Текст книги "Кровавая Земля (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Посвящается Закари Арнольду, пусть он никогда не узнает ужасов войны

В этой последней и вдохновляющей истории о приключениях Натаниэля Старбака во время Гражданской войны в США Нат получает под своё командование штрафной батальон: пеструю группу трусов, воров, дезертиров и убийц. Собираясь присоединиться к армии генерала Роберта Ли, солдаты Старбака доберутся до Харперс-Ферри как раз вовремя, чтобы принять участие в проведенном Каменной стеной Джексоном захвате гарнизона войск Союза. Оттуда полк попадет прямо в кошмар сражения при Шарпсберге, у реки Антиетэм-Крик, которое навсегда останется в памяти как самый кровавый день той войны. Там мужество и чувство долга Старбака и его солдат подвергнутся такому испытанию, как никогда прежде.

Перевод: группа “Исторический роман“, 2014 год.

Перевод и редакция: gojungle, david_hardy, Scavenger, Elena_Panteleevа, Sam1980 и Oigene

Домашняя страница группы В Контакте: http://vk.com/translators_historicalnovel

Пожалуйста, поддержите нас: подписывайтесь на нашу группу В Контакте!

Часть первая

Глава первая

Шел дождь. Весь день шел дождь. Сначала это был скорый, теплый дождик, принесенный порывистым южным ветром, который, однако, к середине дня сменился на восточный, и дождь усилился. Он хлестал тяжелыми, обжигающими каплями. Сила его была такова, что впору было открыть судоходство. Дождь барабанил по солдатским палаткам, неприспособленным к таким испытаниям. Дождь заливал недостроенные земляные укрепления, брошенные янки у Кентервиля. Дождь смывал землю с неглубоких могил, выкопанных сразу за Булл-Ран, и побелевшие тела убитых, похороненных едва ли пару дней назад, всплыли на поверхность, словно мертвецы в Судный день. Почва в Виргинии была красной, и вода, бежавшая широкими грязными ручьями в сторону Чесапикского залива, окрасившись в ее цвет, казалась смешанной с кровью.

Стоял первый день сентября 1862 года. В Вашингтоне солнце должно было зайти только в шесть тридцать четыре, но уже в полчетвертого в Белом Доме зажглись газокалильные сетки, Пенсильвания-авеню утопала в грязи по высоту ботинка, а открытые канализации Суомп-пудла заполнились до краев. Дождь хлестал по балкам и строительным лесам недостроенного купола Капитолия, и насквозь промокшие раненые, доставленные из Манассаса, где северяне потерпели поражение, лежали на мраморном полу ротонды.

В двадцати милях к западу к Вашингтону медленно тянулись беглецы – остатки разбитой армии Поупа. Мятежники пытались преградить им путь, но из-за дождя вместо столкновения получилась сплошная неразбериха. Пехота жалась в укрытии под набухшими от сырости деревьями, артиллеристы безбожно проклинали промокшие пороховые заряды, кавалеристы пытались успокоить лошадей, до смерти перепуганных ударами молнии. Майор Натаниэль Старбак, командир Легиона Фалконера из состава бригады Свинерда, принадлежавшей, в свою очередь, корпусу Джексона Северовиргинской армии, пытался не промочить бумажный патрон. Высыпая порох в ствол винтовки, он укрывал патрон шляпой, но головной убор промок, и порох, который он стряхивал с вощеной бумаги, собирался подозрительными комками. Смяв бумагу, он затолкал ее поверх пороха в ствол, сплюнул туда же пулю и с силой загнал заряд глубже. Отведя назад курок, он извлек из сумки на поясе капсюль, надел его на брандтрубку и прицелился сквозь серебристую стену дождя. Полк его расположился на опушке насквозь вымокшего леса, фронтом на север – туда, где через побитое ливнем кукурузное поле виднелся еще один лес, в котором укрылись янки. Старбак не видел цели, но всё равно потянул спусковой крючок. Курок ударил по капсюлю, тот в ответ выплюнул облачко дыма, но порох в казенной части упорно отказывался воспламеняться. Старбак выругался. Отведя назад курок, он удалил использованный капсюль и вставил новый. Еще одна попытка – но упрямая винтовка не стреляла.

