Текст книги "Сабрина"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
– Путешествовать с Ники крайне утомительно, – покачала головой Сабрина.
– Но мы хотим его видеть. Его и тебя, разумеется.
– Николас все время занят. Сомневаюсь, что он сумеет выкроить время для поездки.
– Отлично, – сказала Аманда. – В таком случае, оставь его дома.
Сабрина невесело рассмеялась.
– Сразу видно, что особой любви ты к нему не испытываешь.
– На мой вкус, Николас суховат и не слишком коммуникабелен. Он словно застегнут на все пуговицы. Похоже, с твоим мужем непросто ладить?
– Мы всегда можем с ним договориться.
– Он занимается с Ники?
– Изредка. Подбрасывает его в воздух, щекочет, тискает – короче, делает все, чтобы создать видимость нормаьного общения с ребенком. И что самое интересное, да он подбрасывает Ники в воздух, тот начинает издавать какие-то звуки. Что они означают, представления не имею. Может, это вопль ужаса? Но Николас доволен: мальчик не плачет – и слава богу.
– Скажи на милость, Николас тебе помогает – хотя бы изредка?
Аманда уже не пребывала в другом измерении, а прочно стояла двумя ногами на земле. Более того, она затронула крайне болезненную для Сабрины тему.
– Николас считает, что я паникерша, – неопределенно ответила Сабрина, разглаживая пальцами морщинку на лбу. – Он предпочитает жить в мире иллюзий.
– У меня такое ощущение, что ему самому нужен психиатр.
Сабрина едва удержалась от смеха: Николас полагал, в своей семье он все держит под контролем. Вот бы он удивился, если бы она предложила ему сходить в семейную консультацию!
Она-то сама с радостью туда бы пошла. Она пошла бы куда угодно, только чтобы спасти свой брак. Ведь она очень тщательно выбирала себе мужа – хотела, чтобы это был человек положительный, с ровным, спокойным характером, преуспевающий. Ее родителям, правда, Николас не понравился с самого начала – по причинам, о которых уже упоминала Аманда. Но их брак рушился не из-за того, что Николас был чрезмерно сух или консервативен. Так рассудила судьба. Когда в их семейной жизни возникла серьезная проблема, неожиданно выяснилось, что им вместе трудно. Вместо того чтобы действовать сообща, они все больше отдалялись друг от друга.
– Думаю, тебе просто необходимо сменить обстановку, – сообщила Аманда. – Сделаем так: ты приедешь ко мне на день рождения и поживешь у меня неделю или две.
– Но проблема останется со мной, куда бы я ни поехала, – возразила Сабрина. – Между тем в Нью-Йорке есть несколько врачей, которым я доверяю. В трудную минуту я всегда могу к ним обратиться.
– Вот и хорошо. Тебе нужно иногда уезжать от Ники, отдыхать от него. Если ты будешь время от времени себе это позволять, то жизнь перестанет казаться тебе сплошным кошмаром*Кроме того, ты выбросишь наконец из головы глупые мысли о том, чтобы отдать Ники в приют.
Поздно вечером Сабрина снова извлекла из книги заветный конверт и перечитала послание Дерека. Она раздумывала, ехать ей в Парксвилл или нет, тщательно взвешивая все «за» и «против». Когда решение было принято, она аккуратно вложила письмо в конверт, всунула конверт в книгу, после чего поставила книгу на полку.
Маура Корелли была не женщина, а настоящий сгусток энергии. Она работала литературным агентом, но готова была взяться за любое дело, если только оно сулило ей славу или хорошие дивиденды. В жизни этой женщины были как взлеты, так и падения, но она отлично освоила тактику выживания в каменных джунглях и всегда выплыла на поверхность.
Маура жила одна, попеременно бывая то ангелом, то чертом, то записной кокеткой, и ее фотографии частенько украшали страницы светского издания «Город и пригород», короче говоря, она была тем самым человеком, в каком нуждалась Сабрина.
Прошла неделя с тех пор, как Сабрина разговаривала с матерью по телефону. Жизнь молодой женщины снова вошла в привычную колею: она продолжала ухаживать за Ники и изредка пикировалась с мужем, которого, как и прежде, видела только вечером.
