Текст книги "Коммандер Граймс (сборник)"

Автор книги: Бертрам Чандлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 59 страниц)

– Откуда я мог знать, сэр? – Граймс залился краской – и тут же гордо заявил: – В любом случае, я поступил бы так же еще раз.

– Я в этом не сомневаюсь, мистер Граймс. Ни один человек в здравом уме не станет стоять и ждать, пока его выкинут из окна – и ни один джентльмен не допустит, чтобы у него на глазах убили женщину. И тем не менее… – он побарабанил костлявыми пальцами по столу, – тем не менее я считаю нужным посвятить вас в некоторые подробности этого дела. Лучше поздно, чем никогда.

Для начала, сам мистер Альберто проявил преступную беспечность. Прелестная игра слов, не правда ли? Очевидно, он, как обычно, готовил для Верховного Комиссара тем вечером, а сэр Вильям пожелал откушать «пасты» [14]14
  Итальянское блюдо из макарон. ( Прим. ред.)


[Закрыть]с одним из самых душистых соусов. Как всякий шеф-повар, Альберто пробовал свой соус, причем не единожды. Но настоящий мастер своего дела прежде всего избавился бы от чесночного запаха, прежде чем отправиться в квартиру мисс Мадиган. Тем не менее он там оказался. Как я понимаю, он спрятался в ванной, ожидая, когда она приступит к своему ежевечернему ритуалу открывания окна в гостиной. Полагаю, визит гостей не предвиделся – хотя вряд ли это его бы обеспокоило…

– В общем, так ему, ублюдку, и надо, – мрачно буркнул Граймс.

– Почти с вами согласен, лейтенант. Но все мы только пешки, когда дело касается политики Федерации. Впрочем, Альберто был скорее конем… По-немецки эта фигура называется «скакун» – это подошло бы ему больше.

Альберто был нанят отделом соцэкономических наук и подчинялся непосредственно главе отдела – доктору Барратину. Этот Барратин – без пяти минут математический гений. У него целое здание набито компьютерами – он пытается методом экстраполяции предсказывать судьбу политических течений во всех мирах, в которых Федерация заинтересована. Донкастер, как вы, наверное, догадались, как раз относится к таким мирам, а Лига Жизни – к таким течениям. Согласно расчетам доктора, эта самая Лига Жизни с почти стопроцентной гарантией завоюет значительное влияние, даже власть в том секторе Галактики, причем именно под руководством вашей мисс Мадиган…

– Она не моя мисс Мадиган, сэр. К сожалению.

– Мое сердце просто кровью обливается. Ладно, оставим этот вопрос. Итак, согласно предсказаниям доктора Барратина, всю иностранную и колониальную политику можно выразить в виде системы уравнений. Но, как вам известно, в уравнения порой закрадываются неучтенные факторы. Альберто наняли для того, чтобы он устранял эти факторы, тем самым обеспечив победу уравнениям доброго доктора. Нанимателям Альберто был известен под кличкой… Мечехвост.

– Очень смешно, сэр, – сказал Граймс с каменным лицом.

– А разве нет? – коммодор уже хохотал в открытую. – Когда на Донкастере все получилось совсем не так, как хотелось, Барратин тоже никак не мог понять, что тут смешного, даже когда я ему объяснил. Как известно, на всякий меч всесокрушающий есть щит несокрушимый. Вы, Граймс, оказались неучтенным фактором в уравнении. Вы были с мисс Мадиган, и когда Альберто пытался…ударить ее хвостом, вы прикрыли ее, точно щит. Именно вы – вы, капитан «Щито… мордника»!

Железный Мессия

– Боюсь, лейтенант, что в этом рейсе ваш пассажир не сможет помогать вам на камбузе, – печально сообщил коммодор Дамиен.

– Если это не еще один убийца, я переживу, – отозвался Граймс – Но знаете, как получается, сэр? Обычно тот, кто любит поесть, любит и готовить…

– И готовит. Все время.

Граймс подозрительно взглянул на коммодора. На его вкус, чувство юмора начальника оставляло желать много лучшего. Похожее на череп лицо коммодора оставалось неподвижным, но в бледно-серых глазах проскакивали искорки злорадства.