– Хоть камни швыряй в ублюдков, результат тот же, – пробормотал он под нос. С той стороны донесся винтовочный выстрел, но в ливне след от пули над головой Старбака немедленно потерялся. Нат пригнулся, сжимая бесполезную винтовку, и задумался, какого же черта ему теперь делать.

Вообще-то, предполагалось, что он пересечет кукурузное поле и выбьет из дальних лесов янки, но северян там был минимум полк, усиленный парой полевых орудий. И они уже успели потрепать выдохшийся в сражениях полк Старбака. Сначала, когда Легион наконец пробрался сквозь промокшие под ливнем кукурузные стебли, Старбаку показалось, что звуки орудий – не более, чем гром. Затем он заметил, что роты на левом фланге попали под жестокий обстрел, потом увидел и артиллеристов-янки, которые поворачивали орудия, готовясь ударить во фланг по другим отрядам Легиона. Старбак приказал открыть огонь по орудийным позициям, но лишь несколько стрелков сумели сохранить порох сухим, поэтому он велел выжившим отступать, пока пушки вновь не загрохотали. Он прислушался к глумящимся над отступающими мятежниками северянам. Теперь же, спустя двадцать минут, Нат всё еще пытался найти какой-нибудь путь в обход поля или через него. Но местность слева была открытой и простреливалась вражескими орудиями. В лесах справа укрывались янки.

Легион явно не заботило, остались ли янки или ушли, так как теперь их врагом стал дождь, а не северяне. Шагая к левому флангу своей цепи, Старбак заметил, что солдаты старались не попадаться ему на глаза. Они молились, чтобы он не отдал очередного приказа атаковать, никто из них не желал выходить из леса на затопленное кукурузное поле. Всё, чего они желали, так это прекращения дождя, возможности разжечь костры и получить время на сон. В первую очередь сон. В последние месяцы они вдоль и поперек исходили северные округа Виргинии; они сражались; они разбили врага; опять маршировали и сражались, и теперь устали от походов и сражении. Их мундиры превратились в лохмотья, ботинки развалились, а пайки заплесневели, они донельзя устали, и с точки зрения солдат, янки могли удерживать мокрый лес за кукурузным полем сколько угодно. Они лишь желали отдохнуть. Многие из них, несмотря на дождь, уже уснули. Они лежали у кромки леса подобно мертвецам, подставив раскрытые рты дождю, их бороды и усы пропитались и сочились влагой. Другая часть солдат, действительно мертвых, лежала, словно заснув в залитом кровью кукурузном поле.

– Я думал, мы одерживаем вверх в этой чертовой войне, – поприветствовал Старбака капитан Дейвис.

– Если не перестанет лить, – ответил Старбак, – мы позволим подойти чертову флоту и выиграть за нас. Можешь рассмотреть орудия?

– Они всё еще там. – Дейвис кивнул в сторону темного леса.

– Ублюдки, – выругался Старбак. Он был зол на себя, что не заметил орудия, прежде чем отдал приказ атаковать. Две пушки были замаскированы за бруствером из веток, но тем не менее он проклинал себя за неспособность заметить ловушку. Небольшая победа янки задела его за живое, и чувство досады усиливалось неуверенностью в действительной необходимости атаки, ведь кроме них, кажется, никто и не сражался. Изредка где-то в мрачном влажном сумраке раздавалось рявканье пушки, иногда трескотня ружейной пальбы перекрывала звуки низвергавшегося дождя, но эти звуки не касались Старбака, и он не получал дальнейших распоряжений от полковника Свинерда со времени первого срочного приказа пересечь кукурузное поле. Возможно, надеялся Старбак, сражение зашло в тупик. Может, никого оно и не заботит. Враг и так отходил к Вашингтону, так почему бы просто не позволить ему уйти?

– Откуда ты знаешь, что орудия не отошли? – спросил он Дейвиса.

– Дают о себе знать время от времени, – лаконично ответил тот.

