Текст книги "Сабрина"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
Не ментше был потрясен и Дерек. Прежде у него никогда шина на скорости не лопалась; кроме того, он не знал, как такое могло произойти: шины у него на автомобиле стояли совсем новые и были снабжены металлическим кордом как раз для того, чтобы подобной неприятности не случилось.
Характер повреждения позволял предположить, что шину его «СААБа» продырявил выстрелом из винтовки с оптическим прицелом засевший в лесу у дороги снайпер. Придя к такому крайне неприятному выводу, Дерек поменял колесо, и они с Сабриной поехали дальше. Разумеется, он ни слова не сказал ей о своих подозрениях.
18
Апрельский день подходил к концу. Первую его половину Дерек провел с Джастином и его друзьями, пытаясь доставить вместе с ними подробный план репортажа о махинациях с избирательными фондами; вторую половину он сидел у телефона, дозваниваясь до бывших любовниц Баллантайна, чьи имена назвала ему Джанет Лавин. В промежутках между этими двумя занятиями он пытался установить контакт с Сабриной, которая, как ему казалось, в последнее время совершенно перестала его понимать.
Ни в одном из этих начинаний он полностью не преуспел и чувствовал себя отвратительно. Во-первых, он ужасно устал, а во-вторых, испытывал сильное раздражение по отношению к шумной компании молодежи, обитавшей теперь в сарае. Поздний обед в этом смысле никакого успокоения ему не принес. За столом в этот вечер собралось восемь человек. Они звенели тарелками и ложками, говорили все разом, спорили, перекрикивая друг друга.
Только через полтора часа, не раньше, ему удалось спровадить их из дома и остаться с Сабриной наедине.
– Пора бы и отдохнуть, – многозначительно сказал он, глядя на жену.
– Пора бы, – как эхо откликнулась она, сметая со сто-»ла крошки. – Но сначала надо убрать в столовой, а потом вымыть посуду.
Зная, что Сабрина непременно отвергнет все его попытки ей помочь, Дерек вышел в гостиную, присел на диван и стал ждать, когда она освободится. Потеряв терпение, он поднялся с дивана и прошел на кухню. Сабрина выложила на стол содержимое кухонных шкафчиков и что-то разыскивала среди всевозможных банок, баночек и коробок.
– Что ты делаешь? – с изумлением спросил Дерек.
– Ищу и никак не могу найти сухие дрожжи, – сказала Сабрина, отодвигая в сторону какую-то коробку. – Помнишь оладьи, которые я как-то готовила?
Дерек, не глядя на нее, сказал:
– Нет, что-то не помню… Я, признаться, надеялся, что ты все свои дела уже закончила.
– Почти что, – сказала Сабрина.
Дерек вернулся в гостиную и еще некоторое время сидел на диване, нетерпеливо постукивая по полу каблуком. Впрочем, долго он так не выдержал, сорвался с места и снова появился на кухне. Сабрина сидела за кухонным столом и размешивала в глубокой миске белую массу, подозрительно напоминавшую тесто.
– Что, черт возьми, ты затеяла? – спросил он, на этот раз не делая ни малейшей попытки скрыть овладевшее им раздражение.
Сабрина словно бы не заметила его резкого тона.
– Поскольку все наши припасы кончились, я решила испечь сдобные булочки.
– Значит, булочки?
– Булочки. С корицей. Тебе нравится есть на завтрак свежие булочки. Уж я-то знаю…
Дерек больше не мог сдержаться.
– Послушай, ты поднялась сегодня в шесть утра и проработала весь день! Писала, ездила в город за продуктами, готовила, снова писала, копалась в саду, потом ездила в город за бумагой для принтера, меняла белье у всех наших постояльцев, убирала дом, мыла посуду – и вот теперь, когда на часах половина десятого, затеяла на ночь глядя печь булочки?
– Да, затеяла. Разве в этом есть что-нибудь дурное?
Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения Дерека.
– Дурное или нет, не знаю, но некоторая странность во всем этом определенно есть! Ты слишком много работаешь, Сабрина, – вот что я тебе скажу. Неужели ты не понимаешь, что тебе это вредно?