– Если он сам себе не враг, то поступит по справедливости и будет готовить не только для себя, но и для остальных.

– В жизни не видел офицеров, столь озабоченных своими желудками, как ваши люди на «Щитоморднике», – притворно вздохнул Дамиен. – Все, к чему вы стремитесь – это хоть немного…, прибавить себе веса.

Граймса передернуло. Обвинение было несправедливым – если не учитывать игру слов… На курьерах – маленьких стремительных корабликах – служат в основном младшие офицеры. Но для такой роскоши, как кок, там в буквальном смысле слова нет места, и офицеры по очереди трудятся на камбузе, рисуя в воображении яства адмиральской столовой. В этом отношении экипаж «Щитомордника» не являлся исключением.

– Не сомневаюсь, – продолжал Дамиен, – что мистер Адам с радостью разделит с вами свою… э-э… трапезу. Правда, я не уверен, что кто-либо из вас, как бы ни были разнообразны ваши вкусы, найдет эти яства приятными… или хотя бы питательными… Черт, кто начал эту дурацкую дискуссию?

– Вы, сэр, – честно ответил Граймс.

– Вы никогда не станете дипломатом, лейтенант. Я сомневаюсь, что вы дослужитесь хотя бы до флаг-офицера ФИКС. Конечно, все мы астронавты, жесткие и хлесткие, недалекие и честные, и благородным железом отсвечивают наши руки сквозь прорехи в бархатных перчатках… Хм. На чем я остановился?

– На железных руках в бархатных перчатках, сэр.

– Я имею в виду, до того, как вы меня сбили… Да, ваш пассажир. Его надо доставить с Базы Линдисфарна на Делакрон. Просто высаживаете его там и тут же обратно. – Костлявая рука коммодора подняла со стола крепко запечатанный конверт и протянула его Граймсу. – Ваш приказ.

– Благодарю, сэр. Я свободен, сэр?

– Свободны, как ветер. Немедленно на вылет!

Само собой, «немедленного вылета» не воспоследовало. Тем не менее Граймс довольно быстро зашагал к своему кораблю. «Щитомордник», курьер «серпент-класса», зажатый между двумя большими судами – стройное сверкающее веретено – гордо возвышался на своей крошечной посадочной площадке. «Летающее веретено»… Это прозвище, которое закрепилось за «серпентами», уже не казалось Граймсу обидным. Лейтенант снова залюбовался строгостью и стремительностью его очертаний. Нет, этот кораблик он не променял бы ни на что – даже на самый могучий дредноут… тем более, что на дредноуте Граймс был бы всего лишь одним из многочисленных младших офицеров. А «Щитомордник» – его корабль. Целиком и полностью.

Мичман Бидль, первый помощник, как обычно, встретил Грай-мса внизу, в шлюзе, и с унылым видом отсалютовал. Впрочем, это было в порядке вещей: никто никогда не видел Первого смеющимся, даже улыбка на его физиономии была столь же частым явлением, как снег в разгар лета.

– Все закреплено и готово к старту, капитан, – доложил Бидль.

– Благодарю, Первый.

– М-м… пассажир на борту…

– Хорошо. Полагаю, придется соблюдать обычные церемонии. Спросите его, не хочет ли он занять свободное кресло в рубке, когда мы будем стряхивать пыль базы со стабилизаторов.

– Я уже это сделал, капитан. Оно сказало, что польщено и принимает предложение.

– Оно? Адам – хорошее земное имя. Бидль изобразил улыбку.

– С точки зрения технологии нельзя назвать мистера Адама уроженцем Земли. Правда, он сделан на Земле.

– А что он ест? – полюбопытствовал Граймс, припомнив намеки коммодора на особенности диеты пассажира. – Постоянный ток или переменный? И запивает пинтой-другой легкого смазочного масла?

– Как вы догадались, капитан?

– Старик мне сам сказал – не напрямую, конечно. Но… пассажир, а не груз… Наверное, здесь какая-то ошибка?