– Может, они ушли? – предположил Старбак, но не успел он договорить, как выстрелила одна из пушек янки. Она была заряжена картечью – жестяным цилиндром, набитым ружейными пулями, который разрывается на выходе из дула орудия, разбрасывая пули, как гигантский заряд крупной дроби, и они прошили листву деревьев над Старбаком. Орудие было нацелено слишком высоко, и его огонь никого не ранил, но град свинца низверг поток воды и листьев на несчастную пехоту Старбака. Старбак, скрючившийся рядом с Дейвисом, вздрогнул от неожиданного душа.

– Ублюдки, – повторил он, но бессильное ругательство потонуло в треске грома, разорвавшего небо с медленно замершим грохотом. – Было время, – кисло заметил Старбак, – когда я считал, что орудия гремят как гроза. Теперь думаю, что гроза гремит как орудия, – он мгновение обдумывал эту мысль. – Как часто тебе доводилось слышать пушки в мирное время?

– Никогда, – признался Дейвис. Его очки покрылись каплями дождя. – Разве что на Четвертое июля.

– Четвертого и на День Эвакуации, – произнес Старбак.

– День Эвакуации? – спросил Дейвис, никогда до этого о нем не слышавший.

– Семнадцатое марта, – ответил Старбак. – День, когда мы выперли англичан из Бостона. В бостонском парке палят из пушек и пускают фейерверки.

Старбак был бостонцем, северянином, сражавшимся с себе подобными на стороне мятежного Юга. Он дрался не из-за политических убеждений, а скорее, из-за ошибок молодости, выбросивших его на мель на Юге в начале войны, и теперь, спустя полтора года, он стал майором армии конфедератов. Он едва ли был старше большинства возглавляемых им солдат, и даже моложе многих, но полтора года непрерывных сражений наложили на его узкое смуглое лицо печать суровой возмужалости. Иногда он изумленно подмечал, что на самом деле должен был бы всё еще учиться на священника на факультете богословия в Йеле, но вместо этого скорчился в промокшем до нитки мундире за затопленным кукурузным полем, строя планы, как прикончить таких же промокших янки, сумевших убить его людей.

– Сколько у тебя сухих зарядов? – спросил он Дейвиса.

– Наверное, с дюжину, – неуверенно протянул Дейвис.

– Заряди и жди здесь. Я хочу, чтобы ты прикончил чертовых канониров, когда я дам тебе знать. Я пришлю тебе подмогу.

Он хлопнул Дейвиса по спине и побежал назад в лес, где направился дальше на запад, пока не достиг первой роты и капитана Траслоу, низкорослого, коренастого и неутомимого человека, которого Старбак повысил с сержанта до капитана всего несколькими неделями раннее.

– Есть сухие заряды? – спросил Старбак, плюхнувшись рядом с капитаном.

– Завались, – Траслоу сплюнул в лужу табачную слюну. – Приберегал огонь для тебя.

– А ты весь полон уловок, а? – довольно сказал Старбак.

– Полон здравого смысла, – угрюмо проворчал Траслоу.

– Мне нужен один залп по канонирам. Вы с Дейвисом прикончите артиллеристов, а я поведу через поле остальной Легион.

Траслоу кивнул. Он был скупым на слова вдовцом, таким же суровым, как и ферма в горах, которую он оставил, чтобы сражаться с северными захватчиками.

– Жди моего приказа, – добавил Старбак и отступил назад к деревьям, хотя их густая листва была давно пропитана ливнем и плохо защищала от дождя. Казалось невозможным, что дождь может продолжаться так долго и быть таким злобным, однако ливень не переставая бил по деревьям с неослабевающей дьявольской силой. На юге вспыхнула молния, затем над головой раздался настолько сильный раскат грома, что Нат вздрогнул от звука. Боль резанула лицо, и он отшатнулся, упал на колени и прижал ладонь к левой щеке. Когда Нат убрал руку от лица, то увидел, что ладонь в крови. Минуту он беспомощно смотрел, как дождь растворял и смывал кровь с ладони, затем, попытавшись встать, Нат понял, что слишком слаб. Его трясло, и он подумал, что его сейчас вырвет, потом испугался, что опорожнится кишечник. Нат жалобно стонал, как раненый котенок. Одна часть его мозга знала, что с ним всё в порядке, что рана была легкой, он мог видеть, мыслить и дышать, но ему не удавалось побороть дрожь, хотя он перестал издавать бессмысленные кошачьи звуки и глубоко вдохнул влажный воздух. Он сделал еще один вдох, вытер кровь со щеки и заставил себя встать. Раскат грома, понял Нат, на самом деле представлял собой разряд картечи из второго орудия янки, и одна из ружейных пуль отколола щепку от дерева, которая и разрезала ему лицо до скулы. Дюймом выше, и Нат лишился бы глаза, однако рана была чистой и пустяковой. Нат прислонился к покрытому шрамами стволу дерева и закрыл глаза, пока был один в лесу. Выведи меня отсюда живым, молился он, сделай это, и я больше никогда не буду грешить.

