Текст книги "Кровавая Земля (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Когда закончится завтрашний день, Кейз, – сказал он, – вы сможете перейти в другой полк, если хотите, сможете уйти сержантом, но завтра будете драться с нами. Ясно?

Кейз медлил.

– Вы закончили? – наконец спросил он.

– Закончил.

Кейз развернулся и пошел прочь. Старбак наблюдал, как он уходит, а потом побрел на восток, пока не поравнялся с краем леса, откуда мог рассмотреть долину. В дальнем лесу мелькали огоньки костров. Где-то за его спиной, на плато, выстрелила пушка. Потом настала тишина, и затем ее разорвал ответный выстрел янки. Батарея артиллерии мятежников, установленная на холме к западу от дороги, заметила, что северяне размещают свою батарею, и открыла огонь. С наступлением ночи обе стороны устроили дуэль, и залпы озаряли поля неестественными вспышками огня, выплевывая дымное свечение по зеленым полям и отбрасывая длинные тени от густых деревьев. К востоку, на спускающемся к реке склоне, горящие строения фермы выпускали в ночное небо густой черный дым и яркие искры. Выстрелы из пушек медленно затихли, а потом и вовсе прекратились, но тогда в этой отзывающейся эхом тишине начался дождь. Старбак наконец завернулся в одеяло под деревьями и услышал, как по зеленой листве стучат капли, он попытался заснуть, но сон не шел. Он направился к Шарпсбергу, охваченный таким страхом, которого никогда еще в жизни не испытывал. Потому что завтра должен сражаться.

Глава одиннадцатая

– Тут настоящий кофе, – сказал Люцифер, тормоша Старбака, – из Харперс-Ферри.

Старбак выругался, пытаясь не верить в происходящее, и еще раз выругался, когда осознал, что это происходит на самом деле. Еще не рассвело. Окутывавший деревья туман смешался с едким дымом от догоревших костров. С листьев стекали капли росы. Сегодня придут янки.

– Вы дрожите, – заметил Люцифер. – У вас лихорадка.

– Нет ее у меня.

– Дрожите. Как младенец, – Люцифер палкой поворошил ближние поленья, пытаясь вдохнуть жизнь в угасавшее пламя. – Янки не разожгли костров, – ухмыльнувшись, сообщил он. – Прячутся от нас. Думаю, они нас боятся больше, чем мы их.

– Они ведь на твоей стороне, Люцифер, – едко заметил Старбак.

– Я сам за себя, – зло возразил Люцифер, – и больше никто, черт возьми.

– Кроме меня, – ответил Старбак, пытаясь смягчить мальчишку. Он отхлебнул кофе. – Ты не спал всю ночь?

– Не спал, – кивнул Люцифер, – пока не убедился, что они заснули.

Старбак не стал спрашивать, кто "они".

– Не о чем беспокоиться, – вместо этого буркнул он. Он надеялся, что это правда. Надеялся, что унял кипевшую в Кейзе злобу. Надеялся, что переживет этот день.

– Вы не беспокоитесь, потому что это делаю я, – заметил Люцифер. – Мне не послышалось, что капитан Тамлин сказал вам, будто видел, как повесили Джона Брауна в Харперс-Ферри?

Старбаку пришлось напрячь память, чтобы вспомнить тот разговор, и затем он вспомнил, как Тамлин рассказывал ему, что вместе со своей шлюхой наблюдал из верхних окон отеля Вейджера.

– Да, – хмуро ответил он, пытаясь придать фразе оттенок неодобрения из-за того, что Люцифер подслушивает. – И что?

– А то, – ответил Люцифер, – что мистера Брауна не вешали в Харперс-Ферри. Его вздернули в Чарльзтaуне. Все это знают.

– Я не знал.

– Ваш капитан Тамлин, – язвительно заметил Люцифер, – и дерьма от сахара не отличит.

Старбак сел и откинул липкое одеяло. Он дрожал, но решил, что просто от сырости. И еще от мрачного предчувствия. Он услышал, как в лесу хрустнула ветка, но на севере установили сильные заставы, так что звук производили его же заворочавшиеся солдаты. Он гадал, сколько еще до зари. Густой туман напоминал пороховой дым. Все отсырело – деревья, почва, одежда. Винтовку покрывала роса. Пока день был прохладным, но обещал стать опаляюще жарким и чертовски влажным, когда пороховой нагар забьет стволы винтовок, как сажа дымоход.

