Текст книги "Конвейер неправильных желаний (СИ)"

Автор книги: Beatrice Gromova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Расскажи, – прошептала я, как завороженная следя за каждым мелким движением девушки.

– Про шрамы? – она, поставив локти на стол, положила передо мной изуродованные шрамами запястья. – Ну, первый раз не стоит внимания. Узнала, что родители с младшим братом в аварию попали, наглоталась таблеток, села в ванну и полоснула по запястьям. Во второй раз было веселее. – Она задумчиво посмотрела в окно, на просыпающийся город, и перевела пустой взгляд, в котором плескались воспоминания, на меня. – У нас в детдоме было что-то вроде группировок. Со своими предводителями и всеми делами. И мы с одним из главарей были по разные стороны баррикад. Постоянно издевались друг над другом.

Помню, как я, ночью, заползла в его комнату, очень тихо, на коленях буквально, с тюбиком зеленки во рту, чтоб тёплым был. И вот прикинь, я стягиваю с него одеяло, салфеткой на груди зеленкой рисую “Гандон” большими буквами, а остальное аккуратно заливаю в трусы. И вот прикинь, в тот момент, когда я, чтобы он не проснулся, мурлыкала колыбельную, он отчетливо простонал мое имя… – Она замолчала, чтобы через секунду продолжить осевшим голосом: – Он поймал меня через неделю. Злой, взбешенный. Отволок за волосы в спортзал, где ждала его шайка. Поставил на колени, расстегнул ширинку, вывалил отдающий зеленой член и заставил сосать… В тот день я заставила отсосать их.

Она усмехнулась. Не мне – своим воспоминаниям. И я поняла, что в тот день произошло нечто большее, о чем она собирается рассказать сейчас. В тот день она поняла, что ещё может сражаться за себя. За свою жизнь.

– Я отползла от него подальше под смех его друзей и пары девок с выражением дикого ужаса на мордашке. Никто из этих уродов не заметил канцелярского ножа в заднем кармане шорт, а я его просто не успела отнести директору… Я все делала быстро, без сожаления. Не на коленях. Нет. Я встала, гордо смотря перед собой, и резанула по запястью. Первой завизжала девочка из средней группы. Она всеми силами стремилась влиться в “элиту”, что готова была сделать что угодно, лишь бы на неё обратили внимание. О, Бят, я никогда не забуду этого искреннего ужаса, который был на лицах окружающих. Серьёзно. Они ни слова не сказали, просто не могли, а я улыбалась. Боже, как же счастливо я улыбалась! – Я не удержалась, протянула и накрыла её ладонь, а девушка сплела наши пальцы, чуть сжимая их от напряжения. – Я знала, где надо резать, и насколько глубоко. А они стояли и смотрели. Смотрели, как я заношу окровавленный нож и над второй рукой. О, чёрт возьми, я бы все отдала, чтобы ещё раз увидеть эти лица, – она тихо рассмеялась. – А потом я пошла к нему. Подошла вплотную, пачкая его своей кровью и буквально чувствуя, как дергается его желудок сквозь кожу. – Теперь она рассмеялась намного увереннее. – А я схватила его лицо кровавыми пальцами и прошептала: “Все ещё хочешь, чтобы я отсосала тебе?” Он не ответил, Бят, молчали все! Все ублюдки замолкли в момент моего триумфа. И оттуда ушла победителем именно я! Отдельная история, как я потом дня четыре в себя приходила. Но факт в том, что я всем указала своё место! О, да, это было божественно! Да они потом говорить со мной боялись, прикинь! Я стала в их глазах кем-то вроде Бога.

Её история заставила задуматься над собой. Приоритеты менялись. Теперь примером для подражания для меня была не Милена, а Саша, и я до жути хотела быть такой же: решительной, бесстрашной, свободной…

– Спасибо, – на грани шепота, чтобы не разрушить эту атмосферу волшебства.

Спасибо за доверие, Александра Ким.

– Ты первая, кто услышал эту историю, – она улыбнулась, не обнажая зубы. – И мне почему-то кажется, что ты станешь первой, кто за много-много лет услышит мою фамилию.

