Текст книги "Кровавая Земля (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Глава четвертая

Подполковник Свинерд стоял на берегу реки и благодарил Господа за то, что сохранил ему жизнь и дал возможность лицезреть это мгновение. Небольшой бриз поднимал рябь на воде, и мириады мелких брызг сверкали, отражая сияющее на безоблачном небе солнце. По меньшей мере три оркестра играли единственную мелодию, которую могли бы исполнять в этот день, хотя полковник сожалел о том, что они не играют в унисон, а весело состязаются в праздновании этого знаменательного события. Свинерда похлопывал покалеченной левой рукой по ножнам в такт ближайшему оркестру, а потом, сам того не осознавая, начал петь.

"Дорогая мама, – тихо затянул полковник, – разорви цепи тирана. Мэриленд! Виргиния взывает не втуне, Мэриленд! – он повысил голос, когда его захлестнули эмоции. – Она встретит на равнине собратьев. Смерть тиранам! Это гордый напев быстро прогонит льстецов. Мэриленд, мой Мэриленд!

Со стороны ближайшей роты Легиона Фалконера раздались аплодисменты, и Свинерд, не заметив, что повысил голос настолько, что его могли услышать, покраснел, когда обернулся на эти иронические хлопки. Было время, и не так уж давно, когда солдаты чертыхались при виде Гриффина Свинерда, но они были побеждены христианской благодатью, а точнее, той работой, которую она проделала со Свинердом, и теперь полковник знал, что солдаты его любят, и благодаря этому благословенному дару сегодня он мог всплакнуть, хотя и так уже плакал от радости.

Потому что армия Юга Роберта Ли, которая снова и снова сражалась с вторгнувшимися в страну северянами, переправилась через Потомак.

Они шли на север.

Конфедерация перенесла войну в Соединенные Штаты Америки. Уже год как янки топтали землю Юга, грабили его фермы и бахвалились тем, что опустошат его столицу, но теперь южане сами стали захватчиками, и огромная темная масса людей переходила брод под боевыми знаменами Юга.

– Я слышу раскаты далекого грома, – пел Свинерд, и на сей раз Легион запел вместе с ним, их голоса у реки слились в удивительно гармоничную мелодию. – Мэриленд! Старый горн протрубит, Мэриленд! Он не мертв, и не глух, и не нем, ура! Он выкинет северный мусор! Он дышит, пылает и он придет, он придет! Мэриленд, мой Мэриленд!

– Хорошо поют, Свинерд, хорошо поют! – говорившим был Нед Мейтленд, новый командир Легиона, пришпоривший лошадь в сторону Свинерда. Тот был пешим, потому что его лошадь, единственный предмет роскоши, которым он обладал, отдыхала. Людям вроде Мейтленда нужны были три ездовые лошади и четыре вьючных мула для пожитков, чтобы окружить себя комфортом во время кампании, но Свинерд отказался от всей этой мишуры. Он владел лошадью, потому что командующий бригадой иначе не справился бы со своей работой, и унаследовал палатку и слугу от Таддеуса Бёрда, но палатка принадлежала армии, а слуга, слабоумный по имени Хирам Кетли, должен был вернуться на службу к Бёрду, как только тот поправится от полученной у Кедровой горы раны.

– А что вы будете делать, Мейтленд, когда вернется Бёрд? – спросил Свинерд, поддразнивая самоуверенного Мейтленда, приехавшего на войну с двумя палатками, четырьмя слугами, бадьей для принятия ванн и серебряными столовыми приборами, которыми он ел отварные овощи.

– Я слышал, что он не вернется, – ответил Мейтленд.

– А я слышал, что вернется. Его жена написала Старбаку, что он поправляется, и когда он вернется, вам придется отдать ему Легион. Он его настоящий командующий.

Мейтленд отмахнулся.

– Есть куча других вакансий, Свинерд.

– Думаете, меня могут убить, да? Рассчитываете стать командующим бригадой? Похоже на то, Мейтленд, отвечу за вас. Во сколько обошелся этот мундир?