– Ах, Маура, – взволнованно сказала Сабрина, обращаясь к подруге, когда метрдотель усадил их за столик, – Ты даже не представляешь, как это здорово выбраться из дома и поболтать с тобой.
– Еще бы, – согласно кивнула Маура. – Когда мы становимся старше, то чаще возвращаемся мыслями к прошлому, то есть к юности, а я для тебя являюсь живым ее воплощением.
Сабрина и Маура дружили еще со школьной скамьи, хотя многим их дружба казалась странной. Они разительно отличались друг от друга: и внешне, и характерами, и полученным дома воспитанием – это не говоря уже о прямо противоположных жизненных устремлениях. С другой тороны, по этой же самой причине они прекрасно дополняли друг друга, и им никогда не было вдвоем скучно. Их дружба продолжалась и после того, как они закончили школу и уехали из Сан-Франциско: Сабрина – в Колумбийский университет, а Маура – в университет Нью-Йорка. Теперь их отношения были освящены постоянством и временем, хотя виделись они редко.
Сабрина царственным жестом подозвала официанта и заказала бутылку «Редедера».
– Ого! – воскликнула Маура. – И кто же будет оплачивать эту роскошь?
– Я.
– Очень мило с твоей стороны. Мы что-нибудь отмечаем? – спросила Маура, откидываясь на спинку кресла.
– Просто расслабляемся.
– Понятно. Дома, значит, такой же кошмар, как всегда?
– Ш-ш-ш! – Сабрина прикоснулась пальцем к губам. – Только не сегодня, ладно?
– Что значит, не сегодня?
– То и значит, что сегодня я не хочу разговаривать о домашних делах. Надоело все время ныть и жаловаться. Временами мне кажется, что я становлюсь такой же, как Ники…
– Но это же я, Маура. Кому тебе еще плакаться в жилетку, как не мне?
– Сегодня я плакаться не буду. Итак, как тебе работается? Выглядишь ты, между прочим, замечательно. Мне нравится то, что ты сделала со своими волосами.
Маура отвела с лица длинные, волнистые пряди.
– Надумала вот покраситься. Чтобы узнать, как живется на свете рыжеволосым.
– Ну и как им живется?
– Неплохо. Я бы даже сказала, очень хорошо. В сущности, – тут Маура хитро улыбнулась, наклонилась к подруге и заговорила шепотом: – Я живу черт знает как здорово! Вчера с таким парнем познакомилась, что закачаешься. Высокий, красивый, говорит мало, взгляд загадочный… А как в постели хорош!
– И как же его зовут – этого твоего мачо?
– Как зовут? – Маура запнулась, наморщила лоб, а потом беспечно пожала плечами.
– Не хочешь же ты мне сказать, что не знаешь… – Сабрина в изумлении посмотрела на подругу.
Маура утвердительно кивнула.
– Но как такое может быть?
– Таковы правила игры, – возбужденно зашептала Маура. – Мы случайно встретились с ним глазами на Парк-лейн, потом, не сговариваясь, зашли в ближайший ресторан и битых три часа друг на друга пялились, пока обедали. После этого я пошла к выходу, а он направился следом. Он шел за мной до самого отеля и сел вместе со мной в лифт. Мы поднялись на одиннадцатый этаж, зашли в комнату и… Короче, все было очень романтично.
– Да это настоящее сумасшествие! Этот парень мог оказаться грабителем или, того хуже, маньяком или извращенцем. Кроме того, он мог наградить тебя какой-нибудь ужасной болезнью. Ты об этом хоть подумала?
– С какой стати, когда ты это делаешь за меня? Вот почему мы до сих пор дружим. Ты, Сабрина, рационалистка, я – женщина импульсивная. Ладно, не напрягайся, – хохотнула Маура. – Это был нормальный парень. Серьезный. Адвокат из Хьюстона.
– Он женат?
Маура снова пожала плечами.
– Сказал, что не женат.
– Ты назвала ему, по крайней мере, свое имя?
– С какой стати?
– Чтобы он мог с тобой связаться – вот с какой!
– Это было бы слишком просто. Зато я будто невзначай упомянула имена своих нескольких самых известных клиентов. Если ему захочется меня разыскать, он может с ними связаться и узнать у них мое имя и номер телефона.
