Текст книги "Из истории культуры древней Руси"

Автор книги: Борис Рыбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

XIII. Археологически правобережный участок праславянского мира за 500 лет существования белогрудовской и чернолесской культур характеризуется земледельческими поселениями и небольшими круглыми укреплениями с жилищами по внутреннему кругу («хоромы»?). Земледелие было, по всей вероятности, пашенным и сочеталось с оседлым скотоводством.

В погребальном обряде применяется сожжение трупов, сосуществующее с трупоположением. В южной половине области был воспринят обряд насыпки курганов. Кости сожженных покойников, как и во времена Нестора, «ссыпаху в сосуд мал» – погребальную урну.

В белогрудовское время появились на окраинах поселений грандиозные жертвенники-зольники, связанные, очевидно, с аграрным культом (сожжение снопов?).

В чернолесское время появляется местный, приднепровский центр металлургии бронзы. К концу чернолесского времени местные кузнецы овладевают искусством ковки железа и изготавливают железное и стальное оружие.

В X в. до н. э. земледельцы-праславяне подверглись первому (зафиксированному археологически) нашествию степняков-киммерийцев. Целый ряд поселений в Среднем Поднепровье был выжжен степняками (А.И. Тереножкин). После этого, в IX–VIII вв. до н. э., происходит строительство крепостей с деревянно-земляными укреплениями по южной окраине лесостепи (особенно бассейн Тясмина). Одно из городищ этого времени – Чернолесское – имеет только 5 км в окружности.

К этому же времени относится и ковка железного орудия. Судя по археологическим данным, земледельцы Среднего Поднепровья сумели отстоять свою независимость. Цепь крепостей по юго-восточной окраине праславянского ареала продолжала существовать и дополняться и в скифское время.

XIV. Весь перечисленный выше комплекс реальных событий, резко видоизменивших прежний медлительный быт праславянских племен, получил отражение в первобытных мифолого-эпических сказаниях, фрагменты которых дожили до XX в. и были зафиксированы фольклористами. Часть этих древних праславянских представлений отразилась в сказках; к этой части время от времени привлекалось внимание исследователей, часть же фрагментов уцелела без определенной фольклорной формы, только лишь в виде пересказа древних легенд и эта полузабытая часть древнего творчества осталась, по существу, на положении этнографического архива несмотря на интереснейшие публикации В.В. Гиппиуса (1929) и В.П. Петрова (1930).

Героем этих легенд является волшебный кузнец Кузьмо-Демьян (или два кузнеца Кузьма и Демьян). Иногда он выглядит как первый человек. Волшебные кузнецы ковали плуг 40 лет, и весил этот чудесный первый плуг 300 пудов.

Кузнец-богатырь действует в то эпическое время, когда народ страдал от налетов змея, прилетавшего всегда со стороны моря (т. е. с юга), иногда змей даже называется «черноморским». Кузнецы строят крепкую, недоступную змею кузницу, куда устремляются беглецы, спасающиеся от свирепого чудовища. В кузницу бегут девушки, царская дочь и даже богатырь верхом на коне. Иногда это тот богатырь, который уже бился со змеем где-то на иных просторах. Кузница всегда защищена железной дверью. Волшебный кузнец (или кузнецы) хватает змея за язык раскаленными клещами, запрягает чудище в огромный плуг и пропахивает на нем борозды или до Днепра, или до самого моря. Иногда захваченного кузнечными клещами змея заставляют опахивать город.

Особый интерес представляет география записей о Кузьмо-Демьяне: Киевщина, Полтавщина, Черкащина, Прилуки, Золотоноша, Звенигород, Златополь, Белая Церковь. Нетрудно заметить, что легенды о Кузьмо-Демьяне (иногда их заменяют Борис и Глеб) географически замыкаются в древнем районе чернолесской культуры, в ареале архаичной славянской гидронимики. Исходя из появления первых железных кузнечных изделий и постройки первых мощных укреплений, легенды о кузнецах, приуроченные в средние века к Кузьме и Демьяну, следует относить к началу I тыс. до н. э.

XV. В VII в. до н. э. причерноморские степи и часть левобережной лесостепи заняли иранские племена скифов и родственных им гелонов. Скифская культура распространилась и на ряд соседних праславянских и прибалтских племен. Можно отметить полное совпадение «скифского квадрата» Геродота (700×700 км) с областью распространения в VI–IV вв. до н. э. археологической «скифской триады»: оружия, сбруи и звериного стиля.

