Текст книги "Из истории культуры древней Руси"

Автор книги: Борис Рыбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Во-вторых, по тем же этнографическим данным хорошо известно, что прялки и веретена являлись у славян предсвадебным подарком жениха невесте; с этим связана богатая символика орнамента на донцах прялок. В этом случае мы вправе ожидать, что надпись на пряслице сделана дарителем. К первой группе относится ряд надписей, возглавленных болгарской надписью из Преслава[45]45
  Миятев К. Эпиграфические материалы из Преслава. Byzantinoslavica, t. III. Praha, 1931.


[Закрыть]. Болгарская надпись, во-первых, дала нам точное наименование самого предмета «пряслень», а во-вторых, позволила исправить неверное чтение на одной русской находке: в Киеве в составе богатого княжеского клада XII–XIII вв. было найдено несколько пряслиц, надпись на одном из них читалась так: , хотя это чтение и не давало смысла. Преславская находка помогла прочесть надпись так:

. Имя Потвора может быть объяснено как «чародейка», «волшебница», может быть, это было только прозвище[46]46
  Рыбаков Б.А. Овручские пряслица. – Докл. и сообщ. истор. ф-та МГУ. М., 1946, с. 28.


[Закрыть].

На пряслицах (правильнее было бы – на прясленах) мы встречаем разные имена (Ульяна, Зоя, Ромада? и др.).

Одна надпись была сделана грамотной внучкой, чтобы отличить пряслице от других: [47]47
  Алексеев Л.В. Три пряслица с надписями из Белоруссии. – КСИИМК, вып. 57, М., 1955, с. 130. Пряслица из Витебского музея.


[Закрыть].

На одном пряслице из Любеча написаны почерком XI в. первые девять букв русской азбуки; возможно, это было связано с какими-либо играми или гаданьями, вроде новогодних гаданий об имени жениха.

Вторая группа пряслиц-подарков тоже может быть начата болгарской находкой надписи , где имя Ирины стоит в дательном падеже. Затем можно назвать пряслице из Любеча: ; другое любечское пряслице прямо указывает на подарок мужчины – . Другие надписи содержат мужские имена. Пряслице из Вышгорода с надписью было, очевидно, подарком невесте[48]48
  Известен еще ряд разных надписей, но не все они еще расшифрованы.


[Закрыть].

Надписи на пряслицах свидетельствуют о грамотности разных слоев городского населения, дают нам новые древнерусские имена и интересные для диалектологов особенности написания: отсутствия «ъ» в слове «невесточь», написание «Стипанида» через «и», замена «ъ» на «о» и наоборот, чтение как «е».

15. Надписи на амфорах-корчагах. На двуручных корчагах X–XIII вв. для вина и масла мы встречаем множество меток, знаков, отдельных букв и надписей. Это объясняется тем, что амфоры-корчаги были торговой тарой.

Древнейшая русская надпись X в. –  – обнаружена именно на такой корчаге, положенной в погребальный курган[49]49
  Авдусин Д.А., Тихомиров М.Н. Указ. соч.


[Закрыть].

В надписях мы видим иногда имена (например, ), иногда обозначения количества ()[50]50
  Материалы Черниговского музея; Гуревич Ф.Д. Об окольном городе летописного Новгорода X–XIII вв. – СА, 1962, № 2, с. 243.


[Закрыть], иногда пожелания полноты сосуду ()[51]51
  Рыбаков Б.А. Надпись киевского гончара XI в. – КСИИМК, вып. XII, 1946, с. 134–138.


[Закрыть].

Находка в Пинске среди развалин дворца фрагмента корчаги с надписью позволила связать дворец с князем Ярополком Георгиевичем, свадьба которого состоялась в Пинске весной 1192 г.

В Старой Рязани обнаружена надпись на корчаге XII в.: . По всей вероятности, «добрило» – сорт вина.

16. Надписи на серебряной утвари. Те немногие образцы роскошной пиршественной посуды, которые дошли до нас в целом виде, всегда снабжены теми или иными надписями.

Надписи иногда отмечают владельца вещи, как это было с чарой Владимира Давыдовича, на которой эпиграфическим уставом сделана круговая заздравная надпись.

На великолепной чаре восточной работы из княжеского дворца в Чернигове есть малозаметная надпись ; она едва ли обозначает владельца, а скорее купца, привезшего или подарившего эту драгоценность князю.

