Текст книги "Второй Фонд "

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Часть II
Фонд в поисках

7. Аркадия

Дарелл, Аркади, писательница (11.5.362 Э.Ф. – 1.7.443 Э.Ф.). Главным образом писательница-романистка, Аркади Дарелл наиболее известна биографией своей бабки Бэйты Дарелл. Основанная на данных, полученных из первых рук, эта книга на протяжении веков служила главным источником информации, касающейся Мула и его эпохи… Подобно «Раздвоенным воспоминаниям», ее роман «Время и Время и Дальше» – живописное отражение блестящего общества Калгана времен раннего Междуцарствия; в книге активно использованы впечатления от посещения ею в молодости Калгана…

Галактическая Энциклопедия.

Аркадия Дарелл решительно продекламировала в микрофон своего стенографа:

– Будущее Плана Селдона, А. Дарелл.

И потом мрачно подумала, что однажды, когда она станет великой писательницей, она будет подписывать все свои шедевры псевдонимом Аркади. Просто Аркади. Никакой фамилии.

Подпись «А. Дарелл», которую она должна будет ставить на всех томах для уроков Композиции и Риторики, так безвкусна. И все другие дети тоже должны так подписываться, кроме Пелла Линтуса, потому что класс так смеялся, когда он впервые поставил свою подпись. И «Аркадия» – имя для маленькой девочки, навязанное ей, потому что так звали ее бабку. Родители были совсем лишены воображения!

Теперь, когда уже два дня, как ей исполнилось четырнадцать, домашние, пожалуй, могли бы признать простой факт совершеннолетия и называть ее Аркади. Она поджала губы, вспомнив, как отец оторвался от своей книги, лишь только чтобы сказать:

– Но если ты собираешься делать вид, что тебе девятнадцать, Аркадия, что ты будешь делать, когда тебе исполнится двадцать пять, а ребята будут думать, что все тридцать?

Оттуда, где она сидела, развалясь в своем глубоком кресле, было видно зеркало на ее туалетном столике. Ей немного мешала нога (домашняя туфля качалась на большом пальце), поэтому она втянула ее и села, неестественно выпрямив шею, что, она была уверена, как-то прибавило ей царственной стройности – на целых пять сантиметров.

Мгновение она задумчиво рассматривала свое лицо – слишком толстое. Приоткрыв рот, втянула щеки – в результате получилась неестественная, угловатая изможденность. Быстрым прикосновением языка она облизнула и надула влажные мягкие губы. Потом томно, искушенным манером опустила веки… О Галактика, если бы только ее щеки не были такими глупо розовыми!

Она попыталась, опустив пальцы на внешние уголки глаз и оттянув веки, добиться таинственной экзотической томности женщин из внутренних звездных систем. Но мешали сами руки, и она не могла хорошо рассмотреть лицо.

Затем она подняла подбородок, поймала себя в полупрофиль, с глазами, немного напряженными от того, что смотрят под углом. Шея побаливала, но она сказала голосом, на октаву ниже естественного:

– В самом деле, папа, если ты думаешь, что для меня имеет хоть какое-то значение, что думают некоторые глупые старые мужики, ты просто…

И тут она вспомнила, что все еще держит в руке включенный микрофон. И, мрачно воскликнув «О Галактика», выключила его.

На бледно-фиолетовой бумаге с персиковой полосой слева появилось следующее:

«БУДУЩЕЕ ПЛАНА СЕЛДОНА.

В самом деле, папа, если ты думаешь, что для меня имеет хоть какое-то значение, что думают некоторые глупые старые мужики, ты просто…

О Галактика».

Аркадия с раздражением вытащила лист из машины и аккуратно защелкнула туда другой.

Раздражение разгладилось на ее лице, и широкий небольшой рот растянулся в самодовольной улыбке. Она изящно понюхала бумагу. Как раз то, что нужно. Именно такой оттенок элегантности и очарования. И каллиграфия просто по последнему слову.

Машину доставили два дня назад в ее первый взрослый день рождения. Девочка говорила:

– Но, папа, у каждого, ну просто у каждого в классе, кто хочет стать хоть кем-то, есть такая. Никто, кроме старых слюнтяев, не будет пользоваться ручными машинками…

Продавец говорил:

– Нет другой модели, с одной стороны, такой компактной, и, с другой стороны, так легко приспосабливаемой. Она будет правильно писать и ставить пунктуацию в соответствии со смыслом предложения. Естественно, это большая помощь в образовании – машина поможет пользователю в употреблении точного произношения и придыхания, правильного написания, не говоря о требовании четкой и организованой речи для правильной пунктуации.