Нат устыдился себя. Он повел себя так, словно это была не царапина, а смертельная рана, но у него до сих пор бурлило в кишечнике от страха, пока он шагал на восток, к правофланговым ротам. Эти роты были наименее преданы ему, они отказывались быть под командованием перебежчика с севера, именно эти роты Нату придется выгнать на открытое кукурузное поле из их жалких укрытий. Их отказ атаковать был продиктован не только отсутствием преданности, но и естественным стремлением вымокших, уставших и несчастных людей скорее притаиться и сидеть неподвижно, чем подставлять себя под вражеские винтовки.

– Штыки! – заорал Старбак, проходя позади цепи. – Примкнуть штыки! – Он предупреждал их, что им снова придется выступить, и услышал ворчание некоторых солдат, но Нат проигнорировал их угрюмый вызов, поскольку не знал, был ли он в состоянии им противостоять. Он испугался, что его голос будет звонким, как у мальчишки, если он на них накинется. Нат задавался вопросом, что же, во имя всевышнего, с ним происходит. Одна маленькая царапина, и он съежился до дрожащего и беспомощного состояния! Нат говорил себе, что это всего лишь из-за дождя, который раздул его усталость до страдания. Он нуждался в отдыхе так же, как и его люди, и точно также ему нужно было время, чтобы реорганизовать Легион и раскидать смутьянов по разным ротам, однако скорость, с какой велась кампания в северной Виргинии, лишила армию Ли такой роскоши как время.

Кампания началась с мощного наступления северянина Джона Поупа на Ричмонд, столицу Конфедерации. Это наступление было остановлено, а затем разбито во время второй битвы при Булл-Ран, и теперь армия Ли теснила оставшихся янки назад к реке Потомак. Если повезет, думал Старбак, янки войдут в Мэриленд, и конфедераты получат несколько дней, в которых так нуждались, чтобы перевести дыхание и найти обувь и одежду для солдат, похожих скорее на толпу бродяг, чем на армию. И всё же эти бродяги исполнили всё, что от них требовала страна. Они ослабили и уничтожили недавнюю попытку янки захватить Ричмонд, а сейчас вытесняли из Конфедерации превосходящую армию северян.

Нат обнаружил лейтенанта Ваггонера на правом фланге цепи. Питер Ваггонер был хорошим человеком, набожным солдатом, который жил с винтовкой в одной руке и Библией в другой, и если кто-либо из его роты трусил, то получал удар одним из этих двух внушительных орудий. Лейтенант Коффмэн, еще юнец, сидел скорчившись рядом с Ваггонером, Старбак послал его за капитанами других правофланговых рот.

– Вы в порядке, сэр? – нахмурился Ваггонер.

– Царапина, просто царапина, – ответил Старбак. Он слизнул со щеки соленую кровь.

– Вы ужасно бледный, – произнес Ваггонер.

– Этот дождь – первое приличное купание за две недели, – добавил Старбак. Дрожь прекратилась, но Нат тем не менее почувствовал себя актером, когда ухмыльнулся Ваггонеру. Он делал вид, что не испуган и всё хорошо, но его разум был норовист, как необъезженный жеребенок. Нат отвернулся от лейтенанта и вгляделся в деревья с восточной стороны, выискивая остальную бригаду Свинерда. – Там по-прежнему кто-то есть? – задал он вопрос Ваггонеру.

– Люди Хаксалла. Они ничего не делают.

– Спасаются от дождя, да?