На серебряной чаре XII в. из Киева есть две глухих владельческих надписи: зачеркнутая – и надписанная сверху . Можно думать, что эта романская вещь была сначала в княжеском владении (очевидно, в роду Всеволода Ярославича), а затем оказалась в церкви Спаса на Берестове[52]52
  Г.Ф. Корзухина построила такую цепь догадок по поводу чаши:
  1. Чаша попала из Южной Италии в Венгрию.
  2. Евфимия Владимировна в 1112 г. привезла ее в Киев.
  3. В 1139 г. Евфимия завещала чашу церкви Спаса на Берестове.
  4. В 1169 г. чашу украли из монастыря.
  5. До 1240 г. чаша вместе с серебряными украшениями была зарыта как клад. (Корзухина Г.Ф. Серебряная чаша из Киева с надписями XII в. – СА, 1951, № XV).
  Едва ли следует серьезно относиться к подобным построениям. Можно лишь заметить, что фигура Евфимии здесь совершенно не при чем – ведь надпись говорит о том, что чара «КЪНѦЖѦ», а не княгинина.


[Закрыть].

Наибольший интерес представляет надпись на поддоне серебряной братины восточной работы: . «Тридцать пять гривен» не могут быть обозначением веса серебра, так как вес чаши (около 980 г) немногим более 6 гривен серебра. Очевидно, надпись имела в виду стоимость богато украшенной братины как художественного произведения.

Татищев сохранил нам интересную запись о выкупе князя Ростислава Володаревича в 1122 г. из польского плена за 800 гривен серебра, взамен которых было послано «50 сосудов великих серебряных дивной греческой и венгерской работы»[53]53
  Татищев В.Н. История Российская. Т. II, М., 1773, с. 226.


[Закрыть]. В среднем эти сосуды ценились по 16 гривен; наша чаша, быть может несколько более поздняя, стоила вдвое больше.

17. Надписи с цифровыми расчетами. В этот раздел можно было бы включить и запись о стоимости креста Евфросинии Полоцкой (100 гривен – материал и 40 гривен – работа) и надпись на восточной чаше о ее стоимости в 35 гривен, но они уже рассмотрены выше в другой связи.

Интересные бухгалтерские записи середины X в. дали раскопки в Тмутаракани.

В одном из домов близ центральной городской площади был найден кувшин для нефти, использованный для записей. Записи велись по разграфленной сетке; вертикальная линия в левой части отделяла графу для обозначения лиц (на первом месте , может быть, ?), помеченных в большинстве случаев тамгами, известными и на керамической таре. Далее, вслед за тамгой каждая горизонтальная строчка содержала самые разнообразные цифры в разном порядке. Цифры то уменьшались, то возрастали без всякой системы, колеблясь от 50 до 286; они всегда округлены до десятка. По всей вероятности, это многократные записи или о долгах жителей Таматархи или о количестве каких-то однородных товаров.

Стратиграфическая дата совпадает с палеографической, установленной по греческим средневековым рукописям. В Тмутаракани в слоях X в. есть русские надписи (например, …), но применительно к этой бухгалтерии на кувшине трудно сказать, является ли она русской или греческой, так как цифровые системы одинаковы. Фрагменты кувшинов с такими записями по графам есть и в Белой Веже-Саркеле.

Рабочие цифровые пометки делались кровельщиками, обивавшими позолоченной медью купол Успенского собора во Владимире. Медные листы, очевидно, пригонялись друг к другу на модели купола внизу, на земле, и заранее были аккуратно размечены цифрами и стрелками, определявшими порядок направления листов. Например, [52]. В.Н. Щепкин датировал буквы 1160-ми годами, а это означает, что они относятся к постройке Андрея Боголюбского 1158–1160 гг.

18. Эпиграфические данные о феодальной титулатуре. В различных надписях XI–XIII вв. выступают разные слои русского общества. В церковных граффити светские люди (даже князья) называют себя «рабами божьими», а духовенство никогда не применяло этой формулы, ограничиваясь саном: чернец, поп, епископ.

Светская терминология представлена в эпиграфике такими словами, как «емец», «воин», а в сфрагистике – «тиун», «протопроедр» (советник). Но наибольший интерес представляют такие высокие титулы, как «великий князь», «каган», «цесарь» или «царь».

М.Д. Приселков, занимавшийся титулатурой, высказал такую мысль: «До 1186 г. …ни один еще русский князь (подразумевается – кроме Киевского) не носил титула великого князя со времени установления на Руси в 1037 г. императорской власти»[54]54
  Приселков М.Д. История русского летописания XI–XV вв. Л., 1940, с. 81.


