Текст книги "Carte Blanche 2: Reload (СИ)"

Автор книги: Билен Катрайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

– Знаю. Пиздец конечно, – многозначительный вздох, Оксана всё же опускается на край кровати, глядя в окно.

– Тебе всегда везёт... – Килиан не скрывает львиной доли зависти в голосе. И взгляд её... такой, печальный, что ли. Ведь через что бы Оксане пройти не приходилось, она всегда достигала финиша с гордо поднятой головой. Ещё и теперь... целая семейка на голову, которая сомнительно, но защищает. По крайней мере она жива, невредима, едет себе в машине брата туда, откуда недавно хотели выкинуть.

– Эда повязали... – хочет тему перевести, но выходит всё то же. Тот же плюс в её копилку.

– Знаю, Макс рассказал, – отмахивается Лиана, выдерживая небольшую паузу. – Зачем ты возвращаешься? Ты же так хотела свободы...

Вопрос звучит тихо, но недостаточно. И в какой-то степени он заставляет Окс сменить настрой и переплести между собой пальцы, щёлкнуть костяшками. И глазами в эти пальцы уткнуться, явно занервничав.

– Это из-за него? – Килла снова давит, и Окс на уровне инстинктов вскакивает с кровати, надевая свою фирменную фальшивую улыбочку.

– Боже, мне просто нравится мозолить всем глаза! Чего вы зацикленные такие? – цокает, руками всплёскивает и медленно отчаливает, мол, время посещений к концу подошло.

Но Лиана лишь легонько губы в улыбке тянет, останавливая блондинку уже у двери.

– Окс, – негромкий зов, девушка останавливается почти у порога. – Не делай ему больно, – эти двое знают, о чём речь. Тут и дурак бы догадался. И Оксана всё же опускает глаза в пол, собираясь с духом и наконец оборачиваясь на Лиану.

– Поправляйся... – бесцветно, но без фальши. Девушка спешит удалиться и размеренно топает вниз. Туда, где ждёт... брат, чёрт возьми. – Никакой он мне не брат, – бурчит себе под нос, спускаясь по лестнице. – Взялся, тоже мне... – головой мотает, обиженно шепча и саму себя настраивая. – Ты никому не нужна, забыла? – звучит, как заклинание сумасшедшей, говорящем самой с собой. Благо, рядом нет никого.

– Повидались? – Артём непринуждённо интересуется, но Окс проходит мимо троих товарищей и даже слова не молвит. Просто топает себе насупленно и залезает в машину, ожидая. – О как... – его брови чуть подскакивают, но решать головоломки насчёт её поведения он явно не в духе.

И он прощается с Максом дружеским рукопожатием, не скупясь на пожелание скорой выписки его девушки и возвращения в общежитие. А Макс улыбается, только скрытно как-то, будто жлобится на эмоции. Ведь приятно наконец не видеть враждебных взглядов в свою сторону. Но по-настоящему искренне он улыбнётся, когда попрощается с парой и зайдёт снова в стены больницы. А эмоции на показ подождут.

– И о чём ты хотела поговорить?

Да хуй его знает.

Мне бы сначала у себя спросить, какого хрена я стою в собственной комнате, как приглашённый гость. Ещё стены так рассматриваю, как будто впервые вижу. Господи...

– Если честно, – давай, Нина, твой час позора, – я не знаю, – ожидаемо.

– Тогда что ты тут делаешь? – стою, аки дерево, не зная, какой ещё шикарной фразочкой плеснуть.

А ещё я пытаюсь понять, хочу ли знать всё, что тут происходило без меня. Пытаюсь понять, почему так больно на кровать смотреть, от которой я взгляд тут же отвожу. Ещё я до сих пор спиной к нему стою, пока мысли вихрем в голове кружат. Но заключение я всё же вырываю из этого винегрета, резко к нему поворачиваясь и чуть было не зажмуриваясь.

– Ты изменял мне? – сейчас просто получу ответ и уйду. Уйду...

И какого чёрта ты медлишь? Миронов, пожалуйста...

Хочется просто взвыть и попросить его убрать этот гипнотизирующий взгляд, с которым он подходит. А ещё хочется руки вперёд резко выставить и не дать ему нарушить своего личного пространства, но тело как назло не слушается, а язык немеет.

