Текст книги "Созданные для любви"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
А потом еще сильнее и еще. Я даже сейчас ощущала притяжение Уилла так сильно, словно он стоял в дверях, а не лежал на кладбище над обрывом. Воистину он был моей второй половинкой. Никогда ни до него, ни после я не была такой цельной.
Я отчетливо вспомнила, как мне пришлось делать выбор, и снова ощутила всю тяжесть непосильной ноши.
–Мне надо было решить: остаться с Уиллом или вернуться домой с Ником. Остаться с Уиллом означало отказаться от всего – от мужа, от имени, от семьи, от друзей.
Ничего из моей прежней жизни я не могла бы взять в новую, никто из моих родных или друзей не смог бы понять мое решение, не говоря уже о том, чтобы согласиться с ним. Остаться с Уиллом означало бы для меня лишиться всего, что я с детства привыкла считать важным и ценным.
Моя боль была так свежа, словно все это случилось вчера. Я закрыла глаза и прижала руку к груди на уровне сердца, и боль постепенно отступила.
– Мама? – позвала Лиа.
– Все в порядке. – Я улыбнулась. Однако мне понадобилась еще минута, чтобы собраться с силами. – Решение далось мне нелегко.
–На чем оно основывалось? – спросила Лиа.
– На всем, о чем я только что говорила, и не только. К этому прибавлялось еще и чувство долга. Я говорила себе, что ради Ника обязана вернуться и постараться спасти наш брак. Ник мне нравился, я его не любила и не испытывала к нему таких чувств, как к Уиллу, но считала, что на мне лежит определенная ответственность перед ним. – Я подняла голову, но не потому, что гордилась собой, а потому, что мне было стыдно. – Так я говорила себе, но были и другие доводы. Мне нравилась жизнь с Ником, мне нравилось, что родители одобряют мой брак, я хотела, чтобы у моих детей было все самое лучшее, чтобы они могли пользоваться всеми преимуществами своего происхождения. Ничего этого Уилл не мог мне дать. Я боялась, что если останусь с ним, то со временем возненавижу эти лишения.
– Но если ты его любила… – начала Лиа.
Ее глаза заблестели от слез. Я встала, подошла к ней, обняла за плечи и привлекла к себе. На этот раз неловкости почти не осталось, прикосновение принесло еще большее утешение. Я поняла, как многого лишала себя и своих дочерей, и мне захотелось плакать. Ирония судьбы: ради того, чтобы отдавать, я отбирала.
–Но я любила и другие вещи, которые считала частью своей жизни, – грустно сказала я. – Я была материалисткой. Может, это глупо, но так было. И со временем я действительно полюбила Ника. У нас появились общие впечатления, нас связала совместная жизнь, а потом родились вы и связали нас еще крепче. К тому времени, когда вы подросли, Ник и я настолько привыкли друг к другу, что мысль о какой-то иной жизни казалась абсурдной.
Я снова, как раньше на берегу, вытерла слезы Лиа и перехватила ошеломленные взгляды ее сестер: они не привыкли к тому, что я утираю слезы кому-то из них. И конечно, они не догадывались, что я сейчас всем сердцем с Лиа, потому что она полюбила Джесса.
– Но Уилла ты так и не забыла, – прошептала Лиа.
– Нет, не забыла. Он остался частью моей жизни, хотя я не всегда это сознавала. За эти годы некоторые из моих друзей умерли, я их оплакивала, мне их не хватало, но потом это проходило, постепенно я их забывала. Но Уилла я не могла забыть. Он занял часть моей души, которую никто никогда не затрагивал.
Раздался резкий, оглушительный свист. Я вздрогнула и схватилась за сердце, у меня даже пронеслась мысль, что я сказала нечто настолько ужасное, богохульное, что сейчас меня поразит гром небесный. Лиа выскользнула из-под моей руки, и только тогда я сообразила, что это свистит чайник на кухне. Какое-то время я еще продолжала прижимать руку к сердцу.
– Отец знал? – спросила Анетт.
– Я ему никогда не рассказывала об этом. – Я откинулась на спинку дивана. – Думаю, он догадывался.
– Удивительно, что он это безропотно стерпел.