Но даже после этого отец пытался взять машинку, снабженную принтером, как будто она была какой-то засушенной учительницей-старой девой.

Но когда машину доставили, оказалось, что это та модель, которую Аркадия хотела. Хотя принята она была с несколько более бурными выражениями восторга и сопением, чем это соответствовало четырнадцатилетней девушке. И копия выходила очаровательным, абсолютно женским почерком с самыми прекрасными, изящными заглавными буквами, которые кто-либо когда-нибудь видел.

Даже фраза «О Галактика» почему-то задышала очарованием, когда Стенограф выдал ее.

Но теперь все это нужно сделать как следует. Поэтому она выпрямилась на стуле, деловито раскрыла перед собой первый черновик и начала опять, ясно и четко – живот подтянув, грудная клетка расправлена, дыхание тщательно контролируется. С драматическим пылом она нараспев произнесла:

– БУДУЩЕЕ ПЛАНА СЕЛДОНА.

История Фонда, я уверена, хорошо известна всем нам, кому посчастливилось получить образование в нашей совершенной школьной планетарной системе с высококвалифицированными педагогами.

(Ну вот! Начало, похоже, в духе мисс Эрлкинг, этой старой ведьмы).

Эта история – в основном история великого Плана Хэри Селдона. Они сливаются воедино. Большинство людей сегодня задается вопросом, будет ли продолжаться этот План во всей его великой мудрости, или он будет предательски разрушен, или, возможно, уже разрушен?

Чтобы понять это, наверное, лучше всего пройти по некоторым основным моментам Плана, каким он представлялся человечеству до сих пор.

(Эта часть была легкой – в прошлом семестре она изучала Современную Историю).

В те дни, около четырех столетий назад, когда Первую Галактическую Империю разрушил паралич, предшествовавший окончательной смерти, единственный человек – великий Хэри Селдон – предсказал приближающийся конец. Благодаря науке психоистории, математическая путаница с тех пор была забыта…

(Она остановилась, несколько засомневавшись. Она была уверена, что произнесла слово «путаница» с одним «н», но написание выглядело неправильным. Ну, ладно, не могла же машина ошибиться…)

…он и люди, работавшие с ним, способны были предсказывать направление великих социальных и экономических течений, несущих Галактику в это время. У них была возможность осознать, что, предоставленная самой себе, Империя распадется, и что с этого времени пройдет по крайней мере тридцать тысяч лет анархического хаоса, прежде чем образуется новая Империя.

Было слишком поздно предотвратить великое Падение, но все еще возможно, по крайней мере, сократить промежуточный период хаоса. Поэтому План был намечен только на одно тысячелетие, которое отделило бы Вторую Империю от Первой. Мы завершаем четвертое столетие этого тысячелетия. И многие поколения людей жили и умирали, пока План продолжал свою неостановимую работу.

Хэри Селдон основал два Фонда в противоположных концах Галактики, таким образом и при таких обстоятельствах, чтобы это дало наилучшее математическое решение его психоисторической проблемы. В одном из них, нашем Фонде, основаном здесь, на Терминусе, была сконцентрирована физическая наука Империи, и, благодаря обладанию этой наукой, Фонд был способен противостоять агрессии варварских королевств на границе Империи, которые отделились и стали независимыми.

Конечно же, Фонд сумел, в свою очередь, покорить эти недолговечные королевства под руководством таких мудрых и выдающихся людей, как Сэлвор Хардин и Хобер Мэллоу. Они добились разумного применения Плана и вели нашу родину вперед, несмотря на…

(Здесь она тоже написала слово «путаница», но решила не рисковать во второй раз).

… все сложности. Все наши планеты чтут их память, хотя прошли столетия.

Со временем Фонд организовал торговую систему, которая контролировала большую часть Сайвеннского и Анакреонского секторов Галактики, и даже разгромил остатки сил Империи под руководством великого Генерала Бела Риоза. Казалось, ничто не может остановить работу Плана Селдона. Каждый кризис, запланированный Селдоном, наступал в соответствующее время и бывал преодолен. И с каждым решением Фонд делал еще один гигантский шаг ко Второй Империи и миру.

