Текст книги "Кровавая Земля (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Салли, как и обещала, ждала у ювелирного магазина "Митчелл и Тайлер" на Мейн-стрит, а с ней, как и надеялся Старбак, был Бельведер Дилейни. Адвокат был одет в один из тех дорогостоящих мундиров, что он заказал в мастерской Шаффера, но никакое портняжное искусство не могло скрыть совершенно невоенное нутро Дилейни. Он был невысоким, пухлым и добродушным человеком, чьи таланты заключались в том, чтобы делать деньги и потешаться над слабостями других. Официально он являлся капитаном юридического отдела Военного департамента Конфедерации, и этот пост, похоже, не требовал никаких усилий кроме получения жалования и ношения военной формы, когда это было удобно. В тот день он щеголял майорскими звездочками.

– Вы получили повышение? – спросил Старбак, радостно поприветствовав старого приятеля.

– Я посчитал это звание соответствующим, – величественно заметил Дилейни. – Кажется, никто не обладает полномочиями ни повысит меня, ни понизить, так что я сам выбрал подходящее своим достоинствам звание. В свое время, прямо как заполненный газом воздушный шар, я поднимусь до самых головокружительных высот. Дорогой Нат, вы выглядите ужасно! В шрамах, в грязи, каким-то потрепанным. Именно до этого доводит военная служба?

– Да, – ответил Старбак и представил голого по пояс лейтенанта Поттера, который, похоже, испугался Дилейни. Марта нервно пожала адвокату руку и отступила, прижавшись к своему опозоренному мужу.

– Сюда, – сказала Старбаку Салли, и они направились по Мейн-стрит на восток, – тебе понадобится это, – она протянула ему одну из сабель Лассана.

Старбак пристегнул ремень с саблей к поясу.

– Вы что-нибудь нашли? – спросил он Дилейни.

– Разумеется, я ничего не нашел, – раздраженно буркнул адвокат. – Я не детективное бюро, а простой стряпчий, – Дилейни помедлил, чтобы приподнять фуражку, приветствуя проходящего мимо знакомого. – Но вполне очевидно, чем занимается Холборроу. Использует Специальный батальон как дойную корову. Кормит его объедками и получает с этого прибыль. Он не хочет, чтобы батальон отправился на войну, потому что это будет означать потерю дохода.

– Что это значит? – спросил Старбак.

Дилейни вздохнул.

– Это ведь очевидно, разве нет? Правительство отправляет Специальному батальону ботинки, и Холборроу их продает другому полку, а потом пишет в правительство жалобу, что ботинки были с браком. Через некоторое время он получает новые ботинки и опять их продает. То же самое с винтовками, фляжками, шинелями и всем остальным, что он может выдоить из системы. Он действует с умом, чтобы его не разоблачили, но ясно, что именно в этом и заключается его игра. Вы действительно собираетесь драться на дуэли?

– Этот сукин сын бросил мне вызов, – воинственно ответил Старбак и, не в силах скрыть раздражения, снова взглянул на адвоката. – Так вы мне поможете? – спросил он. В тщательно составленном письме, которое он написал этим утром, Старбак поведал о своих подозрениях, что Холборроу украл и продал предназначенные Специальному батальону винтовки. Он надеялся, что Дилейни каким-то образом сможет найти этому свидетельства в Военном департаменте, но теперь его надежды рухнули.

– Я могу вам помочь, – сказал Дилейни, – в качестве адвоката.

– В смысле, пригрозите Холборроу?

Дилейни вздохнул.

– Вы такой несообразительный, Нат, просто безнадежно несообразительный. Чем я могу ему угрожать? Я ничего не знаю. Однако я могу кое на что намекнуть. Могу посеять сомнения. Могу притвориться, что знаю то, чего не знаю. Могу предположить, что будет проведено официальное расследование, а это вполне возможно, лишь возможно, и тогда он скорее решит прийти к соглашению, нежели раскроет мой блеф. Сколько в батальоне солдат?

– Сто восемьдесят девять.

