Текст книги "Конвейер неправильных желаний (СИ)"

Автор книги: Beatrice Gromova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Через некоторое время я обнаружила себя в слезах на полу кабинета физрука. Всегда ненавидела этот кабинет: тут нет окон и вообще как-то слишком пусто. Он всегда вызывал у меня приступ клаустрофобии.

И, только я собралась выходить, утирая слезы, толкнула дверь. Но она, будто насмехаясь надо мной, не открылась.

– Я надеюсь, – приглушенный голос за дверью, и я сползаю по стенке, зажимая руками рот, – ночь, проведенная здесь, вправит тебе мозги.

Закрыть глаза и не смотреть по сторонам. Дышать часто и глубоко. Это всегда помогает, так почему сейчас не работает?

По телу бегают мурашки от каждого шороха, но, чтобы я не делала, проклятая дверь все не поддавалась, а я не могла удержать слез.

Дома, в винном погребе, все проще! Там есть лампочка! Там есть маленький бар с освещением! Но тут!

Тут слишком темно для меня!

Врезаюсь ногтями в деревянную поверхность, но чувствую лишь как кровь бежит по ладоням – уверенна, на паре пальцев не хватает ногтей, они остались в двери, а остальные тупо сломаны под корень.

Отползаю в дальний и самый темный угол и, обняв колени руками, стала беззвучно рыдать. Не спуская взгляда с двери, грея в себе надежду, что кто-то все-таки додумается заглянуть сюда. Что кто-то выпустит меня отсюда. Но дверь не открывалась, а я продолжала копаться в себе.

Я стала слишком заметной. Вокруг меня собралось слишком много людей, которые привлекали ко мне лишнее внимание. Люди вокруг меня всегда приносили мне только проблемы и ничего больше. Тот же отец, та же Инесса, та же Люба, тот же учитель…

Мне нужно просто тихо отсидеть время до выпуска, а потом уже легче. Потом у них не будет прав указывать мне, и я, забрав все деньги с маминого счета, уеду отсюда. Уеду на другой континент. Уеду так далеко, чтобы они не смогли меня достать.

Мне нужно лишь закрыться в своем панцире до выпуска, а там будет легче.

========== 19. “Чужие откровения не всегда приходятся по душе” ==========

Хочу выказываю уважение особо преданным моим деткам, которых я очень-очень люблю:

Lutesie

Насся Круспе

Таньенка

SPNgirl(и снова я тебя люблю:D)

Lenkaeminem

Если вы попали в этот список, знайте, я вас очень люблю и очень благодарна за подарки:)

И да, как не странно, но мне кажется, что именно сейчас пошел замут всей истории(тоесть да, я сдвинулась таки с мертвой точки, наконец найдя то ответвление их отношений, которое нужно было мне для продолжения, так что дальше, я надеюсь, все пойдет как по маслу). И это странно, что завязка истории началась только сейчас. :/

Решетка моей личной ментальной клетки захлопнулась, закрывая меня внутри, спасая ото всех. Я не помню, кто вытащил меня из той каморки, не помню, как попала домой, но нормально я начала соображать только под крики бабушки, которая орала так, что тряслись стекла:

– Ты, шваль подзаборная! Мелкая дворняжка под моими ногами! Ты не имеешь ничего своего здесь! Большая часть бизнеса и имущества была записана на Нику, которая переписала его на нас, а мы, в свою очередь, передадим контрольный пакет акций, – свой и ее, – Беатрисе, как только она станет совершеннолетней! А это семьдесят процентов! Она свободно сможет выкупить у тебя твои жалкие тридцать и выкинуть вас троих на улицу! И я лично позабочусь, чтобы так и было! – секундная пауза, в ходе которой она набирает воздуха в легкие и продолжает: – Девочка боится темноты и закрытых пространств, а твой выродок, шлюха, посмел закрыть ее! И не надо мне тут клювом щелкать и убеждать, что твоя сука не при чем!

– Агнесса, – властный дедушкин голос не может унять ее гнева, поэтому бабушка отмахивается от него, – успокойся!