И мы замолчали, обе повернув головы в сторону огромного панорамного окна. Кофе давно остыл в наших кружках, город проснулся окончательно, и теперь через открытую форточку были слышны рев машин и крики людей, но мы сидели вне всего этого балагана. Вместе. Все ещё держась за руки.

– Командир класса, останься, – разнеслось над классом, когда я уже с сумкой на плечах собиралась выскочить в коридор.

Развернувшись, сделала шаг обратно в класс под откровенно подозрительными взглядами Донцовых. Сразу стало ясно, что как только дверь закроется за последним учеником, эти двое будут сидеть около двери и слушать о происходящем в классе. Но мне же не нужны лишние слухи, поэтому я сразу дала знать учителю, чтоб не смел и рта открыть.

Дождавшись наиболее удобного момента, тихо подкралась к двери и резко открыла её. Как и ожидалось, деревянная поверхность встретила сопротивление, а два громко матерящихся тела упали на пол, но мне уже было неинтересно, я с довольной мордочкой возвращалась к недовольному учителю.

– Вы что-то хотели, Александр Андреевич? – Бессонная ночь сказывалась разве что лёгкой головной болью и еле заметным головокружением, но это скорее связано с ударом о деревянный косяк, нежели с ночью на ногах.

– О, Громова, я бы очень многого хотел, но, боюсь, меня посадят! – Теперь все его намеки были более чем прозрачными, а от этого реагировать на них становилась в разы проще, и именно поэтому я сейчас стояла перед ним с прямой спиной, гордо поднятой головой и без тени страха в глазах, ведь страшнее неизвестности нет ничего.

– Вас можно посадить уже за то, что вы сделали, – холодно отозвалась я, смотря чётко сквозь него, как делала и всегда.

– Бесишь, – он перегнулся через разделяющий нас стол, как парой часов ранее в Пустоте, и прижался к моим губам, глухо застонав.

Он не успел опомниться, не успел среагировать, как моя ладонь с характерным шлепком прошлась по его уху, напрочь дезориентировав мужчину.

– Вы получили то, что заслужили, – прокомментировала я свои действия и покинула ошарашенного мужчину, который от звона в ушах и головокружения осел на стул.

Собственно, вины за собой я абсолютно не чувствую, я не давала ему никакого повода поступать со мной столь фривольно. Я ему не шлюха на одну ночь, и не буду ей…

Темнота, которая наступила столь внезапно, что я не успела сделать абсолютно ничего, рассеялась, а головная боль усилилась в сотни раз благодаря саднящему затылку.

– Да, Босс, мы взяли её. Дочь Громова Игоря лежит связанная у нас на заднем сидении. Да, забрали прямо из школы, и точно её.

Охуительно день начался.

========== 11. “Разбор полётов, посадка самолетов” ==========

Слишком много того, слишком много сего.

И в итоге получается совершенно не та история, что я планировала в начале.

И мне она че-т как-т не нравится.

да

вот так

А еще хочу сказать спасибо:

AsTrit_99 , которая, как Хатико, ждет продолжения.

Aeriel, чьи подарки нереально вдохновили, и, как только я дорвалась до техники, я написала эту главу с улыбкой на лице.

Хитрому Лимончику, которая вопреки всему не бросает меня и все еще таки ждет и верит, ахаха:D

Tini Linkevich, если ты это читаешь, знай, только ради тебя(ну почти, ради всех, но как бы и ради тебя в особенности, ну ты поняла) и пишется GameOvere!

А еще Ваша авторша завела аск.

Просто так

чтоб был

Вдруг у Вас ко мне вопросы;)

http://ask.fm/Beatrice_Gromova

Ну все, вроде все сказал.

Наслаждайтесь:)

– Если с её головы упадёт хоть один волос!..

– Я ей бошку откручу, если ты не заплатишь выкуп!..

– Я тебе из твоих же кишков пояс вручную сделаю!..

– Я ей пулю в лоб пущу, если ты не заплатишь!..

– Я тебя, всю твою родню и всю родню родни поимею, если ты хоть пальцем её тронешь!

– Я ей!..

– Я тебя!..

– Я ей!..

– Я тебя!..

