Текст книги "По ту сторону рассвета"

Автор книги: Берен Белгарион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 81 страниц)

…Саурон перенацелил свои орудия. Теперь они стреляли в эльфов. Что-то круглое, вращаясь на лету, тяжело ударилось в песок.

Это была человеческая голова – отрезаны уши и нос, на лбу вырезано непристойное слово.

Круглые снаряды полетели один за другим.

– Что делать, Каримбэ? – тихо спросил один из эльфов. – Это невыносимо…

– И все же нужно вынести, – ответил Артанор. – А уж потом мы запустим голову Саурона так высоко, что ее полет увидят из Ангбанда. А пока что – собирайте их; позже мы их похороним.

* * *

Хуан убил волка так же быстро, как кот убивает крысу: прыгнув сверху, опрокинул на спину и одним движением челюстей перекусил глотку.

Это был уже второй волк, и Хуан убил его так же, как и первого: когда тот вылезал из воды. Это случилось почти в середине ночи, а сейчас был близко рассвет.

– Куда он посылает волков? – тихо спросила Госпожа, глядя в сторону темного острова. – Посмотри, они спускаются вниз по течению и поднимаются на берег в одном и том же месте, возле этой заводи. Что же здесь?

Хуан немного побегал кругами, понюхал воздух внизу и вверху, но ничего не обнаружил. Ветер дул со стороны реки, и его запах говорил Хуану только две вещи: во-первых, на острове полно Волков и Ненавистных; во-вторых, на другом берегу реки люди жгут костры. Отсюда огней было не видно, их скрывал мыс, но над водой плыл человеческий запах – дыма, жареного мяса, вареной рыбы, хлеба, коней и старого пота, многократно пропитавшего одежду под доспехом. Запах этот был настолько слаб, что ни человек, ни эльф не различили бы его, и даже не всякая собака почуяла бы что-либо кроме дыма, но Хуан знал, что там, за мысом, на другом берегу – большой лагерь.

Но к рассвету ветер переменился, и в стекающем с гор потоке воздуха Хуан поймал другой запах – запах эльфов.

Коротким тявканием он пригласил Госпожу следовать за собой, и вскоре они нашли тех, кого искали волки.

Сирион бежал меж двумя горными цепями, и склоны предгорий начинались сразу от берегов. Для того, чтобы установить ту огромную штуку, которую эльфы принесли с собой, требовалась довольно большая ровная площадка, откуда был бы виден замок и его ворота. Такая площадка отыскалась, и подступы к ней защищал небольшой отряд лучников-нолдор, а на ней самой кипела работа.

– Вот оно что, – проговорила Госпожа. – Мне кажется, что в ближайшее время следует ждать еще волка. И, возможно, не одного.

Хуан согласился с ней. Он не понимал смысла этой Штуки, но чувствовал, что Ненавистным она не понравится и причинит им много вреда. Конечно, Саурон попытается с ней что-то сделать.

Госпожа сбросила капюшон плаща-невидимки и шагнула на поляну, где нолдор устанавливали Штуку. Хуан вышел за ней следом.

Лучники не дремали – Госпожа и Пёс тут же оказались под прицелом, но, увидев эльфа, нолдор опустили луки. Остальные застыли, прервав работу.

– Alayo, vanimelde! – вырвалось у одного из них. – Кто ты, дева, и как оказалась здесь?

– Или это морок, или этот пес – Хуан, волкодав Келегорма Феаноринга! – воскликнул другой. – Но я прежде не слышал, чтобы он покидал хозяина.

Госпожа назвала себя и вкратце рассказала, что с ней приключилось, как и зачем она оказалась здесь. Нолдор в изумлении переглянулись.

– Если Берен там, – сказал один из них, – Так уж, наверное, его нет в живых. Ты должна остаться с нами, королевна, и дождаться конца сражения.

– Внизу, на склоне, в зарослях лежат два волка, – сказала Госпожа. – Убил их Хуан; мне кажется, они были посланы за вами.

Трое лучников тут же снялись с места и пропали в лесу. Вернулись они скоро, неся с собой две волчьи головы.

– Нам есть что бросить Саурону в ответ, – сказал их старшина. – Заодно и пристреляемся.