– Успокоиться? Арчибальд, успокоиться? Эти две шалашовки, оказывается, систематически издевались над твоей внучкой, а ты «успокойся»? – Возмущается она и резко возвращается к зажавшимся на диване Инессе и Любе. – Значит так, с этого момента я живу здесь и контролирую все ваши передвижения. Ты, – взгляд на женщину, – устраиваешься на работу и начинаешь сама себя содержать. Меня крайне не трогает то, что ты официальная жена Игоря, кредитки я блокирую, как один из хозяев счета. А ты, – взгляд на Любу, у которой аж слезы потекли по холеным щекам, – начинаешь учиться, потому что твое обучение никто оплачивать не будет. Вы меня поняли, или мне еще раз повторить? – Никто не хотел повторения. Даже я, особенно со своей головной болью.

А дальше потянулись будни, в которых было все как обычно. О событиях напоминали лишь пальцы в бинтах, которые я стерла о дверь и нацепляла заноз, и Ким, которая теперь жила у нас: заглянув как-то в гости с целью проведать меня, она больше не смогла выйти за порог. Во-первых, ее не пускала бабушка, которая нашла в девушке отличного собеседника и человека, которому она могла скармливать свои кулинарные шедевры, а во-вторых, ее не пускал дедушка, который так же нашел в девушке незаменимого собеседника, но и отличного игрока в шашки.

В школе моего состояния, когда я молчала и абсолютно ни с кем не говорила, казалось, вовсе не замечали. Возможно, привыкли к моей постоянной отстраненности, а возможно им было просто наплевать. Тут нельзя сказать наверняка.

И даже учитель перестал обращать на меня внимание: он спокойно вел уроки, курил на них, ел на них, издевался над ученицами и учениками по теме и без нее, но не обращал никакого внимания на меня. Даже когда проводил необходимую на каждом уроке перекличку он не называл моей фамилии, просто кидал короткий взгляд на мою макушку и отворачивался обратно.

Такое его поведение должно было как-то расстроить или задеть меня, – конечно, такой демонстративный игнор, это так по-мужски, – но мне было дико все равно. Просто честно плевать на него, и это не могло не радовать, хотя и бесило до безумия. Но злил больше не его игнор и такое отношение ко мне после признания в любви, а то, что он взрослый мужик, а ведет себя как девочка-подросток.

Все вернулось к своей отправной точке, когда его еще не было в моей жизни. Когда еще никто не дарил мне долгие, сладкие и томительные поцелуи в перерывах между уроками.

– Беатрисочка, – пищит учительница истории, которая только-только выпустилась с университета и преподает нам с начала года. Кто ей только диплом дал, такой истинно-натуральной блондинке. – Ты какая-то серая! А давай мы тебя подкрасим?

– Мозг себе подкрась! – раздраженно шиплю я, хлопая ее по руке, которая тянулась к моей голове. – Возможно, сможешь заполнить свой вакуум в голове краской. Чтобы там болталось хоть что-то.

– Беатрисочка, что же ты такое говоришь? – мямлит она, в ужасе прикрывая рот ладонью и пытаясь сдержать слезы.

– Вас никто не просил нянчиться со мной. Лучше за собой следите, потому что я, право слово, недоумеваю, как такую блондинку, как вы, взяли преподавать в элитную школу. У кого надо было отсосать за это?

Она не дослушала. Вылетела из кабинета, громко всхлипывая и шмыгая носом, причитая о том, что хотела лишь помочь и не заслужила такого отношения к себе. Я не считаю себя виноватой. Она заслужила это.

– Что? – спросила я у одноклассников, которые не сводили с меня удивленные взгляды.

– Ты перегнула палку, – сказала Люба, закидывая ногу на ногу и обмахивая лицо тетрадкой.

– А разве тебе разрешали подавать голос? – надменно спросила я, выгибая бровь. – Я не слышала команды «голос», поэтому соедини резцы и не попадайся мне на глаза. Вот и славненько. – Бросила я, перед тем, как выйти из кабинета. Бесило сейчас абсолютно всё и все, а еще хотелось сладкого. Вот его хотелось неимоверно, так что я, как только попала в кабинет Руслана Григорьевича, достала из сумки отданные сегодня Колчанским шоколадки и, развалившись на диване, принялась заедать раздражение.

