Текст книги "Приземленный Ад, или Вам привет от Сатаны"

Автор книги: Б Липов

Соавторы: С Ящук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Охмура включил видеомагнитофон и с огромным удовольствием смотрел мультик про какие-то подводные приключения Микки-Мауса.

Отважный мышонок храбро дурил акул и спрутов, оседлав веселого Дельфина. Но, неожиданно, Дельфин сбросил Микки со своей спины, увеличился в размерах, выплыл из экрана и шлепнул Охмуру плавником по шее.

Кабинет постепенно утратил стены, а у самого носа Владимира Ивановича щелкнула огромной пастью акула.

И до Ахенэева дошло, что он каким-то странным образом оказался в подводном мире.

– Эльвирочка!! – В ужасе заорал фантаст. – Где ты?!!

– Какая я тебе, балбес, Эльвирочка! – Проклацала страшными челюстями акула. Кончай выдуриваться, а то – сожру!

Откуда-то вынырнул шебутной Яков и, обняв Владимира Ивановича, заговорщицки прокукарекал.

– Не боись, босс. Выплывем!

24

– Профессор, разрешите приступать к завершающей фазе нашего эксперимента?

В лаборатории, заставленной ретортами, кюветами, пробирками и прочей алхимической утварью, пахло непонятно чем. Этот, не сказать чтобы приятный запах, источала бурлившая в объемном стеклянном резервуаре бледно-зеленая жидкость.

Над установкой, обвитой проводами, словно виноградными лозами, не обращая внимания на ядовитые испарения, склонился эвфеместически настроенный, худющий, длинноволосый грешник в застиранном, но чистом белом халате. К нему прошастала не менее доходная девица в старомодных круглых очках и, прихватив старика за шиворот, оттащила метра на два.

– Вы очень рискуете, профессор! – Конский подбородок ассистентки пришел в движение. – А вдруг, как – жахнет!

– Не должно жахнуть! Не должно…

Но ассистентка не разделяла восторженной уверенности своего патрона, а посему профессор оставался на месте.

– Включаю ток, – объявила она и, не отпуская накрученный жгутом на пальцы воротник старикашки, рванула другой рукой рубильник.

Жидкость в резервуаре прекратила бурлить, изменила цвет на синий. Приборы натужно заурчали, осциллограф заплевал экран всполохами молний. Запахло жженой серой.

Профессор прекратил бег на месте и, лупая глазами, ждал.

Результаты не замедлили сказаться: ассистентка оказалась права – «жахнуло» здорово! Лаборатория окуталась вонючим дымом.

– Апх-чхи! Босс, кажись вынырнули?!

– Буди здоров, Яша! А-ап-ппч-хи! Куда это мы заплыли? Где Эльвирочка?

– Вопрос, конечно, интересный! Ни хрена не видно, сплошной угар! Держись на плаву, теперь главное – выкарабкаться…

– А-а-а! – Смрад прорезал женский визг, – Профессор! Оно щекочется… Оно за бюст хватается!

– Коллега, как вам не стыдно. Не преувеличивайте! Жеманничаете на пороге великого открытия! Вы же образованная женщина, ученый – фиксируйте все движения. Уточните более конкретно, какие ощущаете контакты? За что именно «оно» хватается?

– Хи-хи-хи, профессор, за пятое ребро слева, сверху, хи-хи-хи…

– Коллега, прекратите иронизировать. Неужели вы не сознаете всей серьезности, грандиозности происходящего?! Ваш, и только Ваш долг скрупулезно запечатлеть в памяти…

– О-о-х, профе-ессор! А-ах, да разве такое забывается! О-о-о… О-открытие сверши-илось, профе-ессор…

Дым постепенно улетучился, и взору Владимира Ивановича предстала картина разгромленной лаборатории.

Под потолком, зацепившись хлястиком за какой-то крюк трепыхался, как рыба на лесе, профессор. А на стуле сидела раскрасневшаяся, растрепанная ассистентка и протирала запотевшие очки задравшейся юбкой.

Нигде не теряющийся Яков довольно вышагивал по лаборатории, хрустя битым стеклом и обнюхивая уцелевшие банки и флаконы…

– Не-ет, здесь не подхарчуешься! Сплошные кислоты да щелочи… Да-с, видимо на роду написано фокусами заниматься. Эй, ты, «абажур»! «Ессентуки» в этом адоугодном заведении имеются? – Обратился черт к подвешенном ученому. – Открытие-то, га, обмыть надо!

