Текст книги "Кобра и наложница"

Автор книги: Бонни Вэнэк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Новое обличье, Саид? Хочешь во всем походить на местных?

В темных глазах секретаря блеснуло удивление, потом его лицо приняло обычное для него бесстрастное выражение.

– Женщины находят это очаровательным, – ответил он своим мягким голосом.

Кеннет засмеялся.

– Я уверен, что это так. У меня есть бумаги, которые тебе нужно просмотреть. Их дал мне на подпись мой кузен. Я оставил их в Шеферд-отеле. Там еще есть письма, которые ждут тебя. А еще надо заглянуть в магазин моего кузена. Я хочу знать все о его делах там – что он продает, приносит ли это доход…

– Мне следует тотчас же возвратиться в Каир?

– Если хочешь, можешь остаться здесь на один день. Результаты раскопок обещают быть очень интересными.

Саид задумался:

– Лучше всего немедленно возвратиться в отель, чтобы приступить к работе, если здесь с вами все в порядке.

– Отлично, – рассеянно согласился с ним Кеннет, заметив приближающегося Виктора, – Ты знаешь, все расходы за мой счет. И сразу же сообщи мне все, что интересует меня.

Он отошел от Саида, сразу переключившись на другое дело, которое поглощало его мысли так же как и Бадра. Его кузен. Действительно ли Виктор что-то скрывал от него? А если да, то что?

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Часом позже Кеннет был уже в гробнице.

Он напряженно наблюдал за последними движениями рабочих, раскапывавших потайную камеру, в существовании которой внутри этих древних стен он и де Морган были уверены. Стояла удушающая жара, рубашки рабочих промокли от пота, он градом стекал по их лицам. Спертый запах испражнений летучих мышей перемешивался с запахом пыли и многовекового запустения, но все это вместе не могло ослабить царившего на раскопе напряженного возбуждения, острого, как запах стружек ливанского кедра.

Рабочие собрали весь мусор в одну кучу. Бадра, одетая по-египетски, с голубым шарфом на голове, села на скамеечку, готовая зарисовать находку, как ее этому учила Элизабет. Ее талант художницы воплотился в жизнь умением передавать на бумаге малейшие оттенки и детали увиденного.

Она отложила работу, встала, потянулась, расправляя затекшее тело, и стала шагать по камере. Кеннет молча наблюдал за нею. На рабочих он не смотрел. Прекрасная Бадра дразнила его своей гибкой грацией. Тогда, в его библиотеке, она довела его до сумасшествия своей соблазнительностью, ради того чтобы удовлетворить свое любопытство. А потом вдруг велела ему остановиться.

Вдруг по камере эхом пронесся ее крик. Он сразу забыл все свои обиды и гнев. Воспитанное в нем чувство ответственности и необходимости защищать прорвалось наружу. Сейчас, как и много лет назад, он кинулся к Бадре и схватил ее за руку. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Что случилось? – спросил он.

– Н-ничего, – она заикалась от волнения. – Летучая мышь. Она испугала меня.

Рабочие громко рассмеялись, и один из них сказал, что, по приметам, присутствие женщины на раскопе не принесет им удачи. Кеннет бросил на него ледяной взгляд, обрывая их веселье.

– Принимайтесь за работу, – приказал он.

Большие темные глаза Бадры встретились с его глазами.

– Кеннет, спасибо тебе за поддержку, – мягко сказала она.

Он коротко кивнул ей и подошел к де Моргану. Археолог буквально висел над душой у рабочих.

Да, сердце Кеннета по привычке отозвалось на ее крик. Вспомнив ее стон удовольствия, когда он поцеловал ее и прижал к столу, Кеннет тряхнул головой. Он никак не мог выкинуть ее из головы. Надо заняться работой. Работа имеет предсказуемые результаты, в ней нет места разочарованиям.

Бадра еще минуту постояла. Она боялась посмотреть вниз. Когда она убедилась, что на нее, скромную женщину, никто не смотрит, она приподняла подол своего запылившегося синего кафтана над широкими шароварами. Погрузила свою левую ногу в маленькой сандалии в гору лежавшего у края саркофага мусора. Потайная камера. Возбуждение горячей волной обдало ее. Она освободила ногу и настороженно стояла возле горы мусора, которую никто не разбирал.

