Текст книги "Приземленный Ад, или Вам привет от Сатаны"

Автор книги: Б Липов

Соавторы: С Ящук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Владимир Иванович не знал. Расспрашивать Эльвирочку он стеснялся, а той не хотелось бередить рану, вспоминать старое.

Яков прямо из горлышка влил в себя остатки благородного «Арманьяка» и продолжил:

– Возможно, ты слышал такую фамилию – Ацедофеленов? Режиссер. Так вот, именно из-за него Эльвирочка и оказалась здесь. А он, благодаря ее «помощи» – разряду по карате, тоже не избежал уготованной участи. Правда, врать не хочу, не помню, кто первым объявился, он или она? Кажется она…

– Что ты мне мозги протираешь! – Ахенэев разволновался, ему не терпелось узнать истину, а окосевший Яков морочил голову. – Объясни, наконец, по порядку… А то: он – она, чуть ли не Гамлетовский монолог – быть или не быть!

– Не нервничай, Вольдемар! Расскажу. Всему свое время… Одним словом, сначала появилась в аду она. Комиссия ЧМО стала в тупик. Столкнулась с дилеммой, куда распределять? То ли в пятый круг, то ли в Тоску? По тем временам, согрешила девушка здорово. А пока судили-рядили, тут и виновник «торжества» прибыл, Ацедофеленов. Тоже в ЧМО вылупился, птенчик. И все образумилось, разобрались по справедливости. Обоих в Богему отправили. Хотя режиссеру поначалу ад хуже ада показался. Как попадется Ацедофеленов Эльвирочке на глаза, – считай весь курс каратэ и кунфу на собственной шкуре почувствует. Раза три его переклонировали. Ну, а потом, через годик-два, Эльвирочка поостыла, смирилась. Плюнула на все и, даже, пошла к режиссеру в варьете работать. Актриса есть актриса!

– Да можешь ты толком рассказать, пьяная морда!.. Ходишь вокруг, да около!

– Терпение, босс! – Яков пододвинул Владимиру Ивановичу бокал с только что сотворенным ректификатом и Ахенэев опрокинул жидкость, даже не поморщась.

– Дальше то что, тьфу, черт, раньше то что было, Яша? Объясни, почему они сюда попали?

– История, прямо сказать, достойна описания в «Человеке и законе». Слушай… Эльвирочке, после окончания ВГИКа и распределения на «Мосфильм», неожиданно выпала редкая удача. Предложили главную роль в картине, которую снимал Ацедофеленов. Прошла пробы, а когда дело коснулось съемок, режиссер пригласил в номер, и говорит:

– Хочешь, чтобы тебя на роль утвердили – взгляни на диван и сделай вывод.

К подобному своеобразному посвящению в героини он давно привык и не ожидал строптивости от какой-то, никому не известной девчонки. Ну, а Эльвирочка недаром с детства с родителями в Японии жила. Подобное предложение отклонила, а когда разъяренный Ацедофеленов попытался насильно склонить ее к «обряду», то провела ему и ввод и вывод, по всей науке «кунфу», не хуже той леди из видика.

Естественно, скорая помощь, институт Склифосовского, милицейские канарейки, следователи… Шьют Эльвирочке 108 II статью УК. Ей бы повременить, может разберутся, оправдают… Какое!.. Наглоталась люминала и, следом за потерпевшим, в Склиф, только в другое отделение. Да уже поздно. Еще в «неотложке» состояние клинической смерти наступило. Пришлось бедняжку в анабиозную капсулу поместить, до лучших времен. Может, когда разработают методику – оживят?!

А пока она у нас – ведь по документам, фактически, умерла. Ну, а режиссер тоже долго не прокантовался в больнице – следом за ней в ад. С диагнозом: «многочисленные переломы и кровоизлияние в мозг». Вот.

А недавно опять пришлось восклонировать Ацедофеленова. Это после предложения той, новой роли…

Девушка, скажу тебе, босс, на все сто! Честная, бескорыстная… Да ее Богема на руках носит! Любимица… И как ты затесался в ее избранники, диву даюсь? Да и не я один: многие косятся. Так что, будь поосторожнее, понял? – Яков утомленно вздохнул. – Береги Эльвирочку. Может, чем черт не шутит, – он загадочно качнул гривой, – и на Земле встретитесь…

* * *

– Сестра, переходите на транквилизаторы.

