Текст книги "Коммандер Граймс (сборник)"

Автор книги: Бертрам Чандлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 59 страниц)

– Первый, установите часы на время Глубокого космоса, – произнес он, выпустив облако пахучего дыма. – И пусть мистер Дин свяжется с базой Линдисфарна. Мы легли на курс и идем к Донкастеру.

– Расчетное время подхода, капитан? – спросил Бидль.

Граймс вытащил запечатанный конверт из кармана на ручке кресла и рассмотрел его. Он ожидал увидеть «Только для ваших глаз. Сжечь перед прочтением».

– Пролистаю эту макулатуру и скажу, – пообещал он. В конце концов, даже на маленьком корабле общение не должно становиться слишком неформальным. Граймс выбрался из кресла и отправился к себе в каюту, чтобы ознакомиться с приказом.

В приказе не содержалось почти ничего нового. Направление указано, прочее – на усмотрение капитана. Единственное – они обязаны прибыть на Донкастер не позже двадцать третьего апреля по местному времяисчислению… Кстати, как Донкастерский календарь соотносится с Линдисфарнским? Сейчас на вахте Бестия… Граймс связался с рубкой по интеркому и задал интересующий вопрос. Компьютер Танненбаума должен выдать ответ через несколько секунд и с точностью до четырнадцати знаков после запятой. Как раз то, что нужно, чтобы рассчитать необходимую скорость.

– Двадцать третье апреля на Донкастере соответствует восьмому ноября на Линдисфарне, капитан. – отозвался фон Танненбаум. – Могу сказать точнее…

– Не стоит, пилот. Судя по инструкции, мы получили небольшую фору. А что, если доставить мистера Альберто на три дня раньше срока? У него будет время присмотреться к обстановке – перед тем как приступить к своим обязанностям в кабинете верховного комиссара… или как это называется. Насколько я понимаю, мы остаемся на Донкастере, пока нас не направят куда-нибудь еще. Так что три дня отдыха нам не помешают.

– Я слышал, это приятная планета, капитан.

Фон Танненбаум замолчал. Граймс словно наяву увидел белокурого атлета, который склонился над компьютером, и столбики цифр, бегущие по экрану.

– Пожалуй, нам надо уменьшить скорость. Сбросим уровень темпоральной прецессии или реальное ускорение? – Два О – это, пожалуй, чересчур, заметил Граймс.

– Отлично, капитан. Уменьшить до 1,27?

– А мы вовремя прилетим?

– Вовремя.

– Уменьшай.

Миг – и прерывистое биение инерционного двигателя стало реже. Ускорение уже не так сильно вжимало в кресло. Нет нужды смотреть на акселерометр, который размещался среди других приборов на стене каюты. Фон Танненбаум отличный парень, отличный офицер и отличный навигатор. В дверь резко постучали.

– Войдите, – сказал Граймс, развернувшись вместе с креслом к двери.

Этот человек был не знаком капитану. Пассажир. Граймс собирался пригласить его, чтобы поговорить и выпить чего-нибудь освежающего, но пассажир его опередил.

Мистер Альберто оказался невысок ростом и в первый момент Мог показаться настоящим колобком. Но каждое его движение говорило о том, что этот солидный объем создают мускулы – а вовсе не жир. Темно-серый костюм строгий, почти официальный. Граймс слабо разбирался в тонкостях портновского искусства, но даже он не мог не заметить, что материал и покрой просто превосходны. Впрочем, выше галстука все выглядело весьма заурядно. Широкое, ничем не примечательное лицо, черные блестящие волосы и черные, но довольно тусклые глаза. На физиономии пассажира было написано капризное раздражение.

– Почему мы затормозили? – осведомился он, даже не поздоровавшись.

Граймс собирался ответить весьма резко, но удержался. В конце концов, он всего лишь младший офицер, хоть и капитан. Его предупреждали, что пассажир без особого труда выдерживает перегрузки, какие ему и не снились.

– Я установил скорость так, чтобы мы прибыли за три дня до назначенного срока, мистер Альберто. Полагаю, это соответствует вашим планам.

– Три дня…

Мистер Альберто улыбнулся. Гримаса обиженного ребенка на его физиономии сменилась выражением полного довольства. Похоже на смену масок – и, скорее всего, так и есть. Но этому обаянию трудно было не поддаться.