Один из эльфов отвел Госпожу в сторону, к костру, и угостил ее похлебкой. Другой побежал вниз, в лагерь – известить Артанора о прибытии высокой гостьи и о том, что на расстоянии дневного перехода оставлены беспомощные раненые, за которыми ухаживает одна-единственная девица. Остальные вернулись к работе, Хуан же лег у ног Госпожи.

Работа близилась к завершению, когда Хуан почуял волка. И не одного – много! Яростно залаяв, он вскочил и заметался по площадке, а затем остановился, рыча в ту сторону, откуда чувствовал напасть, и тут же лучники повернулись туда.

Одновременно над всей рекой раздался глухой удар, и тот эльф, что сидел верхом на Штуке, которая успела со времени начала работы стать довольно высокой, закричал, указывая на Остров:

– Мост опустился! Они опустили мост! Саурон пошел на вылазку!

* * *

Лютиэн опомниться не успела, как двое нолдор с беличьей ловкостью взлетели на полусобранное орудие и втащили ее за собой, чтобы обезопасить от волков. Дозорный эльф перехватил ее за подмышки и втащил еще выше.

– Раудан, сиди здесь и защищай госпожу! – крикнул ему один из мастеров, соскакивая и обнажая меч.

Раудан был совсем молодым, едва достиг совершенных лет, но вел себя весьма уверенно. Колчан он повесил на какую-то выступающую деревяшку, чтоб был под рукой, одну стрелу наложил на тетиву, две других взял в зубы. Лютиэн смотрела в строну Волчьего Острова. Грохот, который она услышала, и вправду был грохотом опустившегося моста. Затем ворота поднялись и по мосту поскакали всадники, черные рыцари Моргота. Их было не более полусотни, но полсотни конных воинов, закованных в броню – это страшная сила.

– Волки! – крикнул Раудан, стреляя куда-то вниз. Лютиэн посмотрела туда и действительно увидела волков: огромные, ненамного меньше Хуана, черные твари бесшумно выпрыгивали на поляну из-за стволов. Лучники, вскочив на телеги, стреляли в них, нолдор-мастера, которые ладили орудие, заняли оборону внизу, вооружившись мечами и топорами.

И начался бой.

Волки бросались, имея одну цель – уничтожить мастеров и их защитников. Никто из войска Артанора не мог прийти на помощь, потому что вслед за конницей по мосту бегом наступала пехота, не меньше четырех сотен человек и орков. Лютиэн впервые в жизни видела настоящий бой так близко, он занимал ее даже сильней, чем схватка, кипевшая у ее ног – правду говоря, ей было слишком страшно смотреть вниз. Она слышала крики эльфов, волчий рык и собачий лай, звон тетив и свист стрел, порой в поле ее зрения попадала та или иная картина драки: вот поваленный на землю эльф, не имея простора для замаха, топорищем защищается от волчьих зубов… Вот Хуан сцепился с вожаком волков… вот лучник, спрыгнув с воза, ножом добивает чудовище… Но ее внимание было сосредоточено на берегу, где черный клин наступающих всадников увяз в обороне эльфийской пехоты.

* * *

Это была единственная возможность: прорвать эльфийскую оборону и уничтожить осадную машину, после чего – отступить, закрыться в замке и ждать подкрепления из Аст-Ахэ. Но затея не удалась: из верхнего покоя башни Гортхауэр видел, что конница увязла в эльфийской обороне. Оставалась еще маленькая надежда на то, что совместными усилиями рыцарей Аст-Ахэ и пехотинцев удастся эту оборону проломить, но…

Опасность возникла совсем в другом месте. По реке, плыло хитрое сооружение из соединенных веревками винных бочек, похожее на огромную гусеницу, на «голове» которой установлен большой сбитый из досок щит – от стрел и болтов со стен, грозящих плотогонам. Гортхауэр понял, что будет дальше: когда «голова» войдет в канавку плавучего моста, «хвост» за канаты притянут к берегу, а потом бросят на бочки широкие доски и побегут по ним – четверо в ряд… Кто же это у них там такой умный? Фингон? Хурин?