* * *

Владимир Иванович был потрясен рассказом Якова. В голове, как в компьютере заработал блок памяти, перебирал все известные ему публикации в научно-популярной литературе, касающиеся вывода из состояния анабиоза.

На ум пришли две подборки из «Науки и жизни», где популярно сообщалось, что в США проведено несколько удачных экспериментов. Но, то в США… Когда-то эти разработки признают не псевдонаучными и у нас…

– Босс, да ты не хмурься! Эх… – Яков досадливо долбанул кулаком по столу. – Зря я это все рассказал… Будешь теперь, как в воду опущенный ходить, нянчиться с мыслью, как бы словчить, выдернуть Эльвирочку отсюда. В принципе, есть одна возможность. Но это – компетенция Всененавидящего ока…

– Что за Око? – Ухватился, как утопающий за соломинку, Ахенэев за слетевшую с языка Якова фразу.

– Сатана! Тот кто тебя сюда заслал. Вот ему-то начхать на любые условности: называйся они хоть научными, хоть моральными, хоть социальными, – один черт!

Сумеешь к Самому подъехать, считай – все устроится! В общем, не унывай, что-нибудь сообразим: в конце-концов, для чего существует восьмой круг? Ой! – Яков испуганно огляделся по сторонам: не слышал ли кто его пьяного откровения. Но волновался он зря. Каждый занимался, чем заблагорассудится. Даже Беспардоннов, изрядно захмелевший, забыл об истинной причине гулянки и усердно ухлестывал за подсевшей к нему шатенкой: модной, архиэмансипированной мадемуазель из компании киношников.

– Что это ты, Яша, так струхнул? – Фантаст удивленно заметил, что секунду назад багровый черт побелел как мел.

– Босс! Молчок! Ясно? Если Сатане донесут, что я растрепался о том, как в восьмом круге программируют не только людские души, а необходимые земные пертурбации лет на сто вперед, то… И вымолвить страшно, чем это может обернуться… Эй, язык мой, враг мой…

– Ладно, не беспокойся. – Заинтригованный Ахенэев был вынужден оставить расспросы: таким затравленным выглядел его помощник. Но у Владимира Ивановича появилась надежда!

Яков блуждающе зыркал по залу и даже заглянул под стол.

– Да успокойся ты, на самом деле, никому я ничего не скажу. Что ты дурью маешься?!

– Тихо! Всененавидящее Око не дремлет! То, что я проговорился – это пол беды, ты – свой… Рано или поздно, а услышал бы… Посторонних побаиваюсь. Намотают на ус, вот тогда – не сносить головы.

Но в зале, по-прежнему, каждый вытворял то, на что горазд: пили, ели, кутили…

Наконец, черт утихомирился и, добрав очередную порцию марочных «Ессентуков», опять побурел лицом и, недаром же существует мудрая пословица: «сказавший „а“, да скажет „б“», развязал заплетающийся язык.

– Эх, Вольдемар, Вольдемар! – Он заглотнул подступающее к горлу мычание. – И ничегошеньки ты не подозреваешь… А ведь нам о каждом из смертных известно все до капельки… Еще до их рождения! И кем кто будет, и чем кончит, и даже, в каком качестве сюда приползет…

– Это как это? – Брякнул обескураженный Ахенэев, заподозрив, что именинник все-таки хватил лишку.

– А вот так! Очень даже просто. К примеру: у вас там Дарвин в почете?! Гений мол, эволюцию видов научно обосновал… Слыхал небось?…

Ахенэев утвердительно, скороговоркой оттарабанил:

– Да-да-да. Ну-ну-ну…

Яков смешливо сощурил хмельной глаз и, довольный тем, что может блеснуть эрудицией, выложил главный козырь.

– Что – ну? Сплошной идиотизм и Дарвин – первый дурак! Хочешь истинную подоплеку учения знать?

Владимир Иванович обеспокоенно, слабея от предчувствия чего-то сверхъестественного, откликнулся эхом.

– Хочу…

Черт заиграл грудью, как девица, ищущая любви и, исполненный чувства собственной значимости, произнес:

– В последние лихолетья ад стал хиреть. Появился дефицит в грешниках. А нимбоносным – до лампочки! У них – полный ажур. Знай себе – выпендриваются друг перед другом, да жиреют от безделья. Что им индустриализация? Зарылись, как кроты в землю, в натуральное хозяйство – вот и все заботы…

А нам: и экономику поднимать, и НТР творить – шагать в ногу со временем. Что прикажешь делать? Как увеличить приток нужных рабочих душ в преисподнюю? Назрела проблема срочной мобилизации.

