Текст книги "Кобра и наложница"

Автор книги: Бонни Вэнэк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Или Бадра боялась его? Он помнил ее взгляд, выражавший отвращение. Ее слова:

«Это была ужасная ошибка. Я как-то сказала тебе, Кеннет, что не разделяю твоих чувств».

Он ощущал себя так, словно с него живого содрали кожу, был совершенно беспомощен и беззащитен. Как кобра, у которой вырвали зубы и содрали с нее кожу.

Он достал из кармана ключи и прошел в кладовую. В косых лучах послеполуденного солнца, проникающего сквозь круглое окошечко помещения, плясали пылинки. В углу стоял саквояж с медными застежками. Кеннет с благоговением дотронулся до него. Он закрыл глаза, погрузившись в воспоминания.

Открыв саквояж, он заглянул в него. Его рука коснулась стопки пожелтевшей бумаги, перевязанной потертой голубой ленточкой. Он развязал ленточку, взял первое письмо и сощурился, пытаясь в смутном свете рассмотреть написанные чернилами странные буквы. Уловить смысл написанного ровным, четким почерком ему не удавалось.

«Читай мне, Бадра». Эти слова насмешкой отдавались в его мозгу.

«Читай мне, Бадра, потому что сам я не умею читать по-английски, на языке той страны, в которой был рожден. Но я научусь. Здесь, где никто не увидит моей позорной тайны. Где ни один англичанин не посмотрит на меня свысока как на варвара и не высмеет».

Собрав все свои скудные знания, которыми овладел сам, он стал водить по написанному указательным пальцем и остановился. Он забыл, что англичане читают слева направо. Наоборот. Не так, как арабы, справа налево. К сердцу. И буквы совсем не такие, как арабские.

«М-мм. М-моя. Д-о-р-о-г-а-я».

С досады он хлопнул себя по бедру. Эти буквы он не мог прочитать. Он даже не мог написать свое собственное имя. Подпись, которую он ставил на бумагах, раздражала его. Это были пустые завитушки и росчерки, пышные и большие, как и должны быть в подписи герцога, но они ровным счетом ничего не значили.

По-арабски Кеннет мог писать свое имя, мог читать и жадно глотал одну книгу за другой. По-английски же он не умел ни читать, ни писать.

Владевший обоими языками, Джабари помогал ему учиться читать и писать по-арабски до тех пор, пока Хепри не овладел им в той же степени, в какой владел и родным, египетским. Но Джабари не успел научить его читать и писать по-английски. Да, он собирался это сделать. Но Хепри стал неотъемлемой частью их племени, стал настолько египтянином, настолько Хамсином, что никому и в голову бы не пришло, что ему понадобится это умение. Желание стать достойным воином племени, отважным бойцом, таким же, как Джабари и Назим, было в его жизни более важным. Кеннет никогда не стремился возобновить свои занятия.

После возвращения в Англию он никогда не сожалел, что не довел свои занятия до успешного завершения, вплоть до того дня, когда его дед рассказал ему о письмах, хранящихся на чердаке. О тех письмах, которые писал его отец с того времени, как родился Кеннет. Это была летопись его жизни. Мягкая улыбка его матери. Озорная проделка его брата Грэма, когда на Рождество он съел все пряники. Учеба отца в Оксфорде. Вся история его семьи, запечатленная выцветшими чернилами на пожелтевших листках бумаги.

А он не мог прочесть ни одного проклятого слова.

Кеннет бережно положил письмо на место, у него сдавило горло. Его взгляд упал на свернутый кусок ткани цвета индиго. Синий биниш Хамсина, воина ветра. Дрожащей рукой он развернул его. Запрятанная в самый угол саквояжа, лежала там кривая сабля дамасской стали. Кеннет взял ее, чтобы рассмотреть потерявшую блеск, потускневшую серебряную ручку.

