Текст книги "Ошибка Элис"
Автор книги: Барбара Лайфсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
4
Ида от души наслаждалась ужином в компании Уолтера в «Саду Грез», одном из самых дорогих ресторанов на западном Палм-Бич. По обоюдному молчаливому согласию они избегали касаться такой неловкой темы, как прошлое Элис Хорн. Вместо этого они говорили о всевозможных светских материях – фильмах, книгах, кушаньях и любимых винах. Уолтер поведал о своем недавнем путешествии на Аляску. Все эти темы были достаточно безопасны, нейтральны и не могли поколебать дружественной атмосферы вечера. К тому времени, когда они приступили к десерту – шоколадно-клубничному торту, – Уолтер уже настолько освоился, что начал рассказывать о своей работе в отцовской фирме.
Ида, конечно же, прекрасно знала историю финансового взлета Хорнов. Эта история была своего рода семейной легендой, и Пол неоднократно повторял с ней подробности этой легенды.
Фамильному состоянию положили начало братья Гектор и Джейми Хорны, плотник и стеклодув. В 1890 году они покинули родной Эдинбург и эмигрировали в Штаты вместе со своими многочисленными кузенами. Кузены осели в Манхаттане, а Джейми и Гектор подались на север, в Кливленд. Они надеялись, что быстрое развитие здесь тяжелой индустрии обеспечит постоянную потребность в рабочих различной квалификации.
Их надежды скоро оправдались. Попав на американские просторы из тесноты британского общества, скованного сословными рамками, они быстро поняли, что в Кливленде успех ждет того, кто умеет упорно работать. Братья постарались показать, на что способны, трудились девятнадцать часов в сутки и завоевали репутацию честных и искусных мастеров.
С истинно шотландской предусмотрительностью они взяли в жены девушек, обеспеченных приличным приданым, а к концу первой мировой войны возглавили две преуспевающие компании с достаточно высокими и стабильными доходами, чтобы можно было рассчитывать на долговременный успех.
Плотник Гектор основал «Хорн Констракшн», занимавшуюся «строительством великолепных домов для лояльных граждан», а стеклодув Джейми создал «Хорн Кристал», разветвленное предприятие по производству стекла. Громадная фабрика на северо-западе Кливленда выпускала прессованные листовые стекла. На другом конце города фабрика поменьше приютила под своим кровом артель мастеров, производящих хрустальные сервизы в традициях высококлассных стеклодувов Старого Света. Джейми собрал у себя ремесленников – эмигрантов со всей Европы, и под его руководством создавались уникальные роскошные люстры, абажуры из цветного стекла, которые, по утверждению знатоков, предвосхитили работы Луи Тиффани.
К 1925 году большинство молодых хозяек, желавших занять достойное положение в обществе, считали свой дом неполноценным без люстры, изготовленной в «Хорн Кристал», и набора хорновских бокалов из хрусталя для сервировки обеденного стола.
Хорны становились силой, с которой кливлендское общество принуждено было считаться. Но жизнь братьев омрачали серьезные проблемы. Гектор, имевший четырех дочерей и ни одного сына, безуспешно пытался найти преемника, способного продолжать его дело. Выходом из положения могла стать передача управления компанией четырем зятьям. Но необходимость выбрать президентом компании одного в ущерб трем остальным была чревата семейными раздорами.
Гектор все еще продолжал мучительно раздумывать над дилеммой, когда его новенький «даймлер» столкнулся однажды с молочным фургоном. Это столкновение окончилось для него переломом правой ноги в двух местах. Отныне он мог передвигаться только с помощью костыля. Было очевидно, что теперь активная деятельность, в том числе личный контроль за строительством, стала для него невозможна, и проблема выбора нового руководителя для «Хорн Констракшн» приобрела небывалую остроту.
Но наконец на горизонте забрезжила счастливая развязка – Джейми, отец единственного сына, предложил брату выкупить его долю в строительной компании за миллион долларов наличными. Предложение было скромным, но Гектор принял его с большим облегчением. Стюарт, сын Джейми, был превосходной кандидатурой на роль главы семейного предприятия.
