Текст книги "Кобра и наложница"
Автор книги: Бонни Вэнэк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
ГЛАВА ВТОРАЯ
Лондон, февраль 1895 года
Новые брюки были слишком тесны в бедрах.
Он даже застонал от боли, когда портной стал одергивать на нем новый костюм из тонкого сукна. Кеннет Тристан, герцог Колдуэлл не смог сдержать крика, когда брюки стиснули ему пах. Он пробормотал арабское проклятие своему портному, уподобившемуся кровожадной самке шакала из пустыни.
– О, я боялся этого, милорд. Мой новый помощник снял неточные мерки. Просто вы крупнее, чем он определил, – в смущении объяснил седоволосый портной. Он опустился на колени и стал смотреть на нижнюю часть торса Кеннета с таким интересом, с каким его повар-француз изучает кусок мяса.
– Проклятье, заберите их, пока они не сделали меня евнухом!
Портной сконфуженно взглянул на него:
– Извините, милорд, я не понимаю, что вы сказали…
Английский Кеннета был почти безупречен, но его арабский акцент заставлял многих в недоумении поднимать брови.
Хепри скрипнул зубами и произнес фразу так отчетливо, как только мог:
– Снимите их. Брюки мне тесны.
Стоя перед ним, портной заломил руки:
– Я прошу простить, милорд. Боюсь, придется прислать моего нового помощника, чтобы он как следует снял ваши мерки.
– Пришлите женщину. Женщины знают, как правильно снимать мерки. Поверьте мне, – прорычал Хепри.
Суетившийся вокруг него Фландерс застыл от ужаса. Перед смертью дед Кеннета составил для него подробную инструкцию по соблюдению правил приличия. Он надеялся, что это поможет его внуку быстрее освоиться в английском обществе. Однако этого, увы, не произошло.
– Не надо женщины, милорд. Люди из вашего благородного окружения придут от этого в ужас.
Вечно надо оглядываться на всех этих пэров и других аристократов, которые смотрят на него свысока, потому что он, по их мнению, приехал из варварской страны.
Кеннет взглянул на портного, который снимал с него брюки, сверху вниз:
– Брюки не подходят по длине для моих ног.
– Помните, милорд, не следует говорить «нога» или упоминать любую другую часть тела, – инструктировал его Фландерс. – В благовоспитанном обществе, конечно. Правильно сказать «конечность».
Всегда подсказывают ему, как говорить, что сказать. Кеннет взорвался:
– Если уж речь пошла о ногах, то почему же стол у меня в столовой покрыт скатертью? Ножки стола украшены ручной резьбой, разве ее не следует показывать?
Голос Фландерса дрогнул:
– Потому что известно, что… вид ножки стола… возбуждает мужчин. Их не показывают.
Боже милостивый! Английские джентльмены приходят в возбуждение от вида изогнутой ножки стола?
Ох уж эта странная западноевропейская культура! Униженный месяцами подсказок, поучений и инструкций, Кеннет большими шагами пересек гардеробную и вошел в соседнюю гостиную, обитую шелковыми обоями и обставленную лакированной мебелью в викторианском стиле. Нагнувшись, он стал разглядывать бюро из атласного дерева.
За спиной слышался обеспокоенный голос назойливо следующего за ним по пятам Фландерса:
– Извините, милорд, но что вы делаете?
– Изучаю ножки бюро. – Он выпрямился. – Странно, но это меня вовсе не возбуждает.
Подавив гримасу неудовольствия, Хепри вернулся в гардеробную, готовый терпеть новые муки. В комнату важно вошел юный помощник повара. Кеннет почувствовал досаду. Его повар-француз готовил жирные сливочные соусы, которые его желудок плохо переваривал. Но было принято пользоваться услугами дорогого повара, и поэтому в доме Кеннета по высокой рекомендации появился Помера, нанятый лично его кузеном Виктором.
– Извините, милорд, но шеф-повар хотел бы узнать, что вы предпочитаете сегодня на ужин: цыпленка или мясо?
Кеннет встретился взглядом с Фландерсом.
– Скажите ему, что я желаю… куриные грудки.
Фландерс поморщился.
– Да. Замечательные, мясистые белые грудки. Я очень хочу грудки. Чем они больше, тем лучше.
