Текст книги "Конвейер неправильных желаний (СИ)"
Автор книги: Beatrice Gromova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
– Саня, открыла, блядь, дверь!
– Мы можем притвориться, что никого нет дома, – пожала я плечами, отходя от двери, что сейчас, возможно, просто выбьют.
Саша, устало и раздражённо закатив глаза, прошла мимо меня к стальной двери и рывком раскрыла её; что было дальше, я не слышала, ибо тактично удалилась на кухню, заваривать чай на троих, но вот прекрасно слышала сначала ругань, причем, живописную такую ругань, мне аж завидно стало, а потом и приглушенные стоны.
Парочка удостоила меня своим вниманием только к тому моменту, как я цедила уже третью кружку чая и умяла шесть бутербродов с сыром и колбасой.
– Закончили? – спросила я, поглядывая на довольную девушку и смутившегося парня через толстые линзы очков.
– Ага! – И уселась напротив меня, сразу же обняв ладонями уже почти остывшую кружку с чаем.
– Ну что ж, лучший друг педофила, добро пожаловать в наш маленький женский междоусобчик, – улыбнулась я, кивком приглашая присесть.
– Бят. – Я перевела взгляд на девушку, в чьих глазах танцевали дьяволы. Сразу понятно, что отыгрываться над своим парнем она будет за мой счет. – А кто лучший друг педофила?
– Другой педофил, конечно же!
И обе засмеялись, игнорируя недовольного парня, который активно высказывал своё возмущение. Причем, очень громко.
– Почему педофил сразу?
– Ну а какой нормальный мужик будет ломиться в квартиру к маленькой девочке? – ответила за меня Саша, нарезая ещё колбасы для бутербродов, а я лишь поддакнула.
– Так… вышло… – замялся молодой человек, чем вызвал наш общий взрыв смеха.
– Слушай, а ты уверена, что это тот самый Фил, о котором ты мне рассказывала?
– Уже нет, – сквозь смех ответила девушка и тут же встрепенулась, протягивая руку к моему лицу и перегибаясь через весь стол. – У тебя крошки на щеке. – И начала аккуратно гладить указанную область.
Но только девушка собиралась убрать руку, как на всю комнату раздался крик:
– Не смейте шевелиться! – И Фил умчался из кухни.
– И что это значит? – удивилась я, переводя взгляд с пустого стула на закатившую глаза Ким.
– Филя у меня фотограф. Неплохой, кстати, и довольно-таки известный. Только вдохновение на него снисходит крайне редко, но метко. Так что сегодня ты будешь свидетелем рождения нового, мать его, шедевра. Аж тошно. Я чертовски устала от его постоянных манекенщиц.
– А ты ему чем не угодила? – удивилась я. Ведь, по сути, Саша очень красивая девушка, её только и фотографировать да картины писать.
– Говорит, что уже не вдохновляю. Как минет горловой сделать, так это “ну Сашуль, ты ж самая-самая”, а как фотографировать, так “ну Саш, ты ж понимаешь, Музе не прикажешь”!
Я лишь успела улыбнуться, как в комнату ввалился парень с фотоаппаратом наперевес и начал раздавать команды:
– Сань, прогнись в спине, вторая девушка…
– Бята.
– Вторая девушка Бята, – покорно согласился он, – сделай глаза испуганного оленёнка и протяни руку так, будто хочешь её коснуться, но боишься! – Мы с Ким, синхронно закатив глаза, повторили все указанные манипуляции, на что раздался восторженный вопль: – Идеально! Восхитительно! – И серия щелчков фотоаппарата. – Идеально, а теперь, Ким, сядь на стол, широко раздвинув ноги перед Бятой и сделай такой взгляд, каким ты на мой член смотришь. – Я невольно засмеялась, боясь даже посмотреть на девушку, расположившуюся передо мной. – А ты, Бята, взгляд оленя, мордочкой в пол, и можешь покраснеть?
– Что не сделаешь ради искусства, – вздохнула я и стала рисовать в голове картинки голого учителя. Лицо сразу же загорелось, а уши нестерпимо защипало.
– Это идеально! – Ещё десять щелчков. – Восхитительно! Я хочу, чтобы ты была моей музой!
