Текст книги "Ангел"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
12
Еще долго после ухода обеих женщин Джонни чувствовал полную растерянность из-за своей необычной реакции на появление Рози. Она абсолютно лишила его душевного равновесия. Возненавидев ее с первого взгляда, сейчас он был более чем поражен этим неожиданным поворотом на 180 градусов. Растревоженный, не понимая себя, он лежал в пижаме поверх одеяла на кровати, пытаясь разобраться, что же такое с ним происходит.
Размышления прервал резкий звонок телефона. Сняв трубку, он взглянул на часы, стоявшие на тумбочке у кровати, недоумевая, кто бы это мог быть. Стрелки показывали начало двенадцатого. Звонивший должен принадлежать к людям его ближайшего окружения, так как только немногим известен этот номер.
Тем не менее в его голосе слышалась неуверенность, когда он произнес:
– Алло?
– Как живешь, Джонни? – грубовато спросил его кто-то сиплым голосом.
– Дядя Вито! Бог мой, почему ты не спишь так поздно? В Нью-Йорке уже начало третьего.
– Ага. Я что, позвонил в неудачное время, малыш? Ты там чем-то занят?
– Нет, я один,– фыркнул Джонни.
– Жаль.– Старик вздохнул.– Я тебе чего всегда говорю? Найди себе приличную девушку, итальянку, женись на ней, нарожайте кучу симпатичных бамбино и заживете лучше некуда. Ты почему не делаешь, как я тебе говорю, Джонни?
– Скоро сделаю, дядя Вито, скоро!
– Обещаешь?
– Да, обещаю.
– Я тут был на острове. На семейном обеде. Ты знаешь, как всегда, в четверг. В общем Главный, он передает тебе привет. Ты его любимчик, не забывай об этом. Он нас ждет на День Благодарения. Ты не забыл наш уговор, Джонни?
– Конечно, нет. Разве я когда-нибудь пропускал семейные встречи? Я бы никогда не подвел тебя. Или Главного. Слушай, а откуда ты звонишь?
– Не волнуйся, я оплачу разговор.
– Пожалуйста, иди домой и ложись спать. Тебе ничего не нужно? С тобой все в порядке?
– Все отлично, малыш. Лучше не бывает.
Далеко в Нью-Йорке, стоя на обочине дороги и слегка поеживаясь от холодного ночного ветра, Вито Кармелло рассмеялся:
– У других тут вокруг так здорово не получается, Джонни. У них слишком длинные языки – много трепятся. Плохо дело... Плохо для бизнеса, capisce[7]7
Понимаешь (ит.).
[Закрыть]?
– Да,– ответил Джонни и тоже рассмеялся.– А теперь сделай одолжение, иди домой и ложись. Увидимся на следующей неделе. Я приеду поздно вечером в среду.
– И где же ты остановишься?
– В «Уолдорфе».
Издалека донесся хохот Вито.
– Спокойной ночи, Джонни.
– Спокойной ночи, дядя Вито.
Джонни углубился в размышления. Вито было под восемьдесят, точнее, семьдесят девять, и он был уже слишком стар для прежних занятий. Пришло время уйти от дел. Но старик был упрям и никогда бы его не послушал. И не взял бы у него денег. «Мне денег не нужно, малыш. У меня их полно. Больше, чем я могу потратить. Прибереги их себе на черный день»,– ворчал он всякий раз, когда Джонни предлагал ему свою помощь.
Его дядя был гордым сицилийцем, глубоко преданным своему старому гамба – корешу Сальваторе Рудольфо – Главному, как многие его называли, и поэтому он не хотел оставить дело. «Не раньше, чем Дон передаст другому свою власть,– всегда твердил Вито.– Когда он бросит дела, тогда и я. Мы вместе начинали, вместе и закончим».
Так и получилось, что Вито Кармелло до сих пор, впрочем, как и всю свою сознательную жизнь, был капореджиме – капитаном в организации Рудольфо.