– Никогда не видывал такого дождя, – проворчал Ваггонер. – Вечно его нет, когда он нужен. Никогда не идет весной. Зато всегда перед сбором урожая или во время сенокоса.

Из леса, занятого янки, донесся винтовочный выстрел, и пуля ударилась о клен позади Ваггонера. Здоровяк обиженно нахмурился в сторону янки, словно счел пулю признаком невоспитанности.

– Вы знаете, где мы сейчас? – поинтересовался он у Старбака.

– Где-то недалеко от Флетлика, где бы ни было это чертово место, – ответил Нат. Он знал только, что Флетлик протекал где-то в Северной Виргинии. Они выгнали янки из их укреплений в Кентервиле и теперь пытались захватить брод, через который отступали северяне, хотя Старбак за весь день не увидел ни ручья, ни дороги. Полковник Свинерд сказал Нату, что ручей называется Флетлик-Бранч, хотя на самом деле полковник не был этом уверен. – Вы слышали когда-нибудь о Флетлике? – теперь уже Старбак спросил Ваггонера.

– Ни разу не слышал, – ответил Ваггонер. Он, как и большинство солдат Легиона, был выходцем из центральной части Виргинии и не знал подходов к Вашингтону.

Старбаку понадобилось полчаса, чтобы организовать атаку. На это должно было уйти несколько минут, но из-за дождя все медлили, а капитан Мокси как всегда возразил, что атака – лишь трата времени, потому что её, как и первую, ждет провал. Мокси был молодым и малоприятным человеком, которого возмущало повышение Старбака. Большая часть Легиона недолюбливала Мокси, но в этот дождливый полдень он оказался единственным, кто выразил то, о чем думали почти все. Солдаты не хотели сражаться. Они слишком вымокли, замерзли и устали, чтобы сражаться, и даже Старбаку хотелось забыться сном, но несмотря на опасения, он чувствовал, что если человек хоть раз поддастся страху, то будет делать это снова и снова, пока совсем не останется храбрости. Военная служба, как понял Нат, не имела ничего общего с комфортом, а командование полком заключалось не в предоставлении людям того, что им хочется, а в принуждении делать то, что им всегда казалось невероятным. Военная служба связана с победами, а победа невозможна, если прятаться на краю леса под проливным дождем.

– Мы выступаем, – решительно заявил Нат. – Таков приказ, и мы, черт возьми, выступаем.

Мокси пожал плечами, словно Старбак был глупцом.

Еще больше времени ушло на подготовку четырех правофланговых рот. Они примкнули штыки, затем поплелись к краю поля, где в огромной луже бурлила вода, стекавшая туда из канав. Янки периодически стреляли, пока Старбак подготавливал Легион, каждый выстрел осыпал занятые южанами деревья раскаленным облаком картечи, словно пытаясь отговорить конфедератов от враждебных намерений. Пушечный выстрел оставлял едкое облако дыма, которое как туман сносилось дождем. Становилось все темнее и темнее – неестественно ранние сумерки, вызванные пропитанными влагой серыми тучами. Старбак расположился на левом фланге атакующих, самом ближнем к ружьям янки, он вытащил штык и примкнул его к дулу винтовки. У него не было ни сабли, ни лычек, а револьвер, по которому бы янки догадались, что он офицер Конфедерации, был спрятан в кобуре за спиной, где враг не мог его увидеть. Нат убедился, что штык прикреплен надежно и сложил ладони рупором.

– Дейвис! Траслоу! – прокричал он, удивляясь, как мог чей-либо голос преодолеть шум дождя и порывы ветра.

– Вас понял! – отозвался Траслоу.

Старбак замешкался. Коль скоро Нат выкрикнул следующий приказ, он принял окончательное решение сражаться, и его снова захлестнул приступ мучительной дрожи. Страх лишал его сил, но Нат заставил себя перевести дыхание и выкрикнуть приказ.

– Пли!

Последовал слабый залп, просто треск, похожий на хруст кукурузных стеблей, но Старбак, к своему удивлению, вскочил на ноги и бросился в кукурузу.

– Вперед! – закричал он на солдат за спиной, продвигаясь между твердыми спутанными стеблями. – Вперед!