Не поняв скабрезности слов герцога, поваренок кивнул и вышел.
Кеннет стоял в своей роскошной гардеробной и размышлял. Вся его жизнь теперь была регламентирована – у него был дворецкий, чтобы открывать дверь, горничная, чтобы разжигать камин, слуга, чтобы подавать кофе в постель… А повар вдобавок обеспечивал ему несварение желудка.
Портной вынул длинный шнурок.
– С вашего разрешения я еще раз сниму мерки, милорд.
Пришлось подчиниться. Кеннет стянул рубашку и остался только в шелковом белье. Он вытянул руки, чувствуя себя ужасно глупо. Портной протянул шнурок от верхнего завитка волос у него под подбородком до запястья. Никакого уважения. Все напоказ.
– И все-таки это следует делать женщине, – упрямо возразил он. – Я знаю одну, вполне подходящую.
Мыслями он перенесся в шатры египетской пустыни, где мужчине было позволено получать удовольствие, снисходительно разрешая женщине раздевать его. Бадра. Он вспомнил ее темные глаза, сверкавшие, как яркие звезды на темном бархате ночного неба. У него заколотилось сердце, когда он вспомнил, как играли лучи солнца на ее лице. Грациозное покачивание ее бедер, заставлявшее мужчин оборачиваться, когда она проходила мимо. Тот поцелуи в холодном свете луны…
Он почувствовал возбуждение.
Кеннет взглянул вниз. Его набухший член покачивался в такт его мыслям.
«Бадра, – говорил он. – О, да, да, да – мы очень, очень ее хотим». – Как непослушное дитя, он не хотел подчиняться.
Фландерс от ужаса чуть не упал в обморок. Его розовощекое личико выражало глубокое потрясение.
– О Боже, – сказал портной слабым голосом, закрывая лицо руками. – Теперь я понимаю, что те брюки никогда не подошли бы вам.
Кеннет смерил его холодным взглядом.
– А что полагается по протоколу в подобном случае?
Не дожидаясь ответа, он повелительно взмахнул рукой.
– Вон! Все вон! Пришлите мне камердинера с подходящей одеждой, черт побери! Отдайте этому человеку мой старый костюм, и пусть он снимет мерки с него!
Все стремительно, как свора побитых собак, выбежали из комнаты. Кеннет рухнул на ковер и уселся, скрестив ноги, как бедуин. Закрыв глаза, он стал глубоко дышать, чтобы успокоиться. С того времени, как умер его дед, в нем накопилось столько усталости. И роскошная французская еда, которую готовил его повар, не помогала. В продолжение последних двух месяцев он очень хорошо понял одну особенность: хозяин этого роскошного жилища имел очень много утомительных и непонятных ему обязанностей.
Через несколько минут раздался стук в дверь. Хепри велел войти и открыл один глаз. Робко вошел его новый камердинер с одеждой в руках.
– Прошу прощения, милорд, с вами все в порядке?
– Я люблю сидеть на полу, – спокойно сказал Кеннет.
Кровь прилила к лицу камердинера. Кеннет встал.
– Вы новый лакей, Хопкинс, верно?
– Да, милорд.
– Только не надо снимать с меня мерку, и все будет хорошо, – пробормотал Кеннет. Молодой человек ответил нерешительной улыбкой.
Всегда интересовавшийся происхождением слуг, Кеннет задал Хопкинсу несколько вопросов и выяснил, что камердинер вырос в большой семье в Ист-Энде. Он без умолку трещал о своих родных, пока подбирал разбросанную по полу одежду и предложил Кеннету чистую рубашку. Герцог встал, снова повернувшись к большому золоченому зеркалу, вмонтированному в стену гардеробной, и вытянул руки таким образом, чтобы Хопкинс смог надеть на него рубашку.
– Какой странный знак, милорд.
Кеннет взглянул на свое правое плечо. Небольшого размера голубая татуировка изображала готовую к нападению змею. Он благоговейно дотронулся до нее и отдернул руку, как будто обжегшись.
– Я никогда не видел ничего подобного. Что она обозначает?
– Это знак моего прошлого, – коротко ответил Кеннет.
В глазах Хопкинса горело жадное любопытство, когда он надевал на герцога белую накрахмаленную рубашку.