Вот верховные ада и решились на ход конем: обложили матом райских деляг.

Подкинули Дарвину идейку: шарахнули импульсом по его умной башке, подключили дополнительно миллионов двадцать нервных клеток и – пожалуйста! Родилась теория «Эволюция видов». Как из обезьян мужиков лепить.

Тут уж и попы взвыли, а куда деваться? Теорийка без изъянов. Впору и самим в дарвинизм уверовать… Такие-то, Вольдемар, дела… Как говориться: лиха беда-начало. Сейчас-то у нас в аду целый арсенал средств… Стоит возникнуть нужде в чем-нибудь этаком, сверхгениальном: быстренько импульс и – в члены-корреспонденты, в академики. Правда, случаются сбои. Так, одного в академики ВАСХНИЛа возвеличили, думали толк получится, а он, дуролом, такого в сельском хозяйстве наворочал, сам черт ногу сломит… Вот это – от бога… Только в раю булки на деревьях растут… Короче, много болтать не буду, да и сам не все знаю, но задумка насчет Сатаны верная. Просто намекни ему, при расчете, о своих трудностях, а заодно можешь кого из знакомых на Нобелевскую прокатить, и – считай в дамках! Всененавидящее Око ежели что и решит, то без проволочки, как отрубит!

Воздух в зале провонял дымом, перегревшейся аппаратурой вокально-инструментальщиков, винными парами – обычным букетом разудалого застолья. К этому устойчивому запаху посетители «Встречи» привыкли и, если бы не посторонний, усиливающийся, смутно знакомый аромат, Владимиру Ивановичу и в голову не пришло бы искать причину его возникновения.

Яков тоже забеспокоился, отчаянно заводил рылом и завращал зрачками.

И Ахенэев вспомнил: ладан!!! Владимир Иванович не часто посещал церковь, а если и посещал, то больше из любопытства: поглазеть на проповедь – представление…

И нахлынувший в зал ладановый дух ассоциировался, разве что с последней службой в Елоховской церкви на Пасху.

Якова же благовонный дымок превратил из озорного, отважного черта в описавшегося щенка – квелого задрыгу.

– Накаркал… Зарекался молчать… – Скулеж помощника заставил Ахенэева заозираться по сторонам, попытаться выяснить причину испорченной обедни.

Под потолком, выписывая круги, жужжала огромная оса-дубина, чадящая ладановым шлейфом. Дубина замедлила полет и, изменив траекторию, спикировала на Якова.

Черт вгорячах нырнул под стол, но увесистый сучковатый чурбак с размаху рихтанул его по заду и Яков свечой взвился в воздух. Деревяшка огуливала извивашегося глистом черта без скидок на титулы и положение. Прошлась и по морде, и по рогам, сшибив их напрочь.

Один, с присоской, пришлепнулся к стене, а второй, материнский, родной, расколов вазу, пропал с глаз долой. Черт едва успевал уворачиваться, приговаривая при этом.

– Искренне признателен! Искренне признателен!

Избиение прекратилось так же внезапно, как и началось. Дубина обрела дар речи и, встав на попа, проскрипела:

– Язык, ведьмин выродок, вырву! Понял – не? Гляди у меня! – Затем опять зажужжала и – пропала бесследно.

– Н-нет, босс! Яков ощупал голову и понурился. – Не зря я говорил: с тобой одни неприятности… Офонареть можно в День Ангела и – такой подарок! Это, молю бога, что Он не весь разговор услышал… А то, все косточки, как через мясорубку пропустил бы.

Хранящая во время избиения молчание компания взорвалась хохотом. Смаковали подробности. Киношники затеяли спор – возможно ли скомбинировать кадр с дубинкой или придется доверить мультипликаторам.

– Все, босс. Теперь хочешь – не хочешь, а в шестой круг надо валить без промедления. – Яков никак не мог успокоиться. – И второго рога лишился… И Элочка куда-то запропастилась,… хоть в зеркало глянуть, на кого похож-то стал?

Морда черта действительно оставляла желать лучшего. Мало того, что в прямом смысле, комолый, так еще и с фингалами под каждым глазом…

– Яшенька, откуда эта напасть? – Владимир Иванович пялился на черта и сострадательно дергал бровями.