– Дерьма от сахара, – повторил Люцифер, пытаясь добиться ответа.

Старбак вздохнул.

– Наш батальон собрали на скорую руку, Люцифер. Нам достались одни отбросы, – натягивая ботинки, он порвал шнурок.

Старбак выругался, пытаясь решить, не является ли это мелкое происшествие дурным знаком. Он вытянул порванный шнурок и в темноте снова продернул в ботинок остатки шнурка и завязал его. Затем он встал, каждая мышца и кость отозвались болью. В полях и лесах снова зажигались костры, их огни заслонял туман. Солдаты кашляли, сплевывали, ворчали и справляли нужду. Заржала лошадь, а потом внезапно раздался лязг, когда кто-то наткнулся на установленные в пирамидку винтовки.

– Что на завтрак? – поинтересовался Старбак.

– Галеты и половинка яблока.

– Дай мне половину от половинки.

Он подтянул ремень, проверил, наполнены ли патронташ и коробка с картриджами и заряжен ли револьвер. Уже сотни лет люди в точности так же просыпались накануне сражения, подумал Старбак. Они щупали лезвия клинков, проверяли, остры ли копья и крепко ли держится кремень в мушкете, а потом молили своих богов даровать им жизнь. Пройдут еще сотни лет, подозревал Старбак, и солдаты по-прежнему будут просыпаться в предрассветном сумраке и проделывать те же движения со своим смертоносным оружием. Он взял винтовку, проверил капсюль и перекинул ее через плечо.

– За дело, – сказал он Люциферу. – Надо отработать наше жалованье.

– Какое еще жалованье? – спросил Люцифер.

– Я тебе задолжал.

– Значит, я не раб?

– Ты волен, как птица, Люцифер. Хочешь улететь – лети. Но мне будет тебя не хватать. А если останешься на сегодня, – добавил Старбак, прекрасно зная, что ответит Люцифер, – то держись подальше от схватки. Это не твоя драка.

– Только для белых, да?

– Только для дураков, Люцифер, только для дураков, – ответил Старбак и медленно пошел через темный лес, на ощупь, потому что слабые огни вновь разожженных костров не освещали путь. Он поговорил с теми, кто уже встал, растормошил копуш и организовал рабочую партию, чтобы наполнить фляжки водой. После разрывания зубами патронов во рту оставался соленый привкус пороха, так что через час от начала сражения солдаты мучились от жажды, и вода ценилась на вес золота. Другой группе Старбак велел принести с кладбища боеприпасы, чтобы у батальона был собственный запас на опушке леса. Там, где лес примыкал к дороге, Старбак остановился, прислушиваясь к невидимым людям, которые тихо напевали гимн в темном, затянутом туманом лесу.

– Иисус – моя сила, моя надежда, – пели они. – Тебе я вручаю свою жизнь, на тебя я уповаю, я знаю, ты услышишь мои молитвы.

Знакомые слова были на удивление успокаивающими, но к пению прислушивался кто-то еще и затянул другой гимн, гораздо громче, чем те, кто собрался на утреннюю молитву.

– Внемли, как кричит дозорный! – запел капитан Поттер довольно чистым тенором. – Услышь призыв трубы. К оружию, враг близко, и ад уже кругом.

Старбак разглядел Поттера между деревьями.

– Не мешай им, – пожурил он капитана за то, что потревожил молящихся.

– Я просто подумал, что выбрал более подходящий гимн, – откликнулся Поттер.

Он был взбудоражен настолько, что Старбак даже на мгновение задумался, уж не опустошил ли он бутылку виски, но спиртным от Поттера не пахло, и он уже гораздо тише запел последний куплет.

– Мы выстоим пред всеми дьяволами ада и всех их победим, их победим мы именем Иисуса, – он засмеялся. – Забавно, не правда ли? Янки, возможно, сейчас поют то же самое. Мы все призываем Иисуса. Он наверняка запутался.

– Как там твои заставы? – спросил Старбак.

– Не спят. Наблюдают за дьяволами ада. Я отнес им бадью с кофе. Думаю, заварушка не начнется до восхода солнца?