– Ага, уже кое-что. Он получает пайков и жалованье на двести шестьдесят, – Дилейни улыбнулся, заметив то, чем может воспользоваться. – Скажу вам вот что. Холборроу не был ранен пулей янки. Искалеченная ноги – результат падения с лошади, и всё не так плохо, как он прикидывается. Он не хочет отправиться на войну, понимаете? Вот и разыгрывает раненого. Всё, чего он хочет – это вести безопасную и прибыльную войну в тучном Ричмонде, и полагаю, пойдет ради этого на многое. Но чего хотите вы, Нат?

– Вы знаете, чего я хочу.

– Две сотни винтовок? – Дилейни покачал головой. – Они давно проданы. Сомневаюсь, что Холборроу сможет вернуть хотя бы пятьдесят, но приложу все усилия. Но вы и впрямь хотите, чтобы вас отправили в армию Ли?

Такого было главное требование Старбака – чтобы Холборроу подтвердил, что Специальный батальон готов сражаться и его можно отправить на фронт.

– Почему? – с искренним удивлением спросил Дилейни. – Почему бы вам просто не воспользоваться дарованным Господом отдыхом, Нат? Разве вы недостаточно сражались?

Старбак не вполне был уверен в ответе. Какая-то его часть, огромная, темная и напуганная часть, боялась сражения, как ребенок боится ночных чудовищ, но он по-прежнему считал, что должен отправить свой батальон на войну. Нат сомневался, что сможет жить с осознанием того, что увиливает, пока другие дерутся, но дело было не только в этом. Единственное, чем он обладал, так это воинской репутацией. У него не было семьи, богатства и какой-либо позиции в обществе кроме звания офицера Конфедерации, и если он предаст это звание, прячась от войны, то потеряет гордость. Он не хотел отправляться на фронт, но знал, что должен это сделать.

– Я солдат, – не к месту ответил он.

– Никогда вас не понимал, – весело произнес Дилейни, – но может, следующие несколько недель дадут мне ответ. Я и сам вступаю в армию Ли.

– Вы? – поразился Старбак. Он остановился в переулке и посмотрел на своего друга. – Вы идете в армию?

– Страна зовет! – высокопарно воскликнул Дилейни.

– Для чего?

Дилейни пожал плечами и пошел дальше.

– Это действительно была моя идея. Никто мне этого не приказывал, Нат, но мне пришло в голову, что это неплохая мысль. Ли вторгся на Север, вы в курсе? Что ж, так оно и есть, и там будет полно всяких сложностей, связанных с законом. Если кто-то украдет собственность врага, это является кражей? Для вас это может показаться тривиальным, но когда война закончится, придется улаживать массу тяжб между двумя юрисдикциями, и кажется вполне благоразумным попытаться это предвосхитить.

– Вы возненавидите военные действия, – сказал Старбак.

– Уверен в этом, – с готовностью согласился Дилейни.

По правде говоря, у адвоката не было ни малейшего желания присоединяться к армии Ли, но от кое-кого из Вашингтона пришел сердитый приказ, и Дилейни, убежденный в том, что Север выиграет войну, и не желавший стоять на стороне проигравших, взвесил свое будущее и решил, что дискомфорт короткой военной кампании послужит хорошей инвестицией. Он по-прежнему возмущался безапелляционным требованием Торна заняться шпионажем в штабе Ли, потому что Дилейни полагал, что может собрать все разведданные в уютных гостиных Ричмонда, а не в каком-нибудь грязном бивуаке в сельской глуши, и сомневался, что его посвятят во что-либо важное. Это была лишь потеря времени, как он считал, но Дилейни не осмеливался перечить Торну, если хотел получить по окончанию войны награду из Вашингтона, и потому изобрел причину, чтобы вступить в армию Ли, и теперь со смесью ужаса и мрачных предчувствий готовился к поездке на север.

– Завтра утром, – провозгласил он, – Джордж собрал в дорогу немного вина и табака, так что мы не останемся совсем без удобств.

Джордж был его рабом.

– Вы просто чертов глупец, если везете на войну дорогое вино. Его украдут.

– Какая подозрительная точка зрения, – сказал Дилейни.