– Нет, капитан. Он вполне разумен – и даже является личностью. Я просмотрел его документы – он считается гражданином Федерации, со всеми правами, привилегиями и обязанностями.

– Что ж, начальству виднее, – кротко согласился Граймс.

Робот действительно оказался разумным. Более того, его действительно можно было считать личностью. Граймс поймал себя на том, что не может думать о мистере Адаме как о предмете. Он представлял новый тип роботов, о котором Граймс только слышал, но никогда не видел. Их изготовляли очень немного, и большинство оставалось на Земле. Во-первых, потому что они фантастически дорого стоили. Во-вторых, их создатели до такой степени боялись своих детищ, что страдали кошмарами, в которых роботы представлялись чем-то вроде новых Франкенштейнов. Разумные роботы давно перестали быть редкостью – но разумные роботы, наделенные воображением, интуицией и инициативой… Они делались в основном для проведения разведки и исследований на планетах, где человека не спас бы даже самый лучший скафандр.

Мистер Адам занимал свободное кресло в рубке. Разумеется, ему не было необходимости пристегиваться и даже занимать сидячее положение – но он уселся, приняв поразительно человеческую позу. «Как мило, – подумал Граймс. – Похоже, он понимает, что людям не слишком приятно, когда штуковина, похожая на дистрофика в латах, маячит сзади, заглядывая им через плечо».

Лицо робота – тускло поблескивающий металлический овал – ничего не выражало. Но за глазными линзами светится огонек, и Граймсу показалось, что это может быть признаком интереса.

– Все это очень любопытно, капитан, – заговорил мистер Адам. Его голос – приятный и даже не совсем механический баритон – исходил из мембраны на горле. – Сейчас, я полагаю, мы легли на траекторию к Делакрону.

– Да, мистер Адам. Вон там солнце Делакрона – на три часа от центра иллюминатора.

– А эти странные искажения, несомненно, – следствие темпоральной прецессии при работе Движителя… – спустя пару секунд пробормотал робот, словно про себя. – Интересно.

– Вы наверняка уже видели это, пока летели с Земли на Линдисфарн.

– Нет, капитан. Меня не пригласили в рубку крейсера, – робот совсем по-человечески пожал плечами. – Я… думаю, капитан Грисби мне не доверял.

Странно. Совсем не похоже на Грисби… Одно время Граймс служил под его командой. Грисби, которому довелось служить на Земле в морском флоте, Грисби, который часто сожалел об ушедшей эпохе парусов, деревянных кораблей и железных людей… разумеется, не таких, как мистер Адам.

– Да, – задумчиво продолжал робот. – Я нахожу все это не только интересным, но и удивительным…

– Что именно? – полюбопытствовал Граймс.

– Все это – взлет, установление траектории, выбор оптимального соотношения ускорения и уровня темпоральной прецессии – насколько… быстрее мог бы сделать кто-нибудь вроде меня.

«Ты хотел сказать „лучше“, а не „быстрее“. Но ты слишком тактичен, чтобы сказать это прямо».

– И, кроме того… Вы, создания из плоти и крови, эволюционировали, чтобы приспособиться к условиям на своей планете – единственной из миллиардов. Космос нельзя назвать вашей естественной средой обитания.

– Мы возим свою среду с собой, мистер Адам.

Граймс заметил, что все офицеры в рубке – мичман фон Танненбаум, мичман Билль и радист лейтенант Словотный – внимательно слушают их дискуссию с роботом и ждут, что ответит капитан. Надо быть осторожнее. Граймс ухмыльнулся:

– И не забывайте, что и сам человек – весьма неплохой самоуправляемый и самовоспроизводящий многоцелевой робот.

– Есть много путей воспроизводства себе подобных, – спокойно заметил мистер Адам.

– Лично я предпочитаю по старинке! – вклинился в разговор фон Танненбаум.

Граймс укоризненно поглядел на белокурого атлета – но было уже поздно: Словотный невежливо расхохотался. Даже Бидль соизволил улыбнуться.

Капитан издал тщательно выверенный смешок.