– Полагаю, что нет.

– А тогда, – произнес Поттер с нездоровым ликованием, – можно ожидать чего-то и впрямь жуткого. Это правда, что их гораздо больше?

– Да, насколько нам известно, – Старбак ощутил дрожь, которая словно началась в его сердце и спустилась по рукам и ногам. – Может, раза в два, – добавил он, пытаясь оставаться немногословным, будто он сражается каждый день. А какой сегодня день? Среда. Дома по средам не происходило ничего особенного. Не то что по воскресеньям, которые торжественно посвящали Богу, или по понедельникам, в день уборки, когда их бостонский дом заполнялся паром и суетящимися слугами. Интересно, а сегодня думает ли кто-нибудь дома о том, где находится второй сын?

Туман на востоке немного посветлел.

– Per me si va ne la citt? dolente, – неожиданно произнес Поттер, – per me si va ne l’etterno dolore, Per me si va la perduta gente.

– Это еще что за чертовщина? – уставился на него Старбак.

– "Я увожу к отверженным селеньям, – театрально продекламировал Поттер, – я увожу сквозь вековечный сон, я увожу к погибшим поколеньям" [19]19
  [19] Данте Алигьери, «Божественная комедия», пер. М.Лозинского.


[Закрыть]. Данте, – добавил он. Эти слова высечены над вратами ада.

– Я думал, там написано "Оставь надежду, всяк сюда входящий".

– И это тоже.

– Когда ты успел выучить итальянский?

– Я и не учил, просто читал Данте. Было время, Старбак, когда я воображал себя поэтом, так что прочитал всю поэзию, которую смог раздобыть. Так я нашел кратчайший путь в Элизиум [20]20
  [20] Элизиум – в античной мифологии часть загробного мира, где царит вечная весна, и где избранные герои проводят дни без печали и забот.


[Закрыть].

– Так какого черта ты изучал медицину?

– Отец считал, что мне следует приносить пользу, – сказал Поттер. – Он верил в полезность. Святой Павел шил палатки, значит и у Мэтью Потера должна быть профессия, а поэзия, по мнению моего батюшки, это не профессия. Он объявил поэтов бесполезными, разве что кроме автора Псалтыря, а он уже мертв. Отец думал, что мне нужно стать доктором и писать вдохновляющие гимны в перерывах между убийствами ни о чем не подозревающих пациентов.

– Из тебя получился бы хороший доктор, – сказал Старбак.

Поттер засмеялся.

– Теперь вы говорите как моя матушка. Мне нужно найти кофе.

– Мэтью, – остановил Старбак Поттера, когда тот уже уходил. – Будь сегодня осторожен.

Поттер улыбнулся.

– У меня такое чувство, что я выживу, Старбак. Не могу этого объяснить, но я как будто заговорен. Но благодарю вас. Может, вы тоже выживете.

И он пошел прочь.

Сквозь туман восточный горизонт посветлел, став из черного серым. Не было ни дуновения ветерка, лишь мрачно серело спокойное, молчаливое небо, проблеск света перед зарей, перед сражением.

Старбак вздрогнул и закрыл глаза, пытаясь вспомнить подходящую этому дню молитву, но ничего не пришло в голову. Он подумал о своих младших братьях и сестрах, спокойно спящих в бостонских постелях, и пошел строить солдат в шеренги.

Потому что на берегах Антиетэма наступил безветренный и прекрасный рассвет.

***

Большинство сражений начинают канониры. Пехота выигрывает или проигрывает сражения, но начинают резню канониры, и еще до того, как туман рассеялся, артиллерия янки по ту сторону Антиетэма начала бомбардировку. Пушки расставили накануне вечером, и теперь, ориентируясь только на торчащие из тумана верхушки деревьев, канониры открыли огонь.

Снаряды со зловещим звуком рассекали туман. Те пушки северян, которые перевезли за реку, тоже присоединились к какофонии, посылая снаряды через кукурузное поле в белую пустоту, где ожидали мятежники. Пушки конфедератов ответили, поначалу целясь вслепую, но когда туман поредел, смогли выбирать мишени по рассеянным вспышкам из дул орудий, багровыми отсветами проглядывающим сквозь туман, как только стреляла вражеская пушка.