– Три дня… У меня будет достаточно времени, чтобы приглядеться к обстановке, капитан. И я знаю – так же, как и вы – что перегрузки обычно весьма утомляют.

– Не желаете присесть, мистер Альберто? Что-нибудь выпить?

– Благодарю, капитан. Сухой шерри, если можно…

Граймс улыбнулся и развел руками.

– Боюсь, что на курьерах не слишком большой выбор напитков. Могу предложить джин, скотч, бренди…

– Джин с лаймом, пожалуйста.

Лейтенант приготовил коктейль, подал Альберто один стакан и поднял собственный, сказав:

– Ну, за преступность.

– Почему за нее капитан? – снова улыбнулся Альберто.

– Один из любимых тостов. Перед ним было «До дна», а еще раньше «Будем здоровы…»

– Понятно, – Альберто сделал маленький глоток. – А у вас хороший джин.

– Неплохой. Мы получаем его с планеты Ван Димена [13]13
  Среди первооткрывателей этой планеты явно были новозеландцы: Земля Ван Димена (Вандименова Земля) – одно из старых названий Новой Зеландии. ( Прим. ред.)


[Закрыть].

Последовала долгая пауза.

– Вы долго пробудете на Донкастере, мистер Альберто? У меня создалось впечатление, что мы должны дождаться, пока вы закончите свои… дела.

– Это не займет много времени.

– Дипломатия?

– Можно сказать и так.

Еще одна улыбка, почему-то хищная.

«Похоже, у меня разыгралось воображение», – решил Граймс.

– Еще джину?

– Почему бы и нет. Расслабиться, пока можно.

– Трудная работа?

– Как и ваша, капитан.

Медный звук горна из интеркома разнесся по каюте.

– Нас просят к столу, – сказал Граймс.

– Как у вас все стильно, капитан.

– У нас есть записи сигналов на все случаи, – пожал плечами Граймс. Что до еды… – он опять пожал плечами. – Повара у нас нет. Готовит радист… то есть мистер Словотный. Для радиста он неплохой повар.

– Как вы думаете, он не обидится, если я этим займусь? – спросил Альберто. – В конце концов, я единственный бездельник на этом корабле.

– Мы над этим подумаем, – сказал Граймс.

– Знаете, что я думаю, капитан? – неторопливо начал Бидль.

– Я же не телепат, Первый, – лениво отозвался Граймс. – Озвучьте мысль.

Оба офицера отдыхали в рубке после сытного обеда. Обоим хотелось расстегнуть пуговицу на форменных шортах. Граймс пытался подавить легкую отрыжку. Обязанности кока принял мистер Альберта, и прием пищи превратился из необходимости в удовольствие. Правда, он наотрез отказался мыть посуду… но это, если вдуматься, невеликая цена за такое счастье. Сегодня вечером, например, на ужин была подана «салтимбокка» с терпким красным вином шеф-повар умудрился сделать регидратированное вино похожим на настоящее! И при этом он еще извинялся – искренне извинялся! – за качество еды! А шалфей – свежий, а не сушеный!

– Я думаю, – так же неторопливо продолжал Бидль, – что Верховному комиссару приелось местное меню. Вот он и послал за мистером Альберто, чтобы тот похозяйничал и внес некоторое приятное разнообразие.

– Возможно, – согласился Граймс. – Но какого черта наше начальство отрядит «серпент» за шеф-поваром? Будь он хоть трижды гением… Подозреваю, на Донкастере найдутся повара не хуже.

– Повар и шеф-повар – это две большие разницы.

– Ладно. Но и шеф-повара на Донкастере наверняка есть. – Но Альберто действительно хорош. Вы сами говорили.

– И могу еще раз повторить. На самом деле, можно хорошо уметь несколько дел, но оставаться при этом любителем. Альберто как-то говорил, что он математик…

– Математик?

Бидль был не на шутку удивлен.

