Текст книги "Ангел"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)
4
День был великолепный.
На пронзительно-голубом небе ни облачка. Нежаркое ноябрьское солнце сияющим золотым шаром висело над Парк-авеню, необычайно оживляя это субботнее утро.
Радуясь своему возвращению в Нью-Йорк, Рози быстрой походкой шла по знакомой улице. Многочисленные воспоминания, в большинстве своем приятные, переполняли ее, вытесняя хотя бы на время сегодняшние проблемы. Все напряжение последних дней чудесным образом исчезло, как только она ступила на американскую землю. Рози была решительно настроена на приятный двухнедельный отдых, и ничто не должно было испортить ее первый за два года приезд в родной город.
Она прилетела «Конкордом» из Лондона только три часа назад, проделав этот невероятный перелет через Атлантику всего за три часа сорок минут. Билет на сверхзвуковой лайнер она получила в подарок от Гэвина, который почти насильно заставил принять его. Рози, как обычно, пыталась отказаться, но в конце концов уступила его просьбам, чему сейчас была рада. Он тогда сказал, что в их бизнесе при постоянной нехватке времени «Конкорд» не роскошь, а необходимость. Сейчас-то она была с этим полностью согласна.
Самолет приземлился в половине десятого, ей удалось мигом получить свой багаж и пройти таможенный контроль. А к половине двенадцатого она уже удобно разместилась в квартире Нелл на Парк-авеню в районе 80-й улицы. Успела даже распаковать чемоданы, подправить макияж и с удовольствием выпить чашку чая, приготовленного для нее экономкой Нелл, Марией, считавшей, что без этого просто нельзя выходить на холод.
На улице действительно было свежо, и Рози решила сменить черный костюм и пальто на комплект из шерстяных болотно-зеленого цвета брюк, темно-вишневого с высоким воротом свитера и совершенно разбойничьего вида накидки из австрийского сукна того же зеленого оттенка. Она купила эту накидку несколько лет назад в Мюнхене и утеплила ее кашемировой подкладкой цвета красного вина. На ногах у Рози были ее любимые ковбойские сапожки от Луккезе, сделанные из отличной рыжевато-коричневой кордовской кожи. Больше всего в этом наряде Рози нравилась накидка, придававшая облику романтичность и стремительность.
Тепло одевшись, Рози вышла из дома с намерением поймать такси, но свежий воздух после душного салона самолета был настолько бодрящ, что она решила пройтись пешком.
Приостановившись на секунду, она окинула взглядом Парк-авеню.
Воздух был так прозрачен, что она могла рассмотреть всю улицу до самого здания «Пан Америкэн», где та упиралась в Гранд-Сентрал. Несмотря на то, что Рози постоянно жила в Париже и обожала этот прекрасный, исполненный изящества и элегантности город света, домом все же она считала Нью-Йорк. Он был для нее своим, единственным; другого такого города нет нигде в мире.
Несколькими часами раньше, когда она добиралась из аэропорта Кеннеди на Манхэттен, шофер такси выбрал дорогу через мост 59-й улицы. И когда машина, вырвавшись за пределы Лонг-Айленд-сити, вылетела на эстакаду, от открывшейся панорамы у нее перехватило дыхание.
Прямо перед ней, выстроившись в ряд на противоположном берегу Ист-Ривер, гигантскими сверкающими утесами высились башни многоквартирных домов Ист-Сайда. А за ними как бы парили в небе еще более внушительные административные здания среднего Манхэттена; несколько в стороне возвышались небоскребы Эмпайр Стейт Билдинг и компании «Крайслер». Его башня Арт-Деко поражала совершенством и изяществом шпиля. Громады небоскребов, уходящие вершинами в лазурное небо, образовывали величественные ущелья из стали, стекла и бетона. Рози подумала, что сейчас они выглядят особенно грандиозно и впечатляюще. В сиянии утреннего солнца силуэты зданий казались высеченными из хрусталя рукой неведомого божества. Зрелище ошеломляло своим космическим величием.