– Слышь, дикая моя подруга, – Ким бесцеремонно вламывается в кабинет, сразу усаживаясь верхом на облюбованную ранее парту напротив дивана, – ты домой не пришла, и там твоя бабушка паникует. На разведку вот отправила. Так что кончай хандрить и пошли домой.

– Пошли, – кивнула я, аккуратно, чтобы не задевать раны, поправляю платье и спускаю ноги со спинки на пол, – только мне нужно зайти за тетрадкой по развитию речи в кабинет русского.

– А, к этому твоему, немножко нервному? – хихикнула девушка, пританцовывая на месте, пока я закрывала двери кабинета.

– Пошли, там дело пяти минут: тетрадку заберу и все.

– ..И, короче, он запинается о свою же ногу и летит лицом в тарелку с краской, и потом я всю ночь ржала и оттирала ему бензином лицо! – веселится Ким, сквозь мой хохот рассказывая про то, как они с Царёвым делали ремонт в детдоме. – Тс-с, Бят, слушай? – Я замираю, закрывая рот руками и превращаясь в слух. – Это. Стоны? – Удивляется девушка, поглаживая одну из татуировок на ноге. – Охуенно девки пляшут по четыре штуки в ряд! Даже я в школе ни разу, а тут такие смелые! Хотя, уроки же кончились! Пошли посмотрим! – И девушка, не дожидаясь меня, рванула на себя дверь за которой и происходила порнография вселенских масштабов. А я в замедленной съемке наблюдала, как открывается дверь кабинета русского языка. – Вот почему я в свое время не отучилась на учителя? Закончила какой-то там юрфак с красным дипломом, а могла бы трахать горяченьких учителей, что скажешь, Бятик?

– Скажу, что я искренне надеюсь, что люди, которые смотрят записи с камер наблюдения в кабинете, передадут их директору. Мне до ужаса интересно, что скажет Анна Андреевна, когда узнает, что ее учителя трахаются в стенах школы. – Ким лишь усмехается, а я смотрю прямо в холодный лед глаз учителя, который наспех натягивал штаны с колен обратно, туда, где им самое место, и презрительно улыбаюсь. – Я надеюсь, Александр Андреевич, конфликт между нами исчерпан. – И разворачиваюсь, пытаясь стереть из памяти голую грудь учительницы истории и начинаю спускаться по лестнице. – Ублюдок. – Тонет в коридорной тишине.

– Все мужики – гандоны! – улыбаясь, тянет Ким, пытаясь заглянуть мне в лицо.

– Не сейчас, Саш. – Отмахиваюсь я, направляясь в противоположную сторону от машины отца. – Дуй домой и скажи бабушке, что со мной все в порядке, а я прошвырнусь по магазинам, остужу голову и успокоюсь. Иначе я вернусь и распизжу его под корень.

И я ушла, не дожидаясь ответа удивленной девушки. Мне и вправду нужно сейчас посидеть где-нибудь в тихом кафе и заесть свои проблемы, поэтому я сразу же направилась в самый крупный торговый, в котором много уютных кафешек.

– Почему ты меня игнорируешь? – уже, кажется, в сотый раз спросил учитель, пока я ела свой огромный шоколадный торт с вишневой прослойкой. Я в душе не представляю, как он меня нашел среди всех кафешек и столиков, но вот буквально через полчаса после моего прихода он тяжело опустился на стул напротив меня, пытаясь отдышаться. Бежал, бедненький. Или трахался на ходу? Очень мило. – Да поговори ж ты со мной! – психует он и рукой смахивает со стола мой почти доеденный торт. Жаль его, он вкусный был. Но, ничего не поделаешь, поэтому я просто беру в руки самый большой стакан с вишневой газировкой и начинаю аккуратно потягивать через трубочку. – Если ты сейчас…

– Если вы сейчас не успокоитесь, – своевременно вмешивается официант, опасливо поглядывая на меня, – мы будем вынуждены позвать охрану. Девушка, вам что-то нужно? – обратился он ко мне, когда учитель перестал нависать надо мной и уселся обратно. Юркие девочки-уборщицы быстро убрали остатки торта и, извинившись, ушли.

