Текст книги "Ангел"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ОПАСНЫЕ СВЯЗИ
29
– Что ж, Кевин, ты делаешь успехи,– сказал Нил.– Продолжай в том же духе. Но, упаси тебя бог, никаких резких движений – только спокойствие.
– Не волнуйся,– кивнул Кевин.– Я просто верх осторожности. И всегда слежу, что у меня за спиной. Вот кто меня действительно беспокоит – так это Тони. Черт побери, он здорово рискует. Работать, как он, под чужим именем в самом пекле, иметь дело с верхушкой банды – это кого хочешь вымотает. Хорошо, что не мне досталось прокладывать эту дорожку. Я хотя бы смотрю на все это дерьмо как бы снаружи.
– Ты хочешь сказать, изнутри?
– Только частично изнутри, compadre,– усмехнулся Кевин.
– Все верно, Кев. Но можешь мне поверить, Тони в полном порядке. Если ты в третьем поколении американец итальянского происхождения, то ты умеешь играть в их игры, не нарушая правил. Во-первых, он говорит на их дурацком жаргоне. Потом, не забывай, в Восточном Нью-Йорке ему частенько доводилось общаться с этими деловыми ребятами. Он ведь вырос в этом проклятом месте. Черт знает, что за район, штаб-квартира фирмы «Убийцы и компания» во времена Альберто Анастасиа, опаснейшее место во всей вселенной! И Тони провел все свое детство в этом гангстерском гнезде.
Как бы в подтверждение своим мыслям Нил кивнул и добавил очень спокойным тоном:
– У этого парня огромное самообладание. Как и у тебя. Ему без этого не выжить, и тебе тоже. Стоит вам сделать одно неверное движение, даже не так пошевелить пальцем ноги, и вы окажетесь задницей на сковородке.– Нил сделал долгий глоток пива.– Знаешь, что я тебе скажу? Не может такого быть, чтобы мой старый дружок Энтони Риганте прокололся. Он работал тайным агентом с тех пор, как поступил в полицию шесть лет назад. Это для него теперь как вторая натура, приятель.
– Ну да, ты, конечно, прав. Но все равно, постоянно болтаться среди гангстеров, играть с ними в «ладушки» – это работка не для каждого.
Нил многозначительно посмотрел на Кевина, но ничего не сказал.
Детективы сидели за столиком в углу маленького бара где-то в районе тридцатых улиц, недалеко от Первой авеню. Хотя было еще только пять вечера, бар был полон, и какофония звуков – от пронзительных возгласов и скрипучего смеха до звона стаканов и ревущего музыкального автомата в глубине зала – создавала нужную обстановку для конфиденциальной беседы. Никто бы не смог уловить и слова из их разговора.
Тем не менее Кевин еще ближе придвинулся к Нилу и понизил голос:
– Хоть на это ушло почти месяц, все-таки дела сдвинулись с мертвой точки. Тони наконец сумел протолкнуть меня в младшие члены банды Рудольфо. У меня теперь приятельские отношения с парой солдат и одним капореджиме. И я тебе скажу, Нил, ты был насчет них прав. Рудольфо со своей бандой по уши увяз в наркотиках. Они каждую неделю наводняют улицы этим дерьмом на миллионы долларов, торгуют чем угодно, тут и крэк и смэк. Все, как ты говорил.
– А ростовщичество, банковские махинации, азартные игры, проституция – чем только ни занимаются, лишь бы грести деньги. Слишком долго они всем этим промышляют, сволочи! Мы должны засадить их за решетку как следует. Приговор должен быть таким, чтобы больше не вышли, Кев.
Неожиданно на лице Нила появилась довольная ухмылка, и он удовлетворенно произнес:
– Как феды[21]21
Федеральные агенты, занимающиеся борьбой с наркобизнесом.
[Закрыть] засадили Готти.
– Конечно, Нил, так и будет. Пока все идет нормально, не волнуйся. Но нам нужно время. Мы не можем ударить сейчас: пока еще не та стадия игры. О'кей, я дам вам время, но не тяните слишком долго. Чем дольше будете тянуть, тем больше для вас риска.
–Надеюсь, все будет в порядке и у меня, и у Тони. Я ведь тоже, как и он, работаю тайным агентом не первый год, чтобы ошибаться.
–Знаю, знаю. Только береги спину, о'кей?