Медленным движением он вынул саблю из кожаных ножен и поднял над головой. Он закрыл глаза и попытался издать тот вибрирующий клич, которому был обучен. Из его горла вырвался режущий ухо, скрипучий звук.

Кеннет подавил тяжелый вздох и положил оружие на место. Он больше не был Хамсином. Теперь он был герцог Колдуэлл. Неграмотный герцог Колдуэлл.

И тут его пронзила одна странная мысль. Почему Бадра выбрала такую книгу, которая была специально поставлена на полку так, что до нее было нельзя дотянуться рукой? Если бы она не уронила на пол эту книгу, которую она почему-то спрятала под юбкой, он бы никогда не пошел на поводу своего страстного желания обладать любимой женщиной так грубо…

Он поспешно вернулся в библиотеку, приставил к книжным полкам лестницу и стал рыться в книгах. И быстро нашел ответ – из-за одного томика выпало ожерелье принцессы Мерет.

Кеннет смотрел на украденную драгоценность. Бадра спрятала ее сюда. Почему? Значит, она взяла ее у Рашида? Сотни вопросов, возникших у него в голове, перемешивались с чувством благодарности за возвращение вещи.

Его пальцы любовно поглаживали золото и полудрагоценные камни. Но это сокровище мертво. Он жаждал обладать настоящим, живым сокровищем. Бадрой. Она нанесла ему обиду, оскорбила его, как будто он был ее раб.

Кеннет вспомнил об утреннем телефонном звонке своего кузена. Виктор заказал им билеты. Саид уже отправился на пароходе в Египет. В Египте Кеннет снова встретится с Бадрой. Это решено.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Каир. Разноголосица звуков оглушала его, пестрые картинки восточной жизни сменяли одна другую, сирокко доносило смесь различных запахов. Кеннет расположился в высоком кресле с плетеной спинкой на просторной веранде Шеферд-отеля. Увенчанные куполами минареты возвышались над городом стройными силуэтами, муэдзины призывали правоверных на вечернюю молитву. Человек в длинной рубашке наподобие тобы и в мешкообразных шароварах двигался по направлению к мечети. Перед Кеннетом стояла чашка с голубыми прожилками, в которой дымился горячий зеленый чай.

Кеннет посмотрел вниз на улицу. Заклинатель змей доставал из корзины извивающуюся змею. Уличные артисты с ученой обезьянкой показывали фокусы, вызывая восторг и удивление очарованной английской детворы. Потом появлялись их шокированные родители и с сердитыми назиданиями уводили своих детей.

Кеннет провел пальцем по краю чашки. Это был тот самый Египет. И в то же время другой. Никогда раньше он не смотрел на Египет глазами английского аристократа. Здесь сошлись два мира. Египетский мир кланялся и по восточному обычаю приветствовал жестоких англичан, с безразличным видом проходящих мимо. Хитрые, темные глаза искали удобного случая, темнокожие руки бедных детей вытягивались с бесконечными просьбами бакшиша. Бледнолицые англичане неодобрительно покачивали головами и высокомерно отворачивались.

«Привет, Британия! Аллах– у– акбар!»

Кеннет не чувствовал себя свободно ни в одном их этих миров. Он посмотрел на чаинки на дне чашки и внезапно почувствовал острое желание выпить густого крепкого горького арабского кофе из маленькой пиалы с большим куском финиковой лепешки с миндалем и золотистым медом. Его рот наполнился слюной.

Он выпил еще немного чаю и глубоко вздохнул. Когда-то вместе с Назимом он останавливался в этом отеле. Они тогда приехали в Каир, чтобы продать одному богатому покупателю арабских лошадей. Хепри смотрел на все широко раскрытыми от восхищения глазами. Заклинатель змей и хозяин обезьянки восхищали и очаровывали его. Теперь же он заметил их пропыленную одежду, глубокие морщины, следы забот и лишений, избороздившие их темные от солнца лица, худые фигуры.

Грязные аборигены – так их называли англичане.