Дружное «Й-йэхх!» на стенах – орудийные команды рванули рычаги. Камни, способные потопить лодку, не разбивали бочки, попадая в них – вода смягчала удары, по округлым бокам камни соскальзывали, и даже если бы удалось разбить одну бочку, плот остался бы на плаву. Щит, за которым укрывались плотогоны, был достаточно крепок. Гортхауэр отдал команду беречь снаряды до причаливания плавучего моста – обстрел обретет смысл, когда по мосткам тесно побегут враги.

Устроить вылазку в ту сторону было невозможно: сил не хватит. Оставалось одно: стрелять со стен, по крутой дуге, стараясь достать плотогонов сверху.

Гортхауэр отдал лучникам приказ и те изготовились, ожидая, пока плот подплывет на расстояние выстрела.

В бою бывают такие минуты, когда командующий может только ждать, чем кончится дело. И Гортхауэр ждал.

* * *

В бою бывают такие минуты, когда командующий может только рубиться вместе с другими, надеясь на лучшее, а там – будь что будет. И Артанор рубился, разя направо и налево. Он боялся двух вещей: что их оборона будет пробита и черные сумеют разрушить орудие – и что Саурон отзовет свое войско слишком рано, прежде чем Хурин перебросит своих людей на Остров. А значит – нужно дразнить его ложной надеждой, и до последнего беречь спрятанное в зарослях засадное знамя.

О, это было тяжко. Рохиры Моргота не ведали ни страха, ни боли.

Почувствовав усталость, он позволил подменить себя в первых рядах, отступил назад, прикрываясь щитом, поднялся по склону, оказавшись слегка над схваткой, и огляделся. Замок заслонял от него происходящее на другом берегу Острова. Зато другой берег просматривался с того места, где устанавливали орудие, и Артанор задолго до начала боя отдал приказ: просигналить засадному знамени, как только Хурин будет готов.

Правда, если оборона эльфов будет здесь опрокинута – засадное знамя вступит в битву, не дожидаясь сигнала…

Артанор спрятал голову за щит, повинуясь какому-то наитию – и в щит тут же вонзились две стрелы. Третья ударила его в ногу, но соскользнула по ноговице. Один из лучников ответил морготовым стрелкам, но сам упал, раненый. Артанор передал свой щит оруженосцу и взял из рук раненого лук. Его называли «Орочьим мечом» но и с луком он умел обращаться неплохо.

* * *

Все было кончено с волками. Шесть трупов валялись на площадке, четверо уползли, израненные, троих потом нашли поблизости, а четвертый исчез. Но это было уже после того, как Раудан с криком: «Mahta Hisilome!» выдернул из земли копье с привязанным к древку полотнищем знамени и, снова взобравшись на орудие, несколько раз помахал, описывая круги, широким платом красного шелка.

И Лютиэн увидела, как из ближайшего леса бегут вниз по склону нолдор в полном доспехе, со щитами и копьями. Они шли уже в наступление, и командир морготовской конницы понял, что не устоит. Он потерял много людей и лошадей, и если бы его отряд был сейчас разбит окончательно, то Саурону некого было бы послать на защиту других ворот – тех, к которым мост проложил Хурин. Несколько черных рыцарей остались на мостках, а за их спиной подняли мост и закрыли ворота. Эльфы старались прорваться к замку быстрее, чем мост будет поднят – но смертники защищались очень храбро и умело. Теперь Саурон был загнан в ловушку – но эта ловушка служила ему и укрытием. Крепким, почти неприступным.

Войско Хурина переправлялось по плавучему мосту под градом камней. Людей было много, больше, чем эльфов Артанора, и если даже камень сшибал кого-то мертвым в воду, в бегущих по мосту рядах людей не делалось бреши. Берег острова, куда высаживался Хурин, был песчаным и пологим, не таким, как другой, где стоял Артанор. И последние из людей несли с собой вязанки хвороста.

– Они хотят поджечь речные ворота Тол-и-Нгаурхот, – сказал старшина мастеров. – Раудан, беги к Каримбэ, скажи ему: это плохая затея. Они заплатят многими жизнями, а толку не будет: в Речном Дворе есть еще одни ворота, крепче первых. Пусть пошлет им весть.

– А можно я? – спросила Лютиэн.

– Почему?

– Раудан может помочь вам в работе; я – нет. Я лишняя здесь.

Старшина нолдор заколебался.

– Со мной Хуан – разве может мне угрожать большая опасность, чем другим? – настаивала она. Этот довод подействовал.