Передав хлопотное дело управления новому директору, Гектор удалился на свой прекрасный земельный участок, расположенный к западу от Кливленда, и воздвиг там дом с фасадом из шотландского гранита, а каждую комнату украсил люстрой, созданной руками умельцев из «Хорн Кристал».
Стюарт не унаследовал ни художественный талант отца, ни дядино мастерство строителя, но зато он обладал немалым деловым чутьем и имел врожденную способность безошибочно угадывать тенденции мира финансов. В 1927 году, достигнув зрелого тридцатидвухлетнего возраста, он пренебрег советами помощников и изъял фонды предприятий с биржи. Предчувствуя надвигающийся кризис, он начал скупать земли, а также золото, драгоценности, картины старых мастеров и буквально любые осязаемые ценности, которые сограждане, охваченные стремлением получить достаточно наличных для вложения в биржевые операции, желали поскорее продать.
В Черный понедельник 1929 года, когда на Нью-Йоркской бирже за несколько сумасшедших часов доллар упал на шестьдесят пунктов, Стюарт понял, что стал одним из богатейших людей Америки. Пока Стюарт стоял у руля, «Хорн Индастриз» оставалось процветающим предприятием в течение всего печального периода Депрессии, в неразберихе второй мировой войны, во времена безумной экспансии деловых пятидесятых. Он так и умер за рабочим столом, держа в руке телефонную трубку.
В 1972 году его единственный сын Алан, внук Джейми, унаследовал право руководить семейной корпорацией и распоряжаться семейным состоянием. Компания «Хорн Кристал» мало интересовала Алана. Это было запутанное и достаточно устаревшее производство, а путей к его быстрому обновлению он не видел. Всю свою энергию Алан посвятил строительной отрасли семейного бизнеса.
Он преобразовал «Хорн Констракшн» и наконец превратил это и раньше преуспевающее предприятие в одну из ведущих мировых компаний в области международного развития недвижимости. А «Хорн Кристал» пребывал в запустении. Но даже несмотря на такое пренебрежение, понадобилось все же несколько лет, прежде чем компания оказалась на грани банкротства. Репутация фирмы оставалась высокой, сотрудники – преданными делу, и даже равнодушие главы компании не могло бесповоротно снизить уровень дохода.
Однако десять лет фактического отсутствия управления не могли не сказаться на делах компании. И первым серьезным решением Теда Паркера на посту исполнительного директора «Хорн Индастриз» было отделаться от «Хорн Кристал».
Именно вопрос о предполагаемой продаже «Хорн Кристал» обсуждали за десертом Уолтер и Ида.
– Что ты думаешь о решении Теда продать такую существенную часть хорновского наследства? – спросила Ида.
Уолтер пожал плечами.
– По-моему, это правильное решение. Конечно, существует множество причин, по которым стоит сохранить «Хорн Кристал», но все они или личного, или сентиментального свойства. А в современном деловом мире нет места сантиментам.
У Иды не было желания спорить с Уолтером. Но ей потребовалось сделать над собой усилие, чтобы не поддаться искушению немедленно изложить причины, по которым продажа «Хорн Кристал» оказывалась скверной затеей. Уолтер, очевидно, унаследовал от Алана полное равнодушие к этому предприятию. Его знания о производстве ламп и люстр были очень поверхностны, а к утонченному миру уникальных декоративных изделий из стекла он вообще не испытывал никаких чувств. Если он и понимал разницу между выдуванием, прессованием и отливкой, то не показывал виду.
Ида сомневалась, подходил ли он когда-нибудь к стеклоплавильной печи, наблюдал ли стеклодува за работой. Как она ни жаждала представить себе внутренний вид стекольной фабрики Хорнов, но понимала, что бесполезно расспрашивать о подробностях человека, который вовсе с ними не знаком. Пришлось преодолеть желание зондировать его и дальше в этом направлении и перевести разговор на другую Тему.
– А как тебе нравится работать с Тедом Паркером?