И вот…

(В этот момент ей не хватило дыхания, и она прошипела слова сквозь зубы, но Стенограф все равно записал их, спокойно и изящно).

… несмотря на то, что последние остатки погибшей Первой Империи исчезли и остались только незначительные полководцы, правившие осколками и остатками павшего колосса…

(Она взяла эту фразу из триллера по видео, который шел на прошлой неделе, но старая мисс Эрлкинг никогда ничего не слушает, кроме симфоний и лекций, поэтому онаникогда не узнает).

…появился Мул.

Этот странный человек не учитывался в Плане. Он был мутантом, чье рождение не могло быть предсказано. Он обладал странной и таинственной властью, контролируя человеческие эмоции и манипулируя ими. И таким образом мог подчинить всех людей своей воле. С захватывающей дух скоростью он стал завоевателем и строителем Империи, пока, в конце концов, не разрушил даже сам Фонд.

Все же он не сумел достичь всемирного господства, так как в его первом непреодолимом натиске был остановлен мудростью и отвагой великой женщины…

(Ну вот, снова старая проблема! Папа будет настаивать, чтобы она никогда не делала достоянием общественности этот факт, что она – внучка Бэйты Дарелл. Каждый знал это, и Бэйта была едва ли не самой великой женщиной из когда-либо су шествовавших. И она без посторонней помощи остановила Мула).

…правдивая история которой, в некото ом смысле, во всей полноте известна немногим.

(Ну вот! Если бы ей пришлось читать это в классе, последнюю фразу можно произнести мрачным тоном, и кто-нибудь обязательно бы спросил, что это за правдивая история. И потом, ну, и потом, она им не удержалась сказать правду, если бы они спросили, так ведь? Мысленно она уже неслась через обидное и многословное объяснение в ответ на суровый отцовский вопрос).

После пяти лет жестокого правления произошла другая перемена, причины которой неизвестны, и Мул отказался от всех планов дальнейших завоеваний. Последние пять лет его правления были годами просвещенной деспотии.

Некоторые утверждают, что перемена в Муле была вызвана вмешательством Второго Фонда. Однако ни один человек не обнаружил точного местонахождения этого другого Фонда, никто не знает его точных функций, поэтому это предположение остается недоказанным.

Жизнь целого поколения прошла с того времени, как умер Мул. Каким должно быть будущее теперь, после его прихода и ухода? Он остановил План Селдона и, казалось, должен был разбить его в дребезги. Тем не менее, сразу после его смерти, Фонд возник вновь, как сверхновая из мертвого пепла умирающей звезды.

(Это она придумала сама).

И вновь планета Терминус стала центром торговой федерации, почти такой же великой и богатой, как и до завоевания, и даже более миролюбивой и демократичной.

Было ли это запланировано? Неужели великая мечта Селдона все еще жива, и через шесть столетий все-таки будет сформирована Вторая Галактическая Империя? Я сама верю в это, потому что…

(Это была важная часть. Мисс Эрлкинг всегда оставляла огромные, уродливые, написанные красным карандашом каракули: «Но это только описание. Каково твое личное восприятие? Подумай! Вырази себя! Проникни в свою душу!» Проникни в свою душу. Много она знала о душе, со своим лимонным лицом, на котором в жизни не появлялась улыбка).

…никогда еще политическая ситуация не была такой благоприятной. Старая Империя испустила дух, а период правления Мула положил конец предшествовавшей ему эре полководцев. Большая часть окружающей галактики цивилизованна и миролюбива.

Более того, внутренний климат Фонда теперь лучше, чем когда-либо прежде. Деспотические времена наследственных мэров до Завоевания сменились демократическими выборами по образцу ранних лет. Нет больше инакомыслящих миров независимых Торговцев, несправедливостей и нарушений, которыми сопровождалось накопление огромных богатств в руках нескольких человек.

Поэтому нет причины бояться неудачи, если не правда, что Второй Фонд угрожает самим своим существованием. У тех, кто так думает, нет доказательств в поддержку их утверждениям, кроме лишь неопределенных страхов и суеверий. Я думаю, наша вера в себя, в нашу нацию и великий План Селдона прогонят из наших сердец и умов неуверенность и…

(Хм-м. Это было ужасно банально, но что-то этого типа ожидалось в конце).