– Очень умно…
– Умно или нет, не знаю, но весь смысл игры именно в анонимности ее участников. Ведь это очень забавно – как ты не понимаешь?
Сабрина, признаться, не видела в такого рода играх ничего забавного. Но ведь она обыкновенная наседка, обыватель. Маура – совсем другое дело.
– Хорошо, поверю тебе на слово, – сказала Сабрина. Тем временем официант принес шампанское, откупорил и разлил по бокалам. Сабрина подняла свой бокал и сказала: – Предлагаю тост за свободу.
– За свободу? Откуда, скажи на милость, у тебя такие крамольные мысли?
Сабрина и сама об этом себя спрашивала. В ее мозгу замелькали разрозненные образы – здание тюрьмы в Беркшире, железные двери, решетки, бесконечные коридоры… Она помотала головой, чтобы отогнать видение.
– Сама не знаю. Должно быть, это ты так на меня действуешь.
– Дали бы мне волю, я еще бы не так на тебя подействовала, – сказала Маура, потягивая шампанское. – Я бы тебя снова писать заставила – вот что я бы сделала.
– Что, макулатуры тебе не хватает, пристраивать нечего? – поддела ее Сабрина.
– Работа кипит, авторов полно!
– Не понимаю в таком случае, зачем тебе я. Ты сейчас чем занимаешься?
– Помимо того, что пристраиваю макулатуру? Искусством, музыкой, а еще поглощаю творожные пудинги, причем в большом количестве.
Сабрина прикрыла лицо ладонями и застонала.
– Творожные пудинги? Не может быть!
– Пудинг пудингу – рознь. Я тут познакомилась с одной девицей, которая готовит такие творожные пудинги, что пальчики оближешь. Творог, это само собой… потом шоколад, сливки, малина – ну и так далее. Любой формы, любого размера – чудо что такое!
– Неужто так хороши? – спросила Сабрина. Она не уставала удивляться тому, с какой легкостью Маура порхала в разговоре с предмета на предмет.
– Они просто великолепны. Пока что эта девица развозит свои пудинги по домам, но мечтает расширить дело. Одно плохо: финансирования никакого, да и мыслей, где достать деньги, у нее нет.
– И тут как я понимаю, вступаешь на сцену ты.
– Почему бы и нет? Мне терять нечего. Если я сведу ее с нужными людьми и они подпишут договор, я получу свой процент, который, в случае, если пудинги пойдут нарасхват, выразится в весьма круглой сумме.
– А они пойдут нарасхват? – с сомнением спросила Сабрина, чувствуя себя предательницей. – Творожные пудинги продаются с незапамятных времен, так что говорить о проталкивании на рынок абсолютно нового продукта не приходится. Зато конкурировать с известными изводителями аналогичного товара придется.
Маура с заговорщицким видом оглянулась по сторонам, іклонилась к Сабрине и едва слышно прошептала:
– А что ты думаешь о… гусиных яйцах?
– Гусиных яйцах?
– Тс-с-с! То, что я тебе говорю, Сабрина, величайший секрет. Итак, что ты думаешь о гусиных яйцах? Я имею в виду пудинги, изготовленные в форме гусиных яиц… Вроде тех, что несут сказочные золотые гуси? Нет, ты подумай, какие в этой выдумке кроются перспективы для рекламы! Представь только: американец сидит на диване и смотрит телевизор. Неожиданно он понимает, что ему хочется есть. Он встает с дивана, лезет в холодильник и вынимает оттуда эдакое сокровище!
– М-да, занятно…
У Мауры вытянулось лицо.
– Похоже, моя идея тебя не вдохновляет…
– Нет, почему же? Просто все это очень неожиданно. Скажем так: к разговору о гусиных яйцах я была не готова.
– Не смей надо мной смеяться, Сабрина Стоун!
– Я стараюсь не смеяться, Маура. Очень стараюсь.
– Черт с тобой. Клянусь, я ни слова больше не скажу о пудингах, если ты предложишь мне идею новой книги.
– Я не единственный твой автор, Маура.