– Он весьма строгий начальник. Но голова у него на месте, и он всегда готов выслушать противоположное мнение. – Уолтер сморщил нос в горестной гримасе. – Естественно, это не значит, что он готов выслушивать именно мое мнение. Может, я и председательский сынок, но, с точки зрения Теда, я недалеко ушел от мальчика на побегушках.
– Тебя это расстраивает?
– Не очень. – Уолтер зачерпнул ложкой сливочную пену со своего каппучино. – К тому времени, когда пять лет назад Тед пришел к нам, мы уже начали терять ориентацию. Отец приступил к строительству объектов в разных частях земного шара, но тут его захватила политическая лихорадка, а проще говоря, он перестал уделять достаточно времени «лавочке». Но пришел Тед и «спас нашу колбасу», и теперь мы его должники. Лично для меня очень полезно даже просто наблюдать за его работой или слушать его соображения.
Несмотря на кажущиеся похвалы в адрес Теда, Ида уловила в словах Уолтера некоторую сдержанность. Но она не могла понять, вызвано ли это нежеланием откровенничать с женщиной, которая может оказаться самозванкой, или за его словами скрывалось искреннее сомнение в способностях Теда Паркера.
Но Уолтер не дал ей возможности разобраться в этом. Проявив немалую светскую ловкость, редкую для молодого человека, которому только недавно сравнялось двадцать три года, Уолтер перевел разговор на более легкие темы. Он, как и Ида, по-видимому, был озабочен тем, чтобы направить застольную беседу подальше от опасных подводных камней.
Да, рифов и мелей, среди которых им приходится лавировать, более чем достаточно, невесело подумала Ида, ожидая под навесом, пока Уолтер выводил со стоянки свой «БМВ» с откидным верхом. Но все же ужин вполне удался, были сделаны первые осторожные шаги к дружбе. Она была рада этому. Очень рада.
– Наконец-то стало прохладнее, – заметил Уолтер, когда они выехали на автостраду и взяли курс на север, к дому. – Можно убрать верх или лучше включить кондиционер?
– С опущенным верхом будет чудесно.
Уолтер притормозил у обочины, подергал за рычаги, нажал кнопку, и с легким электронным шипением крыша автомобиля сдвинулась и аккуратно сложилась.
– В перчаточном отделении должен лежать шарф, можно повязать голову, – сказал он громко, чтобы было слышно в уличном шуме.
– Спасибо. С моей прической это не обязательно.
Когда они снова влились в транспортный поток, ночной ветерок, свежий и прохладный, овеял лицо Иды. Ее ноздри щекотал аромат жасмина, смешанный с запахом выхлопных газов и жаром, шедшим от раскаленного асфальта. Она неожиданно громко засмеялась от радости, заново открывая для себя давно забытые удовольствия.
– Ты что? – спросил Уолтер. – Почему смеешься?
– Просто потому, что мне сейчас очень хорошо. Я не ездила так с тех пор, как Джош Тейлор увел «крайслер» своего отца тоже с откидным верхом и повез меня в… – Она остановилась как раз вовремя. – Повез меня в город. Тогда мы были в десятом классе. Мы никуда не пошли, а просто покружили по улицам, в полном убеждении, что мы абсолютно взрослые, самостоятельные люди. И домой вернулись только в два часа утра.
– Готов спорить, что, вернувшись, ты уже не чувствовала себя такой самостоятельной. У родителей есть досадная привычка быстро ставить подростка на место.
Замечание Уолтера вернуло Иду назад, к гораздо менее приятной действительности.
– Да нет, тогда ничего не случилось, – сказала она. – Никто и не заметил моего отсутствия.
Уолтер искоса взглянул на нее.
– Славные Алан и Мэрион, они никогда не донимали нас излишней заботливостью.
– Обычно их просто не было дома, – весело согласилась Ида.
– Лично я им за это чертовски признателен.
– И я тоже. Наверное.
У глухого низкого голоса есть по крайней мере одно преимущество, отметила Ида. Он хорошо маскирует подлинные чувства. Приняв ее слова за чистую монету, Уолтер сосредоточил внимание на дороге и ловко обогнал пожилого водителя, добросовестно не превышавшего скорость в пятьдесят миль.