…поэтому я говорю…

Вот насколько продвинулось сочинение «Будущее Плана Селдона» к тому моменту – потому что послышался легкий короткий стук в окно. И когда Аркадия подскочила, балансируя на одной ручке кресла, она увидела за стеклом напротив улыбающееся лицо, полная симметрия черт которого интересно подчеркивалось короткой вертикальной линией пальца у губ.

После небольшой паузы, необходимой, чтобы определить свое отношение к загадке, Аркадия слезла с кресла, подошла к кушетке, которая стояла напротив широкого окна, вмещавшего привидение, опустилась на колени и задумчиво уставилась в окно.

Улыбка с мужского лица быстро исчезла. Пока побелевшие пальцы одной руки сжимали подоконник, другая рука быстро жестикулировала. Аркадия хладнокровно повиновалась и открыла задвижку, которая плавно опустила нижнюю треть окна в углубление стены, позволяя ворваться теплому весеннему воздуху.

– Вы не сможете войти, – сказала она со спокойной уверенностью. – Окна защищены и настроены только на людей, живущих здесь. Если вы войдете, затрезвонят всякие сигналы тревоги.

После паузы она добавила:

– Вы выглядите довольно глупо, балансируя на этом выступе под окном. Если вы будете неосторожны, упадете и сломаете себе шею – и много ценных цветов.

– В таком случае, – сказал человек в окне, который думал как раз о том же, с чуть другой расстановкой определений, – не уберете ли защиту и не впустите меня?

– В этом нет никакого смысла. Вы, наверное, думаете о другом доме, потому что я не из тех девушек, которые позволяют входить странным мужчинам в их… ее спальню в ночное время.

Взгляд Аркадии, когда она сказала это, исполнился томной страсти (или, скорее, чрезмерно выразительной копии последней).

Все следы всякого юмора исчезли с лица молодого незнакомца. Он пробормотал:

– Это дом доктора Дарелла, так ведь?

– Почему я должна говорить вам?

– О, Галактика… До свидания…

– Если вы спрыгнете, молодой человек, я сама подниму тревогу. (Под этим подразумевался изысканный и усложненный выпад иронии. Наметанный глаз Аркадии определил, что незванному гостю все тридцать, по крайней мере, – вполне почтенный возраст).

Довольно долгая пауза. Затем он произнес напряженно:

– Хорошо, послушай, девочка: ты не хочешь, чтобы я остался, и не хочешь, чтобы я ушел. Так что же мне, по-твоему, делать?

– Вы можете войти, пожалуй. Доктор Дарелл живет здесь. Сейчас я уберу защиту.

Осторожно, бросив испытующий взгляд, молодой человек просунул руку в окно, затем сам перегнулся и перелез через подоконник. Сердитыми шлепками он отряхнул колени и поднял к ней покрасневшее лицо.

Ты совершенно уверена, что твое доброе имя и репутация не пострадают, если меня здесь обнаружат, а?

Не больше, чем ваша, потому что как только я услышу шаги снаружи, я буду кричать и вопить и говорить, что вы силой ворвались сюда.

– Да? – возразил он с мрачной учтивостью. – А как ты намереваешься объяснить отключенную защиту?

– Фу! Это запросто. Начнем с того, что никакой защиты и не было.

Глаза молодого человека расширились от досады:

– Так это был блеф? Сколько тебе лет, детка?

– Я считаю, что это очень неуместный вопрос, молодой человек. И я не привыкла, чтобы ко мне обращались «детка».

– Неудивительно. Ты, наверно, переодетая бабушка Мула. Не возражаешь, если я уйду сейчас, до того как ты устроишь вечеринку линчевания со мной в главной роли?

– Вам лучше не уходить, потому что мой отец ждет вас.

Взгляд человека вновь стал осторожным. Подняв брови, он спросил с наигранным безразличием:

– О? У твоего отца кто-то сидит?

– Нет.

– Кто-нибудь ему звонил недавно?

– Только торговцы… и вы.

– Ничего совсем необычного не произошло?

– Кроме вас.

– Забудь меня, хорошо? Нет, не надо. Скажи мне, как ты узнала, что твой отец ждет меня?