– Нет, – он что, подходил, чтобы лучше слышно было? Или фору себе для размышлений давал?

– Правду, – наконец впиваюсь в него глазами и не отпускаю. Требую, чёрт возьми, требую, хотя хочется его наизнанку вывернуть и выпотрошить всё.

– Почти было, – не знаю, какого, но в сердце будто впиваются остриём ножа, – если так хочешь это слышать, то мы лежали на кровати, разделись практически. Но до дела не дошло. В этот момент я понял, что это не ты.

Сука. Ты хоть знаешь, как это больно? Знаешь, блять? Каково теперь смотреть на эту кровать и видеть на ней вас! Голых, сука... Очень вовремя ты понял, герой. Хорошо, что хоть не пришлось присунуть и кончить, чтобы понять, что что-то, блять, не то.

Гнев. Гнев и агония, которые переплетаются воедино и рождают во мне ураган эмоций, буквально изнутри разрывающих. Трусить начинает с рук, и я еле совладаю с собой, чтобы справиться с чёртовым комком в горле и не разрыдаться прямо здесь. Единственное, на меня что хватает – в апатичном приступе замахнуться, что есть силы, и влепить Миронову такую пощёчину, от звука которой у самой в глазах темнеет.

Чёрт тебя дери, как же ненавижу...

– Целуется лучше меня, поэтому распознал? – из меня это выходит с таким надрывом, что я не узнаю свой голос. Он пустой. Пустой и отчаянный, сгрёбший в охапку все оттенки серого.

Сейчас я не хозяин своему телу, своим движениям. Но рука снова свистит в воздухе, и я намереваюсь дать очередную пощёчину, ещё сильнее. Но горящую спичку задувают прямо на ходу, и Миронов цепко перехватывает мою руку, не давая этого сделать. Смотрит на меня волчьим взглядом, расплываться потихоньку начинает. А всё потому, что прозрачная пелена наглухо застилает глаза, и ко всему я теперь перестаю контролировать эмоции, роняя слёзы из глаз так, что будь здоров.

– Тварь... – вырывается из груди писком, мешая сделать вздох. Я предполагала. Я, даже, в глубине души была уверена, но услышать в лоб оказалось больнее, чем получить пулю в лоб. – Сволочь... – пытаюсь выдернуть руку, и она идёт на излом, потому что он не отпускает. Только держит крепче, выпучивая свои глазища и, наверняка, гадая, что делать с обрушившимися на голову демонами. – Я тебя ненавижу! – а ещё я не контролирую речь, движения, биение сердца и вообще дыхание, которое бывает исключительно у того, кто забыл, как пользоваться лёгкими. – Не смей ко мне прикасаться! – я нахожу себя где-то между ним и дверью шкафа. Или, это стена. Или вообще хрен пойми что, мне это не важно сейчас. Я лишь запускаю в ход вторую руку и стараюсь как можно сильнее его ударить, зацепить.

И первые два удара он пропускает, пока меня долбят вспышки агрессии. Терпит и третий, который приходится моими когтями ему на грудь и расцарапывает кожу, отчего поражённое место тут же краснеет и, кажется, даже проступают капельки крови. Всё настолько мелко, хотя я уверена была, что достала до костей.

– Нина... – тогда он и перехватывает вторую руку, пытаясь заломать, остановить, успокоить, только тщетно всё. Даже собой со всех сил пытается прижать, но я тут же выпускаю зубы и вгрызаюсь ему в плечо, оставляя синеватую отметину и заставляя его дёрнуться, даже зашипеть.

– Забудь моё имя! – забудет он меня, как же... – свали от меня нахуй, видеть тебя не хочу! – очень кстати для человека, который сам сюда явился. Но по-другому не могу, никак не могу.

Он что-то бормочет, шипит снова, где-то даже сходит на рык, только мне сквозь свою истерику его слов не разобрать. Я затихаю только тогда, когда он меня хорошенько встряхивает и куда-то впечатывает, заставляя глухо ойкнуть и прижать от неожиданности голову.