– Уверена, что это не так, – холодно произнесла Сабрина, продолжая размешивать тесто.
– Ты же беременна. Тебе нельзя перенапрягаться.
– Мой доктор сказала, что я могу делать все, что захочу.
– В разумных пределах, дорогая моя, в разумных пределах! Но ты, как выяснилось, не понимаешь, что это значит. К чему, скажи на милость, так усердствовать? Ты ведь не участница конкурса «Хозяйка года»?
Она бросила на него хмурый взгляд, но потом снова уткнулась глазами в миску с тестом.
– Оставь тесто в покое! – рявкнул Дерек. Он в два шага пересек кухню, выхватил миску у нее из рук и со стуком поставил на разделочную доску.
– Дерек…
– Я хочу знать, чего ты добиваешься? Может быть, того, чтобы я, видя все это изо дня в день, свихнулся?
– Глупости какие. Нет, конечно.
– Тогда зачем ты изводишь себя непосильной работой?
– Мне нравится, когда я при деле. Я люблю работать…
– Что-то незаметно. У тебя постоянно хмурый и озабоченный вид.
– Это потому, что я с головой ухожу в дело, которым занимаюсь.
– Это потому, что у тебя невроз. То, что происходит с тобой, неестественно и наводит на грустные мысли. О том, к примеру, что ты хочешь вызвать у себя выкидыш.
У Сабрины вытянулось лицо. Впрочем, в следующую секунду оно снова приняло привычное сдержанное выражение.
– Что, интересно знать, натолкнуло тебя на такую чудовищную мысль? – осведомилась она, пряча глаза. – Это же идиотизм!
– Неужели? – спросил Дерек, опускаясь на кухонный табурет и облокачиваясь о мраморную разделочную доску. – А мне вот кажется, что я рассуждаю вполне здраво. С тех пор как доктор сказала тебе, что ты беременна, ты только и делаешь, что работаешь. Более того, каждый новый день ты работаешь чуть больше, чем в предыдущий, но при всем том перескакиваешь с одного дела на другое, ни в чем не находя удовлетворения и успокоения.
– Неправда! Я получаю удовольствие от работы…
– Я знаю, что ты делаешь, Сабрина. Ты бежишь от трудностей… У тебя возникла проблема, и ты, вместо того чтобы с ней разобраться, улепетываешь от нее со всех ног. Ты боишься делать анализы, боишься рожать и по этой причине вкалываешь как сумасшедшая, чтобы обо всем этом не думать. Почему, спрашивается, мы не можем сесть и обсудить все твои страхи как нормальные, разумные люди?
– Может быть, потому, что у тебя на уме совсем другое, – бросила Сабрина.
– Ерунда. Для меня нет ничего важней тебя и нашего ребенка.
– Правда? – воскликнула Сабрина, поднимаясь с места и делая шаг назад, чтобы лучше видеть мужа. – Уж не по этой ли причине ты каждое утро хватаешься за «Таймс», чтобы узнать, как продвигается предвыборная кампания Грира? Меня не оставляет ощущение, что ты просто мечтаешь о том, чтобы его рейтинг постоянно возрастал. Тем больнее ему будет падать потом, когда ты прижмешь его этим пресловутым досье Баллантайна – ты ведь так рассуждаешь, верно? Но, несмотря на то что все это так сильно тебя занимает, ты со мной об этом почти не разговариваешь! Почему, интересно знать?
– Да потому что на самом деле тебе не хочется об этом слушать. Тебе никогда не нравилось то, что я делаю.
– По крайней мере, я с этим смирилась, – тихо сказала она. – Я знаю, что тебе необходимо хоть как-то избавиться от проблемы, которая тебя гнетет. Почему же ты мешаешь мне справиться с моей проблемой – пусть и на свой собственный лад?
– Это не только твоя проблема, но и моя тоже, – возразил Дерек. – Кроме того, мне не нравится способ, который ты избрала, чтобы ее разрешить. Он чем-то напоминает мне русскую рулетку. Не забывай, дитя, которое ты носишь, принадлежит также и мне. И я хочу, чтобы с ним было в порядке.