– Достаточно дорого, – Мейтленд вел себя безмятежно и редко заглатывал наживку Свинерда, возможно потому, что знал – его связи в Ричмонде обеспечат ему спокойное продвижение по службе до высших армейских чинов. Главным трюком, по мнению Мейтленда, было получить достаточно военного опыта, чтобы придать этому продвижению правдоподобие, достаточно, но не более того. Он вытащил из седельной сумки бинокль и направил его на противоположный берег, в Мэриленде, где Свинерд увидел, как в реку вошел эскадрон кавалеристов Стюарта. Всадники зачерпывали шляпами воду и брызгали ей друг в друга, как дети. Армия пребывала в праздничном настроении.

– Вот бы у Легиона по-прежнему был оркестр, – сказал Свинерд, когда ближайшие музыканты в энный раз начали играть "Мэриленд, мой Мэриленд". – Раньше он у нас был, но пропал. По крайней мере, пропали все инструменты.

– Похоже, у Легиона много чего пропало, – легкомысленно заявил Мейтленд.

– Что вы имеете в виду, интересно? – спросил Свинерд, пытаясь скрыть вызванное снисходительным тоном Мейтленда раздражение. Свинерд не был уверен, что Мейтленд намеревался произвести именно то впечатление, которое у него получилось, но выглядел он высокомерным человеком, неодобрительно взирающим на всё, с чем встретится.

– Главным образом офицеры, – ответил Мейтленд. – Большинство офицеров, похоже, были произведены в это звание в последние несколько недель.

– Мы сражаемся, – заметил Свинерд, – а значит, офицеров убивают. В Ричмонде вы об этом не слышали?

– До нас доходили слухи, – мягко произнес Мейтленд, протирая линзы бинокля. – Но даже если и так, Свинерд, мне нужны люди получше.

– Которые знают, как есть галеты с помощью ножа и вилки? – предположил Свинерд.

Мейтленд пропустил сарказм мимо ушей.

– Я говорю об уверенных в себе людях. Уверенность воодушевляет. Взять юного Мокси. Какая жалость, что он уехал.

Капитан Мокси отправился в Ричмонд, чтобы служить адъютантом Вашингтона Фалконера.

– Мокси был бесполезен, – заявил Свинерд. – Если бы я собрался воевать, Мейтленд, мне хотелось бы иметь дело не со слабаками вроде Мокси, а с людьми вроде Ваггонера и Траслоу.

– Но едва ли их можно назвать вдохновляющими, – язвительно отметил Мейтленд.

– Победа – лучшее вдохновение, – ответил Свинерд, – а люди вроде Траслоу ее приносят.

– Возможно, – признал Мейтленд, – но я бы положился на Мокси. Или на этого парня Тамлина.

Свинерду пришлось на секунду задуматься, кто такой Тамлин, а потом он вспомнил человека из Луизианы, заявившего, что он был в плену на Севере со времен падения Нового Орлеана.

– Вам он нужен? – удивился он.

– Он кажется достойным человеком, – сказал Мейтленд. – И готовым служить.

– Вы так думаете? Мне кажется, для человека, который провел пять месяцев в тюрьме у янки, он выглядит слишком упитанным, но наверное, наши былые собратья могут позволить себе хорошо кормить пленных. Я бы назвал юного Тамлина скользким типом.

– Он уверен в себе, это точно, – отозвался Мейтленд. – Полагаю, вы послали его в Ричмонд?

– В Винчестер, – сказал Свинерд. Винчестер в долине Шенандоа являлся базой снабжения кампании, и все оставшиеся вне подразделений военные пересылались туда, чтобы получить новое назначение. – По крайней мере, его не навяжут бедняге Старбаку, – добавил Свинерд.

– Старбак мог бы считать себя счастливчиком, если бы навязали, – ответил Мейтленд, снова наставив бинокль на противоположный берег. Тот берег густо зарос лесом, но за деревьями Мейтленд видел вражеские угодья, залитые ярким солнечным светом.

– Если Старбаку повезет, – произнес Свинерд, – он вернется в бригаду. Я потребовал, чтобы его батальон прислали к нам, если его прикомандируют к армии.

Мейтленд поежился при мысли, что снова встретится с Желтоногими. Его назначение командующим этого батальона было низшей точкой карьеры, и лишь энергично дергая за все ниточки он смог спастись.

– Сомневаюсь, что мы их увидим, – сказал он, не в силах скрыть облегчение. – Они не готовы выступить в поход и не будут готовы еще многие месяцы.