Британский империализм. Колонизаторы. Надменность, высокомерие правящего класса, презрительные эпитеты: «…грязные, ленивые и упрямые египтяне», – слетающие с брезгливо поджатых губ.

Назим в ответ называл англичан «белобрюхими рыбами». Когда он говорил это, в его голосе звучала насмешка, губы презрительно кривились.

Да, предрассудки существовали в обоих мирах. Но что касается Назима-Рамзеса, то он в конце концов выбрал себе в жены дочь английского графа и жил счастливо. Они очень любили друг друга. Могли ли Египет и Англия примириться друг с другом так, как Рамзес с Кэтрин? Могла ли голубая кровь аристократа, которая текла в жилах Кеннета, когда-нибудь свободно перемешаться с горячей кровью обитателей черных шатров?

И снова у него возникло ощущение содранной колеи. Беззащитности и одиночества. Он не принадлежал ни к одному из этих миров.

– Осторожнее с чемоданами!

Его внимание привлекла сурового вида англичанка в накрахмаленном белом платье с пышными рукавами, за которой следовали три молодые девушки, тоже в белом, и мрачного вида мужчина. Два тощих грузчика, пыхтя, тащили вверх по лестнице на веранду ручные тележки с чемоданами семейства. С интересом наблюдая за этой сценой, Кеннет откинулся на спинку стула. И англичане еще смеют называть египтян ленивыми?!

Почтенная леди остановилась на минуту и стала обозревать веранду, как капитан фрегата изучает береговую линию. Ее взгляд остановился на Кеннете. Она всплеснула руками и воскликнула:

– О, милорд! И вы здесь?

Женщина приблизилась к нему, ветер раздувал ее юбки. Ее дочери и измученный муж последовали за ней. Усталые грузчики с видимым удовольствием уселись на чемоданы. Она остановилась перед ним и присела в таком глубоком реверансе, что заскрипел ее корсет. Шепотом она велела своим девочкам сделать то же самое. Поднимаясь, дама широко улыбнулась, показав желтые зубы.

Улыбка Хамсинов была белозубой, они всегда жевали листья мяты для придания своему дыханию свежести и чистили зубы миррисом.

– Леди Стенсон-Хайнс, – представилась она. – Мой муж, сэр Уолтер Стенсон-Хайнс. А это мои дочери – Айрис, Роза и Гиацинта.

Кеннет не поднялся, просто удостоил женщину и ее английский цветник вежливым кивком. Леди Стенсон-Хайнс затараторила:

– Как замечательно видеть вас здесь, в Египте! На днях я говорила Уолтеру, что не могу дождаться приезда в этот отель, чтобы пообщаться здесь с цивилизованными людьми. Эти аборигены… – Она сморщила свой нос-луковку. – Отвратительно, как они живут. Жадные, нечестные, трусливые. Хитрые, ленивые варвары. С ними постоянно нужно быть настороже.

Сэр Уолтер многозначительно кашлянул, ему было не по себе.

– Фелисия, дорогая, я думаю, герцог был воспитан…

Кеннет тонко улыбнулся:

– Не смею задерживать вас, леди Стенсон-Хайнс. Я уверен, что вы и ваша семья больше всего хотите поскорее устроиться в отеле с помощью этих ленивых варваров, – сухо сказал он.

Она энергично кивнула ему, его сарказм пролетел над ее головой, как голубиный пух.

– Возможно, позже мы увидимся в гостиной отеля. За мной, девочки.

Почтенная дама и ее цветник потащились внутрь отеля.

Ее муж, теребя свои нафабренные усы, бросил на Кеннета извиняющийся взгляд и удалился.

Пустой желудок Кеннета давал о себе знать. Он подозвал официанта и заказал медовое печенье. Заказ принесли, и он разочарованно вздохнул: на вкус это слоеное угощение оказалось совершенно посредственным. Оно и наполовину не было таким вкусным, как лепешки Хамсинов.

