Текст книги "Сабрина"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
12
Они помогли друг другу одеться, превратив этот будничный ритуал в своего рода любовную игру. Кроме того, каждому из них хотелось лишний раз прикоснуться к телу любимого человека.
Когда Сабрина помогла Дереку натянуть рубашку, он, задержав ее руку в своей, с улыбкой сказал:
– Все это совершенно необязательно. Первым делом мы отправимся в ванну.
– Но нам нужно для этого перейти в дом, а на улице прохладно.
Дерек скептически хмыкнул.
– В таком случае, давай взглянем на это иначе, – проговорила Сабрина. – Никогда не знаешь, какой именно зверь подсматривает за тобой из леса.
Дереку не хотелось смотреть на эту проблему под таким углом. Ему не раз приходило в голову, что, если Грир учредил за ним слежку, ехать к Сабрине ему не стоит. Но она была слишком ему нужна, и отказаться от встречи с ней он не мог. Впрочем, кое-какие меры предосторожности он все-таки принял и, направляясь в Вермонт, тщательно следил за дорогой. Девяносто девять из ста, что «хвоста» за ним не было. Один процент, однако, оставался, и теперь ему надо было решать, как быть дальше: ежеминутно оглядываться через плечо и видеть в каждом встречном шпиона или же плюнуть на все и жить спокойно, держась, впрочем, настороже – на всякий случай.
В данную минуту, однако, все его чувства и помыслы были сосредоточены на одной только Сабрине. Обнявшись, они вышли из сарая и направились к дому. Хотя было только начало четвертого, на улице похолодало, а солнце стало клониться к линии горизонта.
Когда вода в ванне достигла нужной температуры, Дерек помог Сабрине раздеться. Усевшись в ванну, любовники некоторое время молчали, наслаждаясь приятными ощущениями.
– Сабрина? – через некоторое время окликнул ее Дерек. – Как там Ники?
Она лишь тяжело вздохнула и пожала плечами.
– Изменения какие-нибудь есть?
Сабрина молча покачала головой.
– Не хочешь об этом говорить?
– Во всяком случае, не сейчас. Когда я о нем думаю, мне становится больно.
– Ты приняла правильное решение.
– А сердце все равно болит.
Он притянул ее к себе, надеясь, что его прикосновение хотя бы отчасти успокоит ее и утешит. Потом, решив сменить тему, сказал:
– Ты неплохо потрудилась, отделывая этот дом.
– Это ты по доброте душевной говоришь – чтобы меня утешить.
– Ничего подобного. Твой дом мне очень нравится.
– К сожалению, у меня почти нет мебели.
– Все необходимое у тебя есть. – Дерек помолчал, потом добавил: – А еще в твоем доме полностью обставленная гостевая комната. Не пойму только, почему ты уделила такое внимание комнате для гостей?
– Почему это тебя волнует? – спросила она с улыбкой.
– Я не для того столько времени ждал встречи с тобой, чтобы спать в комнате для гостей, – сообщил он загробным голосом.
Она зачерпнула ладонью воды и плеснула ему на грудь.
– Это не для тебя. Это для моих гостей.
– Значит, я не гость?
– Нет.
– Кто же я в таком случае?
У нее на губах появилась застенчивая, нежная улыбка.
– Любимый человек. Любовник, если хочешь.
Ответ ему понравился. Как понравилась и улыбка, с какой она сообщила ему свое мнение. Приподняв ее лицо за подбородок, Дерек спросил:
– Так для кого же ты отделала эту комнату?
– Для брата. В последнее время он что-то ко мне зачастил.
– С чего бы?
– Не знаю точно, – сказала Сабрина. – Но похоже, он стал уставать от одиночества и захотел вновь обрести семью.
– А как же ваши родители? Твоему братцу добраться до них куда легче, чем до тебя.
– Это не одно и то же. Не знаю, как тебе объяснить, но мне кажется, он без ума от этого места. Он ничего особенного здесь не делает. Просто сидит на крыльце и думает о чем-то своем. А еще задает мне вопросы – спрашивает, о чем я думала и что чувствовала, когда была ребенком или подростком.