– Вашего прошлого в Египте? Я кое-что слышал об этом. Вы жили в египетском племени воинов? – Даже после года жизни в Англии Кеннет чувствовал стеснение от твердого накрахмаленного воротничка рубашки, который сейчас расправлял Хопкинс на его шее.
Знакомая боль стиснула его сердце. Внезапно он вспомнил совет Фландерса, который сейчас оказался очень кстати. Не фамильярничать со слугами.
– Помогите мне надеть рубашку, Хопкинс. Вам платят не за то, чтобы вы задавали вопросы, – резко сказал Кеннет.
В зеркале он встретился глазами с лакеем.
Хопкинс поперхнулся.
– Извините… извините меня, – сказал он, заикаясь.
Кеннет почувствовал укол совести, когда увидел выражение глаз молодого человека. Хопкинс, по-видимому, боялся быть уволенным за допущенную бестактность. Но Кеннет ведь сам был виноват в том, что слуга осмелился задавать вопросы. Привыкшему к небрежной фамильярности Хамсинов, Кеннету трудно было приспосабливаться к чопорным правилам английского высшего общества. Но он должен был сдерживать свое природное дружелюбие.
«Теперь ты герцог Колдуэлл. Ты больше не Хепри».
Однако он был ужасно одинок. В течение целого года, после того как он променял жизнь среди двух тысяч человек на одинокую жизнь в громадном доме, только слуги составляли ему компанию. Он ощущал бессмысленность своей жизни – пока не получил телеграмму из Египта.
Кеннет бесцельно скользил взглядом по блестящей мебели огромной гостиной. На бюро, рядом с медной чернильницей и поблескивающим золотым пером, лежали две телеграммы. Одна сообщала волнующую новость: было найдено одно из ожерелий принцессы Мерет. Осуществлялась одна из самых больших надежд его отца.
В течение многих лет отец Кеннета искал легендарное драгоценное ожерелье принцессы Мерет. Когда Кеннету было четыре года, его отец организовал раскопки в Дашуре, уверенный, что найдет вход в пирамиду и подземную гробницу. Желая присутствовать при торжестве этого открытия, он и взял тогда свою семью и отправился в Египет. Прежде всего они предприняли увеселительную поездку через пустыню в сторону Красного моря, чтобы познакомиться с древней землей.
Именно тогда на них напало племя Аль-Хаджидов. Все планы раскопок рухнули вместе с его смертью. Умерли его мечты.
Но два месяца назад Кеннет выделил значительную сумму денег для продолжения дела своего отца. Раскопки производил Жак де Морган, главный руководитель Департамента древностей Египта. Он нашел вход в скрытую гробницу и одно из ожерелий. Воодушевленный результатами, Кеннет уже планировал поехать в Египет, чтобы присутствовать при раскопках. Потом передумал.
Когда он уезжал в прошлом году, то поклялся никогда чуда не возвращаться. В песках Египта он оставил слишком много горьких воспоминаний. И он приказал распаковать чемоданы, решив дожидаться новостей о раскопках в Англии.
Но сегодня он получил еще одну телеграмму, в которой сообщалось, что кто-то украл то ожерелье. Новость обеспокоила его. В нем закипела горячая кровь воина племени Хамсинов, требуя наказания виновных.
Хопкинс закончил чистить его серую визитку и брюки со стрелками. Руки Кеннета потянулись к поясу и застыли. Никаких старых привычек. Никакой сабли. Он больше не был Хамсином. Без оружия он чувствовал себя голым.
По крайней мере, его желание найти вора подсказало ему другой выход. В Англии существовал крупнейший в мире черный рынок антиквариата. Он обойдет всех торговцев и будет искать пропавшую вещь. Он принял вызов. Черт побери, он добьется своего.
Кеннет одобрительно улыбнулся взволнованному камердинеру и поблагодарил его за помощь. На лице лакея явственно читалось облегчение.
– Позовите ко мне Саида, – медленно приказал Кеннет.
– Да, милорд, – поклонился камердинер.
Дотронувшись до одежды, туго охватывавшей его тело,
Кеннет взглянул на незнакомца в зеркале. У него было все: здоровье, титул, положение в обществе.
И, однако, у него не было ничего. Он ощущал пустоту. Стараясь не обращать на это внимание, он выпрямился.
– Вы звали меня, милорд?