И никогда, подумал он, если полковник Холборроу этим займется.

– И с какой стати они вообще нам нужны? – добавил он.

– Потому что мы христиане, Мейтленд, и никого не можем отвергать.

– Кроме Тамлина, – едко отозвался Мейтленд. – Выглядит так, словно они для нас годятся, Свинерд.

К бригаде скакал посыльный. Лошади с брызгами тянули через брод экипаж из госпиталя под аккомпанемент ободрительных криков со стороны ближайших войск. В этом экипаже находился Роберт Ли, поранивший руки, пытаясь успокоить испуганную лошадь. Раненый командующий, подумал Свинерд, не есть хорошее предзнаменование, но он отмел эту языческую мысль, когда к Мейтленду подъехал гонец, решивший, что этот элегантный подполковник и есть командующий бригадой.

– Вот тот, кто вам нужен, – Мейтленд указал на Свинерда.

Посыльный привез приказ бригаде Свинерда пересечь реку, и тот, в свою очередь, оказал Легиону честь повести бригаду на землю Севера. Полковник шел мимо построенного в колонну поротно Легиона.

– Помните, ребята, – снова и снова восклицал он, – никакого мародерства! Никаких грабежей! Выписывайте расписки за всё, что берете! Покажите им, что мы христианская страна! Вперед!

Первая рота Траслоу подождала, пока по броду прошлепает батарея южнокаролинских пушек, а потом направилась на дорогу и вниз по грязному склону в воду. Знаменосцы шли с единственным флагом Легиона, который нес лейтенант Коффмэн, пытаясь держать боевое знамя высоко, несмотря на ветер, пока его хилое тело боролось с бурлящим течением Потомака по пояс в воде. Он храбро двигался вперед, словно исход всей войны зависел от того, удержит ли он знамя с бахромой над водой. Многие солдаты спотыкались, не из-за ран, а потому что до мозолей натерли ноги в дрянных башмаках, и прохладная вода была для них словно целительный бальзам. Некоторые, однако, отказались переходить реку. Свинерд задержался, чтобы поговорить с полудюжиной подобных солдат под предводительством сухопарого капрала из четвертой роты. Его звали Барридж, и он был хорошим солдатом и постоянным посетителем молитвенных собраний полковника, но теперь, как всегда уважительно и упрямо, Барридж настаивал, что не должен подчиняться приказам Свинерда.

– Не наше дело идти на север, полковник, – твердо заявил он.

– Ваше дело – подчиняться законному приказу, Барридж.

– Нет, если он идет вразрез с совестью, полковник, и вам это известно. Для нас законно защищать свои дома, а не атаковать чужие. Если какой-нибудь янки сунется на юг, я убью его для вас, но не пойду на север устраивать резню, – объявил Барридж, и его товарищи закивали в знак одобрения.

Свинерд приказал отвести этих солдат назад, туда, где военная полиция собирала других таких же, которые не желали расширять войну за пределы своей родной земли. Свинерду жаль было терять этих шестерых, потому что они были среди лучших в бригаде, но этот спор он бы никогда не выиграл, так что попрощался с ними и последовал за Легионом через реку. Некоторые окунулись с головой в воду, чтобы слегка вымыть волосы, но большинство поспешило на северный берег, взбираясь на землю Мэриленда, потом они пересекли мост через Чесапикский залив и канал Огайо, которые лежали сразу за рекой. И вошли на территорию врага.

Это было прекрасное место с благоустроенными фермами, хорошей лесистой землей и невысокими холмами, пейзаж ничем не отличался от того, который они покинули, только эти холмы, фермы и леса управлялись вражеским правительством. Здесь развевался другой флаг, и это придавало остроту ничем не примечательному сельскому пейзажу. Не то чтобы большинство солдат из пяти полков бригады Свинерда считали Мэриленд врагом, они скорее считали его рабовладельческим штатом, который принудили остаться в Союзе из-за географического положения, и многие надеялись, что вторжение конфедератов привлечет толпу новобранцев под флаги с диагональным крестом мятежников. Однако как бы ни симпатизировал Мэриленд мятежу, он всё же был вражеским штатом, и то тут, то там над фермами с вызовом развевались звездно-полосатые флаги, показывая, что это территория янки.