– Эти старые чудаки, – пробормотал он. – Разве можно их пускать на автостраду?! – Он откинулся назад и позволил машине разогнаться на полные сто. – А что тогда случилось с твоим Джошем? У него были неприятности?
– И какие! Его месяц не выпускали из дома, беднягу. Его мама и папа были старомодного образца. Не то что наши.
– Бедный Джош.
– По правде говоря, я ему завидовала. – Это признание вырвалось неожиданно, прежде чем Ида успела остановить себя. – Я, конечно, и представить не могла, что значит жить в доме, где родителям всегда доподлинно известно твое местонахождение. Но иногда у меня появлялась странная мысль, что это было бы здорово.
– Теоретически – может быть, но не практически.
– Да, наверное, ты прав. Ни один ребенок не хочет, чтобы родители дышали ему в затылок.
Ида резко оборвала поток воспоминаний, прежде чем он мог бы перейти опасную черту. Она не ожидала, что будет так трудно придерживаться заученной роли, каждую секунду помнить, что и кому следует или не следует говорить. Она слегка повернулась на сиденье, чтобы лучше видеть Уолтера. Ей необходимо было сосредоточиться.
– Ну, довольно воспоминаний о моей роскошной прошлой жизни. Давай поговорим о тебе. Когда я уехала в колледж, ты еще даже не успел обзавестись подружкой.
Он покрутил воображаемый ус.
– Это вы так полагаете, миледи.
– Ага, наконец-то откроется правда! Все считали тебя милым, неиспорченным мальчиком, а ты на самом деле был юным Лотарио?
Он улыбнулся ее словам.
– Я назвал бы себя смышленым ребенком, который сумел рано оценить прелести жизни. А женщины определенно стоят здесь на первом месте.
– Согласна. – Она улыбнулась в ответ. – Женщины прекрасны. Расскажи мне о своей теперешней подружке.
– Откуда ты знаешь, что она есть?
Ида подмигнула ему.
– Это закон природы. Ты остроумный, с тобой легко, ты потрясающе выглядишь… – Она оборвала себя. – Не могу поверить, что расточаю все эти комплименты моему желторотому братишке.
Уолтер округлил глаза.
– Когда я покажусь тебе в моем новом с иголочки деловом костюме, с кожаным модным портфелем, ты перестанешь называть меня желторотым?
Ида довольно засмеялась.
– Ничего не обещаю, но буду стараться.
– Спасибо. Да, у меня есть девушка. Мы встречаемся уже два месяца.
– Это что-то серьезное? – Ида покраснела, не успев закончить фразу. – Как я могла задать такой вопрос! Извини, пожалуйста. Восприми это как сестринское любопытство, которое за семь лет сильно разыгралось.
– Все в порядке. Да нет, ничего такого серьезного. Но с ней можно приятно провести время. Между прочим, мой «БМВ» подействовал на нее почти так же сильно, как на тебя авто твоего Джоша Тейлора, – поддразнил он.
– Невозможно! Нам с Джошем было только шестнадцать, когда мы пустились в наше захватывающее путешествие на машине его отца. – Она вздохнула.
– Какой тяжелый вздох! О чем он?
– Я вдруг подумала, что влюбляться куда веселее в юные глупые годы, когда толком еще не понимаешь, что делаешь.
– Гм. Звучит так, словно тебе пришлось обжечься… – Он тут же замер, его лицо напряженно застыло. – Черт. Прости…
– Не надо извиняться, я не настолько чувствительна, чтобы падать в обморок каждый раз, когда кто-то произносит слово, связанное с пожаром.
Но Уолтер явно чувствовал себя неловко.
– Я только хотел сказать – из твоих слов мне показалось, что тебе пришлось пережить неудачный роман.
– Ничего драматического, – успокоила его Ида, откидываясь на сиденье и подставляя лицо летящему навстречу ветру. – Но, наблюдая за подругами, которые сами делали себя несчастными, я поняла, что безопаснее влюбиться, следуя слепому инстинкту, чем пытаться подойти к делу, заранее вооружась благоразумием.