– И что ты ему на это отвечаешь?
– Говорю, что хотела бы, чтобы наша семья была похожа на все прочие. И чтобы члены нашей семьи были добры и внимательны друг к другу.
– А он что?
– Отвечает, что я ничем не отличаюсь ни от него, ни от матери, ни от отца. Но все они так одиноки, Дерек. Правда, каждый на свой манер, но одиноки.
– Ты не одинока, – тихо сказал Дерек.
Он поцеловал Сабрину в губы, а потом стал ласкать под водой ее тело – так легко и нежно, что она поначалу не могла понять, что ее ласкает: то ли струи воды, то ли его нежные руки. В любом случае, она ощутила нарастающее возбуждение, которое требовало выхода. Отодвинув Сабрину от себя так, чтобы она опиралась спиной о стенку ванныы, Дерек раздвинул ей ноги, соединил их у себя на талии вошел в нее – мягко и нежно.
На этот раз они предавались любви неторопливо, отдаляя ее кульминационный момент. А потом, немного понежившись в теплой воде, выбрались из ванны. Завернувшись хровые полотенца, они, не выпуская друг друга из объятий, направились в спальню Сабрины, упали на постель и провалились в сон.
Когда они проснулись, было уже темно и ехать за продуктами не имело никакого смысла. Но никто из них не испытывал по этому поводу сожаления. Как выяснилось, у Сабрины кое-какие продукты в кухонном шкафчике все-таки имелись.
– Боюсь, ты останешься голоден, – сказала она, вскрывая пакетик с сухим супом.
Дерек уже налил в кастрюльку требуемое количество воды и молока.
– Не так уж и плохо, – сказал он, отбирая пакетик у Сабрины и высыпая его содержимое в жидкость. – Лично мне нравится суп-пюре с брокколи. Да и тебе, наверное, раз ты его купила.
– Ты заслуживаешь лучшего. Мне следовало подготовиться к твоему приезду.
Дерек поставил кастрюльку на плиту, зажег газ, после повернулся к Сабрине и обнял ее за плечи.
– Это Моя вина. Я не предупредил о своем приезде. С каной стати тебе было готовиться?
– Мне не раз приходило в голову, что надо сделать небольшой запас продуктов, но сначала кухня была не готова, а потом… потом меня стал мучить страх.
– Страх? Это еще почему?
– Знаешь, как бывает? Готовишься к вечеринке, а никто к тебе не приходит.
– Уж не потому ли у тебя в доме нет комнаты для Ники?
Она вздрогнула, сглотнула, но глаз в сторону не отвела.
– Нет. Я хотела, чтобы ты приехал, но из-за суеверия решила никаких приготовлений не делать. С Ники другое дело. Я не уверена, что хочу… – Она так и не закончила фразы, поскольку мысль, которую она собиралась высказать, показалась ей слишком жестокой.
Дерек, однако, понял ее по-своему.
– Тебе просто не хочется снова взваливать себе на плечи труды по уходу за больным ребенком. Это можно понять, так что нечего этого стыдиться.
– Но ведь он мой сын, и я его люблю. Подчас то обстоятельство, что я отдала его в приют, причиняет мне не меньше страданий, чем я испытывала раньше, когда за ним ухаживала. Да, я думала о том, чтобы приготовить и отделать для него комнату, но потом поняла, что ежедневное созерцание пустой детской будет сводить меня с ума. Поэтому я решила, – тут она снова сглотнула, а глаза у нее затуманились от слез, – вспоминать о нем как можно реже. Такого рода воспоминания разрушительно действуют на мою психику, а ведь мне надо жить дальше.
Дерек одной рукой обнимал ее за плечи, а другой помешивал суп.
– Хотелось бы тебе завести второго ребенка?
– Я не могу.
– Это в каком же смысле? Ты не в состоянии больше рожать?
– В эмоциональном смысле – вот в каком. Как я могу дать жизнь второму ребенку, зная, что случилось с первым.
С минуту поколебавшись, он сказал:
– Как ты заметила, я не предохранялся.