– Вы же знаете, что Бестия любит показывать свои игрушки всем, кто проявит хоть какой-нибудь интерес. Так вот, Альберто был в рубке во время его вахты – помните, он сказал, что наладит кофеварку? Наш мистер фон Танненбаум выстроил своих кроликов и заставил их показывать фокусы. И он страшно ворчал, когда сдавал мне вахту. Как это он сказал? А! «Я думал, все эти планетарные крысы тупицы. Но Альберто – это нечто выдающееся. Если он сумеет сложить два и два, то один раз получит четыре, а другой раз – пи в квадрате».

– А кофеварку он наладил?

– А как ты думаешь. Кофе теперь – просто класс.

– Тогда на что вы жалуетесь, Первый?

– Я не жалуюсь – просто странно все это.

«Согласен», – подумал Граймс. Но командир корабля имеет право получать на свои вопросы только удовлетворительные ответы. Едва Бидль ушел заниматься своими многочисленными делами, Граймс вызвал по интеркому Дина.

– Ты занят, Призрак? – спросил он.

– Я всегда занят, капитан.

И это была правда: офицер псионической связи всегда на посту – хочет он этого или нет, спит или бодрствует. Каждую секунду, круглые сутки его мозг открыт для посланий других телепатов. Одни были способны передавать мысли на любые расстояния, другие – нет; одни пользовались органическими усилителями – к числу таких телепатов принадлежал и Дин, другие обходились собственными силами. Само собой, в этом присутствовал момент избирательности. В далекие времена, когда радио на Земле только появилось и называлось «беспроволочным телеграфом», оператор мог выловить из невнятного шума помех сигнал своего корабля, чей-нибудь «СОС» или «ТТТ». Точно так же телепат обычно «слушает» избирательно. Кроме того, он может «слышать» мысли нетелепатов, которые находятся неподалеку. Но это остается в тайне – по крайней мере, если не возникают крайние обстоятельства.

– Можешь уделить мне пару минут, Призрак? В конце концов, твое занятие к месту не привязано – моя каюта для этого тоже годится.

– Э-э… слушаюсь, капитан. Сейчас поднимусь. Я уже знаю, о чем вы хотите меня спросить.

«Еще бы», – подумал Граймс.

Примерно через минуту мистер Спуки Дин вплыл в капитанскую каюту. Прозвище весьма ему подходило – высокий, хрупкий, белесый, почти прозрачный, он действительно напоминал привидение. Даже черты лица выглядели размазанными.

– Приземляйся, Призрак, – приветливо сказал Граймс. – Не желаешь промочить горло?

– Пожалуйста, джину, капитан.

Граймс налил обоим поровну. В собственный стакан он бросил льда и щедро плеснул тоника. Мистер Дин предпочитал чистый джин – такой же бесцветный, как он сам.

– Боюсь, что не могу выполнить вашу просьбу, капитан, – протянул псионик, медленно посасывая джин.

– Почему, Спуки?

– Вы же прекрасно знаете, что мы, выпускники Райновского института, даем клятву уважать частную жизнь других людей.

– На корабле ФИКС не может быть «частной жизни», Призрак.

– Может, капитан. Должна быть.

– Но не когда речь идет о безопасности корабля.

Старая песня. Этот диалог происходил не в первый раз, повторяясь с точностью звукозаписи. После третьей порции телепат сдается.

– У нас бывали странные пассажиры, Призрак Помнишь вальдегренского дипломата, который хотел захватить корабль и улететь на нем домой?

– Я помню, капитан, – Дин протянул непонятно как опустевший стакан. Граймс, снова поймал себя на мысли, что джин телепортируется из стакана прямо в желудок псионика, но налил еще.

– Мистер Альберго тоже странный пассажир, – продолжал он.

– Но он гражданин Федерации, – вяло возразил Дин.

– Откуда мы знаем? Может, он двойной агент? Или, может быть, ты знаешь точно?

– Не-а.

Дин готов проболтаться всею после двух стаканов джина? Небывалое дело.

– Я ничего не знаю.

– В смысле?

– Обычно, капитан, нам приходится закрывать свое сознание от скучных повседневных мыслей псионических тупиц… только не обижайтесь. Мы так называем всех нетелепатов. Вы же только и делаете, что вспоминаете о девицах из последнего порта и представляете тех, которые встретятся в следующем. Просто тошнит! – он скорчил гримасу отвращения – вернее, нечто похожее на гримасу. – Задницы, животы, груди! Бестия сам не свой до титек, а у вас пунктик – красивые ножки…

Оттопыренные уши Граймса побагровели, но он промолчал.