– Сабрина обхватила себя руками и с минуту молчала, стараясь успокоиться и собраться с мыслями.
– Значит, ты полагаешь, что я задумала дурное?
– Сабрина…
– Да-да. Так именно ты и сказал. Ты меня осуждаешь, знаю.
– Да, не скрою, твое поведение кажется мне странным, ты слишком много работаешь, забывая о том, что это может дурно отразиться и на твоем здоровье, и на здоровье ребенка. Но мне, Сабрина, этот ребенок нужен.
– А я, по-твоему, его не хочу?
– Если это так, то ты весьма странно выражаешь свое желание.
Она взмахнула рукой.
– Значит, на том только основании, что я не валяюсь целый день в кровати, ты готов обвинить меня в нежелании иметь от тебя ребенка? Это невероятно!
– Забудь о ребенке и подумай о себе. Перенапрягаться вредно прежде всего для твоего здоровья…
– Все ясно, – прервала его Сабрина. – Я – плохая мать. И в физическом отношении, и в нравственном. Вот в чем суть всех твоих рассуждений. Хотя ты и утверждал, что проблема с Ники – не моя вина, на самом деле ты не так уж в этом уверен. Подсознательно ты опасаешься, что и с нашим ребенком может произойти то же самое…
Дерек сорвался с места и остановил этот поток слов, крепко обхватив Сабрину за плечи и основательно встряхнув.
– Ошибаешься! Я бы просил тебя поберечься даже в том случае, если бы ты дала жизнь дюжине совершенно здоровых детей. Ты беременна, Сабрина, а беременная женщина и вести себя должна соответственно. Ты же буквально изводишь себя.
– Ничего подобного! И еще: убери руки, поскольку еще одно такое встряхивание, и у меня в самом деле может произойти выкидыш.
Только в это мгновение Дерек осознал, что вел себя грубо. Убрав с ее плеч руки и даже отступив на всякий случай назад, он сказал:
– По-моему, сейчас мы друг друга не понимаем. И это самое ужасное. Ведь я тебя люблю. И для меня важно не только твое физическое состояние, но и эмоциональное.
Слова Дерека разбудили прежние ее страхи.
– Стало быть, ты полагаешь, что в психическом отношении я не стабильна?
– Конечно же, нет, – пробормотал Дерек, окончательно сбитый с толку. – Но давай взглянем на проблему непредвзято. Родив больного ребенка и выхаживая его, ты прошла через ад. Теперь же ты беременна снова. Ничего удивительного, что психика у тебя угнетена…
– Я в состоянии с этим справиться, – холодно сказала Сабрина. – Мне приходилось справляться и с более тяжелыми депрессиями. Или ты полагаешь, что я – слабая женщина, которой это не по силам?
Дерек в замешательстве не сразу нашелся что ответить.
– Это что происходит? – воскликнул он. – Что бы я ни говорил, ты переиначиваешь мои слова. – Он повернулся было, чтобы уйти с кухни, но потом передумал и остался. – Я старался помалкивать, не хотел заводить разговор о ребенке, поскольку боялся тебя огорчить, но сам-то все время о нем думал. Не молчал бы – между нами не возникло бы недопонимания. Похоже, эту проблему нам надо решать вместе. Причем не мудрствовать и не выяснять отношения, а сделать что-нибудь по-настоящему полезное: к примеру, отправиться по магазинам и купить нашему будущему ребенку вещички – распашонки какие– нибудь, ботиночки…
– Какой в этом смысл, если мне, возможно, придется делать аборт? В том случае, если анализы…
– К черту! – крикнул Дерек, в гневе сверкнув глазами. – К черту все эти анализы! Забудь о них. Ты все время думаешь о неблагоприятном исходе, между тем как шансы родить здорового ребенка у нас в миллион раз выше. К чему видеть во всем исключительно мрачную сторону?
Сабрина вдруг вспомнила, что Николас, ее первый муж, называл ее пессимисткой, паникершей и любительницей видеть все в мрачном свете.
– Что ж, – произнесла она дрожащим голосом, – возможно, это основная черта моего характера.