– Да, повторите прошлый заказ. – Официант открыл было рот, чтобы уточнить, но тут же закрыл его, и, поклонившись, удалился за еще одним большим тортом и вишневой газировкой. И плевать, что после такого охуеренного обеда я, скорее всего, прокачусь в местное отделение скорой помощи. Главное, что сейчас мне надо заесть свое горюшко.

– Просто посмотри на меня! – прорычал он, пытаясь хоть как-то привлечь мое внимание, но я упорно продолжала смотреть сквозь него, спокойно потягивая через трубочку вишневую водичку. – Посмотри на меня, черт тебя дери! – не выдерживает он, хлопая по столу руками, чем привлек к себе еще больше внимания.

– Если будешь так орать, – спокойно сказала я, смотря сквозь него, – тебя за шкирку выкинут отсюда.

– Прекрати разговаривать со мной, как с пустым местом!

– Ты и есть пустое место для меня. Во всяком случае теперь. – Откинулась на стул я, допивая стаканчик и принимая из рук официанта второй. – Благодарю.

– Ты меня задолбала! – рычит Быков, хватая меня за руку, но ее тут же вырывает какая-то бабка и зажимает в своих руках. – Че за нахуй?

– Ой, какой ужас, какой ужас! – причитает старушка, обмотанная с ног до головы старыми шерстяными платками, вертя мою руку из стороны в сторону. – Девонька! – и засовывает мне под нос мою же руку, а я смотрю на татуировку единорога на запястье старушки, за которую Ким по-страшному стебёт Царёва. – Ты посмотри!

– Что видите, бабушка? – с ужасом говорю я, пытаясь сдержать распирающий грудную клетку смех. – Что-то ужасное?

– Что-то ужасное? – строго говорит Фил, заглядывая мне в глаза. – Да на тебе порча! Соперница навела, зуб даю! Хочешь, расскажу? – Щурит он глаза, и я понимаю, каких усилий ему стоит, чтобы не заржать на все кафе.

– Конечно!

– Ты кто, блядь, такая?

– Отлично! – не слушая возмущений учителя, Царёв уселся на свободный стул и, махнув официанту, широко расставил ноги, занимая почти все пространство под столом. – Есть у тебя мужик! – Начал он, посматривая на официанта, а когда тот подошел, сделал заказ и вернулся ко мне. – Тупой мужик. Может, даже изменяет, – он окинул внимательным взглядом учителя. – Богатенький ребенок богатеньких родителей. Уверен, в детстве пытался бунтовать, сбегая из дома, но все равно пользовался купленной папой кредиткой. Пошел учиться туда, куда сказали те же родители. Живет в родительской? – секундная пауза, и Фил продолжает, – нет, в своей квартире. Сам не определился с жизнью, что хочет с ней сделать. Плывет по течению и не хочет менять ничего, что происходит сейчас в его жизни. Серьезных отношений не ищет.

– Как ты, блядь, все это узнал? – удивляется учитель, отодвигаясь вместе со стулом от Филиппа.

– Красный диплом профессионального психолога-криминалиста и следователя. – На стол падает парочка красных книжечек, свидетельствующих об образовании парня.

– Ты всегда их с собой носишь? – Спокойно спрашиваю я, понимая, что игра кончилась.

– Нет, сегодня нужны были для восстановления на старом месте работы.

– А я думала, ты фотограф.

– Хобби, – спокойно отвечает парень, засыпая в изящную кружечку третью ложку сахара. – Откуда, думаешь, у меня все оборудование? Не насасываю же я на него.

– Зная тебя, – откликнулась я, отрезая ему кусок от моего торта, – ты скорее нализываешь. – На что парень лишь фыркнул, снимая с головы сразу три платка.

– Да что здесь происходит? – Психует учитель, пытаясь хоть как-то привлечь к себе внимание.

– Игнорируем или как-то реагируем? – спрашивает Царёв, как принцесса потягивая чай из чашки, при этом оттопырив мизинчик.

– Игнорируем. Какими судьбами тут?

– У меня здесь ювелиркой владеет друг старый, вот хочу Ким кольцо обручальное выбрать.

А я зависла на пару секунд, осознавая, почему Ким уже который день сбрасывает звонки своего парня и так старательно избегает его.

– Ну, вали тогда покупать.

– Тебе помощь не нужна?