– Да упади, ты, муха, в тазик! – Черт было полез в пузырь, но, увидев, что Ахенэев не на шутку расстроен, скривившись, ответил, – Дурак, а не лечишься! Откуда же, кроме как не от Сатаны!? Ему одному дозволено открыто с нами расправляться. И попробуй, заартачиться – враз узнаешь, почем фунт изюма!..

Яков встряхнулся, как собака после купания и опять провел лапой по темени.

– Куда же фамильный рог улетел?…

В это время Беспардоннов, рассказывающий что-то приглянувшейся шатенке, аргументировал свою речь, энергично размахивая половником. Шатенка, понятно, уступила натиску осанистого мужчины и половник окунулся в поднесенную Максом супницу с ароматным харчо.

Беспардоннов, проголодавшийся после долгих разглагольствований, с аппетитом набросился на суп.

– Нет, это изумительно! Вольдемар, отведай! Грузинская кухня – не харчо, а симфония! О-о, сахарная косточка! А ля натюрель. Голову на отсечение – барашек еще утром блеял!

Ахенэеву едва удалось поймать черта за хвост. Яков, оскалив крылки, рвался к сценаристу и со свистом сучил кулаками перед его носом, возмущенно голося.

– Я тебе покажу барашка! Ты у меня похлеще козла заблеешь!! Верни мамкин рог!.. Не для того даден, чтобы кто-то обгладывал!

В руках Беспардоннова, не ожидавшего подобной инсинуации, дрожал наполовину обсосанный и обглоданный чертов рог!

«Барашковая косточка» плюхнулась обратно в супницу, но Яков, засучив рукава и, не обращая внимания на исходящее паром харчо, похрюкивая от боли, запустил лапу в фаянсовую посудину.

Не ко времени появившаяся Эльвирочка, увидев обезвреженного черта и непонятную ворожбу с супницей, рассмеялась до слез и в изнеможении упала рядом с Владимиром Ивановичем в кресло. Вволю отсмеявшись и услышав от Ахенэева о Яшиных злоключениях, она проявила милосердие: разорила косметичку, гримируя разуделанного именинника.

От прикосновения нежных ручек черт оттаял, расслабился и потянулся за минералкой.

Беспардоннов полез с извинениями, но Яков отослал его в очень хорошо известное и смертным и бессмертным место.

23

– Хлопну на дорожку! – Яков задумчиво вертел в лапах фужер.

Эльвирочка мягко отобрала у черта «посошок», с отвращением понюхала и подсунула ректификат под морду развалившегося на коленях Ахенэева дракошки. Пушок моментально пробудился, залупал глазенками и расчихался на весь зал, пытаясь одновременно дотянуться до вонючей, испортившей такой безмятежный сон стекляшки, искрошить ее в пыль.

– Вот так-то, братик! – Эльвирочка насилу убаюкала дракончика и безапелляционно произнесла. – Алкоголь – яд!

– Ик! Трезвость – не порок. На Земле. Ик! А что до чертей: нам перегон – основа бытия! Заблуждаешься, ик, если думаешь, что я с кондачка, ик, химичу с «Ессентуками». Не веришь? Тогда, ик, наблюдай. Сейчас дербалызну полбанки спирта и, ик, икоту как рукой снимет. Профилакт-ик, ка!

Против профилактики девушка не нашла, что возразить и черт, не мешкая, загрузился изрядной порцией «Ессентуков». Икота действительно прекратилась.

…Распрощавшись с клевавшим носом Беспардонновым, Владимир Иванович и Эльвирочка встали из-за стола и вышли из зала. Раздосадованный Макс напросился сопроводить и, приотстав с чертом от парочки, что-то невнятно задолдонил, всучил пакет геннзнаков в банковской упаковке.

Проходя мимо одного из залов духовной пищи, до Ахенэева донесся знакомый голос. Он отдернул штору.

– Э-э, мням, ням, ням… Дорогие присутствующие и, э-э, отсутствующие, – говоривший взглянул поверх очков в заготовленную кем-то речь. – Уважаемые и, э-э, неуважаемые. Каждому из нас отмеряна малая толика земли. По заслугам и честь…

Владимир Иванович скоренько отступил от портьеры.

– Не пойму? Недавно в Мафии промелькнул, а теперь в Богеме? Яш?…

Черт отмахнулся.

– Что я тебе, председатель правления Союза писателей? Увидишь Тьмовского, он объяснит, коли есть в том нужда…

Мегаполис снова качнуло и друзья поспешили покинуть «Встречу».

* * *

– Яшенька! А почему у тебя оба рога – левые? – Эльвирочка протянула черту зеркальце.