Собственно скифов Геродот характеризует как типичных скотоводов-кочевников, живущих в безлесных степях, не имеющих ни пашен, ни городов, кочующих в кибитках.

Наряду с этим Геродот подробно описывает земледельческое население Правобережья Днепра и отчасти Левобережья по Ворскле-Пантикапе (т. е. уже знакомых нам потомков чернолесских племен) как особый народ, называя их по географическому признаку «борисфенитами»-днепровцами и указывая их самоназвание – «сколоты». Следуя греческой традиции называть их скифами, Геродот, упоминая их, постоянно добавляет хозяйственные эпитеты, исключающие возможность спутать их с настоящими кочевыми скифами: «скифы-земледельцы», «скифы-пахари».

Страна земледельческих «скифов»-борисфенитов лежала на Среднем Днепре «на 11 дней плавания», т. е. на 400 км вверх от Ворсклы, доходя до Киева. На археологической карте (А.И. Тереножкин, В.А. Ильинская, 1971) земля борисфенитов точно соответствует киевской археологической группе. Археологически с этой группой очень сходны соседние подольские группы по Южному Бугу и Днестру и ворсклинская группа на Левобережье. В целом страна земледельцев-сколотов (подразделявшихся по Геродоту на четыре племени) занимала лесостепь почти от Карпат до Полтавы, совпадая со значительной частью восточной половины праславянского ареала. Соседями сколотов были невры, с которыми следует отождествлять милоградскую культуру скифского времени (О.Н. Мельниковская, 1967). Невры тоже располагались в пределах праславянского ареала, в его северо-восточном углу.

XVI. Историко-культурный анализ археологических материалов скифского времени показывает, что в пределах праславянского ареала существовало несколько различавшихся между собой культур: западная половина (несколько локальных археологических групп) жила в сфере лужицкой культуры; лесостепная часть восточной половины входила в сферу скифской культуры. Племена лесной зоны в низовьях Припяти, Березины и Сожа скифской всаднической культурой охвачены не были.

Особняком стояли племена Верхнего Днестра (бывшая зона Комаровской культуры, позднее – зона культуры ноа и отчасти Высоцкой культуры). Следует рассмотреть, не является ли этот южный прикарпатский выступ праславянской территории местом формирования племенного союза хорватов – полуславян, полудакийцев?

У приднепровских сколотов, живших по Борисфену-Днепру и Гипанису-Бугу, наблюдается значительный подъем культуры, выделение воинов-всадников, оснащенных по-скифски, и «царей», над которыми воздвигались огромные курганы, аналогичные скифским царским, с богатым оружием и утварью.

В отличие от настоящих скифов у сколотов-борисфенитов было большое количество крепостей-городищ. Судя по расположению их на южной окраине лесостепи, эти крепости предназначались для защиты земледельческой страны сколотов от набегов скифов-степняков.

Земледелие настолько возросло в своем значении, что стало главной статьей экспорта. Геродот пишет о хлебном экспорте из Приднепровья и даже Ольвию называет «Торжищем Борисфенитов». Археологическая карта греческого импорта в Восточной Европе (Н.А. Онайко) показывает, что, безусловно, главным районом импортирования греческих предметов роскоши было Среднее Поднепровье, те «11 дней плавания», на которые растянулись вдоль Днепра археологические памятники сколотов-праславян.

По своему социально-экономическому уровню праславяне Среднего Поднепровья стояли, очевидно, на грани между первобытностью и государственностью. Возможно, что это была стадия военной демократии с богатой торгово-военной знатью.

Северные соседи – невры – жили более примитивной жизнью; у них первобытный родо-племенной строй был в расцвете. Контраст между примитивностью лесных невров-милоградцев и лесостепных сколотов напоминает рассказ Нестора о мудрых полянах (географически совпадающих с киевской группой) и противопоставленных им лесных жителях древлянах, о радимичах, «живущих в лесе звериньским образом» и частично совпадавших территориально с милоградской культурой.

Существенное различие в уровне и облике культуры полян и радимичей не препятствует признанию и тех и других славянами. Это же следует сказать о сколотах («скифах») и неврах.

XVII. Благодаря Геродоту, очевидно, побывавшему в земле «скифов-пахарей» в Правобережье Днепра, мы можем расширить те представления об истории праславян, которые получаются из анализа одного археологического материала.