– Ты сильная, разумная женщина, – продолжал увещевать Дерек. – Просто обожглась один раз – и теперь всего боишься. Слушай, а может, ты суеверная и тебе кажется, что если ребенок выдержит все те испытания, которым ты подвергаешь его в утробе, то родится сильным и здоровым? Или ты и впрямь подсознательно пытаешься вызвать у себя выкидыш?
Сабрина опустила голову и, чтобы не слышать речей Дерека, в которых, она чувствовала, было много правды, закрыла уши руками.
– Не хочу тебя слушать, – забормотала она, раскачиваясь из стороны в сторону. – Не хочу, не хочу… – Потом, снова возвысив голос, она выкрикнула: – Я ничего этого не просила! Мне, черт возьми, не совладать с этим кошмаром во второй раз. Это не говоря уже о том, что я этого не заслуживаю…
Она подняла мокрые от слез глаза, посмотрела на мужа, но увидела только его спину. Дерек большими шагами пересек кухню и вышел в ночь, громко хлопнув дверью.
Сабрина прождала Дерека два часа. Все это время она нетерпеливо расхаживала по дому, переходя из гостиной в столовую, заходя на кухню, а оттуда снова возвращаясь в комнаты. С каждой прошедшей минутой в душе у нее росло и крепло чувство пустоты и одиночества.
Совершенно упустив из виду, что скоро полночь, Сабрина поднялась по лестнице и постучала в комнату Джей Би. Он заканчивал свою книгу и последние две недели ночевал в доме, всякий раз возвращаясь на рассвете в сарай и усаживаясь за работу. Сабрине не хотелось будить брата, но, кроме него, поговорить ей было не с кем, а Джей Би как-никак приходился ей ближайшим родственником, и она не сомневалась, что он поймет ее и не станет обижаться за позднее вторжение.
Приоткрыв дверь, она вошла в комнату и устремила взгляд в темноту.
– Джей Би! – негромко позвала она брата. – Ты спишь?
К большому удивлению Сабрины, на ее призыв вместо Джей Би откликнулась Энн. Она поднялась с постели и неслышно, словно привидение, на цыпочках подошла к ней.
– Ради бога, извини, – прошептала Сабрина, чувствуя себя последней дурой. – Я и представить себе не могла…
Энн прижала к губам палец, подхватила свисавшую со стула шаль и выскользнула в холл, плотно прикрыв за собой дверь.
– Он очень устал, – пробормотала Энн. Взяв Сабрину за руку, она увлекла ее за собой на лестничную площадку. Усевшись рядом с Сабриной на ступеньку, Энн спросила: – Неужели ты ничего не знала?
Сабрина, которая была настолько удивлена происшедшим, что забыла о своих собственных горестях, покачала головой.
– Не знала, хотя и должна была. В последнее время он все время находится рядом с тобой.
– Мне снились дурные сны. Как-то раз я поднялась с постели и стала расхаживать около сарая… – Энн говорила быстро и отрывисто. Видно было, что она нервничает. – Тогда-то мы с Джей Би и разговорились. Он тоже не спал и прогуливался на свежем воздухе. Как выяснилось, ему, как и мне, не давали спать ночные кошмары.
– Джей Би мучают кошмары? – с удивлением спросила Сабрина.
– Ну… – пожала плечами Энн, – сейчас уже не так сильно, но раньше мучили. В общем, он хорошо знает, что это такое. Его преследуют герои его фантазий – даже ночью.
– Странно… – задумчиво протянула Сабрина. – Джей Би сам всегда был причиной кошмаров. У всех, кто его знал. Вот уж не думала, что они и его достают.
– Еще как достают! С детства. – Энн завернулась в шаль, обхватила колени руками и устремила отсутствующий взгляд в темный пролет лестницы. – Но он ничего никому не говорил… Вернее, один раз сказал – вашему отцу, но тот ответил, что нормальный человек, если, конечно, постарается, в силах сам с этим справиться. Джей Би старался, но у него ничего не получилось. Вот он и молчал. Чтобы его не сосчитали ненормальным. – Энн печально улыбнулась, будто за что-то извиняясь, и добавила: – А потом нашел способ, как с этим справляться.