– А все эти мечты о карьере – вообще завыть хочется: «Когда я получу еще полкольца? Когда я стану старшим офицером? А адмиралом?»

– Амбиции… – пожал плечами Граймс.

– Амбиции без амуниции… И последнее веяние: «Интересно, что Альберто приготовит на завтрак? А на обед? На ужин?»

– А что будет на обед? – поинтересовался Граймс. – Я как раз думал, можно ли из дрожжей сделать цыпленка по-охотничьи.

– Не знаю.

– Конечно, повар из тебя никудышный. Это стало ясно еще тогда, когда ты в первый раз попытался что-то готовить.

– Я не знаю, что будет на обед, – на этот раз покраснел Дин. – Честно говоря, я пытался узнать – мне же надо соблюдать диету…

Могучим усилием воли Граймс сдержал неподобающие мысли. Как и многие болезненно худые люди, Дин обладал бешеным аппетитом.

– Так ты пытался подслушивать? – спросил он.

– Да. Но, знаете, иногда встречаются нетелепаты. Альберто один из них. Настоящие нетелепаты. Большинство людей может передавать мысли, но не могут принимать. Альберто даже не передает.

– Полезное качество для дипломата, – подметил Граймс. – Конечно, если он дипломат. А может, он пользуется каким-то псионическим глушителем?

– Нет, я бы знал.

Граймс больше не мог игнорировать протянутый стакан. В конце концов, Дин заработал третью порцию.

Курьер «Щитомордник» вышел в нормальный пространственно-временной континуум к северу от плоскости эклиптики Донкстера. Прежде чем изобретения Карлотти предельно упростили определение координат звездолета, навигация считалась в той же мере искусством, сколь наукой – и фон Танненбаум владел этим искусством в совершенстве. Маленький корабль лег на трансполярную орбиту и, едва получив разрешение от диспетчеров, сел в порту Дунканнон. Граймс с гордостью решил, что эта посадка получилась у него одной из лучших. И неудивительно: условия не слишком отличались от идеальных. Ни облачности, ни ветра, ни мало-мальски приличных турбулентностей. Аппаратура работала прекрасно, инерционный двигатель отзывался на команды без задержек. В общем, один из тех случаев, когда капитан чувствует, что корабль – это продолжение его собственного тела. По местному времени было утро, солнце только поднималось над зеленеющими покатыми холмами на востоке, расцвечивая здания города, раскинувшегося в нескольких милях от космопорта, он походил на случайно оброненную кучку драгоценных камней.

Опоры посадочного устройства коснулись площадки в центре треугольника посадочных огней – так мягко, что не раздавили бы орех, если бы тот случайно оказался на бетоне.

– Двигатель – стоп, – скомандовал Граймс.

– Принять портовые службы? – спросил Билль.

– Да, Первый. – Граймс посмотрел в иллюминатор на приближающиеся от административного здания автомобили. Санитарный контроль, иммиграционный, таможенный… Начальник порта, демонстрирующий уважение гостю – военному кораблю – из дружественной Федерации… А третья? Граймс взял бинокль и разглядел флажок на капоте последней машины. Темно-синий, со стилизованным созвездием – флаг Федерации. Значит, сам Верховный Комиссар приехал посмотреть на приземление корабля. Граймс пожалел, что он сам и его офицеры не позаботились о парадной униформе, но было поздно. Граймс бросился в свою каюту и едва успел поменять потускневшие эполеты на рубашке на новые, блестящие, когда прибыл Верховный Комиссар.

Бидль представил высокого гостя со всей важностью, на какую был способен:

– Капитан «Щитомордника» лейтенант Граймс, сэр. Капитан, позвольте вам представить сэра Вильяма Виллоуби, Верховного Комиссара Федерации на Донкастере.

Виллоуби протянул руку, оказавшуюся, как и весь он, маленькой и пухлой:

– Добро пожаловать на борт, капитан. Ха-ха, надеюсь, вы не обижаетесь, что я позаимствовал одно из ваших космических выраженьиц?

– У нас нет на них патента, сэр.