– А Вы, собственно говоря, кто? – Профессор с высоты занимаемого положения, рассматривал Якова. И убедившись, что перед ним всего лишь обычный представитель власти, обратился к ассистентке. – Коллега, а где же «оно»?… Да снимите же меня отсюда?!

Сердобольный Владимир Иванович и, все еще смущенно поглядывающая на черта девица, помогли старому алхимику обрести под ногами почву.

Многоопытный Яков, смакуя подробности, распоряжался:

– Та-ак, та-ак! Майна! Заноси! Да что вы с ним, как с хрустальным… Бестолковкой, бестолковкой вниз! Нич-чо, разок приложится, глядишь и поумнеет…

Профессор заметался по углам, горестно шамкая.

– Опять неудача. Опять начинай все сначала…

Ассистентке удалось перехватить снующего челноком по лаборатории ученого за полу халата и насильно втиснуть в кресло. Экспериментатор был настолько раздосадован неудачей, что упершись бессмысленным взглядом в одну точку на столе, забормотал околесицу, напоминающую детскую дразнилку.

– ДНК и РНК обманули дурака. Вместо матрицы – рога, ДНК и РНК…

– Ты гляди, какой самокритичный! – Яков раскопал-таки в лаборатории спирт. – Ну-ка, глотни, за, гы-гы, зачатие новой серии опытов. Не тушуйся, старина, какие твои годы! – Черт держал в руках наполовину опорожненную банку с квакавшей когда-то, в каком-то тропическом болотце лягушкой.

Увидев в лапе черта склянку с инвентарным экземпляром земноводного, профессор оборвал считалку, зашепелявил фальцетом:

– Я бы попросил оставить в покое лабораторное имущество! И вообще, по какому праву вы находитесь в этом кабинете. – Ученый пронзительно оглядел Владимира Ивановича и Якова. – Продуктами эксперимента вы, как это ни прискорбно, не являетесь. «Оно» – естество обнаженное, без присущих чертям и грешникам искусственных покровов. К тому же «оно», не употребляющее…

– По какому праву? – Яков обозрел Ахенэева и, хлопнув себя по коленям лапами, захохотал. – Ну дает, хиппарь! – Он достал удостоверение работников прессы. – «Прейзподнеш пресс», уважаемый! Неоднократно аккредитовывались. – Черт гордо глянул на ассистентку, отчего та опять запунцовела.

Ученый муж, по-видимому, удовлетворился объяснением. Тем более, аксессуары – принадлежности к когорте борзописцев были налицо: и Ахенэев и Яков так и не расставались с фотоаппаратурой. Патлатый профессор энергично выпулился из кресла и опять забегал по комнате.

– Я опупеваю, дорогая моя редакция!..

– Простите! – Владимир Иванович остановил его. – Как вы сказали? Насколько я понял, термин «опупеваю» означает то, что Вы медленно, но верно перерождаетесь. Во имя науки, самоотверженно производите опыты на себе? Какое самоотречение… Я преклоняюсь перед Вами, профессор!

Ученый беспомощно захлопал покрасневшими веками.

– Кхм… Извините, просто обговорился. А что касается наших разработок: я и моя ассистентка занимаемся очень важной серией опытов. Путем обсеривания молекул ДНК, как матрицы для РНК, в специальном растворе укакодексанта пытаемся получить генетическую модель морально совершенной особи.

Совместно с теоретиками института юридического прогнозирования надеемся на положительный результат. И, хотя до окончания эксперимента еще далеко, достигнутые успехи – радуют!

Яков, по натуре естествоиспытатель во всех формациях и проявлениях своего бесшабашного бытия, склонил голову на бок и заинтересованно внимал закручиваемой речи профессора. И тот продолжал:

– Вот, например, э-э-э, опыт номер 25575. Вымученная из резервуара особь характеризуется: 1. Матюкается через два предложения – определенный прогресс! В опыте 6996, особь ругалась через слово. 2. Не пристает с домоганиями: даже будучи голодной, самостоятельно изыскивает пути насыщения. – Ученый кивнул на обгрызенные ножки кресла. – Правда, материализуется в несколько ином качестве, появляется с тремя-пятью конечностями и с постоянным душком. Но, это, так сказать, техническая сторона вопроса. 3. Опыт 369431 интересен особью с ярко выраженной патологической экспрессивностью. – Профессор коснулся уже созревшего до желтизны синяка на скуле. – Что остается добавить? Пусть настоящего ученого неисповедим. Тернист и труден. Благодарю за внимание!