Сабрине не надо было спрашивать, какой это способ. Она и сама знала.
– Его считают странным человеком, – продолжала говорить Энн, – но никто не может понять, что Джей Би во многом еще маленький мальчик, сочиняющий страшные истории, чтобы избавиться от собственных страхов. Самое невероятное, ему удается извлечь из всего этого пользу. Он выплескивает свои страхи на бумагу, придавая им художественную форму, а потом относит издателям. Благодаря этому он стал довольно известным писателем. Я его за это уважаю. А еще, как мне кажется, я его люблю, – прибавила Энн, – но это не по теме.
– Как же не по теме? – сказала Сабрина, чувствуя, как ее охватывает теплое чувство. – Мы же говорим о Джей Би, а ты, как выяснилось, его любишь. Я тоже его люблю. Впрочем, хотя я ему и сестра, он никогда не рассказывал мне, почему стал писать ужастики. А я, признаться, была бы не прочь об этом знать.
– Разве что-нибудь изменилось бы, если б ты об этом узнала?
Сабрина обдумала вопрос Энн, потом неопределенно пожала плечами:
– Честно говоря, не знаю. Возможно, я могла бы как-нибудь ему помочь. Он всегда казался мне таким одиноким…
– В определенном смысле даже хорошо, что ты так и не сумела ему помочь, – сказала Энн. – Возможно, то, что я говорю, звучит жестоко, но избавляться от собственных демонов человек должен сам. Джей Би до сих пор с ними воюет, но, я верю, с этим справится. При этом ему нужен человек, который все время находился бы с ним рядом…
Сабрина порадовалась за брата и эту молодую женщину, которые нашли друг друга. Больше радоваться было особенно нечему, поскольку ее собственная семейная жизнь, похоже, трещала по всем швам…
Энн, бросив взгляд в темный пролет лестницы, увидела поднимавшегося по ступеням Дерека, и толкнула Сабрину локтем. Дерек поднял голову и тоже увидел сидевших на ступеньке женщин.
Энн встала и бесшумно удалилась, не желая мешать супругам.
Сабрина смотрела на стоявшего внизу Дерека, казалось, целую вечность. Она вспомнила, что даже в пылу спора он продолжал говорить ей о своей любви. Вот она ему об этом не сказала, хотя следовало бы – ведь она тоже его любит и будет любить всегда. А еще она вспомнила о том, что, если бы не болезнь Ники, у них с Дереком ничего бы не было, и испугалась, ведь жизнь без него потеряла бы для нее всю прелесть.
Поднявшись со ступенек, она двинулась вниз по лестнице и шла, пока не оказалась в плену его рук. Сжав ее в объятиях, Дерек склонил голову и поцеловал жену: сначала в щеку, а потом в губы.
Его поцелуй был долгим, горячим и страстным. С его стороны это была своего рода попытка попросить у нее прощения за то, что он позволил себе вступить с ней в спор. Он словно бы беззвучно говорил с ней, произнося не слышные уху слова, полные тем не менее любви и важного для них обоих смысла. Его взгляд не отставал от губ и языка. «Я люблю тебя» – казалось, говорили его глаза, когда он нежно на нее смотрел.
Дерек подхватил ее на руки и отнес в спальню, где они занялись любовью, отдаваясь друг другу с такой удивительной страстью и пылом, что можно было подумать, будто они делали это впервые в жизни. Добравшись же до вершины наслаждения, от которого кружилась голова, а мир вокруг попеременно то исчезал, то возрождался вновь, они, так и не сказав друг другу ни единого слова и не разжимая объятий, погрузились в глубокий, похожий на беспамятство сон.
На следующий день они вылетели в Кливленд, где жила одна из возлюбленных Ллойда Баллантайна. Две женщины из тех, с кем связались по телефону Сабрина и Дерек, от встречи отказались. Эта же, из Кливленда, дала свое согласие на интервью, правда, не слишком охотно. Дерек решил выезжать, не откладывая: боялся, что женщина передумает.
