Текст книги "По ту сторону рассвета"

Автор книги: Берен Белгарион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 81 страниц)

– Не составит? Да ты трусишь пить собственную отраву, человек! Что это ты там мне привез, а?

– Я выпью с тобой первый кубок, чтобы доказать, что привез не отраву, а старый добрый норпейх. Но больше не стану. Даже если я проучу тебя, государь, что я с этого поимею, кроме жестокого похмелья? Будь я юнец вроде него, – Берен кивнул на Нимроса, – я бы еще немножко потешил свою гордость. Но я уже давно не тешусь попойками.

– Ну хорошо! – прорычал гном. – А если мы побьемся об заклад? Ударим по рукам о чем-нибудь настоящем и поставим на кон? Тогда ты будешь пить со мной?

– Еще один договор? Нет, государь Мельхар, еще двух часов крючкотворства моя голова не выдержит.

– Да не договор! Просто ударим по рукам и все. Давай так: если ты свалишь меня под стол, я сделаю все за тридцать фунтов. И не попрошу масляных полей Друна.

– А чего ты хочешь с меня, если я проиграю?

– Отдашь Друн на десять лет даром.

– Я не хочу ловить тебя на слове, государь Мельхар…

– Ты поймай сначала, – оскалился гном, протягивая руку.

Берен, не долго думая, сжал пальцами его твердую, широкую ладонь.

– Лорд Кальмегил, разбей, – попросил он.

Слуги накрыли стол в одном из маленьких гротов недалеко от подземного ручья – Берен слышал перезвон воды по камням. На столе стояла всякая всячина – главным образом жареное и соленое – и знакомый Берену бочонок, уже готовый в дело: в боку провертели дырку, а в нее вставили бронзовую трубку. Прислуживать взялись Нимрос, Гили и какой-то молодой гном.

– И вот из этих наперстков мы будем пить, Государь? – недоверчиво спросил Берен, показывая на крохотный серебряный стакан высотой в палец, отделанный чеканкой и самоцветами.

– Это стаканы нарочно для огненного эля, – нахмурился Мельхар.

– Воля твоя, – согласился Берен, садясь за стол и протягивая юному гному большой стакан, предназначенный для воды или пива. – А мне, парень, налей сюда.

Юный гном если и удивился, то виду не подал. Наполнив стакан наполовину, он потянулся к кувшину с водой, но Берен резким жестом отказался.

– Так ты, князь, разбавлять не будешь? – спросил гном.

– Разве я дитя, чтобы разбавлять? Твое здоровье, государь Мельхар. Да не остынет вовеки твой горн, да произрастает твоя борода.

Берен выдохнул, мысленно вознес молитву ко всем Валар сразу и опрокинул стакан в себя.

…Огненный эль, называемый также норпейхом, варят из ячменного солода, высушенного над огнем. Для дыма в огонь бросают и зеленые сосновые ветки. После эль выпаривают, наливают в дубовые бочки и выдерживают несколько лет. Гномы пьют его так же как горцы, наливая в маленькие стаканчики и наполовину разбавляя водой… Но ведь Берен сошелся с Мельхаром в споре, а перепить гнома – задачка ненамного проще, чем добыть Сильмарилл…

Скулы у него свело, а язык завязался в узел. Больше всего он боялся, что сейчас его вырвет – однако же этого не случилось. Неизвестно, кто из Валар помог, но Берен снова спокойно вдохнул и выдохнул, сел, отхватил ножом здоровенный кус печеного мяса и вцепился в него зубами.

Проклятье! Гномы-повара не пожалели перца, а освежить пылающий рот сейчас было нечем. Рыжий, сукин сын, да не наливай воды – ни к чему она сейчас!

По счастью, Руско кое-что сообразил – и на блюде перед Береном оказался ломоть пресного свежего сыра.

– А ну, и мне, – гном протянул слуге свой большой стакан. – И тоже не разбавляй.

Кальмегилу Нимрос по его просьбе разбавил питье.

– За твою удачу, князь Берен. И за твою победу, – провозгласил гном и выдохнул: – Хху!

Хотелось бы знать, подумал Берен, меня так же перекосило, или нет?

– Ох, – сказал король гномов, облизнув губы и переведя дыхание. – Славно… Ой как славно…

Берен обеспокоился. Он знал, как действует неразбавленный норпейх на людей – и не знал, как на гномов. Чтобы эльфы пили огненный эль – такого он вовсе не видел.