Он пытался скрыть свои страхи и радовался вечернему развлечению на ричмондской площадке для дуэлей. Дуэли были запрещены, но ричмондское общество противников дуэлей по-прежнему квартировало через два дома от дорогостоящего борделя Дилейни, занимаясь сбором средств и преследованием тех, кто участвовал в драке ради чести. Но благочестивые намерения сотен подобных обществ так и не привели к исчезновению дуэлей в Конфедеративных штатах. Ричмондская площадка для дуэлей находилась сразу за чертой города, у подножия холма Чимборасо, на котором растянулся военный госпиталь. Старбак повел своих спутников вверх по Эльм-стрит, по дощатому настилу через заполненный грязью и мусором Кровавый ручей, впадающий в реку Джеймс, и добрался до пустыря, зажатого между отрогом холма и железной дорогой Йорк-ривер. Площадку для дуэлей, находящуюся в тени высокой и лишенной окон лесопилки, обрамляли низкие покрытые сажей деревца.

Экипаж полковника Холборроу стоял в конце ведущей с лесопилки дороги, а Холборроу с Деннисоном расхаживали взад-вперед по истоптанной траве, тем, где происходили дуэли.

– Поттер! – похромал вперед Холборроу, когда Старбак вышел на залитую последними косыми лучами солнца площадку. – Ты арестован! Слышишь меня, парень? Ты не будешь драться на дуэли! Ты отправляешься обратно в лагерь "Ли", где я разжалую тебя в рядовые, если не объяснишься. Где тебя носило весь день? Ты пьян, парень? Ну-ка дыхни!

– Я не Поттер, Холборроу, – сказал Старбак. – Вот Поттер, – он показал на полураздетого лейтенанта, облокотившегося на перила деревянного мостика, пересекавшего Кровавый ручей. – Жалкий пьяный сукин сын, да? А с ним его жена. Хотите поговорить с ними, пока я поучу Деннисона хорошим манерам?

Речь Старбака оказала именно тот эффект, который он ожидал. Озадаченная физиономия Холборроу поворачивалась от Поттера к Старбаку, но полковник не издал ни слова, лишь бессвязный возмущенный лепет. Старбак похлопал полковника по плечу и направился к Деннисону.

– Готовы, капитан? – спросил он.

– Вы кто такой? – закричал ему вслед Холборроу.

Старбак посмотрел Деннисону в глаза и ответил:

– Майор Натаниэль Старбак, полковник, из Легиона Фалконера, а теперь командующий Вторым специальным батальоном. По мнению капитана Деннисона, проклятый янки, за которого не имеет смысла драться. Разве это не ваши слова, капитан?

Деннисон побелел, как полотно, но промолчал. Старбак, пожав плечами, расстегнул перевязь с саблей и скинул китель. Он извлек клинок и, бросив ножны на одежду, дважды со свистом взмахнул саблей в воздухе.

– Полагаю, капитан, это вы заставили полковника арестовать меня, – обратился он к Деннисону, – раз уж вы такой трус. Я знал, что драться со мной вам не захочется, но теперь-то у вас шансов нет, – он снова взмахнул клинком и улыбнулся в ответ на искаженное страхом лицо Деннисона. – В Йеле у нас был клуб фехтования, – доверительно сообщил он капитану, – там-то мы, чертовы янки, и учились драться, – сам Старбак не состоял в этом клубе, но говорить об этом сопернику было ни к чему. – Конечно, всякой европейской чуши там было сверх меры. Освобождение от захвата, действие на оружие противника, – он продемонстрировал впечатляющий крученый выпад. – Захват с четвертой позиции на вторую, – Нат, снова взмахнув клинком в очередном бессмысленном росчерке, вскинул оружие в приветственном жесте. – Готовы, Деннисон? – поинтересовался он. – У меня еще дела вечером, так что давайте заканчивать.

– Это Поттер? – полковник Холборроу, в спешке даже забыв про свою хромоту, подбежал к Старбаку: – Вы хотите сказать, это Поттер?

– Не стоить кричать, – укоризненно заметил Старбак. – Лейтенант Поттер в тяжелейшем похмелье, Холборроу. Я нашел жалкого сучонка в подворотнях Ада.

– Черт подери, – произнес так и не пришедший в себя от удивления Холборроу. – Тогда какого черта вы делали в "Ли"?