– Ничего страшного. Я вставила себе спираль.
Дерек снова помешал суп.
– Второй ребенок может родиться абсолютно нормальным.
– Или таким же, как первый.
– Это тебе сказали врачи? – Поскольку она промолчала он продолжил расспросы: – Нет, в самом деле, они говорили тебе, что такое возможно?
– Говорили.
– И каковы же, по их мнению, шансы, что у тебя может родиться ребенок с дефектом во второй раз?
– Довольно скромные, но это не важно. Даже если это шанс на миллион, я все равно не стану рисковать.
Дереку стало грустно. И не только потому, что он считал истинным призванием Сабрины материнство. Временами он заходил в своих фантазиях так далеко, что представлял себе, как она нянчит его ребенка. Не то чтобы он придавал своим фантазиям слишком уж большое значение, тем не менее стоило ему об это подумать, как на его снисходило ощущение покоя.
Спальня Сабрины находилась на первом этаже в задней части дома. В высокие, почти в рост человека, окна в ясные ночи в комнату проникал лунный свет.
Лунный свет освещал спальню и в эту ночь, но не это мешало Сабрине и Дереку. Они бодрствовали по той причине, что находились рядом. Стоило одному из них шевельнуться, как второй тоже начинал ворочаться. Потом следовало прикосновение, которое вело к поцелую, поцелуй, в свою очередь, – к ласкам, а ласки иногда завершались интимной близостью.
После очередной вспышки страсти они лежали в объятиях друг у друга и разговаривали.
– Тебе нравится здесь жить? – спросил он тихо.
– Угу. Раз в месяц я езжу в Нью-Йорк, но здесь я чувствую себя гораздо лучше.
– Это в каком же смысле?
– Здесь ничто на меня не давит. А в Нью-Йорке я чувствую себя ничтожеством.
– Чушь все это, дорогая. Ты талантливая женщина, и у тебя для самоуничижения нет никаких причин.
– Но я и вправду чувствую себя никчемной. Моя жизнь лишена всякого творческого начала.
– И ты смеешь это говорить после того, как превратила этот дом из развалюхи в уютное и комфортабельное жилье?
– Ты отлично знаешь, что я имею в виду. Но оставим это. В любом случае, жизнь здесь куда тише и спокойнее, чем в Нью-Йорке.
– И одиночество нисколько тебя не тяготит?
– Я его не чувствую. Другими словами, здесь я не более одинока, чем в Нью-Йорке. С теми друзьями, что у меня еще остались, я поддерживаю связь по телефону, да и Маура иногда ко мне приезжает.
– Еще один претендент на гостевую комнату?
– М-м-м. Она хочет, чтобы я написала о тебе книгу. Я не устаю ей повторять, что всячески пытаюсь подбить тебя на сотрудничество, но ты все не соглашаешься. – Сабрина помолчала. – Скажи, Дерек, почему тебе так важно знать подноготную Ллойда Баллантайна?
– Ш-ш-ш, – прошептал он ей на ухо. – Не сейчас.
– А когда?
– Позже.
На следующее утро – впрочем, было уже далеко не утро, а самое начало дня – Дерек слегка приоткрылся перед Сабриной.
– Мне всегда этого хотелось – с детства. Завтрак в постели представлялся мне верхом аристократизма и роскоши.
– Уверена, что ты при этом представлял себе кое-что получше, нежели крекеры и джем.
– Но у нас еще есть омлет с сыром.
– М-м-м, – с сомнением протянула Сабрина. – Одно яйцо и два жалких кусочка сыра, большая часть которого намертво прилипла к сковородке.
– И все равно это роскошь. Там, откуда я родом, рассыпать крошки на постели никто себе не позволял. Крошки привлекают муравьев, так, во всяком случае, говорила моя мама, а поскольку у нас было полно тараканов…
– Подумаешь, – вставила Сабрина, – у нас на Пятой авеню тоже были тараканы. – Передавая намазанный джемом крекер Дереку, она спросила: – Где ты жил?