Но гораздо больше было флагов Конфедерации, в основном самодельных, с блеклыми цветами и нечетким изображением, но они приветствовали армию Ли, и когда после полудня солдаты Свинерда проходили по Бакистауну, небольшая толпа, радующаяся прибытию мятежников, уже охрипла от криков. У дороги расставили ведра с водой и лимонадом, а женщины разносили вдоль усталой колонны подносы с печеньем. Пара домов в Бакистауне была заперта, а ставни захлопнуты, но основная часть деревни приветствовала вторжение. Пока колонна шла по городу, оркестр из Техаса играл неизбежный "Мэриленд, мой Мэриленд". Мелодия стала отрывочной, превратившись в какофонию звуков, когда местные жители снабдили музыкантов сидром, пивом и виски.

Бригада ковыляла дальше, стоптанные башмаки поднимали клубы белой пыли, дрейфующие с легким ветерком на запад. В миле от Бакистауна вдруг где-то далеко на востоке послышался треск стрельбы, и некоторые солдаты потянулись за своими потрепанными винтовками, словно готовясь к сражению, но больше выстрелов не последовало. Впереди простиралась щедрая и спокойная местность, греясь в теплых лучах летнего солнца. Господь был в небесах, и в мире всё казалось прекрасным, а армия Ли шла на север.

***

Старбак шагал по Ричмонду. Оставив Люцифера с небольшим багажом и письмом к Дилейни в доме Салли, он повел Марту Поттер на экскурсию по всем питейным заведениям Ричмонда. Официально спиртные напитки были под запретом, но с тем же успехом правительство могло запретить дышать.

Старбак начал с наиболее респектабельных заведений, расположенных вблизи станции железной дороги Ричмонда-Питерсберга на Бёрд-стрит. Именно там Марта видела мужа в последний раз. Старбак отбросил посещение борделей, рассудив, что пьяного мужчину в течение трех дней ни одна шлюха терпеть не будет, им было бы куда проще обчистить карманы Мэтью Поттера в первую же ночь и бросить где-нибудь на улице на попечение военной полиции. Протрезвевшего офицера тут же отправили бы в лагерь "Ли". Если он до сих пор не прибыл, значит, лейтенант находился в алкогольном раю – или того хуже.

Старбак последовательно понижал ранг посещаемых питейных заведений. Поначалу места, в которые он совался, еще претендовали на некую степень утонченности высшего общества, но чем дальше, тем хуже становились и обстановка, и алкоголь. Он постучался в дюжину заведений на Локуст-Элли, но и там следы пропавшего лейтенанта не обнаружились. Затем поиски привели его на Мартин-стрит, из окон тамошних домов высовывались шлюхи, и Марта покраснела:

– У него бы не хватило денег пить все эти дни, сэр.

– А вдруг, кто его знает, – возразил Старбак.

– В моем кошельке валялось не больше трех долларов.

– На три доллара можно надолго застрять в этом городке, мэм, – ответил Старбак. – Я полагаю, у него был с собой китель? Пара башмаков, револьвер?

– Да, всё это.

– Тогда он мог продать все свои вещи и пить три месяца подряд. Ад его забери, – выругался он, затем извинился: – Простите мои выражения, мэм, но он должен быть там. В Аду. Думаю, вас лучше отвести к мисс Салли.

– Я иду с вами, – настояла Марта. Несмотря на застенчивость, девушкой она была упрямой, и Старбаку ни за что не удалось бы убедить ее оставить поиски.

– Мэм, в Аду неспокойно.

– А вдруг он ранен?

А вдруг он мертв, подумалось Старбаку.

– Мэм, я настаиваю.

– Настаивайте, сколько влезет, сэр, – упрямилась Марта, – но я иду. А если вы не возьмете меня, я просто пойду за вами.

Старбак извлек револьвер и проверил, на месте ли все пять капсюлей.

– Мэм, – сказал он, – место, в которое я иду, неспроста назвали Адом. Оно находится в Скримерсвиле. Отвратительные названия, мэм, и места тоже отвратительные. Даже военные полицейские меньше чем ротой туда не ходят.

Марта нахмурилась:

– Там преступники? – спросила она.