– Я могу вдохновлять лишь на самоубийство, – меланхолично ответила я, поглядывая на розовые лапки на подошве пижамы, и почувствовала, как рука Ким, которая лежала на её колене, дрогнула. – Зато разными способами! – весело закончила я, а Ким надо мной громко рассмеялась.
– Так, закончили балаган! Вы мне работать мешаете! – От охуевший субъект! Не успел прийти, уже по нервам всем ездит.
– Просто будь королевой, сладенький, – сказала я, поднимая голову, и, оперевшись локтем на колено Саши и подперев голову, с вызовом уставилась прямо в объектив.
– Иди нахуй, – беззлобно ответил парень, стоя на колене и щелкая фотоаппаратом.
– Не парься, дойду с оргазмом. – Кажется, такого от меня совсем не ожидали. Ким, задыхаясь от смеха, повалилась спиной на стол, закидывая одну ногу мне на плечо, и захохотала ещё громче.
– Я сейчас кончу просто! – раздалось снизу, а Кимушка, которая уже более-менее успокоилась, каркнула:
– Полы мне не заляпай, я помыла их только!
А дальше мы переместились в спальню, где, как сказал незадачливый фотограф, лучше атмосфера и освещение. Нам с Ким было немного плевать, ибо, пока он морально настраивался, мы болтали. Точнее, я выбалтывала ей новости о неожиданном родстве.
– Нихуя себе, – лаконично сказала Ким, нависая надо мной, концентрируя тяжесть тела на одной руке, а кончиками пальцев другой забираясь под рубашку Филиппа, в которую меня снарядили. – Я не знала, что Палыч – сволочь редкостная, но чтоб настолько! – И тут по комнате разлетелась уже знакомая мелодия, а Фил поспешил отдать девушке телефон. – Алло.
– Кимушка, – затараторил Игорь Павлович на том конце, – сможешь сейчас на смену экстренно выйти?
– Нет, у меня сегодня сексуальный день! – бодро ответила девушка, падая на бок рядом со мной.
– Это как? – удивился хозяин Пустоты.
– Ебала я вас и вашу работу! – Лаконично ответила девушка, наматывая пару моих косичек себе на палец.
– Ясно, – он пошуршал бумагами, – тогда можешь позвонить Беатрисе и попросить её выйти, а то у меня даже номера её нет?
– Прости, Палыч, но у меня для тебя плохие новости: Бятка по семейным обстоятельствам безвременно нас покинула и не вернётся, расчёт можете передать через меня. Всё, до послезавтра. – И она, скинув вызов, отбросила телефон себе за спину.
Я была безмерно благодарна девушке за такую самодеятельность, ибо сама бы я никогда не решилась на такой поступок, а видеться с новообретённым родственником абсолютно не хотелось. Просто эта ненависть, вскипевшая во мне практически на пустом месте, не хотела угасать, и я ничего не смогла с этим поделать. Просто бесит он меня теперь, и всё тут!
– Так, всё, Фил, перекур, у меня руки устали. – Ким села на постели, растирая затёкшие запястья, а я лишь перевернулась на живот и принялась болтать ногами под тихую музыку, наполняющую комнату, и одними губами подпевала парню, чей голос шёл из мощных динамиков стерео-системы.
– Легла и приняла позу! – скомандовал увлечённый процессом парень, даже не посмотрев на неё.
– Царёв, ты сейчас допиздишься! – действительно встала в позу девушка, уперев руки в бока.
– Милая, ну ты же понимаешь, что мы в очередной раз ссоримся из-за хуйни! – ответил парень, даже не взглянув на неё.
– Самокритично, – удовлетворённо ответила Саша, а он даже не понял, что подъебал сам себя.
– Саня! – рявкнул он, поднимая голову. – Только ещё раз пискни – выебу так, что порно-сайты завидовать будут, усекла? – На что Саня только пожала плечами и ушла из спальни, предварительно предупредив незадачливого фотографа, чтоб за рамки дозволенного не выходил.
Я в их ссору предусмотрительно не лезла: милые бранятся – только тешатся, а я, в случае чего, ещё и крайней останусь, так что я мирно лежала на животе с задравшейся футболкой, в детских розовых труселях с мишками и махала ножками.