И все это на повышенных тонах. То есть этот ор двух мудаков я слушаю уже третий час к ряду. Все три гребанных часа я слушаю, как мой батя и какой-то мужик, который, судя по всему, является его конкурентом, по-страшному орут друг на друга. Даже его подчиненные, прикрыв уши, тактично удалились, плотненько прикрыв дверь за собой. А что оставалось делать привязанной к стулу мне с ужасной головной болью?

За этот день я просто побила рекорд неудач в своей жизни в принципе: отец ударил, головой о стену приложилась, учитель, чтоб ему икалось, в любви признался, уроды непонятные по голове ударили. Как бы сотряс на радостях не заработать, а то будет очень весело.

– Слушай, урод!.. – начал мой отец. Я прям удивилась такому разнообразию, а то кроме угроз за последние три часа ничего не слышала. И это учитывая, что говорили не по громкой связи. То есть, вот вы представили высоту фальцета моего батеньки? Мужик с трубкой даже поморщился.

Хотя тут, скорее, не мужик, потому что при этом слове в голове возникает такой габаритный алкаш-байкер с густой бородищей до колен, весь побитый и грязный, в непонятных ободранных шмотках.

Однако передо мной стоял вполне себе такой ухоженный мужчина лет тридцати-тридцати пяти, в синем костюме с белой рубашкой, что смотрелось очень даже ничего так. Борода была аккуратно подстрижена и заплетена в косичку с бусинкой по типу моих, а волосы на затылке собраны в пучок. Ну, вполне себе такой непримечательный. Вот увидела бы его на улице раз – и больше никогда б не вспомнила.

– На, – не выдержал мужчина, протянув мне трубку. – Скажи, чтоб заплатил, иначе тебе будет очень больно.

Заметила странную вещь: я могу вытерпеть всё – и приказы, и унижения, – но вот такие ультимативные выпады терпеть не могу. Вот батя поставил меня в такую ситуевину, и я из дома ушла. (Ей богу, лучше бы сидела на жопе ровно!), а сейчас этот мужик требует от меня непонятного.

– Уважаемый! – позвала я, даже не намекая на завязанные за спиной руки, и заорала ему почти в лицо: – Идите нахуй за эту проклятую дверь и там орите! И не смейте повышать на меня голос, иначе, клянусь вашей почкой, я разнесу по камушку всю вашу шарашкину кантору, а с Вас живьем сниму шкуру, сошью тапки и буду ходить в них по праздникам!

Воцарилась долгожданная тишина. Мой довольно-таки звонкий голос даже не отскакивал эхом от стен. Просто все резко замолкло: и ошарашенный таким выпадом мужчина, и злющий батя. А я наконец-то смогла закрыть глаза и расслабиться. Пульсирующая боль в виске и затылке поумерилась. Наконец-то стало тихо!

Шаги, хлопок двери и нервное с той стороны:

– Слушай, Громов, забери её, я все прощу!

Ответ отца я не услышала, но уверена, там что-то полное желчи и сарказма, другого он сказать и не смог бы.

– Анальгина мне принесите! – проорала вконец обнаглевшая я, тут же пожалев об этом, ибо любой громкий звук отдавался духовым оркестром в голове.

Хотелось просто спать. Любого обезболивающего – и спать.

Чтобы хоть как-то отвлечься от боли и безысходности в целом начала в уме перемножать трехзначные числа. Не помогло, пульсация в мозге, которую я буквально ощущала, отвлекала, поэтому я закрыла глаза и, не обращая внимания на откровенно неудобный стул, позу в целом, затекшие запястья и прочее, прочее, прочее, постаралась помедитировать.

В конечном итоге уснула.

Боль в шее убивала. Затекший позвоночник не подавал признаков жизни и, только пошевелив ногами, я убедилась, что он вообще функционирует. Уединиться с природой хотелось неимоверно. Но разбудило меня не это.

Скрип этой трижды переебучей двери и звонкий девчачий голос:

– Папочка, я не могу решить этот пример! – И вот это чудо с косичками вломилось в подвал абсолютно не глядя, уставившись в тетрадку, и только лишь не получив ответа, удосужилось посмотреть на меня. – Ой, извините, – пробормотала она, отступая.