Рози всегда полагала, что этот город не только изумительно красив, но и обладает какой-то внутренней энергией, пробуждает способности и заставляет волноваться. Словом, нет лучше места, если ты талантлив, честолюбив и удачлив. А вот Кевин был о нем совсем иного мнения. Еще в юности он узнал его темные, грязные стороны, его отвратительное подбрюшье. Коррупция и несправедливость, жестокость и нищета процветали в Нью-Йорке рядом с блеском роскоши и сказочным богатством.
Подумав о брате, она вдруг испытала необъяснимую тревогу и озабоченно сжала губы. Кевин не отвечал на ее звонки, и это было единственным, что омрачало ее радость возвращения в Нью-Йорк. В течение всей недели она каждый день звонила ему, оставляя на автоответчике сначала свой лондонский номер, а вчера перед вылетом номер телефона нью-йоркской квартиры Нелл.
Кевин до сих пор не позвонил ей, и тревога ее все возрастала. Сегодня, прежде чем выйти, она позвонила еще раз, записав на автоответчик: «Кевин, пожалуйста, позвони мне, чтобы я знала, что с тобой все в порядке. Я уже начинаю волноваться». Затем она повторила номер телефона Нелл, хотя и была уверена, что Кевин знает его на память.
«Он позвонит мне сегодня»,– уговаривала она себя и, начиная в это верить, ускорила шаги, при этом ее накидка развевалась, как гордо реющее знамя. В своем эффектном наряде, с копной медно-каштановых волос, пронизанных солнцем, она выглядела экстравагантно и привлекательно.
Встречные мужчины бросали на нее алчущие взгляды, женщины оглядывали с восхищением. Но она проходила мимо, глядя прямо перед собой, устремленная к своей цели. Рози никогда не задумывалась о своей яркой, необычной красоте, о неотразимом впечатлении, которое она производила. Тщеславие ей было чуждо. Кроме того, последнее время она настолько была поглощена работой, измотана заботами и переживаниями, что у нее просто не хватало времени на то, чтобы наряжаться и прихорашиваться.
Даже идея привести себя в порядок перед вечером – «почистить перышки», как называла это Фанни,– пришла в голову не самой Рози, а ее ассистенткам, которым буквально насильно пришлось тащить ее в гримерную и парикмахерскую Шеппертонской студии. Она уступила уговорам только после того, как Вэл ярко изобразила, какой у нее изможденный вид. Рози меньше всего хотелось, чтобы это обстоятельство послужило Гэвину поводом поворчать на нее и отпустить пару колкостей в адрес Колли и Ги. Именно их он считал виновниками ее тревог и забот и вообще всех неприятностей, когда-либо случавшихся с ней.
Дойдя до 65-й улицы, Рози свернула направо, прошла еще квартал, миновав «Мейфеар Риджент-отель», куда она частенько заглядывала выпить чашку чая, и «Ле-Сирк», один из любимейших ресторанов, и направилась к Мэдисон-авеню.
В каждом городе были особенно привлекательные для нее улицы: Фобур Сент-Оноре в Париже, Бонд-стрит в Лондоне, Родео Драйв в Беверли-Хиллз и Мэдисон-авеню в Нью-Йорке. Здесь располагалось множество элегантных магазинов и дорогих модных лавок – бутиков, в которых продавалась одежда от известных модельеров и разные другие атрибуты «высокой моды», отвечавшие ее эстетическим представлениям профессионала. Но в этот раз Рози намеревалась только полюбоваться витринами Мэдисон, а рождественские подарки купить в магазине «Бергдорф Гудман».
Было только девятое ноября, и до Дня благодарения оставалось еще две недели, но и украшенные витрины магазинов, и обрамленные гирляндами электрических огней улицы – все уже говорило о приближении Рождества.
Свернув с 65-й улицы на Пятую авеню и отметив, как она роскошно украшена, Рози поспешила к универсальному магазину. Однажды в детстве мама привезла ее сюда из Куинса полюбоваться рождественским убранством. Какой восторг вызвало это тогда! Воспоминания заставили ее улыбнуться.
Витрины магазинов всегда очень интересовали ее, особенно покоряющими воображение они были в магазине «Лорд энд Тейлор». Каждая витрина представляла собой сцену на сказочный или религиозный сюжет. Ни дети, ни сохранившие молодость в сердце взрослые не могли отвести от них глаз. Рози отлично помнила, как она стояла, уткнувшись носом в стекло, не в силах оторваться от невиданного зрелища.