– Неа, все равно уже домой.

– Хорошо. Кстати, жду в субботу у меня, ты обещала, – напоминает он о забытой уже трижды фотосессии, которую я ему действительно обещала. Только забыла.

– Помню, я приду.

– Все, малявка, респектуй. – И парень растворился так же неожиданно, как и появился.

– Какая же ты мразь, Громова! – Презрительно сказал он, с отвращением смотря на меня. – Пытаешься казаться такой идеальной и правильной, а сама ходишь на квартиру ко взрослым мужикам. Ты чертова эгоистка и лицемерка! – И поднимается со своего места, с ожиданием смотря в мои глаза.

– Можете повесить меня на моем ярлыке, только отъебитесь, бога ради. – Сказала, ни чуть не задетая его словами. Это же не правда, почему я должна обижаться? Тогда почему, блядь, мне так обидно? Мне плевать, что он назвал меня эгоисткой и лицемеркой. Мне плохо от того, что он считает, будто я сплю с кем-то. Трахаюсь с кем-то, пока он пытается ко мне подкатывать. Так вот какого ты обо мне мнения, Саша. Очень мило. – И кстати, – понеслось ему в спину, когда он уже ушел. – Это был Филипп Царёв, заочно приятно познакомиться! – На секунду он замер, превращаясь в огромную, напряженную скалу, а потом отмер и таки ушел.

Долбоебизм во всех его проявлениях.

Только, если бы я знала, что в ближайшем времени мне придется незаконно оказаться в его квартире, то я, возможно, так бы не говорила.

Все началось с того, что на следующий день в школе, как раз в день рождения одной из Донцовых.

В нашем классе есть традиция: в свой день рождения один из ребят выбирает себе «жертву», которая выполняет любое их задание.

И вот, похоже, пришла и моя очередь побыть их рабом.

– У Александра Андреевича есть фирменные трусы с логотипом Бэтмена, – кажется, я понимаю, к чему она клонит, и закатываю глаза настолько сильно, насколько позволяют глазные мышцы, – достань их мне, и мне плевать, как ты это сделаешь.

– Я знала, что ты с приветом, – улыбнулась я Ионе, поправляя лямку портфеля и в голове прикидывая, что делать дальше, – но не думала, что нюхать чужие трусы – то, что тебя возбуждает.

– Я не собиралась их нюхать! – вспыхивает она, вытягиваясь струной и сжимая кулачки.

– Тогда я просто не понимаю, зачем они тебе понадобились.

– Да, Беатрисушенька, что-то надо?

– Царёв, надо проникнуть в чужую квартиру.

– Неожиданно, а почему звонишь мне?

– Ну, а кто у нас профессионал по вламыванию в чужие квартиры?

– Звони лучше Ким, она в свое время через стены проходила – дверей с замком для нее не существовало.

– Спасибо.

– И я все равно не понимаю, зачем мы это делаем? – бурчит Саша, сидя на корточках перед дверью в квартиру учителя и ковыряясь в замке.

– Потому что они могут собраться кучкой и избить, и если против одной из них я могу что-то сделать, то против троих мне ставить нечего. – Отвечаю я, посматривая в лестничный пролет, чтобы наш «взлом с проникновением, за который, вообще-то, штраф нихуевый и исправительные работы охуенные!» не пошел “коту под яйца”.

– Да, но почему это делаю я? – негодует она под тихий щелчок, – один есть, осталось еще два. Хоспади, кто ж в наше время кроме старых бабок на сто замков закрывается? Дебилушко.

Честно, я никогда не думала, что окажусь в подобной ситуации: полностью в черной одежде, посреди ночи в чужом доме, взламывая дверь в чужую квартиру. Такого в моих планах явно не было, но что-то, очевидно, пошло не так. Только в какой момент? Когда в школу пришел учитель, или когда я сунулась в Пустоту в первый раз? А может, когда учитель поцеловал меня на спор в первый раз? Или когда зажал в школе?

Теперь уже так наверняка и не скажешь, но что-то определенно надо менять, потому что вся та херня, которая водится в моей жизни, мне определенно не нравится.