В зеркале он увидел своего секретаря. Сконфуженный, Кеннет обернулся. Он не слышал, как вошел Саид. Куда подевалась легендарная способность Хепри слышать шум песка в пустыне? Теперь от него требовались совсем другие умения. Приняв образ жизни этой страны, он утратил свои навыки воина.
Перед ним стоял человек средних лет. Дед Кеннета познакомился с ним во время своей поездки в Египет и спас его от нищеты. У Саида была кожа цвета крепкого арабского кофе со сливками. Он знал английский и арабский, был умен, обладал хорошими манерами. Саид вел все дела герцога, дед полностью доверял ему.
– Я уже говорил тебе, Саид, когда мы одни, я для тебя просто мистер Кеннет или сэр, если тебе так удобней.
– Да, милорд, – улыбка тронул его губы.
Кеннет отряхнул лацкан пиджака:
– Есть сообщения из Египта?
– Утром пришла телеграмма. – Саид протянул ему бланк.
У Кеннета заныла душа. Он стал завязывать галстук.
– Какие новости?
Секретарь стал читать вслух отчет де Моргана о раскопках в Дашуре. Пальцы Кеннета, завязывавшего галстук, замерли, когда он услышал, что в том месте, где пропало ожерелье, на песке был найден обрывок ткани синего цвета. Цвета племени Хамсинов. Де Морган сообщал, что накануне, перед тем как обнаружилась пропажа, у них побывали четверо из этого племени – Джабари, Рашид, Элизабет и Бадра.
Кеннет отослал Саида и, погруженный в раздумья, стал шагать по комнате.
Мог ли Джабари украсть ожерелье? Это могло бы быть отличной местью за то оскорбление, которое Хепри нанес шейху перед отъездом из Египта. Но Джабари с уважением относился к священным реликвиям своей страны. В этом не было смысла. Кеннет был глубоко обеспокоен. Ему захотелось пить. Он взял фарфоровую чашку с лимонным соком. Первый же глоток возбудил аппетит. По мраморной лестнице с натертыми до блеска перилами он спустился вниз. На пороге кухни он остановился, вспомнив наставления Фландерса. Нужно было пользоваться звонком, если он чего-либо хотел.
Черт побери этот проклятый звонок! Почему он не может просто взять какие-нибудь фрукты? Почему все в этом доме делается так церемонно? Он хотел сам очистить апельсин, не разделяя его на отдельные кусочки, вдохнуть его острый аромат, почувствовать во рту горьковатый вкус.
Кеннет распахнул дверь кухни и застыл на пороге.
Его повар-француз стоял около разделочного стола и разносил хныкающую кухарку. На столе перед ним, как некая жертва, лежал большой кусок сырого мяса. Кеннет почувствовал тошноту. В этот момент повар заметил герцога и резко оборвал себя. Все присутствовавшие повернули головы к хозяину.
– Почему вы кричите на нее? – поинтересовался он у повара ровным голосом.
Пухлое лицо повара задергалось в нервном тике.
– По правде говоря, ваше высочество, это пустяки, не стоящие вашего внимания. Обычное дело. Я просто уволил нерадивую кухарку.
Кеннет увидел округлившийся живот женщины, посмотрел в ее покрасневшие от слез глаза, с мольбой глядевшие на него, и все понял.
Он подумал об армии слуг, готовых выполнять все его приказы, портных, снимающих мерки с его интимных мест, своем секретаре, озабоченном тем, чтобы милорд соблюдал все положенные приличием правила… Мысленно перенесся в туманный Лондон, на его холодные, сырые улицы, по которым в поисках работы бродят изможденные, отчаявшиеся девушки.
В нем закипал гнев. Как могло это подлое общество так легко отринуть женщину, носящую под сердцем ребенка, когда в нем находили себе место куда более страшные грехи?
– Вы не уволите ее! – властно сказал он.
Маленькие глазки Помера? чуть не вылезли из орбит, его тощая бородка затряслась, и он быстро заговорил, брызжа слюной. Зрелище было забавное.
– Но, м-м-милорд… – забормотал он.
– Из-за того, что бедная девушка попала в беду, вы выкидываете ее на улицу?
Помера еще что-то бормотал, его лицо налилось кровью.
Кеннет подошел к служанке, которая спрятала лицо в передник.