Каждый год там была новая изумительная композиция: то сцена Рождества Христова с Девой Марией, младенцем Иисусом и Иосифом; то Санта-Клаус, пролетающий над крышей на санях, нагруженных игрушками. При этом запряженный в сани олень и в самом деле перебирал ногами. Было и «Лебединое озеро» с танцующими балеринами, которые выполняли настоящие пируэты – шедевр инженерной изобретательности. Или не менее прекрасные и захватывающие сцены из любимых детских сказок: Золушка, сидящая в своей стеклянной карете; Спящая красавица в хрустальном гробу, разбуженная поцелуем Принца; Ганс и Гретхен в своем пряничном домике.
Рози с легкостью переносилась мыслями в далекие рождественские праздники ее детства. Как завораживали ее эти волшебные витрины! Ее мама делила с ней этот восторг. Однажды, вдоволь налюбовавшись на украшенные витрины, они отправились позавтракать в один из расположенных в здании магазина ресторанов. Они выбрали ресторан «Птичья клетка», и мама разрешила ей самой заказать все, что она захочет. На десерт Рози, не задумываясь попросила банановое мороженое с орехами. И даже мама, забыв о диете, тоже заказала себе порцию.
Мама умерла, когда Рози было четырнадцать лет. А на следующий день после похорон – это была суббота – Рози одна поехала в «Птичью клетку». Теперь она понимала, что этой поездкой в Манхэттен она старалась как бы возвратить маму к жизни, вернуть назад прошлое. Но тогда, потрясенная горем, она не могла есть, даже десерт остался нетронутым. Она сидела, глядя невидящими глазами на банановое мороженое, и слезы катились по ее щекам, горечь утраты переполняла ее.
Вот уже семнадцать лет нет мамы, но Рози по-прежнему почти каждый день вспоминает ее. Мама была частью ее существа, заполняя каждый уголок ее сердца. И пока жива она сама, мама будет жить вместе с ней, и слова «смерть» для нее не существует. Рози бережно хранила прекрасные воспоминания о своем счастливейшем в мире детстве, воспоминания, служившие ей утешением и поддержкой в минуты одиночества и печали. Какое счастье, что она и Кевин были так согреты любовью в детстве.
Да, Кевин. «Что же купить ему на Рождество?» – подумала она. И еще нужно выбрать подарок для Гэвина, Ги, Генри и Киры. И, конечно, для ее любимой подруги Нелл. Эти имена роились в голове Рози, когда она, перейдя Пятую авеню на 59-й улице, обогнула отель «Плаза», пересекла расположенную перед ним маленькую площадь и вошла в знаменитый универсальный магазин.
Еще в самолете она сделала кое-какие наметки, особо обдумывая подарки для Лизетт, Колли и Ивонн. Они безвыходно жили в своем загородном доме и никогда не бывали в шикарных магазинах. Потратив целый час, она наконец выбрала для Колли кремовую шелковую шаль, украшенную золотой каймой и вышивкой в виде павлина. Его огромный, распадающийся веером хвост радужно переливался голубым, зеленым и золотым сиянием. В другом отделе она нашла для Ивонн совершенно необыкновенные серьги в форме цветов из дымчатого горного хрусталя.
Сделав покупки, Рози вышла из магазина Бергдорфа и направилась по Пятой авеню к Саксу. Она двигалась своим обычным быстрым шагом, лишь мельком оглядывая витрины, но не останавливаясь перед ними. Войдя в магазин Сакса, она сразу направилась в детский отдел и уже через пятнадцать минут вышла оттуда с прелестным бальным платьицем для Лизетт. Сшитое из зеленого бархата и украшенное кружевными воротничком и манжетами цвета неотбеленного льна, оно напоминало наряды викторианской эпохи. Рози подумала, что пятилетняя Лизетт будет выглядеть в нем очаровательно. И хотя платье было далеко не дешевое, она не смогла удержаться от покупки.
Когда Рози вышла из огромного магазина и зашагала обратно по Пятой авеню, ей показалось, что на улице стало еще холоднее. Укрываясь от ледяного ветра, она поплотнее закуталась в свою накидку, довольная, что надела ее.