– Хороший подарок ты мне привез, – продолжал Мельхар. – И я хочу отдарить тебя. Проси… чего хочешь.

– Я слыхал, – холодея от собственной наглости, сказал Берен. – Что король Фелагунд отдарил Наугламир изваянием Аулэ из чистого серебра. Если ты хочешь одарить меня, государь Мельхар, позволь мне увидеть это изваяние.

– Ты попросил сразу и мало, и много, – король Ногрода качнул головой. – Ладно, пошли.

Они вышли из зала покоев и по лестнице спустились в зал совета. Храня благоговейное молчание, Мельхар слегка замедлил шаг.

В стене как раз напротив королевского кресла, находилась ниша, закрытая дверью из красного дерева. Петли и замок были сделаны из морийского серебра.

Мельхар достал из-за пазухи ключ на цепочке и, вставив его в замок, несколько раз повернул, но не так, как при открытии обычного замка, а каждый раз – в разные стороны, что-то отсчитывая про себя.

Дверь открылась. За ней была парчовая занавесь. Гном глубоко вздохнул – и отдернул ткань.

Высотой статуя была примерно в ярд. Ее расположили в нише так, чтобы серебряный Вала смотрел на гномов сверху вниз, но Берену пришлось встать на колено, чтобы заглянуть изваянию в глаза.

– Махал, – с любовью и почтением прошептал гном.

Конечно, Финрод изобразил Аулэ таким, каким помнил его – а не таким, каким Вала был во время сотворения гномов, когда Айнур еще не облеклись в одежды плоти. Но именно момент сотворения гномов запечатлела статуя: Мастер чуть подался вперед, опираясь на молот, напряженно вглядываясь в только что созданное: оно живо? Оно мыслит? Оно чувствует?

Берен знал, что произойдет в следующий миг – мучительно-радостное ожидание на лице Мастера сменится разочарованием, а потом – отчаянием, и молот в руке взлетит, занесенный для удара: он хотел создать живые и разумные существа, а не игрушки своей воли! Но Творения с криком разбегутся – так Аулэ узнает, что Единый даровал им свободные души…

Финрод поймал миг-до-того, и серебряный Айну с любовью и ожиданием смотрел в глаза каждому, кто подходил к этой нише: ты живой? Ты мыслишь? Чувствуешь?

И все же – глядя на статую, ни на мгновение нельзя было забыть, Кто дал жизнь гномам, созданным Аулэ.

Ай да Фелагунд…

– Махал, – снова прошептал Мельхар, задергивая нишу и закрывая ее на ключ. – Ваш король – великий мастер. Ваять умеют многие – немногие умеют понимать.

Берен и Кальмегил молча вернулись с ним в королевские покои.

– Лорд Кальмегил, – сказал гном. – Воздашь ли ты честь подарку своего друга? Выпей огненного эля. Выпей хотя бы из вежества.

– Мы давно не виделись с тобой, почтенный Мельхар, – сказал нолдо, уводя разговор в сторону. – И я не знаю, как идут дела в Тумунзахаре и на востоке. Сумели вы вернуть Барашатурские шахты? Удалось вам восстановить связь с Казад-Думом? Вернулись ли люди востока к торговле с вами?

Гном досадливо крякнул.

– Чтобы не повторять трижды, скажу «нет» один раз на все сразу. Барашатур орки держат крепко, и там уже не только орки, но и тролли. Может, тебе будет интересно, но полтора года тому к Кардайну и ко мне приходили послы с Севера. Говорили сладкие слова и обещали в обмен на присягу Морготу вернуть нам Барашатур и Садурмаут, повыгонять всех орков к их орочьей матери. Но я их послал туда, куда Махал шлак сливает, и то же самое сделал Кардайн. Будут они мне мои же шахты в обмен на морготов рабский хомут предлагать! Ха!

– Что за посольство, государь Мельхар? – заинтересовался Берен. – Орки?

– Орков мы пустили бы не дальше первой же выгребной ямы, – поморщился король. – Люди. Высокие и статные, черноволосые, вроде тебя, князь Берен.

– И как они называли себя?

– Рыцарями Аст-Ахэ.

Берен и Кальмегил переглянулись.

– Я смотрю, для вас эти слова что-то значат, – Мельхар переводил взгляд с одного на другого. – Желаете, чтобы я рассказал о них подробнее?

– Нам было бы очень интересно, почтенный Мельхар, – проговорил Кальмегил.