Вся эта канитель с фотографиями мне очень нравилась. Нравилось и примерять разные маски: от забитого олененка с огромными зелеными глазами, полными страха, до злобной стервы в сапогах аж до середины бедра и на пятнадцатисантиметровой шпильке. Нравились разные амплуа, в которые заставлял меня перевоплощаться парень с объективом вместо лица.
– Так, смотри сюда, – позвал меня Царёв, извлекая из задумчивый полудремы, – надевай на руки вот эти браслеты, – и мне в ладонь сложили связку из, казалось, сотни браслетов. – Говорят, у людей с холодными руками – горячее сердце, – задумчиво сказал он, когда его пальцы ещё ощутимо коснулись моего запястья.
– А я говорю, что у людей с холодными руками вегетососудистая дистония, – огрызнулась я, вырывая руку, на что парень лишь усмехнулся и начал указывать, в какую позу мне сесть.
Когда стрелка часов перевалила за полночь, Ким ворвалась в спальню и разогнала наш молчаливый междоусобчик, отправив Фила спать на кухню, на диван, а сама уютно расположилась на двухспальной кровати, куда затащила и меня. Отправив водителю СМС с адресом девушки и просьбой собрать мои учебники, стащила с себя тесные кожаные штаны и топ, переоделась в свободную рубашку парня и завалилась на кровать прямо поверх одеяла, зевая настолько широко, что на глаза выступали слёзы.
– С добрым утром, Бятка! – весело поприветствовали меня, когда я перешагнула порог кабинета биологии.
– С добрым, Руслан Григорьевич! – громко крикнула я в ответ учителю биологии. – Как каникулы с малышкой Ренатой?
– Отлично! Море, песочек… – Он довольно зажмурился и сложил офигеть какие загорелые руки за головой. – А ты тут как без меня, скучала? – Он лукаво стрельнул взглядом из-под полуприкрытых ресниц.
– Ну, ясен-красен, скучала! – улыбнулась я. – Как я могла не скучать по любимому учителю? Кстати, где мои обещанные магнитики, толстовка и кепка?
– Иди, садись на место, звонок уже был, – тихо рассмеялся воистину мой любимый учитель, раскладывая тетради на столе. – После урока останься, много интересного расскажу и отдам!
– Заметано! – улыбнулась я, поправляя портфель на плече и направляясь к своему месту.
Руслан Григорьевич был тем типом мужчин, в которых нельзя было не влюбиться. И это не Александр Андреевич, который брал своей внешностью, чувством юмора и безбашенностью. Нет, биолог был, бесспорно прекрасен: накачанное тело, добрые карие глаза, всегда короткая стрижка, одинокий, он был… Я даже не знаю, как это описать… Руслан Григорьевич на пару лет старше русиста, и вот это его всезнайство, построенное на личном опыте, добрые подколки и умение находить подход к каждому заставляли любить его и слушаться. Только мало кто из класса знает, что бедного учителя года четыре назад жена бросила, оставив с маленькой дочкой на руках. Было очень забавно однажды, не узнав у одноклассников, что нам ко второму уроку, зайти в кабинет и увидеть там этого усталого мужчину с кричащим свертком на руках. В тот день я научилась пеленать, менять подгузники и кормить грудных детей. А пока я познавала новые для себя аспекты жизни, учитель отсыпался на диване в конце класса. Наши отношения можно даже назвать своеобразной дружбой. Если таковая бывает у людей с разницей в возрасте в девять, тогда как с русистом (на днях из его разговора с Любой узнала, что ему всего-то двадцать три) – пять лет, а не надуманные мной десять.
Весь урок вместо учителя я слушала обсуждение своего облика: синяя мужская рубашка была заправлена в тесные черные кожаные штаны Ким, на ногах красовались низкие ботильоны на шпильке, а на голове высокий хвост почти на макушке. Красила меня тоже Саша, настояв на том, что нехер портить идеальный образ моей невыспавшейся мордочкой. Так что сейчас я выглядела настолько идеально, насколько не выглядела никогда.
– Итак, рассказывай! – приказала я, притаскивая за учительский стол ещё один, в то время как Руслан Григорьевич сходил за кружками и вскипевшим чайником.
– Какая нетерпеливая! – по-доброму улыбнулся учитель, потрепав меня по волосам. – Прическу изменила? Тебе идёт.