Кевин кивнул. Он допил пиво, отодвинулся от стола вместе со стулом и встал.
–Может, еще по одной? На дорожку? Или чего-нибудь покрепче?
– Спасибо, дружище. Еще по одной пива будет в самый раз.
Нил погасил сигарету, но немедленно сунул в рот другую. Ему хотелось бы бросить курить, но он не мог. Если он не умрет когда-нибудь от пули, то наверняка это случится от рака легких или от сердечного приступа. Но, черт с ним, жизнь в любом случае– риск, чем бы ни заниматься. Он чиркнул спичкой и поднес ее к сигарете. Вот гак и он сам сгорит когда-нибудь синим пламенем. Нил саркастически хмыкнул про себя.
Кевин вернулся к столику с двумя кружками пива, поставил их и сел.
–Будь здоров,– сказал он и сделал большой глоток, оставив над верхней губой тонкую линию пены. Кевин вытер ее и подмигнул Нилу.
–Так, значит, Готти увяз по уши... Отлично! —Будь я проклят, если нет, Кев! – не смог удержаться от смеха Нил.– Ты видел на днях в «Дейли ньюс»? Они называют его Аль Капоне девяностых годов. Вполне подходит для его умной головушки.
–Да, я видел. Забавно, что процесс будет идти в Бруклине, в бывшей вотчине Аль Капоне.
–Не забывай, что не только его, но и Готти тоже,– заметил Нил, потянувшись к нему через стол.– Я слышал, большинство преступных воротил считают, что на этот раз ему не выкрутиться, власти наконец упекут его. Да, похоже, что Тефлоновому Дону пришел конец. А у тебя там, на улице, что слышно?
–Конечно, то же самое. Наш отдел для этого кое-что сделал, черт возьми. Мы передали на него все материалы, которые у нас были. Не думаю, что Готти будет молчать, как рыба, после того как он столько выболтал.
– По-моему, этот парень сумасшедший. Хотя, с другой стороны, откуда ему было знать, что «Рейвнайт-Клаб» нашпигован нашей аппаратурой. И он даже и предположить не мог, что его адвокат будет отстранен от дела. Ведь Брус Катлер был для него чем-то вроде счастливого талисмана. Но многие говорят, что он должен винить прежде всего себя. Слишком много говорил о таких делах, о каких босс должен помалкивать: убийства, Коза Ностра. И уж, конечно, дураку ясно, что нельзя было разговаривать в клубе. Устроил себе штаб-квартиру, черт побери! Надо было разговаривать во время прогулок. На улице.
– Я слышал, он даже признал, что сам прикончил одного парня, это есть на пленке.
Нил кивнул.
– Я совершенно уверен, что ему не выпутаться. Его упекут надолго, он получит пожизненное. И обвинения в рэкете тоже не пустят. Это значит, что Готти и Гравано сдохли. И смотри, что получается: в семье Коломбо тоже дерьмо намоталось на винт. Одного из их парней только что убрали. Теперь у них там разразится настоящая гражданская война, одна часть клана на другую.
– Одни принимают сторону Персино, а другие поддерживают временного босса, Крошку Вика Орена. До меня дошло, что Орена пытается полностью захватить власть, пока Персино за решеткой.
– Вот сволочи, подонки! Опять на улицах будут реки крови, вот увидишь.
– Да, в Маленькой Италии и еще нескольких важнейших местах города,– сказал Кевин и толкнул Нила кулаком в плечо.– Не делай такое несчастное лицо. Закон и порядок побеждают. На прошлой неделе я слышал, что братьям Гамбино будет предъявлено обвинение по еще одному делу о рэкете. Видно, этот певец Гравано решил спеть еще одну популярную песенку для окружного прокурора Манхэттена. На этот раз про Гамбино. Предполагается, что они наложили лапу на автомобильные грузовые перевозки в швейной промышленности.
– Да, я слышал,– сказал Нил и посмотрел на часы. – Надо идти, приятель. Я рад нашей встрече. В это же время на следующей неделе, идет?
– Тебе решать, Нил. Скажи только – где. Они взяли свои плащи и вместе вышли из бара. Уже на улице Кевин сказал: – Ну, мне сюда,– и кивнул головой в сторону 40-й улицы.
– Что, сегодня не идешь к своей «девушке из приличного квартала», взял выходной? – хохотнул Нил, насмешливо прищуриваясь.