– Готово, дерзай, подруга. Только не наследи там нигде, я на улице в машине подожду, дверь просто захлопнешь и будто ничего и не было. – И Ким, приглашающе раскрыв пустоту и темноту квартиры, скрылась с лестничной клетки, оставляя меня наедине со своими терзаниями: идти, и получить вечное уважение от всех одноклассников, или не нарушать закона, оставаясь в глазах всех маленькой, ни на что не годной трусихой?

Темнота его квартиры манила: хотелось бы узнать, чем живет этот человек, что происходит в его квартире, ведь квартира – отражение человеческой души и его мыслей. Мне хотелось понять его, но.

Я в то же время не хотела знать, что творится в его голове. Меня это устраивало. Но.

Я запуталась окончательно. Мое «хочу» и «не хочу» смешались, и я не могу понять саму себя, куда уж мне лезть к нему в душу.

С другой же стороны – Ким старалась, открывала дверь.

Да херль ломаться. Вошла, взяла, что нужно, и вышла! Делов-то!

Делов-то и нет, но я продолжаю стоять перед открытой дверью его квартиры, старательно вглядываясь в пустоту, и нервно заламываю пальцы.

Все, Громова, взяла себя в руки и стащила трусы чертового учителя!

Бегунок на экране телефона скользнул вверх, активируя фонарик, и я, гонимая адреналином и жаждой приключений, скользнула внутрь, аккуратно прикрывая за собой дверь.

Первый косяк случился, когда эта самая дверь за моей спиной захлопнулась. Ким предупреждала о чем-то таком, но я не была готова, что такое и в самом деле произойдет, поэтому, когда она тихо хлопнула за моей спиной, я шарахнулась в сторону, врезаясь в стену и ощущая бьющееся между ушей сердце.

Но, как только поняла, что это всего-лишь дверь, даже облегченно выдохнула.

На разглядывание интерьера и оценку вкуса учителя времени не было, лишь на беглый осмотр комнат – где есть что, и спальня, как и комод с нижним бельем, нашлись в рекордно короткие сроки, поэтому когда заветное белье оказалось у меня в руках, а потом и в заднем кармане штанов, я воспрянула духом, намереваясь звонить Ким, чтобы она меня открыла, и мы свалили отсюда.

Но что-то снова пошло не так, ибо щелкнул дверной звонок, который был слышен даже здесь, в спальне.

Не помню, как я оказалась под кроватью. Не помню, как загнала себя под эту чрезвычайно низкую кровать и как вогнала себя в эту маленькую щелочку между ней и полом, но факт остается фактом: я лежала на полу, пыль с которого не стирали уже сотни лет, и прижимала к груди телефон, не имея возможности выключить фонарь.

– Сань, ты заебал как баба собираться! Меня Киса в клубе ждет, а ты «Мне надо переодеться!» – невидимый сопровождающий учителя скорчил смешной писклявый голос.

– Подождет твоя баба нас! – раздраженно откликается Александр Андреевич, открывая дверь в спальню и включая свет. Сердце у меня остановилось.

– Ты мою Кису не знаешь! За опоздание она не меня бить будет, а тебя, а моя малышка умеет убивать, ты ж знаешь, мы вместе с ней служили. – Игриво отвечает второй, шурша чем-то.

– Блядь, Кир, отъебись! – Хлопает дверца комода, и мимо меня скользят белые носки. – Ща, блядь, с балкона рубашку сниму и кеды красные свои достану и пойдем! – и он вышел на балкон, а я затравленно посмотрела на красные кеды, которые, кажется, смотрели на меня в ответ и ухмылялись, как бы говоря: «Ты попа-а-ала!»

Решение перебираться куда угодно отсюда пришло моментально, так что я, проскользив животом по паркету, на четвереньках переползла в кухню, где забилась в небольшую щель между холодильником и стеной. Боже, только бы не заметили!

– Слышь, Сань, а ты уверен, что живешь один? – удивляется его собеседник, входя на кухню, а я зажимаю рот и нос руками, снова ощущая сердце между ушей. – Ибо я уверен, что слышал чьи-то шаги!

– Это твоя профессиональная паранойя! – откликается мужчина, тоже появляясь на треклятой кухне.