Старбак улыбнулся:

– Приглядывал за вами, Холборроу, чтобы доложить в Военный департамент. Видите вон того низкого, пухлого человечка? Это майор Бельведер Дилейни из департамента юстиции. Сегодня он мой секундант, но и от разговора с вами он тоже не откажется, – Старбак перевел взгляд на Деннисона. – Я передумал приводить с собой хирурга, капитан. Я знаю, что это противоречит дуэльному кодексу Уилсона [5]5
  [5] Американский дуэльный кодекс Джона Лайда Уилсона (1858 год) создан на основе ирландского кодекса юристом и заядлым дуэлянтом, экс-губернатором Южной Каролины Джоном Лайдом Уилсоном.


[Закрыть], но сам я всегда считал, что дуэль можно завершить лишь смертельным исходом. Вы не согласны?

– Он из департамента юстиции? – Холборроу стукнул Старбака по руке тростью, указав на Дилейни.

– Его глава, – ответил Старбак, снова оборачиваясь к объятому ужасом Деннисону. – Готовы, капитан?

Холборроу снова стуком тросточки потребовал к себе внимания:

– Вы правда Старбак?

– Правда.

– Скользкий же вы сукин сын, – заметил Холборроу не без толики невольного восхищения.

– Рыбак рыбака видит издалека, – ответил Старбак.

– Не пожалуете ли в экипаж, полковник? – Дилейни присоединился к ним и указал в сторону коляски. – Мне кажется, дела, подобные нашим, лучше решать в обстановке приватности. Давайте оставим Старбака наедине с его мясницкими наклонностями? Он от них без ума, – Дилейни улыбнулся Деннисону, – но вот мне вид крови до ужина претит.

Холборроу забрался в экипаж. Дилейни последовал за ним, и дверца захлопнулась. Чернокожий кучер бесстрастно наблюдал со своего места за Старбаком, который снова взмахнул саблей.

– Готовы, капитан? – обратился Нат к Деннисону.

– Вы Старбак? – вяло поинтересовался Деннисон.

Старбак, нахмурившись, словно ища вдохновения, глянул налево и направо. Затем перевел взгляд на Деннисона:

– Сэр, – ответил он, – я – майор. Вы же – капитан, то есть жалкий кусок навоза, который зовется капитаном. Разве не так?

– Сэр, – промямлил жалкий Деннисон.

– Да, – ответил на его вопрос Нат, – я Старбак.

– С вами я не ссорился, – ответил Деннисон и, помолчав, добавил: – Сэр.

– Как бы не так, Деннисон, как бы не так. Какая разница, чью жену вы оскорбили? Собственно, та леди – не моя жена, – он махнул в сторону Салли, наблюдавшей с дальнего края. – Но она – мой близкий друг.

– Я не хотел оскорбить ее, сэр, – заявил Деннисон, отчаянно пытаясь избежать знакомства с изогнутым клинком Старбака.

– Вы, Деннисон, оскорбили меня тем, – жестко ответил Старбак, – что решили, будто бы можете унижать младшего по званию. Повторите подобное в моем батальоне еще раз, капитан, и я вашу задницу надеру до крови, а потом разжалую в рядовые. Вам понятно?

Деннисон секунду таращился на Старбака, затем кивнул:

– Так точно, сэр.

– А теперь обсудим ваш недуг, капитан, – продолжил Старбак.

Деннисон снова зыркнул на него, но с ответом не нашелся.

– Лишай здесь ни при чем, – сказал Старбак, – как и псориаз. Такого тяжелого случая экземы я и подавно не встречал. Что же прописал вам ваш врач?

– Скипидар, – тихо ответил Деннисон.

Старбак плашмя приложил клинок к одной из поблескивающих язв на щеке Деннисона. Капитан дернулся от боли, но все же стерпел прикосновение стали.

– Это ведь не скипидар это, правда? – спросил Старбак. Капитан промолчал. – Это кротоновое масло, капитан, вот что это такое. Никакой доктор вам его не прописывал. Втираете себе сами, а? Каждое утро, каждую ночь вы обрабатываете этим свою кожу, разве нет? Должно быть, больно до чертиков, но зато никто вас ни в жизнь не отправит на передовую, а? Кротоновое масло уберегает вас от пуль чертовых янки, да?

