355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Тумасов » Александр II » Текст книги (страница 13)
Александр II
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 05:48

Текст книги "Александр II"


Автор книги: Борис Тумасов


Соавторы: Платон Краснов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 45 страниц)

ГЛАВА 3
«Покуда есть Россия, будет жива и Болгария».
«Поведёт Скобелев!». «Остаётся надеяться только
на самих себя». Турки двинулись на прорыв. Пленение
Осман-паши.

Стоян мечтал, как он привезёт Светозару в Петербург. Скорее всего это случится весной, когда наступят тёплые дни и первая зелень тронет землю и кустарники.

За решётчатыми оградами особняков садовники будут расчищать дворики, вскапывать цветники. С вокзала Стоян повезёт Светозару на извозчике, на ходу знакомя с городом.

О своём приезде Стоян не уведомит бабушку заранее, пусть всё произойдёт неожиданно. И он представлял, какой переполох охватит дом. Все будут суетиться, бегать, а старая графиня разворчится беззлобно, а на самом деле останется довольной…

И, конечно, Стоян очень хотел, чтобы к его приезду в Петербург Василько уже возвратился с Кавказа…

К Светозаре приставят учителей, а русским с ней будет заниматься он, Стоян…

Подобные мысли, часто посещавшие поручика, скрашивали ему жизнь даже в самые суровые зимние дни на Шипке…

Выбравшись на свежий воздух, Стоян растёрся снегом. Ноябрьское утро прохладно. Пологие, поросшие лесом северные скаты Балканских гор, с южной стороны почти лишённые растительности, обрывались круто. Луга на вершинах, летом заросшие густым альпийским разнотравьем, зимой лежали под снегом. И тогда редкие пешеходные тропы, известные старожилам, становились совершенно непроходимыми.

Зимнее морозное солнце поднялось над горами поздно. Сперва оно кинуло лучи на вершины, снег заискрился, заиграл. Солнечный свет растекался по горам.

Асен принёс завтрак. Явились подполковник Константин Кесяков и капитан Райчо Николов, сели за стол.

– Вторые сутки молчат турки, – заметил Стоян. – Надолго ли?

– На Шипке, други, самым трудным для меня была ночная атака турок в первый день, – сказал Николов.

– Да, удержались с трудом, – согласился Кесяков. – Днём моя дружина в резерве стояла. Генерал бросил нас в штыковую в самый разгар, так что к ночной атаке мы оказались без резерва. И пушки молчали, остерегались по своим стрелять.

– Всё же выстояли.

– Выстояли, Стоян. Отбили у турок охоту к ночным вылазкам.

Помолчали, вспоминая тот сентябрьский ночной бой. За день скопившись в лесу, османы под покровом ночи вплотную подступили к позициям защитников Шипки. Поднялись орловцы и дружинники, подоспели пушкари. Дрались врукопашную, резались ножами, душили друг друга.

– Когда я смотрю на поредевшие дружины, други, – сказал Кесяков, – то поминаю доброй памятью погибших войников. Мы, болгаре, воюем за свободу своего отечества, но какое большое и отзывчивое сердце у русского солдата, который не жалеет живота своего за освобождение Болгарии от ига османов! Неужели предадут забвению наше общее дело? Забудут, как стояли насмерть здесь, на Шипке.

Николов отрицательно покачал головой:

– Нет… и нет. Наш народ всегда смотрит на Россию с надеждой. И покуда есть Россия, будет жива и Болгария.

– Ты верно заметил, Райчо, – согласился Кесяков. – Есть Россия, будет и свободная Болгария. Она для нас вторая мать.

– Обидно, однако, – снова сказал Нидолов, – в Европе всё ухожено, а в России избы крестьянские в землю вросли, соломой крытые, дороги немощёные, отчего бы?

– Отчего, спрашиваешь? – Стоян отодвинул миску. – Я тоже думал, как и ты, Райчо, пока не нашёл ответ. Чьих мастеровых угоняли веками в Орду? Российских! Чьё богатство увозили ордынцы? Российское! Какую землю разоряли враги набегами? Российскую!

– Да, у России завидная судьба. Сколько помнит история, она своей грудью прикрывала мир.