– Вот разиня! – Он раздосадовано отодрал муляжи и, кривляясь на свое отражение, восстановил симметрию.

Построенный в модерновом стиле «Саркофаг» зазывно блестел витринами.

– Мальчики, заглянем в шоп[44]44
  Шоп – магазин (жарг.)


[Закрыть]? Косметичку пополню, да и по мелочам кое-что… – Девушка вопросительно взглянула на мужчин.

Однако, пробиться к магазину оказалось не так-то просто. Сомкнувшееся вокруг троицы кольцо озирающихся грешников и грешниц разноголосо затявкало:

– Геннзнаки есть? Не меняете геннзнаки? Куплю один к десяти…

Со всех сторон посыпались предложения и просьбы, подтверждаемые хрустом извлекаемых из карманов и кейсов купюр.

Стоящие поодаль блюстители порядка с красными повязками на рукавах специального покроя пиджаков, на это явное нарушение существующих правил взирали сквозь пальцы, безразлично позевывая.

Одна, не в меру активная толстуха, вцепилась в ошейник Пушка, уговаривая Эльвирочку уступить ей очаровательного дракончика.

Тут уж не выдержал Яков. Врезался в скопище плутов, и, раздавая по сторонам тумаки, гаркнул:

– А ну, посторонись, чесотка ходячая! Ишь, приспособились лохов[45]45
  Лох – ротозей, простофиля (жарг.)


[Закрыть] колпашить. У-у, непуть, шаромыжники!.. А может, и «куколку» кто заготовил? Ну??.

Кольцо в момент рассосалось…

Дежурившие у «Саркофага» сбесившиеся, видимо, знали Эльвирочку и беспрепятственно пропустили ее и спутников в магазин. «Саркофаг» недаром возбуждал аппетиты роящихся около него фарцовщиков. Множество отделов до отказа завалены импортной одеждой, обувью, мебелью, галантереей, аппаратурой – всем, что душе угодно. Но – только за геннзнаки!

Переступив порог магазина, Эльвирочка напрочь забыла о сопровождающих ее кавалерах: женщина и в аду – женщина!

Осиротевшие Владимир Иванович и Яков неприкаянно бродили между прилавками с товаром, в то время, как девушка решала сложнейшие жизненные задачи, недоступные мужскому пониманию в отделе готового платья: косметика явилась лишь поводом для посещения фирменного «Саркофага».

– Босс! – Яков указал Ахенэеву на одну из продавщиц. – Не узнаешь старую знакомую?

Владимир Иванович поправил очки и – вспомнил. Конечно она! ЧМО, бассейн с прозрачной водичкой для избранных…

– Я же тебе говорил: Майка – стервь выдающаяся! Вишь, уже в Богему переметнулась… Ну-ка, ну-ка, чем-чем она там торгует? Хо, кажись медикаментами! Подойдем, пока Элочка от шмоток с ума сходит?…

Круглые серые глаза Майки, оттененные ядовито-зеленым гримом, радостно залучились при виде знакомых лиц.

– Ой, – всплеснула она руками. – Родненькие вы мои!

Выпорхнув из-за прилавка, Майка привстала на носки и припечаталась маленьким напомаженным ртом к Яшиной щеке.

– Вот видишь, Яшенька, помогли-таки, друзья, перетянули в Богему. Старые услуги не забываются. Да и земные публикации в заводских многотиражках сыграли не последнюю роль… Учли и мое трудолюбие, безотказность. Ты же, солнышко, как никто другой знаешь о моей работоспособности! Или я говорю неправду?

– Нет, нет. – Скользнув плотоядным взглядом по ладной фигурке подружки, успокоил черт. – Работаешь ты, действительно, отменно. А отзывы?!. Слышал от многих, попавших под чары такой кисы: Майка – притча во языцах по всем адовым кругам!!

Разговор прервал работник магазина, которого Эльвирочка нагрузила покупками и отослала к своим «телохранителям», оставшись в парфюмерном отделе.

Служитель выставил перед Ахенэевым коробки и свертки.

– Девушка просила передать…

Яков, наобум выдернул из внутреннего кармана черную банкноту и, не глядя на ее достоинство, сунул грешнику в уплату за услугу.

Увидев подобную щедрость, Майка преобразилась. Серые глаза сузились, а и без того маленький, сердечком, рот сжался в яркую, жирную, красную точку.