– Что!? Что мне сделать?!? – приоткрываю потихоньку зажмуренные глаза и исподлобья наблюдаю жалкую картину. Его вены, вздутые на шее, на лбу... кажется, пара вен даже берёт начало от краешка губ. А самого трусит. Трусит, как после жуткой пьянки, где водку водкой запивали. И глаза... потерянные, стеклянные. Готова поклясться, что вижу в них влагу, но не могу быть уверенной. Точно не сейчас. – Мне встать перед тобой на колени и сказать, что виноват!? – кричит, так громко, что ушные перепонки треснуть готовы. – Я люблю тебя, мать твою! И я виноват перед тобой! Сука, что?? Что мне сделать?!? – отчаянный крик виснет в воздухе и застывает густым туманом перед глазами. Ничего не вижу. Не могу дышать от переизбытка эмоций. Злость. Она давит и ломает одну за другой кости, не оставляя выбора.

– Убери от меня руки, – моя просьба звучит так жалко, что причина моего хлюпанья балансирует где-то на грани.

– Прошу тебя, – просишь? Ты ещё и просишь? – успокойся, – да раз плюнуть, хуле там.

Ветер гуляет по комнате в вольном танце, а мне всё воздуха мало, несмотря на открытое окно. Потому что разрывает. Разрывает между тем, как я хочу его от себя отпихнуть, и тем, как всё равно потом окажусь запертой в комнате с персональным ручьём из слёз, потому что мне не плевать. Далеко, сука, не плевать. И сейчас мне будто нож в глотку запихивают, настолько сложно что-либо сказать.

– Давай начнём сначала? – от услышанного меня передёргивает, и даже появляется какая-то нездоровая усмешка. Сначала? Что? – Пожалуйста, я без тебя не смогу... – но ты мог. Мог! С ней, чёрт тебя за ногу!

– Отпусти, – всё, что могу сказать.

– Нина...

– Пожалуйста. Мне нужно побыть одной, – порыдать в углу я хотела сказать.

Мне хочется, правда хочется услышать хруст его костей, когда обниму. Хочется уткнуться в шею и сделать её жилеткой для своих рыданий на эту ночь. Но я уже вышла с того возраста, где мозгами пользоваться не обязательно, вот и набираю в лёгкие воздуха побольше, а в рот – побольше адекватных слов.

Но ни в одном из них не нуждаюсь, потому что Глеб отступает. Делает пару мелких шажков назад, наблюдая за мной. За тем, как я пристально на него смотрю примерно с четверть минуты. Как тяжело сглатываю очередной ком. И как неуверенно шагаю к двери, удаляясь настолько нехотя, потому что не хочу... не хочу того, что произойдёт, как только я останусь одна. Вот хоть волком вой.

Слов у него, видимо, не вагон, отмалчивается. И я не рискую даже обернуться, только дверью хлопаю и иду к себе. К Депо, точнее. А ещё матерюсь про себя, когда мимо двери Морта прохожу. Эти двое, кажется, настолько друг другом увлеклись, что забыли, где живут. А мне компания сейчас нужна, свихнусь иначе! Ибо острыми зубами что-то скребёт все внутренности, и нервы на пределе. Не могу...

Эстафета нелепых действий запущена, и происходит это тогда, когда я закрываю за собой дверь и сползаю по ней же на пол. Не думая достаю телефон и набираю номер, усмехаясь собственной ненормальности. Вызываемый не заставляет себя ждать. Спустя три гудка я слышу его голос.

– Поговори со мной, – почти без надрыва. Как будто я рыдала не три часа, а всего один. Прогресс. – Мне так плохо, Гош. Поговори со мной о чём угодно...

Блудная троица наконец вернулась домой после зигзагообразного маршрута, уставшие, чуть помотанные. Депо в особенности, ибо не каждый день оказываешься в запертом пространстве в компании двух дам, которые, мягко говоря, не слишком уж друг друга чествуют.

В общаге ровным счётом ничего не меняется. Тот же гомон в коридоре, та же атмосфера хаоса и бешеного спокойствия, и от этого смешения как-то умиротворённо.

Депо с Наташей найдут Нину спящей в их комнате, переглянутся. Будить не станут, ибо вряд ли девчонка спит в одежде на скомканной простынке от нечего делать, да ещё и в позе эмбриона.