– Можно и так сказать, мэм. Дезертиры, полно ворья и до чёрта рабов. Только это не смиренные рабы, мэм. Они с металлургического завода Тредегара и крепки, как те штуковины, что они там ворочают.

– Какого черта, – сказала Марта, – я ниггеров не боюсь.

– А следовало бы, мэм.

– Я иду с вами, майор.

Он повел ее вниз по холму, мимо похожего на сарай заведения Джонни Уоршама, где столы для карточных игр сгрудились рядом со сценой, на которой танцевала труппа девушек, в перерывах развлекая клиентов наверху. Двое чернокожих в котелках на голове охраняли вход и холодно и бесстрастно взглянули на Старбака. Он провел Марту по деревянному мосту, перекинутому через запруженный нечистотами ручей, а потом в переулок, идущий между сырыми кирпичными стенами.

– Вы неплохо знаете город, да, сэр? – спросила Марта, поднимая юбки, чтобы перешагнуть через валяющийся на мостовой зловонный мусор.

– Я служил здесь несколько недель в военной полиции, – объяснил Старбак. То были малоприятные недели, которые закончились тюремным заключением по подозрению в шпионаже в пользу Севера. Робкий коротышка-офицер по имени Гиллеспи превратил жизнь Старбака в тюрьме в ад, и Нат лелеял планы ему отомстить.

Он перешагнул через груду отбросов и завернул на безымянную улицу. Здесь висело тяжелое зловоние металлургического завода, а грохот из доменных печей перекрывал звуки бегущей неподалеку реки, ныряющей в быстрины. В дымном сумраке лежала дюжина рабов, которые подняли бутылки со спиртным в ироническом приветствии, когда мимо прошел Старбак.

– Почему они не на работе? – удивилась Марта.

– Их труд очень тяжел, – ответил Старбак. – Нельзя пороть человека, который тяжко трудится, мэм. Приходится давать им некоторую свободу, когда рабов отправляют на металлургический завод, они могут уходить и приходить по своему усмотрению. Пока они остаются здесь и не выходят в центр города, никто не возражает. Это их территория, а не наша.

– Но ведь Мэтью не мог сюда прийти, правда?

– Многие солдаты поступают именно так. Здесь нет никаких правил, а выпивка дешевая.

У угла стоял безумный проповедник в черном пальто по щиколотку, возвещая благие вести о том, что город посетил Христос, но никто его не слушал. В стельку пьяная женщина-карлица каталась по мостовой, распевая, но больше людей на улицах не было. Полдень был колдовским часом в Аду, когда солнце светило ярче всего и обитатели Скримерсвиля спали, готовясь к своим ночным занятиям. Старбак наугад выбрал таверну и нырнул внутрь. На скамейках скрючились несколько солдат, но Поттера среди них не было. Один предложил Марте доллар, чтобы она поднялась с ним наверх, а другой посмотрел на нее, похотливо вздохнул, а потом его вырвало.

– Я вам говорил, – сказал Старбак, выведя ее обратно на улицу, – что это не место для леди.

– Черт возьми, майор, – решительно заявила Марта, – настоящая леди не вышла бы замуж за Мэтью Поттера. И вообще, я и кое-что похуже слышала.

В этот день она и правда услышала кое-что похуже, но держалась поближе к Старбаку, пока они исследовали лачуги вдоль каналов, где находилась большая часть заведений Ада. Запахи вызывали тошноту: смесь угольного дыма, блевотины, нечистот и самогона. Их немедленно выпихнули из одного из заведений четверо чернокожих, игравших в карты. В углу помещения сидела худая белая женщина с покрытым синяками лицом. Когда вошел Старбак, она сплюнула, а один из мужчин поднял дробовик и ткнул им в лицо незнакомца.

– Она не хочет, чтобы вы здесь находились, мистер, – сказал чернокожий.

Старбак понял намек и попятился обратно в переулок.

– Я разыскиваю друга, – поспешно объяснил он.

– Но не меня, солдатик, и не их, – раб махнул в сторону своих приятелей, – и не ее, и никого, кто бы находился здесь, – он помолчал и окинул Марту долгим оценивающим взглядом. – Хотя она может войти.

– Не сегодня, – отозвался Старбак.