– Я не верю своим ушам! – Он сдвинул брови в шутливом гневе. – Ты подумала, что будет с обществом, если все дадут волю своим инстинктам и наплюют на последствия?
Ида рассмеялась.
– Надеюсь, я выразилась не так категорично. Но какое-то мое первобытное «я» считает, что полюбить легче, когда ты наивен и не понимаешь опасностей, которые таит в себе близость. Ни один человек, обладающий долей рассудка, не станет обнажать душу перед друзьями. Моя душа, например, определенно не создана для выставления напоказ.
– За такие разговоры тебя следует исключить из общества взрослых людей, – сказал он. – Первое правило каждого взрослого – никогда не признавать, что дети хоть в чем-нибудь не уступают им.
– А я сейчас и вправду не чувствую себя взрослой. Мне просто хочется радоваться мгновению, этой машине, ветру, который дует в лицо… И твоему обществу. – Она медленно, глубоко вдохнула. – Мы с тобой очень давно не виделись, Уолтер.
Он оторвал глаза от дороги, и их взгляды на миг встретились.
– Кажется, сейчас ты сказала мне самый главный комплимент.
– Да, наверное. – Ида поспешила спрятать всколыхнувшиеся чувства за шутливым недовольством. – Но подобные разговоры не слишком льстят моему самолюбию. По сравнению со мной ты кажешься таким устроенным, таким уверенным в жизни, словно старший ты, а не я.
– Я же помешан на порядке, – сказал Уолтер. – Разве ты не помнишь? Если моя жизнь не будет организована должным образом, разложена по всем полочкам, со мной сразу же случится сердечный приступ.
– Да, теперь я действительно припоминаю кое-что. Наша экономка в Кливленде вечно ворчала, что я не способна навести в своей комнате порядок, и ставила в пример тебя.
– Миссис Томпсон! Оригинальная была особа, правда?
– Не знаю, – ровным голосом проговорила Ида. – Экономку, о которой я говорила, звали Морин Бейли. Миссис Томпсон, видимо, появилась у вас после того, как я ушла.
– Да, правильно. Они появляются и исчезают так быстро, что трудно всех их запомнить. – Уолтер легко вернулся к прежнему разговору, поспешив замять неловкость, вызванную его маленькой уловкой. – Я удивляюсь, как ты не возненавидела меня за то, что я был таким противным аккуратистом. В колледже моих соседей по комнате это просто бесило.
– Почему? – спросила она, тоже притворяясь уверенной, что он назвал имя другой экономки по ошибке, хотя оба они знали, что это не так. – Разве они не ценили твоей аккуратности?
– Шутишь! Пару раз Том готов был просто убить меня. Я всегда знал, где лежат мои учебники, всегда вовремя сдавал задания, всегда имел в запасе массу чистого белья. К концу первого семестра он пригрозил, что вытурит меня из студенческого клуба, если я не стану, как все. Он утверждал, что я веду себя не по-американски.
Ида улыбнулась.
– Может, он и прав. И ты ради дружбы временно превратился в неряху?
Уолтер покачал головой.
– Нет, я перебрался на частную квартиру. Но по всей гостиной раскидал учебники и банки из-под кока-колы. Короче, создал шикарный беспорядок, чтобы мои приятели могли чувствовать себя здесь в своей тарелке. А занимался я в спальне.
– Которая наверняка была таким верхом аккуратности, что остался бы доволен даже дежурный по кубрику на флоте.
– По крайней мере.
Ида засмеялась.
– Спасибо за предупреждение. Надо запомнить, что тебя ни в коем случае нельзя приглашать ко мне в мастерскую, а то минут через пять тебе потребуется двойная доза успокоительного. Выдувка стекла – не такое уж простое дело. Когда я работаю, мне не до порядка.
– Элис всегда была неорганизованной, – заметил Уолтер.