– То так, други, – сказал Кесяков, – но вспомните и разор крестьян помещиками в пору не столь отдалённой крепостной неволи. Императрица Екатерина приняла указ о вольности дворянства, чем дала неограниченные права помещикам делать крестьян нищими и торговать ими, как скотом. Слава Богу, нынче этого нет.

– Я согласен с вами, подполковник, крепостная неволя – позор, – согласился Стоян, – но у России всё впереди.

– И у Болгарии, поручик, – добавил Николов. – И у Болгарии.

За последние восемь месяцев, с того дня как Димитр приходил к полковнику Артамонову с донесением разведки, на основе которого главный штаб наметил место переправы через Дунай, Димитр ещё больше похудел. Теперь он напоминал скелет, обтянутый дублёной кожей.

Полковник Артамонов угощал гостя жареным мясом в остром соусе, гречневой кашей, велел сварить кофе. Полковник смотрел в глаза разведчика и думал о том, какую непомерно трудную и опасную работу взяли на себя болгарские патриоты. Для османов даже предположение, что тот или иной болгарин служит русской разведке, – основание для казни.

Вот и сегодня, уйдёт Димитр, и Артамонов вытащит из своей картотеки карточки двух болгар-разведчиков. Их схватили, когда они вышли из Софии, направляясь на связь с Димитром, и после жестоких пыток казнили. Мужа и жену Благовых. Совсем молодые. Она готовилась стать матерью…

Артамонов прогнал грустные мысли.

– Значит, из Софии на Араб-Конак и выше горы завалены снегом?

– Да. Даже те тропы и никудышная дорога, по которой не пройдёт и двуколка, не то что пушка, всё затерялось под снегом. Я и сам едва не угодил в пропасть.

– Какие силы стерегут Араб-Конак?

– Два табора. Главное скопление вражеских войск – в Софии. Но точные цифры унесли с собой Благовы.

Замолчал, потупившись. Видно, горько стало на душе при воспоминании о погибших товарищах.

– Мы должны, Димитр, иметь полные сведения о всех зимних тропах через Балканы. Предстоящие операции будут носить крупномасштабный характер. Ты понимаешь, Димитр, от тебя и от других разведчиков зависит, как и где мы перевалим Балканы. В каком месте спустимся, никто ещё не знает, но вы должны нарисовать картину всех троп и тропинок… Дни Плевны сочтены, османы не одолели Шипку. Русские солдаты и болгарские войники стоят насмерть.

– Понимаю, господин полковник. Я сам пройду через Имитлийский перевал, а Энчо Георгиева пошлю на Тревненский. Но мы одинокие путники, а войско есть войско. У него пушки, обоз.

– Справимся с вашей помощью. Пошлём вперёд сапёров, обратимся к населению, расчистим и расширим местами дорогу. Надо пройти, Димитр, надо! Не преодолеем Балканы зимой, весной может оказаться поздно.

Болгарин встал.

– Пойду, полковник, некогда мне засиживаться, ещё родственников проведаю, передам через них задание для Энчо.

Проводив Димитра, Артамонов положил ладони на стол, задумался. Царь распорядился отозвать из Кавказской армии генерала Обручева. Такое повеление не случайно. Полковнику известно: главнокомандующий и военный министр разошлись во взглядах на последующие операции после взятия Плевны. Великий князь настаивает дать войскам отдых, получить из России подкрепление и лишь потом начать наступление. Милютин с ним не согласен. Последнее слово будет за генералом Обручевым… Если бы спросили мнение его, Артамонова: он за план военного министра – переходить Балканы зимой, не дать врагу опомниться… Потому и спешил Артамонов со сбором информации о перевалах и силах турок по ту сторону хребта…

Надев папаху и шинель, Артамонов затянул ремни, вышел на улицу села Бохот, где расположился штаб армии. Домишки припорошены снегом. Из труб поднимались дымы. Чутьём разведчика полковник уловил: кто-то смотрит ему в спину. Повернулся, увидел князя Черкасского. Артамонов не любил этого хитрого, с влажными, липкими руками и мышиными глазками князя.

Владимир Александрович Черкасский, юрист по образованию, не имел военного звания. По повелению Александра II он осуществлял гражданскую административную власть на освобождённой территории Болгарии. На Балканах ему были отданы и жандармы, действовавшие при армии.