Снаряды заново вспахали поле, где только что посеяли озимую пшеницу. Каждый взрыв выплевывал фонтан грязи, а земля, как отметил Старбак, была скорее коричневой, чем красной, как в Виргинии. После каждого выстрела в неподвижном воздухе застывали клубы дыма. Отвязавшаяся лошадь артиллерийского расчета неслась по полю позади батальона Старбака. В нее попал осколок снаряда, и кровь блестела у нее слева на крупе. Лошадь заметила ожидающую пехоту и остановилась, закатив глаза и вздымая красные бока. В конце концов канонир схватил ее за поводья и, похлопав по шее, повел обратно к батарее. Туман дрожал каждый раз, когда стреляла пушка мятежников.

Старбак медленно расхаживал позади батальона. Некоторые солдаты легли, некоторые присели на корточки, а некоторые встали на колени. Над головами пролетали снаряды от пушек янки на севере, некоторые со свистом. Задрав голову, Старбак разглядел в тумане крохотный след от дымящегося запала – струйку белого дыма чуть гуще, чем белизна вокруг. Серый свет дня стал ярче. Туман редел.

Канониры действовали так, словно считали, что они могут и сами победить в сражении. Снаряды приземлялись и взрывались на занимаемой мятежниками возвышенности, и звуки эхом отражались от плато. Солдат из батальона Старбака перебирал четки.

– Иисус, Мария и Иосиф, – молился он. – Иисус, Мария и Иосиф, – он снова и снова повторял эти имена и каждый раз при взрыве снаряда дергался. Один из снарядов угодил в ближайшее дерево, и за треском взрыва последовал медленный и жуткий скрип отрывающейся ветки. – Иисус, Мария и Иосиф, – в отчаянии завывал солдат.

– Откуда ты? – спросил его Старбак.

Солдат поднял глаза, они были пусты и испуганы.

– Откуда ты, солдат?

– Из Ричмонда, сэр, – он говорил с ирландским акцентом. – С Винабл-стрит.

– А до того?

– Из Дерри.

– Чем занимался, приятель?

– Я седельщик, сэр.

– Я рад, что ты стал солдатом.

– Правда?

– А разве ирландцы не самые лучшие вояки на свете?

Солдат прищурился в сторону Старбака, а потом улыбнулся.

– Так точно, сэр. Много практиковались.

– Тогда я рад, что ты здесь. Как тебя зовут?

– Коннолли, сэр. Джон Коннолли.

– Молись горячо, Джон Коннолли, и целься низко.

– Есть, сэр.

Небольшой по численности батальон Старбака находился на южном краю пастбища, в сотне шагов от кукурузного поля. Две левофланговые роты стояли на открытой местности лицом к кукурузе, а правый фланг сгруппировался в Восточном лесу. Застрельщики Поттера были еще дальше в лесу, ожидая янки. Остальная часть бригады Свинерда отклонилась назад и правее, выстроившись на краю леса и растянувшись через вспаханное поле в сторону семейного кладбища.

Свинерд присоединился к Старбаку.

– Без четверти шесть, – провозгласил он, – или около того. Мои часы ночью остановились, – он посмотрел налево. – Выглядят молодцом, – отозвался он о стоящей по соседству бригаде.

– Из Джорджии, – объяснил Старбак. Он представился полковнику соседнего батальона, и тот оказался сердечным человеком, но Старбак заметил проблеск беспокойства, когда полковник узнал, что его правый фланг защищают Желтоногие.

Свинерд отвернулся и посмотрел на юг через пастбище, в сторону смоктаунской дороги, которую открыл рассеивающийся туман.

– Нас прикрывают много подразделений, – сказал он.

– Много? – криво усмехнулся Старбак, понимая, что Свинерд просто хочет его приободрить.

– Ну есть кой-какие, – неловко признал Свинерд.

На пастбище размещали новую батарею мятежников, дула орудий зловеще смотрели на север в знак того, что Ли ожидал первую атаку как раз через образованную двумя лесами воронку. Прямо через кукурузное поле. Прямо на ожидающих солдат, которые присели за кукурузой. Некоторые застрельщики из Джорджии уже стояли среди ее стеблей в человеческий рост.