– Нет, она в отъезде. Но приехал один мой старинный приятель. Посидим с ним, поговорим.
– Ладно. Будь осторожен, Кев, и помни, что я тебе сказал: следи, что за спиной. Постоянно!
– Приходится. И ты тоже, Нил. Береги себя. – Конечно, приятель.
Кевин поймал такси, поспешно сел в машину и попросил шофера довести его до перекрестка Лексингтон-авеню и 45-й улицы.
Там он расплатился, вышел и взял другое такси, в котором пересек Манхэттен в обратном направлении до угла Шестой авеню и 58-й улицы, где опять вышел, быстрым шагом прошел по улице до отеля «Уиндэм», вошел внутрь, пересек вестибюль, заглянул в ресторан "Джонатан», огляделся, вернулся опять в вестибюль и прошел в комнату для мужчин.
Через пять минут он, поймав уже третье такси, отъезжал от популярного в среде шоу-бизнеса отеля в направлении Парк-авеню и 52-й улицы. Через несколько минут он был уже на месте. На этот раз он прошел пешком по 52-й улице до Пятой авеню, а потом повернул к 56-й улице. По дороге он несколько раз обернулся, чтобы убедиться, что за ним нет «хвоста».
Добравшись до 56-й улицы, он немедленно направился ко входу в небоскреб «Трамп Тауэр», толкнул дверь и поспешил к стойке службы охраны здания.
– Мистер Гэвин Амброз, пожалуйста.
– Ваше имя, сэр.
– Кевин Мадиган.
Дежурный охранник набрал номер, сказал несколько фраз и положил трубку.
– Можете пройти, сэр. Шестидесятый этаж.
– Благодарю.– Кевин быстро повернулся и направился к лифтам.
– Черт побери, какой вид! – воскликнул Кевин, переходя от окна к окну просторной гостиной в квартире, где остановился Гэвин.– Бог мой! Нью-Йорк выглядит просто потрясающе! Весь — море огней, высокое небо и громады зданий. В жизни так высоко не забирался.
– Нет, забирался. Вспомни, однажды мы вместе побывали на самом верху «Эмпайр Стейт»,– улыбнулся Гэвин, протягивая ему бокал вина.– Хватит, оторвись от этих окон. Давай лучше сядем, поговорим.
– Спасибо,– сказал Кевин, принимая от него бокал. Он прошел вслед за Гэвином в глубину комнаты к ансамблю из больших белых диванов и кресел. Они стояли вокруг огромного старинного китайского стола на низких ножках, сделанного из черного лакированного дерева с перламутровой инкрустацией в виде цветов.
Кевин опустился на один из диванов.
– И какого дьявола ты делаешь в таком месте? Оно выглядит, как обиталище дорогих шлюх.
– О боже, еще что скажешь! – воскликнул Гэвин.– И как, по-твоему, выглядит обиталище дорогих шлюх?
– Сплошная роскошь, плюш, бархат. И смердит деньгами. Большими деньгами. Слушай, Гэв, а кому принадлежит эта квартира?
– По правде говоря, не знаю. Я нашел ее через агента по сдаче в наем недвижимости. Кажется, ее владелец – какой-то европейский миллиардер, финансовый магнат, предпочитающий, очевидно, оставаться в Европе. Я снял ее на несколько месяцев.
– А-а.– Удивленно подняв брови, Кевин внимательно посмотрел ему в глаза.– Дела на старом ранчо опять идут неважно?
– Важно – не важно,– усмехнулся Гэвин.– Никак. Вот так сейчас обстоят дела между мной и Луизой. В общем на этом фронте ничего нового. Просто последнее время меня что-то потянуло на Восточное побережье. В конце концов раз уж меня называют этническим актером с Восточного побережья, я решил, почему бы мне не вернуться сюда на некоторое время.
– Отлично, Гэв. Я рад, что ты здесь. Как в старые времена. Ну а как там в Париже? Рози мне сказала, что ты начинаешь подготовительные работы к «Наполеону и Жозефине». И что она будет делать костюмы.
– Да, все верно. Как только совсем закончу с «Делателем королей». Нам еще нужно провести озвучивание небольшого куска с несколькими актерами, поэтому я вызвал сюда, в Нью-Йорк, часть своей съемочной группы. Они помогут мне разделаться с этим – там еще работы не две-три недели. Потом я их отошлю через Атлантику обратноно и безвыездно обоснуюсь в Париже, по крайней мере на полгода. А может, и больше.