– Ладно, слушайте. Появились они, как я уже сказал, полтора года назад. Поначалу – просто на торжище. Ходили всегда по двое, мужчина и женщина. Ничего худого не делали, только время от времени собирали вокруг себя народ и говорили им речи… Говорили так умно и красно, что многие их слушали. Наконец, их начали приглашать в сам Ногрод. И тут разговоры у них малость изменились. Прежде они все больше вели ученые речи о том, как устроен мир… Говорили много всяких полезных штук о металлах, об оружии… Дельного много – оттого их и позвали сюда, под своды Ногрода… Но оказавшись здесь, они повели иные речи… Сначала они попросили наших старцев пересказать им историю сотворения гномов. А потом начали помаленьку, исподволь, вести такие разговоры, что вроде бы как Отец богов принудил Махала уничтожить нас. А потом вроде бы как нас помиловал. Даже так дело обернули, что Отец богов… вроде как… снасильничал над Махалом, – сказав это, гном большим пальцем правой руки быстро перечеркнул свой рот. – Поломал его волю. Вы поймите, это сейчас, в моих устах звучит кощунно, а тогда они все так поворачивали, что вроде бы и не за что было к ним прицепиться. Самые злодейские мысли уже у нас в головах рождались, не у них на языках, и потому не за что было призвать их к ответу.

– И чем дело кончилось? – мрачно спросил Берен. – На что они выехали в конце концов?

– На то, что Махал пребывает там, за морем, вроде как в плену, вроде как в неволе. Но есть другой, говорили они, могучий и прекрасный дух, который мечтает дать всем свободу. А в первую голову – Махалу, своему старинному другу, да еще и отцу-создателю его самонаиразлюбимейшего ученика…

– И назвали они имя этого духа?

– Назвали, куда ж им потом было деваться: плыви или тони. Мелькор, Моргот… Вот, чьих прихвостней, я, оказывается, привечал…

– И что ты сделал, когда узнал правду?

– Вышвырнул их из города и повелел так же поступить с каждым, кто будет привечать их тайно.

– А таких много?

– А почем я знаю? Если такие и есть, так уж мне они этого не скажут.

Берен и Кальмегил переглянулись. Король гномов был мрачен и походил на нахохлившегося филина.

– Ты так сердит оттого, что многое из их слов и тебе казалось правдой, верно? – спросил Берен.

– Не сочти за грубость, князь, но твое ли это дело?

– Мое, – отрезал Берен. – Отвоевывать землю без толку, если Моргот завоюет души.

– Мою не завоюет, – резко ответил Мельхар. – Своего я Морготу ничего не отдам – ни земли, ни души. И никому другому. Выпьем, князь.

Гном наполнил стаканы. Кальмегил согласился еще раз глотнуть огненного эля – разбавленного.

– Чтоб сдохли все враги, – сказал король гномов. – Хху!

Второй стакан пошел у Берена легче, чем первый. Он знал, что самые большие трудности будут с четвертым.

– Что-то я не хмелею, – пожаловался Мельхар. – Отрава знатная, горло рвет, а я не хмелею.

Кальмегил, похоже, догадался, в чем дело и, чуть приподняв брови, покосился на Берена. Тот тихонько толкнул его под столом ногой и ответил Мельхару:

– Видно, твоя голова и в самом деле крепче моей, государь, и зря я втянул тебя в это состязание…

– Признаешь мою победу? – быстро спросил гном.

– Нет, – качнул головой Берен. – Я в плен не сдаюсь.

– Тогда пьем.

Слуги наполнили кубки.

– За вашего повелителя, чтоб ему всего на свете было, – сказал Мельхар. – Достойнейший из всех смертных и бессмертных, которых я видел.

Кальмегилу опять пришлось выпить.

– А со второго раза это не такая уж дрянь, – великодушно признал он.

– Не такая уж дрянь? – возмутился гном. – Да ты распробуй сперва!

– Привкус эля, немного хвойного дыма и много горьких масел, – проговорил Кальмегил. – И очень мало воды… А вода призывает воду, запомни, Мельхар… Я… не лекарь… Не помню точно…

– Оно и видно, – проворчал гном.

– Вода… – снова попытался собраться с мыслями Кальмегил. Берен пнул его ногой под столом.

– Мне вот не дает покоя разговор о каком-то вашем споре, – быстро сказал он.