– Вы остаетесь. Я не хочу терять хороших работников.
– Спасибо, милорд, – прошептала она. Ее потрескавшиеся от горячей воды руки дрожали. – Он обещал жениться… но… а теперь меня еще и выгоняют.
– Все совершают ошибки. – Кеннет думал о Бадре, о своей самой горькой ошибке, о том, как она отказалась выйти за него замуж.
Помера покраснел еще больше. Он готов был взорваться.
– Милорд, я настаиваю… вы не должны разрешать ее оставаться здесь. Это будет служить плохим примером для остальных.
Кеннет повернулся к кухарке:
– Вы умеете готовить?
– Да. Я готовила для своей семьи, милорд. Простую еду, но…
– Хорошо. Прекрасно звучит – «простая еда». Вы можете начать сегодня с приготовления ужина? Теперь вы будете моим поваром. – Кеннет спокойно и холодно посмотрел на француза:
– Собирайте вещи. Вы уволены.
От неожиданности Помера раскрыл рот.
– Но, но… – забормотал он.
– Немедленно. Я не хочу есть вашу жирную французскую пищу, – спокойно продолжил Кеннет.
Затем, чувствуя себя удовлетворенным, он отправился в библиотеку, оставив бушующего Помера изливать свое негодование французскими проклятьями. Там он уселся в удобное вольтеровское кресло и стал глядеть на огонь, потрескивавший в белом мраморном камине. В каждой комнаты был камин. Он любил живой огонь. Он был богат и мог позволить себе это. Но как же, однако, остро он чувствовал холод одиночества!..
Вошедший легкими шагами Саид привлек к себе его внимание. В руках у него была пачка бумаг. Сердце Кеннета заныло.
– Все это я должен подписать?
Саид кивнул. Кеннет подошел к бюро, сел в кресло-вертушку и уставился на стопку документов, положенную перед ним секретарем.
Он медленно окунул в чернильницу свое толстое золотое перо. Рука повисла над листом. Кеннет напрягся и вывел на листе замысловатые завитушки, которые не имели для пего никакого смысла. Выглядели они весьма убедительно. Саид посыпал лист песком, чтобы промокнуть его подпись.
Кеннет достал из кармашка золотые часы. Его друг, Дэндон Бартон, граф Смитфилд, предложил ему встретиться в антикварном магазине его кузена Виктора. Он обещал маленький сюрприз.
– Прикажи подать экипаж, Саид. Я опаздываю на встречу с лордом Смитфилд ом.
Когда секретарь вышел, Кеннет посмотрел на бумагу, усеянную чернильными пятнышками.
Песок. Египет. Ему хотелось пройти пешком по земле, которую он однажды назвал своим домом, но которая больше им не была.
Такова ирония судьбы. Английский герцог, поклявшийся никогда не возвращаться в Египет, тосковал по этой земле. Он чувствовал себя отринутым, лишенным родины и древней культуры. В тот момент, когда он покинул Египет, он поклялся себе, что забудет женщину, которая разбила его сердце. Бадра осталась в его прошлом, в том времени, когда он, как ветер, мчался по пескам с саблей в могучей руке. В том времени, когда его называли Хепри. Воспоминание о ней дразнило его, как песня сирен. Чтобы не слышать этой манящей мелодии, надо было заткнуть уши. Помоги ему Бог, если он когда-нибудь снова увидит ее. Помоги Бог им обоим.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Это предприятие было гораздо более опасным, чем она ожидала. Сердце в груди бешено колотилось, когда она выглянула в окошечко экипажа. Бадра дохнула на замерзшее стекло и нацарапала на нем свое имя по-английски. Глядя на буквы, она улыбнулась. Когда-то она была необразованна, а теперь могла читать и писать и по-английски, и по-арабски. Это было самым большим ее успехом.
Нетерпение охватило молодую женщину. Может быть, то, что происходило с ней сейчас, было самой большой ее неудачей. Одно дело – провезти контрабандой ворованное произведение искусства, принадлежащее другому. Но ожерелье, принадлежащее Хепри? Ее руки, засунутые в меховую муфту, вспотели, несмотря на холод.
Неприветливая, бесцветная страна, которую Хепри теперь называл своим домом, холодила ее кровь.