В Царстве Польском Черкасский был главным директором правительственной комиссии внутренних дел. В молодости слыл славянофилом. С годами стал консерватором и верно служил престолу.

Черкасский дребезжаще рассмеялся:

– Начальник разведки дышит свежим воздухом? – И обнажил ровный ряд неестественно белых зубов.

– Здравствуйте, Владимир Александрович, чем могу быть полезен?

– Я мимоходом. Государь возложил на меня трудную миссию, как вам известно.

– Наслышан.

– Надеюсь, вы, полковник, будете настолько любезны, что не откажетесь работать со мной в тесном союзе. Одну лямку тянуть.

– Князь, – Артамонов посуровел, – ведомство, какое я имею честь возглавлять, занимается военной разведкой, а не делами партикулярными и тайным сыском.

– Ну-с, извините, я не хотел вас обидеть, – развёл руками Черкасский и откланялся.

«Ишь чего возомнил! Если царь возвёл его в главные над жандармами, прикомандированными к армии, так мыслит, что и разведку взял за бороду. На-кась, выкуси!» И Артамонов показал вслед князю кукиш…

В полках ротные офицеры звали охотников на ночной штурм:

– Поведёт Скобелев!

Хотя никто не называл место предполагаемой атаки, охотников сыскалось немало. Ведь сам Скобелев кличет! Генералу верили, о его личной храбрости шла молва, будто, как солдат, со стрелками в штыковую ходит…

Накануне ночного штурма Скобелева вызвал Тотлебен:

– Михаил Дмитриевич, надо выбить врага из его ложементов на Зелёных горах.

Проглатывая букву «р», выговаривая вместо неё «г», Скобелев ответил:

– Благодарю за доверие!

Последующие сутки Михаилу Дмитриевичу потребовались на рекогносцировку и на скрытое сосредоточение охотников. Задача, поставленная Тотлебеном, не из лёгких. Предстояло овладеть третьим гребнем Зелёных гор, а оттуда пройти лесок и виноградники, форсировать глубокий, с крутыми берегами ручей, рывком преодолеть открытое поле и, выбив турок из окопов, вскарабкаться на голую, скользкую от грязи высоту, где османами под руководством английских специалистов возведены два редута, соединённые глубокими траншеями.

У стрелков Скобелев появился поздним вечером, шинель нараспашку, светлая борода надвое расчёсана, молодой, здоровьем не обижен. Поправил фуражку:

– Как, братцы, отобьём Зелёные горы?

– Отчего не отбить, ваше превосходительство? С вами хоть в пекло.

Стрелки окружили генерала.

– Мы, братцы, и лезем в пекло. Оттого и охотников позвал.

Скобелев поглядел на небо. Оно затянуто тучами.

– Наступай, братцы, тесно, чувствуй локоть товарища, чтоб не спутать врага со своими.

– Когда двинемся, ваше превосходительство?

– На рассвете, когда турка сон сморит Первым ложементом овладей, рвись во второй. На штык надейся, он молодец! Турок штыковой боится. Он нас нынче не ждёт, а мы, помолясь, к нему и припожалуем. Подступай молча, а как враг нас обнаружит, так и на ура! Да погромче, будто нас не четыре сотни, а дивизия. Ну а смерть придёт, принимай её, костлявую, на то ты и солдат!..

В ожидании сигнала солдаты разошлись, доставали из вещевых мешков еду. Стрелок разломил лепёшку, протянул Скобелеву:

– Пожалуйте, ваше превосходительство, всё веселей на душе.

Скобелев жевал медленно, думая о никудышном снабжении армии продовольствием. Компания наживается на поставках, интенданты воруют, и это всё на глазах императора. Тотлебен собирал корпусных командиров, решено самим выпекать хлеб…

Мысль на иное перекинулась.

…Восьмой месяц тянется война, и всё это время Скобелев чувствовал себя обойдённым. О нём как о молодом, подающем надежды генерале говорили ещё в пору Туркестанской кампании. Однако не раз слышал и нелестное о себе. Скобелев-де в Туркестане солдатам города на поток отдавал. Взывал не иметь жалости к пленным…

Да, он, Скобелев, того не отрицал, случалось, и призывал солдат: «На инородцев страх кровью нагоняйте!»