– Вот! – Мельхар поднял палец. – Напомнил, спасибо. Малый! Поди в мастерскую, принеси дуру. Тебе, – обратился он к Берену, – тоже интересно будет.

«Дурой» оказался удивительный самострел. На деревянном ложе покоился не лучок, а металлический желоб, внутри которого зачем-то лежали навитые стальные кольца. Приглядевшись, Берен увидел, что это не резаные кольца, а спираль.

– Стрелу, – сказал гном. – Гляди.

Вложив стрелу в желоб, он до упора оттянул спираль – теперь она змеей развернулась вдоль всей стальной дорожки, обвивая болт. Другой рукой гном загнал в паз стопорный винт.

– Все кыш оттуда, – показал он на кресло у стены. Гили опасливо убрался.

– Вот, – сказал Мельхар и выдернул стопор. Освобожденная спираль взвизгнула, стрела со стуком вонзилась в спинку кресла.

Кальмегил, слегка пошатываясь, подошел к креслу.

– Она не пробила дерево, – с неудовольствием заметил он, без усилия вытаскивая болт. – Вонзилась всего на три пальца… Доспеха она не пробьет.

– Мы разве об этом спорили, Звонкий Молот? Ты забыл, о чем мы спорили? Я тебе напомню…

– Не надо. Мы спорили о том, сможет ли закаленная навитая проволока выполнять то же действие, что и лучок самострела? И видим – не может.

– Чего? – сидя подался вперед Мельхар. Он уже был слегка в ударе, и получилось у него «чаво».

– Не может, Мельхар! Во-первых, эта штука, – кивнул он на гномий самострел, – не делает главного, ради чего лук заменяют самострелом. Она не пробивает доспех. Даже полуторадюймовую доску она не пробивает. Дальше. Ты не можешь управлять натяжением спирали – стопор всего один. На большее или на меньшее она не способна, стреляет всегда с одинаковой силой и всегда на одинаковое расстояние… Дальше. Усталость металла рано или поздно выведет спираль из работы. Сле-до-ватель-но… Эта… вещь… не может заменить самострел.

– Хрен! – возразил Мельхар. Берен удивился, до чего похоже начинают вести себя люди и гномы в подпитии. – О том, чтобы заменить самострел в бою, разговора не было. Разговор был какой? можно ли пружиной делать того же самого, что и лучком? А чего делает лучок? Стреляет. А эта штука? Она тоже стреляет. Стало быть, делает то же самое.

– Мельхар, – эльф покачал пальцем перед лицом. – Ты играешь словами. Разве это называется «стрелять»?

– А как же, козла тебе в плавильню, это называется?

– Это не стрельба, Мельхар. Ты мог бы пустить болт просто рукой – и сказал бы, что выиграл? Это не оружие.

– Оружие.

– Нет, не оружие…

– А я грю, саламандру тебе в горн, что оружие.

– А зачем мы спорим?

– Как это зачем?

– Я говорю, зачем мы спорим, если у нас есть судья?

Оба с интересом уставились на Берена.

– Князь Берен, – спросил Мельхар. – Рассуди нас: это оружие или нет?

– Рассуди, – повторил Кальмегил. Берен еще ни разу в жизни не видел ни одного эльфа таким пьяным. – Ты бы пошел с ним в битву?

– Не, – ответил он. – Не пошел бы.

– Вот! – Кальмегил поднял палец. – Вот…

– Но в другое дело – пошел бы, – кивнул Берен. – Хорошая штука. Можно спрятать под плащ… В сапог…

– Дзынь! – и прострелить себе ногу, – эльф махнул рукой.

– Какой прострелить? – обиделся Мельхар. – Стопор надежный как гора!

– Это оружие, – как можно тверже сказал Берен.

– Но не оружие воина, – почти жалобно возразил Кальмегил. – Оно не пробьет доспеха. Оно рассчитано на незащищенного человека. Это оружие убийцы…

– А я и есть, – проворчал Берен. – Будь у меня такая штука…

Кальмегил лицом и всем телом изобразил возмущение.

– Тогда бери, – гном сделал широкий жест. – Дарю.

– Сп… асибо, – Берен подгреб короткорылый самострел к себе.

– Оружие? – заглядывая ему в глаза, спросил гном.

– Оружие, – решительно кивнул Берен.

– П… одкуп судьи, – Кальмегила, похоже, разобрала та же икота.