– Беги, – согласился нолдо. – И возвращайся.

Лютиэн вскочила на спину Хуану, и пес огромными скачками понесся по склону вниз.

* * *

– Повелитель, – плакал Сэльо, лаская истерзанную шкуру Драуглуина. – Повелитель…

– Прекрати хныкать, – оборвал его Готхауэр.

Огромный волк, сын прекрасной и сильной Драуглин, подыхал на брусчатке Волчьего Двора. Положив ладонь ему на голову, Гортхауэр разглядел запечатлевшийся в убогом сознании твари образ – здоровенный жемчужно-серый волкодав из своры Оромэ.

– Хуан здесь, – сказал он вслух, и погасил жизнь волка.

Так значит, это из-за пса волчья атака на нолдор-мастеров не удалась. Но раз Хуан здесь – то где его хозяин, Келегорм Феаноринг? Пес был неразлучен с ним; значит, здесь и сыновья Феанора. Значит, эльфы заключили союз. Крепкий союз, объединивший всех изгнанников…

А снаружи уже трещало пламя – люди пытались поджечь речные ворота замка. Воины на стенах передавали друг другу вверх по лестнице ведра с водой, другие стреляли в людей Хурина из луков и самострелов, сбрасывали им на головы камни и бревна. И, едва Хурина заставили отступить по песчаной косе, как случилась новая напасть. Раздался звук, точно выстрелили из огромного лука, и что-то черное, бесформенное и страшное, взлетев над эльфийским берегом, по дуге понеслось к Аст-Алхор, ударилось о стену тюремной башни и тяжело шмякнулось во двор. Сэльо, приковылявший туда последним, снова разрыдался, увидев трех своих питомцев, изрубленных в схватке и изуродованных ударом о стену.

Эльфы еще дважды стреляли телами волков из своего осадного орудия. Со второго выстрела волки ударились в крышу Дозорной Башни, проломив черепицу. С третьего – перелетели через восточную башню и упали в сад.

Между каждым выстрелом проходило столько времени, сколько нужно, чтобы сгрызть яблоко.

– По направлению они уже пристрелялись, – сказал Ульв, корна'таэро. – По дальности будут пристреливаться дольше… Но когда пристреляются – снесут ворота.

– Повелитель! Повелитель! – закричал один из орков с вершины Речной Башни, показывая рукой вниз.

Гортхауэр поднялся на стену и осторожно выглянул между зубцов. Плотогоны Хурина отцепляли свой плавучий мост от мостков другого берега. Гортхауэр понял: люди Хитлума хотят переправляться к эльфам. Готовится штурм.

– Соберите всех, кто свободен и не ранен, – приказал он ближайшему антару. – Пусть громоздят укрепление между казармой и конюшней.

Гортхауэр дошел до Дозорной Башни и поднялся в покои под аулой, когда эльфы выстрелили в четвертый раз. Круглый каменный снаряд взлетел над рекой – как показалось Гортхауэру, медленно и плавно – на мгновение завис в воздухе маленькой луной – и полетел на замок, ускоряясь и увеличиваясь в размерах. Гортхауэру казалось – хоть он и знал, что это не так – будто камень летит прямо в окно, и именно в то, против которого он стоит.

Мнимость быстро развеялась: камень упал в реку, и вода от его падения взметнулась выше крепостной стены.

* * *

– Недолет, – сказал Раудан. – Нам понадобится еще песок.

Он побежал вниз, и вскоре от реки начали передавать шлемы, полные мокрого речного песка. Песок ссыпали в плотные конопляные мешки, каждый из которых вмещал двадцать фунтов.

«Времени будет мало, – говорил своим ученикам и соработникам Таурамел, мастер-плотник. – Оно будет дороже всего, поэтому то, что может быть сделано заранее, должно быть сделано заранее».

Поэтому были вытесаны три дюжины каменных ядер одинакового веса, поэтому было рассчитано, какой мешок вмещает в себя ровно двадцать фунтов влажного песка (ведь его не будут тащить с собой от Эйтель-Сирион). Поэтому отыскали тех, кто со времени постройки Тол-Сирион помнил точные расстояния – от одного берега до другого, по прямой, по наклонной…

– Предмостье отсюда в трех фарлонгах и сорока шагах, – сказал, глядя на расходящиеся по воде круги, Таурамел. – Считай, Раудан.