[Закрыть].

Первый тезис о времени возникновения великокняжеской власти вне Киева ни у кого из историков не вызвал возражений, но он, как увидим, решительно опровергается эпиграфическими данными.

Второй тезис об установлении в Киевской Руси императорской власти, наоборот, не был принят нашей исторической наукой, а эпиграфика блестяще подтверждает плодотворную гипотезу Приселкова. Надпись на заздравной чаре черниговского князя Владимира Давыдовича (1140–1151) называет его «великим князем» и «господарем». Значит, мнение Приселкова о том, что первым великим князем был Всеволод Большое Гнездо, должно быть отброшено.

Подтверждение же другой мысли ученого нашлось на стенах Софийского собора в Киеве:

 в (неделю мученика). В ночь с субботы на воскресенье 20 февраля 6562 (1054) г. скончался в Вышгороде великий князь Киевский Ярослав Мудрый[55]55
  Рыбаков Б.А. Запись о смерти Ярослава Мудрого. – СА, 1959, № 4, с. 245–249. Надпись была открыта С.А. Высоцким, публикация которого помещена в этом же номере журнала (с. 243–244).


[Закрыть].

Ни к кому другому, кроме Ярослава, эта безымянная эпитафия относиться не могла, так как византийский «цесарь» Константин Мономах умер 11 января 1054 г., а 20 февраля в летописи указано как день смерти Ярослава.

Запись об «успении царя нашего» объясняет нам ряд летописных обращений к великим князьям Киевским как к царям (1149 г., 1151 г., 1199 г.).

М.Д. Приселков был прав: Ярослав, ставший после смерти брата Мстислава «самовластием во всей Русской земле», принял императорский титул, выражавшийся словами «царь» или «цесарь».

Византийский титул пришел на смену восточному наименованию великих князей киевских «каганами». В том же Софийском соборе на одном из столбов северной галереи была надпись …[56]56
  Надпись зарисована автором статьи в 1935 г.


[Закрыть].

Заглавная буква С, стоящая в конце сохранившейся части надписи, может указывать на Святослава Ярославича или Святополка Изяславича; более вероятно первое допущение.

19. Тайнопись новгородских стригольников. После серьезных исследований М.Н. Сперанского, выяснившего различные системы тайнописи, оставался нерасшифрованным один из интереснейших эпиграфических памятников Новгорода – Людогощинский крест 1359 г. Характер изображений и текст надписи позволяют связывать его с движением стригольников, для которых 1359 г. был годом облегчения, так как тогда ушел на покой их гонитель – архиепископ Моисей. Надпись призывает божье благоволение на всех христиан «на всяком месте молящася тобе верою чистым сердцем…» (рис. 6).

Рис. 6. Надпись скульптора Якова, сына Федосова, на Людогощенском кресте 1359 г.

Тезис о «чистых сердцем», имеющих право обращаться к богу не в церкви, не через посредников, а «на распутиях градных», «на всяком месте», был тезисом чисто стригольническим. Изображения святых, обращавшихся непосредственно к небу, к богу (Илья в пустыне, Герасим в пустыне, Самсон, Симеон Столпник), или боровшихся с драконом Зла, на кресте 1359 г. дополняют еретический смысл надписи. Имя мастера, резавшего этот великолепный крест, зашифровано тайнописью, которую в настоящее время, когда крест очищен от наслоений красок, можно раскрыть:

Буквы записи, как и в современных им рукописях XIV в., зашифрованы по принципу деления надвое их цифрового значения: так, для того чтобы зашифровать букву Д, писец раскладывал ее числовое значение – 4 – на два слагаемых – 2+2 и получал буквенное выражение BB. Для того чтобы прочитать эти парные сочетания, достаточно сложить их числовое значение и написать букву, выражающую значение суммы: Ф + V = 500 + 400 = Ѧ.

Пользуясь этой системой, мы можем определить имя своеобразного художника, резчика по дереву, связанного, очевидно, со стригольнической общиной Людогощей улицы: … + Людогощин Яков Федосов – новое имя в списке русских скульпторов, ставшее нам известным благодаря эпиграфике.

20. Церковные граффити заклинательного характера. Несмотря на то что по древнему закону вырезание надписей на церковных стенах приравнивалось к чародейству, выкапыванию мертвецов и языческим молениям, все стены древнерусских церквей Киева, Новгорода, Смоленска, Пскова и других городов покрыты широким поясом записей XI–XIV вв., а поверх них и более поздних.