Деннисону не хватало духа даже посмотреть Старбаку в глаза, не говоря уже о том, чтобы ответить. Нат медленно провел клинком вдоль язвы. Он хорошо помнил кротоновое масло – отвратительное слабительное средство, которое лейтенант Гиллеспи вливал ему в глотку, пытаясь выбить признание в шпионаже. На щеках Старбака, там, куда попадало маслом, оставались язвы, похожие на оспинки. Было ясно, как день, что Деннисон использовал слабительное для имитации недуга, который оставил бы его в Ричмонде – в безопасности.

– А что дальше, капитан? – спросил Старбак. – Будете глотать ружейный порох, чтобы вызвать рвоту? Я в курсе всех подобных трюков, поганая скотина, всех до последнего. А значит, следующее, что вы сделаете – это выбросите к чертям ваше масло, понятно?

– Так точно, сэр.

– Выбросите масло, умоете лицо чистой водой – и я обещаю вам, что к моменту встречи с янки в бою вы будете настоящим красавчиком.

Деннисон усилием воли заставил себя посмотреть Старбаку в глаза. И взгляд его выражал ненависть. Человеком он был гордым, но его унизили. И всё же у него не хватало смелости восстановить свою гордость, сразившись с собственным командиром. Старбак поднял ножны и китель.

– Отношения у нас с вами не заладились, – сказал он Деннисону. – Но кроме нас никто не знает о том, что произошло, а я не скажу. Так что возвращайтесь в лагерь, капитан, приведите в порядок лицо и убедитесь наконец, что рота готова к сражению. Потому что именно это я планирую сделать с батальоном – заставить его сражаться.

Он хотел, чтобы эти слова прозвучали примирительно, но вместо благодарности в глазах Деннисона плескалась лишь горечь. Старбак почувствовал искушение дать капитану пинка, чтобы ублюдок катился к чертям и гнил в собственном убожестве. Но ему требовался каждый офицер. Да и с какой стати освобождать Деннисона от его долга? Он должен сражаться – так же, как и любой другой, защищая свою страну.

Внезапно распахнулась дверца экипажа, и Дилейни неловко спрыгнул на землю. За ним последовал полковник Холборроу, правда, гораздо медленней, с преувеличенной хромотой. Дилейни взял Старбака под руку и отвел его подальше, чтобы не услышали Деннисон и полковник.

– Мы с полковником достигли взаимопонимания, – объяснил он. – Он считает, что его долг, как патриота – освободить Конфедерацию от тяжкой и дорогостоящей обязанности расследовать детали его командования специальным батальоном, хотя, конечно, по его утверждению, всякое подобное расследование бессмысленно. И он, кстати, полагает, что под вашим командованием батальон славно проявит себя в сражении.

Старбак, услышав новости, ужаснулся. Он получил то, чего добивался.

– Так мы отправляемся на север?

– Вы ведь этого хотели? – спросил Дилейни. От него не ускользнула реакция Старбака.

– Да, – ответил Нат, – этого.

– Выступаете через два дня, – добавил Дилейни. – Не думаю, что Холборроу доставляет удовольствие видеть вас лишнюю минуту.

– Черт возьми! – выругался Старбак. Два дня! – А мои винтовки?

– Тридцать.

– Тридцать! – воскликнул Старбак.

– Нат, Нат! – Дилейни предостерегающе поднял руку. – Я ведь говорил, что не в моих силах решить этот вопрос. Остаток винтовок распродан, я это знаю и вы это знаете, но Холборроу ни за что в этом не признается. Но он говорит, что может достать тридцать хороших винтовок, так что проявите благодарность. Остальные придется украсть у врага. У вас ведь к этому талант?

Старбак снова выругался, но злоба его угасла, когда он обдумал сделку, заключенную Дилейни. Он всё же получил, что хотел – командование боевым подразделением. И каким-то образом за несколько дней ему предстоит превратить Специальный батальон в отряд, способный выстоять против янки. Черт, он превратит своих бойцов в настолько специальный батальон, что другие подразделения Конфедерации будут горько сожалеть, что они тоже не были штрафными батальонами.

– Спасибо, Дилейни, – неохотно выдавил он.

– Я прямо-таки оглушен вашей бурной благодарностью, – улыбнулся адвокат. – А сейчас, надо полагать, вы бы хотели славно провести вечерок за мой счет?