Проходя мимо собора Святого Патрика, она почувствовала внезапное желание зайти внутрь прекрасного старого храма. На минуту остановилась, рассматривая его готический фасад, но затем поспешила дальше. Нужно было закончить с покупками и поскорее вернуться домой, на случай если Кевин звонил ей.
Последними в ее списке на сегодня стояли магазины «Гэп» и «Банановая республика», находившиеся недалеко друг от друга на Лексингтон-авеню. Здесь она собиралась выбрать футболки и джинсы для Колли и Ивонн. Сама Рози по выходным дням частенько надевала эту типично американскую одежду с непременными белыми шерстяными носками и начищенными до блеска дешевыми коричневыми мокасинами. Это стало чем-то вроде ее воскресной униформы. Колли и Ивонн, всегда стремившиеся подражать ей, хотели выглядеть точно так же.
Поскольку в Париже Рози будет не до покупок, она решила привезти кое-какие вещи отсюда. Кроме того, если футболки и джинсы нарядно упаковать, их вполне можно положить под елку, которую они поставят в мраморном зале в Монфлери.
5
В ожидании звонка Кевина Рози бесцельно слонялась по квартире, отмечая про себя, что за два года, прошедшие со времени ее последнего приезда, здесь ничего не изменилось. Все было так, как всегда.
Впервые Рози побывала здесь в 1977 году. Весной того года она познакомилась с Нелл, и они сразу подружились, почувствовав друг в друге родственную душу. А вскоре после их первой встречи новая подруга пригласила ее на воскресный ленч.
Едва переступив порог этой большой, необычно спланированной квартиры, Рози почувствовала себя, как дома. Ее цепкий взгляд профессионала сразу определил, что оформлявший интерьеры художник был бесспорным знатокам своего дела, прекрасно разбирался в антиквариате и обладал безупречным вкусом.
Выяснилось, что этим знатоком была тетя Филлис, сестра отца Нелл, переехавшая к ним после того, как мать Нелл, Хелен Тредлз Джеффри, умерла от опухоли мозга. Нелл тогда было десять лет. В августе 1976 года отец Нелл, Адам Джеффри, работавший в газете «Лондон морнинг ньюс», был назначен главным корреспондентом в США, и его сестра, не задумываясь отправилась в Нью-Йорк вместе с ними. Она довольно быстро нашла квартиру и не теряя времени принялась за ее обустройство. Когда к Рождеству наконец переехала и Нелл, навсегда оставив свою английскую школу-интернат, квартира уже превратилась в точную копию любимого ими лондонского дома.
В то первое посещение Нелл объяснила Рози, что большинство прелестных французских и английских антикварных вещиц, вызвавших ее восхищение, были привезены из их дома в Челси. Тетя Филлис, считавшаяся в Лондоне известным художником по интерьерам, не поскупилась на самые дорогие обои и облицовочные материалы, выбирала только самые красивые ткани – лучший французский шелк, английский мебельный ситец и парчу.
Внезапно в 1979 году Адам Джеффри умер от сердечного приступа; ему было всего пятьдесят два года. Нелл и ее тетя Филлис, приобретшая профессиональный вес и богатую клиентуру, остались в Нью-Йорке. И только когда Нелл исполнилось двадцать три года, тетя Филлис решилась оставить ее и насовсем вернуться в Лондон.
К этому времени у Нелл уже была хорошая работа, много друзей, и не удивительно, что ей не захотелось покидать Манхэттен, где она прожила шесть счастливых лет. Отец Нелл завещал ей квартиру на Парк-авеню, и она продолжала в ней жить, годами почти ничего не меняя в убранстве и любя ее такой, какая она есть.
По мнению Рози, одной из самых приятных и уютных комнат в квартире была маленькая библиотека, много лет назад восхитительно декорированная тетей Филлис. Там были полосатые абрикосового цвета стены, светло-зеленый с черным вышитый гарусом по канве ковер, на окнах – присборенные занавески из цветастого мебельного ситца, такая же накидка на диване и целая коллекция прекрасного английского антиквариата. На одной из стен с длинными, выкрашенными белым полками стояли книги, перемежаясь с английскими стэффордширскими фигурками животных. На нескольких маленьких столиках были разложены свежие журналы и газеты.