Писали все – от простого горожанина до князя и от бойкого церковного певчего до митрополита. Церковное начальство уже в XI–XII вв. вынуждено было зачеркивать слишком игривые или прямо нецензурные записи богомольцев и клира (например, в жертвеннике Софийского собора в Киеве).

Единственной категорией надписей, содержание которых было прямо связано с церковью как священным местом, являются граффити, начинающиеся с установившейся формулы: «Господи, помози рабу своему!» Тысячи таких надписей представляют большой интерес несмотря на их однотипность. Они дают нам славянские имена, особенности диалектов, бытовое применение глаголицы.

Среди небольшого количества новгородских граффити, опубликованных В.Н. Щепкиным, можно насчитать ряд новых, неизвестных дотоле имен:

.

А.Н. Вершинский в своей рукописи упоминает новгородские надписи, сделанные по особому поводу: «…в беде писал»: «Господи помози рабу своему оклеветанному».

К разделу заклинательных надписей относятся и такие роскошные, тщательно нарисованные произведения, как полутораметровая надпись , снабженная портретом архиепископа Мартирия Рушанина и подписью автора: . Вероятно, кому-то из очень видных лиц XI в. принадлежит столь же большая надпись на внешней стене Выдубицкого собора 1089 г.:

Длина надписи около 176 см, и помещена она на высоте 230 см от уровня земли XI в. близ северного портала. Имя Стефана заставляет вспомнить об известном церковном деятеле епископе Стефане, бывшем игуменом Печерского монастыря и строителем церкви на Киове в Киеве. Став епископом Владимиро-Волынским, он при князе Всеволоде в 1091 г. принимал активное участие в киевских делах. Настаивать, однако, на этом сближении нельзя.

21. Бытовые надписи граффити. Один из самых интересных разделов массового материала церковных граффити – это надписи бытового характера, многообразные и острые, как говор толпы.

Здесь и восклицания по поводу плохого настроения: , и смешное прозвище (), выцарапанное тонкой иглой в самом алтаре собора под полочкой для дарохранительницы.

Здесь может встретиться даже эпиграмма:

А иногда запись путешественника, который, несмотря на свое военное положение, щеголял знанием глаголицы:

Иногда на церковных стенах решались космогонические споры, отрывки которых можно разглядеть, к сожалению, с трудом:

В этой новгородской надписи XII в. речь идет, очевидно, о том, кто управляет небом, кто может его «разведрить» (т. е. прояснить), кто может потрясти облака – бес или бог? Ответ, разумеется, дан: [57]57
  Щепкин В.Н. Указ. соч., № 35, табл. VII, с. 32. Предложенное здесь чтение отличается от того, которое дал Щепкин.


[Закрыть].

Эти рассуждения вполне в духе тех дискуссий церковников с язычниками о боге Саваофе и «бесе» Роде и о том, кто из них является творцом мира и жизни, которые велись в XII в. (см.: «Слово Исайи» и «Слово о вдуновении духа»). Иногда в записях киевских монахов-печерников, живущих в вырытых ими в береговом лёссе пещерах-кельях, сквозят пессимистические ноты. На стенах такой пещеры, открытой в 1853 г. и принадлежавшей «Ивану Печернику», отрывочно сохранилась надпись XII в.: (т. е. 7? – Б.Р.) [58]58
  Срезневский И. Пещера Ивана Грешного и Феофила. – Изв. Археологич. о-ва. Т. II, Спб., 1861, вып. I, табл. II, рис. 2.


[Закрыть]

Несмотря на фрагментарность подписи, читателю ясно, что Иван Печерник, который претерпел «бога деля» в «песках» много злых напастей, цифра 7 после упоминания светца, быть может, говорит о том, что какой-то обвал песков оставил его без освещения на семь дней? В Зверинецких пещерах близ Выдубицкого монастыря есть ряд интересных записей, процарапанных на лёссе, и между ними – список игуменов Зверинецкого монастыря, написанный в XII в.:

При полном отсутствии сведений о Зверинецком монастыре этот помянник (если он достоверен) интересен тем, что сообщает нам имена шести игуменов, а это косвенно может указывать на древность монастыря, возникшего, вероятно, в середине XII в.