Артём займёт себя походом к Сименсу, Нэт останется готовить ужин, а путешествующая с ними Окс тихо пойдёт к себе. Остановится у двери и примется искать ключи в сумочке. И будет немного отвлечена от этого занятия, когда услышит чьё-то откашливание за спиной. Улыбка себя ждать не заставит, ей и оборачиваться не надо, чтобы знать, кто это.

– Не мог дождаться? – вальяжно повернувшись, Окс окинет взглядом Вишну, оперевшегося боком на стену.

– Что за новый прикид? – тот, в свою очередь, бровь приподнимет, не стесняясь рассматривать новый образ близняшки.

– Нравится? – та игриво головой покрутит, кокетливо улыбаясь. И его одобрительного кивка ей будет достаточно. – Как тут дела? – она поинтересуется, снова принимаясь искать в сумке ключи. Не женский аксессуар, а Нарния, ей Богу.

– Всё то же самое. Любовные войны... – вздох, дающий понять, что он – точка соприкосновения.

– Вот как, – Окс поджимает губки и тут же их облизывает, наконец доставая ключи. – Так много на твои плечи свалилось, – перебор с лестью, как раз ей присуще, – может, зайдёшь на чай? Напряжение снимешь? – и последнее прозвучало как никогда пошло. Гоша даже усмехнулся демонстративно, головой качая.

– Напряжение, говоришь? – ему стоит повторить, и Окс тут же сверкает кошачьими глазками, открывая замок и приглашая жестом внутрь.

Вишну проходит, ломаясь лишь несколько секунд. А у блондинки на лице всё ещё улыбка победная, с которой она справиться всё никак не может. Но ровно до тех пор, пока не закрывает дверь с обратной стороны. А после едва успевает развернуться, влетая в эту самую дверь спиной под напором силы шатена.

– Что ты делаешь!? – она взвизгивает, хватаясь пальцами за его руку, что лежит на горле мёртвым грузом и едва ли не перекрывает доступ к кислороду. Но тот лишь раздражённо поджимает губы, и ноздри от напряжения увеличиваются. Рывок с её стороны снова бесполезен, Вишну даже не думает отпускать, вжимая в дверь крепче.

– Моя очередь задавать вопросы...

Комментарий к Сама не могу понять, уложусь в 50 глав или нет... эх, голова, что ты со мной делаешь.....

====== Часть 46 ======

– Да что на тебя нашло!? – Оксана дёргается, прикрикнуть пытается, но выходит только сдавленное глухое шипение, ибо рука Гоши слишком уютно чувствует себя на её тонкой шее. – Отпусти!

– Знаешь... – кажется, её последняя просьба была воспринята им, как «Вожми меня в эту долбанную дверь ещё крепче», что он и сделал. – Я смирился с тем, что ты ускакала от меня в закат когда-то. Смирился с тем, что знал, какой ты ведёшь образ жизни. С тем, что ты легла под самого конченного ублюдка, который тебе жизнь отравлял. Но сука... – его шипение яростнее, а пальцы непроизвольно сжимают тонкую шейку сильнее, заставляя девушку судорожно хватать воздух из последних сил, – теперь ты явилась сюда и решила, что можешь трахаться направо и налево у меня под носом!? – снова применение силы, и в очередной раз он прикладывает блондинку о дверь, пока у той уже блестящие созвездия перед глазами. – Ты знала о моих чувствах. Знала, что ты для меня значишь. И всё равно явилась сюда, и теперь виляешь своей задницей у меня перед глазами, – он чуть приближается, оставляя между их лицами совсем маленькое расстояние. – Так дай же мне, маленькая шлюшка, хоть одну причину не спустить собак и не растерзать тебя прямо здесь...

У него вены на шее вздутые, а у неё – паника в глазах, которую доселе не испытывала. Даже страх быть пойманной одним из опрокинутых ею мужиков не так ярко был выражен, как сейчас, когда Вишну перебирает пальцами косточки на горле.

– Не надо, – она едва сказать это может, и в голове даже где-то задвижка щёлкает, что, может, не стоило вот так открыто быть уверенной в том, что некогда любящий парень ничего ей не сделает? И пальцем не тронет?

– Я отпущу тебя сейчас, но только для вразумительного ответа, – а шатен стреляет словами, как патронами, смоченными ядом, вгоняя их под кожу и не оставляя надежды освободиться от его рук невредимой.