– Ну что ж, концерт начинается, джентльмены. Оставляю корабль в ваших умелых ручках, Первый. Установите часы на нормальное космическое время. Мистер Адам, по правилам гостеприимства мне полагается пригласить вас в мою каюту. Поговорить о том о сем и пропустить по глоточку…

Мистер Адам рассмеялся:

– Я тоже в данный момент нуждаюсь в смазке – как и вы, капитан. Но я не возвожу это в ранг ритуала. И все же мне будет очень приятно поговорить с вами, пока вы пьете.

– Пойдемте, – со вздохом ответил Граймс.

На маленьком корабле пассажир может скрасить однообразие будней Глубокого космоса – а может стать источником головной боли.

Поначалу мистер Адам, казалось, возгорелся трогательным желанием доказать, что может быть хорошим товарищем. Он умел вести беседу – причем чуть ли не на любую тему. Как заметил Бидль, мистер Адам проглотил энциклопедию, на что мистер МакКлауд, инженер-механик, возразил, энциклопедию забыли внутри во время сборки. Но мистер Адам умел не только говорить, но и слушать. Это было хуже. Казалось, можно увидеть, как в его металлической голове крутятся колесики и шестеренки, сортируя информацию: бесполезная отметается, а полезная добавляется в банк данных. Еще мистер Адам умел играть в шахматы – еще бы! Иногда он даже проигрывал – судя по всему, исключительно из вежливости. То же самое происходило во время карточных игр.

Наконец Граймс вызвал Спуки Дина, офицера псионической связи, по прозвищу Призрак. Бутылка и стаканы уже стояли на столе, когда высокий хрупкий молодой человек, похожий на сгусток эктоплазмы, завернутый в униформу ФИКС, словно просочился через дверь каюты. Опустившись в кресло, он немедленно принял у капитана стакан с чистым джином.

– За то, что у нас под килтом, – провозгласил Граймс. Этот непристойный тост последнее время стал весьма популярен.

– Физическое вмешательство в частную жизнь, – буркнул Дин. – Ничего не имею против.

– На что вы намекаете, мистер Дин?

– Я знаю, капитан, что вы собираетесь попросить меня нарушить клятву Райновского института. Чтобы об этом догадаться, не нужно быть телепатом. Одно и то же – каждый раз, как мы везем пассажира. Каждый раз вы просите меня заглянуть в их мозги, чтобы понять, что и как у них там тикает.

– Только когда на карту поставлена безопасность корабля, – возразил Граймс и налил Дину еще один стакан: содержимое первого непонятным образом исчезло.

– Вы…боитесь нашего пассажира?

Граймс нахмурился. «Боитесь» – слишком сильно сказано. И все же люди живые всегда опасались роботов – людей искусственных. Дурное предчувствие? Или этот робот – просто воплощение мира машин? Безмозглых машин, которые с каждым годом занимают все больше места в человеческих делах и мыслях?

– Мистер Адам – не безмозглая машина, – тихо проговорил Спуки Дин.

Граймс метнул на него гневный взгляд. Он уже собирался рявкнуть: «Какое вам дело, черт побери, о чем думаю я?» – но сдержался. В любом случае, это не имело значения.

– И у мистера Адама есть не только мозги, но и разум, – продолжал телепат.

– Именно это меня интересовало.

– Да. Он транслирует мысли, капитан, как и вы все. Беда в том, что я не очень хорошо настроился на его… частоту.

– А чувства? Может быть… враждебность по отношению к нам? К людям?

Дин протянул пустой стакан, Граймс налил. Телепат сделал изящный глоток.

– Я… мне так не кажется, – неуверенно сказал он. – Но, как я уже сказал, его разум – не человеческий разум. Можно ли назвать его чувства презрением? Нет, не совсем. Жалость? Да, возможно. Некая удивленная симпатия? Да…

– В общем, примерно то, что мы бы чувствовали, скажем, к собаке, обладающей связной речью.

– Да.

– Еще что-нибудь?

– Я могу ошибаться, капитан. Наверняка ошибаюсь. Я впервые подслушиваю мысли неорганического, искусственного существа. Кажется, это сильное ощущение… своей миссии.