У Дерека были, правда, некоторые сомнения относительно того, ехать или нет. Прежде всего потому, что он опасался за безопасность Сабрины. Если снайпер и впрямь стрелял по колесам его автомобиля, Сабрина подвергалась опасности уже по той простой причине, что находилась с ним рядом. Даже дома он постоянно держался настороже, но никаких признаков слежки не обнаружил. На дороге «хвоста» за ними тоже не было. Из предосторожности они выхали из Вермонта, не поставив об этом в известность надзиравшего за Дереком полицейского чиновника, что могло навлечь на Дерека неприятности в том случае, если бы факт поездки открылся. Дерек, однако, решил рискнуть.
По дороге в аэропорт Дерек не раз задавался вопросом, не слишком ли он рискует, взяв Сабрину с собой. Без Сабрины, однако, ехать было немыслимо, а досье Баллантайна тревожило его воображение все больше и больше, так что усидеть на месте он был просто не в состоянии. Только разыскав это проклятое досье, он мог полностью сконцентрировать внимание на проблемах Сабрины.
Кроме того, он хотел увезти Сабрину из Вермонта, что-бы она хоть какое-то время не изнуряла себя работой.
Прилетев в Кливленд, они довольно быстро осознали, почему Синтия Конрой дала согласие на встречу с ними. Поболтав с ними четверть часа о всяких пустяках – большей частью для того, чтобы, как считал Дерек, выяснить, до какой степени им можно доверять, Синтия поведала им свою историю, которая подтверждала все, что рассказывала о Баллантайне Джанет Лавин.
Синтия была замужем за штабным военным, служившим в Пентагоне. Решив устроиться на работу, она отправилась на собеседование в офис Ллойда Баллантайна. У нее была степень доктора права и неплохие рекомендации, но получить место служащего в Верховном суде ей так и не удалось. Но не потому, что она не понравилась Баллантайну. Наоборот, она понравилась ему – и даже очень. Более того, и он ей тоже очень понравился. Другое дело, что эта взаимная склонность не имела никакого отношения к работе, а лежала в сфере чувств или, вернее, чувственного. Устроившись на работу в другое место, где на отлучки сотрудников в течение дня смотрели сквозь пальцы, она стала встречаться с судьей в разных отелях. Судья ее возбуждал, хотя его сексуальные пристрастия и казались ей несколько необычными. По той, однако, причине, что муж давно ей наскучил, а любовников прежде у нее никогда не было, она против экспериментов в сексуальной сфере возражать не стала.
Прошло четыре месяца, и судья подыскал себе новую любовницу, но Синтия уже почувствовала вкус к сексу на стороне. Через три месяца муж застал ее в объятиях дизайнера, которого пригласил для оформления дома. Последовали суд, развод и тяжкое моральное похмелье. Все деньги, которые Синтия скопила, служа в адвокатской конторе, она тратила теперь на психотерапевтов.
Прошлб восемь лет, но Синтия продолжала держать зло на Баллантайна. Она считала, что он разрушил ее, в общем-то, комфортную и устоявшуюся жизнь.
О секретных документах Баллантайна, как и о коррупции в судейской среде, Синтия ничего не знала. Даже имея на него зуб, она продолжала утверждать, что как судья он был образцом справедливости и неподкупности. Другое дело, его личная жизнь. Ухмыльнувшись, Синтия выразила недоумение перед тем обстоятельством, что его донжуанские подвиги так никогда и не стали достоянием общественности.
– И это при том, – сказала она, – что у него имелась незаконная дочь.
Дерек и Сабрина радовались этому открытию как дети.
– Вот это ценная информация, – говорил Дерек, когда они направлялись к машине. – Теперь ясно, как Гриру удалось держать его на крючке столько времени. Что женщины? При необходимости Баллантайн мог все отрицать. Они приходили и уходили, не оставляя в его жизни особого следа. А вот ребенка спрятать трудно. Если Грир и впрямь угрожал Баллантайну опубликованием сведений о незаконной дочери, что, кстати, неминуемо привело к разоблачению всех других его тайн, то судье оставалось одно – соглашаться на сотрудничество. В противном случae скандал вышел бы грандиозный и Баллантайна с позором изгнали бы из Верховного суда. – Придержав дверь, Дерек помог Сабрине забраться в машину.