– А эта квартира?
– Она твоя, Кев. Если хочешь.
– Ты шутишь?
– Нет.
– Но что мне с ней делать?
– Я полагаю, жить в ней.– Губы Гэвина задрожали от едва сдерживаемого смеха.– Вероятно, это все-таки лучше, чем твоя квартирка на 91-й улице, не так ли?
– Надо полагать,– ответил Кевин,– но я сейчас не живу у себя. Приходится ютиться в комнатушке на 10-й улице в Восточной части. Под чужим именем, конечно. Я ведь сейчас работаю тайным агентом.
– А когда ты им не работал?
Кевин уловил внезапное и почти неразличимое изменение в голосе Гэвина – какие-то едва заметные нотки неодобрения. И спокойные серые глаза Гэвина выражали сожаление. Да, это были самые честные глаза, какие Кевин когда-либо видел. Он ничего не ответил, лишь отхлебнул вина и откинулся на спинку сверхмягкого дивана, скрестив свои длинные ноги.
– Это не проходит бесследно, Кев,– сказал Гэвин, посмотрев долгим взглядом на своего самого старого и близкого друга.– Все это уже начинает сказываться, приятель.
Кевин, обычно рьяно защищавший свою работу, уже собрался было возразить, что он не понимает, о чем это говорит Гэвин, но потом передумал. Зачем ему разыгрывать дурака с этим парнем, которого он любит, как брата, который всегда был готов помочь ему, что бы ни случилось. И всегда помогал. Кевин медленно кивнул.
– В последнее время в самом деле приходилось нелегко, согласился он, слегка поморщившись.– Работа тайного агента, представь, иногда бывает немного утомительной.
– Я думаю. И немного опасной – тоже.
– В наше время все опасно, Гэв.
– Я знаю. Но ты сейчас в самом центре схватки, сражаясь с преступниками. Чуть зазеваешься и попадешь под пулю. Пока ты работаешь в Отделе уголовных расследований, ты будешь находиться в самой опасной зоне. Мишень! «Пушечное мясо», как это обычно называют.
– Зато какие льготы! – пожал плечами Кевин и засмеялся над абсурдностью собственных слов. Но иногда смеясь над опасностью легче с ней справиться.
– Какие, к дьяволу, льготы! – насмешливо возразил Гэвин, взял свой бокал, сделал глоток вина и продолжил: – Рози из-за тебя волнуется. Нелл волнуется. Я волнуюсь. Почему бы тебе не бросить все это, Кевин?
– А ты можешь не быть актером?
– Нет.
– Вот тебе и ответ.
– Но я не подвергаюсь смертельной опасности.
– Черта с два не подвергаешься! Окажешься на каком-нибудь паршивом спектакле и не знаешь, что с тобой может случиться. В зале всегда найдется какой-нибудь псих, готовый устроить свалку.
– Ты неисправим,– покачал головой Гэвин.– Но, наверное, ты должен делать то, что должен.
– Именно.
Гэвин откинулся на гору белых шерстяных подушек и тихо проговорил:
– Слушай, Кевин, увольняйся. Я найду тебе работу.
– Это какую же?
– Моим ассистентом.
– Черт, это же подачка, Гэвин! – охваченный мгновенным гневом воскликнул Кевин.– Мне не нужны твои подачки!
– Это вовсе не подачка, Кев. Правда. Мне действительно нужен человек, чтобы заниматься огромным количеством разных дел.
– Может, тебе нанять секретаршу? Обычно парни с твоим положением поступают именно так.
– У меня есть секретарша. Но мне нужен помощник, который бы взял на себя некоторые вопросы. Финансовые, например. Чтобы я мог ему доверять. Ты ведь для меня, скажем прямо, как член семьи. Мы ведь одна семья, Кевин, после стольких лет дружбы.
– Это Нелл тебя надоумила?
– Никоим образом, старина! Никоим образом! Но она была бы счастлива, если бы ты ушел с «улицы».
–Спасибо, Гэв. Я понимаю, ты хотел как лучше. Но то, что ты предложил, это не для меня. У меня, понимаешь, другая скорость.
– Предложение остается в силе. Так что в любое время...