Жестоко, действительно, но и бухарцы с хивинцами коварствовали…

Когда его, тридцатипятилетнего генерала, направили в Дунайскую армию, Михаил Дмитриевич рассчитывал получить в командование крупное соединение, но ему даже дивизии не выделили. Как рядовой, то с Драгомировым, то с Гурко, а ныне здесь, у Тотлебена… За храбрость любим солдатами, да не в милости у главнокомандующего и государя…

Подошли офицеры.

– Задача, господа, не из лёгких. Ночная атака укреплений. Предвижу большие жертвы, но никаких сантиментов. Не о жизни солдат печёмся, а о победе, и из сего исходите.

Скобелев кратко и чётко нарисовал план предстоящей операции.

– Ваше превосходительство, стрелки распределены по ротам и взводам, – доложили офицеры.

– Хорошо. Вам, господа, находиться в своих подразделениях, влиять на охотников своим примером. Как петух прокукарекает, так и атаке начало. Фланговым ударом нас поддержат кубанцы…

Ещё и рассвет не начался, как прокричал петух, и тут же поднялись стрелки, плотной стеной двинулись на вражеские укрепления. Лил холодный затяжной дождь. Солдаты шли молча, ускоренным шагом. Турки заметили атакующих не сразу. Рожок заиграл сигнал тревоги. Первые залпы врага слились с громким «ура!».

Ворвались в траншеи, смешались. Зелёные горы огласились криками людей и лязгом стали, выстрелами и глухими ударами прикладов.

Всё перекрывая, раздался голос Скобелева:

– Братцы, вперёд, турок дрогнул, бежит!

– Генерала, генерала оберегайте!

А Скобелева и без того с начала атаки опекали стрелки.

Яростно отбиваясь, турки отходили к вершине гребня. В первой траншее бой медленно затихал. Верхняя встретила наступающих охотников превосходящими силами. Медленно пятясь, стрелки отошли, закрепились в первой траншее.

Скобелев вызвал резервы и, попросив полковника Мельницкого обстрелять верхний гребень из пушек, принялся ожидать донесения о потерях. Сведения оказались неутешительными. Ночной штурм первого кряжа Зелёных гор обошёлся больше чем в сотню стрелков.

Михаил Дмитриевич отправился с обходом по траншее. Стреляли отовсюду. По верхней траншее ударили орудия.

– Что, братцы, горячее вышло дело?

– Да уж не холодное, ваше превосходительство. Со смертью играли.

– Боязно?

– А смерти, ваше превосходительство, разве что дурак не боится.

– И то правда. Товарищам нашим, кто пал сегодня, слава вечная.

Возвратившись в отбитую у турок землянку, оборудованную под штаб, Скобелев принялся за донесение Тотлебену: «Согласно диспозиций первый кряж Зелёных гор взят… Подошедшие к утру резервы обеспечили наше положение на Зелёной горе… В пять часов утра неприятель вновь возобновил нападение, но был отбит ружейным огнём из траншей… Придвинул к Рыжей горе суздальцев и казанцев с артиллерией».

Прибыл начальник штаба окружения князь Имеретинский. Соскочив с седла, вбежал в землянку:

– Михаил Дмитриевич, поздравляю с успехом!

– Написал донесение Эдуарду Ивановичу, вручите, князь. И прошу разрешения на новый штурм!..

Получив уведомление Скобелева, Тотлебен велел, во избежание лишних потерь, второй кряж Зелёных гор не штурмовать, удерживать первый…

Левое крыло отряда Скобелева прикрывал 2-й Кубанский конный полк. Подполковник Степан Яковлевич Кухаренко с нетерпением ждал приказа Скобелева. Накануне тот распорядился начать атаку только по его указанию…

Ночь была на исходе. От реки тянуло холодом, белел туман. На Зелёных горах, судя по стрельбе, бой был в самом разгаре. Казаки изготовились, сидели в сёдлах.