Пальцы и правда чуть ослабляют хватку, и Окс как-то хрипло, и даже чуть болезненно вбирает в лёгкие побольше воздуха. А ещё хочет отойти, хотя бы немного выбить себе личного пространства, но Богданов уверенно прицыкивает и отрицательно жестикулирует перед её носом пальцем, мол, хрен ты куда пойдёшь.

– Что ты хочешь от меня услышать...? – чуть отдышавшись, она едва поднимет на него глаза. И спрячет за ними то самое, что рвётся через нутро и хочет выбраться наружу громким и отчаянным воплем, что всё это – фальш. Что эта созданная её красками жизнь – лишь прикрытие, под которым скрыты настоящие чувства, настоящее «Я». И это «Я» всеми известными и неизвестными способами хочет, чтобы её любили, окутали огромными ангельскими крыльями и сказали, что её жизнь теперь не бессмысленна. Вот только в свою роль она успела вжиться сильно, и переступить через себя было подобно самоуничижению.

– Правду, – снова рык и его близость. Такая, что рвёт душу на куски и вынуждает бороться с собственным комом в горле, который подпёр так, что не оставляет права бороться даже с проступившей в краешках глаз влагой. – Какого чёрта ты тут делаешь, Окс? Планируешь и дальше кувыркаться с другим у меня под носом? По-твоему, нож в моём сердце недостаточно глубоко? – а ей и отрадно и до жути скорбно. Чёрт возьми, чувства мальчишки и правда до конца не затоптаны, но доставляет ли теперь удовольствие мучать его ещё больше? Да и тот факт, что она спала с Мироновым, мимо него, кажется, не прошёл. – Отвечай! – пока мысли закипают, как в раскалённом котле, Вишну встряхивает её по новой и не даёт времени взять себя в руки, чтобы найти вразумительный ответ. Хотя, по большому счёту, ответа не существует. Она просто-напросто заигралась, нахально пользуясь вседозволенностью, будучи уверенной, что на ней это никак не скажется.

– Прости... – кажется, даже мышки чихают громче. И Гоше приходится слух напрягать, чтобы расслышать то слово, которого она отродясь не знала.

– Чего? – растерянность, усмешка и дикое замешательство. За что простить? За то, что выворачивала наизнанку и хлестала душу плетью?

– Прости за то, что однажды меня встретил, – теперь его брови подлетают ещё выше, но хватки он не теряет. Зная её, это может быть просто отвлекающим манёвром. Да и она всё что угодно сказать готова, лишь бы шкурка целой осталась. – Прости, что не умею выражать своих чувств. Прости, что однажды их побоялась и сбежала. Прости, что на большее не способна. Прости, что я такая бездушная тварь, потому что другой быть не умею. И прости, что я просто не знаю, как находиться рядом с тобой. – За речью тишина и мелкие слёзки, что собрались у нижнего века влажной полоской.

А у него борьба. Ярый поединок насмерть, участниками которого являются старые чувства и непобедимый холод. Тот самый, который он взращивал с того самого момента, когда пришлось от гнетущих чувств отказаться. И хочется, до безумия хочется поверить её словам. Но ещё больше хочется вновь об них не обжечься, ибо уж слишком велик риск этот лёд растопить.

Наверное поэтому он и отпрянывает, цепляясь зорким взглядом за её глаза и тщетно пытаясь отыскать за холодным взглядом расчётливой суки ту девочку, которую полюбил однажды. Ту самую, которую последний раз он видел несколько лет назад. Ту, что однажды провожала его по делам у порога. Те самые глаза, в которых он когда-то не смог прочитать безмолвное «Пожалуйста, пойми, что я с тобой прощаюсь...».

Вот только сердце в этой схватке проигрывает, когда оставшиеся шрамы вдруг начинают ныть отдалённой болью.

Не говоря больше ни слова, он грубо отталкивает девушку от двери, собираясь вылететь из комнаты быстрее пули. И даже не замечает, как тело вводят в ступор её слова, заставляя отложить спешку.

– Можешь думать что угодно, – Оксана тихо всхлипывает, провожая парня безжизненным взглядом, – в моём сердце всегда был только ты.