– Спасибо,– вздохнул Кевин.– Наверное, это звучит грубо и неблагодарно. Ты сделал, конечно, стоящее предложение, на самом деле стоящее. Но я – коп, как мой отец, и мой дед, и отец моего деда, и так далее,– они все были копами. И я не думаю, что буду счастлив, занимаясь чем-то еще.
– Наверное, в глубине души я тебя понимаю... Я всегда это знал. Ну ладно, а как у вас с Нелл? Ты собираешься узаконить ваши отношения?
Темные глаза Кевина встретились со светлыми глазами друга. И они обменялись долгими понимающими взглядами.
Наконец Кевин ответил:
– Я много думал об этом последнее время. Я даже просил ее выйти за меня замуж. Она думала об этом. Но так и не сказала «да».
– Остается только пожалеть об этом: вы просто созданы друг для друга.
– Скажи об этом Нелл.
– Скажу, с твоего позволения.
– Конечно, давай. Кстати, ты что-то темнил насчет Луизы. Что между вами на самом деле происходит?
– Ничего особенного. Она живет в моем доме, тратит мои деньги и спит с сенатором из Вашингтона.– Гэвин пожал плечами.– Если бы мой дедушка был жив, он бы назвал меня болваном.
– А мой сказал бы, что я простофиля мик.
Оба рассмеялись, и Кевин спросил:
– Но, если серьезно, что ты собираешься делать? Останешься с Луизой?
–Я пока не хочу раскачивать лодку.
– А ты не думаешь, что твое возвращение на Восточное побережье как раз и будет означать раскачивание?
– Но я приехал не насовсем. Я просто снял квартиру в Нью-Йорке, своем родном городе, на время, пока заканчиваю послесъемочные работы. А потом перееду во Францию снимать фильм там. В общем, как говорится, дай дураку веревку и он повесится. Вот я и даю ей эту веревку километрами —может, в конце концов повесится. А я готов подождать, мне не к спеху.
– Значит, в твоей жизни пока никого нет?
– Да, никакой нежной и любящей леди, чтобы скрасить мои дни. Только работа. Но этого достаточно.
– Возможно. У тебя здесь свой повар, или как? – спросил Кевин.
– Нет, а что?
– Я просто подумал, где будем обедать. Ты ведь терпеть не можешь рестораны, твоя знаменитая сексуальная физиономия производит такой фурор.
– Ты тоже не любишь бывать на публике, Кев. Так что не спихивай всю вину на меня.
– Ты когда-нибудь предполагал, что станешь таким знаменитым, что не сможешь пойти поесть в ресторан из страха быть растерзанным обезумевшими поклонницами? Или что я не соглашусь пойти с тобой из опасения, что нас застукают охотящиеся за мной гангстеры?
– Нет, не предполагал,– ответил Гэвин, и неожиданная улыбка промелькнула на его лице.– Но, как я только что заметил, мы с тобой – пара простофиль.
Гэвин поднялся, прошелся по комнате, потом повернулся к Кевину.
– Но тем не менее мы сегодня сходим в одно место.
– Да? Куда это?
– В центр. В просмотровый зал Бобби Де Ниро. Я снял его на вечер. Для нас двоих: хочу показать тебе «Делателя королей». А потом поедим там же в гриль-баре.
– Звучит неплохо. И, надеюсь, мы оба будем там в безопасности.
– Несомненно. Это, Кевин, я могу тебе гарантировать.
30
Подмораживало, и капли мелкого моросящего дождя быстро превращались в мокрый снег, залеплявший стекла автомобиля.
– Плохое время, Вито,– сказал шофер, включая «дворники»,– плохое время для такой поездки в «Стейтен-Айленд».
– Нас здесь не мочит, Карло,– ответил Вито своим скрипучим голосом,– сидим в тепле – какие проблемы? Поставь-ка запись. На которой Джанни. Ну, эту, наверное, ты знаешь: «Любимые мелодии Фортьюна».
–Конечно, Вито,– пробормотал Карло, выполняя просьбу.
В то же мгновение золотой голос Джанни заполнил небольшое пространство салона. Улыбаясь про себя, Вито устроился поудобнее на заднем сиденье, с удовольствием слушая. «Ты и я, нам хотелось всего» в исполнении Джанни.