Он знал, что должен возглавить атаку, и мог лишь надеяться, что Легион следует за ним. Он услышал, как кто-то рядом продирается по полю, а на правом фланге Питер Ваггонер ободрял своих солдат, но Старбак услышал также, как сержанты орут на копуш, чтобы вставали и шли вперед. По этим крикам он догадался, что некоторые по-прежнему трусят под прикрытием леса, но не смел обернуться, чтобы посмотреть, сколько людей последовали за ним, чтобы солдаты не решили, будто он остановил атаку. Она была нестройной, но всё же они бросились вперед, и Старбак слепо гнал солдат, ожидая, что в любое мгновение схлопочет пулю. Один из его солдат издал слабый боевой клич мятежников, но никто его не подхватил. Они слишком устали, чтобы издавать эти жуткие возгласы.

По полю мимо пригнутых кукурузных верхушек мелькнула пуля, и с поникших початков полилась вода. Пушка молчала, и Старбак впал в ужас, решив, что два орудия поворачивают, чтобы накрыть его атаку. Он снова крикнул, поторапливая солдат, но они продвигались медленным шагом, потому что поле было слишком топким, а кукуруза слишком перепутанной, мешая бежать. Когда до янки оставалось не больше расстояния выстрела, северяне замолчали, и Старбак понял, что они наверняка сдерживают огонь, пока потрепанная серая масса атакующих не окажется на расстоянии мишени. Он хотел съежиться в предчувствии этого неминуемого залпа, упасть между мокрых стеблей, прижаться к земле и дождаться окончания войны. Он был слишком напуган, чтобы кричать, думать или сделать что-либо еще, кроме как вслепую ринуться в сторону темных деревьев, до которых теперь оставалось лишь тридцать шагов. Так глупо казалось погибнуть ради брода черед Флетлик, но глупость этого предприятия не объясняла его страх. Это было нечто более глубинное, в чем он не позволял самому себе признаться, потому что подозревал, что это было лишь чистой трусостью. Но мысль о том, как его недруги в Легионе будут над ним смеяться, если увидят этот страх, заставляла его двигаться.

Он поскользнулся в луже, дернулся, чтобы восстановить равновесие, и помчался дальше. Ваггонер по-прежнему бодро выкрикивал на правом фланге, но остальные просто устало тащились по мокрой кукурузе. Мундир Старбака так промок, словно он переходил реку. Он чувствовал себя так, будто никогда уже не сможет обсохнуть и согреться. Из-за насквозь промокшей тяжелой одежды каждый шаг давался с трудом. Нат попытался закричать боевой клич, но он превратился в что-то вроде сдавленного рыдания. Если бы не шел дождь, он бы решил, что плачет, но янки так и не открыли огонь, а вражеский лес теперь был уже близко, очень близко, и ужас последних ярдов вселил в него безумную энергию, бросившую его через последние поникшие стебли, по очередной широкой луже прямо в лес.

И там он обнаружил, что враг ушел.

– Господи Иисусе! – воскликнул Старбак, не зная, то ли он пытался ругнуться, то ли молился. – Господи Иисусе! – повторил он, с облегчением уставившись на опустевший лес. Он остановился, тяжело дыша, и огляделся по сторонам, но в лесу и правда было пусто. Враг исчез, не оставив ничего, кроме отсыревшей бумаги от патронов и двойной колеи, показывающей, что они вытащили из леса две пушки.

Старбак окликнул оставшиеся на кукурузном поле роты и осторожно зашагал через лесополосу, пока не добрался до ее противоположного края, а оттуда вгляделся в широкое исхлестанное дождем пастбище, на котором вышел из берегов ручей. В поле зрения не было врага, лишь большой дом на далекой возвышенности, наполовину скрытый за деревьями. Разряд молнии высветил силуэт дома, а потом усилившийся дождь закрыл строение, словно поднимающийся на море туман. Дом показался Старбаку прекрасным особняком, издевательским напоминанием о комфортабельной жизни, которую можно было бы вести к этой стране, не раздирай ее война.

– И что теперь? – обратился к нему Мокси.