Профессор взмахнул в поклоне прямыми, как солома, волосами, давая понять, что разговор окончен и поискал глазами, чем бы промочить горло.

Яков, без злого умысла, подсунул ему банку с лягушкой, которую продолжал держать в лапах.

Ученый муж, вновь самоуглубившись, рассеянно принял посудину и машинально высадил до дна, захрустев косточками квакушки. Проглотив последний жевок «деликатеса», он опомнился и, побледнев, накинулся на ассистентку.

– Что вы заспиртовали, коллега!? Я же просил вести каталог только по речным земноводным! При чем здесь жабы?… На бородавчатых у меня – аллергия! – Профессор шепелявил, брызгал слюной, сжимал и разжимал кисти худосочных рук. – Уволю! Специально создаете невыносимые условия труда, суете палки в колеса! Нет, я опупеваю, дорогая моя редакция!..

Профессор разбушевался и, не обращая внимания на посторонних, крушил то, что не успел смести взрыв.

Ассистентка, интуитивно признав в Якове близкого «оно», спряталась за спиной черта и посматривала на ручные часики.

– Не обращайте внимания, – прошептала дева. – Ежедневная пятиминутка: перехлест биотоков. Сейчас настроится на лирическую волну.

И действительно, через каких-то пять-десять минут ученый угомонился.

– Итак, на чем я остановился? Ах, да! Земноводные, пресноводные… Тритоны, жерлянки… К Вашему сведению, очень питательны мексиканские жабы. Кому-то по душе…

– Знал я одну жабу бутербродную, – сплюнул Яков.

Владимир Иванович почувствовал, что его сейчас вырвет. Перед глазами, вильнув плавником, опять промелькнула какая-то тень, напоминающая акулу. Волосы ассистентки превратились в колышащиеся водоросли, а ноги – в переливающий чешуей русалочий хвост. Жутко подвывая: – У-у-у, уда-ался экспериме-ент, – она поплыла кругами по лаборатории. Русалка приблизилась к Ахенэеву и, всасывая ухо в рот, доверительно сообщила:

– Не ку-ушай жа-абов, импоте-ентом ста-анешь!

Владимира Ивановича вырвало и он окончательно потерял сознание. Яков тоже, затейливо проскакав на одном копыте, хлопнулся рядом с боссом. ЛСД сработал повторно.

Ассистентка, испуганная внезапным обмороком гостей, торопливо плеснула на ватку нашатыря и принялась приводить их в чувство. Но старания девы оказались безуспешными: отключившиеся репортеры лишь конвульсивно подергивались и не желали возвращаться в загробный мир.

– Коллега, к чему этот нафталин, срочно возьмите анализ крови и мы определим истинную причину внезапного криза. Подозреваю отравление!..

Ассистентка послушно выбрала шприцем по нескольку кубиков крови у Якова и Ахенэева.

Профессор тут же прирос к микроскопу и застыл над окуляром.

– Коллега!! – Он чуть не свалился с кресла. – Да они же – наркоманы! Срочно вызывайте вершащую правосудие тройку. Ишь, пачкуны, в корреспондентов переквалифицировались. Ну да, у нас в шестом круге не балуй! Аккредитованные… Враз дескридитируем, а осудят по-быстренькому, как заведено, так на молекулы, субчиков и раскидаем! Как раз на исходе запасы ДНК. Разложим, как миленьких… Уж коли из алкоголиков и хулиганов пока ничего путного не выходит, глядишь, из этих любителей концентрированного допинга спортсменов удастся вывести. Вот и новая стадия эксперимента: нет худа без добра… – Профессор, видя замешательство девы, приказным тоном добавил. – Ср-рочно – тройку! Пока не очнулись.

Ассистентка с сожалением поглядела на хорошо сложенного черта, но ослушаться не посмела и крутнула телефонный диск.