Бадра жаждала теплого египетского песка, нежного ветерка пустыни, жаркого желтого солнца. У нее вызывали отвращение толпы людей на улицах Лондона, городские запахи, столбы черного дыма из труб, молящие глаза маленьких нищих оборвышей, грязь и нечистоты трущоб.
Она поглядела на Рашида, который разговаривал с лордом Смитфилдом, отцом Кэтрин. Граф обещал помочь им найти надежного покупателя на золото Хамсинов. Полученными от этой продажи деньгами они могли бы оплатить обучение детей из их племени в Англии. Рашид не сменил своего обычного одеяния: он был одет в свои шаровары и синий биниш, из-под тюрбана выбивались его длинные темные локоны. Его единственной уступкой английской манере одеваться был толстый шерстяной плащ, который он накинул, чтобы защититься от холода.
Когда они прибыли на место, пронизывающий ветер заставил Бадру плотнее закутаться в свой шерстяной бурнус. У нее была неподходящая для Англии одежда. Трудно было идти в плетеной обуви. Порывы ветра раскачивали вывеску над витриной магазина: «Антиквариат».
Вслед за Рашидом и графом она вошла внутрь. Когда дверь открылась, зазвенел маленький, звонкий колокольчик. Она нарочно задержалась у стеклянных витрин, как будто любуясь блеском выставленных там диковинок, и перевела дух, лишь когда хозяин пригласил мужчин в заднюю комнату для переговоров.
Она встретилась глазами с приказчиком. Он был из тех, кто приторговывал на черном рынке за спиной своего хозяина. Бадра украдкой вытащила из сумки, называемой, как она слышала, «ридикюль», египетское ожерелье и положила его на конторку. Чувство вины терзало ее. Если бы Джабари знал, что она делает, если бы он узнал, что она позорит его племя, превратившись в обыкновенную разорительницу гробниц…
Отбросив все колебания, она бегло заговорила на отличном английском. Приказчик стал рассматривать египетскую пектораль, которая представляла собой двух грифонов и богиню с телом птицы. При свете лампы лазуриты и сердолики ярко блестели.
– Прекрасная вещь, – восхитился он. – Трудно будет сделать копию, но она принесет хорошие деньги.
Копия? Теперь понятно, почему Масуд хотел, чтобы ожерелье провезли сюда контрабандой. Приказчик изготовит точную копию. В этом не было сомнения. Она выполнила свое задание, обеспечив безопасность Жасмин. Приказчик протянул ей толстую пачку бумажных фунтов для Масуда. Когда Бадра брала деньги, ее рука дрогнула. Она стала средством передачи ворованных вещей и грязных денег.
Едва лишь Бадра успела спрятать банкноты в свою муфту, когда маленький серебряный колокольчик зазвенел опять. Бадра обернулась, чтобы посмотреть на вошедшего. От изумления она онемела.
На нее смотрели сверкающие голубые глаза, которых, как она думала, никогда не увидит. Хепри.
Бадра.
Вселенная перестала существовать. Все закружилось у него перед глазами. Он смотрел на женщину, которую когда-то любил и не мог ни думать, ни дышать. Ее экзотическая красота снова околдовала его, перенесла обратно в знакомое очарование жарких арабских ночей и тайн черных шатров под бездонным звездным небом. Те же светящиеся миндалевидные глаза, изящный овал лица и мягкий, податливый рот – все это заставило его сердце неистово биться. Его глаза расширились, менее всего он ожидал увидеть здесь эту женщину. Бадра крепко сжала губы, сделала шаг вперед, покачиваясь, как новорожденный жеребенок, и едва не упала.
Привычка, воспитанная в нем теми пятью годами, когда он защищал ее от малейшего вреда, побудила его броситься к ней на помощь. Он удержал Бадру, схватив за локоть. Их глаза, темно-карие и голубые, встретились. Бадра только и смогла выдохнуть: «Ох!»
Кеннет ощутил в своих руках мягкую английскую ткань. Его передернуло. Бадра в английском платье и египетском шерстяном бурнусе, была похожа на известняковую статую Рамзеса II, одетую в сюртук и галстук.
От великого до смешного один шаг.
Однако ничто не могло скрыть ее красоты. Даже эта мешковина.
Боясь выказать свои подлинные чувства, он выпрямился, спрятав обе руки за спиной.