– На самом деле ничего удивительного. – Я вспомнила Ника с нежностью. – Ваш отец был добрым человеком. Мы никогда не обсуждали то, что произошло, не такие у нас с ним были отношения. Единственное, что он знал точно – и что для него действительно имело значение, – это что я решила остаться с ним.
– А как же доверие? Он мог тебе доверять? Он не начинал нервничать всякий раз, когда ты разговаривала с другими мужчинами?
– Нет. Ник знал, что я сделала выбор и не изменю своего решения.
– Кому еще было известно о том, что случилось тем летом? – спросила Кэролайн.
Она выглядела бледнее обычного. Вероятно, она поставила себя на мое место, потому что ее связь с Беном немного напоминала мои отношения с Уиллом.
–Никто.
– Даже твои родители? – спросила Анетт.
Я покачала головой:
– Они были бы шокированы, так же как и наши знакомые.
– И ты не боялась, что тебя разоблачат?
– Нет, этого я не боялась. Здесь, в Даунли, все знали про нас с Уиллом, но мы с ними жили в разных мирах.
– На твоем месте я бы опасалась шантажа, – заметила Кэролайн.
Я пожала плечами:
–Кому нужно было меня шантажировать? Ник уже знал про Уилла. Нет, по этому поводу я не беспокоилась. По другим – да, но не по этому.
–А что тебя беспокоило?
От чая, который заварила Лиа, аппетитно запахло персиком, и я с нетерпением ждала, когда она нальет мне чашку.
– Дивный запах, – сказала я.
– Так что же? – напомнила Кэролайн.
– Я потеряла способность чувствовать.
Лиа со звоном поставила чашку на блюдце. Анетт и Кэролайн переглянулись.
– От этого пострадали вы все, – тихо сказала я. – И именно об этом я больше всего сожалею.
– Ты сожалеешь, что не осталась с Уиллом? – спросила Лиа.
– Нет, мне жаль, что цена расставания с ним оказалась такой высокой. Я думала, что смогу восстановить свой брак, привыкнуть. Но вышло так, что, оставив Уилла, я превратилась в эмоционально ущербного человека. Боль расставания оказалась настолько сильной, что я просто замкнулась в себе. Я стала бояться новой боли и, чтобы не рисковать, отгородилась от всего, что могло затронуть меня эмоционально. Я перестала выражать свои чувства, можно даже сказать, что я их не испытывала.
– Тебе нужен был психоаналитик, – заметила Кэролайн.
– Он у меня был. – Я с некоторым удовлетворением отметила, что моя искушенная старшая дочь удивилась.
– Я ходила к психоаналитику раз в неделю в течение многих лет. Он помог мне понять, почему я такая, какая есть, но не сумел помочь вернуть то, что я утратила.
–Наверное, мы тебя раздражали? – спросила Анетт. – Мы олицетворяли собой цепи, привязывающие тебя к мужу?
–Господи, нет, конечно! – Я тронула Анетт за плечо и почувствовала, как она напряглась. Тогда я убрала руку, но в следующее мгновение вернула ее на прежнее место, на этот раз уже осознанно. – Это меня никогда не раздражало, если я и обижалась, то совсем на другое.
–Что ты имеешь в виду?
Мне было трудно выразить словами то, что я только сейчас начинала понимать сама.
–Я вам завидовала. Вы трое были способны на глубокое чувство, и по сравнению с вами я выглядела еще хуже. То, что вы принимали за неодобрение с моей стороны, на самом деле было самозащитой. Показать, что я одобряю все, чем вы занимаетесь в жизни, означало бы признать
собственные недостатки, а мне и без того было плохо.
Я потрепала Анетт по плечу, желая вернуться к ее вопросу.
– Вы, девочки, всегда были важнейшей частью моей жизни, я ни на секунду не пожалела, что вы у меня есть. Цепи, говоришь? Совсем наоборот. Бывали времена, когда я спрашивала себя, правильно ли поступила, выбрав не Уилла, а Ника, и в такие моменты вы трое были главным аргументом в пользу моего выбора. Если бы я осталась с Уиллом, вас бы у меня не было.
– Но у тебя был бы Уилл, – возразила Анетт, – и были бы другие дети, от него. Ты никогда об этом не задумывалась? Ты не жалела, что у тебя нет детей от Уилла?