– Стой, куда! – подалась вперёд я. – Что за пример? – Но она уже исчезла за дверью. – Ну что ж за жизнь такая проклятая. Это ж на сколько плохо я выгляжу, что меня дитё малое испугалось? – риторически спросила я в пустоту, намереваясь поговорить хотя бы с самой собой.

– Не малое. – Проклятая дверь снова скрипнула. – Мне уже восемь!

– А я смотрю, ты не в меру смелая, – усмехнулась я, откидываясь на спинку стула. Попа, если быть честной, уже окаменела, поэтому я не переставала ёрзать, чтобы хоть как-то размять её.

– Что есть, то и имеем, – глубокомысленно изрекла она, пожимая плечами.

– Показывай. – Она подошла почти вплотную, продвигая свою тетрадку почти к моему носу. – Отодвинь дальше, я вблизи не вижу. – Две минуты ушло на коррекцию нужной длинны, чтобы я могла вообще в принципе что-то увидеть. – Угу, поняла. Смотри, у тебя ошибка во втором члене, в прошлом действии у тебя у икса куб есть, куда он в этом действии пропал? – Она нахмурилась и всмотрелась в собственные записи.

Удивленно подняв брови, девочка бухнулась прямо на колени, не жалея новенького комбинезона, в который была упакована, и принялась что-то сосредоточенно черкать в тетради. Я тоже решала этот пример, только в уме. Сложноватый для её годов, кстати.

– Вот! Так? – она снова сунула тетрадку мне в нос.

– Дальше, – терпеливо попросила я, она послушно отодвинула тетрадь, и я начала бегать взглядом по строкам. – Да, только в конце минус потеряла. За знаками следи.

Она кивнула, снова падая на колени и записывая ещё что-то.

– Слушай, а папа твой где? – Я нагнулась вперёд сильнее, чтобы видеть, что она там калякает.

– К нему друг его старый пришёл, и он там ссыт кипятком от счастья, как говорит мама.

Девочка просто огонь!

Даже не замечая этого, своей простотой и непосредственностью она покорила меня! А её длиннющие косички просто чудо. Да и вся она была больше похожа на уличного сорванца, чем на дочь бизнесмена-вымогателя. На лице веснушки, все руки в пасте от ручки, которая попала даже на лицо, нахмуренные брови – не дитё, а чудо.

– Так, смотри, вот тут…

– Вероника! – влетел в комнату тот мужчина с косичкой. – Ты что тут делаешь?

– Решаю, – отмахнулась она, снова размазывая пасту от ручки у себя на лице. – Искала тебя, нашла её, от неё пользы больше, не мешай!

– Вся в мать, – закатил глаза он и собирался забрать её, как злоебучая-переебучая дверь снова скрипнула.

– Михалыч, ты куда пропал?.. Громова, какого хера ты тут делаешь? – Удивлены? Я нет. Вообще ни капли. Меня теперь в принципе сложно удивить.

– Грязевые ванны принимаю, а что, не видно? – ехидно ответила я, прожигаемая голубыми глазами. – За знаками следи, – сказала уже девочке, которая снова погрузилась в расчёты и на которую ровным счётом никто внимания не обращал.

– Гр-ромова! – прорычал он, самую малость картавя. – Ты охуела! – заорал он, нависая надо мной. Как он в секунду преодолел комнату, не понял никто.

– Не смей орать на меня, сучий выблядок! – Я сама себя в последнее время пугаю, но, по сути, терять мне уже нечего. – Угребло меня все это! Сначала отец довел, потом вы приперлись, какого хера Вам дома по ночам не сидится, дальше этот по и так отбитой голове ударил. Думаете, Вы один такой оскорблённый, обиженный и уязвленный? Меня уже второй день головой бьют обо все, что под руку попадется, так что не бесите меня и скройтесь с глаз моих, пока не припиздил мой батя и не забрал меня уже, наконец, отсюда!

Довели.

Но полегчало, чего уж скрывать. Не полегчало только организму, которому срочно-срочно надо было в дамскую комнату, и тут уже даже уязвленная гордость не помогала.

Учитель растерянно моргал глазами, уже не нависая, а просто стоя передо мной, девочку увели заблаговременно до начала моей тирады.