Сегодня, поздно ночью, когда все будут спать, она вернется сюда. И будет копать.

* * *

Наполненный ароматом роз и лаванды золотистый дым поднимался над лагерем.

Наступил час вечерней трапезы. Живой огонь небольших костров, на котором готовилась пища, освещал песок, потрескивающие искры улетали в темнеющее небо, попадали в глаза.

Де Морган и его команда расположились под светлым тентом. Они сидели на настоящих стульях вокруг стола, покрытого льняной скатертью. У них было много еды, которую им привозили специально.

Кеннет сосредоточил внимание на своих соплеменниках. Бадра наклонилась над костром, в медном котелке что-то булькало. Отдельно от всех на расстеленном ковре расположились шейх Хамсинов и его телохранитель. Занятые игрой в шахматы, они в то же время внимательно наблюдали за Рашидом. Увиденная Кеннетом сцена демонстрировала полную противоположность культур: европейцы ели из фарфоровой посуды, ужин простых бедуинов был сервирован на земле.

Однако еда простых бедуинов пахла очень соблазнительно. Он неторопливо подошел и остановился возле Джабари и Рамзеса.

– Найдется ли свободное местечко для меня? – спросил он.

Бадра подняла глаза от котелка. Рашид бросил на него мрачный взгляд. При виде явной враждебности воина Кеннет испытал чувство странного сожаления. Если бы они были в другом мире, он мог бы считать Рашида своим другом. Но Кеннет ненавидел всех из племени Аль-Хаджидов из-за убийства родителей и брата, а Рашид презирал его за то, что он оскорбил Джабари. Казалось, что этой ненависти не будет конца. Она будет продолжаться до тех пор, пока они наконец не выяснят свои отношения. Только не здесь, не теперь…

Рашид встал, пробормотал, что он не хочет есть, и ушел Кеннет внимательно поглядел ему вслед. Рашид подошел к худому пожилому египтянину и стал о чем-то говорить с ним.

Шейх Хамсинов сидел, скрестив ноги, увлеченный игрой.

– Для тебя всегда найдется место, Хепри, – сказал он.

– Сегодня месье де Морган не ест бананов, – заметил Кеннет.

Рамзес рассмеялся, а Джабари нахмурился.

– Сомневаюсь, чтобы этот суетливый француз захотел когда-нибудь еще очистить банан.

Кеннет усмехнулся.

– Ну, это ему будет наукой. Некоторые мужчины озабочены только размерами своего банана, а не тем, очищен он или нет.

– Ты говоришь загадками, – проворчал Джабари.

Кеннет обменялся с Рамзесом удивленным взглядом.

– Джабари, а Элизабет ест бананы? – спросил он с невинным видом.

Шейх Хамсинов, весь погруженный в игру, рассеянно ответил:

– С тех пор как мы поженились, не ест.

– Жаль, – сказал Кеннет.

И тут же он и Рамзес дружно рассмеялись. Джабари посмотрел на них.

– В чем дело?

– Не обращай внимания, – сказал Кеннет, подмигивая Рамзесу.

Он пошел посмотреть на Бадру. Подойдя к ней, он растянулся на песке, подперев щеку кулаком.

Женщины племени Хамсинов обладали врожденной грацией. Именно такая грация и изящество были и у Бадры. Тем временем она, стоя на коленях, на доске раскатывала и разделывала тесто. Ритмичные движения ее рук, доносившиеся до него звуки разговоров и приглушенный смех рождали в его душе двойственное чувство: ощущение мира и в то же время беспокойства. Мира и покоя от созерцания привычных ему картин. Беспокойства и напряжения от того, что она была так близко от него.

Кеннет сел на ковер, скрестив ноги и глядя на силуэт громадной пирамиды. Закрыв глаза, он стал припоминать истории, которые слышал в юности, сидя ночью у потрескивавшего костра, когда отец Джабари развлекал собравшихся вокруг него детишек с горящими глазами, рассказами о фараонах Древнего Египта. Уроки истории врезались ему в память.