– Ему не следовало разговаривать так заносчиво, – запротестовала Марта, когда дверь захлопнулась. – И откуда у него ружье? Это не разрешено!

– Мэм, – вздохнул Старбак, – я объяснил вам, что здесь нет правил. Он с удовольствием бы затеял драку, и через минуту дюжина чернокожих от меня бы живого места не оставила.

– Так не должно быть.

– Изнанка Дикси, мэм. Сладкая свобода, – он мягко направил Марту ко входу в переулок, чтобы увести ее подальше от разъяренной женщины, которая гналась по улице за мужчиной, выкрикивая ему вслед оскорбления. Ссора разрослась, когда к ней присоединились соседи.

– Гравитация общества, – сказал Старбак.

– Что это значит?

– Это значит, что мы все идем вниз, мэм, пока не опустимся на самое дно.

– Некоторые и начали не слишком высоко.

– Так продолжайте подъем, мэм, продолжайте подъем.

Господи, подумал Старбак, если бы не армия конфедератов, он, наверное, оказался бы в этих трущобах. Он сбежал из Новой Англии из-за женщины, стал ради нее вором, и лишь разразившаяся война открыла ему возможности. Что бы он делал без войны, гадал Старбак. Стал бы клерком и искал утешения в дешевой выпивке и женщинах, наверное. А чем он займется, когда война закончится?

– Вы женаты? – внезапно спросила Марта.

– Нет, мэм,

Старбак распахнул дверь и обнаружил за ней арену для петушиных боев и виде круга, огороженного тюками соломы. По покрытому перьями и кровавыми пятнами полу бегали крысы, и Старбак наполнил хибару солнечным светом. На соломенных тюках, предназначенных для зрителей, спал военный, но он не был пропавшим лейтенантом.

– Мэтью хорош собой, – сказала Марта, осмотрев спящего, у которого недоставало одного глаза и большей части зубов.

– Поэтому вы и вышли за него? – спросил Старбак, вернувшись на улицу.

– Жениться на скорую руку, да на долгую муку, – всегда повторяла моя бабушка, – печально заметила Марта.

– Я слышал подобный совет, – согласился Старбак и перешел на другую сторону улицы, открыв очередную хлипкую дверь. И за ней они обнаружили Мэтью Поттера.

Точнее, Марта узнала человека, спящего на деревянном полу крыльца, которое заскрипел под их шагами. Из-под досок врассыпную бросились крысы, побежав в сторону канала.

– Мэтью! – воскликнула Марта, встав на колени возле мужа, на котором не было ничего, кроме серых штанов.

Поттер не проснулся. Он застонал и завертелся во сне, но не открыл глаза.

– Я всё гадала, придет ли за ним хоть одна душа, – у двери крыльца появилась чернокожая женщина.

– И давно он здесь? – спросил у нее Старбак.

– Так давно, что я думала, он корнями врос. Любит выпивку, да?

– Я слышал, просто обожает.

Женщина вытерла нос уголком фартука и усмехнулась.

– Милый парень. Так славно говорит. Даже жаль его немного. Я даже накормить его пыталась, но он не желает есть, только спиртное лакает.

– Он продал вам свою сорочку, так?

– И китель, и ботинки. Всё, что имел.

– А револьвер?

– Он бы этого не сделал, сэр. Это же против закона, так? – она ухмыльнулась, и Старбак усмехнулся в ответ. – Говорит, что из Джорджии, – сказала женщина, уставившись на распростертого лейтенанта.

– Так и есть.

– Сын священника, да? Эти всегда хуже всех, – засмеялась женщина. – Он немного танцевал и даже стихи читал. Милые стишки, я бы всю ночь его слушала, да только он свалился. Это его жена?

– Да.

– Вот уж не повезло. Никогда не понимала, почему хорошие женщины выходят за дрянных мужчин.

– К счастью для нас, они поступают именно так, да?

Она улыбнулась.

– Собираетесь его забрать?

– Полагаю, что так.

– Что ж, он неплохо провел время. Он об этом не вспомнит, но так оно и было. Печально думать, что он, возможно, получит пулю янки, такой милый парень.

– Он не просыпается! – запричитала Марта.