– Что ты делаешь, ряха! – Пигалица-Майка обезумевшей рысью налетела на обескураженного черта. – Ему и рублевки – за глаза… А ты, четвертак черными!.. Добрый Кузя нашелся! Лучше бы мне подарил.

Яков так и не понял, шутит она или говорит всерьез.

– Лапонька, к чему эти эмоции?

Майка мгновенно сориентировалась – ничем не прикрытая жадность могла насторожить богатых клиентов, и вновь превратилась в воркующую голубку.

– Не обращай внимания, Яшенька, ангелок рогатенький, – ластилась она к черту. – Это от нервов… Терпеть не могу, когда впустую тратят деньги, пусть даже чужие… Яков отошел от ступора и поинтересовался:

– Чем торгуешь-то, Маечка – рубашечка-комбинашечка? Сплошная латынь на этикетках…

Майка зашла за прилавок и, прежде чем ответить, принялась плакаться на судьбу-злодейку.

– Тебе, как одному из многих близких, скажу откровенно. Хоть и приняли в «Саркофаг», да видно не ко двору пришлась, кому-то неугодная. Может, старею?… Поставили в самый задрипанный отдел. Покупают единицы, да и то, после назначения свидания. Может вы выручите, возьмете что-нибудь, а то – труба с планом. Вот: настойка совести, честь в большом ассортименте, удобна в употреблении, в пилюлях. Имеется и верность, но – по отдельному рецепту. А самый ходкий товар – это экстракт любви… Тоже не надо? Учтите, разных сортов…

– Не надо, Майка. – Черт равнодушно отвел взгляд от банок и бутылей. – Ну, а если и потянет на интим, тебя приглашу. От твоего обслуживания мертвый на стену полезет…

Майка будто ждала этих слов и опять подкралась к Якову.

– Чушечка ты моя, зацелованная, я тебя так люблю, так люблю!.. Много у тебя черненьких?

Якова повело.

– Хватает!

– Дурачок! Отдай их кисе на сохранность… Ни копеечки не пропадет без толка: переспал в моем теремке ночку – четвертачок, а остальные, как в сберкассе!

Приход Эльвирочки приостановил трагическую развязку от посягательств назойливой торгашки на Якова. Наглая Майка считала всех без исключения мужчин источниками своего благосостояния и благополучия.

Эльвирочка оценила ситуацию и ликвидировала назревший скандал, нагрузив на дюжего черта и Владимира Ивановича многочисленные покупки.

Майка, оставшись без потенциальных источников дохода, любовника и фантаста, начала со стуком переставлять товар с места на место, не зная, на ком выместить злость.

* * *

Эльвирочка перевела взгляд от дополнительной груды коробок и свертков на спутников и, мысленно оценив их грузоподъемность, с сожалением вздохнула.

– Кажется на этом остановимся!

Большая фарфоровая ваза осталась дожидаться другого покупателя.

Донесшиеся раскаты грома и косые струи дождя на зеркальных витринах загнали постовых-сбесившихся внутрь магазина.

Владимир Иванович смотрел на хлеставший по стеклам ливень и недоумевал – откуда мог взяться в Богеме дождь? Да еще такой сильный? Ахенэев утвердился в мысли, что в аду погода – постоянное «ясно».

– Эх, не вовремя разверзлись хляби подземельные! Почитай, дня на три! Жди теперь, когда отшабашившие собратья смоют с себя похмельную накипь и выключат душ. Так что, босс, оденемся соответственно.

Яков достал пачку геннзнаков и отдал Эльвирочке, попросив приобрести зонты и куртки.

В Майкином отделе что-то со звоном начало биться.

В «Саркофаг», спасаясь от ливня, спешно вошла группа одетых в оранжевые, отвисшие от воды длинные одежды, бритоголовых.

– Ну и поливает, – отжимая полы своего одеяния произнес один из них. Причем сказал без акцента, несмотря на явно восточные черты лица. Остальные четверо тоже принялись за приведение балахонов в божеский вид.

– «Вшивые» пожаловали! – Конфиденциально шепнул Ахенэеву черт. – Из окружения Шивы. Во-он того, первого, я знаю. Кое-какие аферы сообща проворачивали. Ну и цитрус, доложу я тебе, босс! Недаром под апельсин замаскировался. Полиглот! «Цитрус», заметив навьюченного покупками Якова, радостно закланялся и, мелко переступая ножками, приблизился.

– Как поживаете, Яса-сан? Как дела, Яса-сан? Как семья, Яса-сан? – Зачастил он, не переставая кланяться.