Вито очень гордился своим племянником. Большая звезда. Самый известный из всех сейчас. До него были такие же по величине, но они уже свое отпели. А теперь очередь его Джанни. В свои тридцать восемь лет Джанни уже «что-то» – первый в списках самых популярных певцов, всеобщий любимец. И не только в Америке, а во всем мире.
Вито вздохнул от избытка чувств и на мгновение закрыл глаза, успокоенный звуками бархатного голоса. Вздохнув еще раз, Вито подумал: «Он поет, как ангел, мой Джанни».
Было 23 января 1992 года, четверг, и, как обычно по четвергам, Вито направлялся на еженедельный семейный обед к Сальваторе. Вот уже шестьдесят лет каждый четверг они устраивали семейный обед: это стало традицией с тех далеких времен, когда они оба были девятнадцатилетними парнями, успевшими обзавестись женами. Он женился на Анджелике, царство ей небесное, а Сальваторе на Терезе.
Как давно это было! Вито подумал, сколько еще обедов по четвергам им осталось. Оба уже старики: обоим по семьдесят девять лет. Но он не ощущал старости. Разве что немного отяжелел, да еще беспокоил артрит в бедре. И он не выглядел на свои семьдесят девять, это точно. И Сальваторе тоже. Да, конечно, седина, морщины. Но, если все взвесить, они в хорошей форме. И ни один еще, слава богу, из ума не выжил.
Его старый приятель был еще на удивление силен, еще держал в своих руках власть над всеми кланами Восточного побережья– Capo di tutti capi. Как он гордился Сальваторе! Почти так же, как гордился своим Джонни.
Эта песня, которую пел Джонни, она ему нравилась.
«Ты и я, нам хотелось всего...»
Разве не в этом истинная правда о мире? Он и Сальваторе, им хотелось всего. И они этого добились. Когда нужно было – силой. Некоторые говорят, что он и Сальваторе – опасные и жестокие люди. Нет, это не так. Они просто люди, старавшиеся выбраться из той сточной канавы, из нищеты Нижнего Ист-Сайда, куда они попали, будучи детьми эмигрантов: постоянно полуголодные, не зная английского, не имея никаких надежд на лучшую жизнь. Им пришлось делать то, что они делали, чтобы выжить.
Вито мысленно улыбнулся. Жизнь повернулась к ним не худшей стороной. Конечно, не без проблем: время от времени случались поводы для головной боли, но ничего такого, с чем нельзя было бы справиться. Им даже большей частью удавалось избегать неприятностей с правоохранительными органами – и это в течение всех шестидесяти лет. Пожалуй, им везло. Ну и продажные копы помогали. Сальваторе платил им каждую неделю, но деньги не проблема. Что могут значить для него и Вито несколько конвертов, набитых чеками? Они в состоянии себе это позволить. Они и сейчас платят и чувствуют себя в полной безопасности.
«Чистеньких нет»,– подумал Вито и рассмеялся громким, хриплым смехом, заполнившим машину, при этом его пухлое тело мелко затряслось. Любого можно купить. Разница только в цене. Одним нужны деньги, другие добиваются власти или особых привилегий. Все они продажные шлюхи. Торгуются только о цене.
Люди смердят. Мир полон дерьма. Он был невысокого мнения о человеческой природе. Все ругают «амичи» – людей из «почтенного общества»,– обвиняют их во всех грехах. «Не понимаю, почему это так,– подумал Вито, нахмурившись.– Мы не хуже, ничуть не хуже других. Взятки, кражи, любые преступления и даже убийства встречаются на каждом шагу, они часть большого бизнеса, ступеньки к общественному положению. Ступеньки любой карьеры, даже в правительстве. Политиканы смердят, они на все готовы ради карьеры. Также и копы, и все остальные... Все, но не мой Джонни. Мы с Сальваторе шли своим путем,– бормотал он про себя.– Мы сами писали для себя законы. Мы почитали кодекс Братства, но мы все делали по-своему, да-да, по-своему». Он мысленно улыбнулся. Ему было чему радоваться.
Джонни Фортьюн.
Большая звезда.
Его радость и гордость.
Его племянник.
Скорее сын, а не племянник.
Джонни на этой неделе приехал в Нью-Йорк. Он должен быть сегодня вечером на семейном обеде, приедет из Манхэттена в своем лимузине. Сальваторе счастлив. Вито счастлив. Это будет отличный вечер.