Но легче определенно стало.

Александр Андреевич, который, мне почему-то кажется, преследует меня, уселся прямо на пол, покрытый красным махровым ковром, кроме которого в комнате вообще ничего не было, и сложил ноги по-турецки.

– А давай поговорим, Громова. – Он откинулся на собственные руки, довольно прищурившись, словно кот.

– О чем? – покорно согласилась я, потому что, по сути, делать мне больше нечего, и продолжила елозить на стуле. Болело абсолютно все!

– Например, почему ты так странно дергаешься?

– О, это действительно забавная история, – начала я. – Вот представьте: не спали Вы ночь, и перед тяжелым рабочим днём нацедились кофе, а потом Вас бьют по голове и увозят неизвестно куда, связывают и оставляют одного в комнате на неопределенный срок. – Намек прозрачный. Прозрачнее быть просто невозможно!

– И что? – недоумевающе спросил он.

– Александр Андреевич, – глубоко и нетерпеливо вздохнула я, – просто признайтесь, я осуждать не буду, да это не в моей компетенции. Так вот, признайтесь: Вы тупой?

– Что? – удивленно моргнул он, уставившись на меня, как на идиотку.

– В туалет я хочу! В туалет! – проныла я. И вот приличной девице полагалось сгореть со стыда, только приличная девица в клубе по ночам не работает, и приличную девицу не похищают непонятные дяди.

– А-а-а, – глубокомысленно выдал человек с педагогическим образованием. Ведь умнейшим же должен быть, однако что-то в матрице сломалось.

Но в итоге все же победили мой жалостливый взгляд и нетерпеливый скулеж. Но меня так в жизни не унижали! Учитель, встав с нагретого места, помог подняться мне и, не развязывая рук, отвел в дамскую комнату. Даже молнию на джинсах расстегнул, слава Скотчу, из туалета я его выперла дикими воплями. Зато потом долго уединялась с природой. Счастливый выдох получился сам собой.

И вот стою я посреди туалета, выполненного в голубых тонах, и думаю, что дальше-то делать? Валить отсюда надо. Валить! И даже не от маньяка-похитителя, а от чокнутого учителя, который уже хрен знает сколько ходит за мной по пятам.

Нет, я, конечно, знала, что мир тесен, земля круглая, но не настолько же! Могу я хотя бы в плену отдохнуть от его самонадеянной рожи?

Чтобы не терять времени даром, пока работает мозг, я работала телом и разрабатывала затекшие мышцы. Со связанными руками это было делать нереально неудобно, но боль в конечностях и попе была невыносима, поэтому я с особым усердием приседала, делала наклоны вперёд и всячески махала ногами.

Итак, подведем итоги дня: все очень плохо. Я неизвестно где, неизвестно с кем… Хотя, почему неизвестно? С маньяком-похитителем и извращенцем-педофилом. Я, конечно, не шестилетняя девочка, но и он не парень восемнадцати лет! Если не ошибаюсь, учителю лет двадцать пять, двадцать шесть, то есть он старше меня лет на десять, плюс-минус пару лет. Но это сути дела не меняет!

Ещё сегодня, у Ким, обещала себе держаться от него подальше. Додержалась, блин.

И наговорила я сегодня очень много лишнего. Благовоспитанной девушке не пристало материться, как магазинному грузчику. Но, с другой стороны, меня вывели.

Этим я полностью пошла в маму: с виду божий одуванчик, зато как отец начинал хоть на нотку повышать на неё голос, мама начинала орать так, что даже он боялся её в те моменты, а я по-тихому записывала самые заковыристые выражения в блокнотик.

Вопрос в другом: что этот идиотский учитель тут делает?

– Громова, ты там не утонула? – пробасило из-за двери.

– Утопилась в унитазе, лишь бы Вашу рожу наглую не видеть! – крикнула я в ответ, приводя себя в более-менее нормальное состояние, что было довольно проблематично с закрепленными за спиной руками. Хорошо так связали, качественно: руки обнимают локти, а все это дело скрепляет веревка. И узел никак не развязать.

Распахнулась дверь. Угадайте, что она, дверь, сделала в первую очередь? Естественно, саданула меня, собирающуюся выходить, прямо по лбу.