– Спасибо, – выпалила я, нетерпеливо ёрзая на стуле. – Подробности!
Биолог, не стирая с губ улыбки, принялся рассказывать про море, пляж, гостиницу, страну, где всегда жаркое лето, и маленькую Рин, которая была в восторге от поездки.
– Вот твоя кепка! – На голову мне нахлобучили непонятно откуда взявшуюся кепку. – Вот твоя, точнее моя, толстовка. – И на меня натянули бесформенный мешок, в котором я откровенно заблудилась. – А вот и магнитики! – И на стол со звоном приземлились, предположительно, магнитики.
– Здрасти, – открылась дверь кабинета. – А вы тут Громову не видели, а то взялась, паршивка, мои уроки прогуливать? – Ох, ну конечно, куда ж без твоей всюду сующей свой нос рожи?
– А она не прогуливает, у нас внеплановые посиделки! – Ответил счастливый биолог русисту. – Руслан, учитель биологии.
А я уже справилась с долгожданной черной толстовкой и смогла стянуть её с себя.
– Александр, учитель русского, – недовольно ответил мужчина, пожимая протянутую руку и неодобрительно посмотрев на меня, поправляющую новые очки. – Пошли, горе луковое. Экзамены через пять месяцев, а ты чаи гоняешь. – Если он хотел меня пристыдить, то попытка не засчитывается.
– Ладно, Руслан Григорьевич, я реально пойду, а то он мне голову откусит, – последнее сказала громким шепотом, сделав страшные глаза, на что биолог весело засмеялся, прикрывая губы ладонью. – Ренатику привет! – И выпорхнула из кабинета, напевая приевшийся со вчера мотивчик.
Александр Андреевич нагнал меня на пролете лестницы на третий этаж. Прижал к выкрашенной в приятный телесный цвет стене и, грубо удерживая за локти, поцеловал.
Хочу сказать, что это на бумаге всё выглядит романтично и красиво. На самом деле же на месте его хватки останутся синяки, чувствуется еле заметный вкус крови и саднят лопатки из-за удара о стену: свою силушку могучую парень не измеряет абсолютно.
Он держал руки так, что у меня не было возможности оторвать пощипывающие локти от стены, а про повозражать вообще разговора не было, поэтому я просто уперлась стопой в треклятую стену и, приложив все усилия, подалась вперёд. Не ожидавший моего напора учитель запнулся о собственную ногу и приземлился своим шикарным задом прямо на ступеньку, откинувшись спиной на перила, я же села сверху и, прижав его руки у него над головой и сжав коленями бедра, поцеловала.
Второй раз. Я поцеловала его сама второй раз.
Это пьянящее чувство власти приятно сдавливало грудную клетку и всё, что ниже диафрагмы. Сердце, вопреки всем обещаниям в любовных романах и фанфиках, билось спокойно, размеренно, чётко выполняя свой рабочий план. Оно не замерло, не остановилось, не бросилось в бешеный бег, разгоняя кровь по организму. Сердечная мышца работала исправно, что наталкивало на определенные мысли.
Мужчина, было, попытался высвободить руки, но я жестко ударила его запястьями о перила и с губ перешла на шею.
Утром, когда мы с Филом, который великодушно согласился отвезти меня в школу, выходили, Ким притянула его за волосы к себе и буквально впилась зубами в шею, от чего несчастный парень зашипел и схватил её за бедра с такой силой, что она подпрыгнула, а потом начинающая вампирша аккуратно облизнула место укуса и подула. Царёв буквально растаял от такой нежданной-негаданной ласки.
Примерно тот же фокус я повторила с учителем, только не так сильно сжимая приятно пахнущую кожу зубами. Зато какой эффект! Александр Андреевич, как последняя блядь, выгнулся в позвоночнике, откинул голову вправо и застонал. А стояк, упирающийся мне в… Ну, не будем уточнять, куда он мне там упирается. Скажу только, что и в этом аспекте природа его не обделила. С таким достоинством ему только проститутом на полную ставку идти. Он бы, вне сомнений, пользовался колоссальным успехом.
– Бята, – простонал он, без особых проблем вырывая из моих ладоней запястья и, обхватив меня поперёк тела, крепко прижал к своей груди. – Ты идеальная. Ты просто замечательная, Бяточка.