– Твои люди заступят в караул, – ответил Старбак. – Коффмэн! Найди полковника и скажи ему, что мы пересекли кукурузное поле.

Нужно было похоронить мертвых и найти раненых.

Прерывистый шум сражения полностью затих, сдав поле битвы дождю, грому и холодному восточному ветру. Опустилась ночь. В глубине леса замелькали жалкие костры, но большинству не хватало навыков, чтобы развести огонь под таким ливнем, так что солдаты просто дрожали, гадая, что именно сейчас сделали и зачем, а также куда делся враг и принесет ли им следующий день тепло, пищу и отдых.

Полковник Свинерд – худой, в потрепанной одежде и с клочковатой бородой – нашел Старбака после наступления темноты.

– Без проблем пересекли кукурузное поле, Нат? – спросил полковник.

– Да, сэр, совершенно без проблем.

– Молодец, – полковник протянул руки к костру Старбака. – Я устрою молитвенное собрание через несколько минут. Надо полагать, вы не придете?

– Нет, сэр, – ответил Старбак, как отвечал каждый вечер, когда полковник приглашал его на молитвы.

– В таком случае я помолюсь за вас, Нат, – отозвался полковник, в точности так же, как и обычно. – Определенно.

Старбак хотел только спать. Просто заснуть. И ничего более. Но молитва может помочь, подумал он. Что-то ведь должно помочь, потому что он испугался, и Господь знает это, знает, что он превращается в труса.

***

Старбак снял промокшую одежду, не в силах выносить, как она натирает, и повесил ее над остатками костра в надежде хоть немного высушить, а потом завернулся во влажное одеяло и заснул несмотря на дождь, хотя этот сон был лишь дрянной имитацией отдыха, потому что время от времени он пробуждался, и его сны были смесью дождя, промокших деревьев, раскатов грома и призрачного силуэта отца, преподобного Элияла Старбака, который насмехался над робостью сына.

– Всегда знал, что ты с гнильцой, Натаниэль, – говорил в его сне отец, – гнилой до мозга костей, как прогнившая древесина. Нет у тебя стрежня, вот в чем твоя проблема.

А потом отец, приплясывая, безо всяких повреждений прошел под огнем пушек, а себя Старбак видел прижавшимся к мокрой земле. Салли тоже присутствовала в его сне, но это не особо утешало, потому что она его не узнала, а просто прошла мимо, исчезнув в пустоте, а потом он пробудился окончательно, когда кто-то потряс его за плечо.

Поначалу он подумал, что это продолжение сна, а потом испугался, что, должно быть, янки пошли в атаку, и быстро выкатился из-под сырого одеяла и потянулся за винтовкой.

– Всё в порядке, майор, это не янки, всего лишь я. Вас там человек дожидается.

Его разбудил Люцифер.

– Человек вас ждет, – повторил он, – и такой красавчик.

Люцифер был мальчишкой, слугой Старбака и беглым рабом, однако весьма высокого о себе мнения, чему способствовали озорные и сардонические шутки. Он так и не открыл свое настоящее имя, настаивая, чтобы его называли Люцифером.

– Хотите кофе?

– А есть?

– Могу украсть.

– Ну давай, укради, – ответил Старбак. Он встал, чувствуя боль в каждой мышце, и подхватил винтовку с безнадежно отсыревшим, как он помнил, зарядом. Прощупал одежду, но она еще не просохла, а огонь давно угас.

– Который час? – крикнул он вслед Люциферу, но парнишка уже исчез.

– Едва перевалило за половину шестого, – ответил ему незнакомый голос. Старбак в чем мать родила вышел из-за деревьев и увидел укрытую плащом фигуру на коне. Незнакомец захлопнул крышку часов и, откинув край плаща, опустил прибор в специальный кармашек. До того, как алая накидка с подкладкой снова заняла подобающее ей место, Старбак успел заметить нарядный мундир, явно не знакомый с почерневшими следами пороха или кровавыми пятнами.

– Мейтленд, – отрекомендовался верховой. – Подполковник Нед Мейтленд, – он покосился на обнаженного Старбака, но обошелся без замечаний. – Я прибыл из Ричмонда, и у меня для вас имеются приказы, – добавил он.