– Ха-ха. Прекрасно.

– Не желаете присесть, сэр?

– Спасибо, капитан, спасибо. Но только на минуточку. Я слезу с вашей шеи, как только мистер Альберто пройдет таможню и все прочее. Затем я утащу его в Резиденцию.

Он помолчал, разглядывая Граймса неожиданно яркими и острыми, хотя и заплывшими жиром глазками.

– Как он вам, капитан?

– Мистер Альберто, сэр? «Чего он хочет, черт подери?»

– Э-э… он прекрасно готовит…

– Рад это слышать, капитан. Затем я его и вызвал. Приходится устраивать столько приемов… а эти тупицы у меня на кухне не могут воды вскипятить, не устроив пожара. Это просто невозможно, просто невозможно, мистер Граймс, только не для человека в моем положении.

– Так, значит, он действительно шеф-повар, сэр? Маленькие глазки сверлили Граймса, словно буравчики.

– Конечно. А кто же еще? А вы что думали?

– Ну, на самом деле, мы тут поболтали как-то вечером, и мистер Альберто вроде как намекал, что он математик…

– Неужели? – Виллоуби хихикнул. – Он вас немножко обманул. Хотя, конечно, настоящий шеф-повар – всегда математик. Ему надо правильно составлять свои уравнения – этого столько-то, того столько-то, тот фактор, этот фактор…

– Да, можно сказать и так, сэр Вильям.

Тут вернулся Бидль в сопровождении Альберто.

– Мне пора, капитан, – сказал пассажир, пожимая руку Грай-мсу. Благодарю за приятнейшее путешествие.

– Это вам спасибо, – отозвался Граймс. – Нам будет вас не хватать.

– О, вам еще представится случай насладиться стряпней мистера Альберто, – весело возразил Верховный Комиссар. – Как офицеров единственного на всей планете военного корабля Федерации, вас завалят приглашениями – и в Резиденцию тоже. Кроме того, если мистер Альберто успеет быстро обучить моих поваров, вы, возможно, повезете его обратно.

– Будем надеяться, – хором сказали Граймс и Бидль.

– Тогда хорошего вам дня. Пойдемте, мистер Альберто – пора показать моим поварятам, как варить яйца!

Они ушли, и в дверях появился начальник порта. Его пригласили войти, усадили, налили кофе.

– Ваш первый визит на Донкастер, – скорее объявил, чем спросил он.

– Да, капитан Тарран. Кажется, очень приятная планета.

– Хм.

Это с равной вероятностью могло означать и «да», и «нет».

– Скажите, пожалуйста, сэр, неужели повара в Резиденции Верховного комиссара действительно так плохи, как он утверждает?

– Понятия не имею, капитан. Я простой торговый капитан на планетной службе. В отличие от вас меня на всякие роскошные приемы не приглашают. Белозубая улыбка сверкнула на тонком смуглом лице, словно солнце сквозь тучи, смягчив резкость слов. – И хвала всем богам Галактики!

– Я с вами полностью согласен, капитан. На этих приемах ни одного живого человека… Сплошь крахмальные воротнички, вежливые расшаркивания с теми и этими – а в обычной жизни к ним и на милю не подойдешь.

– Но у Комиссара, похоже, есть дар общаться со всеми, – вмешался Бидль.

– Почему? – спросил Граймс.

– Ну, самому приехать в порт, чтобы встретить повара…

– Он любит покушать, – возразил Граймс. – Просто любит покушать.

Официальные приемы следовали один за другим. Но случались и встречи другого рода. Возможно, Тарран не был вхож в местное высшее общество, зато знал людей самых разных профессий и интересов. И эти приемы, куда Граймса приглашали благодаря Таррану, оказывались значительно приятнее официальных церемоний, посещать которые входило в обязанности лейтенанта. На одном таком неформальном ужине, который давал профессор Толливер, заведующий кафедрой политических наук в университете Дунканнона, Граймс познакомился с Сельмой Мадиган.

Кроме Граймса, его офицеров и Таррана, все приглашенные были из университета – студенты и преподаватели. И среди них были не только представители человеческой расы. К своему огромному удивлению, Граймс обнаружил общение с шаарской принцессой доставляет ему подлинное удовольствие – хотя шаарскую королеву, которой его представили на приеме у мэра, он возненавидел с первого же взгляда.