Тройка не заставила себя ждать. Три тучные, холеные, самодовольные лысые личности, одетые в мантии и камилавки с порога констатировали.

– Симулянты. Тем хуже для них… – Один из троицы окрутил лежащих пластом по рукам и ногам обрывками проводов, переступил через них и осведомился:

– Обрисуйте общее положение вещей.

Профессор поведал.

– Коллеги! В мою лабораторию неизвестно каким путем проникли два наркомана. Назвались журналистами. А затем – шмякнулись в обморок. Не исключена возможность умышленной инсценировки с целью получения секретных данных… Поэтому, коллеги, ускорьте процесс, это в Ваших силах. А свершится приговор; из них – я в этом почти уверен – выйдет первосортный материал для опытов. Только, маленькая просьбочка, – пусть этих самозванцев через гильотину пропустят. Для облегчения творческого процесса. А уж я – расстараюсь! Вот, взгляните, какая восхитительная формулка вырисовывается при эксперименте с сырцом. Профессор приплясывал от нетерпения вокруг бесчувственных Владимира Ивановича и черта. Со стороны могло показаться, что исполняется какой-то обрядный танец. Патлатому профессору не хватало лишь бубна. «Шаман» подскочил к вмурованной в стену черной доске и начал крючкотворствовать: выводить длинный ряд букв, символов и цифр.

– Пошло-поехало! – Второй судейский не был настроен на изучение заумных каракулей и, обратившись к старшему из тройки, предложил:

– Этого мэтра придется охладить. Старший утвердительно кивнул.

– Профессор! – Второй попридержал бегающую по доске руку с мелом. – Бросьте вы, к чертям собачим, этот мел. Берите ручку и пишите по всей форме письмо-донос. Или объяснить, как это делается? Практики, наверняка, не занимать. Вспомните…

– Нет-нет-нет! Извините, отвлекся.

– Тогда пишите все, что было и чего не было. Это облегчит нашу работу. А Вы, – он обратился к ассистентке, – приведите в чувство невменяемых. Для последнего слова.

Профессор присел за стол, положил чистый лист бумаги, на котором появились строчки.

– Довожу до Вашего сведения, что во вверенном мне учреждении…

– А может не надо? Они хорошие, особенно вот этот – хвостатенький… – Слабо пыталась защитить, почти приговоренных, дева.

Однако ее душевный порыв остался без внимания, завис в воздухе. И ассистентка, глотая слезы, принялась тормошить «наркоманов».

Усилия девы не пропали даром: первым пришел в себя Яков. Разодрав глаза, он пялился по сторонам, пытаясь вспомнить, в какую передрягу они влипли, что с ними произошло на этот раз.

Владимир Иванович все еще витал в облаках, грезил Эльвирочкой и мечтательно улыбался.

До черта, наконец, дошло, что дело пахнет керосином: спеленатый, как младенец, он напружинился, стараясь освободить лапы и бешено зарычал:

– В чем дело?

Тройка молча переглянулась.

– Вы хоть понимаете, с кем связались? На чью свободу покушаетесь? Да я из Вас такое сотворю…

Главный из тройки отбрил холодным взглядом Якова, но вслух произнес:

– Да-да. Успокойтесь, подследственный. Мы в курсе, что Вы – Наполеон Бонапарт, а ваш сообщник – фараон Тутанхамон. А теперь – слушайте. Быстренько, чистосердечно, как на духу, выкладывайте! Откуда получили наркотики? С кем связаны? Имена сообщников в НИИ ПСИНиА? Ловите момент. Чистосердечные признания нами будут учтены… Да, где вы умудрились приобрести фирменную одежду? Наши кадры, в шестом, так не ходят.

25

– А как ходят ваши кадры? – Яков, несмотря на сложносочлененное состояние своих конечностей, чувства хамоватого юмора не терпел.

Но подковырка не произвела ожидаемого эффекта.

Профессор эпистолярно отмучился, и передал сдобренную убийственными аргументами стряпню главному.

Тот, скорее ради проформы, бегло ознакомился и, попеняв ученому мужу за неточность в терминологии, внешне безразлично распорядился:

– На основе этой «телеги» составьте обвинительное заключение, а я пока выясню некоторые детали. Кстати, почему так долго не приходит в себя второй? Неужели в Вашей лаборатории не имеется сильнодействующих средств?