Но разочарование было тем чувством, с которым он уже привык жить. Кеннет стряхнул крошки на стол, потому что заметил в толпе приближение своего кузена. Светящийся конец мокрого окурка, торчавшего у Виктора изо рта, обозначал резко очерченные губы. С собой он нес маленький кожаный саквояж, который быстро бросил на пол возле стула. Кеннет встал, и его кузен энергично потряс ему руку. Они устроились в креслах. Виктор вытер вспотевший лоб.

– Проклятая жара, – пожаловался он. – Чувствуешь себя, как в раскаленной духовке. Лондонская зима лучше.

– Да, желтый туман и черные облака дыма от фабрик. По утрам я с удовольствием вдыхал запах серы, – сухо заметил Кеннет.

Голубые глаза Виктора, почти такие же, как и у него, оглядывали веранду. Здесь, в Каире, у троюродного брата Кеннета был такой же процветающий антикварный магазин, как и в Лондоне. Он занимался своим бизнесом и был так же тесно связан с делами Кеннета здесь и с его раскопками в Дашуре.

Однако Кеннет с неохотой был вынужден признать то, что у Виктора были те же предрассудки в отношении египтян, какие имели и другие англичане. Если бы кузен узнал, что Рашид, который был из того же племени, что и Кеннет, – вор, он бы настаивал на том, чтобы обратиться к властям в Каире. Хамсины были бы опозорены, а честь племени – безвозвратно потеряна. Кеннету предстоял поединок, который он должен был провести сам. Он не мог допустить позора Хамсинов.

– Ну, есть какие-нибудь новости из Дашура? – спросил Виктор.

Кеннет рассматривал ободок своей чашки:

– Де Морган уверяет меня, что каждый день они продвигаются в своей работе вперед, и он ожидает, что в скором времени они найдут второе ожерелье, даже более дорогое. Это будет сенсационная находка сезона.

– Я рад, что могу тебе помочь, – сказал Виктор. Он серьезно посмотрел на Кеннета. – Я не шучу.

– Я благодарен тебе за помощь. Она неоценима.

Пепел сигары, сбитой его кузеном о край кресла, легкой пылью опустился на пол. Виктор поднял свой саквояж, порылся в нем и достал устрашающе толстую пачку бумаг.

– Раз ты здесь, подпиши документы, касающиеся твоей доли прибыли от магазинов.

Эти магазины. Отец Кеннета в свое время вложил средства в антикварный бизнес Виктора с условием возврата долга в виде регулярной выплаты части доходов. Кеннет сам ничего не мог сделать с документами, он хотел, чтобы сначала с ними разобрался Саид. Но именно сегодня секретарь отпросился. Кеннет взял перо, которое кузен протянул ему, и, делая вид, что собирается подписать, стал перелистывать бумаги, как бы просматривая их.

Он собирался было вернуть их Виктору назад, но передумал.

– Если ты не возражаешь, я хотел бы, чтобы мой секретарь просмотрел их, переписал нужные цифры. И, ввиду того, что магазины в Каире наполовину принадлежат мне, я хочу иметь ключи, – как бы ненароком сказал он.

Глаза Виктора расширились, сигара у него во рту задрожала. На мгновенье в его глазах вспыхнул гнев, но потом погас. Виктор отвел глаза. Тревога Кеннета нарастала. Что скрывал его кузен?

Из кармана своего жилета Виктор достал бронзовый ключ.

– Магазин в запущенном состоянии. Там плохо убирают. У меня есть помощник, но его надо увольнять. Я не вполне доверяю ему.

– Почему бы нам не пойти прямо сейчас? – небрежно спросил Кеннет.

Виктор покраснел: «Прямо сейчас?»

– Лучшего времени, чем сейчас, не будет, позже я должен уехать.

– На раскопки? Можно мне поехать с тобой? – спросил Виктор, попыхивая сигарой, когда они вновь устроились в своих креслах.