Свинерд запустил покалеченную руку в спутанную бороду, выдав этим жестом свою нервозность. Его беспокоил восточный фланг – длинный склон, всё круче спускающийся в сторону реки. Он боялся, что янки втянут бригаду в сражение в устье воронки, а потом атакуют вверх по склону, врезавшись в тыл. А как только янки окажутся на возвышенности около смоктаунской дороги, то ничто не помешает им раздробить армию Ли на кусочки, но до сих пор у реки не было заметно никакой активности янки. Никаких сообщений о солдатах, пытающихся пересечь реку, ни звуков пушек, которые тащат вниз к бродам и мостам, ни мелькания синих мундиров, заполняющих сельские дороги на восточном берегу Антиетэма.

Донесся новый артиллерийский залп. Это были пушки мятежников, размещенные на холме к западу от главной дороги, они палили по косой в сторону северного края воронки.

– Подозреваю, что наши былые собратья зашевелились, – сказал Свинерд.

– Да поможет нам Бог, – буркнул Старбак.

Свинерд положил руку на плечо Старбаку.

– Поможет, Нат, поможет, – внезапно рука на плече Старбака дернулась, когда утро разорвал треск винтовочной стрельбы. Это принялись за дело застрельщики. – Теперь уже недолго, – произнес Свинерд неубедительным тоном дантиста, пытающегося успокоить нервного пациента. – Недолго, – его рука снова дернулась. – Прошлой ночью, – тихо сказал он, – мне пришлось побороть искушение выпить. Оно было таким сильным, как в первые несколько ночей. Я хотел лишь глоток виски.

– Но не стали пить?

– Нет. Господь тому свидетель, – Свинерд убрал руку. – А сегодня утром, – продолжат он, – Мейтленд обыскал вещи легионеров и конфисковал спиртное.

– Правда? – засмеялся Старбак.

– Забрал всё до капли. Говорит, что не хочет, чтобы они дрались пьяными.

– Пока они дерутся, какая разница?

Соседний батальон закреплял штыки, и некоторые солдаты Старбака последовали этому примеру, но он велел им убрать клинки.

– Сначала нужно выпустить несколько пуль, – объяснил он. Старбак не видел врагов, потому что к северу всё скрывала высокая кукуруза. Это поле было завесой, за которой прятался ночной кошмар. Нат услышал в лесу стрельбу и решил, что это открыл огонь Поттер.

Соседний батальон встал наизготовку.

– Поднимайте их, Нат, – велел Свинерд.

– Встать! – крикнул Старбак, и две левофланговые роты неохотно поднялись на ноги. Это были небольшие роты, похудевшие из-за отставших на марше, но оставшиеся выглядели довольно уверенно в ожидании сражения. Боевое знамя батальона находилось в центре двух рот, безжизненно свисая в неподвижном воздухе.

– Хотел бы я поглядеть на мерзавцев, – пробурчал Старбак. Его живот скрутило, а мышцы на левой ноге непроизвольно подрагивали. Уже два дня у него был запор, но вдруг Нат перепугался, что кишечник опорожнится. Он был избавлен от самого худшего – артиллерийского огня, потому что Восточный лес скрывал его солдат от пушек янки из-за реки, а те, что с севера, стреляли над головами, но всё равно его обуял страх. Где-то впереди, за укутанной туманом высокой кукурузой, приближались атакующие янки, а он их не видел, хотя теперь смутно различал топот башмаков, дробь барабанов и людские крики. Он поискал глазами вражеские знамена, но не увидел их и решил, что первая атака еще не достигла кукурузного поля. Трещали винтовки застрельщиков, и время от времени пуля срезала кукурузный початок и со свистом проносилась над головами батальона. Одна из таких пуль прошла рядом со Свинердом, испугав его.

– Ахав, – сказал полковник.

– Сэр? – спросил Старбак, решив, что Свинерд присоединился к фантазиям Поттера насчет капитана Ахава, "Пекода" и Моби Дика.

– Был убит случайной стрелой, помните. Я всегда полагал, что так нелепо погибнуть от пущенной без цели пули, но думаю, что именно так во время сражения и погибает большинство.