По поводу невров Геродот записал не только любопытную этнографическую деталь о ежегодном превращении в волков (новогодние ряженые?), но и сообщил о нападении на невров каких-то «змей», в которых иногда видят северные балтские племена. В середине VI в. до н. э. невры продвинулись на северо-восток в землю будинов (юхновская культура); это продвижение невров-милоградцев хорошо документировано археологически (О.Н. Мельниковская, 1967). На новом месте, уже восточнее Днепра, невры усиленно укрепили свои селения. Земледельцы-сколоты, по всей вероятности, входили в скифское политическое объединение и наравне со всеми скифами принимали участие в скифо-персидской войне 512 г. против Дария Гистаспа, так как они не упомянуты среди племен, отказавшихся от союза со скифами.

Не подлежит сомнению сильное воздействие скифской культуры на праславян, сказавшееся как на формах военного быта, так и на языке (В.И. Абаев). К этому времени относится замена индоевропейского «deiwas» иранским «бог» (В.И. Георгиев).

Скифские черты, особенно заметные у праславянской знати, приводили к тому, что греки объединили их под общим названием скифов, хотя Геродот привел и самоназвание – сколоты.

XVIII. Геродотом записаны этногенические легенды как скифов-кочевников (сыновья Геракла: Скиф, Агафирс и Гелон), так и сколотов. Родоначальником сколотов был Таргитай, живший «не более чем за тысячу лет до Дария», т. е. примерно в пору зарождения белогрудовской земледельческой культуры. При его сыновьях с неба упали золотые святыни: плуг с ярмом, топор и чаша.

Царем племен, почитавших священный плуг, мог стать тот из трех сыновей Таргитая, который сможет овладеть священным золотом. Золотом овладел младший сын Колаксай, поделивший потом свое царство между тремя своими сыновьями. Священное золото хранилось в самом обширном царстве; в честь святынь ежегодно производилось празднество. Имя Колаксая было известно грекам почти за два столетия до Геродота (поэт Алкман VII в. до н. э.).

В украинском фольклоре легенды о гигантском плуге, выкованном божественными ковалями, сплетены с сюжетом о победе над змеем (киммерийцами?) и постройке грандиозных укреплений, что указывает на чернолесскую эпоху, когда действительно велась борьба с кочевниками и строились первые большие укрепления.

Восточнославянский фольклор (волшебные сказки) сохранил большое количество сюжетов, связанных с состязанием трех братьев, в котором неизменно побеждал младший брат (как и в легенде, записанной Геродотом). Младший брат становился обладателем «золотого царства». Крайне интересно совпадение семантики имени царевича-победителя (младшего брата): иранисты толкуют имя «Колаксай» как «Солнце-царь». В русских сказах его нередко называют: «Световик», «Зоревик», «Светозар». Промежуточным звеном являются русские средневековые глоссы, записанные современником Нестора, о первом царе Свароге-Гефесте, при котором упали с неба клещи и люди начали ковать оружие, и о его сыне царе Солнце-Дажьбоге, при котором «начаша человеци дань давать цесарем».

Все эти разновременные сведения являются отголосками праславянского мифо-эпического творчества того отдаленного времени, когда складывались первые сказания о племенных вождях, о первых кузнецах, о священном плуге, о мифическом владетеле золотого царства Колаксае-Солнце-Световике (Святовите?).

XIX. Если бросить взгляд на весь праславянский мир лужицко-скифского времени, то мы увидим, что обе его половины переживали на этом этапе (особенно во второй его фазе VII–III вв. до н. э.) значительный подъем и полное развитие всех институтов высшей, последней стадии родо-племенного строя. И там и здесь выделились воины, было построено много крепостей, создано железное и стальное оружие и доспехи, возникло существенное различие в имуществе и погребальных почестях. Не исключено, что область праславян в это время несколько расширилась не только за счет движения невров на северо-восток, но и за счет Балтийского Поморья на восток и преимущественно на запад от устья Вислы.

Взаимоотношения праславян лужицкой зоны и скифской зоны недостаточно изучены. Воздействие лужицкой культуры хорошо прослеживается вплоть до Западного Буга. Но отдельные вещи лужицкого происхождения встречены на Верхнем Днестре и Днепре, в земле борисфенитов (Я. Домбровский, 1972).