– В скучном городишке в сорока минутах езды от Филадельфии. У нас был крохотный домик из двух спален – ничего особенного, но он считался в округе лучшим, мать работала как каторжная, отец же проигрывал все деньги, как только они у него появлялись, поэтому домой не приносил ничего.
– А чем он, собственно, зарабатывал на жизнь?
Дереку неожиданно захотелось переменить тему. Говорить о деятельности отца – значило ступать – на весьма зыбкую и опасную почву, а ему этого в данный момент делать не хотелось. Но он был просто обязан сказать ей правду.
– Мой отец был консультантом у подпольных дельцов, дававших деньги под огромные проценты. Не проигрывай он все до цента, ему в скором времени удалось бы стать богатым человеком. – Он нахмурился и стал теребить простыню, прикрывавшую ему бедра. – Моя мать знала о махинациях отца и очень страдала. Она была принципиальой женщиной, ненавидела азартные игры и ту среду, в которой вращался отец, поэтому я до сих пор не могу взять в толк, что их связывало.
– Говорят, противоположности сближаются.
– Ну, близости между ними особой не было.
– Значит, все-таки была, раз на свет появился ты.
– Деерек фыркнул.
– Уж не благодаря ли изнасилованию? Из их спальни, по крайней мере, день и ночь слышалась одна только ругань.
– А он ее бил?
– Не уверен, что у него бы это получилось. Мать была же высокая, как он, и очень сильная. – В голосе Дерека послышалось нечто вроде гордости за физическую силу матери. – Впрочем, отец в любом случае не стал бы этого делать. Он не привык пачкать руки сам. Когда кто-нибудь из должников отказывался платить, он подсылал к такому человеку громил, чьей профессией было выколачивать долги.
– Тогда почему его… – Сабрина не закончила фразы, но Дерек сразу понял, о чем она хотела спросить.
– Ты хочешь знать, почему его убили? Причина самая простая. Папаша решил, что ему причитается более значительная доля, чем определил его босс, и стал кое-что от него утаивать. – С минуту помолчав, он заговорил снова – блеклым, лишенным эмоций голосом: – Джо Падилла тогда работал с отцом. Он был его телохранителем. В один прекрасный день он понял, что выиграет куда больше, если донесет на него боссу. Возможно, он был и прав. Деньги – это власть, а у моего папаши деньги не задерживались, и поделиться с Джо ему было нечем. Как только у него появлялась некая сумма, он тут же просаживал ее в ближайшем казино или на бегах.
– Но почему все-таки его убили?
– Для примера: не воруй ухозяина!
– И сколько тогда тебе было?
– Пятнадцать.
– Ты знал тогда об этом?
– Разумеется. Все вокруг только об этом и говорили. – В глазах Дерека появилось выражение боли. – Я, видишь ли, никогда не был примерным ребенком. И каждый считал своим долгом мне объяснить, в кого я такой уродился.
– Знаешь, Дерек, по-моему, ты слишком часто вспоминаешь о Джо Падилле.
Дерек поднял с земли несколько опавших листьев, сжал их в комок и отбросил в сторону. Они с Сабриной гуляли по лесу. Высокие сосны и ели служили отличным укрытием от моросящего, надоедливого дождика.
– Да, я о нем вспоминаю.
– Он был намного старше тебя?
– Лет на восемь.
– У него была семья?
– Мне сказали, что у него была жена и двое детей.
– А работа? Работа у него была?
– Официально он работал механиком. На самом же деле он торговал наркотиками. А еще он много пил.
– Что он делал в ту ночь на парковочной площадке? Почему именно он тебе позвонил? Это простое совпадение или за этим что-то кроется?
Дерек старался идти с ней шаг в шаг, что было нетрудно сделать, так как они укрывались от дождя под одним пончо. Бог мой, сколько же у тебя ко мне вопросов!
– Между прочим, как-то раз в Парксвилле ты обещал рассказать, что произошло в ту злополучную ночь, но дальше обыкновенного перечисления фактов не пошел.
– Все дело в том, что, кроме фактов, у меня ничего нет. Все остальное – мои домыслы.
– Я готова домысливать вместе с тобой.
