Местная газета сообщила, что помощник машиниста тов. Е. собирает почтовые открытки с репродукциями работ живописцев. Информацию перехватило радио, потом областная газета, потом снова радио, далее в газете, уже центральной, появилось сообщение: помощник машиниста тов. Е. обладает ценной коллекцией картин великих художников.
Помощник, машиниста не знал, куда глаза девать: над ним смеялись знакомые, он был поставлен в неудобное положение. Он писал в газеты и на радио – просил дать опровержение. К счастью, опровержение в конце концов дали.
А как же все это произошло? Представить нетрудно.
Говорит редактор с сотрудником:
– Так кто он, этот коллекционер?
– Помощник машиниста.
– Здорово! Значит, так: на работе – у реверса, после смены – коллекционер. И что он собирает?
– Репродукции с картин.
– Репродукции не важны. Важны картины.
– Совершенно правильно. Картины.
– И, наверно, не какие-нибудь?
– Конечно, не какие-нибудь, а выдающиеся.
– Ну, раз выдающиеся, – значит, это Гойя, Ван-Гог, Делакруа, Брюллов, Репин, Васнецов…
– Они и есть!
– Да, уточним еще одну деталь: вы сказали, что художники сделали дарственные надписи…
– Ну, на одной открытке была…
– Как – на открытке? Мы говорили о картинах. И почему на одной? Помощник машиниста, трудящийся… Кто откажет ему?
– Никто. Сам Делакруа почтет за честь…
Так хорошего, честного человека втравили в историю, из которой он едва выпутался. Ужасное положение: ходи по улицам и доказывай, что Гойя не был твоим другом и что Репин в Куоккале чай с тобою не пил.
Любители удивить и поразить во что бы то ни стало наивны и легковерны. Когда в редакцию чувашской газеты «Молодой коммунист» пришла некая Валентина Васильевна Дмитриева, заведующая столовыми хлопчатобумажного комбината, и выдала себя за легендарную разведчицу Валю Довгер, сотрудники газеты заскрипели перьями. А зря скрипели: настоящая Валя Довгер, разведчица специального партизанского отряда, которым командовал Герой Советского Союза Д. Н. Медведев, сподвижница Героя Советского Союза Н. И. Кузнецова, – настоящая Валентина Константиновна Довгер живет в Воронеже… А чебоксарская Валя – Валентина Васильевна – в войне не участвовала и западнее Чебоксар никуда не выезжала.
Журналистов не насторожил тот факт, что в ряде книг отец Вали Довгер назван Константином. Тогда почему же она Васильевна? Журналисты не заглянули в официальную биографию самозванной Вали, откуда легко можно было понять, что к чему. И уж конечно им и в голову не пришло, что сведения о «своих» подвигах она почерпнула из кинофильма «Подвиг разведчика»…
Нам понятно: сотрудниками чебоксарской газеты двигало хорошее, доброе чувство – воскресить подвиги героев, рассказать о патриотах. Но столь высокая задача требует самого ответственного отношения. Об ответственности в Чебоксарах забыли. Хотелось скорее крикнуть, удивить.
А кричать не надо. Это отнюдь не свойственно духу и традициям нашей печати. Погоня за сенсацией всегда была чужда и противна ей.
Мы хотим закончить этот фельетон тем, с чего начали, – вернемся в кабинет, где скучают сотрудники энской городской газеты. Скучают в ожидании, какую «клюкву» пришлет Необычнов.
Откажитесь, товарищи, от его услуг! Пусть он рассказывает небылицы своей бабушке. Рядом с вами вечный, неиссякаемый источник творчества – жизнь. Она, живая и многогранная, шумит за окнами. И в ней – естественной и непридуманной – самое удивительное! А кальмары в пресных водах Оки не водятся: был только один, и притом дохлый. Случайно попался в ящике с серебристым хеком. Ну, естественно, судовой повар выбросил его за борт.