Ахенэев действительно не желал сбрасывать обволакивающую тело истому, расставаться с любимой Эльвирочкой и присутствовать на собственном процессе.

– Сейчас я его, хряка, электрошоком! Враз оживет! – Алхимик было начал присоединять провода к генератору высокой частоты, как именно в этот момент Ахенэев вынырнул из ласковых вод грез и погрузился в суровую действительность. Правда, действительность воспринималась в несколько искаженном виде. В его мозгу тяжело поворачивалась и покусывала, сказанная кем-то из окружающих непонятная фраза-слово:

– Ну и псина!

– Вероятно, опыты на животных, – лениво рассудил фантаст, но додумать не успел. Электрический удар изогнул тело Владимира Ивановича коромыслом.

Профессор явно переусердствовал: со злорадством кольнул в заголившиеся щиколотки очнувшегося Ахенэева концами проводов.

* * *

– Сестра! Больной плохо переносит электрофорез. Попробуем корректоры и нералептики, а затем снова проведем курс транквилизаторов… Да что Вы такая нерасторопная? Небось, снова не выспались? Очередной «жених»? Выключите аппарат, разве не видите – больной дергается! А это что такое?… С ума сойти можно! Притащить болонку в больницу?! Причем здесь – не с кем оставить? Узнай кто, что в нашем НИИ – псина!!. Выговор – как пить дать! Безобразие!! Непременно уберите собаку с глаз долой!

* * *

– Яков, ты мне честно скажи, – осевшим голосом спросил Ахенэев, – что они задумали? Вон у того, толстого, глаз какой-то скучный, сковывающий и нехороший! За что нас опутали? Нет, ты чего молчишь?

– С понтом сам не видишь: нешуточное дело… Погоди, не лезь с расспросами. Дай подумать. – Неподвижно-замкнутый взгляд черта, постная морда: все это лишь подхлестнуло мнительное любопытство фантаста. Но он сдержался и, выжидающе покусывая губы, ждал. Наконец, не вытерпел.

– Ну что?

– Думаю, босс, думаю… А коли не придумаю, то это НИИ ПСИНиА сожрет нас и – не подавится. Тут плотоядные, почище кондрашкиных мутантов. Научно Исследовательский Институт прокурорско-судейских инстанций и адвокатуры – это тебе не бабушкина дача! К слову – и мутанты из этой лавочки выпестовывались… Всем псинам – псина! Хоть и грешники, а вес имеют. Им только попади на зубок… Ну да где наша не пропадала, – собрав добрые морщинки у глаз, Яков попытался улыбнуться. Видимо, проскользнула какая-то практическая мыслишка.

– Ладно, попробуем с больной головы на здоровую… «Шер ше ля фам», босс. Значит так, слушай внимательно и делай, как скажу. Бог даст… – черт ощутил знакомый авантюрный зуд, успокоительно заперхал горлом, смял разговор. – Я сейчас опять копыта откину, а ты – кипеж закати, чтобы откачивали. А там – ориентируйся по обстановке… Эх, босс, прощай холостячество! Женюсь! Нужда заставит…

Яков исторг из себя душераздирающий стон и – грохнулся об пол.

– Доктора!! Челов…, тфу ты, черт, Яша помирает! Не иначе – инфаркт! – Разголосился фантаст на все окрестности.

Ассистентка сорвалась с места и, как угорелая, подлетела со шприцем в руках к «оно». Дева упала на колени рядом с хворым, приложилась к груди, нащупала на запястье пульс.

– Ой, миленький. Ой, хорошенький, где болит, заинька? Давай укольчик промедольчика сделаю?

– Пять кубиков трехпроцентного, внутривенно, – шепотом скомандовал «умирающий» черт.

– Сейчас, сейчас, рыбонька, потерпи!

Звук выскальзываемых из рук, бьющихся об кафель ампул слился со стенаниями черта. Наконец ассистентка заполнила шприц и ввела лекарство в вену «сердечника». Промидол помог, Яшин пятак порозовел.

Тройка судейских сочиняла высосанное из пальца обвинительное заключение, не обращая внимания на возню с заранее приговоренными.

Профессор, не сомневающийся в преданности ученой девы, занялся подготовкой аппаратуры к новой стадии эксперимента.