Дом Сальваторе Рудольфо стоял в стороне от дороги, окруженный высокой кирпичной стеной с широкими железными воротами. Они были под током. Дом охранялся не хуже, чем Форт Нокс.
Вито знал, что вооруженные охранники находятся везде, но они скрыты от человеческих глаз. Кроме двух охранников, появившихся как из-под земли в тот момент, когда его машина замерла у ворот.
После того как охранники убедились, что это он, ворота медленно отворились. Карло подвел черный «кадиллак» по короткому круговому въезду к парадному входу, затормозил и вышел, чтобы помочь Вито. Пока тот поднимался по ступенькам, Карло, солдат их Организации, назначенный к нему в качестве водителя и телохранителя, вернулся в машину и отогнал ее назад.
Войдя в холл и снимая пальто, Вито заметил, что сегодня обстановка в доме была немного другой. Обычно по четвергам присутствовали только родственники и ближайшие помощники. А сейчас в глубине холла маячили еще несколько капо. Двое других располагались у дверей кабинета Сальваторе.
Дверь этой комнаты внезапно отворилась и из нее вышел Энтони Рудольфо, двоюродный брат Сальваторе и консильере. Подойдя к Вито, он поцеловал его в обе щеки и сказал:
– Главный ждет тебя, Вито, хочет поговорить, пока не начался обед.
Обеспокоенный, не случилось ли чего, Вито кивнул и немедленно прошел в святая святых Дона – в его кабинет.
Сальваторе сидел в кресле у камина. Увидев Вито, он поднялся и пошел к нему навстречу. Они обнялись и расцеловались по-сицилийски в обе щеки.
– Ты сегодня хорошо выглядишь, Сальваторе. Для такого старика,– одобрительно наклонил голову Вито.
– И ты тоже, мой старый гамба,– засмеялся Сальваторе,– сегодня холодно, Вито,– поежился он,– так холодно, что даже у ведьмы замерзли бы сиськи и превратились в сосульки,– и он опять рассмеялся низким утробным смехом.– Помнишь, как мы детьми мерзли зимой, дрожали от холода в нашей драной одежке? Помнишь, как согревали друг друга в этих крысиных норах нижнего Манхэттена, которые мы называли домом.– Он покачал головой.– Да, какое было время...
– Еще бы не помнить! Я ничего не забыл, Сальваторе!
Дон положил руку на плечо Вито и подошел с ним к камину.
– Те деньки давно ушли. Остались только воспоминания. Но мы с тобой стареем. И холод опять пробирает до костей, заставляет их скрипеть. Так что иди-ка, посидим у огня.
С этими словами Дон взял со столика между креслами бутылку красного вина и доверху наполнил два бокала.
– Огонь согреет твое тело, а вино разгонит кровь. Они чокнулись и тихо в унисон проговорили:
– За наше Братство.
Потом каждый пригубил вино, задерживая его во рту, наслаждаясь вкусом. Это было одним из немногих удовольствий, еще оставшихся для них в жизни. Затем они сидели, откинувшись в креслах и долго смотрели друг на друга, и в их стариковских глазах светилась умудренность. И вечная дружба. Наконец Вито спросил:
– Зачем сегодня лишние капо? Ты что, ждешь неприятностей?
– Просто из предосторожности,– покачав головой, сказал Рудольфо.– Не хочу неприятных сюрпризов, чтобы меня застали врасплох. Это ведь наше старое правило, Вито. Зачем нам его менять?
– Ты это о чем? – спросил Вито, и его темные глаза сузились.
– Слишком много проблем в других семьях. Братья Гамбино, похоже, увязли, Бык-Сэмми слишком много треплется.– Он посмотрел на Вито и презрительно сплюнул.– Тьфу, поганый доносчик, запел, как желтая канарейка. А семья Коломбо – совсем с ума посходили, вцепились друг другу в глотки. Не было бы войны между семьями, как тогда, раньше.
– Не думаю, что это широко разойдется.
– Кто может знать? – Сальваторе беспомощно развел руками и пожал плечами.– Одна из семей в Нью-Йорке может воспользоваться ситуацией, попробовать захватить территорию Гамбино или Коломбо. И будет война. Да, лучше быть готовыми. На всякий случай, если чего начнется.
– Ты прав, Сальваторе. Что плохого, если мы заранее себя обезопасим...