Раудан, несмотря на молодость, был мастером счетных рун, и в свое время ездил учиться в Нарготронд (Таурамел нахмурился) – к Эдрахилу…

Видимо, юный эльф тоже вспомнил о своем учителе, потому что вздохнул, берясь за стило… Вес ядра, исходный вес противовеса, расстояние, на которое полетел снаряд, требуемое расстояние… Расстояние в фарлонгах и вес в фунтах… И – canta, постоянное начертание, в которое подставляются эти переменные значения…

– Нужно еще двести шесть фунтов, – сказал он – и тут же присоединился к тем, кто наполнял мешки из выросшей за какие-то минуты немалой кучки песка.

Он заметил, что принцесса Дориата смотрит на него и улыбнулся. Ему нравилось восхищение его искусством. В нем не было никаких чар, что бы там ни думали смертные, но оно было красиво и действенно. Ворота Тол-и-Нгаурхот не могли открыть ни хитрость, ни доблесть, ни чары – ключом к ним станет мастерство и разум…

– Сто тридцать, – заряжающий клал в корзину противовеса один мешок за другим. – Сто сорок… Сто пятьдесят…

Последний мешок Раудан наполнил чуть больше четверти и шмякнул в корзину сам, после чего, отряхивая руки, подошел к Лютиэн.

– Ты дивишься искусству счетных рун, hiril?

– Дивлюсь, – согласилась Лютиэн. – Ты и вправду при помощи этого расчета надеешься попасть со второго выстрела?

– Со второго – нет, – честно признался Раудан. – Ведь расстояние мы прикидываем на глазок, а значит, мои расчеты неверны. Я думаю, снова будет недолет, в лучшем случае мы попадем в предмостное укрепление. А еще может оказаться, что по направлению мы прицелились неверно, и тогда придется разгружать противовес и сызнова передвигать орудие… С третьего выстрела, может быть, с четвертого…

За их спиной раздался удар топора – обухом выбили железный стопор. Корзина противовеса упала вниз, метательное плечо орудия взлетело вверх – и круглый тесаный камень полетел в сторону крепости.

Удар был страшным. Каменная кладка под воротами, куда угодило ядро, брызнула крошкой, осколки ударили по воде. Само ядро тоже разлетелось вдребезги, на месте его попадания осталась щербина в камнях – такая большая, что Лютиэн полностью поместилась бы в ней, если бы свернулась калачиком.

– Что ж, по направлению верно, – задумчиво сказала Лютиэн. – Значит, с третьего раза ты попадешь в ворота?

– Вне сомнений.

– Тогда мы с Хуаном пойдем вниз, – принцесса положила руку на загривок пса.

– Постой госпожа! – Раудан попытался взять ее за рукав. – Когда ворота будут разбиты, там начнется сражение. Что ты будешь делать?

– Сражаться, – улыбнулась королевна, оглядываясь на ходу. – А вдруг там окажется противник, который не по силам Артанору?

Раудан собрался было бежать за ней, но лучник остановил его.

– Оставь, – сказал он. – Каримбэ не пустит ее в бой…

Раудан поморщился, потом приказал:

– Прибавить еще сорок фунтов…

* * *

Лучники заняли позиции на стенах и в надвратной башне, стрелки выстроились в три ряда за воротами под прикрытием щитоносцев. Обе стороны замерли в ожидании – пресловутое затишье перед бурей.

– Когда они ворвутся в ворота – выпускай молодняк, – приказал Гортхауэр Сэльо.

– Слушаюсь.

Гортхауэр спустился со стены во двор – только первый двор после первых ворот. Да, Финрод строил этот замок на совесть… Если бы Ородрет оказался покрепче – Минас-Тирит дался бы ему десять лет назад большой кровью. Терять такой хороший замок было обидно – Саурон успел к нему привязаться, а его – привязать к себе. Намертво. Фингон может отобрать замок – но не получить его. Гортхауэр усмехнулся.

На стене вскрикнули чуть ли не в один голос – он понял, что произошло: там, за скальным выступом, взметнулось плечо осадного орудия.