Я покачала головой:
– Нет. Я сделала выбор и не оглядывалась назад. Если я о чем и жалела, то только о том, что могу дать вам очень немного. Иногда я видела, что вам тяжело, что я нужна вам вся, но мне было просто нечего дать.
– Если так, то почему мы здесь? – спросила Кэролайн. – Зачем ты купила Старз-Энд?
Я приняла из рук Лиа чашку чаю.
– Думаю, ты сама знаешь ответ.
– Ну хорошо, ты хотела, чтобы мы узнали про Уилла, это я могу понять. Но разве не проще было бы пригласить нас в Филадельфию и рассказать все как есть?
– О, узнать мало, нужно еще увидеть, почувствовать, понять. Я хотела, чтобы вы испытали магию этого места. Кроме того, я должна была сюда вернуться. Эта мысль всегда жила во мне, все эти годы. Пока был жив ваш отец, я не думала о возвращении, но после его смерти я уже не могла отбросить эту мысль. Я должна была вернуться, увидеть Старз-Энд. Мне нужно было навестить Уилла.
– Но для этого вовее не обязательно было покупать поместье, – возразила Кэролайн.
– Именно здесь я хочу умереть.
– Мама!
–Не говори так!
–Господи!
Три голоса прозвучали одновременно.
– Да, это так. – Перед лицом смерти я чувствовала в себе уверенность, которой не было и не могло быть у женщин во цвете лет.
– Но почему? – удивилась Анетт. – Вся твоя жизнь прошла в Филадельфии.
–Не вся. Значительная часть, но не вся. Я считаю, что в жизни у меня было три больших достижения. Первое – брак с вашим отцом, второе – рождение вас троих и последнее – встреча с Уиллом. Да, я считаю это достижением, когда я была с ним, я достигла таких эмоциональных высот, каких большинство людей никогда не достигают. Несмотря на то что мы расстались, несмотря на страдания, я считаю, что мне посчастливилось.
Я поднесла чашку к губам и сделала глоток. Наверное, мне лучше было бы снова сесть, но очень не хотелось отдаляться от дочерей. Мне нравилось стоять рядом с ними, быть с ними заодно. Кроме того, уже на могиле Уилла я почувствовала прилив сил, сейчас это ощущение еще более усилилось. Каждое очередное завершенное дело прибавляло мне сил.
– С вашим отцом я уже попрощалась, так что в этой части у меня не осталось незаконченных дел. Однако у меня есть вы, девочки, и Уилл. Я хотела, чтобы вы с ним познакбмились – с моей помощью и узнав Старз-Энд. – Я посмотрела в окно – мимо клумб, мимо обрыва, в сторону горизонта. – Только оказавшись здесь, можно ощутить атмосферу, в которой могла расцвести такая любовь, как наша. И еще одно. Я должна была вам все объяснить и извиниться. В Филадельфии это выглядело бы неубедительно, а здесь, как мне кажется, самое подходящее место!
Я медленно перевела на дочерей взгляд, полный ожидания.
Поздний вечер. Я лежу в кровати обессиленная, но умиротворенная. Сегодня я была матерью, это нелегкий труд, но и удовольствие. Мы проговорили весь вечер: сначала за чаем, потом за обедом, потом в кафе-мороженом, еще позже – в небольшом местном магазинчике.
Как же это было здорово – погрузиться всем в «вольво» и поехать в Даунли! Никогда еще, во всяком случае, с тех пор, как мои девочки повзрослели, нам не было так хорошо вместе. Когда они были маленькими, мы ездили вместе по магазинам, но в этом было что-то формальное. Сегодня мы чувствовали себя семьей, людьми, близкими друг другу – возможно, впервые в жизни.
Было ли тому причиной поместье? Мне нравилось думать, что причина крылась в нас самих. Потенциал уже существовал, а окружающая обстановка лишь помогла ему раскрыться.
Мы решили поехать в кафе-мороженое, когда стало ясно, что всем нам нужно немного развеяться. Воистину, облегчать душу – занятие не из легких. Я еще раз пересказала историю про нас с Уиллом, ответила на вопросы во второй раз, потом в третий, в четвертый – и я не возражала, напротив, испытывала огромное облегчение от того, что могла наконец все рассказать.