Он так отчаянно хотел угодить своему приемному отцу, показать ему, что своими качествами и умениями он – такой же достойный воин. Он впитывал все, чему его учили, с жадностью новорожденного ягненка, сосущего молоко матери. Но, в конце концов, все это были сказки.

– В свое время эта пирамида производила впечатление, – задумчиво проговорил он, любуясь пурпурными тенями, исчезающими за величественным сооружением. – Я полагаю, что Сенусерт никогда не был погребен здесь, потому что семья желала сохранить его мумию в неприкосновенности.

Они берегли его не только от разорителей гробниц. Была еще одна причина. Сенусерт III был жестоким завоевателем. Он сжег урожай, убил мужчин в Нубии, обратил в рабство женщин и детей. Он был безжалостен. Разорив его мумию, враги одержали бы над ним окончательную победу. В их представлениях это лишило бы его величия и богатства в его загробной жизни.

– Любой, кто порабощает женщин и детей, кто жесток и безжалостен, должен быть лишен богатства в загробной жизни, – сказала Бадра.

Особые интонации в ее голосе вывели его из состояния печали. Кеннет бросил на нее любопытный взгляд.

– Правильно. Это несправедливо, что существует рабство. Но это факт из жизни Древнего Египта.

– Это факт из жизни и современного Египта. – Она отщипнула кусок от теста и стала с необычной силой раскатывать его на доске.

Ему очень хотелось узнать о ее жизни в гареме у Фарика. За все годы, что они прожили вместе, Бадра ни разу не упомянула о своем прошлом. Вероятно, не очень-то сладко ей жилось, раз она так боялась близости с мужчиной, даже если он ей был дорог.

На сей раз ему захотелось узнать правду.

– Фарик был жестокий господин, такой же, наверно, как и Сенусерт…

Это его небрежно брошенное специально для нее замечание заставило ее прекратить работу. С тестом в руках Бадра застыла без движения.

– Почему ты это сказал?

– Он получал наслаждение, когда избивал своих рабов и иногда насиловал женщин, – сказал Кеннет, внимательно наблюдая за ней.

Она передернула плечами, промолчала и, сжав губы, вновь принялась терзать тесто.

Он продолжил:

– Я слышал о Фарике и его жестокостях. Ты четыре года была его рабыней. Он когда-нибудь поступал с тобой подобным образом? – продолжал он выспрашивать, отчаянно желая узнать правду.

Только после того, как жена шейха, Элизабет, была похищена и избита Фариком, и об этом стало известно, Кеннет узнал о жестоком нраве бывшего господина Бадры. Он расспрашивал Бадру, делая вид, что абсолютно равнодушен к тому, как Фарик обращался с другими женщинами.

Ее реакция на его вопрос была подобна громкому внятному ответу на арабском. Она просто не ответила ничего! Бадра сбила его с толку чем-то еще. Он забыл переспросить ее. Он отвлекся, глядя на ее руки, которые слегка дрожали, когда она месила тесто.

– Посмотри на меня, – мягко приказал он. Она подняла на него свои миндалевидные глаза.

– Бадра, – снова спросил он, – Фарик когда-нибудь бил тебя?

Его вопрос разбередил ей душу.

Несколько лет назад он так же расспрашивал ее. Но тогда, спасибо Джабари, что он вмешался и избавил ее от необходимости отвечать.

Если Кеннет узнает правду, его пытливый взгляд станет мягким от жалости. Она бы не смогла вынести его жалости или своего собственного унижения. Нет, ни за что не откроет она ему постыдную тайну своего прошлого!

Те времена давно прошли. Она боялась воспоминаний. Ее жизнь изменилась к лучшему, и она гордилась своими достижениями. Если Кеннет начнет сочувствовать ей, все эти ее замечательные достижения рассыплются в прах, разбитые молотом ее мучительного прошлого. За все годы, что Бадра знала Хепри, она никогда не лгала ему. Даже тогда, когда отказалась выйти за него замуж. Когда он просил ее выйти за него, она сказала:

– Я не испытываю к тебе тех же чувств, какие ты испытываешь ко мне, Хепри.