– Зато самый лучший. Всякий раз, когда я вижу Нормана Эквайра, он о тебе спрашивает. Говорит, что биография твоей бабушки все еще в списке бестселлеров. Норман предлагает тебе прекрасные условия в том случае, если ты засядешь за биографию какой-нибудь выдающейся личности. Но если не хочешь писать ради денег – не пиши. Сделай что-нибудь для себя, для души. Утри нос Джей Би, покажи ему, чего ты стоишь! Ну, что ты на это скажешь?
Сабрина глотнула вина.
– Ты что же думаешь – я буду конкурировать с братом?
– Но я ничего такого…
– Да знаю я, что ты здесь ни при чем. Я себе удивляюсь. Недавно мне пришла в голоду мысль, будто я не прочь бросить Джей Би перчатку и посоревноваться с ним в популярности и размерах гонораров. Но потом я подумала, что дело тут не в литературе и уж тем более не в гонорарах. Все гораздо проще и одновременно сложнее: похоже, я до сих пор пытаюсь доказать своим домашним, что имею право на свой собственный взгляд на мир.
– Да, это похоже на правду… Но ты так и не ответила на мой вопрос. Ты будешь писать?
– Времени нет.
– Раньше ты всегда находила время для дела.
– Извини. Обстоятельства переменились.
– Ты что, не подозреваешь о существовании сиделок и нянек?
– Они с Ники и часа не высидят.
– У тебя усталый вид, Сабрина. Тебе необходимо отдохнуть. Писательство всегда было для тебя отдушиной. Так почему бы тебе не посвятить пару месяцев новой книге? И душой отдохнешь, и забудешь о своих бедах – хотя бы на какое-то время.
– Я больше не хочу об этом разговаривать, – очень тихо сказала Сабрина.
– А я хочу, чтобы ты начала писать. Причем немедленно!
Сабрина посмотрела на свою подругу и вздохнула.
– Маура, дело не только в отсутствии времени. Я выдохлась – и эмоционально, и физически. Пуста, как выеденная раковина. В данную минуту я не в состоянии даже назвать тему, которая вызвала бы у меня хотя бы малейший интерес.
Впрочем, одна такая тема все-таки была.
Она могла бы написать о Дереке. Ее интересовала жизнь этого человека. Кроме того, ей казалось, что, несмотря на несходство их характеров и судеб, между ними есть нечто общее. Это могло стать темой исследования, если бы она решила о нем написать.
Сабрина не знала точно, суждено ли ей написать о Дереке, но это был удачный предлог, чтобы навестить его в тюрьме.
4
Когда Сабрина приехала в Парксвилл во второй раз, ее пустили внутрь без всяких проволочек – охранники сразу же нашли ее имя в своем гроссбухе, после чего обыскали и провели в комнату для посетителей.
И снова ей пришлось ждать Дерека. И снова в комнате было слишком жарко. На этот раз, правда, Сабрина не сидела на стуле, а дожидалась появления Дерека у запертого на замок зарешеченного окна. Она находилась в нервно-приподнятом состоянии, которое охватило ее сразу же после выезда из Нью-Йорка и ни на минуту не отпускало. Сердце билось в ускоренном ритме, выстукивая подобно телеграфу один и тот же вопрос: «Что ты здесь делаешь что здесь делаешь что ты здесь делаешь?»
Другого ответа, кроме: «Не знаю!» – в голову ей не приходило.
Беспокойно перекладывая свое дорогое кашемировое пальто из одной руки в другую, Сабрина поглядывала сквозь решеченное окно на тюремный двор.
Тюремный двор в Парксвилле напоминал унылую, покрытую пожухлой травой лужайку, по которой тянулись протоптанные в разных направлениях дорожки.
– Милый вид, не так ли? – послышался пропитанный сарказмом голос у нее за спиной.
Сабрина сразу поняла, что это Дерек, и повернулась, бы на него посмотреть. Он был таким же сильным и уверенным в себе, каким она его запомнила, но выглядел значительно лучше, чем в прошлый раз. Должно быть, потому, что его глаза были не столь колючими, а черты лица не такими угрюмыми, как прежде. Напряжение, которое испытывала Сабрина, отпустило ее.
– Я подумала, – сказала она, – что через месяц все здесь покроется молодой, зеленой травкой.