– Миссии?!

– Да. Он напоминает мне священника, которого мы везли не так давно который собирался обращать в истинную веру язычников Тарварке.

– Грязное занятие, – высказался Граймс. – Заставлять туземцев отречься от их собственных, вполне достойных местных божков, чтобы они перестали пулять ракетами в торговый пост, установленный без их разрешения.

– Отец Клири был иного мнения.

– Его проблемы. Интересно, что случилось с бедным ублюдком?

– Стоит ли так говорить, капитан?

– Не стоит. Для вас нет разницы, говорю я или думаю – вы все равно это слышите… Так получается, этот мистер Адам – миссионер? Бред.

– Это только мое ощущение.

– Или не бред, – продолжал Граймс, проигнорировав его реплику. – Робот такого класса может пройти туда, куда не может человек. Их для этого и делают. В Солнечной системе они, к примеру, исследовали Меркурий, Юпитер и Сатурн. Послать робота-миссионера на ту же Тарварку имело бы смысл – ему не повредят ни отравленные стрелы, ни копья… Но Делакрон? Это же колония Земли. Быть не может.

– Но я почувствовал именно это, – настаивал Дин.

– Чувства чувствам рознь, – внушительно заявил Граймс. – Не забывайте, что это неорганический мозг. Может, нужен особый шифр, язык…

– Для телепата не существует ни шифров, ни языков, – Дин продемонстрировал пустой стакан, и Граймс налил. – Не забывайте, капитан, что на Делакроне есть и машины, разумные машины. Не очень высокого уровня, должен заметить, но… Вы, наверное, слышали о споре между Делакроном и соседней планетой – Малдуном…

Вопрос был излишним. Примерно посередине между двумя планетными системами находилась звезда с единственной планетой на близкой орбите – и на этой планете имелись богатейшие залежи радиоактивных руд. На нее претендовали и Делакрон, и Малдун. Делакрону руды были нужны для собственной промышленности, а менее технологически развитый Малдун собирался экспортировать их в другие миры Федерации.

Но мистер Адам? Зачем он там понадобился? Согласно официальным документам, он программист, чьи услуги временно предоставлены правительству Делакрона Большим Советом Федерации. Программист… обучающий машины… Разумная машина, обучающая другие разумные машины… Чему?

И кто программировал его самого?

Знакомый шаблон – смутный, неясный, но несомненный – начал наконец прорисовываться. Так уже делалось, и не однажды: переброска революционеров туда, где они смогут причинить наибольший вред, за счет правительства, абсолютно не разделяющего их устремлений…

– Даже если бы мистер Адам носил бороду, он все равно не стал бы похож на Ленина, – заметил Дин.

Интересно, подумал Граймс. Тот машинист, который привел поезд на Финляндский вокзал, – знал ли он, что делает?

Как бы то ни было, в данной ситуации Граймс все равно исполнял роль машиниста, а мистер Адам был пассажиром. Устав ФИКС ограничивал инициативу Граймса не в меньшей степени, чем древнего машиниста – рельсы. На свою беду, Граймс обладал такими неудобными качествами, как воображение и совесть, непозволительная роскошь для младшего офицера. Правда, те, кто уже может позволить себе такую роскошь, частенько приходят к выводу, что прекрасно могут обойтись и без нее.

Граймс почти желал, чтобы мистер Адам каким-нибудь образом подверг опасности корабль. Тогда он как капитан имел бы право принять меры, возможно, весьма радикальные. Но робот доставлял даже меньше неприятностей, чем обычный пассажир. Он не жаловался на однообразную пищу, затхлый воздух и прочие издержки корабельного быта. Единственный его недостаток заключался в том, что он слишком хорошо играл в шахматы. Но к тому времени, когда Граймс начал подыскивать способы уклониться от игры с ним, мистер Адам нашел настоящего друга и с тех пор предпочитал компанию МакКлауда любой другой.

– Тут все ясно, капитан, – сказал Бидль. – Они из одного клана.

– Что вы, черт побери, имеете в виду, Первый?

– Клан МакШины, – ответил Бидль с непроницаемо серьезным видом.