– А если б не оружие, он бы и не к… упился, – резонно возразил гном. – П… роклятая икавка… Выпьем.

– Воды, – сказал Кальмегил.

– Хрен, – отрезал гном.

Все трое хватили неразбавленного норпейха. Кальмегил задохнулся.

– Бе… рен, – сказал он. – Нельзя же так… Поверь мне, это плохое питье… Из него выпарены все жизненные соки… Одна горючая влага да горькие масла… Оно даже не идет…

– Идет-идет, – Берен снова пнул его ногой под столом. – Может, пива, лорд Кальмегил?

– Пива, – согласился эльф.

– Как ты, человек? – спросил Мельхар. – Еще не желаешь в кроватку?

– Разве что ты сейчас предоставишь мне мою vanimelde… И Сильмарилл для ее р-родителя.

– Тс-с! – Кальмегил оторвался от кружки повел пальцем перед глазами. – Сильмариллы – это страшная тайна. Никто не должен знать, что мы идем за Сильмариллами.

– А я никому и не скажу, – гном бахнул себя в грудь, гул пошел по всему залу. – Бороды мне лишиться – никому!

– Это – хорошо, – кивнул Кальмегил, и предложил: – Выпьем?

Берен не подал виду, что крайне изумлен этим предложением, исходящим от эльфа.

Слуги наполнили кубки.

– Чтоб мы и в пирушке и в драке ложились последними. Хху! – Мельхар перевернул кубок в рот.

Берен, подавляя тошноту, вцепился в хлеб. Похоже, гном и в самом деле намерен лечь последним… Может, сейчас? Нет, рано…

На государя Мельхара, как и на большинство гномов в подпитии, нашел приступ говорливости и бахвальства. Это еще можно было бы стерпеть, не потеряй он окончательно чувство меры и не начни рассказывать такое, чего ни в каких сказках не выдумаешь. Ладно, байку про морийское серебро, кольчуга из которого выдерживает любой удар, а весит при том не более тяжелой латницы – он когда-то слышал. Но вот байка о том, что далеко к югу за Морией никогда не бывает зимы и среди гиритрона блещут нимросы (44), а на деревьях в роще созревают золотые яблоки, которые сами собой, без ножа, распадаются на дольки. А люди в тех краях, заливался гном, с лица черны, как древесный уголь.

На такую басню можно было ответить только правдой, но такой, которая заткнет ее за пояс. И Берен с удовольствием принялся рассказывать, что слышал от мудрых: некогда, проходя через земли далеко к востоку от Мглистых Гор, беоринги повстречали диковинное племя:

– С виду – люди как люди, но росточка вот такого, – он показал четыре фута от земли. – Как дети.

– Знаю, – отмахнулся гном. – Нибин-наугрим, гномы-малютки. Отребье.

– Н-не, – Берен с оттенком торжества в голосе покачал пальцем. – Не гномы вовсе. Мы поначалу тоже думали. Однако ж. Бород у них не растет. Лица гладкие даже у старых. И ноги волосатые.

– Эка диво – ноги волосатые. У меня, к примеру, тоже волосатые…

– Да нет. Не такие волосатые. Не как у всех мужчин. Совсем. Наподобие заячьих или собачьих.

– Ну, ты даешь, – подался назад гномий король. – Ну ты сочиняешь, князь – мне за тобой не угнаться.

– Я? Сочиняю? А кто тут про черно… чернолицых рассказывал?

– Дак я-то правду говорил!

– И я правду.

– Да ну! И от кого ж ты ее знаешь? На собственные глаза-то ты видел своих, с собачьими ногами?

– А ты – свои головешки ходячие?

– Мир полон таких вещей, – вклинился в начинающийся спор Кальмегил, – которые порой даже мудрец не может увидеть во сне.

– Точно, – согласился гном. – Лучше выпьем.

Выпили.

Берен обнаружил вдруг, что рассказывает гному о тролле, которого убил его дед, Брегор Бешеный, причем гном одновременно рассказывает ему о найденном им в юности изумруде, и при этом обоих, похоже, такой разговор вполне устраивает.