– Некоторые черты характера никогда не меняются, – спокойно ответила Ида, хотя то, что он произнес имя Элис в третьем лице, заставило ее напряженно выпрямиться на сиденье. За последние несколько минут это было вторым подтверждением того, что Уолтер не так уж доверяет ей. – Я по-прежнему такая, – добавила она. – Хотя и научилась держать свою комнату по крайней мере в чистоте, если уж не в порядке.
– Это большое достижение. – Лицо Уолтера стало серьезным, и впервые за весь вечер между ними воцарилось молчание. Уолтер свернул машину в аллею, ведущую к усадьбе, и подождал, пока охранник откроет электронные ворота. – В субботу я должен лететь в Лондон, – сказал он. – Жалко, что не могу побыть с тобой подольше.
– Мне тоже жаль. Это деловая поездка?
– Да. Тед хочет, чтобы я взглянул на нашу собственность в Канари Уорф и поделился с ним своими соображениями. – Уолтер говорил торопливо, словно старался заполнить новую паузу в разговоре, прежде чем она снова возникнет.
– Это впечатляет, – искренне заметила Ида. – Значит, Тед все-таки считает, что ты достаточно далеко ушел от мальчика на побегушках.
– Такое случается нечасто. Папа перекупил там административное здание у канадских застройщиков, когда дела у тех пошли плохо. Тед недоволен нашими представителями, которые сдают здание в аренду. Цены на служебную площадь там высокие, а они вроде бы не получают всего, на что мы могли бы рассчитывать.
– Канари Уорф? – переспросила Ида. – Где это? Мне такое название незнакомо.
– Это такое место в районе доков на востоке Лондона. Английское правительство вместе с частными предпринимателями собирается заново перестроить этот район, но в связи с осуществлением проекта возникли трудности.
– Зачем же вкладывать деньги в неперспективное дело? Или это очередное мероприятие правительства, чтобы завоевать популярность? Как говорится, «кормушка»?
– А что такое «кормушка»? Если у одного человека есть жирная свинка, то без кормушки из нее не вырастить вкусный окорок для соседа. Проект имел целью разредить перенаселенность в центре Лондона. А эта территория со своим сказочным видом на Темзу в перспективе могла бы стать первоклассной недвижимостью. Поэтому отец и решил воспользоваться случаем и принять участие в проекте, когда так кстати разорились канадцы. Но, к несчастью, в Канари Уорф не проведено метро, и дороги там ужасные, так что большая часть служебных помещений пустует. А раз помещения арендуют неохотно, никто не спешит открывать там рестораны, химчистки и пивные, и это не вдохновляет фирмы, которые могли бы туда переехать, потому что не развита сфера услуг. Заколдованный круг.
– Да, ничего не скажешь, печальное дело.
Уолтер отмахнулся от бабочки, которая вилась над его головой.
– Может, все и обойдется. Я пытался уговорить Теда открыть там небольшой универсам – посмотреть, не удастся ли переломить тенденцию. Но пока деньги активно уплывают.
– Значит, поэтому Тед и Алан так спешат продать «Хорн Кристал»? – спросила Ида. – Им нужны наличные, чтобы покрыть расходы?
– Ничего подобного. Неудача с Канари Уорф сильно задела наших британских коллег, но родной корпорации кризис ни в коей мере не коснулся.
Казалось, Уолтер уже жалеет о том, что слишком разговорился. Он с видимым облегчением кивнул в сторону массивных колонн портика, показавшихся в конце аллеи:
– Вот мы и дома.
– Да. – Ида вышла из машины, понимая, что сегодня уже не стоит рассчитывать на новую информацию о «Хорн Кристал». – Спасибо за чудесный вечер, Уолтер. Я очень рада, что мы могли заново познакомиться с тобой.
Он ухватился за последнее слово:
– Заново? – переспросил он мягко, выходя из автомобиля следом за ней. – Это и в самом деле заново, Ида?
– Да, конечно, – ответила она. – Почему ты спрашиваешь?
Они, не сговариваясь, молча обогнули бетонный цоколь гаража и медленно пошли вдоль дома, пока не оказались около увитой вьющимся виноградом беседки у дальнего конца бассейна. Ида поймала на себе взгляд Уолтера и в который раз отметила его удивительное сходство с отцом.