– Проснется, – обещал ей Старбак и оттащил ее от мужа, заставив зайти в хибару. – Ждите здесь, – велел он, и как только увел ее с крыльца и закрыл дверь, взял Поттера за подмышки и сначала усадил его, а потом поставил на ноги. Это было не сложно, потому что Поттер был высоким, но хрупкого сложения и тощим как столб. Старбак прислонил лейтенанта к стене хибары.

Поттер наконец зашевелился.

– Сколько времени?

Как и сказала Марта, он обладал привлекательной внешностью, прямыми белокурыми волосами и светлой недельной щетиной. Его вытянутое худое лицо с тонкими чертами придавало Поттеру вид страдающего благородства, и когда он был трезв, вероятно, можно было предположить в нем одухотворенность и некоторую артистическую чувственность, но сейчас, когда он мучился от жуткого похмелья, лейтенант выглядел просто как побитый и несчастный щенок. И щенок очень молодой, решил Старбак, точно не старше девятнадцати. Лейтенант попытался поднять голову и вяло моргнул.

– Здрасте, – только и смог он сказать.

Старбак с силой врезал ему в живот, так что даже выдохнул от усилия, и Поттер широко открыл глаза, а потом согнулся пополам. Он чуть не упал, но Старбак отпихнул его обратно к стене и предусмотрительно отошел в сторону, когда Поттера вырвало. Старбак сделал еще шаг в сторону, чтобы брызги блевотины не попали ему на ботинки.

– Иисусе, – пожаловался Поттер, вытерев рот. – Вы чего?

– Встать, лейтенант.

– О, Иисусе. Господи Иисусе, – попытался распрямиться Поттер. – Боже милостивый, – застонал он от приступа головной боли. Он смахнул с лица длинную прядь волос. – Вы кто? – спросил он. – Назовитесь.

– Твой лучший друг, сукин ты сын, – ответил Старбак. – В твоем желудке еще что-нибудь осталось?

– Больно, – сказал Поттер, потерев желтоватую кожу в том месте, куда Старбак его ударил.

– Встань прямо, – рявкнул Старбак.

– Я солдат! Солдат! – воскликнул Поттер, сделав слабую попытку встать по стойке смирно. – Господь хочет, чтобы я стал солдатом, – его снова затошнило. – О Боже.

Старбак оттолкнул его к стене.

– Стой прямо, – велел он.

– Дисциплина, – произнес Поттер, попытавшись выпрямиться. – Лекарство от всех моих недугов.

Старбак схватил Поттера за длинные светлые волосы и припечатал его к стене, тем самым заставив лейтенанта взглянуть ему в глаза.

– Что тебя излечит, сукин ты сын, так это забота о жене.

– Марта? Она здесь? – немедленно приободрился Поттер, оглядываясь направо и налево. – Я ее не вижу.

– Она здесь. И искала тебя. Какого черта ты ее бросил?

Поттер нахмурился, силясь вспомнить события последних нескольких дней.

– На самом деле я ее не бросал, – наконец сказал он. – Я некоторое время просто шатался по улицам и не уделял ей внимания, это верно. Мне нужно было выпить, понимаете, и я встретил друга. Знаете, как это бывает? Вы приезжаете в незнакомый город, испытывая жажду, и первый, с кем сталкиваетесь, оказывается школьным приятелем. Думаю, это работа провидения. Будьте любезны, сэр, отпустите мои волосы, меня сейчас опять стошнит. Спасибо.

Он успел произнести последнее слово до того, как согнулся пополам и испустил последнюю жалкую порцию блевотины. Он застонал, закрыл глаза и снова медленно принял вертикальное положение.

– Теперь всё, – убедительно заявил он и посмотрел на Старбака. – Я вас знаю?

– Майор Старбак.

– Ах Старбак! Известное имя! – сказал Поттер, и Старбак уже приготовился выслушать очередные нападки на своего отца, знаменитого врага Юга, но Мэтью Поттер имел в виду другого Старбака. – Первый помощник капитана на "Пекоде" [4]4
  [4] «Пекод» – китобойное судно, на котором отправился в плавание главный герой романа Г.Мелвилла «Моби Дик». Ахав – одноногий капитан этого судна.


[Закрыть], правильно?

– Считай меня капитаном Ахавом, лейтенант.

Поттер тут же бросил взгляд на ноги Старбака.