– Ну, это было легко. На прошлой неделе он получил персональную капсулу, врученную ему лично, с самоокисляющейся запиской, понимаете? Он выбросил коробочку от капсулы в мусоропоглотитель, и вчера он дал Поли – это наша служанка – месячный отпуск, чтобы она могла навестить свою сестру в Терминус-Сити, а сегодня днем он застелил кровать в свободной комнате. Так я узнала, что он ждет кого-то, о ком я ничего не знаю. Обычно он мне все говорит.

– В самом деле! Удивительно, что он это делает. Я было подумал, что ты знаешь все до того, как он тебе скажет.

– Обычно так и есть.

Потом она засмеялась, натянутость как рукой сняло. Посетитель был, конечно, пожилой, но очень характерной внешности – кудрявый шатен с голубыми глазами. Может быть, когда-нибудь, став постарше, она вновь встретит кого-нибудь, похожего на него.

– Но только как, – спросил он, – ты узнала, что я тот, кого он ждал?

А кто же еще это могбыть? Он ожидал кого-то в такой тайне – вы понимаете, что я имею в виду, – и потом являетесь вы, прыгая вокруг, пытаясь проникнуть в окно, вместо того, чтобы войти в дверь. Путем, которым бы вы пошли, если бы хоть чуть-чуть соображали.

Она вспомнила любимую строку и сразу же использовала ее:

– Мужчины так глупы!

– Ты несколько преувеличила, правда, детка? Простите, сударыня. Знаешь, ты могла ошибиться. Что, если бы я сказал, что все это для меня загадка, и что, насколько я знаю, твой отец ждал кого-то еще, а не меня?

– О, вряд ли. Я не просила вас войти, пока не увидела, что вы бросили свой чемоданчик.

– Мой что?

– Ваш чемоданчик, молодой человек. Я не слепая. И вы уронили его не случайно, потому что сначалавы посмотрели вниз – чтобы убедиться, что он приземлится как надо. Потом вы, должно быть, поняли, что он приземлится прямо под изгородью и не будет виден. Потому вы бросили его, и потом уже вниз не смотрели. Раз вы вошли в окно вместо двери, это должно означать, что вы немного боялись проникнуть в дом, не проверив все вокруг. И, после небольшой проблемы со мной, вы позаботились о своем чемодане прежде, чем о себе, значит, вы считаете – что бы ни было в вашем чемодане, – что он важнее вашей безопасности. А этозначит, что пока вы здесь, а ваш чемодан там, и мы знаем, что он там, вы, наверное, довольно беспомощны…

Она остановилась, чтобы набрать воздуха, и человек твердо произнес:

– Ну, сил у меня хватит, чтобы придавить тебя, чтоб не пикнула, а потом уйти – и с чемоданом.

– Если не считать, молодой человек, что под кроватью случайно оказалась бейсбольная бита, которую я могу достать в считанные секунды отсюда, где сижу, а для девочки я очень сильная.

Тупик. Наконец, «молодой человек» с натянутой вежливостью сказал:

– Позвольте представиться, раз уж мы так близко познакомились. Я Пеллеас Антор. А тебя как зовут?

– Арка… Аркади Дарелл. Рада познакомиться с вами.

– А теперь, Аркади, не будешь ли ты хорошей девочкой и не позовешь ли отца?

– Я не маленькая девочка. Думаю, не стоит так грубить – особенно, когда просите об одолжении.

Пеллеас Антор вздохнул.

– Очень хорошо. Не будешь ли ты хорошей, доброй, дорогой, маленькой старой госпожой, просто битком набитой лавандой, и не позовешь ли своего отца?

– Это тоже не то, что я имела в виду, но я позову. Только не буду спускать с вас глаз, молодой человек.

И она топнула ногой в пол.

Из холла донеслись звуки поспешных шагов, и дверь распахнулась.

– Аркадия… – На секунду у доктора Дарелла перехватило дыхание – он шумно выдохнул и спросил:

– Кто вы, сэр?

Пеллеас вскочил на ноги, и ему явно стало легче.

– Доктор Торан Дарелл? Я Пеллеас Антор. Думаю, вы получили известие обо мне. По крайней мере, ваша дочь так говорит.

– Моя дочьговорит, что я получил известие о вас? – Он направил на нее хмурый взгляд, который, не нанеся вреда, отскочил от широко раскрытых глаз и непроницаемой сети невинности, с которой та встретила обвинение.

В конце концов, доктор Дарелл сказал:

– Я ждал вас. Не будете ли – так любезны спуститься со мной вниз?