Возможно, это нас и сблизило – сам факт откровения. Девочки не одобряли того, что я сделала, да я на это и не рассчитывала и даже не просила об этом, однако, как мне кажется, в конце концов они хотя бы отчасти поняли, на сколько удивительным было то, что возникло между мной и Уиллом.
Когда мы, поев мороженого, вернулись в поместье, серьезный разговор продолжился. Мне пришлось выслушать новые обвинения: что я не уделяла дочерям внимания, когда оно было им необходимо, что я настраивала одну против другой, что Лиа была моей любимицей. С первым я согласилась, второе меня удивило, а насчет третьего я внесла ясность: я люблю всех трех своих дочерей, всеми тремя восхищаюсь, всем трем желаю счастья. После этого мы обнимались, смеялись и плакали, это были слезы очищения и в то же время слезы счастья. Обнимала меня чаще Лиа, но несколько раз и Анетт, и эти объятия меня особенно порадовали – в семье Анетт любят обниматься, я чувствовала себя так, будто наконец стала одной из них.
Только Кэролайн оставалась сдержанной. Она считала, что я предала их, храня свою тайну столько лет. А я думаю, причина в ее задетой гордости. Как бы то ни было, в обоих случаях лучший лекарь – время. То, что случилось сегодня, – лишь начало, но начало хорошее.
Вспоминая события прошедшего дня, я испытывала удовлетворение от удачного начала. А еще облегчение и умиротворенность.
Как и следовало ожидать, лежа в темноте в Старз-Энд, я не могла не думать об Уилле. Мы ни разу не спали с ним в хозяйском доме, однако сейчас я, казалось, ощущала его рядом с собой. А причиной тому – влажный солоноватый воздух, ритмичная песня океана и чудесный, удивительный запах, который я никогда не забуду. Приморские розы… это они перенесли меня в прошлое.
Я помню наши пикники на камнях – хлеб с хрустящей корочкой, сыр и домашнее вино. Я помню, как ранним утром над водой поднимается туман, а в полдень жаркое солнце нагревает скалы. Я помню, как шхуны рассекают волны, уходя на восток, как бабочки-«монархи» порхают с цветка на цветок сколько удивительным было то, что возникло между мной и Уиллом. с ириса на лилию, с лилии на «кружево королевы Анны».
Я помню сильные загорелые руки Уилла, его ладони – шершавые, мозолистые, но для меня всегда нежные.
Я здесь, Уилл.
Я улыбнулась и вздохнула, потом еще раз – глубоко, удовлетворенно.
Глава 19
Анетт держала в руке три листка бумаги: карточку, которая была приложена к цветам, присланным Жан-Полем, и два сообщения, принятых по телефону. Первое, где говорилось, что у Томаса все в порядке, было принято позавчера, второе – сегодня утром. Во второй раз Жан-Поль просто передавал, что скучает по ней.
Сначала Анетт не перезвонила ему из принципа, а потом развернулись события, которые захватили ее целиком, и она просто забыла. И вот сейчас Анетт сняла трубку, чтобы позвонить, подержала ее в руках и снова положила на рычаг. В Сент-Луисе первый час ночи, Жан-Поль наверняка спит. Но ей очень хотелось с ним поговорить. Одно дело – твердо отстаивать свои принципы, и совсем другое – склониться перед душой и сердцем.
Она снова подняла трубку и, не давая себе времени передумать, стала набирать номер. Трубку сняли еще до того, как смолк первый гудок, но вопреки ожиданиям Анетт услышала не низкий сонный голос мужа. Ей ответил другой голос, тоже низкий, но совсем не сонный, а запыхавшийся:
–Привет.
Анетт усмехнулась и притворилась, будто тоже запыхалась.
–Привет.
Возникла пауза – она представила, как Робби выпрямляется, – и голос прозвучал на пол-октавы выше:
– Мама?
– Нет, Джессика, – сказала Анетт, все еще улыбаясь. Джессикой звали девушку, с которой Робби дружил – во всяком случае, так было пять дней назад, когда Анетт уезжала.
–Ну мама!
– Почему она звонит так поздно?