Обернувшись, он увидит картину, которую видел только во снах: непроизвольно проступившие слёзы скатятся по её щекам медленно, чуть щекоча кожу и оставляя после себя две ровные дорожки. Та периодичность, с которой будет вздыматься её грудная клетка скажет о том, как редко девушка делает короткие вздохи, будто борясь с самой собой. И будет видно, с каким трудом эта речь ей дастся, но Гоша лишь сглотнёт практически бесшумно, подавит в себе настоящее желание поддаться чему-то, что сидит глубоко-глубоко. И сухо улыбнётся, выстреливая напоследок последним зарядом.

– Нет у тебя сердца.

Боль снова сожмёт сердце в тиски, и теперь он вылетит в коридор немедля, оставляя после себя только шлейф мужского одеколона. А ещё страшное чувство мучительной ломки, с которым Окс останется один на один.

Она будет стоять у порога ещё какое-то время, прежде чем решит закрыть за ним дверь. Вся жизнь пронесётся перед глазами яркой вспышкой, и девушка обессиленно рухнет на пол, поджимая под себя руками худые коленки.

Усмехнётся, только горько как-то, от чего очередная порция слёз явит себя на свет. И она даже не удосужится их смахнуть, позволяя тем стечь ровно до подбородка, а после – оставить ничтожно маленький след на полу.

Она слишком давно не плакала, даже разучилась, наверное. И всё накатывающее состояние выйдет наружу нервными смешками и хаотичными движениями пальцев по коже. Они дрожат, порой сжимаясь и оставляя на ногах следы от острых коготков. Возможно даже причинят дискомфорт, но он и близко не сравнится с тем, как будет дико ныть что-то внутри.

Нужно снова собраться, снова найти в себе силы и вспомнить, кем она является. Вот только на зов о помощи альтер эго не явится. Останется лишь та самая девочка, возвращение которой вернёт за собой всю ту боль, которую однажды уже довелось испытать. Боль от одной лишь мысли, что никому до её существования дела нет. Кажется, это зовётся чувством собственной ничтожности.

Именно с ним она и останется в этой комнате один на один, наконец заходясь слезами настолько, что всё это родит в ней давно позабытую истерику.

Рука ко рту, Окс будет только громко выть в собственную ладонь, опасаясь уже быть услышанной не только кем-то снаружи, но и, кажется, самой собой. И некогда вырытая для её же слабости яма станет собственной могилой, откуда, кажется, выхода уже нет.

Смутно помню, во сколько вообще уснула. И это чёртов минус сбитого режима, ибо сейчас, протирая глаза и таращась за окно, никак понять не могу, сколько сейчас время, какой день недели, да и какой, блять, год на дворе.

Приведёт в чувства только появившаяся перед глазами Наташа, а её улыбка будет что-то сродни бальзама, хорошенько вылитого на сердце.

– Пойдём есть, – она кивнёт головой и позовёт за собой на кухню.

А я, на своё удивление, найду себя в их с Артёмом кровати одетой в уличные шмотки. Ладно... надеюсь, мне это простят.

Следуя за запахом жареной картошки, я долечу до кухни быстро, даже очень. Усядусь за стол и снова потру сонные глаза, благодаря девчонку за...

– Завтрак? – да, я всё ещё не знаю, сколько время.

– Скорее, ужин, – она хоть и пожмёт плечами, но косвенно на мой вопрос ответит.

А там и появление Артёма не за горами. Брат явится немного растерянным, но вид содержимого тарелки быстро приведёт его в чувства, и он охотно примется трапезничать.

– Как он? – Нэт направит вопрос ему, а я и догадаюсь сразу, о ком речь.

– Похмелье, больная башка и неспособность встать с кровати, – ненароком отзовётся брат.

Наверное, именно поэтому эти двое не атакуют меня вопросами насчёт произошедшего. Все и так всё поняли, чего уж брать меня за ноги и трусить вниз головой. Да и по взгляду Натали я понимаю, что она покорно дождётся того момента, когда я сама захочу ей всё рассказать.

Так, кстати, и произойдёт, только на следующий день.