Стоя с ним рядом, Сабрина почти не чувствовала исходившего от его тела тепла – уж слишком сильно в комнате было натоплено, но его физическое присутствие, его мощное энергетическое поле ощущала всем своим существом. Скользя взглядом по его лицу, она отметила, что шрам у него под глазом стал почти незаметен, всмотрелась в его глаза – ища в них отражение того душевного тепла, которое было ей так необходимо. Узнать о его душевном настрое по голосу было невозможно: как и прежде, Дерек говорил спокойно и ровно.
– Сегодня я добралась до Парксвилла без труда, – сказала она с улыбкой. – На дороге совсем нет снега.
Он молча кивнул.
Сабрина перевела взгляду с его лица на тюремный дворик за окном.
– Думаю, когда весна вступит в свои права, двор в окружении живой изгороди будет выглядеть весьма живописно.
– Будет – если не обращать внимания на колючую проволоку и вышки с часовыми. Они портят пейзаж.
– Мир несовершенен, – сказала она с грустной улыбкой.
Дерек был покорен ее улыбкой, хотя в глубине души все еще немного на нее злился.
Прошло уже шесть недель с тех пор, как она посетила его в первый раз. Он написал ей письмо, отослал его и стал ждать ее приезда. Он знал, что она не имеет представления, как медленно тянется время за решеткой. Ей не было также дано знать, с каким нетерпением, даже страстью он ожидал ее приезда.
Все это он понимал, но безотчетно злился на нее за то, что она так долго не приезжала. Дерек злился и на систему, которая заставляла его сидеть и безропотно ждать ее приезда, не имея возможности так или иначе ее поторопить. И шестнадцать месяцев, проведенных им в камере, так и не научили его терпению.
– Я получила вашу записку, – сказала Сабрина. – Спасибо. Пока вы мне не написали, я не могла понять, вы отнеслись к моему скоропалительному визиту.
Будь перед Дереком другая женщина, после этих слов заключил бы ее в объятия и поцеловал в знак благодарности за посещение. Но Сабрина продолжала оставаться для него табу. Была в его глазах чистой и непорочной, как икона. Он не мог переступить разделявший их черты, которую сам же и прочертил.
– Я до сих пор не знаю, как к этому относиться.
– Мне показалось, что мой визит вас раздосадовал.
– Было такое дело.
– Но почему?
Он-то знал, что ответить на этот вопрос. Другое дело, хотелось ли ему отвечать. С минуту Дерек размышлял над тем, открыть ли ей свою душу или повременить, но потом решил, что унижение, которое он тогда испытал, будет не так над ним довлеть, если он признает, хотя бы отчасти, какие чувства тогда им владели. К тому же эту маленькую исповедь можно было надлежащим образом обставить.
– Не каждому мужчине нравится, когда его видят в подобной обстановке и окружении.
– Что же, в таком случае, заставило вас мне написать?
– По четвергам здесь заставляют выполнять ужасно нуддную работу, но если к заключенному приезжает гость, счастливца от работы освобождают.
– Хм. Слышать такое мне, конечно, очень лестно, но…
Он пожал плечами, но Сабрина готова была поклясться, в это мгновение в его серых глазах что-то мелькнуло, был отблеск того тепла, которого она так жаждала, следующее мгновение, правда, его глаза снова приобрели непроницаемое выражение.
– Вы слишком долго сюда добирались, мэм, – с обвиняющими нотками в голосе заявил он.
– Мне приходится уделять много времени Ники.
– Кстати, вы сказали сиделке, куда едете и где вас искать в случае необходимости?
– Нет.
– Это почему же?
– Да потому что это человек, которому я доверяю. Если эта женщина не в состоянии ухаживать за ребенком сутки, не доставая меня звонками, значит, ее услуги не стоят тех денег, которые я ей плачу, а плачу я ей немало. Кроме того, никому нет дела до того, куда и зачем я езжу в свое свободное время. Господь свидетель – у меня его почти нет!
Неожиданно он улыбнулся. Если бы Сабрина не была столь поглощена своими переживаниями, она бы непременно заметила, какая у него красивая, обаятельная улыбка.
– Похоже, я затронул болезненную тему? – осведомился Дерек.