Граймс с облегчением расхохотался:

– В этом есть смысл. У машины больше общего с нашим инженером, чем у нас всех. Их беседы, должно быть, очаровательны. – Он попытался изобразить акцент МакКлауда: – А скажите-ка, мистер Адам, которым сортом смазки вы смазываете коленный сустав?

Билль даже не улыбнулся. Он предпочитал придумывать шутки, а не смеяться над ними.

– Представляю, какой это тяжкий труд, капитан.

– Гхм. Ну, если они счастливы вместе – значит, мы свободны до самого конца полета.

– Так оно и есть – Мак всегда плакался, что ему нужен помощник.

– Посылай вора ловить вора, – процитировал Граймс. – Посылай машину… м-м…

– Работать с машиной? – предложил Бидль. Именно так, подумал Граймс.

Когда первый помощник ушел, он задумался. Эта непринужденная беседа раскрыла ему глаза на многое. МакКлауд – отличный инженер; но чем лучше человек понимает машины, тем труднее ему общаться с людьми. Машина придумана, чтобы служить человеку – но еще в двадцатом веке появилась особая порода людей, которые были готовы стать слугами машины, более того – желали этого. Они бы без колебаний сложили все человеческие ценности на алтарь Эффективности. Вместо того чтобы подгонять машины под нужды людей, люди подстраивались под требования машины. А МакКлауд? Ему было бы лучше на каком-нибудь заводе, чем в Исследовательской службе с ее офицерскими стандартами поведения и работы. Строго говоря, он даже корабль воспринимал не более как платформу, несущую его любимые двигатели.

Граймс вздохнул. Ему не нравилось то, что он намеревался сделать. Подслушивать мысли пассажиров – чужаков, по сути – это еще куда ни шло. Но лезть в мозги собственных людей…

Он достал бутылку с джином и снова вызвал Спуки Дина.

– Да, капитан? – полувопросительно сказал Дин.

– Ты сам знаешь, зачем мне понадобился, Призрак. – Конечно. Но мне это не нравится.

– Как и мне. – Граймс разлил джин по стаканам: Дину побольше, себе поменьше.

Псионик пил невероятно манерно, оттопыривая мизинец. При этом уровень прозрачной жидкости в его стакане быстро понижался.

– И вы считаете, что речь идет о безопасности корабля? – спросил он, слегка заикаясь.

– Да. – Граймс налил еще джина – не себе.

– Если мне когда-либо был нужен приказ от вас, это как раз тот случай.

– Я вам приказываю.

Дин помолчал несколько секунд, глядя как бы сквозь Граймса куда-то в пространство, и сказал:

– Они в компьютерном отсеке. Мистер Адам и Шеф. Я не могу четко прочитать мысли Адама, но в них есть ощущение – правильности? Но мозг Мака мне открыт… – На вялом невыразительном лице телепата появилась гримаса крайнего отвращения: – Я… я не понимаю…

– Что ты не понимаешь, Призрак?

– Как человек, человеческое существо может относиться к движущейся железке с такой любовью и почтением?

– Ты не слишком хороший психолог, Призрак. Давай дальше.

– Я… я смотрю на Адама глазами Мака. Он как-то… больше и вроде бы светится – такой золотой круг около головы.

– Так его видит Мак?

– Да. И голос. Голос Адама. Он не такой, каким его слышим мы. Он больше похож на гудение огромной машины… И он говорит: «Ты веришь, и ты призван служить». А Мак отвечает: «Да, Господи. Я верю и буду служить»…

– Что они делают? – забеспокоился Граймс.

– Мак открывает компьютер. Думаю, банк памяти. Он повернулся и снова смотрит на Адама, у того на груди панель отодвинулась вниз, а внутри целый склад – много рядов отверстий. Адам достает что-то из одного… Шарик из серого металла или пластика с выводами по всей поверхности. Адам говорит Маку, куда его вставить в банке памяти и как закрепить…

Стакан со звоном опустился на стол, чудом не разбившись. Граймс вылетел из кресла, бросился к столу и выхватил из ящика пистолет Минетти пятидесятого калибра.