– Ты представляешь, – жаловался он Биллю, – мне пришлось расшаркиваться с этой гнусной старой шмелихой-переростком, увешанной таким количеством драгоценностей, что и корабль не поднимет… Таскать на себе тонну бриллиантов – и не купить себе приличную голосовуху! Скрежещет, как стертая игла по поцарапанной пластинке в древнем проигрывателе!

Но принцесса Шрин была прекрасна. Можно сказать, нечеловечески прекрасна – это была красота сложного блестящего мобиля. Ее голосовой аппарат создавал приятное, почти соблазнительное контральто, с чуть-чуть жужжащими обертонами. Несомненно, принцесса могла считаться весьма привлекательной представительницей своей расы.

– Я нахожу вас, людей, совершенно завораживающими существами, капитан, – говорила она. – Между вами и нами столько общего, и такая разница. Но мне очень нравится на этой планете…

– А сколько вы еще пробудете здесь, ваше Высочество?

– Зовите меня Шрин, капитан, – попросила она.

– Спасибо, Шрин. Меня зовут Джон. Я буду чрезвычайно польщен, если вы будете звать меня так. – Он рассмеялся: – Кроме того, я всего лишь лейтенант.

– Очень хорошо, лейтенант Джон. Что касается вашего вопроса, то боюсь, мне придется вернуться на свою планету, как только я получу диплом по соцэкономике. Наша Королева-мать решила, что это полезная специальность для будущей правительницы. Ветры перемен проносятся и сквозь наши ульи, и мы должны подставлять им крылья.

«Очень симпатичные крылья», – подумал Граймс.

И все же Шрин была неописуемо чужой – а стройная девушка, подошедшая к ним, без сомнения, принадлежала к человеческой расе. Высокого роста, она еще и уложила свои блестящие рыжие волосы в сложную высокую корону. Если судить по канонам красоты, рот великоват, лицо тонкое – но чересчур резко очерчено. Но зеленые глаза и улыбка делали ее просто неотразимой.

– Очередная победа, Шрин? – спросила она.

– Я бы не возражала, если бы лейтенант Джон вдруг стал инсектоидом, – ответила принцесса.

– В таком случае, я стал бы трутнем, – отшутился Граймс.

– Насколько мне известно, это самая подходящая характеристика для капитанов, – парировала девушка.

– Вы знакомы с Сельмой? – спросила Шрин. Последовала надлежащая церемония представления.

– Как вам вечеринка, мистер Граймс? – осведомилась Сельма Мадиган.

– Очень мило, мисс Мадиган. Приятное разнообразие после официальных приемов – только никому не говорите.

– Рада, что вам понравилось. Мы стараемся избавиться от этой мрачной атмосферы задворков Империи. Многие наши студенты, как и Шрин, – «чужие»…

– На моей планете чужими были бы вы, – возмутилась Шрин.

– Знаю, дорогая. Уверена, что и мистер Граймс это знает. Но общение разумных рас способствует взаимному обогащению их культур. Ни у одной расы нет монополии на священную миссию – нести цивилизацию в Галактику…

– Можно без проповедей, Сельма! – Удивительно, какую гамму чувств может передать обычный «голосовой ящик»! – Но если тебе это так необходимо, можешь продолжать. Возможно, ты обратишь лейтенанта Джона в свою веру.

Она изящно махнула верхней лапкой, скользнула прочь и присоединилась к группе из двух людей, юного галличека и безвкусно разряженного псевдоящера с Декковара.

Сельма Мадиган посмотрела прямо в глаза Граймсу.

– А что вы думаете о нашей политике интеграции?

– Полагаю, это будет полезно.

– «Полезно»! – передразнила она. – Похоже, вы так же прыгаете по верхам, как и все остальные. Мило щебечете с той же Шрин: еще бы, настоящая живая принцесса. А ведь Шаара – не королевство в нашем понимании. Королевы это самки, достигшие возраста размножения, а принцессы – неполовозрелые самки. Но Шрин – принцесса. Как звучит! А с той же Ооной у вас куда больше общего – по крайней мере, в отношении биологии. Но на Оону вы и взглянуть не хотите, а вокруг Шрин вьетесь, как мотылек вокруг лампочки.