Очнувшийся черт выбрал момент и прилепил губищи к костлявой ладони ассистентки.

– Божественная! – Тихо замяукал он. – Только Вы можете стать матерью моих детей! Еще тогда, в дыму, я ощутил, что наши сердца бьются в такт. Умоляю – не отвергайте! Несравненная, я как наяву вижу наше счастливое гнездышко с пятью головками полукровок. Я предлагаю Вам свою лапу и сердце! Наплевать на условности этого мира! Я – князь и хочу, чтобы только Вы, очаровательница, стали княгиней Загробштейн.

– Ой! Неужели князь? Настоящий? – С трепетным волнением засомневалась дева. Конский подбородок опять пришел в движение.

– Да не сойти мне с места, клянусь! Не оскорбляйте моей любви, единственная, желанная! – То ли от промедола, то ли от реальной угрозы размолекулирования, но Яков был в ударе.

– А как же с пропиской и жилплощадью? – Жизненные реалии явственно прозвучали в вопросе невесты, выступив на первый план.

– О-о-о! Моя судьба! Вы мне не верите? Позвоните в Чистилище, спросите Антихриста. Он Вам все подтвердит. Заодно объясните в каком положении я нахожусь.

Расчет на извечный женский прагматизм оправдался и на этот раз. Ассистентке хотелось выйти замуж, а стать не просто женой, но и княгиней – тем более! И счастливая дева убежала наводить справки, получать гарантии и вызволять из-под нависшей гильотины будущего отца своих метисов.

* * *

– Бум-хряц! Бум-хряц! Бум-хряц! Ой! – Раздавшийся из самого дальнего угла лаборатории звук заставил юристов отложить обличительные документы.

– Профессор, что там у вас происходит? – С налившимся черной злобой голосом вопросил главный.

– Гильотинку настраиваю! Не обращайте внимания, многоуважаемые.

Ныркой, жилистой походочкой ученый появился в поле зрения Владимира Ивановича и Якова. В руке профессора блеснула нержавеющая линейка, которой «хиппарь» не замедлил воспользоваться: бойко принялся измерять несчастных подсудимых.

– Пятьдесят да пятьдесят, на сорок пять, делим на шесть, минус три. Хм! По габариту подходит! – ученый склонился над чертом, замеряя его параметры.

– Я те, гнида, измерю! Я те, курва, подойду, дай только отвязаться! Я те устрою: шесть минус три! – Черту удалось тяпнуть желтыми клыками нивелирующую его руку и профессор, потрясая травмированной конечностью, истерично взвыл и отпрянул в сторону.

– Изуродовал, чертополох, палец отхватил! Целую фалангу!! Я же предупреждал – злоумышленник! Во имя чего страдаю? Кто оценит? Кто?…

Яша с отвращением выплюнул палец и подлил масла в огонь.

– Какого рожна орешь? Кто оценит?!. Кого ценить-то – кожа да кости… Как есть – урод! А, впрочем, на лягушках не разжиреешь. Бездарность! Хоть бы ногти чистил…

– У-У-У… – Ученый задохнулся от нанесенной обиды и улетел в дальний угол, переживать и готовиться к мести.

– Бум-хряц! Бум-хряц! Бум-хряц! – Зловеще забухало орудие пытки.

– Та-ак! Запротоколируйте. Нанесение тяжких телесных повреждений, – приказал главный одному из своих подручных. Приобщите к делу вещественное доказательство.

«Кожа да кости» были помещены в маленький пластиковый пакет. Главный раздернул ворот рубашки, глаза налились белой незрячей мутью.

– Оглашается обвинительное заключение…

– Вас к телефону. Прямой провод. Срочно. Начальство! – Запыхавшаяся ассистентка вбежала, прижимая к пятому ребру сверху телефонный аппарат со змеящимся длинным шнуром.

– Не вовремя. Не вовремя… – Пробурчал главный и, отложив в сторону бумаги со словесными помоями, взял трубку.

– Начальнику лучше знать, вовремя или не вовремя… – Черт резал черным зрачком: подкинул реплику с места.

– Да, да, ему, начальству, виднее… – Подхватил Ахенэев, который хотя и осознал, что их ожидает, но присутствия духа не терял, уповая на Яшины интуицию, опыт и связи.