– Для меня? – тупо переспросил Старбак. Он до сих пор не проснулся, поэтому безуспешно пытался сообразить, с чего бы кому-то в Ричмонде посылать ему приказы, в которых он нуждался гораздо меньше, чем в нормальном отдыхе.

– Вы майор Старбак? – спросил Мейтленд.

– Да.

– Приятно познакомиться, майор, – произнес Мейтленд и, свесившись с седла, протянул Нату руку. Старбак, посчитав жест несколько неуместным, замешкался, но отказываться от рукопожатия было бы грубо, поэтому он шагнул к лошади и пожал протянутую руку. Полковник быстро одернул ее, словно опасаясь, что Старбак испачкает ее, и натянул снятую было перчатку. Он пытался скрыть свою реакцию от Старбака, который, по мнению полковника, смахивал на ходячий кошмар. Тело его было бледным и тощим, тогда как лицо и руки потемнели от солнца. Сгусток крови пересекал щеку Старбака, а черные волосы свисали длинными космами. Мейтленд же чрезвычайно гордился собственной внешностью и старался поддерживать щегольский вид. Он был несколько юн для подполковника, может быть, лет тридцати, но уже отпустил густую бороду и тщательно завитые усы, которые пропитывал ароматным лосьоном.

– Тот парнишка – ваш слуга? – он кивнул в направлении убежавшего Люцифера.

– Да, – Старбак, собрав влажную одежду, теперь натягивал ее на тело.

– Вы разве не знаете, что черным не полагается иметь оружие? – заметил Мейтленд.

– Им и в янки стрелять не полагается, но у Булл-Ран он парочку-таки ухлопал, – буркнул Старбак. Он уже успел выдержать битву с Люцифером на тему револьвера Кольта, который подросток желал таскать с собой, и повторять этот опыт с каким-то там выскочкой-полковником из Ричмонда у него не было сил.

– Что за приказы? – спросил он Мейтленда.

Полковник Мейтленд не ответил – его взгляд был устремлен сквозь бледноватые лучи восходящего солнца на особняк за рекой.

– Шантильи, – задумчиво произнес он. – Полагаю, это Шантильи.

– Чего? – переспросил Старбак, натягивая сорочку и сражаясь с немногими оставшимися пуговицами.

– Вон тот дом. Он называется "Шантильи". Славное местечко. Я танцевал там пару раз и непременно станцую еще, когда прогоним янки... где я могу найти полковника Свинерда?

– Стоящим на коленях, надо полагать, – ответил Старбак. – Вы мне приказы дадите или нет?

– Разве вам не положено называть меня "сэр"? – вежливо спросил Мейтленд. Однако вежливость эта несла оттенок нетерпения, вызванного враждебностью Старбака.

– Держи карман шире, – кратко ответил Старбак, сам удивленный агрессивностью, которая, похожа, становилась одной из главных черт его характера.

Мейтленд решил не доводить дело до конфликта.

– Мне предписано передать вам приказы в присутствии полковника Свинерда, – объяснил он и замолчал, ожидая, когда Старбак закончит справлять нужду под деревом. – Вы выглядите юным для майора, – заметил он, пока Старбак застегивал брюки.

– Вы выглядите юным для полковника, – угрюмо отрезал Старбак. – Мой возраст, полковник, может волновать лишь меня да парня, что вырежет его на надгробном камне, если он у меня будет. У многих солдат его вообще нет, если, конечно, они не сражаются, сидя за столом в Ричмонде.

Отпустив это оскорбительное замечание человеку, который весьма смахивал на сражающегося из-за стола, Старбак, наклонившись, завязал шнурки ботинок, снятых им с мертвого янки у Кедровой горы. Дождь прекратился, но воздух весь пропитался влагой, а трава – водой. Несколько легионеров вышли из-за деревьев, чтобы потаращиться на щеголя-подполковника. Офицер терпеливо выдержал их осмотр, дожидаясь, пока Старбак захватит свой мундир. С пригоршней кофейных зерен вернулся Люцифер, получивший от Старбака указание отнести их к палатке Свинерда. Нат нахлобучил отсыревшую шляпу и махнул Мейтленду.