К слову, сердце у него колотилось так, что я чувствовала его ухом, которым учитель прижал меня к себе. Но, чтобы провернуть эту хрень, мне пришлось согнуться в три погибели, и это нихрена не прикольно: сразу же заныл позвоночник, а лапки очков неприятно впились в чувствительное место за ушками.
Он сжимал с каждой секундой все сильнее, и непонятно было, что именно он хочет сделать: вдавить меня в себя или же выдавить мне лёгкие через трахею.
– Громова, ты такая блядь, – тихо прошептал он мне в шею.
– Ну нихуя себе предъява, – не удержалась я, отстраняясь. – С какого, позвольте спросить, хера я блядь?
– Громова, ты знаешь, кто такой Филипп Царев? – спросил мужчина, потихонечку начиная закипать.
– Парень Ким. Другой вопрос: откуда его знаете Вы? – закономерно удивилась я, поморщившись от дискомфорта в области ребер – именно там покоились руки учителя.
– Филипп Царёв – довольно известный в определенных кругах фотограф, а специализируется он в основном на фотографиях обнаженных девушек. – Он достал из кармана телефон и принялся почти не глядя щелкать по экрану. – И вот представь, встаю сегодня утром, умываюсь, никого не трогаю и тут звонит друг, сообщая о выходе новых фоток Царёва, которые, кстати, всегда отличались глубокой эротикой. И какого ж было моё удивление, когда почти на всех, да что там почти, абсолютно на всех фотках я узнал тебя, Громова! – Последнее прошипел почти в губы.
– Ну, тут всё понятно, но с какого это я блядь? – Да, данный вопрос волновал меня на данный момент больше всего.
– А с того, Громова, что всем известно, что после всех фотосъемок Царёв трахает своих моделей! – И к моему лицу приставили экран, на котором была одна из вчерашних фотографий.
– Ничего подобного, – сказала я, жадно рассматривая саму себя со стороны. – У Фили есть постоянная девушка, и она ему яйца открутит, если парень вздумает налево сходить. Так что это все миф и стереотип. – А потом, вскользь посмотрев на недовольного мужчину поверх экрана, обиженно буркнула: – Лучше б спросили, о чем я думала, когда фотографировалась, чем кидать непонятные и необоснованные преъдявы.
– Ну и о чем же ты думала, когда делала эти фото? – опять-таки недовольно и нехотя спросил он.
– О Вас, – просто ответила я, легко соскакивая с его колен и, подхватив с пола портфель, весело поскакала вверх по лестнице, оставляя ошарашенного моим признанием мужчину сидеть на месте.
– Двигай батонами на моём патроне, дорогая…
Я буду жарить тебя, как тостеру подобает…
Ты такого не могла себе даже представить…
Открывай скорее рот… – тихонечко шептала под нос заразительную песенку, открывая дверь в класс и предварительно оглядев присутствующих, а уже только потом вошла, закрыв за собой дверь.
– Явилась! – презрительно хмыкнула Люба, когда я проходила между ней и первой партой второго ряда. – Челюсть не устала учителю отсасывать?
– Ну тебе явно лучше знать, устаёт челюсть при отсосе или как, – спокойно пожала я плечами, остановившись у стула, стоящего прямо в проходе. – Ты ж у нас в этом профи. У тебя ж опыта больше.
Люба, вспыхнувшая, как бенгальский огонёк, перешла в наступление, поливая меня таким количеством грязи, которое я в жизни никогда не слышала. Ну а потом, увидев, что мне абсолютно похуй на её словоизлияния, она, в горячке, пресекла черту, за которую ради собственной безопасности ей заходить не стоило:
– Твоя мать – безродная шлюха, которая залетела в шестнадцать, и папочке пришлось жениться на ней, чтобы содержать эту блядь вместе с тобой! И сдохла она так же, как и подобает собаке!
Эта мразь и так стояла на краю, но сейчас, после этих слов, она кинула землю самой себе на могилу.
Руки двигались абсолютно автоматически, когда крепко хватали за спинку стул и замахивались. Одна ножка пришлась чётко в необъятную грудь, которая необъятная за счёт силиконовых подкладок в лифчик, а вторая – в живот, отчего брюнетка, не удержавшись, отшатнулась в сторону учительского стола, сползая на спину.