Целым музеем древнерусской эпиграфики XI–XII вв. является кафедральный собор столицы Киевской Руси – Софийский. Мраморный саркофаг Ярослава Мудрого представляет собой своеобразную «книгу посетителей» собора; на его плитах расписывались многие сотни людей – от киевлян XI в. до поляков XVII в.

Надписи есть в нефах, галереях, на хорах и даже в алтаре.

Особенной живостью отличаются граффити в жертвеннике. Здесь во время богослужения толпились служки, певчие и это наложило свой отпечаток на характер надписей. Именно здесь пришлось поработать церковной цензуре XI–XII вв., зачеркивая частыми штрихами все то, «что неподобно в церкви подееть».

В надписях здесь мы видим то просто подражание смеху – «хо-хо…», то смех целенаправленный:

Междометие «хо-хо» и удвоение гласных, как бы имитирующее растягивание гласных при пении, явно указывают на такой случай, когда в Софийском соборе пели клирошане «Святой богородицы», т. е. Десятинной церкви, а местные софийские клирошане чертили на стене насмешливые надписи по их адресу.

Несколько раз здесь встречена надпись: . Ее можно в этих условиях истолковать только в переносном смысле: очевидно, речь шла о пюпитре для нот. «Коза» – пюпитр – навела какого-то клирошанина на очень вольные мысли, и он тут же, в алтаре, написал совершеннейшую непристойность о козе и бесе, но не успел ее закончить[59]59
  Рыбаков Б.А. Iменнi написи XII ст. в Київському Софiйському соборi, с. 54–55.


[Закрыть]. Эти многообразные фольклорные мотивы представляют большой интерес для науки.

22. Граффити летописного характера. Новый этап в изучении надписей Софийского собора в Киеве наступил тогда, когда ими специально занялся сотрудник Софийского музея С.А. Высоцкий. Ему удалось отыскать целую серию исключительных по своему значению надписей, представляющих собой нечто вроде летописи от середины XI до начала XII в. Еще не все участки стен собора систематически исследованы, не везде сохранилась древняя штукатурка, и поэтому мы не можем представить себе всего объема этой летописи.

Надписи писались крупно, четко, на большой высоте и, разумеется, не только с разрешения церковных властей, но, может быть, и по их инициативе[60]60
  Эпиграфическую летопись допускал еще А.А. Шахматов, предполагавший, что в Печерском монастыре мог составляться княжеский синодик, основанный на надписях на надгробиях (Насонов А.Н. Начальные этапы киевского летописания. – Проблемы источниковедения. Т. VII, М., 1959, с. 437). А.Н. Вершинский в своей рукописи приводит пример летописных записей-граффити в Софийском соборе Новгорода. Летопись под 1313 г. сообщает о том, что «иде Волхов река назад три дня». Среди граффити Новгородского Софийского собора И.А. Шляпкину удалось найти надпись, которая сообщала о том же самом.


[Закрыть]. Летопись была начата еще при Ярославе Мудром, очевидно, вскоре после росписи собора:

1052 г. 3 марта. Текст самой надписи отрывочен и неясен.

1054 г. 20 февраля. Запись о смерти Ярослава Мудрого («об успении царя нашего…»).

После 1076 г. (март 1077 г.?) Запись о том, что [61]61
  Князь Святослав Ярославич вокняжился в Киеве еще при жизни старшего брата Изяслава: «А Святослав седе Кыеве, прогнав брата своего, преступив заповедь отню, паче же божью». Это произошло 22 марта 6581 (1073) г. Умер Святослав 27 декабря 6584 (1076) г. Таким образом, княжил он неполных 4 года (без 86 дней).


[Закрыть].

1093 г. С.А. Высоцким обнаружена надпись, которая истолковывается им как запись о погребении Всеволода Ярославича. К этому же году он относит надпись , которая может относиться к приходу Святополка Изяславича из своего Турова на великое княжение в Киев 24 апреля 1093 г.

1089–1113 гг. [62]62
  Высоцкий С.А. Древнерусские граффити Софии Киевской. – Нумизматика и эпиграфика. Т. III, М., 1962.


[Закрыть].

Епископ Лука последний раз упоминается в летописи под 1089 г.

Епископ Никита II был поставлен в 1113 г., но нам неизвестно, когда Лука умер и кого сменил Никита.

1104 г. .

Ни одна из летописей не сообщает нам о таком мире. С.А. Высоцкий отнес предположительно эту запись к 1097 г.[63]63
  Высоцкий С.А. Надписи Софии Киевской… – История СССР, 1960, № 6, с. 144.