– Нет, не на раскопки. Сначала мне надо утрясти одно дельце. Мы встретимся с тобой в Дашуре.

Кеннет подумал о том, что его ожидало впереди, и вздохнул. Это путешествие потребует всех его сил. Он страшился предстоящего возвращения в лагерь Хамсинов к шейху, с которым когда-то поклялся никогда больше не встречаться.

* * *

– Ты обещал освободить ее!

– Я обманул тебя.

Бадра пришла в гарем Дворца наслаждений. Услышав эти слова, она постаралась сохранить все свое самообладание и выдержку. Путешествие из Англии в Египет растрепало ее нервы, как шелковые нити персидского ковра. Испытывая сильную тревогу о Жасмин, она отложила свое возвращение вместе с Рашидом в лагерь Хамсинов на один день, задержавшись в Каире под предлогом необходимости сделать покупки.

– Вот твои деньги. Отдай мне ее, – сказала Бадра.

– С того времени как ты уехала, кое-что изменилось. Теперь она стоит дороже. Есть только один способ освободить ее. Ты должна занять ее место, – прохрюкал Масуд.

Внутри у Бадры все оборвалось. У нее не было ни сил, ни желания снова стать наложницей.

– Никогда. Должен быть другой способ освободить Жасмин.

– Возможно. Если бы мы получили и другое ожерелье… На раскопках у нас есть свой человек, который взял и первое. Они очень настороженны. Но они не подозревают женщин. Омар договорился с руководителями раскопок, что ты будешь присутствовать там в качестве художницы. Найди второе ожерелье принцессы Мерет, привези его сюда, и твоя дочь будет свободна.

– Это Омар хочет, чтобы я стала воровкой?

– Или его девкой. Выбирай.

Бессильный гнев охватил Бадру. Она задрожала и взглянула на Жасмин, с беспечным видом сидевшую на диване в дальнем конце комнаты с какой-то женщиной.

Масуд перехватил ее взгляд.

– У меня уже есть на нее покупатель.

Бадра пришла в ужас.

– Ты же говорил мне, что вы не будете ее продавать. Ей еще только семь лет!

– Уже почти восемь. Она нравится одному европейцу. Он предлагает за нее хорошие деньги и уже заплатил часть. Она будет продана через шесть недель, когда он возвратится сюда. Пока мы разговариваем, эта женщина объясняет ей, каковы ее обязанности по отношению к будущему хозяину.

Сердце Бадры бешено колотилось, когда она смотрела на свою дочь. Жасмин выглядела смущенной, а ее большие темные глаза выражали испуг.

О Боже! Как она может оставить свое дитя?

Бадра повернулась к Масуду.

– Если я сделаю это и принесу тебе второе ожерелье, ты немедленно освободишь ее, иначе я расскажу герцогу Колдуэллу, кто именно обокрал его. – Ее глаза горели решимостью.

У Масуда раздулись ноздри.

– Только скажи ему, и твое отродье завтра же будет продано, и ты уже никогда больше не найдешь ее!

Стараясь побороть страх, Бадра встретилась взглядом с Масудом.

– Знаешь ли ты, что такое фалака, евнух?

Кровь отхлынула от его лица. Довольная произведенным эффектом, она подалась вперед и, чтобы закрепить результат, добавила:

– Если сразу же после того как получишь ожерелье, ты не отпустишь ее, я возложу ответственность за все на тебя. Герцог Колдуэлл отдаст тебя в руки властей. Тебя будут бить по пяткам, чтобы добиться твоего признания.

Масуд прошипел:

– Считай, что мы договорились. Возвращайся с ожерельем, и девочка будет свободна. Но учти, если ты не принесешь ожерелье, ты сможешь освободить ее, только если сама останешься здесь. С каждым месяцем ее цена возрастает. Она будет продана тому, кто больше заплатит. Это я тебе обещаю.

Бадра судорожно вздохнула. Сделать такое опасное предложение такой хладнокровной рептилии, как Масуд, было все равно, что танцевать со змеей. Но ее любовь к Жасмин перевесила все опасения.