Вито и Сальваторе дружили с детства. Оба были из Палермо. И когда их семьи вместе приплыли на пароходе со «старой родины», мальчикам было по восемь лет. Шел 1920 год. Обе семьи обосновались в одном и том же квартале нижнего Манхэттена, по возможности ближе друг к другу, как на Сицилии.
Джонни много раз слышал от своего дяди рассказы о том давнем времени, когда семьи Кармелло и Рудольфо приехали в огромный город под названием Нью-Йорк.
Новым иммигрантам приходилось нелегко, и очень скоро родители мальчиков обнаружили, что здесь они не стали ни богаче, ни счастливее, чем были в Палермо, и часто им хотелось вернуться обратно на родину.
Нередко бывало, особенно на вечеринках, что Гвидо Кармелло и Анжело Рудольфо обменивались сочувственными замечаниями и недоумевали, почему им пришла в голову дурацкая мысль переехать в Америку, эту «страну изобилия, где улицы вымощены золотом». Золотых тротуаров здесь вообще не было, а «изобилие», о котором они столько наслышались, если и было, то не для них. Они оба, Гвидо и Анжело, выросли вместе и были лучшими друзьями. Оба усердно работали в столярной мастерской, но жизнь не становилась легче. Большей частью это была борьба за то, чтобы уплатить за жилье и прокормить свои семьи.
Но их детям нравился город. Освоившись с английским языком, они сделали улицы Манхэттена своим домом, полюбили их шумную, возбуждающую суету, так не похожую на сонное спокойствие Палермо. Школа им была скучна. Однако улицы сулили бесчисленные захватывающие приключения, а иногда и случайные легкие деньги.
К тому времени когда мальчикам исполнилось по тринадцать лет, они образовали свою уличную банду, боргата, как ее называли по-итальянски. Основать банду было идеей Сальваторе. Из них двоих он был сильнее, жестче, смышленнее и был прирожденным лидером. Их бизнесом стали мелкие преступления. Они процветали, грабя киоски уличных торговцев, чердаки фабричных складов, совершая разнообразные кражи, даже обчищая карманы пьяниц. И кроме того, подрабатывая на побегушках у местных мафиози. Частенько им удавалось принести домой гораздо больше денег, чем их честным и трудолюбивым отцам.
Со временем благодаря своей сообразительности и напористости Сальваторе дорос от главаря подростковой банды до младшего члена мафиозного клана. Ему оказывал покровительство один из капо, сумевший оценить по достоинству природные «таланты» молодого сицилийца – его проницательность, стальные нервы и грубую силу. Сальваторе потянул за собой Вито, всячески восхваляя его перед капо и тем самым обеспечивая своему дружку местечко в «семье». Прошло совсем немного времени, и Сальваторе несмотря на свою молодость получил более высокое место в организации, став официально признанным членом мафии. Того же удостоился и Вито.
Постепенно Сальваторе Рудольфо приобрел репутацию хитрого и расчетливого молодого гангстера, с которым следовало считаться. Он высоко метил. Сальваторе был не только прекрасным уличным стратегом, он также обладал блестящей деловой хваткой, пугающей жестокостью и инстинктивной готовностью к предательству. Плюс к тому у него было редкое свойство внушать другим непоколебимую преданность себе. Кроме Вито он собрал вокруг себя группу надежных, верных ему людей – гамбату. Они готовы были выполнить любое его приказание, даже убить. Что и случалось не так уж редко.
Подошло время, когда Сальваторе, движимый алчностью, честолюбием и жаждой власти, попытался выйти из прежнего клана и вместе со своим ближайшим помощником Вито создать собственную Организацию.
Успех их попытки объяснялся не чем иным, как правильно выбранным моментом и удачей. Раскол произошел в 1930 году, когда им было по восемнадцать лет. В среде нью-йоркской мафии в это время создалась необычная и очень благоприятная для их планов ситуация.
Целая группа чувствующих свою нарастающую силу молодых бунтовщиков, недовольных правлением прежних донов, которых они насмешливо прозвали «усачами», подняла мятеж против отсталых и старомодных главарей.
В 1931 году, когда переворот успешно завершился, большинство престарелых донов были убиты или оказались отброшенными в сторону. Стиль управления Организацией, привезенный из Старого Света, был забыт, зародилась новая американская Мафия, какой она и остается по сей день. Тогда же возник и клан Рудольфо. Поскольку Сальваторе и Вито много сделали для успеха путча молодых, бунтовщики, теперь бывшие у власти, благосклонно позволили им осуществить и их собственные планы, или точнее, планы Сальваторе.
Семья Рудольфо быстро росла и набирала силу и через несколько лет стала самой влиятельной в «достопочтенном» Содружестве Мафии, известном под названием «Ла коза ностра», что означает «Наше дело». Сальваторе стал главарем, боссом, его брат Чарли – заместителем босса, двоюродный брат Энтони – консильере, или советником, а Вито – капитаном и ближайшим доверенным лицом Сальваторе.
В детстве Джонни Фортьюн точно не знал, чем занимается его дядя Вито. Ему только было известно, что тот занят в семейном бизнесе вместе с братьями Сальваторе, Чарли и Тони. И только повзрослев, он стал понимать, что эти его «дяди» – гангстеры и члены банды. Но, поскольку он вырос в чисто итальянской среде, где быть мафиози считалось обычным делом, подобное открытие его не слишком удивило. Он очень мало знал о том, что происходит в этом замкнутом мире, где об амичи, людях из «почтенного общества», говорили с благоговейным уважением. Или со страхом.
По неписанным законам мафии дома дела не обсуждались, поэтому он ничего не знал о повседневной работе дяди Вито, да и не очень этим интересовался. Единственно важным было для него то, что эти четверо любят его, защищают и следят, чтобы он не испытывал нужды в самом необходимом.
Каждый раз, когда Вито были нужны деньги на новую одежду или туфли для Джонни, на врача, дантиста, уроки музыки или развлечения, он неизменно получал их от Сальваторе. И хотя квартирка на Малберри-стрит была тесной и мрачной, Джонни был там окружен заботой, его хорошо кормили и одевали.
Именно дядя Сальваторе первым заметил талант Джонни, сказал, что тот поет, как ангел, и подарил ему пятидолларовую бумажку. Когда Джонни начал карьеру профессионального певца, Сальваторе купил ему его первый смокинг и в дальнейшем следил, чтобы у него были регулярные контракты с ближайшими ночными клубами, принадлежавшими его друзьям.
С этих пор Сальваторе Рудольфо, считая красивого и талантливого племянника Вито своим протеже, окружил его ненавязчивым вниманием.
Хотя Джонни вырос под сенью сицилийской мафии Нью-Йорка, он никогда не принадлежал к ней и не имел такого желания. Музыка была его жизнью. Это очень радовало дядю Вито и дядю Сальваторе, они подбадривали его и помогали в карьере, одновременно стараясь держать его на достаточном расстоянии от себя, чтобы не бросить на него тень.
Насколько им было известно, никто не знал о тесной родственной связи Джонни с ними, а именно к этому они и стремились. Ничто не должно было запятнать его имя – пока что им это удавалось.
Сальваторе ничего не просил у Джонни за свое многолетнее покровительство. Но раз в год на День Благодарения тот должен был присутствовать на праздничном обеде. В этот день его ожидали в доме дяди Сальваторе на острове Стейтен. Вечером в разгар празднования он должен был пропеть несколько его любимых песен. Это происходило очень естественно, как бы случайно, и все веселились от души.
Размышляя об обеде, Джонни подумал, что захочет послушать в этот раз дядя Сальваторе. Разумеется, старые любимые «О соле мио» и «Вернись в Сорренто». Но Джонни понимал, что нужно выбрать еще что-нибудь из современных популярных песен, пользующихся успехом у младших членов семьи. Он должен понравиться не только Главному, но и его окружению, на полчаса завладев их вниманием.
С теплотой вспомнив о Сальваторе, Джонни про себя улыбнулся. Их связывали особые отношения. Никогда не проявляясь в словах, они, возможно, существовали с тех пор, когда Джонни был малышом в коротких штанишках. Он относился к Сальваторе с любовью и почтением, и иногда испытывал к нему большую привязанность, чем к своему родному дяде Вито. И хотя определение «крестный отец» крайне редко употреблялось в среде мафиози, Джонни именно так думал о Сальваторе, который в самом деле был его крестным отцом. Джонни считал его по-своему великим человеком, а та мысль, что Сальваторе был властелином огромной преступной империи, не говоря уж о титуле «капо ди тутти капи» всех мафиозных кланов Восточного побережья, никогда не приходила ему в голову. Сальваторе Рудольфо был просто его дядя, которому он был многим обязан.
Немного погодя Джонни взглянул на часы и слегка вздохнул. Затем взял пульт дистанционного управления, выключил телевизор, который вот уже около получаса работал с отключенным звуком, и скользнул под простыню, намереваясь поскорее заснуть.
Но в эту ночь сон не шел к нему.
Джонни Фортьюн долго лежал в темноте. Мысли его, оставив Сальваторе и Вито, устремились к Розалинде Мадиган. Оказалось, что он не может выбросить ее из головы.
Сейчас, мысленно представив ее лицо, он вдруг почувствовал необыкновенную внутреннюю легкость, освобождение от всех своих нескончаемых забот. Внезапно его захлестнула какая-то теплая волна, и он испытал чувство такого всеобъемлющего счастья, что у него перехватило дыхание.
Это было поразительно. Он, едва ли хоть раз испытавший это чувство за всю свою жизнь, был по-настоящему счастлив, и все благодаря ей. Джонни казалось это чудом.
Он ничего не знал о ней: замужем она или нет, а может, разведена. Это не имело значения. Розалинда Мадиган была первой женщиной, единственной женщиной, пробудившей в нем это чувство – чувство, с которым не хотелось расставаться. Эта мысль долго витала в его сознании, пока наконец он не задремал.
Я надеюсь, что увижу ее снова.
Я хочу увидеть ее снова.
Я должен увидеть ее снова.
Я увижу ее снова.
13
– Ну-ка признавайся, голубушка, что же такое ты с ним сделала, чтобы превратить его в кроткую овечку?
– Что ты имеешь в виду? – ответила Рози, несколько повысив голос, глядя на Нелл в тускло освещенной прихожей.
Нелл засмеялась, взяла Рози за руку и. повела ее в гостиную номера, который они снимали в отеле «Риджент Беверли Уилшир».
– Ты прекрасно знаешь, моя дорогая, что я имею в виду, так что не притворяйся. Когда я в первый раз пошла позвонить, Джонни вел себя так, как будто тебя в комнате вовсе не было. Или, еще того хуже, будто ты была его злейшим врагом,– выбирай, что тебе больше нравится. Потом я возвращаюсь и вижу, что он стал приветливей. По крайней мере исчезло кислое выражение лица. А когда я вернулась во второй раз, то обнаружила вас мило беседующими на диване в библиотеке. Мало того, он, можно сказать, ел у тебя с руки. Разве что хвостом не вилял. Так что давай-ка рассказывай. Что-то тут не так: с нашим «бельканто-менестрелем» произошла прямо-таки умопомрачительная перемена.
Рози натянуто улыбнулась, высвободила руку и быстро проговорила:
– Ничего особенного не произошло. Мы просто побеседовали о его старинном серебре. А ты пристаешь ко мне с вопросами, потому что сама оказалась в щекотливом положении. Я говорю о ваших отношениях с Кевином, ты ведь не сказала мне об этом. Теперь твоя очередь, Нелл. Ну-ка, признавайся, когда у тебя все началось с моим братом?
Нелл бросила на спинку стула свою шерстяную накидку и, не отвечая, прошла к телефону. Обернувшись к Рози, она спросила:
– А не попить ли нам чайку перед сном?
– Прекрасная мысль, с удовольствием,– кивнула Рози.
Нелл набрала номер и, заказав чай, устроилась на диване. Потом глубоко вздохнула.
– Мы не собирались скрывать это от тебя, честное слово! Как раз это мы с Кевином обсуждали вечером накануне моего отъезда.– Она пожала плечами и покачала головой.– Вообще-то мы никому об этом не говорили. И я даже сама не знаю почему... Хотя нет, не совсем так. Этот коп, друг Кевина, Нил О'Коннор знает про нас, но он единственный.
Рози тоже сбросила пальто и, подсев на диван к Нелл, негромко сказала:
– Нелл, дорогая, я вовсе не сержусь на тебя. И совсем не расстроена этой новостью, ни капельки. Наоборот, я безумна рада, что ты встречаешься с Кевином.– Она улыбнулась и нежно погладила руку Нелл.– У вас это серьезно?
Нелл посмотрела на Рози долгим взглядом. Наконец мягкая улыбка появилась на ее губах.
– Я не знаю... Может быть, поэтому мы и не говорили тебе, Гэвину или кому-нибудь еще. Возможно, нам просто не хотелось копаться в наших чувствах, анализировать их. И, пожалуй, самое главное, мы опасались давления на нас.
Рози изумленно взглянула на нее.
– О Боже, Нелл! Я бы никогда не стала давить на тебя или Кевина! Выбрось это из головы раз и навсегда. Я, наверное, сую нос не в свое дело, но я люблю тебя и люблю своего брата. И, конечно, это было бы просто замечательно, если бы между вами возникло что-то прочное. Но, разумеется, это не мое дело.
– Я тебя ни в чем не упрекаю, просто хочу объяснить. Мы ведь последнее время редко виделись с тобой и с Гэвином...
Не закончив фразы, Нелл отвернулась и посмотрела в окно. Потом опять перевела взгляд на Рози и добавила:
– Нет, это, конечно, глупости, что мы редко виделись. Разумеется, мы встречались с вами, хотя бы на съемках. Кевин, правда, приезжал только однажды, но я постоянно ездила туда и обратно все это время. И я должна была тебе сказать. Но я не сказала, потому что... Ну, потому что я не хотела чувствовать себя связанной, наверное, так. И, я уверена, Кевин ощущал то же самое. Мы хотели, чтобы это было только нашим личным делом, а не темой для публичного обсуждения.
– Понимаю,– сказала Рози, сжимая ей руку.
– О, я надеюсь, что ты понимаешь, моя милая. Я не скрывала это от тебя. Мы не скрывали. Как я тебе уже сказала, мы даже не касались этой темы до недавнего вечера.– Нелл кашлянула и уже спокойно продолжала: – Я обожаю Кевина. Он для меня – лучший в мире. Мы с ним большие друзья и прекрасно понимаем друг друга. В сексуальном плане тоже все великолепно. Вот такие дела.
– Не нужно ничего объяснять. Я просто очень рада, что вы можете дать друг другу немного тепла и счастья.
– Я тоже рада. Я по-настоящему люблю его, хотя и не собираюсь за него замуж.
Рози помолчала, переваривая последнее замечание, затем спросила:
– А Кевин хочет на тебе жениться?
– Не думаю,– пожала плечами Нелл и недовольно поморщилась.– Вообще-то я не знаю. Он никогда не заговаривал о женитьбе. И я тоже. Думаю, эта мысль нам просто не приходила в голову. Он весь в своей работе, у меня тоже хватает дел с фирмой.
– Когда же это случилось? Я хочу сказать, когда вы начали встречаться?
– Примерно год назад. Когда Гэвин был в Нью-Йорке, перед тем как лететь в Лондон на начало переговоров по «Делателю королей». Помнишь, я тебе рассказывала по телефону, что мы втроем обедали в «Кэрлайл-отеле»? Кевин проводил меня домой. Я пригласила его зайти выпить рюмочку напоследок. И вдруг – бах! Мы оказались в жарких объятиях друг друга.
– Как замечательно! – сказала Рози.– Я хочу дать тебе маленький совет. Живи пока живется, и не думай о последствиях. Теперь это мой девиз.
– Неужели?– удивленно вскинула брови Нелл.– Так-так. Это для меня самая большая неожиданность за сегодняшний вечер, если не считать сверхъестественного превращения Джонни. Кстати, все-таки объясни мне, как же это тебе удалось попасть в точку с его серебром?
Рози улыбнулась.
– Я была совершенно убита его поведением и уже собиралась идти тебя разыскивать, чтобы сказать, что возвращаюсь в отель. Но почему-то вместо того, чтобы вежливо откланяться, я вдруг начала делать ему комплименты по поводу ваз для десерта. Работы Пола Сторра, ты знаешь.
– Ах вот оно что! Ну, теперь все понятно. Лучшей темы для разговора ты не могла выбрать. Эти вазы – предмет его наибольшей гордости и восхищения. Ему подыскали их его лондонские друзья, братья Реймейкерсы, и когда он их увидел, то буквально взлетел в небо баллистической ракетой.
– Меня удивило, что он так много знает о старинном серебре. Разве не странно?
– Да. Отчасти странно. Он мальчиком из бедной семьи жил где-то в Бруклине или Бронксе. Конечно, и речи не могло быть о каком-то глубоком образовании, кроме музыкального, он очень мало соприкасался с миром искусства и антиквариата. Всю жизнь ему приходилось карабкаться по ступенькам лестницы шоу-бизнеса, и он просто не мог себе позволить заниматься чем-то еще. Все время нужно было вертеться. Но постепенно у него выработался неплохой вкус и, по-видимому, серьезный интерес к антикварному серебру. Похоже, последнее время он много об этом читал, и в нем появилась подлинная любовь к старине, свойственная настоящим коллекционерам.
Рози кивнула, потом подошла к окну и остановилась. Перед ней открывался вид на Родео Драйв, уже сверкающую рождественскими огнями и украшениями, хотя был еще только ноябрь. Мысли ее были устремлены к Джонни.
– У него кто-нибудь есть? – неожиданно для себя самой спросила она.
– Насколько мне известно, нет,– ответила Нелл, с интересом поглядывая на Рози.– Я просто уверена, что нет.
В этот момент раздался стук в дверь, и Нелл пошла впустить официанта с подносом в руках.
Когда они опять остались вдвоем, Нелл, разливая по чашкам чай, продолжила:
– В его жизни никогда не было серьезного увлечения, насколько я могу судить об этом. По крайней мере в последние годы, при мне, точно не было. Конечно, бывали всякие там танцовщицы, сумасшедшие поклонницы или просто девки. Но это все так – на одну ночь.
– А как ты думаешь, почему он... почему он никогда не был женат?
Нелл пожала плечами.
– Это одному богу известно. Садись-ка, попьем чаю. Не берусь даже гадать, почему он не женат и почему у него не было длительных связей. Я сейчас припоминаю некоторые слухи о нескольких его романах. Но это все было несерьезно.– Сделав несколько глотков, Нелл продолжала слегка удивленно: – Мне сейчас пришло в голову, может, он просто никогда не любил? Возможно, в этом все дело.
– Может быть.– Немного помолчав, Рози спросила: – Что же он на самом деле за человек?
Брови Нелл взлетели вверх, и она испытующе посмотрела на Рози.
– Если честно, я сама не очень его понимаю. Он никого не подпускает к себе слишком близко, держит на расстоянии, по крайней мере в том, что касается личной жизни.
– Но, мне кажется, тебе он полностью доверяет.
– Да, на деловом уровне. Как ты, наверное, заметила, он постоянно печется о своей карьере, а я, очевидно, вселяю в него уверенность. Надо сказать, он вообще очень беспокойный человек, у него это как хроническая болезнь – переживает по любому поводу, терзается сомнениями. Но вообще-то он славный парень, всегда был добр и внимателен ко мне. Конечно, немного самовлюблен и эгоистичен, но на то он и поп-звезда. Ты лучше меня знаешь, какими чокнутыми могут быть артисты.
– Но только не Гэвин! – воскликнула Рози.
– Разумеется, не Гэвин, но он лишь исключение из правил. Однако вернемся к Джонни. Он очень порядочный человек и добрый, как я тебе уже сказала. Но все же...
– Все же что? Нелл вздохнула.
– Я и сама толком не знаю. В нем есть что-то... в чем и не могу до конца разобраться, какая-то отчужденность, даже таинственность. Представь, он избегает говорить о своей семье.
– А у него есть семья?
– Есть где-то дядя, совсем старик. Кажется, во Флориде. А тетя умерла. Вот эти дядя и тетя его и воспитывали. А мама его, он как-то рассказывал, умерла, когда он был совсем ребенком. Братьев и сестер у него нет. Фактически и семьи-то нет – один дядя. У него, вероятно, было одинокое безрадостное детство, проведенное в нищете. Хотя, я полагаю, дела его дяди потом пошли неплохо. Подробности он мне не рассказывал: Джонни не любитель пооткровенничать с кем бы то ни было. Ну а я никогда не задавала лишних вопросов. Наверное, потому что он всегда такой скрытный в отношении своей личной жизни и своего прошлого. Друзей у него немного – живет сам по себе.
– Он мне нравится, Нелл.
– А я знаю.
– Неужели?
– Точно.
– Почему?
Нелл рассмеялась.
– Потому что ни к одному из мужчин, с которыми я тебя знакомила раньше, ты не проявляла такого интереса. И этот допрос, который ты мне учинила, определенно говорит о твоих чувствах. Я думаю, он тебя заинтриговал,– Нелл улыбнулась подруге,– и должна признаться, я просто в восторге, что ты кем-то увлечена.
– Я не увлечена им,– вспыхнула Рози.
Нелл расхохоталась.
– Конечно же, да, Рози, не пытайся этого отрицать. И я тебе скажу больше: Джонни Фортьюн увлечен тобой.
– Не смеши!
– Ты всегда так говоришь, когда я попадаю в точку. И это вовсе не смешно. Знаешь что? – Нелл внимательно посмотрела на Рози вдруг повеселевшими озорными глазами.
– Нет, не знаю,– пробормотала Рози.
– Я вам устрою свидание.
– Нет, нет, Нелл, пожалуйста, не надо! – выкрикнула Рози, испуганно глядя на подругу.
– Нет, я эта сделаю! – решительно настаивала Нелл.– И я устрою это свидание сразу после Дня Благодарения. Ты помнишь, он нам говорил, что в это время будет в Нью-Йорке: приедет по делам и чтобы побывать на праздничном обеде у своего дяди. По-моему, отличная идея, просто блестящая, хоть это и похвала в собственный адрес. Встретимся вчетвером: я и Кевин, ты и Джонни. Будет чудесно.
– В этот день я улетаю в Париж,– объявила Рози.
– Так поменяй рейс, лети в субботу. Не отказывайся, Рози! – умоляла Нелл.
– Я не могу лететь другим рейсом. Я и так слишком долго отсутствовала. Сегодня я разговаривала с Ивонн – Колли опять плохо себя чувствует. Мне нужно вернуться. И не только из-за Колли. В Монфлери еще столько нужно сделать к Рождеству.
– Опять ты со своим Монфлери! – в отчаянии воскликнула Нелл и, хотя ей не хотелось огорчать подругу, не удержавшись, добавила: – Черт возьми! И как это я сдуру поверила, что тебе может понравиться мужчина. Ты же влюблена в этот проклятый дом!
Рози в изумлении взглянула на нее.
– Не глупи, Нелл. Ты несешь абсолютную чушь. Я не влюблена в свой дом. Это настолько абсурдно, что мне нечего сказать. Но я действительно люблю Колли, Лизетт и Ивонн. И они меня любят и ждут. Я им уже обещала и не могу их подвести.
Нелл с помрачневшим лицом молча пила чай. Внутри у нее все кипело. Бывали моменты, когда Рози просто выводила ее из себя. Особенно когда она ставила обитателей Монфлери на первое место, часто пренебрегая своими интересами ради их блага. Во многих отношениях Рози была слишком добра, и Нелл казалось, что ее семья, эти французы, частенько злоупотребляют ее добротой.
Рози сказала:
– Давай не будем ссориться, пожалуйста. В последние дни мы так мало бываем вместе, и мне так не хватает тебя. Меньше всего мне бы хотелось ругаться с тобой сейчас, Нелл. Ты же моя лучшая подруга, я люблю тебя.
Нелл молча посмотрела на нее, кивнула и слабо улыбнулась в знак примирения. Затем, ни слова не говоря, встала и прошла в спальню.
Рози проводила ее взглядом, сожалея, что упомянула имя Джонни Фортьюна. Она уже собиралась последовать за Нелл в спальню, чтобы окончательно помириться, как вдруг Нелл сама появилась в дверях с магнитофонной кассетой в руках. Все так же молча она подошла к дивану и отдала ее Рози.
Это оказалась запись последней, только что вышедшей, но успевшей стать популярной пластинки Джонни под названием «Любимые мелодии Фортьюна». На передней крышке кассеты красовалась его цветная фотография. Несомненно, он был очень привлекателен. Задержав на мгновение взгляд на его выразительном лице, Рози подняла голову и вопросительно посмотрела на Нелл.
Та сказала:
– Джонни красивый, талантливый, богатый и в сущности очень порядочный человек. Можно сказать, находка. Так что послушай меня внимательно. Я убеждена, что он заинтересовался тобой, Рози, потому что я видела, как он себя вел, когда мы пили кофе. Он никогда таким не был.
– Каким «таким»?
– Во-первых, он ловил каждое твое слово и чуть ли не мурлыкал. Во-вторых, он с тебя глаз не сводил. И не хотел нас отпускать, когда мы собрались уходить. Могу спорить, если бы не мое присутствие, он бы проявил свои намерения откровеннее. Да он бы просто попытался соблазнить тебя.
– О боже, ну и воображение у тебя!
– Я знаю, что говорю! – с жаром ответила Нелл.– Ну почему не попробовать? Разреши мне устроить обед, или хотя бы ленч, до твоего отъезда. Для нас четверых, сразу после Дня Благодарения.
– Я не могу, Нелл. В самом деле не могу. Для Колли это было бы таким разочарованием. Она не может дождаться, когда я приеду. Я и без того слишком долго отсутствовала из-за фильма. И этот приезд в Штаты еще задержал мое возвращение.
«Она боится,– подумала Нелл.– Боится увлечься из-за той прошлой своей неудачи. В этом все дело. Она прячется в этом нелепом доме в Монфлери, потому что там чувствует себя в безопасности. Но это совсем не так. Там как раз самое опасное для нее место в мире. Пока еще не поздно, я должна убедить ее оставить этот дом раз и навсегда. Пока не случилось чего-нибудь ужасного».