Несколько минут они шли молча, и было слышно только, как капала с веток кленов и елей вода да шуршала опавшая листва у них под ногами. Сабрина подняла глаза и посмотрела на Дерека. Его черты напряглись и заострились, взгляд приобрел жесткое, отстраненное выражение.
– То, что произошло, на первый взгляд не имеет смысла – наконец сказал он. – После суда я месяц за месяцем додумывал это дело до мельчайших подробностей. То под одним углом на него смотрел, то под другим. Ясно только одно: звонок был приманкой, поскольку Падилла планировал меня убить. Он вышел из машины с пистолетом в руке, хотя никакой необходимости доставать оружие у него не было. Я не представлял для него никакой угрозы, даже не знал, кто передо мной.
– А он знал, что ты не имеешь представления, кто он?
– Знал, потому что сделал для этого все. Недаром же он назвался вымышленным именем, да и встречу назначил поздно ночью, чтобы я не мог его узнать. Возникает вопрос: зачем ему нужно было меня убивать? Ни за что не верю, что это могло иметь отношение к тому, что произошло между ним и моим отцом двадцать пять лет назад. В конце концов, на папашу донес он, и уж если кто и должен был мстить, то это я, а не он. Но я-то ему мстить не хотел. Мне даже мысль такая в голову не приходила.
Они добрались до полуразрушенной каменной стены, когда-то окружавшей ферму, и уселись на пожухлую сырую траву. У Сабрины замерзли руки, поэтому она сунула правую в карман его слаксов.
– Поначалу я думал, что попытка меня убить как-то связана с репортажем о свидетелях, над которым я тогда работал, но я никак не мог понять, каким боком к этому причастен Джо Падилла. Были и другие аспекты дела, которые настораживали и говорили, что все гораздо сложнее, чем я поначалу думал.
– Какие другие аспекты?
– Те, что вскрылись в процессе разбирательства. Во-первых, мне отказали в освобождении под залог. Дэвиду, надо сказать, с моим делом пришлось трудно. Я уверен, что мы с Падилла были на парковочной площадке совсем одни. Но прокурор неожиданно представил двух свидетелей – двух подростков, которые якобы занимались сексом в машине на парковке, когда мы с Падилла туда приехали.
– Дэвиду надо было проверить их досье.
– Разумеется, он это сделал и выяснил, что они чисты, как голуби. Мы предприняли дополнительное расследование и выяснили, что эти ребята были виновниками аварии и на них даже завели дело, но, как только пришла пора давать показания на меня, пострадавшая сторона свое заявление забрала и дело, соответственно, было прекращено.
– А нельзя ли было как-нибудь принудить пострадавшего дать показания на этих подростков?
– Как? Дэвид говорил, что в тот момент, когда он в последний раз с ним разговаривал, этот человек имел весьма бледный вид. Другими словами, на него основательно надавили, потребовали, чтобы он забрал заявление. Но доказать этого мы не могли. И тут мне впервые пришла в голову мысль, что за всеми этими махинациями стоит какой-то могущественный человек. В моем последнем репортаже я не касался ни одной персоны такого калибра, поэтому я стал просматривать предыдущие репортажи, пытаясь понять, кого же я, сам того не ведая, мог задеть и превратить в своего смертельного врага.
Дерек надолго замолчал и глубоко задумался. Сабрина не сразу решилась обратиться к нему с вопросом:
– И кто же был этот человек, Дерек? Тебе удалось это выяснить?
После продолжительной паузы Дерек снова заговорил.
Но он не стал отвечать на ее вопрос напрямую, он словно рассуждал вслух, выстраивая события в хронологическом порядке.
– Я кадр за кадром мысленно прокрутил свои репортажи – даже те, что были сделаны полгода или год назад. Поначалу мои изыскания ни к чему не привели. Или масштабы личности, которую я задевал в своем расследовании, были не столь велики, или же человек был трусоват, и ему вряд ли хватило бы смелости подослать ко мне убийцу, а потом, рискуя разоблачением, оказывать воздействие на суд и прокурора. Но потом я вспомнил о деле Ллойда Баллантайна.