– Согласен, – беспечно согласился второй парень, открывая холодильник, а я упираюсь дрожащими коленями в стену, чтобы хоть как-то успокоиться. – Ты мне лучше про малолетку свою расскажи! – И вот тут я вся превращаюсь в слух.

– Нечего про нее рассказывать, – обиженно бурчит парень, – бегает от меня, как черт от ладана. Я к ней и так, и эдак, а она все «Александр Андреевич!».

– Саня, ты дебил! – Полностью согласна! – Ты, полюбе, как всегда был как медведь – подошел, сотворил непонятную хуйню и думаешь, что она падет к тебе в ноги? Хуй там плавал, котик! Девушки, они как кошки – любить, гладить и кормить – вот идеальный подход к ним! – А мне нравится этот парень. Свалили бы они из квартиры и цены б им не было!

– Да все равно уже ниче не получится, что бы я не чувствовал к ней: она видела, как я другую училку из школы трахаю.

– Ну, ты взрослый мужик, у тебя физиология.

– Именно! – слишком громко восклицает учитель, – но как объяснить ей это?

– Вот так и объясни. – Уверена, незнакомый мне парень сейчас пожимает плечами. – Тем более, я вообще не понимаю, что ты в ней нашел? Она ж малолетка! Это, во-первых, 134УК РФ, а во-вторых, она ж еще не сформировавшееся дитё! И вообще, не удивительно, что девочка бегает от тебя! Ты пробовал с ней просто поговорить, а не зажимать по углам? Вот просто о погоде, природе и прочей ненужной хуйне, а не засовывать язык ей в рот? – Его прервал звонок телефона, а я задумалась: а ведь действительно, – мы ни разу не говорили, вечно происходит непонятная дребедень: то ругаемся, то по углам зажимаемся, и никакого разнообразия! Я его попросту не знаю, а от того и не доверяю вообще! – Да, Кис? Да-да, я урод. Да Саня, как целка на первое свидание тут собирался! Все, малыш, едем!

И они в рекордные сроки свернулись и ушли из квартиры, громко хлопнув дверью.

– Ким, забери меня нахуй отсюда.

– Ты знаешь, что у тебя в квартире точно кто-то был?

– Да.

========== 20. “На финишной прямой” ==========

В полупустой класс я входила как победитель. Как человек, который сделал своё дело и преуспел в нём. И именно с таким видом я и кинула трусы учителя прямо Ионе в лицо.

– Лови, извращенка, и больше не приставай ко мне со своими фетишистскими наклонностями. – Брезгливо подёрнула я плечами, представляя, что она будет делать с ними, даже чистыми. Куда катится этот мир?

– Но-но, Громова, – Люба кончиком ручки снимает нижнее белье учителя с головы крашенной блондинки и засовывает его к себе в сумку. Вот это новости! – Это ещё не конец твоего задания! – и она ехидно смотрит на Александра Андреевича, что только что появился в классе и сейчас вольготно развалился на своем стуле, закинув ноги на стол. – Ты должна намекнуть учителю, что была в его доме. Вперёд! Выполнишь это и можешь быть свободна!

Как в замедленной съёмке наблюдала за тем, как её улыбка буквально на секунду превратилась в мстительный оскал, а потом она вновь стала милой и доброжелательной няшкой-зайкой.

Вдохнув полной грудью, собрала все свои силы, остатки самообладания и гордости и дошла до учительского стола, где и замерла с открытым ртом статуей самой себе.

Учитель не отрывал взгляда от глянцевого журнала с дорогими машинами, и сразу было видно – интересно человеку! Чего его отрывать-то от занятия столь увлекательного? И я уже собиралась развернуться и принять наказание, которым, скорее всего, будет групповое избиение со стороны этих идиоток, как учитель резко вскинул голову, заглядывая прямо в глаза испуганной мне:

– Чего тебе, Громова? – И сказал это так требовательно, будто он – большой Босс, а я отвлекаю его от важных дел всякой ерундой. Ответила я первое, что пришло в голову:

– Ты такой милый, когда спишь!

– Откуда ты знаешь? – подозрительно спросил учитель. Я же в шоке от самой себя стояла, хлопала глазами и придумывала разные способы выпутаться из сложившейся ситуации. Нда-а, не комильфо.