Вернутся Морт с Лерой, вернётся желание парней снова посетить качалку, где они обычно вымещают всё скопившееся на висящую там грушу. И что-то мне подсказывает, что эта груша отдалённо жизнь мою напоминает. Вернутся былые привычки оставаться девочками и перемывать всем по очереди кости. Вернётся, кажется, прежняя жизнь, за которой я так, чёрт возьми, скучала. И вместе с тем вернётся и желание даже пары посещать, а то преподы, кажется, лица наши забыли.

Вот только желание заговорить с Мироновым усердно возвращаться не хочет, поэтому и решаю пустить всё на самотёк. Просто потому, что устала. Мне нужно ещё немного времени, чтобы вернуть себя в жизненную струю.

В один из дней мне захочется разделить душевные терзания не только с девочками, но и с Гошей. Но всё исчезнет в тот момент, когда он откроет дверь своей комнаты.

– Боже мой... – по его виду мне будет казаться, что из нас двоих далеко не мне нужна моральная помощь, ой как далеко...

– Проходи, – попытаясь нарисовать на своём лице не то, что улыбку, а жалкое её подобие, он жестом пригласит меня внутрь. – Только из меня сейчас собеседник не очень.

– Я заметила, – не стесняюсь своей реплики и неуверенно захожу, настороженно на него глядя. – Что с тобой?

– Не обращай внимания, – он просто отмахивается, а у меня мыслей других нет. Не обращать внимания на подавленность? На щетину, которую у него ни разу не видела? На синяки под глазами? На щёки впалые? Или, на количество пустых бутылок возле его кровати? На что, блять, именно мне не обращать внимания!?

– Так, – подхожу к окну и распахиваю наглухо задёрнутые шторы. Тоже мне, человек подземелья. – Ты сейчас же говоришь мне, в чём дело, иначе начну щипцами вынимать с тебя по слову, – я ещё руки по бокам так забавно ставлю, как будто я строгий учитель, а он – бессовестно прогуливающий школу ученик.

– Нина, – нет, не-а, даже не думай голову мне пудрить. Ты не оставил меня, когда мне было плохо. Моя очередь. – Я правда очень ценю твою заботу, мне это дорого, – кого-то мне напоминает эта способность мысли читать... – но мне просто нужно сейчас побыть одному. Пожалуйста. – Он трёт переносицу двумя пальцами, пока меня от удивления даже немного перекашивает. Он что, на дверь мне сейчас указал? – Прости, не сочти за грубость, но мне правда это нужно, – подходит, заключает мои руки в свои ладони, и я даже вздрагиваю от того, насколько они, чёрт возьми, холодные.

– Гош... – опускаю на его тонкие пальцы глаза, а в сердце что-то предательски ёкает. Как? Как, мать вашу, я его сейчас оставлю?!?

– Я не наложу на себя руки, успокойся, – усмехается даже, во даёт. – Мне правда нужно немного времени. Хорошо? – смотрит в глаза, а такое ощущение, что в душу. Ещё и подчиниться непроизвольно вынуждает, когда я, не отдавая себе отчёта, просто, блять, киваю, и как завербованная топаю на выход.

Он ещё говорил мне что-то, успокаивал, но окончательно прийти в себя мне удалось только тогда, когда за мной дверь закрылась. Это вот что сейчас было?

– Ты идёшь? – передо мной всплывает Наташа со всем своим удивлённым видом, на часы свои наручные пальчиком тыкая. – Опоздаем.

Универ. Блять. Точно.

Быстро встряхиваю гривой и несусь в комнату, где меня, сиротку, блин, любезно приняли пожить брат с любимой женщиной.

Хватаю сумку, хаотично провожу расчёской по волосам пару раз и выхожу, пытаясь понять, не забыла ли дорогу до универа.

Как оказывается, не забыла. Не забыла даже нумерацию кабинетов и некоторых преподов в лицо.

– Эммм, – останавливаюсь и хватаю Наташу за рукав, тыкая пальцем у стоящего возле аудитории Миронова. – Что он здесь делает?

– Учится, – Нэт улыбается со всей своей детской непосредственностью и берёт меня под руку, продолжая вести за собой.

Ну конечно, начинать всё с нуля, так всем вместе. Куда ж без этого...

Единственное отличие – одну парту с ним на двоих больше не делим.