– Нет, – ответил Старбак, потому что если Желтоногим и правда предстояло отправиться на север, ему было чем заняться. Выучить солдат, найти им башмаки и сделать батальон эффективным, и чтобы сотворить это чудо оставалось всего два дня. Два дня, прежде чем они отправятся к ожидающим янки. Прежде чем Желтоногие вернутся на войну.

Глава пятая

Адам Фалконер никогда еще не чувствовал себя столь бесполезным и нежеланным, потому что всего через полдня в штабе Макклелана он понял, что ему совершенно нечем заняться. Некоторое время штаб упрямо оставался в Вашингтоне, и новый Наполеон настаивал, что кое-какие необходимые приготовления невозможно устроить с седла на поле битвы или по телеграфу, так что пока армия в синих мундирах медленно двигалась на запад, ее командующий спал в уютной постели в своем доме на Пятнадцатой улице. Когда войска ушли, на Вашингтон опустилась тревожная тишина, беспокойства добавляли и слухи о действиях мятежников. Поговаривали, что всадники в сером появлялись в Пенсильвании, в Огайо подожги амбар, а в Филадельфии для обороны города собрали ополчение, но у этих слухов не было ни малейших твердых оснований. Никто не сообщал, что видел Ли или грозного Джексона, хотя газеты Севера рады были опубликовать любую искусную фантазию при образовавшейся нехватке реальных фактов. Говорили, что у мятежников сто пятьдесят тысяч человек, что они планируют взять Балтимор и нацелились на Вашингтон, что они направляются к Нью-Йорку и под угрозой даже Чикаго. Армия северян, расположившаяся неподалеку от Вашингтона, в зеленых полях Мэриленда, с жадностью читала газеты в ожидании Макклелана. А в это время новый Наполеон разъезжал по столице Союза, оставляя визитные карточки в многочисленных фешенебельных домах, и на каждой картонке были тщательно выведены буквы РРС, которые озадачивали получателей, пока французский посол не объяснил, что эти буквы означают Pour Prendre Cong? и тем самым в вежливой манере сообщают о том, что военный покидает родной дом и отправляется на войну.

– Pour Prendre Cong?! – буркнул Адаму полковник Лайман Торн. – Кого он думает этим поразить, черт подери?

У Адама не было ответа. Его беспокоило, что всегда в присутствии Торна он словно бы терял дар речи. Ему бы хотелось произвести на полковника впечатление, но вместо этого Адам либо попадал в ловушку односложных ответов, либо вообще молчал. На сей раз он промолчал и лишь стукнул лошадь каблуками, чтобы она побежала еще чуть быстрее, а потом склонился к шее кобылы, когда она перепрыгивала через зигзагообразную изгородь.

Лошадь Торна приземлилась секундой позже кобылы Адама. Они ехали на запад по сельской местности, очевидно обезлюдевшей, местности с аккуратными фермами, садами и осушенными полями.

– Где же все? – спросил Адам после того, как они проскакали мимо очередной безукоризненной и выкрашенной в белый цвет фермы с чисто подметенным двором и дровяником между вязами, где четко, словно солдаты на так любимом Макклеланом параде, рядами выстроились поленья, мимо свежевыкрашенного колодца, но не заметили ни следа человеческого присутствия.

– Внутри, – отозвался Торн. – Разве вы не видите, как наверху колышутся занавески? Эти люди не глупцы. Где им еще быть, когда поблизости две армии? Вы спустите всё ценное в подвал, зароете наличные в огороде, зарядите дробовик, намажете грязью лица дочерей, чтобы не выглядели привлекательными, запряжете повозку и будете ждать, кто явится.

– Мятежники здесь не пойдут, – заверил Адам, прилагая все усилия, чтобы поддерживать разговор с грозным Торном, но даже это бодрое замечание удостоилось презрительного ответа:

– К черту мятежников, где наши кавалерийские патрули? Черт возьми, Фалконер, Ли уже два дня как на Севере, а мы ни черта не знаем о том, чем он занят. И где наши разведчики? Эта местность должна ими просто кишеть. Они должны наступать друг другу на пятки, но Макклелан их не выпустил. Он не хочет, чтобы его драгоценным лошадям причинили вред, – насмешка Торна была преисполнена горечи и злости. – Малыш Джордж двигается вперед с той же скоростью, как девственница в казарме. А Ли напирает. Я показывал вам последний образчик выдумок Пинкертона?