– …Быков душил, а людей так жрал…

– …Тесно там, грю, и жарко, как у балрога в заднице…

– …Дед туда-сюда, смотрит – потерялся…

– …Я туда-сюда – ну, думаю, чушка свинцовая – застрял…

– …Вокруг никого, если не считать тролля…

– …А снизу пышет жаром и воняет – дракон, как пить дать…

– …И тут он выходит – здоровенный что твой дуб…

– …А как глаза попривыкли, смотрю прямо перед носом – сверкает… Вот такой, в кулак…

– …Лег дед и притаился в камнях…

– …А размахнуться негде – хоть плачь, хоть смейся, хоть зубами выковыривай… И драконом несет…

– …И прямо через него перешагивает… Понял тут дед, что сегодня Тулкас прямо на него смотрит… И рубит тролля ровно через то место, где ноги вместе сходятся…

Гном вдруг умолк и подозрительно посмотрел на Берена.

– Зачем мне твой дед, князь? Я про этого тролля от него сто раз слышал. Ну, раза три – это точно. Ты про себя расскажи.

Не дожидаясь помощи слуги, он открыл трубку и плеснул и себе, и Берену.

– Выпьем.

– Чтоб нам только так и встречаться, – уже с некоторым усилием проговорил Берен.

Выпили. Берен знал, что, если ему сейчас понадобится в отхожее место, то своими ногами он не дойдет – придется опираться на плечи оруженосцев. На его счастье, голова у него была крепче ног.

Озорная задумка родилась в этой голове, и Берен с удовольствием ей поддался. С самым нешутейным видом он начал пересказывать историю о том, как ранил самого Саурона. Правду сказать, он сомневался в том, что раненый им громадный черный волколачище – сам Саурон; ничто не говорило в пользу этого – кроме того нестерпимого, животного ужаса, который тварюка распространяла вокруг себя. Однако же, никто из волколаков к себе не располагает – просто этот был больше и сильнее других, да какой-то особенно злобный дух горел в его глазах…

– …И в окрестностях Гвайра мы встретились. До того я преследовал, а он уходил… Но когда увидели – он меня, я – его… Все обратно повернулось… это… кинулся он. Ростом – с коня, зубищи – м-мать моя честная женщина, что твои гвозди… А я… это… Нож… И копье… Все…

– И что?

– Копье – дрянь… Древко гнутое… Т-торопился… В плечо ему – раз! Здар-ровый… Зубами за древко… Хрясь – и пополам!

– Поклянись, что не врешь.

– Чтоб я сдох. Я бежать. Он за мной, понимаешь? Хромает, а идет. Слышу – воет… Своих созывает… И тут я, государь, смекнул, что не простой это волколак… Простой – не будет раненый по следу идти… Я в скалы… Успею – моя судьба, не достанут. Не успею – сожрут…

Берен надолго замолчал, вроде бы как собираясь с мыслями.

– Ну? – не выдержал король гномов.

– П-полез, – Берен стукнул кулаком по столу. – А в Гвайре я сроду не лазил. Ни одной скалы не знаю… Сорвусь – крышка. Лезу… А холодно, собаки его рви… Пальцы задубели… Гляжу вниз – тварюка уже там… Сидит, стерво, рану лижет и на меня зенки таращит; а достать – уже никак…

– А дальше?

– Лезу, – уперто проговорил Берен. – Лезу, лезу, лезу… Пальцы в кровь содрал… Гляжу – мать моя честная женщина! – внизу уже трое. И тут у меня ногу свело… Сорвался я и х-х-хху-у-у! – вниз.

С этими словами Берен ударил по столу ладонью, а потом со стуком ткнулся в доски стола головой.

Краем глаза он увидел, что гном изумленно смотрит на него. Попытался выпрямиться и подпереть щеку ладонью. Голова была тяжелой и на руке не держалась.

– Ну и что?

– Чего что?

– Чем кончилось?

– Чего кончилось?

– Тьфу ты! Сорвался, упал – и что?

– Упал? А-а-а, упал… Насмерть, – сообщив это, он снова упал лицом вниз – но не на стол, а на сгиб своего локтя.

Мельхар какое-то время потрясенно молчал, потом в крайнем недоумении спросил:

– Как насмерть?

Берену уже не удавалось перебороть смех или сделать вид, что это пьяная икота. Вытирая слезы и содрогаясь от хохота всем телом, он поднял голову и откинулся на спинку кресла.

– Ты меня купил, – с какой-то почти детской обидой сказал король Ногрода.

– Я тебя купил, – сквозь смех согласился Берен.

– Ты меня купил… Я думал, что ты уже лыка не вяжешь, а ты так меня купил!

– Купил, – шепотом ответил Берен – от смеха свело живот и говорить в голос он не мог.