Хорошо известно и обратное движение: на территории лужицких племен вплоть до Одера и излучины Дуная встречены скифские стрелы, оружие и украшения. При полном сходстве материальной культуры собственно скифов (кочевников) и условно носивших скифское имя лесостепных праславян (земледельцев) трудно сказать, впредь до более детальных исследований, к какой половине скифского мира относятся эти скифские вещи. Несомненно одно: западные вещи достигали крайнего восточного предела праславян, а восточные достигали западного предела.

XX. Те глубокие социальные изменения в праславянском обществе, которые фиксирует археологический материал для I тыс. до н. э., заставляют нас еще раз вернуться к важной проблеме древних племенных союзов. То обстоятельство, что в недрах праславянского ареала вызрела определенная устойчивая (до XII в. н. э.) и повсеместная для всего праславянского мира форма наименования больших племенных союзов, однако отличная от позднейших наименований эпохи расселения, обязывает нас рассмотреть локальные археологические группы скифо-лужицкого времени в сопоставлении с известными нам по имени и местоположению союзами славянских племен.

Проведя такое сопоставление, мы видим, что все крупные локальные группы, выделяемые археологами (И. Костшевский, В. Хмелевский, К. Яжджевский, 1965; А.И. Тереножкин, В.А. Ильинская, 1972), точно соответствуют племенным союзам с именами архаичного типа. Для того чтобы перечень племен имел единую основу, можно ограничиться только перечнем летописца Нестора:

Поляне (ляхи) – восточновеликопольская группа лужицкой культуры;

Поморяне – восточнопоморская группа лужицкой культуры;

Лужичане – бяловицкая группа лужицкой культуры;

Мазовшане – мазовецко-подлясская группа лужицкой культуры.

Поляне – киевская и ворсклинская группы скифской культуры;

Бужане – подольская группа скифской культуры;

Древляне – волынская группа скифской культуры;

Волыняне – поздневысоцкая группа скифской культуры.

Из крупных племенных союзов, не названных Нестором, следует, упомянуть полное соответствие среднесилезской лужицкой группы слезянам и малопольской группы – вислянам.

Первичное формирование обширных и устойчивых племенных союзов – показатель высокого развития праславянского общества.

Ко времени первых письменных свидетельств о венедах (Тацит, Плиний) многочисленные праславянские племена проделали уже большой полуторатысячелетний путь, знавший более яркие этапы, чем тот, на котором их застали римские писатели.

Совместные усилия археологов и лингвистов смогут полнее раскрыть интересные исторические судьбы праславян.

* * *

Опубликовано: История, культура, этнография и фольклор славянских народов. (VIII международный съезд славистов. Загреб-Любляна, сентябрь 1978 г. Докл. советской делегации). – М., 1978.

Путешествие Геродота в Скифию

Покорив Вавилон, персидский царь Дарий I Гистасп намеревался начать завоевание греческих земель. Предварительно, для обеспечения тыла, царь решил подчинить себе фракийцев и скифов. В 514 г. состоялся грандиозный поход, во время его войска Дария прошли от Византии до Дона, сделав 600 км по Фракии и почти столько по Скифии.

Геродот из Галикарнасса спустя 60–70 лет после событий писал историю греко-персидских войн. У Геродота не было возможности, подобно позднейшим историкам, рыться в архивах и выискивать документы – архивов еще не было, – и он, очевидно достаточно богатый человек, должен был предпринять серию путешествий по всем морям и землям, где происходили многочисленные битвы. Он старался идти по следам полководцев (рис. 2).

Рис. 2. Предполагаемый маршрут Геродота.

Очевидно, историк был и во Фракии, и в Скифии, так как посвятил обширный раздел своей «Истории в девяти книгах» скифскому походу Дария и сообщил множество ценных и подробных сведений.

Современные нам историки не ставили своей задачей выяснение всего маршрута Геродота, довольствуясь упоминанием одной Ольвии, пребывание в которой ученого грека не вызывает сомнений. Однако многократно прослеживаемый «эффект присутствия» в рассказах Геродота позволяет более подробно наметить его маршрут.