Аккуратно поставив стул на место, я подошла к развалившейся на полу и напуганной Любе и села на неё так, как сидела пару минут назад на учителе.
Схватив её за грудки, принялась размеренно и со всей силы бить ее о стол. С каждым моим движением она все сильнее билась головой и спиной, а гул в классе нарастал. Никто не хотел лезть. Всем хотелось зрелища. Что ж, именно сейчас я готова была предоставить его им.
Разум был кристально чист и прекрасно контролировал каждое моё движение. Каждый мой замах рукой был продуман до мельчайших подробностей: сколько вложить силы, куда бить, чтобы было больнее.
Не существовало ничего: ни кричащих девушек, ни подбадривающих меня парней. Ничего, кроме этой мрази с разбитой губой и носом передо мной.
– Ты ещё хочешь, – скользящий удар кулаком по щеке, и мои сжатые пальцы, крепко задев её щеку и зубы, врезаются в стол, – сказать что-нибудь о моей маме? – Теперь удар пошел вверх по нижней челюсти, задевая ещё и нос. Я чётко слышала, как цокнули встречающиеся друг с другом зубы. – Или с тебя уже хватит? – Она была в сознании. Наверное, я никогда не забуду того ужаса, с которым она смотрел на меня. – Ещё хоть одно слово о моей маме, и я вкатаю тебя в асфальт! – Снова хватаю её за грудки и вжимаю в стол. – Я заставлю тебя выкопать себе могилу где-нибудь в лесу и закопаю там же, если ты, мразь безродная, откроешь своё ебло на мою маму, усекла? – Ещё одна встреча головы и жёсткой поверхности.
Меня абсолютно не волновали последствия. Я прекрасно знала, что отец отмажет единственную наследницу. Да, в любом случае, мне было все равно. Абсолютно.
Ещё один замах, контрольный, для закрепления результата, так сказать, и меня аккуратно, но непреклонно стаскивают с ревущей в голос девушки.
– Эй-эй, детка, че за дела?! – Ростова, придерживая обеими руки мои плечи, встряхивает моё несопротивляющееся тело.
– Не сдохла? – улыбнулась я (не)подруге. – Где была?
– В больнице с аллергией лежала. – Она кинула презрительный взгляд на кучу мяса, которую я месила пару секунд назад, и переключила внимание на меня. – Весело тут! А я-то думала, что ты только на язык остра. – И засмеялись, хлопнув меня по ослабевшим плечам.
Это было перенапряжение. Перед глазами все плыло, поэтому я протянула руку к переносице, чтобы вернуть сползшие очки, но оных там не обнаружила.
– Это самое, – позвала я, привлекая внимание одноклассников, которые заметали следы нашей маленькой драки. – Никто очки мои не видел?
– Вот они, – коротко улыбнулась Карина, протягивая мои сложенные очки и краем глаза наблюдая за парнями, которые уносили из класса таки потерявшую сознание Любу. – Круто ты её. – Она снова посмотрела на меня и улыбнулась более открыто. – Она это заслужила.
В нашем классе одни сплошные уроды. Мы можем гнобить друг друга до посинения, но мы всегда держимся вместе и решаем проблемы класса всем скопом. Вот и сейчас кто-то стоит на шухере, кто-то вытирает пол и стол, Мила и еще двое парней пошли к секретарю, чтобы удалить записи видеокамер, а Колчанский обрабатывал сбитые в кровь костяшки и весело что-то щебетал.
– Шухер, – в класс влетел Листов Дима. – Бык в конце коридора, идёт к нам. Быстрее!
В рекордные сроки класс рассредоточился по периметру, садясь на свои места и занимаясь своими делами.
Ничего не было.
А в медпункте скажут, что Люба упала с лестницы. Другой версии ни от кого никто не добьётся.
– Эй, а чего такая тишина? – удивился русист, делая шаг в класс. – Я-то думал, что вы тут Сатану призывать начали, а вы сидите, хуи пинаете, – разочарованно сказал он, усаживаясь на своё место и привычно закидывая ноги в кроссах на стол. – Задро-оты!