– Да, слушаю Вас. Да, оба. Что натворили? Массу преступлений… Нет и нет! Мы не идем на компромиссы. Дело заведено, суд состоится и приговор будет приведен в исполнение. Что-о?? Я бы попросил…

Главный разъяренно бросил трубку, нервно вытер пот с лысины и, давя в себе гнев, презрительно поджав губы, повторно произнес:

– Оглашается обвинительное заключение! – Но дальше говорить не стал, а уничтожающе взглянув на помощников, обрушился на них с разносом.

– Вы что мне, идиоты, подсунули? Кого судим? Икса да Игрека? Дело на контроле высших эшелонов ада, а вы – по старинке, липу суете! Привыкли: тяп-ляп, и на этап… Немедленно выяснить имя, отчество, фамилию и прочие анкетные данные! А пока – продолжу…

– Ну, все, босс! Спеклись! Антихрист для них не авторитет. Одно успокоение – знают где мы и что с нами: восклонируют. Погибаем не за фунт ЛСД, так сказать, при исполнении… Жаль, что от руки этого червяка… Но ничего, крепись, мужайся. Если начнут с ног – немножко покричим, а если с головы – то пара пустяков: чик и нету! Плевое дело, босс! Не нервничай. Думай о приятном. Можешь слоников посчитать, что ли… Ну-ну, не трясись, будь достоин Эльвирочки! Ты же мужчина! Эх, жаль не захватил с собой с пяток граммов… В момент свалили бы… Ищи потом ветра в поле!

Так утешал фантаста его верный референт. Владимир Иванович попробовал последовать совету черта: вспомнил маму, детство, институт, недавний бракоразводный процесс и, конечно же, Эльвирочку!

Яков внешне держался молодцом, хотя кастаньетный треск зубов унять был не в силах.

Главный закончил читать и предоставил слово обвинителю, который не стал мудрствовать, а пропел с чужого голоса, лишь немного акцентировал отдельные эпизоды особо, по его мнению, злоумышленные.

Защитник и вовсе ограничился несколькими фразами. Попросил учесть суд, что ранее его подзащитные к суду не привлекались и призвал тройку начать гильотинирование с головы – проявив тем самым гуманность.

Главный, скучая и вырисовывая на листе бездумные завитушки, дожидался окончания речи защитника.

Открыв рот, он протянул руку к ассистентке, намереваясь дать слово, тем самым соблюдая необходимые скучные формальности, но определенный им регламент нарушил потерпевший.

– Я протестую! Нет, я опупеваю, дорогое мое правосудие! Перед вами лежит телесвенное, ой, извиняюсь, вещественное доказательство, улика, а вы – с головы! Я требую самого сурового наказания! Гильотинировать именно с ног, по пять, нет – по три сантиметра. И если не двух, то хотя бы одного из подлецов-самозванцев, вон того, с хвостом.

– Вам слово не давалось, – сухо произнес главный. – Итак, свидетельница, прошу.

Ассистентка выжала мокрый платок.

– Я его люблю! Он ни в чем не виноват, он – князь! Разрешите взять на поруки? Пощадите наших детей!

Профессор удивленно посмотрел на свою помощницу.

– У вас есть дети? Первый раз слышу…

– Пока нет… Но обязательно будут! Пятеро! – Ассистентка оценивающе окинула взглядом скрученную фигуру «мужа» и добавила. – А может быть и семеро! Семь метисиков сиротами оставите! Ва-уу-ва! Освободите супруга! У-у-у, ва-а! – Кристально чистые, огромные слезы текли из глаз девы, омывая первую и, вероятно, последнюю любовь.

– Говорите, князь? – Хрипло кашлянув, каркнул один из тройки. – Князь – это хорошо! Это усугубляет и без того тяжкую вину. Успокойтесь, свидетельница. Суд слезам не верит. Лучше достаньте-ка из их карманов документы, если таковые имеются…

– Есть документы, есть, сам видел! – Опять запрыгал, в предчувствии скорой расправы, профессор.

Главный осадил его жестким взглядом.

– Займитесь делом, свидетельница, – поддержал он обвинителя. – А мы пока посовещаемся. А затем послушаем, что скажут подсудимые на прощание.

Ассистентка, которой выпало счастье вновь прикоснуться к благоверному, с радостью бросилась выполнять поручение.