– Можно мне немного побыть наедине со своей дочерью? – спросила она.

Масуд пожал плечами и приказал той женщине удалиться. Бадра подошла к Жасмин и крепко обняла ее. Два чувства наполняли ее – благодарности и вины.

«Я позабочусь о тебе, мое сокровище».

– Бадра, я не понимаю того, что говорила эта женщина. Почему этот мужчина будет хотеть все это делать? – спрашивала Жасмин с выражением робости и ужаса на лице.

– Забудь все это, дорогая, – прошептала Бадра, целуя ее в лоб. – Выбрось это из головы и думай только о приятных вещах.

Она взяла девочку на руки и стала качать, напевая английскую колыбельную, которую Элизабет пела своему сыну.

Через несколько минут появился стражник.

– Пора уходить.

Напоследок Бадра еще раз крепко обняла дочь. На ее дрожащих губах появилась улыбка решимости, она дала себе клятву: «Никогда. Моя дочь никогда не будет страдать так, как страдала я. Даже если мне придется занять ее место. Но я справлюсь».

Мерная поступь верблюдов успокаивала Кеннета. Когда он приблизился к лагерю Хамсинов, то вдруг пожалел, что не согласился на предложение Виктора, чтобы тот сопровождал его в этой поездке.

Магазин его кузена действительно оказался пыльным складом, расположенным на пустынной улице. Подозрения Кеннета росли. Он засомневался: разве можно иметь доходы от такого магазина? Он пообещал себе, что поручит Саиду проверить бизнес Виктора.

Черные тенты усеяли каменистый песок. Дозорные, стоявшие на подступах к лагерю, заметили его и издали характерный клич.

Это был сигнал тревоги – не приветствия.

Кеннет спрыгнул с верблюда, взяв повод в руки. Его промокшая от пота рубашка прилипла к спине. Никогда раньше ему не приходилось так жариться на солнце. Теперь он приехал к тем людям, с которыми, как он думал, простился навеки. Он приехал к шейху, раньше называвшему его братом, но теперь он им больше не был.

Вокруг Кеннета стали собираться люди, перешептываясь и качая головами. У арабов считалось неприличным показывать пальцем, поэтому они лишь смотрели на него. Кеннет чувствовал себя так, как будто его голым выставили на всеобщее обозрение. В ответ он мрачно улыбнулся им и резко остановился у первого шатра. Стадо овец с блеяньем разбежалось от него, словно он был волк.

Он чувствовал себя змеем, заползшим в рай. Ни на одном лице он не видел приветливой улыбки. Два воина хмуро смотрели на него, держа свои винтовки наготове, однако не целились в пришельца.

К нему подбежала прелестная женщина в синем, вокруг ее светловолосой головы был намотан голубой шарф.

– Кеннет! – радостно закричала она.

Элизабет обвила его шею своими тонкими руками, крепко обняла. Буря чувств поднялась в нем, когда он обнимал жену шейха. Женщины более склонны прощать, чем мужчины.

– Ты возвратился к нам, – сказала она по-английски. – Я знала, что ты не сможешь забыть нас.

Кеннет разжал объятия, но продолжал держать ее за руку, ловя дающий надежду взгляд ее голубых глаз.

– Лиз, ты думаешь совсем о другом, – начал он.

Его голос замер, когда он увидел шагающую к нему группу воинов в синем. Во главе группы он рассмотрел два очень знакомых лица. Когда-то они были друзьями. Теперь нет.

Две пары глаз – черные, как смола, и рыжие, как старое золото, – словно прожигали его насквозь. Это были Джабари и Рамзес. Шейх и его вечный телохранитель. Их лица с поджатыми губами были неприветливы. Шейх остановился и, вынув из ножен свой меч с ручкой слоновой кости, приставил его к горлу Кеннета.

– Убери свои руки от моей жены!