Кутаясь в бурку, Кухаренко прохаживался по сырой, пожухлой траве, разминался. Туман над рекой напомнил Степану Яковлевичу екатеринодарские рассветы, полноводную и быструю Кубань, с ненасытным урчанием подмывающую крутые берега, старого отца, Якова Кухаренко, бывшего наказного атамана Кубанского казачьего войска, друга Тараса Шевченко… Подполковнику Кухаренко не довелось видеть великого поэта, но в молодости Степан часто слышал рассказы отца о Тарасе Григорьевиче, читал его стихи…

Возле Кухаренко осадил коня порученец Скобелева:

– Ваше высокоблагородие, батальоны охотников удерживают первые траншеи. Михаил Дмитриевич велел вам атаковать неприятеля!

Ловя ногой стремя, Кухаренко приказал:

– Трубите атаку!

Запели трубы, обнажили казаки сабли, и сотни рассыпались полукругом, вырвались из тумана, лавиной понеслись на вражеские позиции. Дрожала земля под конскими копытами. Казаки, выбив османов из траншей, догоняли, рубали зло, и только огонь с плевненских укреплений остановил конную атаку.

На другой день, при встрече с Кухаренко, Скобелев сказал:

– Спасибо кубанцам, Степан Яковлевич, добре помогли удержаться на Зелёных горах.

А в реляции генералу Тотлебену, отмечая заслуги казаков, написал: «…подполковник Кухаренко достоин чина полковника…»

Вторая половина ноября, холодная, дождливая. Иногда ночами ударяли морозы, землю припудривало снегом, а днями оттаивало, и вновь на дорогах грязь и колдобины.

Плевна переживала критические недели. Закрыты лавки и кофейни, не шумят базары, и безлюдны улицы. Временами город оглашали свирепые крики башибузуков, промышлявших грабежом и резнёй в болгарских кварталах, да в час намаза взывали к правоверным с минаретов голосистые муэдзины.

Коченели на ветру и в сырости голодные турецкие аскеры, умирали в переполненных госпиталях раненые и больные. По подсчётам интендантов, еды оставалось от силы на полмесяца.

Осман-паша в окружении своих генералов и штабных офицеров объезжал позиции, стараясь не замечать кутающихся в разное тряпьё солдат. Горели редкие костры: не было ни дров, ни хвороста.

Осман-паша молчал. Чёрные брови угрюмо насуплены. Падает дисциплина, подорвана вера в победу. Надежда на помощь извне исчезла. Проклятый пёс Шевкет-паша застрял со своим отрядом в Орхание и не собирается помочь плевненской армии прорвать блокаду.

Даже сейчас, когда положение катастрофическое, он, Осман-паша, не решается сдать армию и отправиться в плен. Его не поймут в Стамбуле, и султан не простит капитуляции. Непобедимый Осман-паша должен или погибнуть, или вывести армию из окружения.

Пробиться! Но где, на каком участке?

Осман-паша несколько дней кряду лично проводил тщательную рекогносцировку, особенно на запад от Плевны. По данным разведки, в этом районе войсками окружения командовал генерал Ганецкий, старый, опытный генерал.

Чем чаще выезжал Осман-паша на свои западные позиции, тем больше убеждался: если идти на прорыв блокадного кольца, то именно в долине реки Вит. Она прикрыта от русских наблюдателей холмами. Здесь можно сосредоточить силы прорыва и, пробившись на Софийское шоссе, форсировать по наведённым мостам Искер, а затем устремиться к Софии, на соединение с формирующейся новой армией, перед которой, как думал Осман-паша, будет поставлена задача защиты Западных Балкан…

«Если удастся скрытно сосредоточить главные силы, успех наполовину обеспечен», – продолжал размышлять Осман-паша, раскачиваясь в седле. Трудно, но сорокатысячная армия верит ему и надеется. Большую ответственность возлагает на себя он, Осман-паша, и ему держать ответ перед судом султана Абдул-Хамида…

– О аллах, всё ли я сделал так, как надо? – шепчет Осман-паша и мысленно вспоминает тот день, когда вступил в Плевну и принял на себя оборону города, как отбил штурмы русских.

Да, его не в чем обвинить. И, поспей к нему помощь, армия не оказалась бы в такой сложной ситуации.

Осман-паша подозвал одного из адъютантов:

– Сообщи корпусным и бригадным генералам: я вызываю их на военный совет.

Уединившись в походном шатре, служившем штабным и ему кабинетом, и спальней, он уселся на ковёр, поджал ноги. Поглаживая чёрную как смоль бороду, Осман-паша вознёс молитву аллаху. Начали подходить члены военного совета, верные своему полководцу генералы. Отвешивая поклоны, рассаживались кольцом на ковре.