– О каком еще деле? – с любопытством спросила Сабрина. – Насколько я знаю, этот Ллойд Баллантайн – самый скучный и бесцветный человек на свете… Или ты хочешь сказать, что внешность обманчива и на самом деле он вел двойную жизнь?
Неподцельный интерес, вспыхнувший в глазах Сабрины, удивил Дерека.
– Да, есть у меня такая теория, – признал он. – Несчастный случай, который стал причиной смерти Баллантайна, совершенно не вяжется с его характером. Он никогда не превышал скорости. Не пил, не принимал наркотики или сильнодействующие медицинские препараты, между тем посреди ночи он вылез из теплой кровати, в которой спал с женой, сел в машину и куда-то поехал, а утром полиция обнаружила, что он переехал через ограждение шоссе и упал в пропасть.
– Ты думаешь, это было убийство?
– Нет. Полиция провела расследование очень тщательно, принимая во внимание, кем был этот человек. Но ни каких свидетельств насильственной смерти не обнаружила.
– В таком случае это было самоубийство. Читая статьи об этом человеке, я пару раз наталкивалась на такого рода предположения, которые, правда, потом отметались – опять же, из-за отсутствия каких-либо свидетельств в поддержку этой версии. Баллантайн не оставил предсмертной записки. Те, кто общался с ним в последнее время, не замечали, чтобы он находился в состоянии депрессии. Кроме того, было известно, что он ни разу в жизни не обращался к психоаналитикам или психиатрам. – Сабрина смотрела на него с любопытством: – А ты что думаешь по этому поводу?
– Думаю, это все-таки было самоубийство, – сказал Дерек. Он помог ей подняться и повел в сторону дома.
Позже, устроившись на полу у камина, он вернулся к этому разговору.
– Примерно через два года после смерти Баллантайна я получил анонимное письмо. Там было сказано, что, если я хочу раздобыть сенсационный материал для своих передач, мне нужно как следует изучить жизнь Баллантайна. Обычно я не придаю анонимкам значения, но речь шла о члене Верховного суда, вот я и подумал, что мой аноним, возможно, прав и в биографии Баллантайна и впрямь стоит покопаться.
– У тебя были хоть какие-нибудь догадки на тот счет, кто мог тебе это послать?
– На конверте стоял почтовый штемпель Нью-Йорка, и адрес был написан от руки, однако я сразу понял, что почерк изменен. По-видимому, писали левой рукой. Я показал письмо графологу, но тот смог сказать с уверенностью только одно: письмо было написано женщиной. Что и говорить, не много. Времени тогда у меня было в обрез, и изыскания на основании навета какой-то взбалмошной женщины я не стал.
Он взял кочергу и помешал в камине поленья.
– Через восемь месяцев пришло второе письмо. Оно практически не отличалось от первого – тот же штемпель, та же рука, даже содержание почти слово в слово повторяло содержание первого. Так уж случилось, что вскоре после тоґо, как я его получил, я оказался в Вашингтоне и сидел в баре с одним известным адвокатом. Тот был сильно пьян и по этой причине позволял себе весьма рискованные высказывания относительно сильных мира сего. И вот тогда, ни на что особенно не рассчитывая, я и спросил его о Ллойде Баллантайне.
Из того, что мне сообщил адвокат, я понял, что член Верховного суда вовсе не был таким уж примерным гражданином, каким его все считали, и имел обыкновение брать крупные взятки. Адвокат также сказал, что слухи о самоубийстве Баллантайна никакие не слухи, а самая настоящая правда. Выпив еще виски, адвокат настолько разошелся, что под большим секретом мне поведал, что существует так называемое «досье Баллантайна», раскрывающее неприглядную картину коррупции в высших слоях общева.
– Но зачем судье было нужно это досье?
– Как зачем? Чтобы иметь под рукой материалы, изобличающие в тяжких грехах многих влиятельных граждан.
– А вдруг это досье нашел бы кто-нибудь постороний? Тогда бы и у судьи были серьезные неприятности.