Именно в эту комнату около пяти часов пришла Рози выпить чашку чая. Она включила радио и уселась на диван немного отдохнуть и просмотреть «Нью-Йорк таймс».
Покончив с чаем и чтением, она откинулась на спинку, закрыла глаза и погрузилась в мысли, умоляя судьбу сделать так, чтобы Кевин позвонил сегодня. Вернувшись из своего похода по магазинам, она первым делом бросилась к автоответчику, но, к ее большому разочарованию, никаких сообщений там не было.
Через какое-то время убаюканная тихой музыкой из радиоприемника, Рози задремала. Но минут через двадцать она вдруг проснулась со странным чувством потери ориентации. Она резко выпрямилась, в полной растерянности пытаясь сообразить, где она находится; прошло несколько секунд, прежде чем до ее сознания дошло, что она в квартире Нелл в Нью-Йорке.
Стряхнув сон, Рози встала, отнесла чашку и блюдце на кухню, помыла, вытерла их и поставила обратно в шкафчик.
Затем, в нерешительности постояв посреди бело-голубой кухни, она подошла к холодильнику и заглянула внутрь посмотреть, что припасла для нее Мария. Там на стеклянном блюде под крышкой оказалось весьма аппетитного вида жаркое из телятины с овощами, холодный жареный цыпленок, несколько мисок с салатами, на другой полке– различные холодные закуски, сыры и торт. Очевидно, Мария, у которой сегодня был выходной, решила сделать все возможное, чтобы гостья не голодала в ее отсутствие. Рози подумала, что это несколько скрасит ее существование, даже если брат сегодня и не позвонит; можно будет вкусно поесть и посмотреть телевизор.
К половине седьмого, не получив никаких сообщений от Кевина, Рози еще больше разволновалась и уже собиралась снова звонить ему, когда раздался телефонный звонок. Она схватила трубку, надеясь услышать его голос. И надежды ее сбылись.
– Извини, Рози, но я не мог связаться с тобой раньше. Всю неделю я был в недосягаемости – работа,– объяснил Кевин после радостного обмена приветствиями.– Только сейчас, дорогая, я услышал все твои сообщения по автоответчику.
– Я понимаю, Кевин,– быстро проговорила она, безмерно радуясь его звонку и мгновенно позабыв о своем недавнем мучительном беспокойстве и отчаянии.– Надеюсь, мы сможем увидеться? Эта твоя работа, она закончена?
Промедлив с ответом лишь какую-то долю секунды, Кевин произнес:
– Пожалуй... Да, я думаю, закончена. И я тоже ужасно хочу тебя видеть. Просто не могу дождаться.
– Когда же мы можем встретиться, Кев?
– Может быть, сегодня? Ты свободна?
– Разумеется, свободна! Где мы встречаемся? Или, может, ты зайдешь сюда?
– Нет, давай лучше куда-нибудь сходим. Как насчет того, чтобы встретиться у «Джимми»? Годится?
– Конечно, годится. Как всегда! – смеясь, ответила она. Он тоже рассмеялся в трубку.
– Семь тридцать – это не слишком рано для тебя?
– Нет, конечно, нет! Через час я буду у «Джимми Нири».– Положив трубку, она метнулась в спальню, чтобы причесаться и подновить макияж. Иначе ее брат, как и Гэвин, начнет ворчать по поводу ее усталого вида, а этого бы ей не хотелось.
6
Кевин Мадиган стоял, прислонившись спиной к стойке ирландского бара «Джимми Нири» на 57-й улице. Глаза его были устремлены на дверь.
Таким и увидела его Рози, когда вошла. Она приветственно помахала ему рукой, и широкая улыбка появилась на его красивом ирландском лице.
Она бросилась к нему, и они крепко обнялись. С детства они были очень дружны: Кевин – ее всегдашний защитник, она – его мудрый советчик. Даже маленькой девочкой Рози всегда учила его, что и почему надо делать. После безвременной смерти матери они стали еще ближе, находя утешение и поддержку друг в друге, чувствуя себя увереннее и безопаснее, когда были вместе.