– Но где же досье? – спросила она, устраиваясь на сиденье. – Может быть, оно у матери девочки – ты как думаешь?
– Думаю, это возможно. В любом случае, задав ей этот вопрос, мы ничего не теряем, – сказал Дерек. Положив одну руку на крышу машины, а другую – на дверцу, он наклонился к Сабрине. – Пока ясно одно: у жены Валентайна документов нет, у его детей – тоже. Никто из его знакомых или сослуживцев – а я обзвонил многих – не имеет об этих документах ни малейшего представления. А это может означать, что они или вовсе не существуют, или находятся в каком-нибудь надежном месте.
Он захлопнул дверцу, обошел вокруг машины и уселся эа руль.
– Теперь давай рассуждать дальше. Если бы ты была Баллантайном, и у тебя имелась дочь, родственную связь с которой тебе приходилось бы всю жизнь скрывать, и тебе бы захотелось сделать что-нибудь хорошее для этого ребенка, кому, спрашивается, отдала бы ты на сохранение это досье? Конечно же, ее матери. Не говоря уж о том, что издатели заплатили бы солидную сумму за опубликование документов, если бы дочь, к примеру, захотела бы написать о своем отце книгу, это досье могло бы лечь в ее основу и сделало бы из девочки знаменитость.
Сабрину, однако, не так волновало само досье, как дочь Баллантайна.
– Ты думаешь, Синтия сказала нам правду?
– Какой смысл ей врать? Она же знает, что мы проверим каждое ее слово.
– А что, если Грир ей заплатил, чтобы она сбила нас со следа? – предположила Сабрина.
– Это означало бы, что он во всем нас опережает, а коли так, мы бы это непременно почувствовали, общаясь с другими знакомыми Баллантайна. Они вели бы себя по-другому – больше бы смущались, нервничали. И главное: если бы Грир и вправду заплатил Синтии, она притворилась бы, что ничего не знает, и никаких имен называть бы не стала. – Дерек нахмурился. – Не понимаю только, почему Синтия не воспользовалась этой информацией сама и не стала шантажировать Баллантайна? Она ведь до сих пор на него зла, верно?
Сабрина, которая лучше понимала психологию женщин, чем ее муж, сказала:
– Между любовью и ненавистью граница подчас очень тонкая. Синтия могла сколько угодно злиться на Баллантайна – она и сейчас на него злится – и при этом продолжать втайне его любить.
Дерек озадаченно посмотрел на нее.
– М-да, ситуация… Но я еще одного понять не могу: какого черта Баллантайн рассказал ей о своей дочери?
– Она же говорила, что как-то раз он был не в себе. Кричал, даже плакал. Вполне возможно, в тот момент ему было просто необходимо выговориться – поделиться с кем– нибудь своей тайной.
Дерек вздохнул.
– Выходит, у Баллантайна бывали приступы депрессии. Кроме того, его, похоже, угнетало чувство вины. Вот тебе, пожалуйста, и причина для самоубийства.
С минуту они сидели молча, размышляя о депрессиях вообще и о том, в частности, до какой степени она должна овладеть человеком, чтобы заставить его покончить с собой.
Это была опасная тема. Сабрина опомнилась первая и решила перевести разговор в более позитивное русло.
– Ну так что – отправляемся в Сиэтл?
– А ты к этому готова?
Определенно, в этот день они сделали шаг навстречу друг к другу. Сабрина это чувствовала. Чем глубже она вникала в дела Дерека, тем ближе ему становилась.
– Готова, – подтвердила она с улыбкой.
Гейл Фаррел перевалило за сорок. Говорила она негромко, была маленькой и хрупкой и, по мнению Сабрины, менее всего подходила на роль любовницы человека с такими причудливыми сексуальными фантазиями, как судья Баллантайн. Дерек тоже немало был удивлен мягкими манерами Гейл, ее хорошо поставленным, проникновенным голосом и излучавшим доброжелательность взглядом. Но более всего его удивляла присущая этой женщине скрытая сила, проступавшая подчас в ее чертах или движениях. Гейл Фаррел чем-то напоминала ему Сабрину, и он никак не мог отделаться от этого странного чувства.