[Закрыть] Указанные три князя могли заключать мир на протяжении 20 лет от 1093 до года смерти Святополка в 1113 г.

Для установления вероятной даты разберем летописные сведения год за годом. 1093 г. Святополк стоял на Желяни, но не в декабре, а 23 июля, и воевал, а не мирился. 1094 г. Олег нападает на Владимира и мир немыслим. 1095 г. «Бысть межи ими (троими князьями надписи) ненависть». 1096 г. Олег с сентября по великий пост 1097 г. воюет в Суздальщине с сыновьями Владимира. 1097 г. После ослепления Василька Святополку пришлось заключать мир с коалицией князей, но, во-первых, в ее составе был и Давид Святославич, не упомянутый в граффито, а во-вторых, мир был заключен в Городце, в совершенно противоположной стороне от Киева, чем Желянь. Под 1098 г. повторено описание этого же мира. 1099 г. Сведений о князьях нет. 1100 г. Съезд в Витичеве (Уветичах), где также участвует Давид Черниговский. 1101 г. Снова объединение четырех князей. 1102 г. Конфликт Святополка с Владимиром из-за новгородского стола. 1103 г. В марте состоялся Долотский съезд князей перед походом на половцев. Олег не был на съезде и «не восхоте» участвовать в походе. 1104 г. На протяжении этой летописной статьи упомянуто восемь точных дат в строгой хронологической последовательности; в том числе три события в декабре (6-го, 13-го, 18-го), но о съезде князей не говорится. Совместные действия Святополка, Владимира и Олега относятся к концу года, т. е. к февралю 1105 г. Раздел летописи с таким обилием дат внутри года можно связывать с первоначальным текстом «Повести временных лет» Нестора 1113 г. 1105 г. Описаны только церковные дела. 1106 г. О съезде князей не говорится. 1107 г. 12 августа все трое князей со своими вассалами разбили Боняка и Шарукана под Лубнами. Давид Святославич на этот раз не упомянут. 1108 г. и 1109 г. Нет сведений о князьях. 1110 г. В походе на Воинь не упомянут Олег. 1111 г. В шаруканском походе не участвовал Олег. 1112 г. Нет сведений о князьях. 1113 г. В начале года умер Святополк.

Как видим, союзнические отношения Святополка, Владимира и Олега ограничиваются промежутком времени 1104–1107 гг. После отказа от союза весной 1103 г. и до совместных действий всех трех князей зимой 1104–1105 гг. («6612… сего же лета исходяща…») должно было состояться примирение всех троих.

Наиболее вероятно, что мир на Желяни был заключен 3 декабря 1104 г. непосредственно перед совместным походом на Минск. Желянь находилась как раз на западной окраине Киева, где в настоящее время начинается Брестское шоссе, ведущее в те самые земли, где войска Святополка, Владимира и Олега воевали зимой 1104–1105 гг.

Запись в Софийском соборе не была использована печерским летописцем Нестором, и в его летопись не попала, равно как и детальные записи этих лет, сделанные Нестором, на стенах собора не обнаружены.

23. Граффити-автографы. Проблема автографов известных исторических лиц впервые была поставлена в нашей эпиграфике на примере богатой коллекции граффити Софийского собора в Киеве в 1947 г.

Тогда автором этих строк было сделано предположение, что крупные, четкие надписи в самом алтаре собора близ престола принадлежат весьма значительным лицам.

Две соседние надписи с именем Василия (русская) и Никифора (греческая) были истолкованы как надписи Владимира-Василия Мономаха и его современника митрополита Никифора-грека[64]64
  Рыбаков Б.А. Iменнi написи…, с. 62–64. На Руси в XII в. было, однако, два одинаковых сочетания князя с крестным именем Василия и Митрополита Никифора: Мономах и Никифор I, и Рюрик Ростиславич и Никифор II – в конце XII в. Вопрос решается в пользу первой пары как эпиграфически, так и сфрагистически. Н.П. Лихачев относит к Мономаху печати с той же самой формулой «Господи помози рабу своему Василию князю русскому». Эта же формула есть и на черниговском змеевике, эпиграфически очень близком к софийской надписи.