Осман-паша обвёл их взглядом. Явились все тринадцать.

– О аллах! Нет нужды убеждать вас в чрезвычайно серьёзной обстановке: провиант заканчивается, наступает зима. Она грозит нам. Пушки русских днём и ночью обстреливают наши укрепления, наносят нам значительный урон. Шевкет-паша поступил, как трус. Остаётся надеяться только на самих себя.

Генералы слушали внимательно, ни единым словом не прерывая полководца. Он продолжал:

– Мы не можем обречь армию на вымирание или гибель от снарядов противника. Нам остаётся либо сдаться на милость врага, либо попытать ещё раз счастья и пробиться на Софию. Заранее предупреждаю: надежда незначительная, и поэтому, прежде чем собраться для принятия окончательного решения, обсудите всё с полковыми командирами, а те в таборах, и как будет угодно аллаху…

Тотлебен уверен: Осман-паша не может оставаться пассивным, он должен что-то предпринять. Скорее всего он попытается вывести армию из окружения.

Эдуард Иванович проинспектировал войска обложения по участкам, настроил генералов на возможность удара турецких сил, нацеленных на прорыв. В корпусе Ганецкого задержался, провёл манёвры. Гренадеры его порадовали.

Оставив у Ганецкого для связи с главным штабом весёлого и покладистого полковника Фреза, Тотлебен отбыл в Бохот со спокойной душой: обруч вокруг Плевны прочный. А что Осман-паша станет искать удачи, то тут у Эдуарда Ивановича мнение твёрдое. А для того изберёт турецкий военачальник, вероятнее всего, шестой участок – Ганецкого. О том у них с генералом произошла долгая беседа, на картах сверили, местность осмотрели, проверили расстановку батарей, авангардных постов, отработали подходы пехоты, резерва. Всё обнадёживало.

Тотлебен завернул на пятый участок – к генералу Каталею, к румынам. Князь Карл и генерал Черкат познакомили с обстановкой на их участке. И здесь чувствовалась хорошая подготовка. Теперь можно докладывать главнокомандующему и ждать противника…

К вечеру того же дня к Тотлебену заехал полковник Артамонов. Отказавшись от ужина, сразу перешёл к делу:

– Эдуард Иванович, по сведениям из Плевны, Осман-паша что-то замышляет. Наши друзья болгары сообщают: турецкий военачальник начал часто появляться на позициях, и особенно на западных. Его сопровождает весь штаб.

Тотлебен улыбнулся:

– Ишь, турецкий лис хитёр, но и мы, полковник, тоже не спим.

– Однако обратите внимание на дальнейшую информацию. Замечено ночное передвижение войск.

– Я знаю. К тому же в последние дни снизилась активность их ответного орудийного и ружейного огня. Именно это меня и насторожило. Прошу вас, полковник, по получении новых данных не откажите в любезности проинформировать меня лично…

Армия высказалась за прорыв. Теперь у Осман-паши никаких колебаний. Он действует твёрдо, и вся сорокатысячная военная машина, подчинённая ему, работает как единое целое. Никаких нарушений приказов, никаких отклонений в инструкциях.

Оставив заслоны в укреплениях, таборы, полки, бригады, корпуса ночью снялись с позиций. Отходили без шума, соблюдая установленную самим Осман-пашой диспозицию, следовали в долину реки. Скапливались.

Сюда же тронулся и многофурный обоз с ранеными, продовольствием и боеприпасами. Не скрипели заранее смазанные ступицы колёс, редко раздавалось ржание.

Как ни убеждал Осман-паша, как ни расписывал опасность пути, турецкое население Плевны ринулось вслед за армией. Глядя на двуколки, гружённые домашним скарбом, на поникших беженцев, Осман-паша едва сдерживал гнев, выговаривал муллам, призывавшим правоверных мусульман не оставаться в городе на милость неверных.

Оба муллы, в белых халатах и белых чалмах, сложив молитвенно руки, внимали словам полководца молча.

– Армию сдерживает военный обоз, беженцы связали нас. Мы лишены манёвренности. О аллах, если русские пошлют на всё это скопище даже десяток снарядов, какая паника поднимется! И всё по вашей вине, проповедники Корана!