Началось…

Гортхауэр осторожно выглянул в бойницу. Снова возникло чувство, что огромный каменный шар летит прямо в него – скорее всего, так оно и было бы, знай эльфы, что он именно за этой бойницей над воротами. Но эльфы метили ниже.

Удар был ужасен и на сей раз верен – ворота хрястнули, решетка подалась назад и прогнулась, было ясно, что следующего удара они не выдержат.

Внизу, перед воротами, выстроились лучники; орки с самострелами встали на стенах, готовые дать отпор тем, кто пойдет на штурм. Тягостное ожидание прервалось несколькими ударами – у орудий на башнях, перенацелив их на восточный мост, выбили стопоры, и снаряды полетели в выстроившееся у воды эльфийское войско. Но прицелиться как следует там не могли – замок закрывал обзор. Камни падали в воду и в лес вокруг, лишь один из них рухнул в середину войска.

Удар! – решетка не выдержала и слетела с цепей, зазвенев по камням. Одна из створок ворот подумала и упала наружу, образовав нечто вроде моста. Лучники начали плотный обстрел людей и эльфов, бросившихся на мост, послышались первые крики, звуки падения в воду – с той стороны. Гортхауэр обнажил меч, его примеру последовали рыцари Аст-Ахэ. Он уже различал впереди, за пастью вывороченных створок и выломанной решетки, людей, стоящих на досках, передающих по рукам новые… Обстрел не мог их остановить – на месте одного появлялся другой, хотя уже десятка с два бултыхалось в воде, пытаясь ухватиться за мост или освободиться от тянущих ко дну доспехов…

– На мосту! – крикнул Ульв – и подавился железом. Чудом перед Гортхауэром успели в последний миг поднять щит – следующий болт получил бы он.

Вражеские стрелки били из самострелов, стоя на плавучем мосту – и стреляли втрое быстрее, чем стрелки Гортхауэра. Потому что они не крутили ворот, а натягивали самострелы, упираясь ногой в стремя…

Отстреливаться от лучников стоячего моста и вести огонь по плавучему мосту одновременно не получалось – майя выругался. Эльфы и люди сумели устроить более плотную «стальную завесу», и их было больше.

– Назад! – крикнул он. – Назад, в ворота!

Ему было проще, чем многим другим командирам разных времен и народов – солдаты чувствовали его, майя, волю. Лучшие из них подчинялись ей так же быстро и верно, как части его тела.

Хитлумцы, бежавшие во главе, уже миновали мост и ступили на остров. Гортхауэр заметил двоих: первый, сбивал воинов первых рядов в колонну для наступления. Шлема на нем не было, и по спутанным волосам цвета потемневшего золота майя определил, что это Хурин. Второй, в черном эльфийском шлеме, шишак которого горел на солнце хрустальным огнем, командовал стрелками на мосту. У обоих одинаковые щиты – красное с золотом, цвета Дома Хадора. Братья… После головы Берена их головы были самым дорогим трофеем. Теперь Гортхауэр убеждался все больше, что Мелькор продешевил – эти головы стоили больше, причем на плечах… Нет, второй раз он не допустит этой ошибки… Их можно использовать только полностью выпотрошенными и обращенными, нельзя жалеть на это ни времени, ни средств…

С лязгом, криками, жутким первобытным рыком сшиблись первые ряды. Гортхауэру, мастеру меча, никогда не нравилась такая рубка – в тесном строю, бок в бок, неуклюжие попытки ткнуть противника поверх его и своего щита в то время как тебе мешают твои же товарищи…

Хадоринги напирали мощно – даже Гортхауэр, стоявший в пятом или шестом ряду, обменялся с кем-то ударами: первый же натиск прорвал оборону. Но, пробежав с полсотни шагов вперед, штурмующие оказались под обстрелом с крыш хэссамаров, а дорогу им преградило нагромождение бочек, столов, телег, скамей и прочего барахла, наваленное посреди прохода аж до второго поверха. Клин, прорвавший ряды, был смят.

Часть лучников, стоящих на стенах, перенесла огонь во двор, часть наступающих бросилась к лестницам и побежала на стены. Орудийные команды взялись за топоры, и кто-то уже хрипел под сапогами своих же товарищей, а кто-то падал со стены, и его крик обрывался мощным глухим ударом…

Гортхауэр видел, как в самой гуще драки орудует гномьей секирой Хурин. Отступившие было воины снова сплотились вокруг вождя – и хадоринги опять начали теснить Волчью Стражу и рыцарей Аст-Ахэ.