[Закрыть]. Надпись с именем Василия состоит из двух частей, представляющих связный текст, но написанных разными руками и с разной орфографией:

Первая часть написана более старательно, весь текст как бы вписывается в четкий прямоугольник, она выполнена рукою писца-профессионала[65]65
  В ряде случаев у нас есть доказательства того, что некоторые надписи по поручению заказчика делались другими лицами. Такова рисованная запись от имени архиепископа Мартирия, рядом с которой есть и подпись писца.
  Под крупной надписью на княжеских хорах: …, которую тоже предположительно можно связать с Мономахом, есть подпись:


[Закрыть].

Вторая часть начинается с определения Василия как грешника и написана менее убористым, менее красивым почерком. В слове «помоги» второй писец вставил омегу, слово написал с йотованным «е» и дифтонг «оу» упростил до одного «у», проявив этим иные орфографические навыки, чем у писавшего первую часть. Эту самоуничижительную, вторую часть алтарной надписи можно, разумеется предположительно, считать автографом Владимира-Василия Мономаха, подчиненные которого не решались дополнить стандартную формулу признанием грешности киевского цесаря.

Бесспорным автографом является интереснейшая надпись, тоже найденная на хорах (в их женской половине) С.А. Высоцким:

Рядом есть надпись , написанная тем же почерком, но более наклонно, что объясняется местоположением надписи на столбе. С.А. Высоцкий правильно связывает надписи со Святополком Изяславичем. Святополк-Михаил был сыном великого князя Изяслава Ярославича; родился в 1050 г. и в 1069 г. впервые получил в княжеский удел Полоцк. Пожелание добра «Святополчьей матери» выражено так своеобразно, вероятно, потому, что князь Изяслав был женат не единожды, и Святополк хотел точнее определить Олисаву не только как «русскую княгиню», но как свою мать, а себя обозначил как «сын и сущи», т. е. настоящий, родной, а не пасынок.

Обе надписи сделаны, вероятно, тогда, когда Святополк не только еще не был князем, но еще ходил с матерью в церковь на женскую половину хор. Датировать их надо, по всей вероятности, началом 1060-х годов, когда княжичу Святополку было лет 10–12[66]66
  Святополк всегда славился своей книжностью: «Сей великий князь (имел) зрение острое, читатель был книг и вельми памятен, за многая бо лета бывшая мог сказать, яко написанное…» (Татищев В.Н. Указ. соч., т. II, с. 211).


[Закрыть].

В первой надписи особенно ощущаются неустойчивость и невыработанность почерка, неверное применение титла и чисто детское выпячивание слова «сын», превратившегося почти в подпись.

Самым интересным удостоверенным автографом является запись Ставра Гордятинича[67]67
  Пользуюсь случаем принести благодарность С.А. Высоцкому, разрешившему мне сослаться на надпись до публикации открывателя. (Статью С.А. Высоцкого см.: Нумизматика и эпиграфика. Т. III, М., 1962).


[Закрыть]:

Имя писавшего сразу воскрешает в памяти летописного боярина Ставра, новгородского сотского, которого Владимир Мономах вызвал в Киев в 1118 г. и посадил в погреб вместе с другими новгородскими боярами. Этого летописного Ставра обычно сопоставляют с былинным героем Ставром Годиновичем (Гординовичем), богатым боярином из Новгорода или из «Ляховицкой земли», который был согласно былине тоже посажен в погреб, но потом вызволен своей молодой женой.

Относить софийское граффито именно к этому боярину Ставру было бы слишком мало оснований, если бы рядом не было второй надписи, удостоверяющей первую:

Эта надпись сделана другим почерком, резко отличным от уверенного и выработанного почерка самого Ставра. Писал ее киевлянин, а не новгородец, так как нет типичного новгородского цоканья. Он разъяснил своим современникам, какой именно Ставр сделал соседнюю запись, добавляя его отечество – Ставр Гордятичь (или, может быть Гордягинич)[68]68
  С.А. Высоцкий правильно сопоставляет Ставра Гордятича со Ставком Гордятичем, упомянутым Мономахом в своем «Поучении», но, к сожалению, рассматривает только одну эту надпись, а не обе в их совокупности. Совместное рассмотрение обеих надписей позволяет сделать более широкие выводы.


[Закрыть].

Автографом Ставра Гордятича можно считать только первую надпись (рис. 7).

Рис. 7. Автограф былинного героя Ставра Гордятича (слева) и надпись (справа), удостоверяющая его подлинность. Киев. Софийский собор (около 1118 г.).