По классу пронёсся дружный смешок. Даже я не удержалась от улыбки, посасывая кровоточащий палец.
Знал бы ты, дорогой Саша, что тут было буквально пять минут назад.
– Эй, а где Люба, Донцовы и ещё половина класса? – спросил Александр Андреевич, оглядывая заметно опустевший класс.
– Заболели! – слаженно и в один голос проорали мы, заговорчески переглядываясь между собой. Кто ж ему признается?
Почти под конец урока тренькнул телефон, возвещая о приходе смс.
– Громова, телефон выключить! – прикрикнул мужчина, стоя к классу своим аппетитным задом и выписывая на доске паронимы.
“Во-первых, твоя выходка не останется безнаказанной, – гласила она, и я прямо почувствовала гнев родственника. – А во-вторых, дедушка с бабушкой приехали, так что наказание откладывается на неопределённый срок.”
Я счастливо улыбнулась: теперь дома наступает белая полоса для меня и чёрная для остальных, ибо бабуля с дедулей меня просто обожают, батю постоянно гнобят за второй брак, а Любу с Инессой просто ненавидят.
Эх, жизнь, все-таки, прекрасна!
– Громова, – прикрикнул на довольную меня учитель, – пароним слова “единичный”?
– Единственный! – весело ответила я и захлопнула книжку для подготовления к экзамену по русскому.
Меня не так просто подъебать, Александр Андреевич, давно пора уже понять это!
========== 14. “Кусочек чужой души” ==========
Шел второй подряд урок литературы, и мы выживали, как могли: я откровенно дремала, положив голову на сгиб локтя, а Милена копалась в телефоне, периодически скидывая мне смешные записи.
Любу отпустили домой, ибо у неё разбит нос и трещина в переносице. Отделала я её качественно, не поспоришь.
Мельком взглянула на телефон, на экране которого светилось новое сообщение от Ростовой:
“Зацени статус. Твоя тема, и паблос тебе понравится, отвечаю:D”
Открыла паблик. Опа, яой. Годнота! От предвкушения даже закусила кончик языка. Взгляд сам собой зацепился за статус.
“Не в меня”
Все, меня можно выносить! Легла на парту, пытаясь скрыть приступ дикого смеха, а на другом конце точно так же сходил с ума Колчанский, которому Мила непременно отправила тоже самое.
Беатриса:
“Не в меня”
Милена:
“Не в меня!”
Беатриса:
“Нет, прошу, только не в меня!”
Милена:
“О, Боже, да! В меня!”
Это был контрольный в голову и я просто повалилась на парту, пытаясь заглушить дикий хохот, а вот девушка не собиралась ничего скрывать и ржала в голос.
Телефон насильно вытащили из моей руки, и учитель, что до этого объяснял положение трех миров в “Мастере и Маргарите”, с умным видом начал листать переписку и зачитывать в слух:
– Не в меня, – разнеслось над классом, и я, не удержавшись на стуле, рухнула на пол, ударившись боком, но не прекращая ржать. – Громова, Ростова, вы чем на уроке занимаетесь? – строго спросил он, но адекватно отвечать мы не могли, поэтому в три глотки проорали:
– Не в меня!
– Не беспокойтесь, Александр Андреевич, – по-доброму начал Кириллов, хлопая бьющегося в истерике соседа по парте по спине, – это ещё нормально. В прошлый раз было “не пришей пизде рукав”. Они орали это на уроке директрисы. Бедная Анна Андреевна потом два часа их у себя в кабинете отчитывала, а они ржали.
– Не в меня! – простонала я, возвращаясь на место, и посмотрела на учителя с моим телефоном в руках. – Простите, Александр Андреевич, но вы просто прочувствуйте эту фразу. Скажите ее ещё раз.
– Ну, не в меня, – повторил учитель и недоуменно посмотрел на меня, когда большая половина класса громко и откровенно заржала.
– О, Боже-Боже, милый-милый, да-а! Но только-только не в меня-я! – пропела Ростова, снова падая на парту, и теперь уже весь класс хохотал, даже не пытаясь успокоиться.
– А ну закрыли пасти! – заорал взбешенный учитель, но кто же его послушает? – Я сказал: “Закрыли пасти!”, иначе сейчас каждый напишет мне ровно три сочинения по разным темам, всосали? – Все всосали, а я икнула, ибо вспомнила, что даже не бралась за то сочинение, чтобы тройку исправить!