– Нет, сэр.

Всадники остановились на вершине длинного зеленого холма, откуда открывался хороший вид на запад. Торн вытащил массивный бинокль, обтер линзы полой кителя и надолго всмотрелся вдаль. Он не заметил ничего тревожного и опустил бинокль.

– Пинкертон утверждает, что у Ли в Мэриленде сто пятьдесят тысяч человек, и считает, что еще шестьдесят тысяч размещаются чуть к югу от Потомака и готовы ринуться в атаку на Вашингтон, как только Макклелан бросится разбираться с Ли, – Торн сплюнул. – Ли не такой глупец. Не станет он растрачивать армию в атаке фортов Вашингтона! У него не хватит людей. Удивлюсь, даже если у него и шестьдесят тысяч есть, годных для драки, но без толку указывать на пугающие Джорджа факты, от этого он просто становится еще упрямей. Малыш Джордж верит в то, во что хочет верить, а он желает верить, что у противника больше солдат, потому что в таком случае не станет бесчестьем уклониться от драки. Черт возьми, дали бы они мне армию на недельку. Тогда бы к концу недели от мятежа ничего бы не осталось, это я вам обещаю.

Полковник замолчал и развернул карту. Адам отчаянно хотел понять, почему же армия не поставила Торна командующим, но не стал задавать этот вопрос, хотя потом полковник всё равно на него ответил.

– Я не вхожу в круг избранных, Фалконер. Не воевал в Мексике и не был в Вест-Пойнте, не проводил свой досуг в мирное время в лести придуркам в мундирах, рассказывая идиотские истории, как резал команчей. В мирное время я строил для армии казармы, так что якобы не должен ничего смыслить в военном деле. Я не вхожу в таинственное братство. Вы когда-нибудь видели, как малыш Джордж разглагольствует о военном деле? Он прямо рыдает! В глазах стоят слезы! – Торн насмешливо фыркнул. – К черту рыдания, пока вы не дадите людям повод проливать слезы. Нельзя выиграть войну без потерь, и многих потерь, кровь зальет страну от конца до края. А потом уж можно порыдать. Но не надо всей этой белиберды про священные связи, братство, честь и долг. Наш долг – победить, только и всего.

– Да, сэр, – только и сказал Адам. Он не был уверен, что ему понравилась речь полковника, потому что Адам представлял войну как нечто мистическое. Он, конечно, знал, что в войне нет ничего хорошего, что это нечто ужасное, но когда она велась с честью и патриотизмом, то становилась благородной, и Адам не желал думать, что это лишь прикрытая мундирами резня.

Он взял протянутый полковником бинокль и послушно навел его в сторону запада. Он гадал, почему этот немолодой человек так внезапно появился в штабе армии и предложил столь долгую поездку по Мэриленду, но Адам, и сам одинокий, и представления не имел ни о степени одиночества полковника, ни о его страхах. Торн, наблюдая, как армию возглавляли глупцы, боялся, что она растратит все силы, не успев победить в войне, и опасался, что никак не сможет предотвратить эту трагедию, но должен был сделать всё возможное.

– Один человек, – внезапно произнес он.

– Сэр? – Адам опустил бинокль.

– Один единственный человек может всё изменить, Фалконер.

– Да, сэр, – повторил Адам, поежившись от неуместности ответа и желая поспрашивать Торна о необычном шпионе, который назвал Торну имя Адама. Как Адаму с ним связаться? Или этому человеку с Адамом? Адам уже задавал Торну подобные вопросы и получил честный ответ, что Торн не знает, но Адам хотел бы вернуться к этому разговору в поисках любого намека на то, как он сможет стать полезным в этом деле.

Торн снова взял бинокль.

– Полагаю, это Дамаск, – сказал он, указывая на небольшую группу домов, притулившихся на вершине длинной гряды примерно милях в пяти, – и если мятежники двигаются на Вашингтон, а это не так, то они были бы там, – Торн сложил жесткую карту и засунул ее в карман. – Давайте пообедаем в Дамаске, Фалконер. Может, по дороге на нас снизойдет озарение.