– Король Ахав, – откликнулся Старбак, догадавшись, о чем говорит Свинерд. – Не думаю, что так уже велика разница между нацеленной пулей и случайной, – он прилагал все усилия, чтобы говорить спокойно.

– Если она быстра, – согласился Свинерд и издал вздох удивления.

Открыли огонь новые пушки янки. Канониры увидели застрельщиков-конфедератов в кукурузе и теперь, до того, как между высокими стеблями появится их собственная пехота, пытались вырвать с поля урожай вражеских стрелков. Пушки зарядили картечью, которая выкашивала кукурузу. Вылетал снаряд за снарядом, срезая один початок за другим. Каждый выстрел пригибал стебли и раскачивал их, словно в урагане. Пули отскакивали от твердой поверхности вверх, отбрасывая застрельщиков, хотя некоторые продолжали двигаться вперед через поле, чтобы налететь на ожидающую на пастбище пехоту. Двое солдат Старбака откатились назад, у одного из дыры в черепе вывалились мозги. Другой кричал, схватившись за живот.

– На кладбище есть врач, – сказал Свинерд.

– Пил! – крикнул Старбак. – Отведите этих людей назад!

Он собирался использовать солдат двух правофланговых рот, чтобы относить раненых к кладбищу.

– И убедитесь, что ваши люди вернутся! – приказал он Пилу, а потом сложил руки рупором у рта и велел двум левофланговым ротам снова встать на колени. Кукурузу хлестали и дергали пули, и ее ошметки взлетали высоко в туман, который на севере выглядел гуще, но это был лишь заслонивший небо пороховой дым. Кукурузу снова и снова срезала картечь, а над головами со свистом рикошетили пули. Оставшиеся в живых застрельщики мятежников отступали. Какой-то солдат полз между стеблей на окровавленных руках, другой хромал, а третий рухнул у края поля. Но кровавую землю поливала всё новая картечь, самый сильный огонь пришелся на центр поля, тем самым роты Старбака не попали в гущу канонады. Две гаубицы мятежников тоже метали снаряды поверх кукурузы, пытаясь обнаружить батареи врага, а пушка конфедератов на западном холме изрыгала снаряды вниз, на пастбище, по которому двигались янки. Сражение по-прежнему вела артиллерия, превратив его в сложную путаницу траекторий, под которыми шла на смерть пехота.

А потом, так же внезапно, как и начали, янки прекратили стрельбу картечью.

Кукуруза неподвижно застыла, и словно воцарилась тишина. Несколько пушек еще стреляли и раздавались людские крики, но день всё равно казался тихим. В некоторых местах еще стояла высокая кукуруза, а кое-где ее разметало. Среди упавших стеблей мелькали огоньки пламени – там, где у застрельщиков выпали пыжи. И наконец, в поле зрения над кукурузой появились флаги. Они безжизненно свисали с флагштоков, которые дергались вверх-вниз, пока знаменосцы шли по кукурузному полю.

Некоторые солдаты Старбака прицелились.

– Не стрелять! – крикнул он. – Ждите!

Янки теперь можно было разглядеть сквозь остатки высокой кукурузы.

В тумане за кукурузой они выглядели темной линией. Под яркими знаменами надвигалась целая орда. Смерть в синем, тысячи, влекомое барабанами полчище со штыками на винтовках.

– Полагаю, две бригады, – спокойно изрек Свинерд.

– Не стрелять! – снова приказал Старбак. Атакующих янки было достаточно, чтобы обогнуть кукурузное поле, а значит, восточный край синей шеренги теперь был в лесу. – Тамлин! – позвал Нат.

– Старбак? – на краю леса появился Тамлин. Деревья над его головой истрепали снаряды, оголив одни ветки и оторвав другие.

– Возьмите роту Деннисона и помогите Поттеру! – крикнул Старбак. – Сучьи дети идут через лес!

Тамлин скрылся из вида, не дав понять, что услышал приказ, и Старбак знал, что ему самому нужно убедиться, что рота Деннисона отправилась в лес, но вид наступающих через побитую кукурузу янки пригвоздил его к месту. Беспокойство отступило перед необходимостью заставить солдат выполнять свой долг.

– Коффмэн, – обратился Свинерд к юному лейтенанту. – Передай полковнику Мейтленду, чтобы выдвигался сюда на подмогу. Ступай, приятель.