И это была абсолютная правда. Она не могла продемонстрировать такую же силу чувств, такую же жаркую страсть, какая горела в его глазах. Когда он держал ее в своих объятиях и целовал, она не могла отвечать ему той же страстью. Она слишком любила его, чтобы ранить его сердце. Выйти замуж без всякой страсти, только чтоб выполнять его волю? Снова быть покорной рабыней, не испытывая восторга и наслаждения, о которых говорила Элизабет?

О нет! Ее сердце было иссушено, как песок пустыни. И поэтому после их свадьбы из его черного шатра не было бы слышно слетающих с ее губ вскриков удовольствия, если бы он сделал ее своей женой и наконец получил бы свой долгожданный приз. Зачем ему слышать только крики ужаса и борьбы, как это было в Англии, когда он своим могучим телом накрыл ее?..

Бадра подняла глаза и впервые в своей жизни солгала ему:

– Бил ли меня Фарик? Никогда.

Кеннет откинулся назад, чувствуя облегчение и удовлетворение от однозначности и прямоты ее взгляда и ответа. Ему была непереносима мысль о том, что этот ублюдок терзал нежную кожу Бадры своим кнутом. Если бы он узнал, что Фарик причинял ей боль, он бы завыл от ярости так, что его голос долетел бы до небес.

Но, оказывается, шейх Аль-Хаджидов этого не делал. Кеннет успокоился. Бадра раскатала тесто и стала маленьким ножом аккуратно резать его на кусочки, скатывая их в треугольники.

Он с интересом наблюдал за ней.

– Это похоже на пряники.

Ее щеки слегка порозовели:

– Да, похоже. Я привыкла к ним в Англии. Повар лорда Смитфилда был так добр, что поделился со мной своим рецептом. Я уже делала их вчера. – Достав из жестянки испеченный пряник, она протянула его Кеннету.

Он обожал эти пряники. Это была единственная английская еда, которую он действительно любил. Чтобы не обидеть ее, Кеннет немного откусил. Восхитительный вкус меда, миндаля и сахара наполнил его рот. Он откусил еще и с аппетитом разжевал.

Она выжидательно смотрела на него. Он проглотил.

– Английские пряники с египетским вкусом. Фантастика! Восхитительно!

Мягкая улыбка тронула ее губы. Очарованный, он сразу же забыл о пряниках. В углах ее рта он увидел прилипшие к ним маленькие коричневые кусочки.

– У тебя на губах сахар, – сказал он.

Он подошел к ней, и большим пальцем руки провел по ее губам, следуя их восхитительным изгибам.

Вспыхнувшая в ее глазах осознанная страсть окрасила ее глаза в черный цвет. Ее губы раскрылись, и из них вырвалось легкое дыхание. Воодушевленный призывом, Кеннет большим пальцем руки погладил верхний изгиб ее рта.

Чтобы слизать с губ крошки сахара, она высунула язык.

Желание зажгло его кровь. В этот момент он все понял. Бадра солгала ему. То, что могло произойти в Англии, не было бы простым совокуплением. Господи, он желал ее! А она желала его! Он обнял ее гибкую шею, наклонив ее голову к се6е, плененный гипнотическим притяжением ее чувственности.

Но она оттолкнула его, мягко, но решительно. Кеннет сощурил глаза и отпустил ее. И затем пошел к Джабари и Рамзесу, которые были заняты игрой, гораздо менее сложной, чем та, которую вела с ним Бадра.

Ужин вышел восхитительный, несмотря на то что Бадра была очень тихой. Кеннет все свое внимание сосредоточил на том, чтобы восстановить прежние отношения с Джабари и Рамзесом, которые занимали его рассказами о правителях древности, а он развлекал их историями из жизни английских аристократов.

Рашид во время ужина не проронил ни слова. Огонь костра выхватывал из темноты его хмурое, настороженное лицо. Искры костра взлетали вверх в бархатную темноту ночи, и в какой-то момент Кеннет понял, что уже поздно.