– Думаю, что в детстве мы знали друг друга не так уж хорошо, но все-таки мы друг друга знали. Ведь мы брат и сестра. Помню, как однажды я сидела на лестнице и ждала, когда мама привезет тебя из больницы.
– Если бы я мог быть уверен! – Он сердито дернул свесившуюся виноградную лозу. – Дело в том, что я не чувствую между нами невидимой связи, как было в детстве. Если ты моя сестра, почему я этого не чувствую?
– Прошло семь лет; естественно, что любая связующая нить могла оборваться.
– А как же голос крови? Разве не должен был я с первого же взгляда понять, что ты моя сестра?
Ида почувствовала, как по ее спине пополз неприятный холодок, и вся подобралась. С той минуты, как они вышли из ресторана, она подсознательно готовилась к этому разговору. Несмотря на взаимную осторожность, выручавшую их в начале вечера, им все же, видимо, не избежать обсуждения трудных вопросов. Наверное, вовсе не так уж мудро было уклоняться от взрывчатых тем.
– Мы учились в разных школах, – продолжала Ида. – Долго жили в разных домах. Ты гораздо больше времени проводил с Аланом, чем я. – Она попробовала улыбнуться. – И как-никак я на два с половиной года старше. В детстве разница всего в несколько лет иногда кажется непреодолимой пропастью.
Он взволнованно взмахнул рукой.
– Но мы уже не дети! Мы взрослые, и у каждого своя достаточно сложная жизнь. Теперь, когда мы выросли, разница в возрасте не должна была бы стать помехой.
Ида на миг запнулась, но продолжала говорить, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и убедительно:
– Мы – самые обычные брат и сестра, и много времени проводили врозь. Мы ведь не «сиамские близнецы». И к тому же так давно не виделись. Почему ты так уверен в том, что нас непременно должны соединять какие-то мистические узы?
– Не знаю почему… но я уверен. – Уолтер пнул один из декоративных камешков, лежавших вдоль дорожки, провел рукой по густым волосам. Он показался Иде совсем юным и ранимым. Сердце ее невольно сжалось. – Черт возьми! Но ведь должно же быть что-то особенное. – Он стукнул кулаком по шпалере так, что та затряслась. – То, что осталось от прошлого, какой-нибудь давний, слабый след…
– Выходит, что ничего такого нет? – произнесла Ида грустно. – По крайней мере, для тебя…
Он быстро взглянул на нее.
– Что ты хочешь сказать?
– Может, ты и не узнал меня, но я-то тебя узнала, – проговорила она негромко. – Я бы сразу догадалась, что ты – это ты.
Лицо Уолтера помрачнело.
– У Пола полно наших фотографий.
Его слова неприятно поразили Иду, но она ответила достаточно спокойно:
– Да. И среди них – несколько прекрасных снимков, сделанных на Багамах, где ты отдыхал в прошлом году. Если бы я была самозванкой, я легко узнала бы тебя по этим снимкам.
Он с заметной досадой поджал губы.
– Ты очень умна. Ты не боишься говорить напрямую, каким образом вы с Полом могли бы разыграть ваш спектакль. Но в это же время тебе удается создать впечатление, что это вовсе не спектакль.
– Потому, что так и есть на самом деле.
Уолтер замер, глядя в темноту. Потом спросил, не оборачиваясь:
– Скажи, Ида, ты согласна сделать анализ крови?
Внутри нее все сжалось, она поднесла руку к горлу, но тут же поспешно опустила ее. Почему он спросил об этом? Что ему известно и что нет?
Ида с трудом перевела дыхание.
– О чем ты? – спросила она, словно не вполне понимая его вопрос. – Какой анализ?
– Сравнительный анализ крови на ДНК. Твоей крови и крови моего отца. Я слышал, с его помощью отцовство устанавливается с точностью до девяноста девяти процентов.
По телу Иды пробежала дрожь. К счастью, Уолтер не смотрел в ее сторону и, должно быть, не догадывался, какое впечатление произвел на нее своими словами. Ей пришлось несколько раз проглотить слюну, чтобы пересохшее горло наконец позволило ей говорить.