Геродот, очевидно, побывал в юго-восточной Фракии и по «рассказам местных жителей» установил, что Дарий останавливался у 38 целебных источников в долине Теара. Геродот был в дельте Дуная, где в 514 г. архитектор Мандрокл построил мост для персидского войска, был в Ольвии и ее окрестностях. Точнейшее определение протяжения Таврского побережья в Крыму (Геродот сопоставляет его с побережьем Таренского залива в Италии, где он сам жил) говорит в пользу того, что историк плыл вдоль крымского берега и хорошо измерил его. Конечным пунктом путешествия Геродота следует считать развалины укреплений Дария на Азовском море (у «реки Оар»), определяемые при посредстве географии Клавдия Птолемея: примерно у реки Корсак, западнее Бердянска. Наблюдательный историк определил на глаз размеры восьми грандиозных бастионов – «приблизительно по 60 стадий». Этот временный лагерь на Меотиде был конечным пунктом похода персидского царя: отсюда, бросив раненых и слабых, он бежал обратно к Дунаю. Геродот, как видим, посетил основные узловые пункты похода 514 г.

Выяснение маршрута Геродота важно не только само по себе, как подтверждение добросовестности «отца истории», но и для установления характера записанных им рассказов. Так, внимательное сопоставление текста с географической картой позволяет установить, что в описании похода 514 г. наш путешественник соединил два разных сообщения, записанных в разных местах. Дунайские агафирсы сообщили ему свою полулегендарную версию, где народы Скифии описаны не под своими самоназваниями, а под греческими прозвищами. Вторая, более подробная и явно проскифская версия была записана где-то в самой Скифии. Слияние их воедино могло произойти при позднейшей переписке труда Геродота.

Дарий, переправившись на скифский берег Дуная, завязал на ремне 60 узелков, которые должны были служить календарем для стражи дунайского моста: персы хотели вернуться из скифского похода до того, как будет развязан последний узелок.

Суммарное рассмотрение текста Геродота приводило исследователей в полное недоумение: за два месяца похода войска Дария должны были пройти свыше 5000 км (!), что явно немыслимо. Если же произвести расчет только по более достоверной, скифской версии, то окажется, что Дарий двигался с обычной для тогдашних войск скоростью – около 30 км в сутки (см. «Анабазис» Ксенофонта) и углубился на 600 км (плюс одновременные конные рейды в стороны), что вполне укладывается в указанный Геродотом срок. Как видим, анализ маршрута Геродота принес ощутимую пользу.

Сведения Геродота о народах Скифии и вокруг нее драгоценны, но среди ученых нет единомыслия по поводу размещения этих народов на географической карте. Возьмем в качестве примера народ будинов. Их помещали то в Пруссии у Балтийского моря, то близ Днепра, то отодвигали в Приуралье на Верхнюю Каму, то помещали у Воронежа, или у Саратова, а иногда загоняли их в безводные пески у Каспийского моря, совершенно забывая о том, что Геродот дважды писал о сплошной лесистости земли будинов.

Правильно понять Геродота можно только при комплексном подходе, изучая в целостной системе его рассказы, записанные в разных местах, природные данные (реки, ландшафтные зоны), описания быта и хозяйства, расстояния, указанные в тексте, и, наконец, новейшие археологические данные, так как археологи, подобно Геродоту, тоже совершают путешествия в Скифию V в. до н. э. и знают, где жили кочевники, а где – земледельцы. Рассмотрим два примера комплексного анализа данных Геродота: где же на самом деле жили загадочные будины и где размещались те земледельческие племена, которых местные греки то причисляли к скифам, то именовали по реке Днепру «борисфенитами», а сами себя они называли «сколотами»?

Указанная выше неопределенность в вопросе о будинах происходит от несоблюдения принятых условий исследования. Попытаемся, прежде всего, создать условную модель земли будинов, соблюдая содержащиеся в тексте Геродота «условия задачи» (рис. 3, 4). При перенесении условной модели на реальную археологическую карту VI–IV вв. до н. э. мы определяем те археологические культуры, которые можно соотнести с геродотовскими будинами, неврами, гелонами. Некоторые нелогичности все же остаются, но их заранее парировал сам Геродот, указав, что греки нередко путали два соседних, но различных по языку и быту народа – будинов и гелонов.

Рис. 3. Модель размещения земли Будинов в Восточной Европе.

Рис. 4. Реальное размещение земли Будинов. Юхновская археологическая культура в лесной зоне, в 15 днях пути от Азовского моря (Меотиды). Невры – милоградская культура. Гелоны – скифы-пришельцы, заселившие Левобережье Днепра. Фиссагеты – городецкая культура в 5–7 днях пути от Будинов.