– Должно быть, он был уверен, что посторонний добраться до него не сможет. Или считал, что игра стоит свеч. Впоне возможно, это досье было для него чем-то вроде страхового полиса. В принципе, такого рода документы дорогого стоят и использовать их можно по-разному – к примеру, для шантажа.
– Кто-нибудь видел это досье? – спросила Сабрина.
– Я – нет. И мне остается полагаться только на слова полупьяного адвоката. С другой стороны, косвенным доказательством его существования служат анонимные письма.
– Невероятно, – покачала головой Сабрина, – что ни одно из темных дел судьи не вышло наружу. Я прочла о нем три толстых книги, но ни в одной из них нет даже намека на коррумпированность Ллойда Баллантайна.
– Может, это и впрямь только слухи? У меня в Департаменте юстиции был приятель. Я зашел к нему в офис и как бы невзначай навел справки о судье Баллантайне. Думал, что после его смерти там полным ходом идет расследование его деятельности. Ничего подобного. Сплетни, конечно, циркулировали, но это, пожалуй, и все.
– А этот твой приятель слышал о существовании досье?
– Нет.
– Куда же ты направился потом? – спросила Сабрина.
– Пошел к своему боссу Ноэлу Гриру. Председателю правления нашей компании.
– О, я нем слышала.
– Слышала? Ну а я его знаю и смею тебя заверить, что большого удовольствия мне знакомство с ним не доставляет. У нас с ним с самого начала не сложились отношения. Он не любил меня, а я не любил его.
– Но он взял тебя на работу!
– Взял. Потому что у меня был высокий рейтинг. Грир по природе консерватор и новшеств не любит, но ему нужен был тип вроде меня – для разнообразия. Короче, мне заранее была определена роль своего рода мятежника и возмутителя спокойствия. Я знал об этом, но ничего не имел против.
С минуту помолчав и обдумав свои слова, Дерек произнес:
– Черт, ну что я говорю, кого пытаюсь обмануть? Подписывая контракт с Ноэлом Гриром, я думал прежде всего о том, какие огромные перспективы открываются передо мной на студии Грира. Обо мне узнала бы вся страна – вот что тогда для меня было самое важное. Эта работа давала мне ощущение могущества и власти.
Огонь в камине уютно потрескивал, а пламя бросало на стены алые и малиновые отсветы. В гостиной было очень уютно.
– Я могу понять, почему тебя привлекала работа на студии Грира, – сказала Сабрина. – Уверена, впрочем, что дело было не только во власти и могуществе – весьма, сказать, эфемерных. Тебе прежде всего нужна была свобода творческого самовыражения, а у Грира возможностей для этого было куда больше, чем на какой-нибудь заштатной студии. Или, быть может, он очертил границы, которых ты не должен был переступать?
– Поначалу он особенно меня не ограничивал. Сказал только, что каждый мой проект нуждается в предварительном утверждении, но это была вроде как формальность. Куда больше хлопот мне доставляли сами репортажи. Грир считал, что у меня излишняя тяга к скандальности, и мы с ним часами спорили в монтажной комнате по поводу того и иного кадра.
– Ты что же – работал с Гриром напрямую?
– Когда я понял, что те, кому положено принимать решения, ничего без него не решают, я решил не тратить зря время и, минуя нижестоящих, сразу шел на самый верх.
– Значит, ты пошел к нему с делом Баллантайна?
– Дерек мрачно на нее посмотрел, и Сабрина поняла, что все так именно и было.
– У меня имелось всего два письма и показания пьяного в дым вашингтонского адвоката, но я потребовал от Грира разрешения немедленно начать расследование.
– И что же сказал на это Грир?
– Он вышел из себя. Орал, что не понимает, как я мог усомниться в честности одного из верховных судей. Признаться, такая его реакция меня не удивила. Грир всегда был консерватором и не скрывал этого. Меня удивило другое: ярость, которую он на меня выплеснул. Это был явный перебор. Я насторожился: решил, что Грир кое-что знает, но не хочет, чтобы об этом знал я. Короче, я решил заняться этим делом без благословения Грира, но далеко не продвинулся. Я едва успел начать расследование, как последовали известные тебе события и я был арестован за убийство.