– Все о'кей, Охмура-сан! – Яков разгрузился, сотворил пирамиду у своих ног. – Зачем пожаловал?

– Сикоко воды, Яса-сан! Я сапсем парымокла! Еще жють-жють и – до свидания, пириехал… С кино для всех пириехал. А пырымокни кина и – Охмура-сан сапсем бы разорился.

Апельсиноподобный плакался на не ко времени прохудившийся душ и, одновременно обследовал увесистый кожаный мешочек.

Остальные экзотические фрукты занимались тем же. Взвесив на ладони таинственный кисет, Охмура-сан хитренько заулыбался и продолжил:

– Холосая кина пливез, толстая богатыя Охмура-сан будет. Посмотрите, Яса-сан!

Из подсобки вышел седовласый хмурый грешник, манера поведения которого давала повод предположить о том, что это директор «Саркофага». Увидев «апельсина» с носильщиками, по лицу седовласого словно провели утюгом: он радостно подскочил на месте, и, отринув солидность, стал вытанцовывать перед инаковерующими.

– Как мы рады! Как мы счастливы, Охмура-сан, приветствовать Вас! Надолго в наши края?

Охмура, не снимая с лица хитренькой улыбочки, развязал свой мешочек и, сложив фунтиком тысячную геннзнаковую банкноту, сыпанул в нее немного белого порошка.

– Кайфура-сан, тебе насальник-сан, пударок плосил сиделать. Кина смотлеть будешь, Кайфуру-сан добрым словом помянешь!

Директор взял презент и, оглянувшись по сторонам, спрятал в потайной кармашек брюк.

Майка достала маленький блокнот в голубой обложке и что-то записала.

– Ты чего черкаешь? – Подскочил к ней хозяин «Саркофага».

Девица сделала невинное личико, голосок задрожал от обиды.

– Материал для очерка собираю. Не вечно же в этой гробнице куковать. Вот опубликуюсь в «Прейзподнеш пресс», тогда поймете, какие таланты зажимаете…

Директор в сердцах сплюнул.

– Ты мне эти шуточки брось. А не то, цацкаться не буду, в склеп переведу. Там писать будешь…

Охмура-сан, не снимая с лица улыбки, что-то прострекотал своим компаньонам и те согласно замяукали.

Подошла Эльвирочка, неся две серебристого цвета куртки «Ферари» и мужские зонты.

Охмура, увидев ее, опять включил свой поклонный механизм и засюсюкал пуще прежнего. Излив на девушку целый океан цветистых восточных комплиментов, он передал Эльвирочке конверт, добавив, что подобные послания доверяются единицам и он горд сознанием, сделать известной приме приятное.

Эльвирочка вскрыла конверт, достала несколько листочков тончайшей рисовой бумаги и быстренько прочитала. Затем протянула письмо Ахенэеву.

В изысканных выражениях Эльвирочке за сногсшибательную сумму предлагалось сняться в нескольких порнофильмах.

Девушка забрала у Владимира Ивановича письмо и, разорвав его на мелкие кусочки, бросила на пол.

– Охмура! – Подступила она к «цитрусу». – Ты хоть знаешь, что там написано?

– Эрвироцка-сан! Охмура-сан цузых писем не цитает! Охмура-сан самулая! – Гордо ответил оранжевый.

– Твое счастье, что не знаешь… – Девушка занервничала и отошла к Ахенэеву. – Володенька, как они мне с этими предложениями надоели. – Она окончательно расстроилась.

– А что предлагают? – Влезла в разговор Майка. – Может я смогу подменить? Я же все-все умею! Возьмите меня к себе, – она вцепилась в балахон «апельсина».

Седовласый директор, стоявший немного в стороне, ненавидяще посмотрел на подчиненную и процедил сквозь зубы.

– Навязалась шлюха на мою голову. И «вшивого» охмурить хочет! Вот гадина назойливая!

Но Охмура, позабыв о том, что он «самулая» и что вместо «р» и «ш» ему положено говорить «л» и «с», стряхнул назойливую стервь и вполне членораздельно прошипел:

– Пшла вон, мразь! С тобой свяжешься, так потом придется харакири делать.

Майка улепетнула за прилавок и опять зазвенела посудой.

Охмура отобрал у сопровождающих мешочки и приглашающе кивнул головой в сторону двери, из которой вышел хозяин «Саркофага».

– Пошли, князь, примешь участие, – пригласил директор.