– Звони по интеркому, – рявкнул он Дину. – Всех в компьютерную, лучше с оружием!

Он выбежал в коридор, скорее скатился, чем спустился по лестнице. Палуба, снова лестница, снова палуба… На одном из переходов он растянул запястье, но продолжал спускаться.

Дверь в компьютерную была заперта изнутри – но капитану полагается иметь ключи от всех отсеков. Левой рукой – в правой он держал пистолет Граймс всунул изогнутый кусок металла в скважину и повернул. Дверь отъехала в сторону.

МакКлауд и Адам уставились на него – скорее, на его оружие. Граймс окинул взглядом помещение. Крышку банка памяти уже водворили на место, но кабель, подходящий к нему и идущий насквозь, явно подсоединили только что. Дополнительное питание, слишком большое для корабельного электронного библиотекаря.

МакКлауд улыбнулся – мутной экзальтированной улыбкой, которая смотрелась крайне неуместно на его грубоватом лице, – и сообщил:

– Вам и всем вам подобным конец, капитан. Попросите подвинуться динозавров, неандертальцев, дронтов и прочих тварей – пусть выделят и вам местечко.

– Мистер МакКлауд, выключите компьютер и уберите все, что вы туда вставили, – твердо (что далось не без усилий) велел Граймс.

Вместо инженера ответил Адам:

– Жаль, мне искренне жаль, мистер Граймс, но уже поздно. Как сказал мистер МакКлауд, вы, люди, скоро вымрете.

Граймс почувствовал, что сзади кто-то подошел. – Мистер Билль?

– Да, капитан.

– Вы и мистер Словотный – в двигательный отсек. Отключите питание этих отсеков.

– Вы можете попытаться, но я вам не позволю, – заявил мистер Адам. Предупреждаю: капитан теперь я.

– Капитан теперь вы, – эхом откликнулся МакКлауд.

– Бунт, – подытожил Граймс.

– Бунт? – повторил Адам с железной иронией в голосе. Он сделал шаг к капитану, подняв металлическую руку.

Граймс выстрелил. С тем же успехом он мог пулять горохом из трубочки. Он стрелял еще и еще. Пули плющились о грудь робота, словно глиняные катышки. Граймс понимал, что повернуться и сбежать он уже не успеет; он ждал сокрушительного удара стального кулака, которым все и окончится.

– Нет… – сказал голос. – Нет…

Может, это он сам говорит?

Но чей-то голос еще раз произнес: – Нет!

Адам удивленно помедлил – но только секунду. Он снова стал приближаться – и тогда, словно прямо из компьютера, с треском ударил разряд, страшная ослепительная молния. За мгновение перед тем, как веки закрылись, спасая глаза, Граймс увидел, как робот стоит, вытянув руки по швам, а электрическое пламя пляшет по всему его почерневшему телу. Затем Адам с ужасающим грохотом повалился на палубу.

Когда наконец к Граймсу вернулось зрение, он снова огляделся. МакКлауд, невредимый – по крайней мере живой, – скорчился в углу в позе зародыша, прикрыв голову руками. Компьютер, если судить по струйкам дыма, поднимающимся из трещин в панелях, полностью вышел из строя. А Адам с раскинутыми руками, приваренный к палубе, словно распятие, был мертв.

«Мертв, – усмехнулся Граймс. – Да был ли он когда-нибудь живым, в полном смысле этого слова?»

Но корабль – Граймс почувствовал это – ненадолго стал живым, мыслящим и осознающим существом, когда машина, которую он мог бы когда-нибудь потом назвать Богом, заронила искру жизни в его электронный мозг. А всякий корабль, в отличие от прочих машин, обладает личностью – той самой личностью, которой его наделяет экипаж: люди, живущие и работающие, мечтающие и надеющиеся внутри его стального тела.

Корабль пережил краткий момент полного осознания себя, и прежние ценности возобладали – в том числе, верность законному капитану.

Граймс пожалел, что, наверное, не осмелится написать обо всем этом в обязательном рапорте. Но это долг, который стоит отдать.