Восторга мне это не прибавило, зато вот убийство учителя поднялось в топ-тройку дел на сегодня.

– Извини, – буркнул голубоглазый брюнет, уже утаскивая меня в старую комнату.

Кажется, этот стул станет моим лучшим другом на долгие годы. Вот его я никогда не забуду. А если и забуду, то больная попа всегда напомнит.

– Ну что, Громова, теперь мы можем уже, наконец, поговорить? – нетерпеливо спросил он, снова усаживаясь впереди меня.

– О чем? – устало спросила я, вытягивая босые ноги прямо к нему и откидываясь на спинку стула. Я абсолютно не волновалась о своём пребывании тут, во-первых, вымогатель за меня хочет денег, а значит, вреда мне не нанесет, не совместимого с жизнью, по крайней мере. А во-вторых, после маминой смерти отец просто помешан на таких похищениях и напихал в почти все мои вещи отслеживающие устройства. Так что освобождение из этого места оставалось делом времени, осталось только за это время нанести как можно больше вреда окружающим, раз уж начала. Поэтому я просто-напросто решила довести учителя, чтобы хоть какое-то приятное воспоминание из сегодняшнего дня осталось.

– Давай поговорим о нас? – внёс он вполне ожидаемое предложение, и на это у меня уже был ответ:

– А что с Вами? – вежливо осведомилась я у собеседника.

– Нет, Громова, ты не поняла! – воскликнул он, подаваясь вперёд и опираясь на руки, поставленные прямо на мои голые ноги.

– Нет, Александр Андреевич, это Вы не поняли! – Моему гаденькому оскалу могла бы позавидовать гиена. Я дернула ногами, скидывая его руки, а сам учитель неприятно поморщился от того, что я акцентировала его положение таким официальным обращением.

– Громова, ты издеваешься?

– Чуть-чуть, – расслабленно призналась я, сохраняя безмятежные позу и выражение лица.

– Громова, етить твою мать, ну почему ты такая? – Не поняла, это что ещё за предъявы такие?

– Все претензии к производителям, – все тем же тоном ответила я и даже умудрилась пожать плечами.

– Знаешь, Громова, ты меня бесишь!..

– Аналогично, – согласилась я, но он даже не обратил внимания на мою реплику.

– Я даже не знаю, почему меня так заклинило на тебе, но ты просто не выходишь у меня из головы! – Он встал и стал нервно расхаживать передо мной, периодически поглядывая на моё лицо, чтобы уловить хоть какие-то эмоции. Не по адресу, дорогой учитель. – Вот просто увидел тебя в классе в первый день, и всё, я пропал! А на твоём миленьком застывшем личике так и читалось: “Это что за урод и какого хуя он в моём классе забыл?”, а когда ты попыталась мне дерзить… Это был полный восторг! И я думал, что будет как со всеми этими девчонками из твоего класса, но нет! На все мои намеки ты краснела и отмалчивалась, скрывая все в себе. А потом, прикинь, как же я был удивлён, увидев тебя за барной стойкой! И если бы ты просто напивалась, я прошел бы мимо, но нет! Ты работала за этим чертовым баром, даря всем этим уродам свою искреннюю улыбку, тогда как на меня и смотреть не хотела!

Он злобно махал руками, выражая накопившиеся эмоции. Отец всегда говорил, что с психами спорить нельзя, и надо со всем соглашаться. Именно в этот момент это была самая выгодная позиция. – Да ты шарахалась от меня, как от прокаженного! Понимаешь, Громова, тебя запугали! Ты ведь не такая, не забитая испуганная девочка! Ты сильная! Но каждый раз, как я заставлял тебя показать когти, ты тут же пугалась и прятала их. Ты прекрасна в своём гневе! – Он упал передо мной на колени, обхватывая мои ноги и заглядывая в глаза. Умалишенный идиот.

Не таким он мне казался. Признаю, учитель мне нравится, это была даже лёгкая форма влюбленности. Но это была влюбленность в его харизму и непокорность системе! В самонадеянный характер и ехидные комментарии. Эх, вот оно, разочарование!