Лошади поскакали рысью вниз по длинному зеленому склону, туда, где по брюхо в тихом ручье стояло стадо коров. Перед Адамом теперь простиралась широкая полоса тучной низменности, хорошо увлажненной, с сочной растительностью, где торчали рощицы и бежала сеть небольших ручьев. Без сомнения, когда-то здесь были только болота, но многие поколения тяжело трудились, чтобы их осушить, приручить и сделать пригодными, и Адам, глядя на результаты честного труда, преисполнился любовью к своей стране. Для Адама эта любовь была реальной, достаточно реальной, чтобы он покинул родную Виргинию ради борьбы за воссоединение Соединенных Штатов. Другие страны могли похвастаться более величественными обрядами, могущественными замками, великолепными соборами и просторными дворцами, но нигде кроме Америки, как пылко верил Адам, не было столько проявлений скромности, добродетели и честного труда. Это страна простого человека, и Адама желал, чтобы она таковой и оставалась, потому что считал, что ничто не стоит так дорого, чем простые, добытые усердием достижения.

– Грезите, Фалконер? – рявкнул Торн, и Адам мотнул головой, увидев, что со стороны рощи в миле впереди показались три всадника. Всадники в сером. – Вижу, у наших друзей есть тут кавалерийские разведчики, – сухо заметил полковник, осаживая лошадь, – так что похоже, мы всё-таки не перекусим в Дамаске.

Он вытащил полевой бинокль и осмотрел троих мятежников.

– Выглядят паршиво, это точно, но могу поклясться, что за карабинами хорошо ухаживают, – он поднял бинокль, чтобы взглянуть на гребень холма, где стоял Дамаск. Торн гадал, неужели он ошибся, и Ли продвигается к Вашингтону, и в таком случае полковник ожидал заметить присутствие на холмах артиллерии, но ничего не увидел.

– Всего лишь патруль, – пренебрежительно сказал он, – и не более того. Ли не двигается этим путем, – он развернул лошадь. – Нет смысла попадать в плен, Фалконер, – давайте вернемся.

Но Адам уже пустил лошадь вперед. Полковник снова повернулся.

– Фалконер! – рявкнул он, но Адам не обратил на него внимания. Он снова пришпорил лошадь, и кобыла вскинула голову и подняла копыта, перейдя на галоп.

Три мятежника сняли карабины, но не стали целиться в одинокого всадника, скачущего к ним. Северянин не вытащил саблю и был без оружия, он просто скакал напрямик к врагам. Несколько секунд Торн гадал, не собирается ли Адам снова вернуться на юг, а потом юноша развернул лошадь, перепрыгнул через ручей и помчался под углом к вражеским разведчикам, которые внезапно поняли его намерения. Они заулюлюкали, как охотники, увидевшие в открытом поле лису, и пришпорили лошадей. Началась настоящая гонка. Адам бросил им вызов, и три мятежника приняли его, погнавшись за северянином. Эта сельская игра была стара как мир, только в этот день призом являлась жизнь, а наказанием – плен. Адам придержал лошадь, наблюдая через плечо, как три преследователя перешли на галоп. Он дразнил их, продолжая осаживать свою прекрасную кобылу, и лишь когда ближайший южанин находился в тридцати или сорока шагах, отпустил удила и предоставил лошади бежать во всю прыть.

Она просто летела. Это была не обычная лошадь, а одна из лучших лошадей конезавода Вашингтона Фалконера в городе Фалконер округа Фалконер, штат Виргиния. В кобыле текла арабская кровь, скрещенная с выносливой американской породой, и Адам доверял способностям отца выращивать отличных лошадей гораздо больше, чем его политическим суждениям. Он и сам заулюлюкал, словно эхом от безумных криков преследователей. В конце концов, это война! Вызов, гонка, состязание, нечто, что будоражит кровь и придает остроты скучным дням. Кобыла скакнула через ручей, снова набрала скорость, сделав три или четыре шага, и перепрыгнула через изгородь, а потом перешла на галоп по только что вспаханному под озимую пшеницу полю. Борозды усложняли ей бег, но казалось, она этого не замечает.