– Мы с ней разговаривали, а потом она сказала, что ей нужно принять душ, чтобы волосы успели высохнуть, и обещала перезвонить. У нас все в порядке, честно. Мы отлично справляемся, не волнуйся. Больше никто ничего не ломал, Чарлин приходит каждый день, а папа просто молодчина. Он сейчас спит, я ему передам, что ты звонила.
Анетт догадывалась, что Робби не терпится повесить трубку, и могла его понять, но все должно быть по справедливости. Робби хочет поговорить со своей милой, а она – со своим.
– Ты уверен, что он спит? Может, звонок его разбудил?
– Нет, я только что спускался вниз перекусить. Папа спит на диване как убитый. Я выключил телевизор.
– Тебе не приходило в голову, что его нужно разбудить и сказать, чтобы он шел спать в спальню?
–Я пытался это сделать, но он посмотрел на меня, как на незнакомого, перевернулся на другой бок и снова заснул. Это происходит каждую ночь, папе не нравится ложиться в спальне без тебя.
– Очень приятно.
Это лишний раз подтверждало то, что говорили ее сеетры о настоящей любви.
– Как ты там, мам, в порядке?
– Хорошо. – Анетт вздохнула, вспомнив недавний разговор с матерью. – Просто замечательно. Твоя бабушка наконец приехала, мы очень хорошо поговорили. Я рада, что приехала, думаю, эта встреча очень важна для нас всех.
– Здорово, мам. Папе перезвонить тебе завтра?
– Если захочет, пусть перезвонит. Так ты говоришь, Томас поправляется?
–Он обормот, но с рукой у него все нормально, Анетт пожалела, что спросила. Интуиция подсказывала ей, что дальше расспрашивать не стоит.
–Как Нэт и девочки?
–Нормально, у нас у всех все нормально. Так я скажу папе, чтобы перезвонил завтра утром?
– Это не срочно, не обязательно звонить с утра. Если он занят, то может вообще не звонить, острой необходимо сти нет. – У самой Анетт тоже не было особой необходимости говорить с мужем, ей просто этого хотелось. Было приятно услышать, что Жан-Полю не нравится спать в кровати без нее. – Я просто хотела с ним поздороваться.
– Среди ночи?
– А почему бы и нет?
– Но уже поздно.
Анетт не понравилось, что сын ее отчитывает.
– Что-о? – возмутилась она. «Вам, молодой человек, тоже давно пора спать, а вы еще ждете звонка».
После небольшой паузы Анетт услышала робкое:
– Ладно, мам, мы не будем долго болтать. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Робби.
Вешая трубку, Анетт гордилась тем, что последнее слово осталось за ней.
Кэролайн не спалось. Обычно такое бывало, когда ей не удавалось отключиться от работы. Сейчас она, к счастью, не вела процесс, но уровень адреналина у нее в крови был не меньше, слишком много всего произошло за последнее время, и ей было трудно расслабиться, а мозг продолжал интенсивно работать.
Кэролайн подумала о сигарете, но именно подумала, не более того, да и сама мысль была не очень отчетливой, острой потребности закурить она не испытывала. Сигарета хорошо снимает напряжение после трудных переговоров и деловых ленчей, но в Старз-Энд она неуместна. Сейчас Кэролайн было нужно совсем другое. Единственное, что могло бы ее успокоить, – разговор с Беном, но либо ее друга не было дома, либо он не подходил к телефону. Ни тот ни другой вариант не вселял оптимизма. Кэролайн отбросила простыню, встала с кровати и вышла в коридор. В доме было тихо, все остальные спали. Ковровая дорожка на лестнице полностью поглощала звук ее шагов, да и по дощатому полу ее босые ступни ступали почти неслышно. Кэролайн прошла в кухню, включила свет, потрясла чайник, проверяя, есть ли в нем вода, и поставила его на газ. Потом насыпала в ситечко заварку. Не давая воде закипеть ключом – чтобы чайник не засвистел, она выключила газ и через ситечко налила кипящую воду в чашку.
Дожидаясь, пока чай заварится, она вышла на веранду. Луна едва просвечивала сквозь тонкие облака с серебристыми краями. В просветах между ними проглядывали звезды, то исчезая, то вновь появляясь. На горизонте двигался какой-то огонек. Кэролайн заметила и еще один огонек, этот не двигался, только качающиеся ветви создавали иллюзию его движения. Второй огонек был окном коттеджа Джесса Крэя, построенного на месте хижины садовника, где когда-то Джинни Сент-Клер познала счастье и боль. Этот образ не переставал поражать Кэролайн.