– Тебя обязательно оправдают, милый! – С бабьей логикой, нежно шептала она, выворачивая дрожащими руками многочисленные карманы черта в поисках документов.

Документов у князя Загробштейна оказалось в избытке. Денег и золотых побрякушек – тоже. Карманы же Ахенэева еще не успели захламиться и хранили в себе: удостоверение спецкора «Прейзподнеш пресс», два не совсем свежих носовых платка, Эльвирочкину фотографию, ложку клуба «Встреча», прижившуюся непонятно каким образом, и смятую бумажку.

Девица сгребла в кучу причиндалы страдальцев и высыпала на стол к инквизиторам.

Один из судейских, защитник, безразлично расшуровал по столешнице ненужный хлам и – глаза троицы полезли из орбит. Перед ними лежала страшная Мета с печатью самого Сатаны и обязывала беспрекословно повиноваться предъявившему ее! Побелевшие губы главного сломала судорога.

– Р-развяжите их! – Холодея от тоски промямлил он. Побелевшие до синевы судейские вытянули шеи.

– Немедленно развязать! – Нечеловеческий крик главного застудил кровь в жилах.

Профессор, не понявший причины столь разительного перевоплощения тройки, все истолковал по-своему.

– Щас-щас! Доставлю в лучшем виде! Нечего по лаборатории разгуливать… Ну да, я их… и в таком виде выволоку… – И, уцепившись за Яшины копыта он поднатужился и попер черта к гильотине.

– Пр-ре-кратить безобразие! – На тошнотворной плаксивой ноте взвыли судейские, чуть ли не в унисон.

– Насилие над личностью! Не потер-плю! – Главный попытался загладить произошедший по их вине ляпсус, устранить возникший конфликт. – Это противоречит нормам законодательства и правосудия. Развязать! – Ожесточившись, вновь приказал он.

Ассистентка прытко исполнила приказание.

Растревоженный черт выполнил несколько вольных гимнастических упражнений, разминая затекшие конечности и восстанавливая их функции. Владимир Иванович перевел рвавшееся из груди дыхание и последовал примеру Якова.

Члены тройки немного опомнились и, угнув головы, озирались на недавних подсудимых – как поступить дальше. Требовалось срочно разворачивать оглобли и гнать телегу правосудия по другой, более накатанной дороге. Владимир Иванович их понимал. И очень хорошо понимал…

Конечно, проще было бы привести извинения и отпустить Ахенэева и Якова на все четыре стороны. Но!! Необходимо выказать себя в свете ревностными хранителями традиции Фемиды, справедливыми судьями.

Главный потер ладонью зашеину, забросил взгляд на обладателя контрамарки и прокуренным голосом оповестил.

– Суд ознакомился с материалами дела и пришел к выводу, что необходимо провести доследование.

Униженно улыбаясь, он попросил Владимира Ивановича и черта:

– Если вас не затруднит, предоставьте, пожалуйста, характеристику с последнего места работы и личное ходатайство.

Яков сразу раскусил хитрый ход судейских и решил пока подыграть. Он со вкусом рассмеялся и свистом, как блудливую шавку, подозвал к себе профессора.

– Ну ты, бородавчатое! Строчи характеристику. Что уставился? Работал у тебя или нет? Вон она подтвердит…

До ученого мужа дошло: раз тройка пошла на попятную, ему, у кого рыльце в пушку, сам бог велит…

– Д-д-да! В-в-вроде бы работали. В экс-перименте участвовали…

– Вот и пиши. На двоих. Положительные! Ясно?

– Ясно, ясно. Как на этот раз писать-то? В обычной или в конспиративной форме? – Круглые совиные глаза профессора метались от тройки к Якову и обратно.

Яков с оттяжкой огладил вдоль хребта охнувшего ученого.

– В обычной…

Косматый бросился за бумагой. Ассистентке же повторять не понадобилось. Дева кокетливо щурилась на избранника и вырисовывала медоточивые словеса.

У ученого мужа с характеристикой не ладилось. Яков, усмотрев, что «бородавчатое» шарит глазами по сторонам и рвет лист за листом, подошел к столу и порадел сам: экспромтом накатал дифирамб на князя Загробштейна и личного порученца Сатаны, писателя-фантаста Ахенэева. Профессору ничего не оставалось, как скрепить подписью готовые характеристики.