Сальваторе вдруг подался вперед, и его глаза, дотоле блеклые и слезящиеся, внезапно обрели пронзительную, как в молодости, голубизну. Он пристально посмотрел на своего старого друга и сказал:
– Может, я устрою собрание всех семей, соберу вместе всех боссов...
– Это как в Апалачине в 1957 году? – воскликнул Вито.
– Ну да, конференцию. Надо решить, что делать. За нами слишком внимательно следят, Вито. За нашим Братством. Копы, феды, пресса – они все дышат нам в затылок. Это уже опасно,– вздохнул он.– Мы вдруг оказались чересчур на виду – вот что плохо, capisce?[22]22
Понял? (ит.)
[Закрыть]
– Ага. И я с тобой, как всегда.
– И еще этот Джо Фингерс,– объявил Сальваторе.
– А с ним что?
– Стал слишком много о себе понимать и, чуть что, сразу палит из пушек. А он связан с нами– значит, опасен для нас. Ведь за нами постоянно следят, вынюхивают. Вот что я всегда ненавидел.– Сальваторе сделал паузу. Несмотря на то, что он находился в собственном доме, где, он был уверен, нет никаких подслушивающих устройств, Дон добавил хриплым шепотом: – Это наносит вред Коза Ностра.
Вито кивнул и дотронулся ладонью до руки Сальваторе, показывая, что понял.
После недолгого молчания Вито спросил:
– Кто займется Джо Фингерсом?
– Никто. Пока. Подождем. Посмотрим, как он дальше себя поведет.
Дон глубоко вздохнул и печально покачал головой.
– Да, все уже не то, дружище, времена изменились. Вито не ответил, углубившись в свои мысли. Сальваторе был не зря capo di tutti capi. Он мудрый человек. Все, что он говорит,– так и есть. Какое-то время Вито изучающе смотрел на друга.
Сальваторе был крепкого сложения, высокий, широкоплечий, худощавый. Его изборожденное глубокими морщинами лицо с римским, чуть с горбинкой носом, и сильно поседевшими густыми бровями все же не было лицом старика. В нем слишком чувствовались сила и власть. Но самыми, удивительными были глаза. Чистого голубого цвета, как Средиземное море у берегов Сицилии. Они могли то лучиться солнцем и теплом «старой родины», то вдруг становиться ледяными, как холодная Арктика.
Сальваторе прервал размышления Вито.
– Где Джонни? – спросил он.
– Сейчас будет, Сальваторе. Еще минута-другая, и он здесь, не волнуйся.– Вито поднялся и, мелкими шагами подойдя к окну, постоял там какое-то время.
– А вот и он! – вскоре воскликнул он и посмотрел на часы.– Молодец, как раз вовремя!
Во главе стола сидела Тереза Рудольфо, жена Сальваторе. Она была высокой, сухой, величественной женщиной лет семидесяти, с совершенно седыми волосами и угольно-черными глазами. На ней было, как обычно, черное платье с тремя длинными нитками настоящего жемчуга. Она со спокойным достоинством руководила обеденной церемонией.
Покрытый накрахмаленной белой с вышивкой скатертью стол был уставлен тончайшим фарфором, дорогим хрусталем и серебром. В центре располагалась широкая серебряная ваза с цветами, по обе стороны от которой возвышались белые свечи в серебряных подсвечниках. Стол буквально ломился от яств.
Сейчас в парадной гостиной дома Рудольфо собрались за великолепным столом еще и четверо детей Терезы и Сальваторе: Мария, София, Фрэнки и Альфредо; все они уже имели семьи и пришли со своими супругами. Был здесь и брат Сальваторе Чарли, заместитель босса, и их двоюродный брат Энтони, консильере,– тоже с женами.
Вито сидел справа от Терезы.
Джонни сидел на своем обычном месте – справа от Сальваторе.
Угощение было обычным для четверговых обедов. Огромное количество салата из латука, помидоров, маслин и мелко нарезанного лука; красный сладкий перец, тушеный в оливковом масле; салат из рыбы и моллюсков, запеченая рыба, tagliatelle – домашняя лапша с томатным соусом, и жареные цыплята. Альфредо разливал красное вино, блюдо с домашним итальянским хлебом передавалось по кругу, все оживленно разговаривали, шутили, смеялись. Обед напоминал дружескую вечеринку.