– Не многовато ли ног для этой роли? Или одна из них костяная? – хихикнул Поттер и вздрогнул от пронзившей его боли.

– Мне следует обрадоваться нашей встрече?

– Да, черт возьми, еще как. А теперь пошли, сукин сын, мы будем драться на дуэли.

Поттер в ужасе уставился на Старбака и покачал головой.

– Это не для меня, сэр. Точно не для меня. Я не возражаю против драки, но только не на пистолетах на заре.

– Она на саблях и на закате. Пошли! Не наступай сюда!

Но было уже слишком поздно. Поттер поставил босую ногу на лужу блевотины, поморщился и последовал за Старбаком в таверну, где взволнованная Марта бросилась в слабые объятья мужа. Старбак подумывал выкупить ботинки и сорочку лейтенанта, но потом решил не тратить деньги попусту. Поттер мог получить обмундирование со складов лагеря "Ли", а до этого времени обойтись без рубашки и ботинок.

Он убедил лейтенанта, который теперь преисполнился угрызениями совести, выйти на улицу. Марта вела Поттера под руку, а тот пытался объяснить свое поведение.

– Я не специально, моя дорогая, непредумышленно, как сказали бы адвокаты. Это была просто прихоть, случайная идея, дружеский жест ради старого приятеля. Томас Снайдер, вот как его зовут, и он может засвидетельствовать чистоту моих мотивов. Нынче он артиллерист, как он мне сказал, и частично оглох. Из-за всего этого грохота, понимаешь? Как бы то ни было, я просто составил ему компанию. Мы вместе учились в школе, зубрили букварь Макгаффи, вместе суммировали, вычитали и делили, вместе и напились, за что я приношу свои извинения. Больше такого не случится до следующего раза. О Боже, неужели и правда придется идти?

– Придется, – отозвался Старбак.

– Я не люблю сильных и шумных людей, – заявил Поттер, но послушно поплелся за Старбаком вверх по холму в сторону Мейн-стрит. – Армия полна сильных и шумных людей. Эта жизнь их привлекает. Полагаю, поесть ты ничего не захватила, мой птенчик? – поинтересовался он у Марты.

– Нет, Мэтью.

– Или хоть глоточек выпить?

– Нет, Мэтью!

– Воды, дорогая, просто воды. Минутку, капитан Ахав! – воскликнул Поттер, оторвался от жены и поковылял через улицу в сторону лохани с водой для лошадей, у которой уже находилась потрепанная ломовая лошадь. Поттер встал рядом и окунул лицо в воду, плеснув ею на волосы, а потом начал жадно пить.

– Мне так стыдно, – сказала Марта.

– Мне он нравится, – ответил Старбак, и произнося эти слова понял, что говорит правду. – Действительно нравится.

Поттер выпрямился и рыгнул. Он извинился перед лошадью, похлопав ее по шее, и нетвердой походкой зашагал обратно к жене.

– Мой отец, – обратился он ко Старбаку, – всегда отстаивал ту точку зрения, что осознание своих ошибок ведет к исправлению, но я не вполне убежден в этой истине. Могу ли я исправиться, осознав, что меня снедает вечная жажда, что я слишком образован и ненадежен? Думаю, что нет. Не могли бы вы оба простить меня на еще одно волнующее мгновение? – он подошел к ближайшей стене, расстегнул штаны и шумно пустил струю на кирпичи. – Ох, боже ты мой, – произнес он, подняв глаза, – в одно место заливается, а из другого выливается.

– Так стыдно, – прошептала Марта.

– Ты сказала "стыдно", о свет моей беспросветной жизни? – громко прокричал Поттер от стены. – Стыдно? Разве поэты не писают? Разве помазанный на царствие король не опустошает свой мочевой пузырь? Разве Джорд Вашингтон не мочится? Неужели Господь наш избавлен от необходимости пускать струю?

– Мэтью! – возмутилась шокированная Марта. – Он совершенен!

– А это, любовь моя, была совершенная струя, – он повернулся к ним, застегивая штаны, и повелительно махнул Старбаку. – Вперед, капитан Ахав! Смерть Моби Дику! Пусть настигнет нас кара божья, если мы не настигнем и не убьем Моби Дика! Вперед, соратники!