Когда начались съемки «Делателя королей», Кевин по приглашению Гэвина прилетал на неделю в Лондон. Тогда Рози удавалось много времени проводить с братом. Но с тех пор прошло уже полгода, и сейчас они вдруг поняли, как сильно им не хватало друг друга.
Наконец они разомкнули объятия, и Кевин, глядя на ее похорошевшее лицо, сказал:
– Твой вид ласкает взор, mavourneen[1]1
Моя милая, милая девушка (ирл.).
[Закрыть].
– Твой тоже, Кевин.
– Что будешь пить?
– Водку с тоником, пожалуйста,– ответила она, беря его за руку и с любовью глядя в его улыбающееся лицо. Знать, что он жив и здоров, было для нее безмерным счастьем. Тревога за брата не оставляла ее ни на минуту. И так, вероятно, будет всегда, ведь он – родная кровь.
Они стояли у стойки бара, потягивая из бокалов, и настолько были поглощены друг другом, что не замечали, как летит время. Неожиданно сам хозяин заведения Джимми Нири подошел к ним, чтобы поздороваться с Рози, которую он не видел несколько лет. После недолгой приятной беседы он провел их к любимому столику Кевина в глубине зала.
Они уселись и заказали обед. Пристально глядя на Кевина, Рози тихо сказала:
– Если бы ты смог оставить это.
– Оставить что? – переспросил он, намазывая маслом булочку.
– Свою работу копа.
Кевин уставился на нее широко раскрытыми от удивления глазами, с выражением недоверия на лице.
– Никогда не думал, что от тебя услышу такое, Розалинда Мэри Франс Мадиган. Все мужчины в роду Мадиганов служили в нью-йоркском полицейском управлении.
– И некоторые из них по этой причине погибли,– спокойно ответила она.– В том числе наш отец.
– Знаю, знаю. Но я американец ирландского происхождения в четвертом поколении и четвертого поколения коп, и я никак не могу это бросить, Рози. Я бы просто не сумел найти себе другого занятия. Я думаю, это у меня в крови.
– О, Кевин! Думаю, я просто неправильно выразилась. Я не имела в виду, что тебе нужно совсем оставить полицию. Мне только хочется, чтобы ты перестал быть тайным агентом. Это так опасно.
– Жить вообще опасно, причем независимо от ситуации. Можно погибнуть при переходе улицы, в самолете, в автомобиле. Можно подавиться, подхватить неизлечимую болезнь или умереть от сердечного приступа...– Не закончив фразу, он посмотрел на сестру долгим внимательным взглядом и с почти беззаботным видом пожал широкими плечами.– Каждый день умирают люди, Рози, и среди них не только тайные агенты. Особенно последнее время: мальчишки забавляются с оружием, повсюду летят шальные пули. Я знаю, ты любишь этот город. Я тоже его по-своему люблю, но он летит ко всем чертям от крэка и смэка[2]2
Т. е. от кокаина и героина.
[Закрыть], от уличного хулиганства и насилия, и это еще далеко не все его болезни. Однако, это уже другая тема.
– Но я не хочу, чтобы тебя убили так же, как отца,– настаивала Рози.
– Я понимаю... С отцом, если вдуматься, произошла странная история. Он был обыкновенным старым сыщиком, я бы сказал, заурядным, выполнял обычное задание на 17-й улице, словом, занимался своим делом, и вдруг этот несчастный случай...
– Ты хочешь сказать – мафия,– прервала она его.
– Тс-с, говори потише,– быстро произнес Кевин и осторожно оглянулся, хотя отлично знал, что в этом не было необходимости. Ведь они находились в хорошо знакомом, вполне приличном заведении центрального Манхэттена, в нескольких шагах от Первой авеню и шикарного Саттон-Плейс. Но он ничего не мог с собой поделать. Быть осторожным стало его привычкой, доведенной до автоматизма за тринадцать с лишним лет службы в полиции. Именно поэтому в любом общественном месте он всегда садился спиной к стене, лицом к двери. На работе или нет, он не мог допустить, чтобы его захватили врасплох. Кевин подался вперед, склонившись над свечой в красном стеклянном подсвечнике и, приблизив лицо к Рози, продолжал:
– Предположительно, отец погиб от рук мафии, но никаких доказательств не было. Я и сам не был в этом абсолютно уверен. И его напарник Джерри Шоу тоже. А у мафиози, скажем прямо, нет привычки стрелять в копов, боже упаси! Это не на пользу их бизнесу, если ты меня понимаешь. Они предпочитают нейтрализовать полицейского, дать ему «на лапу». Эти парни соображают, что раздавать наличные удобнее, чем гробы.