Коффмэн убежал.

– Я поставлю роту Траслоу в лес, – сказал Свинерд, ощутив нервозность Старбака по поводу правого фланга батальона.

Следующие слова полковника потонули в треске разрывающихся снарядов. К смоктаунской дороге промчались штабные офицеры мятежников и оттуда всматривались на север в большие полевые бинокли, а канониры янки вовсю старались попасть во всадников. Залп снарядов изрыл дорогу и ее обочины глубокими кратерами. Всадников заслонил дым. Где-то громко и призывно заиграл горн. Вдали звучали барабаны янки.

Из леса к западу от кукурузного поля выстрелила пушка мятежников. Ее заряжали обычными снарядами, которые пропахивали ряды янки. Флаг упал, и его немедленно подхватили. Старбак нашел один из торчащих из почвы выходов известняка и встал на камень для лучшего обзора. Он услышал четкие звуки винтовочной стрельбы в лесу, но никто из его людей не выбежал из-за деревьев, значит, всё было под контролем. Рота Траслоу из Легиона прибежала к опушке, и Свинерд направил ее в лес. Старбак знал, что если Траслоу там, то он может забыть про лес.

– Не стрелять! – приказал он своим солдатам.

Теперь янки находились в середине кукурузного поля, и настала их очередь попасть под обстрел картечью. Многочисленные пули из снаряда срезали пучки кукурузы и вздымали вверх столбы пыли от пересохшей почвы. В рядах янки появились зияющие прорехи, но каждый раз, когда смертоносная коса срезала группу людей, на их место заступали другие, перепрыгивая через тела павших. Янки примкнули штыки. Их флаги свисали так же неподвижно, как и боевые знамена мятежников. Один храбрец размахивал флагом, чтобы выставить на обозрение звезды и полосы, но его любезность была вознаграждена залпом картечи, который откинул солдата вместе с флагом назад. Флаг взметнулся над головами наступающих солдат. Старбак слышал, как топчут кукурузу башмаки; мог различить, как сержанты северян хрипло кричат солдатам держать строй, встать плотнее и идти вперед; слышал, как барабанщики неистово пытались выиграть войну ритмом своих палочек.

– Цельтесь низко! – повторял он солдатам. – Цельтесь низко. Не тратьте почем зря патроны! И не спешите! Не спешите!

Он хотел, чтобы первый залп стал смертоносным.

Туман наполнился шумом. Над головами грохотали снаряды и свистели пули, ботинки ломали кукурузу. В лесу трещали винтовки. Шеренга мятежников выглядела опасно тонкой, чтобы противостоять янки, надвигавшимися, словно молот.

– Не стрелять! – приказал Старбак. – Не стрелять!

Застрельщики янки прятались в глубине кукурузного поля и целились в солдат Старбака. Из шеренги выступил капрал с окровавленным плечом, а другой солдат харкал кровью.

Янки были уже в двухстах шагах. Они выглядели свежими, хорошо одетыми и уверенными. Старбак видел их разинутые рты, когда они выкрикивали боевой клич, но ничего не слышал. Он уставился на янки и внезапно подумал, что именно так создатели Америки встретились с британцами в красных мундирах. Мятежники были такими же оборванцами, а враг так же хорошо вооружен и одет с иголочки, и его страх вдруг смело яростное желание разделаться с самоуверенным врагом.

– Пли! – крикнул он. – Убейте ублюдков! – он выкрикнул последние слова, и две роты открыли огонь за секунду до того, как выстрелила остальная шеренга мятежников, накрыв пастбище одеялом дыма. – Бей их! – орал Старбак, расхаживая позади шеренги. – Бей их! – он протолкнулся сквозь ряды и выстрелил из собственной винтовки, а потом немедленно поставил приклад на землю, чтобы перезарядить. Его пульс бешено скакал, по венам тек огонь – безумие сражения начало свою магию. Чистая ненависть отогнала страхи. Он забил пулю в ствол.