Ладно... вру. Второе отличие – мы так и не общаемся. Только взглядами на перерывах перекидываемся, когда собираемся вместе, будь то коридор или столовая. Но я тщетно пытаюсь находить отговорки и прятаться то в туалете, то в библиотеке. Хотя, кому я рассказываю, всё равно рано или поздно отмазки кончатся, и придётся вступить в диалог.

– Как насчёт пива с креветками после пар? – кажется, роль главного алкоголика нашей компании потихоньку переступает от Морта к Наташе. Тоже мне, пиволюб.

– О, с радостью, – саркастично подмечает Лера, тыкая пальцем на пока ещё плоский живот.

– Бля... – Морт разводит руками в стороны, пытаясь поговорить с нами глазами. И они несут печальное: «Во имя равноправия». – Может, в другой раз? – и Леру ещё так приобнимает, потому что гормоны этой девчонки теперь правят балом, и пьёт он исключительно с позволения госпожи. Даже смешок непроизвольно вырывается. – Это не смешно!

– Конечно не смешно! – руки примирительно выставляю, но по закону жанра начинаю смеяться ещё больше, в конце концов не сдерживаясь. – Мы выпьем за твоё здоровье, – в бок Наташу пихаю, и та принимает эстафетную палочку, после чего слышу от Славы в нашу сторону тихое и печальное «Козлы».

– Я, пожалуй, откажусь, – голос Глеба заставляет взгляд на него перевести. А ещё он плавно снимает с лица искреннюю улыбку. – В зал сгоняю, грушу побью, – лицо себе побей, индюк...

Тем лучше. Меньше неловких ситуаций и нелепых взглядов, даже проще будет.

Опять молчание, жутко неловко. И я ни на что другое не решаюсь, кроме как извиниться и отлучиться в уборную, потому что находиться вот так близко – пока ещё выше моих сил.

А в туалете – сигаретка, которая приятно успокаивает. Но только до тех пор, пока в голове вдруг не складывается два и два.

Оксана... я ведь не видела её уже сколько? Четыре дня? Пятый? Ну, с того самого момента, как девчонка вернулась. Зато я точно видела её авто на заднем дворе, а это значит, что она ещё там, в общежитии. И именно с её появлением с Гошей произошёл невообразимый пиздец, который вязался только с появлением этой сучки.

Моментально тушу сигарету и вылетаю в коридор, чуть ли не бегу. Останавливает Нэт, окрикивая меня. И у меня, право, нет другого выхода, кроме как рассказать ей всё. А точнее: как сильно я хочу сказать этой стерве пару ласковых. Как, возможно, хочу хоть немного потаскать её за волосы. А ещё, быть может, хочу дать пинка, чтобы она катилась от нас куда подальше.

Как ни странно, Наташа даже меня не тормозит. Только просит быть аккуратнее и предупредить препода. В конце концов, только появилась, и уже исчезаю.

Также быстро лечу в аудиторию и нахожу за преподавательским столом лектора. Откашливаюсь, будучи в дверях. А сама вспомнить пытаюсь, как его, блин, зовут!

– Извините пожалуйста, – о да, всегда срабатывало. Усатый дядечка даже очки приспускает, улыбается слегка. – Такое дело... – мнусь, прохожу в аудиторию, будто слов собственных стесняюсь. – Женские дни врасплох застали, можно с последней пары отпроситься? – Боже, я ещё и губы кусаю, и подол юбки мну. Ну точно – школьница.

– Кескевич... – выдыхает так по-доброму, очки и вовсе снимает. – У тебя, смотрю, каждый день – женский. – Это он что сейчас, раскусил меня так? – Иди, но только завтра чтобы – как штык!

Чёрт, я аж по стойке встаю и чуть честь ему не отдаю, как солдат боевой. Осталось только сказать «Есть сэр!», но благо, кусочки логики ещё присутствуют, и я просто искренне его благодарю и вылетаю за двери.

С такой же скоростью несусь и до общежития, напрягая память и усердно вспоминая, где обитает эта шумоголовая, чтоб её...

Влетаю на второй этаж, сжимая пальцы в кулаки и вспоминая, как Нэт просила быть аккуратней. Интересно, что она имела ввиду? Опасаться её боевых навыков, или же не войти в раж и не оставить её мозги на стенах?