–Что, не можешь уснуть?
Кэролайн покосилась через плечо. Через стеклянные двери на веранду вышла Анетт.
– Да, а ты тоже?
– Сама не понимаю почему. Я так устала, что должна просто валиться с ног. Что ты там увидела?
–Огонек на краю леса. Когда-то там стояла хижина садовника, про которую говорила мама. Я пытаюсь представить, как она среди ночи бежала туда босиком по траве.
Анетт хмыкнула:
– Чудеса, да и только. Никогда бы не подумала.
– Я тоже.
– Я хотела рассказать Жан-Полю, но он спит.
– А я хотела рассказать Бену, но его нет дома.
– Где же он?
– Ума не приложу, – небрежно бросила Кэролайн, хотя на самом деле эта небрежность была показной. – Вчера ночью его тоже не было дома. – Она почувствовала на себе взгляд Анетт, но не решилась посмотреть ей в глаза. – Кажется, я действительно привыкла считать, что он всегда под рукой.
– Он встречается с кем-то еще?
– Нет. Мне его не хватает.
– Бен много путешествует, может, как раз сейчас он отправился в очередную поездку?
– Если бы было так, он бы мне сообщил.
– Может, он просто снялся с места и поехал – ну, знаешь, неудовлетворенность, охота к перемене мест…
Кэролайн понимала, что такое возможно, но обычно это время года, когда дни длинные, а лес вступает в пору плодоношения, Бен любил проводить у себя дома; он говорил, что поздней весной и ранним летом ему работается лучше всего.
– Кэролайн, тебе нужно выйти за него замуж, серьезно. Он тебя любит. Я поняла это еще на похоронах отца. С тех пор прошло три года, и если он до сих пор с тобой, хотя ты постоянно ему отказываешь, значит, он тебя по-настоящему любит.
– Какая разница, поженимся мы или нет, если мы все равно вместе?
– Разница есть. Брак – это взаимные обязательства, скрепленные по закону.
– Ну да, и я знаю, какая с ними бывает морока.
– В этом-то все дело.
– В чем же именно?
– В том, чтобы рискнуть чем-то ради человека, которого любишь. Джинни на это не пошла, она не пожелала отказаться ради любви от благополучной жизни, и посмотри, что из этого вышло. Конечно, она об этом не очень распространяется, говорит, что со временем полюбила отца и что, если бы она ушла к Уиллу, мы бы не появились на свет, но правда заключается в том, что, останься она с Уиллом, у нее была бы совсем другая жизнь. И кто возьмется утверждать, что та, другая жизнь не была бы богаче? Кэролайн ошеломленно посмотрела на сестру:
– Но ты же была против? Ты ведь, кажется, сторонница супружеской верности? По крайней мере совсем недавно ты говорила именно так, или я ошибаюсь?
– Я действительно за супружескую верность, но я верю и в любовь. Наверное, не стоит говорить об этом маме, хотя бы из уважения к отцу, но мне жаль, что она лишила себя того редкого и удивительного, что было у нее с Уиллом Крэ-ем. Я бы не хотела, чтобы ты сделала то же самое. – Анетт подняла руку. – Моя лекция окончена. Прости, если я чем-то тебя оскорбила, но я сказала, что думаю. – Лицо Анетт смягчилось. – Кэролайн, мы с тобой не всегда и не во всем соглашались, но ты моя сестра, и я желаю тебе счастья.
Кэролайн неожиданно для себя почувствовала стеснение в горле, но даже если бы она могла ответить, то не успела бы: именно в эту минуту в кухню влетела Лиа. Увидев сестер, она остановилась как вкопанная.
– Вот это да! Прошу прощения, я думала, вы спите.
– Может, у нас часы сломались? – Анетт многозначительно посмотрела на настенные часы. – Может, сейчас десять или одиннадцать, а не без двадцати два? – Она снова посмотрела на Лиа. – Я знаю, почему я не сплю и почему Кэролайн не спит, а у тебя в чем дело?