Археология помогает разъяснить и второй комплекс сведений Геродота, связанный с лесостепными земледельческими племенами. Говоря о собственно скифах, Геродот имеет в виду скотоводческие племена степей с их непостоянным кочевым бытом, отсутствием пашен и городов. Но севернее кочевников, т. е. в лесостепи, историк упоминает ряд племен, к которым он постоянно применяет дополнительное определение их необычного для скифов хозяйства: «пахари», «земледельцы», но причисляет их все же к скифам, может быть подразумевая под этим политическую принадлежность их к Скифскому царству (или к Скифской федерации).

Археологические материалы, хорошо систематизированные в последнее время украинскими археологами, действительно дают нам в лесостепи близкородственные земледельческие культуры, ярко окрашенные вместе с тем сильным скифским влиянием. Они и «пахари» и «скифы» одновременно. Главный массив земледельцев находился на Борисфене-Днепре. Эти «скифы-земледельцы» вели настолько активную торговлю с эллинами, что даже греческая Ольвия носила в то время второе название – «Торжища борисфенитов», хотя город расположен не на Борисфене. Карта античного импорта показывает, что центром торговли с греками была киевско-тясминская археологическая группа, расположенная вдоль Днепра на протяжении 400 км.

Геродот пишет, что земля «скифов-земледельцев», или «борисфенитов», простирается от реки Пантикапы (в которой следует видеть Ворсклу) «на север, вверх по течению Борисфена на одиннадцать дней. Над ними (борисфенитами) простирается обширная пустыня» (Гер. IV-18). Киевско-Тясминская археологическая группа поразительно точно соответствует описанию Геродота: одиннадцать дней плавания – это около 400 км, а севернее Киева действительно идет пустынное, редко заселенное болотистое пространство. Никакую иную археологическую культуру отождествить с геродотовскими земледельцами-днепровцами нельзя, тогда как киевская группа скифоидных памятников удовлетворяет всем условиям и своим расположением на Борисфене, и протяженностью, и земледельческим хозяйством, и оживленными торговыми связями с Ольвией (рис. 5). Эти примеры показывают, что пересмотр Геродота может привести к обоснованным новым построениям.

Рис. 5. Племена Скифии и археологические культуры середины I тыс. до н. э.

Сопоставление записей Геродота с археологической географией еще раз убеждает нас в добросовестности «отца истории». Плутарх напрасно нападал на Геродота и подозревал его в искажении истины. Все, что относится к походу Дария в Скифию и описанию народов Скифии, вызывает доверие.

Большой интерес представляют записанные Геродотом две легенды о происхождении двух различных групп населения Скифии. Эллины, жившие на берегу Черного моря и, следовательно, соприкасавшиеся с кочевой, скотоводческой половиной населения Скифии, сообщили Геродоту, что агафирсы, гелоны и скифы происходят согласно легенде от трех сыновей Геракла и Ехидны. Встреча Геракла со змееногой девой произошла в устье Днепра. Возмужавшие сыновья Геракла должны были натянуть тугой лук отца-героя – тот, кто сумеет это сделать, получает материнскую (нижнеднепровскую) землю. Лук натянул только младший сын – Скиф. Братья его выселились: Агафирс – на запад к Карпатам, а Гелон – на землю будинов. Эта генеалогическая легенда родилась, конечно, в среде царских скифов-кочевников, занимавших земли по берегам Нижнего Днепра, от порогов (где находились гробницы предков) до моря.

Другая легенда рассказана Геродоту, очевидно, скифом-борисфенитом, представителем земледельческих племен Среднего Приднепровья. В ней речь идет о трех братьях, потомках некоего Таргитая. Объектом состязания этих братьев был не скифский лук, а священные золотые земледельческие орудия (плуг и ярмо), топор и чаша. Победил в состязании младший сын Колаксай. Все почитатели этих аграрных символов носили собирательное имя «сколотов», но эллины, замечает Геродот, называли их скифами. Возможно, что лесостепные земледельцы сколоты, жившие на юге от Киева и создавшие свою особую, отличную от скифской, генеалогическую легенду, имеют отношение к праславянским племенам, располагавшимся в этой лесостепи задолго до Геродота. Это объяснило бы обильные заимствования из скифского языка, прослеживаемые в языках восточных славян.

Путешествие Геродота в Скифию обогатило науку не только подробностями похода 514 г., но и исторически важными сведениями о племенах и народах Восточной Европы в VI–V вв. до н. э.

* * *

Опубликовано: Курьер ЮНЕСКО, 1977, № 1.