Загрохотали цепи, опуская язык моста – хадоринги захватили надвратную башню.

Пора, решил Гортхауэр. Почувствовав его волю, в дальних помещениях Сэльо поднял решетку волчарни. Воля Саурона вела серую лавину по проходам и дворам – и когда волчья стая выплеснулась из вторых ворот, воины Дор Ломина дрогнули еще раз…

Пора… В кипении боя это осталось не замеченным почти никем, никто не смог сказать потом, куда девался майя, только что стоявший в самом вихре событий – высокий, в черных доспехах, с черной дланью на шлеме… Шлем нашли и доспех нашли – но не было тела…

Саурон обернулся волком, когда двор накрыла волчья волна – и эта волна вынесла его вперед, на мост: не опущенный мост замка, по которому наступали все новые и новые отряды, а плавучий, почти свободный от людей. Огромный волк легко проскочил мостки и выбежал на берег, опрокинул ударом плеча стрелка, успел увернуться от второго болта и, прыгнув на высокого воина в черном шлеме со звездой, свалил того с берега в воду. Расчет был точен: всем хватало забот помимо того, чтобы преследовать гаура. Сотни волков, вырвавшись на свободу, задали работы и стрелкам, и копейщикам…

Молнией промчавшись через боевые порядки хадорингов, он исчез в прибрежных камышах. Нужно было переправиться на другой берег – и бежать волком через Анфауглит…

Смертные говорят – нет худа без добра. Что ж, сегодня вечером можно будет вспомнить хотя бы одно приятное ощущение: силу и мощь волчьего тела. «Волк-Одиночество» – он сам приложил руку и сердце к этой квэнте, и она вышла хорошей, много людей были покорены ее мрачным очарованием. И ради этого чувства нельзя было писать того, о чем написать более всего хотелось: быть волком приятно… До ужаса приятно…

Он побежал к лесу…

…А из леса навстречу ему выскочил громадный, жемчужно-серый волкодав из своры Оромэ…

Гортхауэр ни на миг не замедлил бега – не сделал этого и пес. Им обоим не нужен был животный ритуал – они знали друг друга. Хуан помнил, и Саурон знал, что ему суждена смерть от клыков самого большого и страшного из волков Моргота…

«Самый большой и страшный – это я!» – мыслью крикнул Гортхауэр. Пес услышал – но не ответил.

Они сшиблись и сцепились так, что полетела шерсть. Гортхауэр мог одолеть и разорвать любого из волков своей стаи, но здесь он столкнулся с куда более сильным противником. Несколько раз ему как будто бы удавалось вцепиться псу в горло или загривок, но белая шерсть забивала ему рот так, что прокусить шкуру он уже не успевал: пес выворачивался, оставляя у него в зубах клочья меха, и сам ранил его клыками. Гортхауэр ужаснулся – пес одолевает… Нужно было не искать этой встречи, бежать от нее – поздно! Хуан вцепился волку зубами в горло и не отпускал…

Гортхауэр рванулся несколько раз, полоснул когтями собачий бок – и убедился, что когти Хуана не короче и не мягче его собственных. Вконец озлившись, он решил прибегнуть к волшебству и принял свой привычный облик – теперь оказалось, что пес одним движением может перекусить ему шею. Гортхауэр прохрипел заклятие – оно… Оно ушло в ничто, как стрела в воду: было – и нет. Над его волей была чья-то другая воля; над его силой – чья-то другая сила… Хуан крепче сжал челюсти – и полузадушенный Гортхауэр мог только еле-еле тянуть воздух сквозь зубы.

Она возникла в поле его туманящегося зрения – небесный лик в обрамлении коротких черных волос, точно отражение в волшебном зеркале… «Мелиан?!!» – на миг сердце остановилось. Нет, нет. Не Мелиан… Тинувиэль, ее дочь…

– Если не хочешь, чтобы твой обнаженный дух был заперт в самую жалкую из оболочек и приполз к Морготу слизняком на брюхе – отдай сейчас же мне власть над Островом! – в пламени своего гнева она была почти майя, и Гортхауэр не усомнился ни на миг: едва псина убьет его, как колдунья уловит его дух в свои сети и упрячет в ближайшую жабу. Не смертельно, но… неприятно. Он прислушался к тому, что творилось на Острове – ведь связь не разрывалась, он по-прежнему был частью – там.