– Не пойму я что-то, Яша, о каком кино говорил этот буддист? Может, подпольный видеосалон? Порно за геннзнаки показывают? – Ахенэев уже натянул на себя куртку и не мог взять в толк, что мешкает черт.

– Какой салон, босс?! Тут такое кино, что и не снилось! Совсем что ли чебурахнутый: не понимаешь, о чем идет речь? Партию ЛСД Охмура с дружками припер. На время шабаша таможня без присмотра! Вот и приволок «кина»! Пойдем, поразвлекаемся. Решайся! Разок в жизни попробуешь, будет что вспомнить.

Яков был опытным искусителем-пропагандистом и Владимир Иванович заколебался. Но, стоявшая у окна Эльвирочка, такая печальная и беспомощная, заставила Ахенэева категорически отказаться от предложения черта.

– Нет, Яша, извини. Не могу оставить девушку одну. А побыть с тобой рядом – побудем. Только от ЛСД – уволь. Эльвирочка. – Позвал он ее.

Яков скрылся за дверью.

Пока Яков с директором и «цитрусами» отсутствовали, Владимир Иванович объяснил девушке ситуацию и то, как ради нее отказался от интригующего предложения.

– Спасибо, милый! – Эльвирочка погладила Ахенэева по щеке. – Кончится дождь и поедем ко мне. Там все-все и решим. Но Яшку бросать нельзя! Этот такого набедокурит, что потом и Эдик не поможет.

Девушка и Владимир Иванович направились к подсобке, но оттуда вышел директор. Он нетвердо прошагал до стены и подпер ее плечом.

У магазина приземлился дынеобразный летательный аппарат и в «Саркофаг» вошел одетый в глянцевый комбинезон посетитель. Лицо закрывало забрало.

Инопланетянин признал в седовласом руководителя и скворчащим голосом поинтересовался:

– Колеса в продаже есть?

– Что, колеса[46]46
  Колеса – таблетки (жарг.)


[Закрыть]? Пож-жалуйста! Выбирайте любые! – Видимо хозяин «Саркофага» посмотрел «кина», но, то ли доза ЛСД оказалась небольшой, то ли сказалась привычка – вменяемости он не потерял.

Директор выгреб из кармана горсть таблеток и протянул покупателю.

– Да не такие… Для виражира, ну, для машины…

– Машину[47]47
  Машина – шприц (жарг.)


[Закрыть], друг, пожалуйста. С платиновыми иглами. Бери. Дарю!

Инопланетянин не оценил его щедрости и, отчаявшись добиться своего, вздохнул.

– Эх, придется на травке загорать. Пойду.

– На травке, браток, тоже хорошо! Ой, и хорошая у меня травка[48]48
  Травка – гашиш (жарг.)


[Закрыть]! На, не жалко, забей косячок[49]49
  Косячок, косяк – доза наркотика, подмешиваемая в табак (жарг.)


[Закрыть]!

Директор одной рукой протягивал посетителю целлофановый мешочек с какой-то зеленоватой плотной массой, а другой выуживал из пиджака пачку «Беломора».

– Этот готов! – Констатировала Эльвирочка. – Пойдем, взглянем на нашего придурка.

…Десятикубовый шприц, поблескивающий в лапах Яши, заполнялся мутноватым раствором наркотика. Черт даже не обернулся на вошедших, и, всадив иглу в стиснутую резиновым жгутом вену, надавил на поршень, после чего тут же отключился. Охмура-сан сдернул резинку и убрал шприц.

И лишь после этого, стриганув взглядом по телохранителям, набивающих геннзнаками большой картофельный мешок, подскочил к Владимиру Ивановичу с девушкой.

– Присаживайтесь, Эльвирочка-сан, насальник-сан… Кофе? Сигареты? Конфеты? Вино? Яса-сан теперь холосий «кина» смотлит. Высший солт! Так что ласполагайтесь, сок, кофе пейте…

Девушка наотрез отказалась от угощения, а Ахенэев потянулся за чашечкой кофе.

– С сахалом или без? – Охмсура-сан извивался змеей.

– С сахаром.

– С брам-шугой[50]50
  Брам-шуга – сахар, пропитанный наркотиком (англ.)


[Закрыть] или с рафинадом.

– Безразлично.

«Цитрус» пододвинул сахарницу с коричневыми кусочками. Владимир Иванович не любил сильно сладкого и, опустив пару кусочков, размешал ложечкой напиток.