Дерек замолчал и стал с отсутствующим видом смотреть в раскаленное жерло камина. Сабрина изучала его профиль. Черты лица Дерека, резко заострившись, приобрели злое и даже зловещее выражение и напомнили ей другого Дерека – того, которого она встретила, когда в первый раз приехала в Парксвилл.
– Существует ли какая-нибудь связь между Гриром и Баллантайном? – поторопилась спросить Сабрина в надежде, что чем раньше с неприятными воспоминаниями будет покончено, тем быстрее Дерек придет в доброе расположение духа.
– Я не знаю.
– Но ты думаешь, что есть.
– Верно, я так думаю.
Она посмотрела на него в надежде, что он скажет что-нибудь еще, но он молчал.
– Но какого рода может быть эта связь? – спросила она, решив взять инициативу на себя.
– Возможно, Баллантайн оказывал Гриру кое-какие важные услуги.
– А Грир ему за это платил?
– Платил – понятие растяжимое. Чтобы расплатиться за услугу, необязательно давать деньги. – Дерек помолчал, но решил быть с ней до конца откровенным: – Но я выведу Грира на чистую воду, даже если это будет последнее расследование в моей жизни.
Сабрина больше вопросов не задавала, поскольку ответы Дерека вызвали у нее сильное беспокойство. Дерек ушел в свои мысли и, казалось, забыл обо всем на свете. Неожиданно он заговорил снова – так, будто никакого перерыва между его последней фразой и той, что он произнес сию минуту, не было:
– Ты можешь сказать, что у меня нет никаких доказательств, что между Гриром и Баллантайном существовала какая-то связь, но поверь, Сабрина, у меня на такие дела нюх. На лице Грира, когда я сказал ему о Баллантайне, появилось такое странное выражение, какого я у него прежде никогда не видел. Не следует также сбрасывать со счетов то обстоятельство, что Грир в качестве обвиняёмого принимал участие в нескольких крупных антимонопольных процессах, которые вел Верховный суд. И еще: у Грира было достаточно власти и могущества, чтобы упрятать меня в тюрьму.
Сабрина глянула на плескавшееся в ее бокале рубиновое вино. В нем отражалось пламя горевших в канделябре свечей.
– Ну, что ты обо всем этом думаешь? – спросил Дерек. – Прав я, или у меня просто появилась навязчивая идея?
Ее так и подмывало сказать, что он во всем прав и она целиком и полностью его поддерживает, но Сабрина решила быть более осторожной.
– Я не знаю Грира, но сомнительно, чтобы человек мог обладать такой властью, чтобы подмять под себя полицию, следствие и суд.
– У Грира есть связи во всех властных структурах. Он даже написал книгу о том, как пересекаются властные и управленческие структуры. Кроме того, по своей сути Грир – настоящий диктатор и в достижении своих целей не брезгует никакими средствами.
– Но… – Сабрина пожала плечами, не зная, как продемонстрировать Дереку свой скептицизм, при этом его не обидев. – Но как ему удалось, принимая участие во всем этом, ни разу не засветиться? Ведь, по твоему мнению, он не только сотрудничал с Баллантайном, но, чтобы засадить тебя в тюрьму, организовал целый заговор с убийством.
– Да, я убил человека, – сухо произнес Дерек.
– Ты сделал это в целях самообороны, и тебя бы оправдал, если бы не эти свидетели. Непонятно только, каким разом Гриру удалось надавить на свидетелей, на обвинение и суд, на тюремное начальство в Парксвилле, чтобы о сделало твою жизнь непереносимой – и остаться при этом чистеньким?
Дерек поднес к губам бокал с вином и одним глотком осушил его. У Сабрины было право на сомнение, как, впрочем, и у других людей тоже. Переубедить их можно было только одним способом: найти досье Баллантайна.
– У Грира есть метод. Не уникальный, конечно, зато действенный. Грир исходит из теории, что у каждого человека есть свои слабости. Таким образом, стоит ему только узнать слабости того или иного человека, как этот человек оказывается в его власти.