– Нет! – Мельхар грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнул бочонок и вздрогнул Кальмегил. – Нет, ты меня не купил! А ну, пьем дальше.

– За что? – Берен взял из руки мельхарова слуги стакан.

– За всех наших друзей. Хху!!!

«Ой, как мне плохо…» – Берен решил, что пора. Больше неразбавленного норпейха он не выдержит…

– Налей воды, парень, – протянул он стакан Руско. – Твои повара, государь Мельхар, знают как развести горнило у человека в глотке. Ветчина славная, но как же пить охота…

– И мне, малый, – гном подставил стакан под кувшин. – Твоя правда, пряная ветчина любит много пива…

Берен пригубил, усиленно изображая, что жадно пьет. Мельхар и в самом деле опорожнил свой стакан.

– Дорогой гость, – сказал гном, вытирая усы и отдуваясь. – Я тебя покину, иначе вот-вот лопну. Без меня не пей.

– Не дерзну, – кивнул Берен.

Мельхар выбрался из-за стола и, поддерживаемый юным гномом, направился к двери.

Хмель сразил его на пороге.

«Вода любит воду», – вспомнил Берен слова Кальмегила. Покосившись на эльфа, он увидел, как тот грустно улыбается.

Неразбавленный норпейх действительно не пьянит – слишком крепок. Можно выпить довольно много – и захмелеть не более чем от обычного эля. Но если после четвертой-пятой доли выпить воды или пива – хмелеешь так же мгновенно, как теряешь сознание от удара по черепу.

Юный гном не удержал своего государя – и тот завалился на спину, стукнувшись головой об пол.

Теперь, одержав победу в этом глупом поединке, Берен стыдился того унижения, которому подверг короля гномов – настолько, насколько вообще пьяный способен чувствовать стыд. Немного утешало то, что выпить воды все равно придется и ему – никуда не денешься.

Юный гном крикнул на помощь – и несколько слуг, прибежав, подняли Мельхара на руки. Свидетелей береновой победы было достаточно. Берен, «последний устоявший», взял со стола кувшин с водой и, опираясь о стол, поднялся.

– Нимрос, подставь плечо.

Юноша, высокий и крепкий, шагнул вперед и дал Берену о себя опереться.

– Тебе помочь? – спросил эльф.

– Не надо.

– Скажи, если я выпью воды – со мной будет то же самое?

– Ты ж сам сказал – вода любит воду…

– Но я пока не знаю, насколько любит… Что за безумие… Зачем я принял участие в этом самоистязании?

– Ты мне крепко помог. Государь Мельхар стремился от тебя не отставать.

Берен сделал два шага, стараясь не особенно виснуть на юном барде.

– Веди меня туда, куда не дошел король Мельхар. Руско, неси воду, – князь ткнул кувшин в руки своего оруженосца. – В «Наставлениях юным» сказано, что недостойно блевать на стол… Когда я, Руско, был твоих лет, мне все хотелось спросить у сочинителя: а под стол – достойно? Жаль, сочинитель помер давно… Да теперь и самому ясно, что когда подступает – о достоинстве не думаешь. Донести бы до места… А ты, Нимрос, держи меня, чтобы я сам не ухнул… куда Махал шлак сливает… Ишь устроились, дети снисхождения – водичка бежит все время… Интересно, кто у кого выучился – эльфы у них или они у эльфов?

Нимрос прислонил своего князя к стене, чтобы перевести дыхание. Потом они продолжили путь. Берен болтал не переставая и остановиться не мог.

– Вот кто бы мне сказал, отчего норпейх развязывает мне язык, а пиво завязывает? Что бы нам поспорить о пиве… Нет, нет, на пиве я не устоял бы… Намо, хранитель правды, свидетель – эта победа далась мне не легче прочих – Нимрос, как насчет сложить о ней песню? Сам знаю, не нужно… Стоять!

Этого можно было не говорить – они пришли.

– Воды, Руско! – Берен выдернул из рук Гили кувшин, осушил его, проливая на грудь и на плечи и уронил – бронза с колокольным звоном покатилась по камням.

– Отсюда вы меня понесете, – сообщил Берен и еле успел развернуться к дыре, под которой действительно бежал ручей – его вывернуло. Раз и другой и третий.

– Глупая была затея, – простонал он. – Тридцать фунтов… Все равно глупая…

– Руско, еще воды, – сказал Нимрос, удерживая его за шиворот от позорнейшего падения. Впрочем, Берен уже не чувствовал стыда – вода сделала свое дело, огненный эль помрачал его разум с быстротой неимоверной.