…Передний двор был устлан трупами орков и волков. Люди отступили дальше, теперь бой шел в крытом переходе от казарм к дворцовым помещениям. Хадоринги ломили, на помощь им пришли эльфы Каримбэ-Голой Руки. Да, отдать власть сейчас – это будет очень кстати… Потому что девчонка власть над Островом не удержит, и в последний миг перед падением ощутит, как это будет – стены Минас-Тирит рухнут, погребая и хитлумцев, и эльфов, и орков, и рыцарей Аст-Ахэ, и останки ее любовника…

– Бери, – сказал он, перебрасывая на нее ту связь, которая сплела воедино его волю и замок Аст-Алхор: от первого воина до последнего кирпича. Девчонка вскрикнула, рухнула на колени – но власть над замком удержала…

Дешевый зубоскал Берен, будь он жив, сказал бы, что у Гортхауэра сегодня неудачный день.

Хуан разжал челюсти. Задыхаясь и кашляя, зажимая руками шею, майя поднялся на колени. Со стороны, – прошмыгнула дурацкая непрошеная мысль, – они похожи на двух молящихся…

– Иди, – просипел он (голосовые связки проклятый пес тоже попортил). – Иди, похорони его кости! Если разберешь, какие из обглоданных костей – его!

Глядя прямо перед собой, она молча поднялась и побежала вниз, к реке. Хуан, коротко рыкнув на истекающего кровью майя, скачками понесся за ней и вскоре обогнал, заступил путь, подставил спину… Гортхауэр сплюнул, от вкуса крови его тошнило. Последнее усилие, – сказал он себе, избирая форму, в которой ему, ослабленному, предстояло теперь застрять надолго – форму летучей мыши.

Роняя кровь, он пронзил влажный утренний ветер визгом – и понесся вверх на черных кожистых крыльях…

* * *

Как это тяжело – и помыслить она не могла, пока не взяла это на свои плечи. Сердце замка, его средоточие – теперь была она, и у нее внутри происходило сражение, и что-то раздирало ее, распирало – так цыпленок ломает скорлупу… Быть этим, терпеть это – было ужасно, но еще ужаснее было – перестать быть этим: только ее воля удерживала стены замка от немедленного разрушения. То, что Саурон один из сильнейших майяр, проделывал играючи, давалось ей великим трудом.

Если бы не Хуан – неизвестно, смогла бы она или нет добраться до берега и переправиться на Остров. Хуан вез ее, она должна была только держаться за его ошейник… Уже на берегу она спохватилась: следовало прекратить сражение, ведь это было в ее власти, воля сражающихся была – ее волей!

Держась за ошейник Хуана, она спешилась и пошла по мосту, и голос ее возвышался в песне, усмиряющей опьяненных кровью людей, парализующей орков и волков, частью существа которых тоже стала та сила, что отдал ей Саурон… Хадоринги, не в силах сразу остановиться, прорывались по коридорам и переходам, убивая уже не сражающихся – беззащитных; но сила подействовала и на них, хотя они и не зависели от нее.

Тинувиэль ничего не видела перед собою: шла вслепую, ее поводырем был Хуан. Времени оставалось мало – силы ее подходили к своему пределу.

– За мной! – крикнула она. – За мной, ломайте двери подвалов, выводите всех! Замок рухнет скоро!

* * *

Хуор решил поначалу, что сама Элберет пришла сюда, в Тол-и-Нгаурхот. И мысли не было о том, чтобы ослушаться ее: плечом к плечу с белобрысым парнем, с которым только что рубились – из этих, из черных рыцарей, – он бросился туда, куда вела она: в боковой проход и вниз по винтовой лестнице. Никто не задерживал их, никто не пытался заступить дорогу и биться: орки лежали замертво, люди прижимались к стенам, пропуская их, потрясенные – или присоединялись… Язычком светлого огня она плыла впереди, держась за ошейник огромного пса – и казалось, что идет она очень медленно, спокойно, словно лебедь плывет по воде – а ведь Хуор бежал за ней со всех ног и не мог догнать…