– Хелло, Бадра, – бесстрастно сказал он по-английски.
– Хепри, – ее чувственный голос обволакивал его, как шелковый шарф, сводя с ума.
– Кеннет, – поправил он.
Он поднял ее упавшую муфту, из которой выскользнули фунты стерлингов. Кеннет вернул деньги Бадре. В нем проснулось любопытство, брови вопросительно приподнялись.
– Я… я не знаю, куда положить английские деньги, – пробормотала она.
Он кивком показал ей на ридикюль, висевший у нее на руке.
– Рада была увидеть тебя, Хеп… О, прости… – Кеннет. Бадра взяла деньги и муфту. Щеки у нее порозовели. Ее волнение было более заметно.
– Я вижу, у тебя все в порядке, – добавила она.
Он смотрел на нее.
«В порядке?»
Когда все, чего он желал, – схватить ее в свои объятия и целовать, целовать?.. Когда своим отказом она ранила его до глубины души. Он усмехнулся:
– Что ты здесь делаешь, Бадра?
– Мы с Рашидом приехали в гости к лорду Смитфилду.
Он выругался про себя. По-видимому, граф думал, что встреча с людьми из его племени доставит ему удовольствие. Черт побери, ничего подобного.
– Зачем? – как бы не понимая, спросил он.
– Должен был ехать Рамзес, но Кэтрин ждет ребенка, и он боялся, что долгое путешествие повредит ей. Мы приехали в их поместье. Ты помнишь находки, сделанные в гробнице предков Рамзеса?
Он коротко кивнул. Она продолжала:
– Лорд Смитфилд помогает нам продать кое-что. На вырученные деньги Джабари пошлет нескольких мальчиков учиться сюда, в Англию. Им нужно продолжать образование. – Она улыбнулась. – Как поживает твой дедушка?
У него сдавило горло.
– Мой дед… умер два месяца назад. Внезапная болезнь. Ко мне перешел титул герцога Колдуэлла. – Он помолчал, затем продолжил: – Знаешь, мне посчастливилось некоторое время прожить с этим удивительным человеком.
– О, Кеннет, я сожалею. Почему ты не написал нам об этом?
«Написать им?»
Он оставил племя в прошлой жизни, хотя он страстно желал поделиться с ними своими переживаниями, когда приехал на свою новую родину вместе с дедом, а затем потерял его. Проклятье! Он чувствовал себя таким одиноким. Но он не мог сказать им об этом.
Внезапно он сменил тему:
– Я слышал, ты ездила на раскопки в Дашур. Тебе что-нибудь понравилось там?
У нее на щеках выступили красные пятна.
– Это было очень познавательно. А как ты узнал, что мы приезжали туда?
– Я знаю все, что происходит на раскопках. – Он смотрел на ее лицо, в ее прекрасные большие глаза.
Увлекшись, Кеннет ощутил знакомое желание. Он подавил его.
– Как Элизабет? Ей понравились пирамиды?
– Да, очень. И ей, и Джабари. Они очень ждали этой поездки. Тарику уже почти два и он, – в ее глазах засверкали искорки, – уже маленький мужчина.
Внезапная тоска по пескам пустыни, которую он когда-то назвал своим домом, охватила его. Кеннет внимательно посмотрел на Бадру. Под расстегнутым плащом он видел, как серое платье из мягкой ткани, отделанное кружевами, подчеркивает ее грудь и бедра. Теплая фетровая шляпа скрывала ее темные шелковые волосы, стянутые в тугой узел. Никто из всех английских женщин, которых он встречал и с которыми он делил постель в надежде забыть Бадру, не мог сравниться с нею своей красотой.
Он овладел своими чувствами. Джабари советовал ему никогда не обнаруживать их перед своими врагами, иначе погибнешь. Тебя никто не пожалеет. Боже, шейх был прав – только он не предупредил, что врагом может быть прелестная женщина.
– Передай Элизабет привет от меня, – холодным тоном сказал он Бадре.
Отвернувшись от нее, он подошел к приказчику. Тот дружески улыбнулся герцогу. Кеннет оперся руками на конторку и, проницательно глядя на него, повелительно спросил:
– Вы получили что-нибудь новое? Меня особенно интересует золотое египетское ожерелье. В виде двух грифонов и богини в облике птицы.