Он поднялся, вежливо поблагодарил всех за угощение и сказал, что пойдет в свой шатер. Когда он шел, его инстинкт воина подсказывал, что надо быть начеку.

Неожиданно перед ним возник рабочий, поздоровался и попросил разрешения говорить.

– Моя очередь караулить этой ночью. Нужно следить за чем-то конкретно? – спросил он с чувством собственной значимости, сжимая пальцами винтовку.

Белый его тюрбан был слегка сдвинут набок. Он был в длинной до пят тобе, с яркими голубыми полосами.

– Только внимательно смотри по сторонам и разбуди меня, если заметишь что-нибудь необычное, – посоветовал Кеннет и кивнул, когда караульный зашагал по направлению к гробнице.

Сделав вид, что устраивается в своем шатре на ночлег, он потушил лампу и стал ждать. Сегодняшняя ночь была решающей. В этом он был уверен.

Бадра украдкой выскользнула из своего шатра, как воин Хамсин, готовящийся к набегу на лагерь противника. Через плечо она перекинула богато изукрашенный мешочек, который сама выткала на своем ткацком станке. Спускаясь по ступенькам к гробнице, Бадра давала своим глазам возможность после тьмы ночи привыкнуть к тусклому свету нескольких светильников, горевших внутри.

Ее башмаки из мягкой кожи зашуршали на ступеньках, когда она торопливо спускалась вниз к галерее, в которой днем проводились раскопки. Внутри гробницы ее встретил тот худой рабочий, который должен был ей помогать. При ее появлении он сначала встревожился, а потом улыбнулся.

– Я буду ждать тебя наверху, – прошептал он и затем бесшумно вышел.

Ее мучило сознание вины. Те, кто грабил могилы знаменитых покойников, таким образом обкрадывали не только мертвых, но и сам Египет. Среди этих искусно выдолбленных в скале стен находилось то, что принадлежало и ей – как наследнице прошлого.

Не нужно думать об этом. Даже если ее собственная совесть восстает против того пути, который она выбрала, прежде всего она должна заботиться о благополучии Жасмин. Ни сомнения, ни чувство вины, которое она испытывала постоянно, не помогут спасти ее дочь.

На ней был кафтан цвета индиго. К поясу ремнем поверх нижних турецких шаровар был привязан маленький кривой меч, так называемая джамбия. Это был меч Кеннета, тот самый, которым он порезал себе пальцы в тот день, когда она отказала ему. Она сохранила его, эту единственную вещь на память о человеке, которого втайне любила и который бы отдал свою жизнь, чтобы защитить ее.

Приподняв подол, она быстро достала нож, опустилась на колени и стала копать им песок.

Перекопанная земля, на которую она ступила, раньше наверняка скрывала какое-то вместилище, содержавшее драгоценности. Кривая ироническая усмешка исказила ее губы, когда она подумала о том, что использует кинжал Кеннета, чтобы отыскать принадлежащее ему же сокровище и украсть его.

Работа шла медленно. Твердым лезвием кинжала она рыхлила почву, потом руками откидывала в сторону разрыхленную землю. Конечно, можно было воспользоваться тележкой, но нельзя привлекать постороннего внимания к этим поискам,

Еще через несколько минут работы Бадре удалось раскопать большую яму, и ее джамбия с глухим звуком уперлась в потайную камеру. Бадра разгребла остатки земли и стала вглядываться в глубокую чернильную темноту. И вот в тусклом свете ее лампы что-то блеснуло.

Золото!

Она почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Ящик, в котором лежали драгоценности, под действием безжалостного времени превратился в пыльные обломки. Но содержимое ящика осталось невредимым. Золотые и серебряные пластины, драгоценные геммы – инталии и камеи, искусно вырезанное безвестными мастерами, камни – бирюза, лазурит, алмазы, рубины… Целое богатство, схороненное от глаз древними египтянами. Зачем, зачем это нужно было мумии фараона в загробной жизни? Дрожащими руками Бадра нащупала пектораль – то было еще одно ожерелье, ожерелье принцессы Мерет. Ожерелье, которое обрекало его обладателя на рабство. Если женщина держала его в руках, оно жгло их, как горящие уголья. Она быстро опустила его в свой мешочек.