Боярин Гордята жил в старой аристократической части города. Его двор, как всем известный ориентир, служил летописцу 1070-х годов для обозначения древних районов Киева. Ставко Гордятич, очевидно сын этого Гордяты, в те же годы уже воеводствовал и вместе с юным Владимиром Мономахом уезжал из Киева в походы; судя по уменьшительному имени, Ставко тоже был еще молод.

Много лет спустя Ставр, к этому времени боярин и сотский Новгорода Великого, прогневил Мономаха и был вызван в Киев. Здесь летописный лаконичный рассказ сплетается с красочным повествованием былины. «В лето 1118. Того же лета приведе Володимирь с Мстиславом вся бояре новгорочкые к Кыеву и заводи я к честному кресту и пусти их домов, а иные у себе остави.

И разгневася на ты, оже грабили Даньслава и Ноздрьчю и на сочького на Ставра и заточи я вся»[69]69
  Новгородская I-я летопись. М.-Л., 1960, с. 204–205.


[Закрыть].

Былина «Ставр Годинович» (иногда Гординович) или «Ставр боярин» рассказывает о том, как в Новгороде привольно живет богатый боярин Ставр Годинович:

 
«В Нове-городе живу да я хозяином
Я хозяином живу да управителем.
…
Золота казна у нас не тощится».
 

Расхваставшегося боярина оговаривают перед князем Владимиром, и тот приказывает заточить его

 
«…Ставер боярин во Киеве
Посажен в погребы глубокие»[70]70
  Былины Печоры и Зимнего берега. М.-Л., 1961, с. 112.


[Закрыть].
 

В итоге мы располагаем следующими данными о Ставре Гордятиче:

а) Летописный свод Никона 1073 г. – «Град же бе Киев, иде же есть ныне двор Гордятин и Никифоров»;

б) «Поучение» Владимира Мономаха, написанное в конце XI в. – Ставко Гордятич дружинник Владимира Мономаха (1069–1070 гг.);

в) Новгородская 1-я летопись – Боярин Ставр, новгородский сотский, вызван в Киев князем Владимиром и заточен (1118 г.);

г) Былины – Ставр Гординович, новгородский боярин, вызван в Киев князем Владимиром и заточен. Впоследствии освобожден своей женой;

д) Граффито № 1 Софийского собора в Киеве (предполагаемый автограф Ставра) –

е) Граффито № 2 – Писал

После этих сопоставлений можно с достаточной степенью уверенности говорить о собственноручной надписи боярина Ставра Гордятича, сделанной им в соборе, возможно, в 1118 г.; для точной датировки у нас нет данных. Боярин писал убористо, твердо, с индивидуальными особенностями (буква «Б» с выступающей влево верхней перекладиной), обнаруживая давнюю привычку к письму. Ставру, как и Владимиру Мономаху, было, вероятно, к 1118 г. далеко за 60 лет. Неизвестный киянин, удостоверивший автограф, писал небрежно, быстро, размашисто, но самый факт такого внимания к записи Ставра свидетельствует о повышенном интересе к этому опальному боярину.

* * *

В беглом обзоре русского эпиграфического материала были рассмотрены далеко не все его категории, но даже частичные извлечения показывают, что русская эпиграфика обладает разносторонними историческими источниками[71]71
  В этот обзор не вместились надписи на змеевиках, энколпионах, ковчегах, надписи на придорожных крестах и пограничных камнях (по Зап. Двине) и ряд других важных разделов эпиграфики. Не включены сюда и надписи на монетах и печатях, которые, хотя бы с точки зрения написания букв, должны входить в эпиграфику.
  Хронологические ограничения сказались в том, что материал XIV в. автор затронул лишь в очень малой степени, хотя он представляет не меньший интерес, чем более ранний. Все это объясняется тем, что автор поставил задачу остановиться на общих вопросах о месте и роли эпиграфики в системе источниковедения, а не давать исчерпывающую характеристику материала.


[Закрыть].

Задачи дальнейшего изучения сводятся к следующему:

а) научная разработка «эпиграфической палеографии» на основе датированных памятников;

б) приведение в систему и датировка массового материала;

в) продолжение систематических расчисток граффити во всех древнерусских городах и публикация корпуса надписей;

г) сравнительное изучение лингвистами и историками всех памятников, писанных кириллицей и глаголицей, с учетом болгарских и сербских материалов;

д) использование данных эпиграфики в общеисторических работах и в работах по истории культуры, языка и быта.

* * *

Опубликовано: История, фольклор и искусство славянских народов. Докл. советской делегации на V международном съезде славистов. София, сентябрь 1963. – М., 1963.