– Ты хочешь, чтобы я сдала кровь для анализа, который покажет, дочь я Алана Хорна или нет? – сказала она, скорее утверждая, чем спрашивая.
Уолтер в конце концов обернулся и посмотрел ей прямо в глаза.
– Я думаю, это было бы интересно. Ты не находишь?
Ида выпрямилась, подняла голову, чтобы придать себе твердости. Она чувствовала себя бабочкой, пришпиленной к черному сукну, ожидающей, что вот сейчас нетерпеливый коллекционер опрыскает ее крылышки фиксатором. Ида понимала, что произнесенные ею сейчас слова будут иметь самые важные последствия, и отчаянно искала наиболее безопасный ответ. Как и у бабочки, у нее совсем не оставалось возможности для маневра.
– Я не думаю что в моих интересах будет сделать этот анализ, – сказала она наконец бесстрастным тоном, так, словно эти слова произнес электронный робот.
Уолтер молчал. Наверное, он не больше нее был готов раскрыть свои карты. А может, знал заранее результаты, которые покажет анализ… Еще раз пристально взглянув на Иду, он круто повернулся и пошел назад к дому, оставив ее стоять одну во влажной темноте душной южной ночи.
Не двигаясь, Ида дождалась, пока до ее ушей долетел звук закрывавшейся двери. Теперь, когда Уолтер благополучно удалился в дом, к Иде снова вернулось ее мужество. Или она решила наконец дать себе волю? Она обошла беседку кругом и проговорила холодно, обращаясь в темноту:
– Можете больше не прятаться, мистер Паркер. На сегодня вы уже достаточно развлеклись подслушиванием.
Шестое чувство не обмануло Иду. Тед вышел из-за выступа стены и неторопливо приблизился к бассейну. Его влажные волосы блестели в свете луны, из-под короткого купального халата виднелись загорелые ноги. Глаза, холодные и серые во время утреннего интервью, сейчас казались темными и загадочными.
– Вы с Уолтером появились как раз в тот момент, когда я закончил свой вечерний заплыв. – Он замолчал, явно не желая вдаваться в более подробные объяснения.
Ида на миг удивилась, почему он не проскользнул в дом, как только их разговор с Уолтером закончился. Он мог бы воспользоваться шумом открываемой и закрываемой двери, чтобы скрыть свое отступление, и Ида никогда не узнала бы наверняка, что он был здесь.
Не желая показать свое замешательство – ведь в конце концов это она его поймала на месте преступления, а не он ее, – Ида откинула голову и посмотрела на него с таким дерзким вызовом, на какой только была способна.
– Надеюсь, вы услышали все, что хотели, мистер Паркер?
– Тем, кто подслушивает, никогда не удается услышать все, на что они рассчитывали, – ответил он.
– Какая жалость. В следующий раз непременно скажу Уолтеру, что я самозванка. Вы ведь надеялись услышать именно это?
– А вы действительно самозванка? – спросил он.
– Нет, я Элис Хорн. Самая что ни на есть настоящая.
– Сказано очень убедительно. Кроме того, у вас такие честные глаза, что трудно сомневаться в вашей правдивости. – Тед мрачно улыбнулся. – Вы не замечали, что у самых ловких лжецов всегда бывают честные и открытые лица?
– Разумеется. Это и делает их такими удачливыми лжецами.
Вместо ответа он поднял руку и коснулся ее волос, отвел их со лба осторожным, почти ласковым движением. Ида резко отступила назад.
– Нет! Не трогайте меня!
Нервы ее были натянуты до предела, и в этом возгласе прозвучала излишняя горячность. Ида тут же мысленно выругала себя за то, что невольно выдала свои чувства. Глаза Теда сузились, его взгляд остановился на ее губах. Ида неожиданно почувствовала, как ее губы приоткрылись в невольном отклике. Она поспешно сжала их и отвернулась, глядя на водную гладь бассейна, подернутого легкой рябью от ночного ветерка.