Лиа пожала плечами. Она была в длинной ночной рубашке, поверх которой был наброшен шерстяной плед, на щеках горел яркий румянец. Кэролайн предположила, что Лиа тоже взволнована откровениями прошедшего дня и не может уснуть.
– Мне не спалось, – сказала Лиа и быстро добавила:
– Я решила пойти прогуляться.
–Среди ночи?
Материнские нотки в голосе Анетт вызвали у Кэролайн улыбку.
– Лиа уже взрослая, – напомнила она.
– Но на улице совсем темно. Лиа снова пожала плечами, на этот раз небрежно.
–Не обязательно же разгуливать по парку, может быть, я просто посижу на берегу. Это не опасно, я уже там бывала.
Кэролайн посторонилась, пропуская Лиа в дверь.
–Хочешь чаю на дорожку?
–Нет, спасибо. – Лиа махнула сестрам рукой и вышла.
–Как ты думаешь, у нее все в порядке? – спросила Анетт.
Кэролайн не была в этом уверена. На протяжении почти всего рассказа матери Лиа выглядела очень взволнованной, казалось, ее что-то мучило. Однако сейчас она была вроде бы спокойна, разве что глаза горели чуть ярче обычного. Кэролайн вдруг поразила мысль, что Джинни была права, оправдывая свое особое отношение к Лиа, хотя это давало повод обвинить мать в том, что она выделяла из трех дочерей одну.
– Мне кажется, из нас троих она самая ранимая, даже какая-то потерянная. Она часто тебе звонит?
– Нет. Наверное, мне самой нужно звонить ей почаще. Она могла бы приезжать к нам в гости.
Кэролайн подумала о том же самом.
–Бен ей всегда нравился. Может, они бы подружились. – Она вздохнула. – Ладно, все это прекрасно, но меня интересует, куда подевался Бен?
Однако Анетт знала не больше, чем она сама. Вернувшись в свою комнату, Кэролайн еще раз набрала номер его домашнего телефона, но он снова не ответил. Она легла, но уснуть по-прежнему не удавалось, она ворочалась с боку на бок, представляя себе самые невообразимые ситуации.
Бен без предупреждения уехал на три месяца.
Бен попал на своем мотоцикле в аварию и погиб.
Бен ушел к другой женщине.
В первом случае она была бы разочарована, во втором– раздавлена, в третьем… третий вариант означал бы для нее удар, от которого она вряд ли смогла бы оправиться. Предательство партнеров по фирме она еще могла бы пережить, но
Бена – никогда.
Странно, она только сейчас поняла, что уже несколько часов не вспоминала о работе. Определенно с ней что-то не так! Хотя ее партнеры и не заслуживали того, чтобы она о них думала. Стоило в кои-то веки взять отпуск, как ей тут же Нанесли удар в спину. А причина, вероятно, только в том, что она женщина – вряд ли кто-нибудь из ее коллег-мужчин посмел бы украсть дело у другого. Ее компаньоны – всего лишь кучка двуличных лицемеров, они не стоят ее беспокойства.
Другое дело Бен.
Кэролайн задремала, но лишь ненадолго и вскоре снова проснулась, как от толчка. Ей подумалось, что ее беспокойство сродни тревоге Анетт, когда та думает о семье, и она почувствовала, что сестра стала ей немного ближе. Пусть Анетт иногда впадает в крайности, но тревога – естественный спутник любви и заботы, решила Кэролайн.
Она подумала о матери. По-видимому, Джинни действительно беспокоилась о дочерях, как она говорит, просто беспокойство может проявляться по-разному. Анетт, к примеру то и дело звонит домой. У Джинни беспокойство могло проявляться не так явно. Кэролайн знала по опыту, что одну и ту же улику обвинение и защита воспринимают по-разному. Так, телефонные звонки раз в неделю можно рассматривать как покорность долгу, если мать считает своей обязанностью звонить, или проявлением сдержанности – она звонила бы чаще, будь она уверена, что дочь рада лишний раз услышать ее голос.