На лагерь опустилась ночь. Лежа на своей узкой постели, Кеннет терпеливо ждал. Из ночной темноты до него донесся тихий свист, затем голос, приглушенный и полный нетерпения.

– Саиб, нужно вставать.

Кеннет быстро оделся и выскочил из шатра. Перед ним стоял тот самый рабочий, который должен был караулить на раскопках этой ночью. Страж приветствовал его, крепко сжимая в руках винтовку.

– В гробнице кто-то есть.

Кивком головы Кеннет отпустил человека. На темном бархате неба бриллиантами сверкали мириады звезд. Растущий месяц проливал на песок свой мягкий серебряный свет. Что ж, в гробнице, он найдет ответы на свои вопросы. Кеннет зажег факел и приготовился к спуску.

Внутри гробницы царила жуткая тишина. На носу у Бадры повисла капелька пота. Сильно пахло пометом летучих мышей. Пребывание под землей разбудило все ее предрассудки и страхи. Она сотворила оберегающий жест против глаза дьявола, как ее этому учили в детстве. Держа в руках мешочек с похищенным ожерельем, она вдруг ощутила приступ тошноты.

Бадра смотрела на пустынное и безлюдное место упокоения фараона, сооружение гробницы для которого было начато с момента его вступления на трон. У нее опять неровно забилось сердце. Всю свою честную земную жизнь древние египтяне рассматривали как подготовку к жизни загробной. Взяв это ожерелье, наличие которого в гробнице означало, что и в загробной жизни правители будут иметь привычную им при жизни роскошь, она как бы лишала их обладателей того, что должно было обеспечить им богатую жизнь в загробном мире. Это считалось непростительным грехом, за которым, по преданию, должна была последовать расплата.

Собрав все свои внутренние силы, она постаралась отвлечься от тягостных мыслей о предательстве, воровстве и бесчестьи. Бадра хотела забрать свой кинжал и вдруг отчетливо услышала чьи-то крадущиеся шаги в наклонном коридоре, ведущем к галерее.

Бадра в отчаянии оглянулась. В открытой камере не было укромного места, где можно было бы скрыться. Протиснувшись за саркофаг, она присела на корточки и, затаившись, стала ждать. Кто-то крадучись приближался. Она слышала тяжелые мужские шаги. Человек делал все возможное, чтобы войти в гробницу незамеченным.

Если она пробудет в своем укрытии довольно долго, может быть, этот человек найдет то, за чем пришел, и уйдет. Она впилась пальцами в полы своего кафтана. Еще один грабитель?

От волнения у нее вспотели виски. Кто бы ни был этот человек, он быстро приближался. Ей в голову пришла другая мысль. На всякий случай надо было подготовить правдоподобное объяснение своего присутствия в гробнице в такое время. Она перебирала в уме различные варианты, но все они казались неубедительными, как детская ложь.

Лучше всего было оставаться на месте. Бадра еще глубже вползла в укрытие. Шаги были слышны уже у входа в камеру. Затем человек вошел внутрь помещения. Она напряженно слушала шаги человека, который торопился закончить свое дело и быстро уйти.

Рискуя обнаружить себя, она вытянула шею. Ей были видны брюки европейского покроя. Ни шаровар цвета индиго, ни мягкой кожаной обуви. Значит, это не Рашид. Может быть, это археолог, месье де Морган?

Человек стоял молча. В гробнице не было слышно ни звука. Ей же слышался только стук ее сердца.

Спрятавшись за кварцитовым саркофагом, она сжалась в комок.

Раздался легкий скрип, и шаги стали удаляться. Шумный вздох облегчения вырвался из ее груди. Еще немного подождав, Бадра медленно распрямилась, потирая затекшие руки и ноги. И вдруг пронзительно закричала: кто-то зажал ей рот. Затем ее резко схватили за талию. И она услышала негромкий мужской голос:

– Что ты здесь делаешь, Бадра?