Его желудок еще дважды завязался узлом, выжимая остатки гномьей трапезы, нерастворившийся огненный эль и горькую желчь – а потом он почувствовал как в губы ткнулась солоноватая бронза: Руско принес еще воды. Несколько глотков – и Берен потерял сознание.

Очнулся он на постели, раздетый и вроде бы даже умытый. Гили дремал рядом, в кресле, поджав одну ногу и склонившись лбом на колено. На столике перед ним стоял кувшин, немного еды, под кроватью – хе! – таз.

Берен сел, подавив стон. Голова болела, брюхо, естественно, тоже. Пьяным он себя не чувствовал, но знал: глоток-другой воды – и он опять окосеет.

Он поднялся с постели, держась за столбик алькова. Руско моментально проснулся. В его улыбке Берен прочел без всякого осанвэ: «Есть глупости, которые никто за тебя не сделает».

– Попробуй скажи что-нибудь, – проворчал он, показывая кулак. – Вот только попробуй…

* * *

Сколько молотов зазвенело о наковальни после договора и памятной пирушки, сколько гномьих кузниц выполняло заказ – Берен не знал, но на третий день после попойки ему принесли образец самострела.

– Тетиву сам натянешь, князь? – спросил Мельхар. – Или подмогнуть?

– Не надо, – Берен вставил ногу в стремя, поддел тетиву крюком и, разгибаясь, оттянул ее назад, до стопора. Вложил стрелу. Прицелился в пустой бочонок, указанный государем как мишень. Спустил тетиву.

Стрела не вышибла чоп, как он хотел, а прошила обе стенки насквозь.

– Руки дрожат? – мрачно спросил король гномов. – Вот, выпей.

– Это что? – спросил Берен, глядя на дымящуюся струйку густо-черной жидкости, наливаемую слугой из кувшинчика.

– Это кава, – с гордостью сказал гном. – Ее собирают те самые люди с черными лицами, в которых ты не поверил. Зерна ее приходят сюда через седьмые руки, и стоят мне золота по своему весу. Ты – первый из людей, который попробует этого напитка. Не рассказывай потом, что Мельхар скуп.

– Не буду, – пообещал Берен, отхлебнув обжигающего, бодряще-горького питья.

Правду сказать, напиток не показался ему стоящим золота по весу заварки. И это лишний раз доказывало, что там, где дело касается королевского достоинства и желания пустить пыль в глаза, гномы скупердяями не бывают.

Изготовление остальной тысячи самострелов и припасов к ним заняло меньше двух седмиц. Видимо, у гномов многое было в состоянии полуготовности – когда кто-то приходил с заказом, оставалось только доделать.

Летнее солнцестояние они встретили еще на торжище в Ногроде, но на третий день уже двигались с обозом в сторону моста через Аскар, что гномы построили у Сарн Атард. Укрытое холстиной и переложенное сеном, на возах дремало оружие.

Переехав через мост, они двинулись гномьим трактом через степь, к Аросу – той самой дорогой, которую Гили проделал с купеческим обозом три луны назад. Тогда он шел пешком за возом, в самодельных опорках и полукафтане из самого грубого сукна; сейчас он ехал по левую руку от Берена, держа его копье и щит; на нем был шлем, по-эльфйски повязанный платком, кольчуга и хороший плащ, крепкие и красивые сапоги, у седла приторочена лютня. Тогда Алдад хотел сделать его своим рабом – а сейчас ему пришлось бы при виде их поезда снять шапку и посторониться, убирая свой обоз с дороги – господа рохиры не желали плестись в хвосте у торговцев.

Изменилось многое. Изменился сам Гили. Сейчас, вернувшись на свою старую дорогу и сделав круг, Руско понимал, насколько иным он стал. Дело было даже не в доспехах и не в новой одежде, и не в коне, и не в том, что он возвысился до княжеского оруженосца – все это было где-то «снаружи», поверх него; а внутри себя он чувствовал какую-то твердость; словно позвоночник усилили стальным прутом, как в одной из сказок горцев, где мать выковала герою железный хребет и железный череп, стальные руки и ноги, чтобы враг не мог поразить его… Сказка заканчивалась печально: героя уходила коварная девица, заставив его съесть хлеб, начиненный иголками, и эти иглы пронзили его сердце.