Мать. Бен. Анетт и Лиа. «Холтен, Уиллз и Дьюлат». О скольком нужно подумать… Как много нужно переосмыслить…
Рассвет застал Лиа на диване Джесса. Она сидела, подобрав под себя ноги, и смотрела то на засушенные розы и кожаные кольца, то на антресольный этаж, где спал Джесс. В этот вечер они разговаривали, мало, они занимались любовью – как всегда, когда бывали вместе, а потом он обнимал ее, пока не заснул.
Стало слышно, как Джесс заворочался в кровати. Потом сверху раздалось неуверенное:
–Лиа?
– Я здесь, внизу.
Кровать снова скрипнула. Джесс появился на лестнице в одних боксерских трусах, сидящих низко на бедрах. Волосы взлохмачены, на подбородке темнеет щетина. Глядя, как он приближается, Лиа подтянула колени к груди.
Джесс присел на корточки перед диваном и бережно отвел с ее лица прядь волос.
– Что случилось?
– Да вот смотрела на тебя и умилялась.
Джесс сел рядом и обнял ее. Лиа придвинулась к нему и прижалась щекой к его груди, распластав пальцы по его ребрам. От теплой кожи Джесса исходил слабый мускусный запах.
У Джинни были дикие розы, у нее – Джесс. Лиа знала, что где бы она ни оказалась, этот мужской запах всегда будет напоминать ей о Джессе. У нее заныло в груди от томительного предчувствия. Как и раньше, они почти не разговаривали, просто сидели рядом, дыша в одном ритме. Наконец Лиа прошептала:
–Мне пора.
Она поцеловала Джесса и крепко обняла его за шею. Если в ее объятии и чувствовался привкус отчаяния, то она не желала об этом задумываться. У нее еще есть время, она пока не уезжает из Старз-Энд.
В бледном свете наступающего утра Лиа бегом пересекла лужайку, пробежала мимо бассейна и поднялась на террасу. Осторожно открыла дверь в кухню, рассчитывая тихо прокрасться в свою комнату, оставшись незамеченной. Но дверца холодильника была распахнута, в прямоугольнике света с пакетом сока в руке стояла Кэролайн. Вид у нее был слегка испуганный, и не мудрено. Лиа представила, как она выглядит: запыхавшаяся после бега, волосы спутаны, лицо раскраснелось.
– Господи, Лиа, ты что, все это время провела на улице?
– Я не устала, – ответила Лиа, не погрешив против истины. – По-моему, глупо ложиться в кровать, если не хочется спать. Но сейчас я наверняка засну. А как ты? Просто пить захотела или тебе все еще не спится?
– Я почти не спала. – Кэролайн закрыла холодильник и протянула руку за стаканом. – Хочешь сока?
– Нет, спасибо, лучше я пойду к себе. – Лиа улыбнулась: – До утра.
Она выпорхнула из кухни и побежала вверх по лестнице. Только улегшись в постель и натянув одеяло до кончика носа, она спросила себя, почему она не рассказала Кэролайн про Джесса. Лиа нисколько не стыдилась знакомства с ним, скорее уж наоборот, но не знала, как отреагируют Кэролайн или Анетт, если она сообщит об их с Джессом отношениях.
Не если, а когда. Но не сейчас, позже.
Кэролайн осталась в кухне. Сидя на высоком кухонном табурете, она наблюдала за тем, как над горизонтом медленно поднимается солнце. Она пила апельсиновый сок и размышляла, в чем ее ошибка.
Она принимала Бена как должное. Поделом ей, если он уехал на три месяца. Он может считать себя вольной птицей, она сама виновата.
Кэролайн думала и о том, что оказалась в плену стереотипов, осуждая сестер как поверхностных и неглубоких. Но они такими не были. Может, ни у одной из них нет столь серьезной, ответственной работы, как у нее, но зато у нее нет семьи, как у Анетт, и она не умеет заводить друзей, как Лиа, так что, может быть, они равны. Вчера они определенно были на равных. При всем своем профессионализме Кэролайн оказалась так же не готова к ошеломляющим признаниям Джинни, как и ее сестры, и вела себя ничуть не лучше них. Пожалуй, даже хуже. Лиа сумела выслушать Джинни, понять ее поступок и оплакать вместе с ней то, что мать потеряла. То же можно было сказать об Анетт. Но она, Кэролайн, ничего не простила. Вернее, простила, но, кажется, не сумела это выразить.