– У тебя было окно открыто, я подсмотрела! – выпалила на одном дыхании ему прямо в лицо, чувствуя, как щёки начинают гореть от стыда.

– Но я живу на девятом этаже? – возмутился учитель, но я то слышала эти удивленные и шоковые нотки в его голосе.

– Было сложно, – не стала отрицать очевидного я, посмотрев-таки ему в глаза.

Пару секунд зрительного контакта, и я срываюсь в забег на длительную дистанцию с низкого старта, оставив все принадлежности и вещи в классе.

Такой униженной я себя никогда не чувствовала! Даже когда Инесса при отце открыто била и издевалась, называя никчемной, даже когда меня запирали в тёмном подвале и я орала фальцетом не было такого ощущения, будто меня втоптали в грязь. Конкретно так втоптали. Основательно, я бы даже сказала.

Но ничего уже не изменить, поэтому я, закрыв за собой тяжёлую дверь на заснеженную крышу, но подложив специальную резиновую хрень, чтобы она не захлопнулась, вдохнула холодный воздух полной грудью, тут же набирая в ладони снега и прикладывая к огнём горящим щекам.

Полегчало не то, чтобы сильно, но голову остудило точно, так что я, игнорируя всего лишь свитер на голое тело и только-только сошедшую простуду, плюхнулась спиной в особо заснеженный участок, закрывая глаза и ловя лицом снежинки.

Двадцать девятое декабря было воистину тихим и непередаваемо красивым днём, если бы не одно «но» в виде завалившегося на ту же крышу учителя.

В начале я думала, что он и не увидит меня в силу моей «маскировки» в виде белого свитера, но тёмные джинсы выдавали меня с головой, поэтому, как только его взгляд зацепился за не вписывающийся в общий пейзаж кусочек, учитель, аки атомный ледокол в Северном Ледовитом океане, двинулся ко мне, не особо заботясь о всего лишь чёрной майке на своих плечах. И вид у него был, хочу отметить, довольно угрожающий.

Но я лишь откинулась обратно в снег, направляя пустой взгляд в серое небо, полностью закрашенное облаками.

– Громова, черт тебя дери, это что сейчас было! – Прорычал он, ставя ноги с двух сторон от моей грудной клетки и нависая всем своим немаленьким ростом.

– Вы это о чём? – спросила я, надеясь, что смогу скосить «под дурочку», и он подумает, что всё, что произошло пару минут назад, ему привиделось. В этом случае я смогу всё спихнуть на нервный криз, но нет, учитель, как бы прискорбно это ни было, был полностью здоров и в своем уме:

– Ты заебала, Громова! – Он плюхнулся на колени, усевшись задом мне прямо на живот и зажал обе мои руки в одной своей задирая их над головой. – Ты меня непередаваемо крепко заебала! Ни одна баба в моей жизни не могла позволить себе подобного дерьма в отношении меня: то калечишь, то целуешь, то творишь непонятную хуйню, которую мне потом расхлёбывать! Это я тебе ещё не припомнил, как ты меня в том переулке по самому дорогому приложила. А сейчас мы поговорим, Беатриса! – вздрогнула от своего имени в его исполнении. Непривычно и приятно. – Серьезно поговорим! Но сначала уйдем с этой крыши, потому что я ну охереть как замерз!

И учитель резко встал с меня, утягивая и моё не сопротивляющееся тело за собой в вертикальное положение.

Но только когда мы подошли к двери, я начала истерически хихикать, а когда Саша подергал ручку двери и та, будто ему в насмешку, не открылась, я вообще в голос заржала.

Дело в том, что эта дверь со специальным замком, который можно открыть только изнутри, а вот снаружи сколько ручку не дербань – ничего не выйдет. Хорошо хоть я знала, что Мила, помня мою любовь к холоду, но слабое здоровье, к концу шестого урока придёт меня забрать. Только до этого «конца шестого урока» на морозе в минус тридцать нам придётся высидеть четыре часа. Может, меньше. Но факт остается фактом.

Почему я умолчала, что за нами придут, когда учитель начал буквально волосы на себе рвать, коря себя за тупость, я не знала. Мне просто хотелось посмотреть на него в этой ситуации: как себя поведёт, что сделает, что скажет.