В ту минуту Сабрина готора была простить ему все, что угодно, даже самодовольство.
– Вроде того.
– Вам кажется, будто у вас каждый день понемногу отбирают жизнь?
– Да.
– А представьте, каково здесь мне?
– Не могу.
Дерек снова стал серьезным. Теперь он смотрел на нее в упор и не отводил взгляда. В ней было много хорошего – даже с избытком. Она говорила правильные слова в нужное время и с верными интонациями. Самое главное, в этом не было ничего нарочитого, театрального, фальшивого.
– Мне не следовало просить вас о том, чтобы вы приехали, – пробормотал он. – Вам здесь не место. Вы слишком чисты и невинны.
Она подумала о том, как много сделала в жизни дурного.
– Вы заблуждаетесь. Сегодня утром я совершила нечто ужасное, – помимо воли вымолвили ее уста. – Я готовилась к отъезду из Нью-Йорка и одевалась, а Ники нервничал и плакал. Я уже сделала с ним упражнения, накормила выкупала его, но потом вынуждена была положить на постель, чтобы заняться собой. А он все плакал. – Она торопилась исповедоваться, словно это помогло бы ей обрести душевное равновесие. – Я подоткнула ему одеяльце, поцеловала, но он все не успокаивался. И тогда я вышла из себя.
– И что же вы сделали? – спросил он, не скрывая своего сочувствия.
– Я его отшлепала!
– Детей приходится время от времени шлепать – тут ничего не поделаешь.
– Но Ники – особенный ребенок. Он не понимает, что делает. А я стала на него орать. Кричала, что он маленький эгоист и что я его ненавижу.
Дереку казалось, что беды других людей уже не могут тронуть. Однако отчаяние Сабрины не могло оставить безучастным.
– И это не дает вам покоя?
– Да, – сказала она, склонив голову. – Как видите, я далеко не безгрешна.
– Ну, я не стал бы называть это грехом.
– По-вашему, шлепать беспомощного ребенка и орать его – не грешно?
– Вы просто сбрасывали напряжение. Уверен, Ники это понял.
– Вы шутите! Ники абсолютно ничего не понимает.
– Если так, то он и шлепков не почувствовал и, уж конечно, не понял, что вы ему говорили.
Сабрина подумала, что в словах Дерека много правды, хотя то, что она сделала, продолжало ее мучить. Дерек между тем думал о том, что в ее печали есть и положительные моменты. К примеру, он мог ее успокоить и утешить, а это давало иллюзию, что и от его воли кое-что в этом мире зависит. Он решил еще немного ее поспрашивать, подстегнуть своими вопросами и посмотреть, что из этого выйдет.
– Ваш муж знает об этой поездке?
– Нет. Он уехал по делам.
– В прошлый раз, когда вы здесь были, он тоже отсутствовал. Вы рассказали ему, куда ездили, когда он вернулся?
– Нет.
– Почему?
– Он бы не понял. Кроме того, он и так был страшно раздосадован тем, что я оставила Ники на попечение сиделки. Я не хотела давать ему лишний повод для ссоры.
– Вам всегда приходится ждать, когда он уедет, чтобы ускользнуть из дома?
– Его часто и подолгу не бывает дома, поэтому слово «ускользнуть» в данном случае неуместно.
– Должно быть, у него хорошо идут дела.
– Возможно. Но может статься, что у него есть любовница на стороне, которую он навещает. – Она беспомощно развела руками. – Даже не верится, что я могла такое сказать…
Сабрина испытывала странное чувство, что Дереку она может довериться. По этой причине она выложила ему то, что ее волновало и что при других обстоятельствах она надежно бы схоронила в своем сердце. Более того, поведав ему о cвоих заботах, она почувствовала себя на удивление свободно. И это несмотря на то что в комнате было полно народу, а охранники ловили, казалось, каждое слово заключенных и их гостей.
Дерек, который все это время неотрывно смотрел ей в глаза, думал о том, что он с радостью утонул бы в их бездонной глубине. Однако такой возможности ему не представилось, поскольку в эту минуту в комнате для свиданий поднялся шум. Выяснилось, что охранник только что выставил из помещения заключенного, который, беседуя со своим гостем, неожиданно пришел в ярость и начал скандалить.