Граймс покраснел.

– Оона – лохматое существо, похожее на земного шимпанзе, и пахнет так же. А Шрин… Она красива.

– У Ооны золотая голова. Ее единственная слабость – земляне в униформе. Она находит их совершенно неотразимыми. Вы ее обидели. Я заметила, и Шрин видела.

– Не знаю, – отрезал Граймс. – Может быть, в своем мире Оона именуется «Ее Имератоское Высочество» – но это не значит, что я обязан ее любить.

Профессор Толливер, небрежно замотанный в потертую тогу, присоединился к разговору. Табак в его трубке был еще более крепким, чем у Граймса.

– В словах нашего юного Граймса есть резон… – заметил он.

– Еще бы, – согласился Граймс. – На мой взгляд, люди есть люди неважно, гуманоиды они, арахноиды, ящеры или фиолетовые осьминоги из соседней галактики. Если они люди нашего склада, они мне нравятся. Если нет – нет.

– Оона нашего склада, – настаивала Сельма.

– По запаху не похоже.

– Думаете, ей очень нравится вонь вашей трубки – или, если уж на то пошло, трубки Питера? – рассмеялась девушка.

– Может, и нравится, – предположил Граймс.

– Наверняка нравится, – подтвердил профессор Толливер.

– Мужчины… – фыркнула Сельма Мадиган.

Толливер куда-то направился. Граймс и Сельма тоже решили сменить положение в пространстве. На столе красовался огромный кувшин с пуншем. Лейтенант налил пунша им обоим и, подняв стакан, провозгласил:

– За интеграцию!

– Надеюсь, вы говорите от души.

– Возможно, – чуть неуверенно отозвался Граймс. – В конце концов, Вселенная одна, и всем нам надо как-то жить. Если помните, не так давно на нашей родной планете люди готовы были рвать друг другу глотки только потому, что у одних кожа была белая, у других черная, а у третьих желтая. О группах поменьше я вообще молчу. Фон Танненбаум – вон он, видите? Мы его зовем «Белокурая бестия». Он отличный офицер и отличный друг. Но его предки весьма плохо относились к моим предкам с материнской стороны. Мои тоже хороши. Может, я и не прав, но я думаю, причина большей части кровавых событий земной истории – ксенофобия, доведенная до предела…

– Почти речь, Джон, – она отпила пунша. – Жаль, что устав вашей службы запрещает активно участвовать в политических действиях.

– Почему?

– Вы бы прекрасно подошли для партии, которую мы открываем. ЛЖ.

– ЛЖ?

– Простое сокращение: Лига Жизни. Вы только что говорили о земной истории. Даже когда нации Земли воевали между собой, существовали организации – религии, политические партии, просто общества, в которые входили люди разных наций и рас. Цель Лиги Жизни – братство разумных видов.

– Трудное дело.

– Но необходимое. Можно сказать, что Донкастер расположен весьма неудачно, можно сказать – очень выгодно. Как посмотреть. Одинокая планета, колонизированная человечеством, на границе с двумя – я очень не люблю этого слова, но придется – чужими империями. Галличекская Гегемония и Шаарская Империя – если пользоваться их терминологией, суперулей. Мы знаем, что Империя Земли собирается превратить Донкастер в галактический бастион точнее, в колоссальный дредноут. Броня, сотни тысяч солдат, фантастическое оружие, направленное на обе расы – на птиц и насекомых. Баланс сил, «разделяй и властвуй» – старо как мир. Но среди нас есть те, кто предпочел бы жить в мире и дружбе с соседями. Вот почему университет Дунканнона всегда старался привлекать студентов других рас. И вот почему родилась идея создать Лигу Жизни, – она улыбнулась. – Наверно, вы назовете это просвещенным эгоизмом.

– Весьма просвещенным, – ответил Граймс.

Ему нравилась эта девушка. Она была привлекательна, а увлеченность только усиливала красоту. Положительно, она куда лучше тех красивых, но глуповатых девиц, с которыми ему доводилось общаться.

– Дома у меня есть литература по этому вопросу. Если хотите…

– Конечно, Сельма.