– Пли! – торопил своих людей капитан Картрайт. Теперь сражение превратилось в схватку пехоты. Канониры янки ничего не видели, так что стрелкам в синих мундирах приходилось драться, убивать и получать пули в ответ. Пушки мятежников поливали атакующих картечью, проделывая новые прорехи в уцелевшей кукурузе. В воздухе повис кровавый туман, где-то издавал жуткие вопли раненый, пока они не оборвались, когда с чмоканием в плоть вошла пуля. Старбак чувствовал мерзкое зловоние горящего пороха, слышал у уха свист пуль минье, а потом снова приставлял к плечу винтовку, низко целился в кукурузу и стрелял.

Пороховой дым висел в неподвижном воздухе как слоистый туман. Некоторые солдаты ложились, чтобы разглядеть цель под этой завесой. Старбак пригнулся и увидел среди кукурузы ноги янки. Он выстрелил и опять прошел к тылу шеренги, чтобы посмотреть, как идут дела.

Желтоногие сражались. Они проталкивали пули, взводили курки и нажимали на спусковые крючки, но некоторые падали, а некоторые уже погибли. Гул стер все чувства – осталось лишь оглушающее небо, полное огня, и лишающий речи треск с добавлением воплей. Всё больше солдат падали. Шеренга Старбака редела, но неожиданно в их ряды влилась рота Дейвиса из Легиона. Дейвис ухмыльнулся Старбаку.

– Боже, – оторопело произнес он.

– Пли! – скомандовал Старбак. Выживание зависело только от того, смогут ли они подавить врага огнем. – Капитан Пил! – он побежал к лесу, вызывая остаток своего похудевшего батальона. – Пил! Приведите своих людей!

Рота Пила еще обладала старомодными ричмондскими ружьями, заряженными дробью, и Старбак посчитал, что залп из гладкоствольных ружей может сработать в этой дьявольской резне на таком близком расстоянии.

– Встать в строй! Где угодно! – он наскоро затолкал солдат в строй, больше не беспокоясь о том, чтобы роты сохраняли порядок. – Пли! Пли! Просто убейте их! – вопил он, опустошая револьвер, ячейку за ячейкой, в дымную пелену. – Убейте их!

Со стороны янки прилетали ответные пули. Вспышки показывали, откуда они стреляют, и Старбак видел, как эти огоньки становятся ближе по мере того, как продвигались атакующие, а задние ряды занимали место павших. Мятежники отступали, без паники, но шаг за шагом, сохраняя строй, снова и снова стреляя по орде в синем, которая медленно и неумолимо пробивала себе путь к южному краю кукурузного поля, словно через высокий прилив. И там янки остановились, не потому что мятежники усилили огонь, а просто потому, что край поля служил естественной границей. За их спинами, где стояла уцелевшая кукуруза, осталось иллюзорное укрытие, а впереди лежали открытые пастбища и батареи мятежников, и офицеры янки не могли убедить солдат двинуться в эту дымную, выметенную смертью пустоту. Шеренга мятежников тоже остановилась и выровнялась, противники стояли и обменивались выстрел за выстрелом, смерть за смертью. Раненые ковыляли в тыл, но у мятежников не было лишних людей, чтобы отнести их к хирургам. Раненые мятежники просто истекали кровью до смерти или ползли на четвереньках под оглушающим шумом огромных пушек.

Пришел на подкрепление полк из Джорджии, и Свинерд появился за спиной Старбака с большим Шестьдесят пятым виргинским батальоном.

– Нат! Нат! – Свинерд был всего в нескольких ярдах, но грохот сражения был так силен, что ему приходилось кричать. – Кладбище под обстрелом! – он показал на Восточный лес, давая понять, что янки каким-то образом добрались до южной опушки и теперь угрожают резервному складу боеприпасов Свинерда. – Узнайте, что там происходит!

Свинерд боялся, что правый фланг вот-вот сметут, но пока он держался на пастбище, куда поместили бригаду – на узком пространстве, где разгорелась самая жаркая схватка, и бригада дралась, словно единый батальон. Старбак, побежав к правому флангу, понял, что резня этим утром была страшная. Он не мог даже припомнить сражения, которое бы так быстро превратилось в кошмар, никогда не видел столько раненых и убитых, и лишь каким-то чудом его презираемый всеми батальон выстоял под огнем и по-прежнему держался и отвечал с той же силой.

– Молодцы! – крикнул он солдатам. – Молодцы!

Никто его не слышал, они оглохли от сердитого грохота.