– Присесть не желаете? – предложил Дерек.
Сабрина согласно кивнула. Проводив ее к свободному стулу, он уселся рядом – на этот раз куда ближе, чем в прошлое посещение. Сабрина не возражала. Мощный торс Дерека служил ей своего рода ширмой, скрывавшей от нее неприглядные стороны тюремной жизни.
– У вас усталый вид, – нарушил Дерек затянувшееся молчание.
– У меня всегда усталый вид.
– Но вы все равно выглядите замечательно. И этот свитер вам очень идет, – сказал Дерек. – Вы в нем… как весна! Комплимент порадовал Сабрину. Хотя он и был слишком прямолинеен, зато безоговорочно признавал за ней некую привлекательность. Ей давно уже никто ничего добного не говорил. Да и то сказать: смена подгузников, приготовление питательных смесей и бесконечные хождения из угла в угол с трехлетним ребенком на руках женственности не прибавляли. А ей нравилось чувствовать себя женственной и желанной. Это добавляло румянца щекам, придавало легкость походке и помогало забыть об усталости. В определенном смысле Дерек был прав: она и в самом деле чувствовала в себе брожение весенних жизненных соков.
– В марте я начинаю уставать от зимы, и мне нужно что-нибудь, чтобы встряхнуться. И тогда я начинаю ходить по магазинам и покупать себе тряпки. К примеру, купила этот свитерок. Кстати, вот вам еще один мой грех.
– В чем же он заключается?
– Люблю делать покупки.
– Значит, любите деньги тратить?
– Нет, – сказала она очень серьезно. – Я люблю деть покупки.
– Когда делаешь покупки, приходится раскошеливаться.
– Но без трат нет покупок, а покупки доставляют мне удовольствие и избавляют от тоски.
– И что же вы покупаете?
– Свитера.
Он ждал продолжения, но его не последовало.
– И это все? Свитера – и только? – не выдержал Дерек.
– С меня достаточно и свитеров.
– Должно быть, их у вас целая коллекция.
– Да… В последнее время меня часто охватывала тоска.
Дерек снова взглянул на ее свитер, уделяя особое внимание прелестным выпуклостям, которые он обтягивал.
– Этот экземпляр украсит вашу коллекцию. Что же до тоски… Манхэттен в марте и впрямь выглядит мрачновато – тут вы правы.
– И этот март – не исключение. – Она помолчала, чтобы набрать в грудь воздуха. – Вы часто вспоминаете о Манхэттене?
– Стараюсь не вспоминать, но вспоминаю, – признался Дерек.
– В прошлый раз вы говорили, что видели в газетах фотографии моего мужа, – сказала она. – Значит, вы регулярно читаете газеты?
– Да, читаю. Тюремная жизнь смертельно скучна. Иногда мне кажется, что время здесь остановилось. Но когда читаешь прессу, убеждаешься, что жизнь не стоит на месте. Кроме того, выходя на волю, хотелось бы иметь хотя бы приблизительное представление о том, что творится в мире.
– И когда же это произойдет? Я хочу сказать, когда вас отсюда выпустят?
– По идее, меня должны освободить условно-досрочно после отбытия двух третей полученного мною срока.
– Это составляет два года. Надеюсь, они зачли срок, проведенный вами в заключении до суда?
– Зачли.
– Стало быть, вы можете выйти отсюда через восемь месяцев?
– Через семь с половиной, – уточнил Дерек.
Сабрина попыталась было представить себе, что за эти семь с половиной месяцев может произойти с ней, но у нее ничего не получилось. Она знала наверняка лишь одно: жить так, как раньше, она больше не в состоянии.
– Чем бы вам хотелось заняться после освобождения? – спросила она, невольно отметив, что его черты вновь обрели жесткость. Жесткость эта нисколько не умаляла его привлекательности, но отдаляла их друг от друга.
– Между тем, что я хочу делать, и чем мне придется заниматься в действительности большая разница, – сухо сказал он. – Мне бы хотелось вернуться к работе, которой я занимался до того, как оказался за решеткой.
– Программу «Взгляд со стороны» закрыли.