– Думаю, ты прав,– с неохотой согласилась она.– Бесчестный сыщик представляет для них большую ценность, чем мертвый... Мертвый опаснее.
– Вот именно!
– Но даже если и так, Кевин, ты не должен больше работать на улице. Не мог бы ты найти себе кабинетную работу?
Ее предложение показалось Кевину настолько смешным и абсурдным, что он, закинув голову, расхохотался.
– Ах, Рози, Рози,– выдохнул он сквозь смех.– Я мог бы, но не буду. Потому что не хочу. Понимаешь, то, чем я сейчас занимаюсь, составляет смысл моей жизни. Да, Рози, в этом – моя жизнь.
– Каждый день ты ходишь по лезвию бритвы, Кев, вылавливая убийц, мошенников, торговцев наркотиками. Эти, на мой взгляд, хуже всех. И определенно – самые опасные и жестокие.
Кевин промолчал.
– Ведь так, ты согласен? – настаивала она.
– Конечно, так, будь они прокляты! Тебе ведь известно, как я отношусь к этой сволочи! – резко заговорил он, однако осмотрительно понизив голос, чтобы не привлекать внимания. Минуту помолчав, он продолжил: – Послушай меня, Рози. В наше время почти все преступления концентрируются вокруг наркотиков. И я ненавижу торговцев наркотиками, впрочем, как и все копы. Эти торгаши – подонки, последние негодяи, торгующие смертью круглые сутки. Ради выгоды они уже убивают детей, продавая крэк и кокаин у дверей школы, сажают семилетних на иглу. Подумай только, Рози: се-ми-лет-них! По-моему, это сверхподло, черт побери! И моя работа – уничтожить этих мерзавцев, этих... этих... скотов. Я должен пригвоздить этих сукиных детей к столбу, отдать в руки правосудия, упечь за решетку. И лучше, если по делу о нарушении федеральных законов. Тогда они просидят пять лет минимум, а обычно– много дольше, в зависимости от преступления. И не забудь, в федеральном законодательстве, слава богу, не предусмотрено досрочное освобождение. Лично я бы с радостью запер их всех в одну камеру и выкинул ключи навсегда.
Жесткое выражение лица и сурово сжатые губы резко изменили его внешность, он вдруг стал выглядеть много старше своих тридцати четырех лет.
– То, чем я занимаюсь, очень важно для меня, Рози. Я думаю, точнее, я надеюсь, что борясь с преступностью своими методами, я кое-чего добился в этом мире. Во всяком случае я для себя не знаю другого способа оставаться в здравом уме.
Он сжал ее тонкую руку, лежащую на красной скатерти.
Отлично его понимая, Рози кивнула. В самом деле, с ее стороны глупо было полагать, что он согласится сменить работу. В этом он был совсем как отец. Нью-йоркское управление полиции было смыслом его жизни. И кроме того, последние шесть лет Кевин вел священную войну с наркобизнесом – из-за Санни. Их прекрасная Златовласка стала жертвой наркотиков, которые помутили ее разум. Вот почему она без движения лежала на больничной койке психиатрической клиники – потерянная душа. Потерянная для себя, для них и для Кевина, который так любил ее.
Санни никогда уже не выздоровеет, никогда снова не станет самой собой. Она обречена на растительное существование в этой клинике в Нью-Хейвен, куда ее были вынуждены поместить отчаявшиеся родственники. Содержание ее в частной клинике стоило им целого состояния, но, как они сказали Рози, мысль о том, что Санни окажется под замком в государственной лечебнице, была для них непереносима, как и для самой Рози.