Он проводил интервью с присущим ему профессионализмом, который нисколько не потускнел с тех пор, как он работал на телевидении. Его манера вести беседу вся-кий раз удивляла и восхищала Сабрину. Она уже успела заметить, что обаяние Дерека неизменно привлекает к нему сердца людей, хотя и не знала точно, что именно из этого арсенала действует на собеседника сильнее всего: то ли его обаятельная улыбка, то ли проникновенный взгляд, то ли глубокий звучный голос. Немалую роль в его успехе играл и элегантный облик самого репортера, и его привлекательная, располагающая внешность.
Из беседы с Гейл Фаррел Дереку удалось выяснить, что она не испытывает к Ллойду Баллантайну никаких отрицательных эмоций. Хотя ее брак после общения с судьей рухнул, она не винила его за это. Более того, она считала, что вышла из житейских бурь куда более сильной женщиной, чем была раньше. Оставшись в одиночестве, она нашла себе работу в банке и, пройдя путь от самых низов, занимала теперь место вице-президента крупной финансовой корпорации.
На вопрос Дерека о ее дочери Гейл сообщила, что ей повезло не только с карьерой, но и с дочерью. По ее словам, это была чудесная девочка, не доставившая ей на протяжении всей жизни никаких неприятных волнений Кроме того, она сказала, что если Дерек с Сабриной желают поговорить с Алексис – так звали дочь Гейл Фаррел и судьи Баллантайна, – им придется или дожидаться ее возвращения в Сиэтл, или ехать на Восток, поскольку девятнадцатилетняя Алексис заканчивала первый курс университета в Йеле.
Гейл Фаррел ничего о досье Баллантайна не знала, Сабрина и Дерек пришли к выводу, что, если досье и существует, знает о нем только Алексис. Вновь оказавшись в Бостоне, супруги пересели из самолета в автомобиль и направились в Нью-Хейвен. Чтобы добраться до этого города, они избрали не самый короткий, зато самый удобный и безопасный путь, позволявший, во-первых, делать по дороге остановки в приличных мотелях, а во-вторых, выяснить, не следует ли за ними «хвост» и при необходимости от него отделаться. Но самое главное, дорога, которую они выбрали, была на удивление живописной и давала возможность полюбоваться на-красоты природы. В соответствии с замыслом Дерека, приятное путешествие позволило бы Сабрине хотя бы отчасти избавиться от владевшего ею в последнее время напряжения. Да и самому Дереку сменить обстановку и немного развеяться тоже бы не помешало.
Алексис Фаррел чрезвычайно походила на Ллойда Баллантайна, поэтому никаких сомнений в том, что судья – ее отец, у Дерека и Сабрины не возникло. Впрочем, девушка этого и не отрицала.
Хотя Алексис выражала свои мысли таким же негромким и хорошо поставленным голосом, что и Гейл Фаррел, ей не хватало обаяния и изящества матери. Дочь судьи Баллатайна оказалась замкнутой и очень серьезной девушкой. Профессиональные приемы Дерека не произвели на нее видимого впечатления. Во всяком случае, выражение лица к доверительной беседе не располагало.
– Не понимаю, зачем вы сюда приехали, – холодно сказала она, опираясь спиной о ствол дерева в парке, находившемся неподалеку от университетского студгородка. – Нткто меня прежде об отце не расспрашивал. Всем было плевать, кто он и чем занимался. Уж и не знаю, с какой стати вы завели сейчас этот разговор.
Разговаривая с другими людьми, Дерек всякий раз сообщал, что они с Сабриной собирают материалы для биографической книги о Баллантайне. Но дочери судьи он решил сказать всю правду.
– Возникла настоятельная необходимость прояснить преступные связи вашего отца с одним весьма могущественным человеком. Судья Баллантайн умер, но этот человек живет и здравствует. Более того, он стремится стать еще более могущественным, и его нужно остановить. Для эгого нам необходимо заполучить досье Баллантайна, которое, как мы знаем, у кого-то спрятано.