Чёрт, как я вообще могла о ней забыть?
– О, Громова, я вижу, ты наконец-таки успокоилась! – язвительно вставил учитель, смотря на моё скривившееся лицо. – Ростова, Колчанский, вон с моего урока! Ещё будут мне тут уроды всякие уроки срывать!
– Да хорош, Александр Андреевич, мы ж пошутили! – возмутился Паша, моментально успокоившись, – его ещё ни разу с урока не вышвыривали.
– Ох, а я вот не шучу! – гаркнул взбешенный учитель, сжав до скрипа в руках распечатки. – Пошли вон!
Наблюдая, как Паша с Милой складывают учебники с тетрадками в сумку, я схватила свою и под крики: “А ты куда пошла? Тебя я не отпускал!” первая вышла из класса, уже в коридоре дожидаясь одноклассников.
– У него пмс, что ли? – удивился Колчанский, появляясь в коридоре и хлопая дверью.
– Не удивлюсь! – бросила Мила, почесывая затылок и шагая на первый этаж. – Вот же ублюдок! И чего взъелся так, будто я его бывшую оттрахала? – пылала праведным гневом девушка, а я лишь улыбнулась, шагая рядом и листая ленту ВКонтакте.
– Трындец какой-то, – поддержал Павел и открыл дверь в столовую. – Девочки, вам чего?
– Нам только сока? – спросила шатенка, косо посмотрев на мою сумку, в которой покоился контейнер вафель со сгущенкой. – Нам только сока! – И парень, утвердительно кивнув, ушёл в сторону буфета.
– У меня, кстати, бабушка приехала, – как бы между делом сказала я, усаживаясь за ближайший стол на четверых.
– Агнесса Федоровна? – удивилась она, усаживаясь напротив. – Это, то есть, мои любимые печенюхи?
– Мне иногда кажется, что ты общаешься со мной только из-за печенюх.
– Нет, конечно! Ещё из-за контрольных.
Милена обожает мою бабушку. Именно обожает. И бабушка Агнесса хорошо к ней относится, а все это на почве еды: бабушка вечный экспериментатор, а шатенке лишь бы пожрать, поэтому можно сказать, что они нашли друг друга.
– Громова, ты такая мразь! – в который раз орала Илона, не давая сосредоточиться на задаче. Четвёртый урок – математика, но учителя, Ивана Николаевича, не было на месте, поэтому я была вынуждена слушать это! – Ты сломала Любе нос! Ты ваще дикая, тебя изолировать надо!
– По-твоему, – не выдержала я, разворачиваясь, – я должна была терпеть оскорбления в свой адрес и адрес моей мамы?
– Ты могла бы смолчать! – визжала она так, что Карина с Олей, что сидели прямо перед сестрами Донцовыми, болезненно морщились. – Ты ей нос сломала!
– Во-первых, – я устало поправила очки на переносице, – я его не ломала. А во-вторых, – я взглянула на крашеную стереотипную блондинку и рявкнула на весь класс: – если ты сейчас ебло не стянешь, я тебе нос сломаю!
– Ну точно дикая! – шарахнулась в сторону она. – Вы слышали? Её изолировать надо!
– Донцова, – недолго думая, начал Корасев, вставая, – я тебя сейчас изолирую! Громова, может, и перестаралась, но была права, когда начистила ей рыло, потому что мать – это святое!
Вау. Просто вау. Такое – и от Даниила, который первым вечно лез задирать меня и всегда был на стороне сестёр, но сейчас вступился за меня. В Матрице явно произошёл сбой.
– Ты вообще заткнись! – ещё громче взвизгнула она, понимая, что теряет даже ту мелкую поддержку, что у неё была. – Она избила Любу и должна быть наказана.
– Донцова, – позвала я, стоя у двери в класс, – иди нахуй. – И молча вышла из кабинета, ибо настогребенело выслушивать о том, какая я дикая и ничтожная.
Я и без вас знаю, что пустое место. Без вас знаю, что ничего не стою и в жизни ничего не добьюсь. Не надо тыкать меня в моё же дерьмо. Я сама его вижу.