Хлестнув коня, Осман-паша, сопровождаемый штабом и генералами, поскакал к реке, где сапёры заранее навели мосты. Нескончаемой лентой тянулись по ним пешие солдаты.

Османа не покидала тревога: ну, как заметят русские и их артиллерия обстреляет это кишмя кишащее скопление? Тогда в считанные часы погибнет вся армия.

Но холмы и тёмная ночь скрывали передвижение войск, а выдвинутые на вершины и по склонам частые посты надёжно охраняли отступающую армию от русских разведчиков.

Осман-паша оглянулся на Плевну. В укреплениях мерцали костры, стояла мёртвая тишина. По его, Османа, указанию турки несколько ночей не отвечали на выстрелы русских.

– Когда мы приучим гяуров к ночному молчанию наших позиций, тогда совершим прыжок горного барса.

Поминутно к Осман-паше подъезжали дежурные офицеры с докладами. Вести были успокаивающими. Части сосредоточивались согласно отработанному плану, дабы к рассвету изготовиться для удара по позициям генерала Ганецкого.

Если для русских гренадеров появление наступающей турецкой армии окажется неожиданным и они своевременно не подтянули резервы, успех прорыва обеспечен.

Конь нетерпеливо перебирал копытами, грыз мундштук. Осман-паша натянул повод, сказал скучившимся за его спиной генералам:

– Прошу разъехаться по своим соединениям и непосредственно руководить боем.

Смежил веки, забылся в дрёме. Однако чуткое ухо ловило малейший шорох. Вот послышался топот множества копыт. Это двигалась конница черкесов и башибузуков. Осман-паша даже во сне пренебрежительно морщится. Он никогда не считал весь этот сброд настоящими воинами. Насильники и грабители, они бежали при первой встрече с регулярными частями.

– О гази-паша, – осторожно позвал Османа его начальник штаба, – пехота на том берегу.

Осман-паша открыл один глаз.

– Пускайте конницу и вслед обоз. Последними через мосты перейдут беженцы. Велите корпусным и бригадным генералам начать построение пехоты в боевые порядки – первая линия, вторая, резерв. Навалиться, смять неприятеля и наступать, только наступать, в этом наша победа. В прорыв пустить конных. Обеспечить прикрытие флангов противника. Сдерживать гяуров, пока не выведем санитарные фуры и обоз… Да ниспошлёт аллах успех правому делу! Аллах акбар! [67]67
  Великий аллах! (тур.).


[Закрыть]

Накануне, к вечеру, на стол начальника штаба Дунайской армии генерала Непокойчицкого легла телеграмма от Тотлебена: «Сегодня неприятель не стрелял из траншей. Траншеи турецкие слабо заняты. С батарей замечено: турки сосредоточивают войска за Плевной. Перебежчики показывают, что войскам выдана обувь и хлеб на несколько дней. Выход турок по Софийскому шоссе или на Видин назначен в эту ночь. Показания эти сообщены по телеграфу генералам Ганецкому, Каталею и Черкату».

Непокойчицкий немедля кинулся к главнокомандующему. Великий князь, пробежав текст, вызвал адъютанта, полковника Скалона:

– Митька, вели заложить экипаж, катим к Тотлебену…

В штабе отряда обложения горели свечи, не смолкал телеграф.

Тотлебен давал указания. Предположение о дне и месте прорыва подтверждалось. Скобелев телеграфировал: схвачен заблудившийся турецкий солдат. Он рассказал: османы покинули Кришинский редут. Высланные Скобелевым охотники подтвердили правдивость солдатских слов, а костры, горевшие на позициях, – обман, дабы ввести русские войска в заблуждение.

Прибыл, к неудовольствию Тотлебена, главнокомандующий. Эдуард Иванович доложил обстановку.

– Значит, вы не считаете это отвлекающим манёвром? Хорошо. В таком случае, какие силы противостоят сегодня Осману?

– Ваше высочество, на решающем участке блокады сосредоточено пятьдесят девять батальонов, остальные соединения приведены в боевую готовность.

– Вы считаете достаточным, чтобы остановить Османа?

– Не только остановить, но и разгромить.