Он назвал ее по имени, а она приняла это как должное. Хороший знак или плохой?

– Чудесно, Джон. Тогда не будем терять время. Остальные могут повеселиться и без нас.

– Вы что… э-э… здесь живете?

– Нет, но отсюда недалеко. Пара минут пешком – это на Хитклифф-стрит.

К тому времени, когда Граймс забрал свой плащ и фуражку из гардероба, Сельма уже ждала его. Она запахнулась в зеленую преподавательскую мантию точно под цвет глаз, которая красиво оттеняла огненные волосы. Вместе они вышли в туманную ночь. Воздух был промозглым, и холод, пробираясь под одежду, заставлял их держаться ближе друг к другу. Шагая рядом с девушкой по влажно поблескивающей булыжной мостовой, Граймс остро ощущал плавные движения ее тела.

«Здесь политическая литература, – подумал он, пытаясь казаться самому себе циником. – В другом месте – гравюры… Приятное разнообразие».

Но цинизма хватило ненадолго. Вот кто действительно прирожденный лидер… Когда-нибудь Сельма достигнет самой вершины политического Олимпа на родной планете. И несмотря на это… Сегодня ночью между ними может случиться нечто – и скорее всего случится… Граймс не собирался заглушать зов природы. Никто из них от этого не обеднеет, наоборот – станет богаче. А если и не случится… Достаточно того, что они идут вместе сквозь мягкую тьму, а воображение рисует картины того, что ждет их обоих в конце этой прогулки.

– Вот мы и пришли, Джон, – внезапно произнесла Сельма.

Дверь дома неясным золотистым прямоугольником вырисовывалась в полутьме. В прихожей никого не было – впрочем, какое это имело значение? Лифт быстро вознес их вверх и открылся в коридоре, застеленном ковром. Перед ними оказалась дверь, которую девушка открыла старомодным железным ключом. Граймс вспомнил, что на Донкастере голосовые замки не пользуются популярно стью.

Мебель в гостиной была простой, но удобной. Граймс снял плащ и фуражку, отдал их Сельме и сел на пружинистый диван. Изящно шагнув к окну во всю стену, она нажала кнопку… Тяжелые портьеры раздвинулись. Другую – и стекла утонули в рамах.

– Из этого окна прекрасный вид на город, особенно в туманную ночь, мечтательно сказала она. – Так здорово ощутить чистый вкус тумана…

– Вам повезло – у вас чистый туман, – отозвался Граймс. В отличие отнее, он родился и вырос на Земле.

Он поднялся с дивана и подошел к Сельме. Его рука робко легла на ее талию – девушка даже не пыталась освободиться. Но вид был действительно великолепен. Как будто смотришь на звездное скопление, полускрытое газовой туманностью…

– Вдыхай туман… – прошептала Сельма.

Граймс послушно втянул воздух. Откуда пахнет чесноком?

Граймс впервые ощутил этот запах… после того, как Альберто покинул корабль. Наверное, из смежной комнаты…

Это было последнее, о чем он успел подумать. В таких ситуациях тело действует быстрее. Граймс скорее почувствовал, чем увидел, как кто-то бросился на них сзади. Выпустив девушку, лейтенант почти отшвырнул ее в сторону. Инстинктивно он упал на одно колено, и чье-то тяжелое тело ударило его в спину. Дальнейшее случилось скорее благодаря везению, нежели боевым навыкам Граймса – или невезению нападавшего. Убийца перевалился через спину лейтенанта и неуклюже выкатился в окно головой вниз. Каблук его туфли чудом не оторвал Граймсу ухо. Лейтенанту оставалось только проводить взглядом темную фигуру, которая медленно, мучительно медленно падала в фосфоресцирующий туман, кувыркаясь и крича. Вскоре крик оборвался омерзительным влажным шлепком.

Сельма рывком оттащила Граймса от окна.

Он стоял и дрожал, и не мог остановиться. Запах чеснока все еще висел в воздухе. Граймс высвободился из рук девушки, вернулся к окну…и его вывернуло наизнанку.

– Есть истины, – сухо сказал коммодор Дамиен, – которые младший офицер должен усвоить, если надеется сделать карьеру. Одна из них гласит: не стоит совать палки в колеса высшему руководству.