Она всегда полагала, что Кевин и Санни поженятся. Так бы и случилось, если бы не наркотики, превратившие Санни в подобие зомби. Никто из них не знал, когда и как она впервые «села на иглу», как докатилась до употребления наркотиков в чудовищных дозах, и от кого она их получала. Это прошло как-то незамеченно. Семидесятые и восьмидесятые годы были расцветом наркомании. Марихуана и гашиш, в таблетках и ампулах, возбуждающие и успокаивающие, кокаин и героин, или смэк, как называл его Кевин. Некоторым хватало глупости ускорять смерть, подмешивая к наркотикам алкоголь.
«Возможно, было бы лучше, если бы Санни Полански умерла, чем жить такой жизнью»,– подумала Рози и холодок пробежал у нее по спине.
Рози никогда не интересовалась наркотиками. Только однажды, много лет назад, она пару раз затянулась «косячком», немедленно почувствовала тошноту, ее чуть не вырвало. Это случилось на вечеринке, куда она пришла вместе с Гэвином. Он, узнав, что она согласилась попробовать «травку», рассвирепел. А потом целую неделю неустанно читал ей лекции о вреде наркотиков. Хотя в его суровых предупреждениях не было нужды; Рози и сама знала, к чему приводит наркомания. А вот бедная Санни не знала, и в этом заключалась ее трагедия.
– Ты думаешь о Санни,– мягко сказал Кевин, прервав молчание и словно читая ее мысли.
– Да,– согласилась Рози, затем, поколебавшись, спросила: – Ты давно навещал ее, Кев?
– Три месяца назад.
– Как она?
– Все так же, без изменений.
– Мне, наверное, нужно съездить в Нью-Хейвен до моего возвращения в Европу, чтобы...
– Нет! – несколько раздраженно оборвал ее Кевин. Потом, огорченно покачав головой, произнес: – Извини, я был резок. Но тебе в самом деле не следует навещать Санни. Она даже не узнает тебя, а ты только расстроишься. Правда, не стоит.
Рози кивнула, ничего не ответив. Она знала, что с ним лучше не спорить. И в конечном счете, может быть, он и прав. Возможно, действительно будет лучше не ездить к Санни, как она это планировала раньше. Что это даст бедняжке? Она даже не узнаёт, кто находится рядом с ней в комнате. Так или иначе, Рози ничем не сможет помочь своей давней подруге, хоть как-то облегчить ее существование. Правда и то, что увидев Санни в ее теперешнем ужасном состоянии, она только создаст себе еще один повод для переживаний. Еще одну проблему, которую сама не в силах решить. А у нее и без того их хватает.
Отпив немного воды, Рози подняла голову и слабо улыбнулась Кевину.
Он улыбнулся ей в ответ. Но улыбка получилась грустной, а в глазах его застыла боль. Рози знала, что эта боль – отражение глубокого, почти непереносимого горя, переполнявшего все его существо. Она подавила вздох, испытывая жгучее чувство жалости к брату.
Но она также была уверена в жизнестойкости и силе воли Кевина, благодаря которым он будет жить несмотря ни на что. Глядя на Кевина, Рози отметила про себя, что страдания из-за Санни не слишком отразились на его внешности; не повредила и та жизнь, которую ему приходилось вести как тайному агенту. Брат ее и сейчас красивейший из мужчин: крепкий, рослый, сильный, с мужественным и обаятельным лицом киногероя.
В этот вечер сходство Кевина с матерью было особенно заметно. Мойра Мадиган, приехавшая из Дублина в Нью-Йорк молодой девушкой, была уроженкой Костелло. «Я – черная ирландка»,– частенько говорила она детям, гордясь своим происхождением. По словам матери, род Костелло вел свое начало от одного испанского моряка, заброшенного судьбой в Ирландию еще во времена королевы Елизаветы I. Король Испании Филипп II послал к берегам Британии многочисленную армаду военных кораблей, многие из которых затонули во время страшного шторма, разбившись о прибрежные скалы Изумрудного Острова[3]3
Изумрудный Остров – Ирландия.
[Закрыть]. Команду подобрали ирландские рыбаки. Многие из спасшихся так и остались жить в Ирландии, среди них испанский моряк по имени Хосе Костелло, ставший основателем рода Костелло. По крайней мере так рассказывала им мама, и они выросли с уверенностью, что все это – чистая правда.