– Когда намерены выехать к Ганецкому? Кажется, вы убеждены, что именно там Осман-паша задумал нанести удар? Не так ли, Эдуард Иванович?

– Как только получу сведения от Ганецкого о начале боя, так и отправлюсь.

– Поедем вместе.

– Как вам угодно, ваше высочество.

У села Дольнего Метрополя, на вершине холма генерал Ганецкий оборудовал обсервационный пункт. Дежурные гренадеры не отрывают глаз от зрительной трубы, вглядываются. Увеличительные стёкла приближают Плевну, вражеские редуты, чёрное месиво дорог, голые холмы. Невесёлая, унылая картина.

– Пахомов, ась, Пахомов, – хрипит гренадер товарищу, – ну как, не двинется Осман? Мы его здесь выглядываем, а он в ином месте вынырнет?

– Могёт. Турок, он и есть турок.

Внизу, у подножия холма, зевал от скуки старший поста, прапорщик. Подняв голову, выкрикнул:

– Не видать ли какого передвижения?

– Никак нет!

В стороне от холма траншеи, снуют гренадеры.

– Господин прапорщик, –крикнул один из наблюдателей, –обоз показался!

– Велик?

– Считаю!

Когда подводы проехали, прапорщик вскочил на коня, погнал в штаб корпуса…

– Ветер-то продувает, Пахомов, – хрипит гренадер. – Ровно жёнка постылая.

Подняли гренадеры воротники шинелей, папахи на самые уши надвинули. Прапорщик возвратился не скоро, сердито бросил:

– Не слишком поверили, сомневаются…

Ночь минула. С утра к Дольнему Метрополю прибыл генерал Ганецкий, сошёл с коляски, потёр ладони:

– Вот мы их пушками прощупаем.

И поднялся на обсервационный пункт. Прапорщик доложил:

– Ваше высокопревосходительство, наблюдается оживление противника. Передвижение пехоты и конных. Путь держат по шоссе от города к предмостным береговым укреплениям.

Генерал прильнул к трубе, смотрел долго, хмыкал, брюзжал старчески. Потом спустился с холма, направился к позициям, занятым гренадерами, прошёлся вдоль траншей, остановился.

– Ежели турок ринется, драться до подхода резервов, позиций не сдавать!

– Постоим, ваше высокопревосходительство! – хором ответили гренадеры.

Раскатисто ударили батареи корпусов. Снаряды рвались на редутах, за дальними холмами. Генерал повернулся к Плевне. Турки не отвечали.

– Никак ошиблись, велите прекратить обстрел.

Направился к стоявшей поодаль коляске. Конная охрана села в сёдла. Едва тронулись, как турецкие батареи с редутов накрыли траншеи гренадеров. Уже в штабе Ганецкий сказал генералу Манькину-Неустроеву:

– Контузию от турка получил, уши заложило. Однако не убеждён, на каком участке прорываться будет Осман-паша. Весьма возможно, замеченное передвижение на нашем участке лишь обманное.

– Но мы должны быть готовы. О чём я и уведомил командиров охранительных линий.

– Естественно. Особо обратите внимание генерала Мантейфеля. Его охранительная линия шестого участка настораживает.

Разъезд эскадрона гусар, по счастливой случайности, выехал к реке. Сгущались сумерки. Холмы скрывали берега с наведёнными мостами.

Все прежние попытки разведчиков пробраться через цепи турецких аванпостов кончались неудачами.

Разъезд спешился. Старший, передав повод товарищу, выждал темноты. На реке чутко. Хорошо слышны говор, крики, шум.

Старший снял шинель, перекинул через седло, а сам, сначала короткими перебежками, потом по-пластунски, ужом прополз мимо аванпоста, выбрался к шоссейной дороге. Двигались колонны пехоты, конные, тянулся обоз. Проскакал со свитой какой-то высокий турецкий чин…

Той же дорогой старший возвратился к разъезду. Вскочив в сёдла, гусары поскакали в эскадрон. Майор Кареев, командир эскадрона гусар, выслушав донесение старшего разъезда, немедля отправил записку генералу Мантейфелю. Тот не спал, ждал сообщения. Прочитав донесение Кареева, Мантейфель тут же сообщил дежурным полков, а те начальникам Дольне-Дублянского и Метропольского отрядов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю