Текст книги "Ангел"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
37
Свет солнечного утра потоками устремлялся в комнату через огромные зеркальные стекла окон. Он многократно отражался от абсолютно белых стен, мебели из стекла и полированного металла и коллекции хрустальных, мраморных и металлических фигур, расставленных на стеклянной этажерке с никелированными стойками.
Все в громадной столовой квартиры, которую снимал Гэвин в небоскребе «Трамп Тауэр», сияло и сверкало; и его уже начинал раздражать этот назойливый ослепительный свет.
Резко встав с кресла, он подошел к необъятным оконным проемам в дальнем конце комнаты, намереваясь опустить жалюзи. Однако не сделал этого. Остановившись перед окном, он несколько мгновений с почтительным благоговением смотрел на открывшуюся перед ним панораму Манхэттена, потрясенный необычайным зрелищем, от которого просто захватывало дух. Он знал, что нигде в мире нет ничего подобного. Архитектура Манхэттена поражала, ошеломляла. Гэвин считал ее прекрасной – ведь это был его родной город.
Столовая необъятной квартиры находилась со стороны дома, обращенной к Пятой авеню, и сейчас, стоя у окон, он мог окинуть взглядом 6-ю, 7-ю, 8-ю и 9-ю улицы вплоть до самого Вест-Сайда и Гудзона. Вдали за небоскребами, сверкающими в ярко-голубом небе, река выглядела протянувшейся на многие мили серебряной полосой.
Гэвин заморгал, ослепленный ярким светом, и потянул за шнур. Мгновенно вертикальные жалюзи прикрыли стекла, создав в комнате приятный полумрак.
Вернувшись к столу, он быстро пролистал «Нью-Йорк таймс», прочитал очерк Френка Рича о новой бродвейской постановке, просмотрел раздел, посвященный кинематографу, и отложил газету. В этот момент за его спиной раздался телефонный звонок.
Встав со стула, Гэвин поспешил к белому лакированному буфету и снял трубку.
– Алло.
– Гэвин?
– Да.
– Это я, Луиза.
– Я понял.– Он посмотрел на часы и нахмурился: было девять утра.– Слышно так, как будто ты говоришь из соседнего дома.
– Так и есть.
– Где ты?
– В отеле «Пьер».
– А где же Дэвид?
– Дома. В Калифорнии...
– Луиза, ты знаешь, я против, чтобы мы оба уезжали из дома,– прервал ее Гэвин.– Я считал, что мы об этом уже договорились.
– Да, договорились. Но все в порядке: моя сестра приехала на несколько дней. И не забывай, у мальчика есть няня. Кроме того, в доме живут экономка, слуга и повар. Так что можешь не волноваться.
– Что ты делаешь в Нью-Йорке? – вздохнул Гэвин.
– Приехала, чтобы встретиться с тобой.
– Вот как?
– Да, мне нужно поговорить с тобой кое о чем.
– Разве нельзя было это сделать по телефону?
– Стало быть нельзя. Я прилетела вчера вечером и сегодня же улетаю.
– Надо полагать, в Вашингтон, не так ли?
– Нет, Гэвин. Обратно на побережье, Ты же не любишь, когда мы оба одновременно уезжаем из дома, оставляя Дэвида! – отрезала она с раздражением в голосе.
– Когда ты хочешь встретиться? – спросил он.
– Через час тебя устроит?
– Договорились. Ты придешь сюда?
– Да, прекрасно. Увидимся в десять.
Гэвин стоял, Слушая короткие гудки,– она бросила трубку, не дав ему договорить. С недовольной гримасой он положил трубку и вернулся к столу. В несколько глотков допив остатки кофе, он прошел через холл с выложенным мраморными плитами полом и направился в спальню. Как и во всех комнатах этой квартиры, здесь было обилие современной мебели, к которой он испытывал отвращение, и так много белого цвета, что Гэвин начинал его активно ненавидеть.
Оглядев спальню, он пробормотал:
– От этой квартиры можно свихнуться,– и прошел в облицованную белым Мрамором ванную комнату. Побрившись, он сбросил халат, принял душ, вымыл голову и вышел из душа, стараясь нащупать полотенце.
Пятнадцать минут спустя Гэвин, одетый в серые брюки, белую рубашку и темно-синий блейзер, направился в небольшую библиотеку.
Здесь, усевшись за письменный стол, он сделал несколько телефонных звонков, связанных с его поездкой во Францию. Потом откинулся на спинку стула и набрал номер своего адвоката Бена Стенли в Бель-Эйре.
– Думаю, нет необходимости говорить тебе: «Пора вставать, Бен»,– усмехнулся Гэвин, когда уже после второго гудка адвокат снял трубку.– Не сомневаюсь, что, как все прилежные труженики, ты уже с рассвета на ногах.
– Привет, Гэвин. Как тебе живется в моем любимом городе, на моей родине?
– Прекрасно, Бен. Послесъемочный этап «Делателя королей» наконец закончен. И, скажу тебе, фильм получился отлично. Тебе понравится. Вся команда несколько недель назад вылетела в Лондон, и через несколько дней мы переезжаем на Бийанкурскую студию.
– Когда ты летишь в Париж?
– Завтра. Я звоню тебе, потому что Луиза в Нью-Йорке. Мы с ней только что говорили по телефону. Она скоро придет сюда, хочет поговорить со мной. Я уверен, речь пойдёт о разводе.
– Думаю, ты прав. Не говори лишнего, Гэвин, и ничего не обещай. Не бери на себя никаких обязательств. Если у нее есть адвокат,– а он, конечно, должен быть, черт возьми,– скажи ей, чтобы он связался со мной. Помни, что ты сохранял этот брак только из-за ребенка. Не испорти все сейчас.
– Постараюсь. Я перезвоню тебе, как только она уйдет. На всякий случай имей в виду, что в Париже я остановлюсь, как обычно, в отеле «Риц». А днем ты знаешь, где меня найти.
– У меня есть твой телефон на студии. Твоя секретарша нам вчера передала телефаксом.
– Черт, уже звонят снизу по внутреннему телефону. Мне нужно идти, Бен. Скоро перезвоню.
– Будь осторожен, Гэвин.
– Хорошо.
Они попрощались, и Гэвин, сняв трубку внутреннего телефона, сказал службе охраны пропустить к нему миссис Амброз.
Луиза располнела – это сразу бросилось в глаза. Но в результате она стала выглядеть гораздо лучше. Тем не менее она была бледной, с темными кругами под глазами. Гэвин невольно задал себе вопрос, что происходит в ее личной жизни. Не говоря ни слова, он взял у нее пальто и положил его на скамью в холле. Она тоже молчала.
Проводив ее в гостиную, Гэвин наконец произнес:
– Тебе принести что-нибудь? На кухне есть кофе.
Отрицательно покачав головой, она опустилась на диван.
Гэвин сел в кресло напротив.
– О чем ты хотела поговорить со мной, Луиза?
В нерешительности она нервно откашлялась и поерзала на диване, поправляя юбку.
Гэвину стало ясно, что она волнуется, и он сказал:
– Ну давай, Луиза, говори. Я не укушу. Я вовсе не людоед, каким ты меня стараешься представить все эти годы.
– Я хочу развестись с тобой,– выпалила она, глядя ему в лицо, сцепив на коленях руки.
– Ради бога, я не возражаю.
– Вот так просто? И никаких возражений? – удивилась она, и выражение растерянности появилось на ее лице.
– Никаких возражений,– улыбаясь, подтвердил Гэвин и, выдержав эффектную паузу, добавил: – Но несколько условий.
– Каких условий? Подозреваю, относительно денег.
– Нет. Я не собираюсь обсуждать с тобой эти вопросы. Этим займутся наши адвокаты. Мои условия касаются нашего ребенка.
– Я так и думала, что ты постараешься втянуть Дэвида в это дело,– бросила она.
– Тогда для тебя не будет неожиданностью узнать, что я хочу, чтобы он был со мной.
– Ты не можешь забрать его! – пронзительно выкрикнула она с исказившимся от гнева лицом.
– Совместное родительское попечение, Луиза. Причем с твоего согласия. Иначе никакого развода.
– Ублюдок! Ты с самого начала был таким или стал им, только превратившись в звезду экрана?
– Послушай, Луиза, ты опять! Я прошу тебя, перестань разговаривать со мной таким стервозным тоном. Ты хочешь развода, прилетаешь в Нью-Йорк, приходишь ко мне в роли просителя и тут же начинаешь извергать всякие мерзости. Так ты ничего не добьешься.
Она со вздохом откинулась на спинку дивана, изучающе глядя на Гэвина своими бледно-голубыми, холодными, как лед, глазами. В глубине ее души клокотала ненависть.
Гэвин тоже взглянул на нее и спокойно улыбнулся.
– Я знаю, что у тебя связь с Аланом Тернером и ты хочешь выйти за него замуж. Так что постарайся действовать разумно.
Поскольку она, не отвечая, лишь продолжала злобно смотреть на него, Гэвин сказал:
– Ты, я полагаю, будешь жить в Вашингтоне. Это меня устраивает, поскольку я твердо намереваюсь опять переехать на Восточное побережье, как только уложим в коробку последний фильм. Для меня переезд не будет трудным. Или, скажем, для Дэвида. Кстати, когда ты планируешь переезжать из Калифорнии в Вашингтон?
– Я, кажется, не говорила, что переезжаю в Вашингтон! – воскликнула Луиза.
– Но ведь это так,– настаивал он.
Кусая губы, понимая, что нет смысла лгать или уклоняться от ответа, она кивнула.
– Да, я собираюсь переехать. Но не сейчас.
– Ты уже подыскивала школу для Дэвида?
– Нет.
– Можешь не беспокоиться об этом. Я сам позабочусь. Там есть несколько очень приличных частных школ, так что его без труда можно будет устроить в одну из них.
– Кроме совместного родительского попечения, какие еще условия?
– Значит, ты согласна на совместное попечительство?
Луиза ответила не сразу. Она отвела глаза в сторону, потом опять взглянула на Гэвина и после этого быстро проговорила:
– Да, я согласна.
Гэвин облегченно вздохнул.
– Другие условия таковы: как минимум два раза в год он проводит со мной большие школьные каникулы, летние и зимние. И ты не мешаешь мне брать его во время этих каникул за границу.
Она кивнула.
– Означает ли это, что ты согласна на эти два условия?
– Да, согласна.
– Хорошо.
– Общая собственность делится пополам, Гэвин, таков закон. Что ты еще мне дашь?
– Разумеется, деньги на содержание ребенка. Но я уже говорил, по поводу финансовых вопросов надо обращаться к Бену Стенли. А еще лучше, пусть этим займется твой адвокат. У тебя ведь есть адвокат, не правда ли?
– Да.
– О'кей, значит, все решено,– сказал Гэвин.
– Решено.
– Я все-таки не понимаю, зачем тебе понадобилось приезжать. Мы могли обсудить все это по телефону,– поднимаясь с места, проговорил Гэвин.
Луиза тоже встала и пожала плечами.
– Я всегда считала, что нужно решать вопросы лично, лицом к лицу. Это мой принцип.
Решив воздержаться от комментариев, он направился к выходу. Не хотелось опять скандалов. Сейчас, когда обсуждение закончено, пусть она лучше поскорее уйдет.
Луиза торопливо шла за ним. В холле она спросила:
– Когда же ты летишь в Париж работать над «Наполеоном и Жозефиной»?
– Завтра?
– Значит, я успела как раз вовремя, да?
Не отвечая, Гэвин поднял со скамьи ее соболье манто и помог ей одеться. Какое-то время он молча смотрел на нее, потом сказал с другой, теплой интонацией:
– В молодости мы пережили с тобой много тяжелых моментов. В самом деле, нам через многое пришлось вместе пройти. Мне жаль, что все так закончилось, Луиза.
Гэвин вздохнул и с сожалением в голосе повторил:
– Да, мне действительно жаль. Жаль, что мы оба понапрасну растратили лучшие годы жизни, этого не нужно было делать. Но по крайней мере Дэвид не страдал. И хочется верить, не страдает сейчас. Давай постараемся мирно закончить развод. Пожалуйста, Луиза. Ради Дэвида.
– Да,– сказала она, открывая входную дверь. Затем, сделав шаг к лифту, обернулась и, глядя в лицо Гэвину, спокойно проговорила: – Ты знаешь, я любила тебя. И, видит бог, хотела, чтобы все было хорошо. Но наш брак был обречен, потому что ты никогда не любил меня, Гэвин. Никогда. Ты женился на мне только потому, что я была беременна.
– Луиза, я...
– Пожалуйста, не отрицай! Я всегда это знала. Со времени той ужасной трагедии с нашим первым ребенком. Знала, что ты никогда не будешь моим, не будешь принадлежать мне. Ведь твоя страсть направлена на другое.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он, недоумевая.– Мою профессию, страсть к кино?
– Если ты действительно не понимаешь, о чем я говорю, я ничего не скажу тебе, Гэвин Амброз.
К своему собственному удивлению и к изумлению Гэвина, она потянулась к нему и поцеловала в щеку.
– Пока,– тихо сказала она и без раздражения в голосе добавила: – Увидимся в суде.
Двери лифта отворились, и она вошла в кабину. И опять Гэвин обратил внимание, что она выглядит необычайно пополневшей. Когда он возвращался от лифта к дверям своей квартиры, его молнией пронзила мысль: Луиза беременна. В этом нет никакого сомнения. Хотя Гэвин не любил ее, но за все эти вместе прожитые годы узнал достаточно хорошо. Луиза не стала бы рожать ребенка от другого мужчины, не будучи с ним в браке. Особенно после того, что случилось при ее первой беременности. Кроме того, она, по-видимому, любила Алана Тернера. Они подходили друг другу. Понятно, почему она была такой сговорчивой, согласилась на все его условия относительно Дэвида: торопится выйти замуж за своего сенатора.
«Ну что ж, пусть так и будет»,– подумал он. Теперь ему хотелось свободы. Не меньше, чем этого хотелось ей.
38
Анри де Монфлери никогда не обольщал себя мыслью, что понимает женщин, находя их для этого слишком сложными и непостижимыми. Однако, обладая проницательным умом и чутким сердцем, он всегда чувствовал страдания другого человека, будь то мужчина или женщина.
И сегодня он был совершенно убежден, что Рози, которую он любил, как дочь, что-то тяжело переживает. Это проявлялось в бледности ее лица, необычной молчаливости и рассеянности. По нескольку раз она переспрашивала его то, что он сказал лишь долю секунды назад. Он понимал, что она не слушала его, полностью погруженная в свои мысли.
Анри беседовал с Рози в маленькой красно-зеленой библиотеке ее парижской квартиры, потягивая аперитив, перед тем как отправиться куда-нибудь пообедать. Они с Кирой приехали на несколько дней в Париж по делам семейного бизнеса, но в данный момент та отправилась навестить свою тетю. Позднее Кира должна была подойти к бистро «Ле Виё» на Рю-де-Клуатр-Нотр-Дам, где они договорились встретиться в половине девятого.
Поговорив с Рози о ее любимом Монфлери, ответив на вопросы о Лизетт, Ивонн и прислуге, Анри сказал:
– Из разговора с Эрве я понял, что твой бракоразводный процесс завершится к сентябрю.
– Полагаю, что так.
– Я очень рад этому, Рози. Тебе пора стать свободной и начать устраивать свою жизнь. Мне больно думать о стольких понапрасну растраченных годах и...– Он остановился, прерванный телефонным звонком.
– Извините,– сказала Рози и подошла к телефону.– О, привет, Фанни, дорогая!– сказала она в трубку.– Нет, ничего. Только постарайся поскорее объяснить мне, в чем суть проблемы. Может быть, я смогу ее решить. Иначе придется ждать до завтра.– Она стояла, прижав к уху трубку, внимательно слушая свою ассистентку.
Анри налил еще немного виски, подошел к окну и посмотрел на улицу. Этот вечер конца марта выдался неспокойным. От резких порывов ветра дребезжали оконные стекла, а вдали слышались глухие раскаты грома, напоминающие орудийную канонаду. Надвигалась сильная гроза. Не успел он об этом подумать, как тяжелые капли дождя забарабанили по стеклу. Чуть поежившись, он отвернулся от окна и направился в глубь комнаты, к теплу камина.
Сев в то же кресло, он сделал глоток виски, погрузившись в мысли о Рози. Единственное, чего он хотел для нее,– это счастья, такого, как у них с Кирой. Если бы что-то зависело от него, с какой радостью он дал бы ей это счастье, протянул бы ей на ладони. Но, увы, это было не в его власти. Только один человек в мире мог бы дать ей радость и удовлетворенность жизнью, которые она заслуживает. Но, к сожалению, она сама не знает этого. Возможно, этот человек тоже. Анри вздохнул. Удивительно, как слепа была Рози к своим чувствам. Если бы она больше прислушивалась к ним, уже много лет назад она могла бы сделать шаг в нужном направлении. «Ох уж это непостижимое женское сердце!» – подумал он.
– Очень сожалею об этом,– закончила разговор Рози, кладя трубку.– С этими костюмами всегда проблемы,– сказала она, обращаясь к Анри.
– Иди, посиди здесь со мной, Рози. Я хочу поговорить с тобой. Об очень важном.
Она поспешила к нему, готовая внимательно слушать, что он с удовольствием про себя отметил.
– В чем дело, Анри? Вас что-то тревожит?
– Да.
– Что же это?
– Ты.
Она устроилась в кресле, взяв свой бокал. Но тут же опять поставила его на маленький пристенный столик. Подавшись вперед, сложив руки на коленях, она вопросительно взглянула на него.
– Почему вы тревожитесь обо мне?
– Потому что я люблю тебя, как родную дочь. Последнее время ты плохо выглядишь, сильно похудела. Лицо заострилось, осунулось. И цвет его ужасный – какой-то землистый. Но все эти внешние проявления твоих проблем отнюдь не самое важное. Весь вечер сегодня я замечаю, что ты немного нервна, озабоченна, погружена в свои мысли. У тебя подавленное настроение, а это так на тебя не похоже. Уныние просто не в твоем характере. Одним словом, ты чем-то очень расстроена, моя дорогая.
Ничего не ответив, Рози отвела глаза, задумчиво рассматривая висящую в простенке между окон картину. Потом, как бы приняв мысленно какое-то решение, она прямо посмотрела в глаза Анри и спокойным голосом произнесла:
– Я совершила ужасную ошибку.
Он молча кивнул, ожидая дальнейших объяснений. Но они не последовали, и тогда он мягко спросил:
– Осмелюсь предположить, что эта ошибка связана с мужчиной, не так ли?
– Да.
– С Джонни Фортьюном?
– Как вы догадались?
– Нетрудно прийти к такому выводу, Рози. На Рождество ты мне сказала, что Джонни звонил тебе из Лас-Вегаса. Я помню, как Колли была взволнована этим событием. А после ты говорила, что он собирался приехать в начале года в Париж, чтобы встретиться с тобой. Месяца полтора назад Кира упоминала, что он был в Париже. А через несколько дней после этого ты летала в Англию в связи с гастролями там Джонни. Нетрудно предположить, что у тебя с ним роман. Ты все время забываешь, что я – француз и неисправимый романтик.
Слабая улыбка промелькнула на лице Рози.
– Да, вы правы. У нас с ним Действительно был роман. Но это не должно больше продолжаться. Да, Анри, не должно.
– Но почему?
– Потому что ничем хорошим это не кончится.
– Ты уверена?
– О да. Джонни не такой, как другие люди. Не такой, как вы и я. Он совсем другой. В каком-то смысле он ненормальный.
– Не уверен, что я тебя понял, Рози,– сдвинул брови Анри.
– Джонни – звезда эстрады мирового масштаба, он живет в совершенно другом мире, живет иной, не похожей на наши, жизнью...– Ее голос дрогнул, и она посмотрела в огонь камина.
– Я хорошо знаю тебя, Рози. Ты должна была испытывать к нему какое-то чувство. Иначе бы ты никогда не полетела к нему в Лондон.
– Да, так и было! Джонни очень привлекательный, нежный, любящий, беспредельно добрый. И между нами было... была полная гармония в сексуальном плане.– Она прокашлялась и продолжала: – Меня тянуло к нему, хотелось быть с ним рядом. И я поехала, и все было великолепно. Несколько недель я в самом деле была на седьмом небе от счастья. Чувствовала себя обновленной, как будто заново родилась.
– Меня это не удивляет. Последние годы ты жила как бы в сексуальной пустыне. А когда ты решилась расторгнуть этот нелепый брак с моим сыном, то почувствовала себя наконец свободной. Я понимаю тебя, Рози. Правда, понимаю. Я давно тебе говорил, что ты слишком молода, чтобы жить в одиночестве, без любящего тебя мужчины.
– Но я не считаю, Анри, что Джонни это тот человек, который мне нужен. Сейчас он на гастролях в Австралии, но я уверена, что если бы он находился сейчас здесь, между нами уже начались бы размолвки.
– Что ты имеешь в виду?
Опустив голову, Рози поиграла со шнуром, окаймляющим юбку и наконец, подняв глаза, объяснила:
– Он слишком стремится к безраздельному обладанию мной.
– А тебе не приходила в голову мысль, что он влюблен в тебя?
– Да, я знаю, что он влюблен! Уже через минуту после моего приезда в Лондон он просил меня выйти за него замуж. У него даже было обручальное кольцо для помолвки. Разумеется, я не могла согласиться на помолвку с ним. Во-первых, я еще не разведена. И потом, все это для меня слишком быстро. Я постаралась мягко объяснить ему, что не готова к столь бурному развитию событий, что мне нужно лучше узнать его. И я особенно подчеркнула, что и ему тоже нужно лучше узнать меня. Он как будто согласился. Но всего лишь на пять минут. А потом тут же начал строить планы на нашу свадьбу и в тот же день, как только завершится мой бракоразводный процесс.– Рози вздохнула и покрутила свои золотые браслеты.– В Джонни излишне сильно мужское начало. Он слишком... macho.[24]24
Самец (исп.).
[Закрыть] Пожалуй, это самое подходящее слово. Он не хочет и слышать о том, что у меня есть собственная работа, считает, что я должна ее бросить и, по его мнению, чем скорее, тем лучше. Тогда я все время смогла бы находиться при нем, вместе ездить на гастроли, путешествовать.
– А ты этого не хочешь? Ты не хочешь выйти замуж за Джонни?
– Пожалуй, нет. И прежде всего потому, что я не могу принять его образ жизни, когда день превращается в ночь, а ночь в день, что для звезды такой величины, как Джонни, неизбежно. Когда у него гастроли, он еще только начинает обед, а мне уже хочется спать. А гастроли у него по полгода. Эти несколько дней в Англии я пыталась делать все, как он хочет, удовлетворять каждое его желание и требование, старалась на время забыть о работе... И, по правде говоря, бывали моменты, когда я себя чувствовала совершенно обессилевшей, будто меня прокрутили в стиральной машинке.
– Но разве ты не пыталась поговорить с ним, объяснить, что ты чувствуешь?
– Нет, тогда я не могла. Когда мы ездили с гастролями по Англии и Шотландии, я была, как бы это сказать... ослеплена им, его любовью, обожанием. И его... да, его сексуальностью. Он такой обольстительный.– Кусая губы, она покачала головой.– Но я помню, как однажды на его концерте в Лондоне я подумала, что он одержим мной, и это меня испугало, Анри.
– Да, одержимость всегда внушает тревогу. Это...– Он остановился, подыскивая нужное слово.
– Ненормально,– подсказала она.
– Я думаю, что единственный способ исправить твою... э-э... ужасную ошибку, как ты ее называешь,– это порвать с Джонни.
Рози бросила на него такой изумленный взгляд, что в растерянности он быстро проговорил:
– Если, конечно, ты не собираешься продолжать с ним связь. Такое возможно?
– Джонни на это не согласится. Хотя нет, не совсем так. Он согласился бы, пока я окончательно не разведена. А потом он захочет, чтобы мы немедленно поженились. Но дело не только в этом, есть еще и другая проблема.
– О! Что же это? – Анри пристально посмотрел на нее.
Рози встретила его долгий испытующий взгляд и, досадуя на себя, почувствовала, что глаза ее наполняются слезами. Она отвернулась и, прикрывая лицо, откашлялась, стараясь взять себя в руки. Проглотив комок в горле, она сумела выговорить:
– Думаю, тут дело во мне самой, Анри. Со мной происходит что-то странное.
– Что ты этим хочешь сказать, дорогая?
– Я... я... больше не отношусь к Джонни так, как раньше.
– Когда ты заметила в себе эту перемену?
– Недели две назад, а может быть, немного раньше. Когда мы были в Шотландии в конце февраля, меня смутило его поведение. Он был какой-то странный. Обращался со мной, как с собственностью, не разрешал шага без него отступить. Это пугало меня. А последнее время я стала замечать, что не скучаю по нему, уже не ощущаю физической потребности быть с ним.
– Я не нахожу в этом ничего странного, Рози. По моему мнению, это совершенно нормально для женщины. Ты понимаешь, иногда всепоглощающая чувственная страсть может очень быстро сгореть. То, что ярко горит, очень скоро превращается в холодный пепел. Во всяком случае мой личный опыт это подтверждает. Потому что за этим нет глубокого чувства, одно только влечение и ничего больше. А влечение быстро проходит.
– Да, вероятно, вы правы.
– Рискуя показаться в твоих глазах старомодным моралистом, Рози, я все-таки скажу, что для настоящих отношений одного только секса недостаточно. Должна быть еще и любовь. Из твоего рассказа я понял, что ты была увлечена Джонни, испытывала к нему физическую страсть. Но это был только секс и больше ничего. Поэтому все так быстро сгорело.
Рози молча кивнула.
– Если хочешь, мы можем потом продолжить наш разговор, дорогая. А сейчас нам нужно идти,– сказал Анри и, взглянув на свои часы, добавил: – Да, нужно идти. Дождь льет как из ведра, и нам трудно будет поймать такси, а я не хочу заставлять Киру ждать.
Рози встала с кресла.
– Да, сейчас, только возьму пальто.
Анри тоже поднялся и, подойдя к ней, крепко обнял ее. Ему хотелось сказать еще кое-что, но пока он решил промолчать.
– Спасибо Анри,– тихо проговорила Рози ему на ухо.– Спасибо за понимание и заботу.
– Но я люблю тебя, Рози. Ты – моя дочь,– сказал он, улыбаясь и с нежностью глядя в ее глаза.
Эти слова растрогали ее до глубины души и, не в силах больше справиться со своими эмоциями, она расплакалась.
– Не надо,– мягко сказал Анри.– Не плачь. Все будет хорошо.