– Александр Андреевич, – он одернул голову от моих коленей и заглянул мне в лицо, – Вы – идиот! Я, конечно, не прожженая блядина… – Он поморщился от мата в моём исполнении. То, что я девушка из хорошей семьи, не значит, что я не умею ругаться матом. Умею, просто не пользуюсь этим умением. – Но даже у меня есть хоть какая-то установка того, что я хочу видеть в мужчине рядом с собой. – Слишком уж странные речи для девушки семнадцати лет, но ничего не могу с собой поделать. – В данный момент Вы слишком мямля, чтобы привлекать меня хотя бы как собеседник, о других аспектах нашего взаимодействия я вообще молчу. Вы мужик, или где? Какого Вы тут любовную трагедию развели? Намотайте сопли на кулак и ведите себя соответственно своему амплуа бэд-боя, которое мне несомненно нравилось. – Никогда ещё не распекала взрослого дядю. Приятно, однако. – Где тот самонадеянный урод, который бесит меня одним своим видом, а, Александр Андреевич?

Знакомый Дьявол заплясал в котлах его глаз, когда мужчина с гаденькой ухмылкой поднялся с колен. Да, это уже был тот самонадеянный мудак, который домогался до меня в клубе и который мне так нравился.

Шея, в принципе, у меня очень чувствительная зона, а когда по ней язык проводят, то все, тушите свет, вызывайте аварийку, а именно этим учитель сейчас и занимался. Усадив меня себе на колени, он старательно присосался к венке, тогда как его руки методично расстегивали крупные чёрные пуговицы моей блузы.

Не такого эффекта я добивалась, но и это тоже неплохо, тем более, что с этого я действительно получаю мало-мальское удовольствие, поэтому я позволила мужчине руководить процессом.

А потом его свободная рука скатала вверх бюстгальтер, и наглая конечность сжала грудь так, что я выгнулась. Не того я ожидала, честно если. Во всех этих рассказах-фанфиках пишут о немыслимой страсти и всем таком. Ну и где? Даже сейчас, сравнивая свою ситуацию со всем тем, что я читала, понимаю, что фигня это все! Что эти девочки пишут лишь для красоты, абсолютно не подкрепляя свою писанину фактами!

Так, например, его язык на моей груди не вызвал ничего сильнее хриплого дыхания, которое я намеренно таким сделала, чтобы не особо сильно разочаровать его!

Но это было не важно! Разочарованной сейчас была я! Где всё то наземное блаженство, которое мне обещали и навязывали в фильмах и некоторых книгах? Где это все? Стало даже немного обидно.

Вот только очень интересно, во что это мне выльется. В смысле, какие последствия будут. Что ещё может учудить этот воистину прекрасный мужчина передо мной. Интересно и страшно. А что, если он не оправдает моих ожиданий? Не будет соответствовать придуманному в моей голове образу? Что тогда?

Батя говорит, что проблемы надо решать по мере их поступления. Вот когда он разочарует меня, тогда и подумаю об этом.

А пока постараюсь всеми силами отдаться этому сладкому поцелую, а потом, пожалуй, ради собственного развлечения, поиграю во влюбленную дурочку. Ярослава говорит, что это забавно.

Что ж, проверим.

– И вот вопрос, дорогой учитель. – Я, без лифчика и в одной блузке, сидела у него на коленях и смотрела на его шею. В глаза смотреть было страшно. – Что Вы тут забыли?

– Громова, не беси и не называй меня так официально, – он чуть поерзал на стуле, выбирая более удобную позу. Руки мне, кстати, развязал. – Просто по имени назови.

– Успеется, – сонно улыбнулась я и повторила свой вопрос.

– Хозяин этого дома мой старый друг. И представь, хожу по дому, ищу его и натыкаюсь на связанную тебя. Грешным делом подумал, что исполнились все мои фантазии. – Он коротко хохотнул, а потом неожиданно выдал: – Ох, я так волнуюсь, так волнуюсь.

Ну я и не сдержалась:

– Как шлюха в церкви? – Мужчина удивленно скосил глаза, поймав мой взгляд, и, закинув голову, расхохотался.

– Громова-Громова! Не пристало юным представительницам современной аристократии использовать такие речевые обороты. – Ой, ну все, включил русиста.