Неожиданно он улыбнулся своей обаятельной, слегка насмешливой улыбкой, от которой у него на щеках появись задорные ямочки.
– Так это же здорово, – сказал он.
Неожиданно Сабрина почувствовала себя беспомощной и слабой. Она стала как игрушка «йо-йо» на резиночке: Дерек по своему усмотрению то отталкивал ее от себя, то снова к себе подтягивал. Он совершенно ее запутал и сбил с толку, но ей было все равно: она хотела только, чтобы он почаще ей улыбался.
– Что же в этом хорошего? – удивилась она. – Если программу закрыли, значит, вам некуда возвращаться.
Дерек продолжал улыбаться.
– Но знаете ли вы, почему ее закрыли?
Его ослепительная улыбка ее не обманула.
– Я догадываюсь.
– После того, как я попал под суд, – счел нужным уточнить Дерек, – рейтинги программы стали сильно падать. Похоже, без меня у них что-то не клеилось. – Улыбка исчезла с его губ, а голос вновь обрел жесткость. – Разумеется, пока я сидел, у меня из кабинета изъяли записи интервыо и все материалы по другим сюжетам – да все без толку. Программа себя изжила. Как говорится, правосудие свершилось.
– Что вы хотите этим сказать?
Он пожал плечами.
– Приятно все-таки осознавать, что часть вылившегося на меня дерьма рикошетом угодила в кое-кого из моих коллег, которые вычеркнули меня из памяти, как только за мной захлопнулись двери тюрьмы.
– Вы, значит, человек мстительный?
Ему очень хотелось сказать: «А ты, детка, как думала?», но он промолчал. По его разумению, месть была глубоко личным, даже интимным делом, и ставить Сабрину в известность о своих планах отомстить тем людям, которые засадили его за решетку, Дерек не стал.
Хотя он молчал, Сабрина сразу заметила, как окаменели его черты, и поторопилась перевести разговор на другую тему.
– Из ваших слов я поняла, что вам снова хотелось бы стать репортером.
– Это так.
– Но в чем же проблема?
– Проблема в спросе.
Ей потребовалось не меньше минуты, чтобы понять, что он имеет в виду.
– Вы хотите сказать, что вас никто не возьмет на работу? – со скептическим видом осведомилась она. – Не верю я, чтобы такое было возможно. Во-первых, вы человек талантливый, а во-вторых, вас все знают – у вас есть имя.
– Не забывайте, что я убил человека, Сабрина.
Она и бровью не повела.
– Я знаю.
– Возможно, вас лично этот факт не слишком трогает, но чувства так называемого среднестатистического американца он затронет обязательно!
– Я всегда думала, что ваша аудитория – люди с уровнем развития выше среднего.
– Дело не в этом. Прежде чем появиться перед зрителями, мне предстоит встретиться с продюсерами и представителями администрации студии. Если они сочтут, что спонсоры не вложат ни цента в программу, которую будет вести убийца, мое дело швах.
– Но ведь вы действовали из соображений самообороны!
– Я был осужден. – При воспоминании о неправом суде им овладело сильнейшее раздражение. Если бы Дерек находился сейчас в камере, то, чтобы подавить это чувства, он стал бы до изнеможения отжиматься от пола. Но, поскольку в данный момент такой возможности у него не было, он топнул в сердцах ногой, стиснул зубы и процедил: – Присяжные признали меня, виновным – вы это понимаете или нет?
– Макгилл! – гаркнул стоявший у них за спиной охранник.
Дерек повернулся к нему и увидел, что тот большим пальцем указывает ему на дверь.
– Все в порядке, сэр, – сказал Дерек, поднимая вверх руки. – Я уже успокоился. – Когда он вновь повернулся Сабрине, она своими тонкими пальцами дотронулась до шрама у него на горле. От неожиданности Дерек едва от не отпрянул.
– Совсем свежий, – сказала она, стараясь скрывать жь в голосе. – Откуда он у вас?
Он уже не думал ни об охраннике с его угрозами, ни о суде присяжных, ни о шестнадцати месяцах, проведенных за решеткой. Все это куда-то ушло, растворилось, исчезло. Теперь весь мир сводился для него к этому легкому, как перышко, прикосновению.