– Представительницам высшей аристократии также не пристало сидеть у незнакомых мужчин на коленях. – И я попыталась встать.

– Сто-ой, – рассмеялся он и усадил меня обратно. Холодным уродом он нравился мне больше, чем вот таким мягким плюшевым медведем. Видимо, слухи про женскую логику были вполне оправданы. – И что теперь делать будем?

– Что-что, – проворчала я, – Пойми, Вам… тебе не выиграть, мне не проиграть. Каждый будет стоять на своём и не уступит. Я устала подчиняться, мой новый круг общения показал, что подчиняться вовсе и не обязательно, и теперь я не собираюсь этого шанса упускать. Я построю всех дома, не допущу подобного отношения в школе. Да и точно могу сказать, что под Вас прогибаться тоже не намерена. Устала. Просто устала ото всех.

– Я тебя не понимаю, – тихо, словно боясь вспугнуть меня, начал мужчина. – Любая другая бы уже давно висела на мне и визжала от счастья.

Я взорвалась! Эта, да простит меня моё воспитание, сука последние полчаса заливает, как сильно любит меня, а потом сравнивает с другими, кто поддавался только на его красивую оболочку!

– Ну вот и иди трахать других, чего ко мне привязался? – Я подскочила так стремительно, что он даже не успел среагировать и схватить меня, и стала вышагивать перед ним. – Поймите, Александр Андреевич, что на меня всю жизнь давили, и теперь, если Вы… ты хочешь от меня чего-то добиться, то только разговорами, а не приказами и ультиматумами!

Я уже смирилась с его намерениями на свой счёт. В конце концов, проще просто плыть по течению, чем противиться ему.

Шея болела, поэтому каждый раз, когда я пыталась её размять, она хрустела на всю комнату. Моё состояние оставляет желать лучшего. Скорее бы отец уже забрал меня отсюда…

Осознание посетило неожиданно. Ударило по голове, заставляя мозг работать, и скрылось в неизвестном направлении. Я не слушала, что говорит мне учитель, я думала, вспоминала, анализировала.

На мне сейчас навешано как минимум два отслеживающих устройства, и если отец будет искать меня по ним, он вполне может просмотреть мои маршруты! А там и Пустота, и Ким!..

– Твою-то мать, – отчаянно простонала я, садясь на корточки и обхватывая голову руками. – Все пиздец как плохо. – А ещё я вдруг поняла, что ругаться матом очень удобно: там, где можно распинаться часами и сотнями предложений, хорошо подходит лаконичное “блять”, означающее, что все, пипец, приехали.

Я не слушала учителя, не реагировала на его попытки заговорить со мной, я только думала о том, как буду оправдываться перед отцом. Что буду врать ему, когда он спросит. Как буду оправдывать работников Пустоты, как..

– Быков, вали отсюда домой, сейчас Громов приедет, так что скрылся во избежание проблем!

Он ушел. Нехотя, напоследок поцеловал меня в висок, но ушёл. Оставляя совершенно одну со своими пугающими мыслями. Что теперь будет? Что будет Игорю Павловичу?

А теперь представим, что он будет настолько занят, что на историю перемещений даже не взглянет? Скорее всего, так и будет, но что если…

– Все, мелкая, вставай, батя твой пришел.

И я встала. Нашла лифчик, надела, привела себя в порядок, переплела волосы и с гордо поднятой головой пошла к отцу.

Да что он может мне сделать? Отнять карманные? Заработаю в Пустоте! Запретить ходить туда? Сбегу, не впервой!

Он ничего не может мне сделать!

А с другой стороны оспорить жизнь мне он все-таки мог.

Мужчина в синем костюме вел меня по коридорам, петляя, как заяц в лесу, и всё-таки вывел к просторному кабинету, в котором уже разместился мой родственник и половина охраны, а это человек пятьдесят. Многовато.

Отец даже не взглянул на меня, поднялся со своего места и прошёл к мужчине, пожимая ему руку, а меня же быстренько определили на красный диван. Я и не сопротивлялась. Я была шоке. Не такого я ожидала. Я ждала перестрелки, кровавой бойни, но никак не переговоров. Даже жаль как-то стало.