И остановился, краем глаза уловив резкое движение, которое сделала одновременно Аркадия.

Она бросилась к Стенографу, но это был совершенно бесполезно – отец стоял прямо рядом с ним. Он сказал ласково:

– Он все это время у тебя работал, Аркадия?

– Отец, – с неподдельной мукой пролепетала она, – вовсе не по-джентельменски читать частную корреспонденцию другого человека, особенно если это говорящая корреспонденция.

– Ах! – сказал ее отец. – Но «говорящая корреспонденция» со странным молодым человеком в твоей спальне! Как отец, Аркадия, я должен оградить тебя от зла.

– Честное слово, это было совсем не то.

Пеллеас неожиданно засмеялся.

– Да, да, так оно и было, доктор Дарелл. Молодая госпожа собиралась обвинить меня во всевозможных грехах, и я должен настоять, чтобы вы прочли это, если только сотрете мое имя.

– О… – Аркадия с трудом сдерживала слезы. Даже ее собственный отец не доверял ей. И этот проклятый Стенограф… А все этот дурак, влезший по-хамски в окно, заставив забыть ее выключить машину. И теперь отец будет произносить длинные, ласковые речи о том, чего не должна себе позволять молодые девушки. Похоже, что они вообще ничего не обязаны делать, разве что удавиться и умереть.

– Аркадия, – ласково сказал отец, – меня поражает, что молодая девушка…

Она это знала. Она это знала.

– …может быть такой дерзкой с мужчинами старше, чем она.

– Хорошо, для чего же ему вдруг вздумалось появиться возле моего окна? Юная девушка имеет право на уединение… А теперь мне нужно будет переделывать это проклятое сочинение!

– Не тебе решать о пристойности его появления в твоем окне. Ты просто не должна была его впускать. Ты должна была немедленно позвать меня, особенно если думала, что я жду его.

Да это же просто глупо, ты бы видел его! И он бы выдал себя, продолжая лазать по окнам, вместо того чтобы войти в дверь, – раздраженно возразила Аркадия.

– Аркадия, никто не хочет знать твоего мнения по вопросу, в котором ты ничего не смыслишь.

Нет, я знаю! Это Второй Фонд, вот что это.

Наступило молчание. Даже Аркадия почувствовала нервное подергивание в животе.

Доктор Дарелл мягко произнес:

– Где ты это услышала?

– Нигде, но в чем еще может быть столько секретного? И ты не должен волноваться, что я проболтаюсь.

– Господин Антор, – сказал доктор Дарелл, – я должен извиниться за все это.

– О, все в порядке, – последовал довольно неискренний ответ Антора. – Не ваша вина, если она продала себя силам тьмы. Но вы не возражаете, если перед тем, как уйти, я задам ей вопрос?.. Госпожа Аркадия…

– Что вы хотите?

– Почему ты думаешь, что глупо входить в окно, если есть двери?

– Потому что вы афишируете то, что пытаетесь скрыть, глупый. Если бы у меня был секрет, я бы не надевала на рот повязку, давая каждому понять, что у меня есть секрет. Я бы разговаривала столько же, сколько обычно, только о чем-нибудь другом. Вы что, никогда не читали изречений Сэлвора Хардина? Он был нашим первым Мэром, вы знаете?

– Да, знаю.

– Хорошо, он любил повторять, что только ложь, которая не стыдится себя, может, вероятно, достичь цели. Он говорил еще, что не все должно бытьправдой, но все должно звучатькак правда. Ну, а когда вы входите через окно, это ложь, которая стыдится себя и не звучит как правда.

– Тогда что бы ты сделала?

– Если бы я хотела видеть отца по страшно секретному делу, я бы познакомилась с ним открыто и встречалась бы по всевозможным абсолютно законным делам. И если бы каждый все о вас знал и связывал вас с моим отцом, как само собой разумеется, вы были бы засекречены дальше некуда, и ни у кого даже вопросов не возникло бы.

Антор странно посмотрел на девочку, потом на доктора Дарелла и сказал:

– Пойдемте. У меня чемодан, я хочу забрать его из сада. Подождите! Только один последний вопрос. Аркадия, на самом деле у тебя под кроватью нет бейсбольной биты, правда?

– Нет! У меня ее нет.

– Ха! Я так и думал.

Доктор Дарелл остановился у двери.

– Аркадия, – сказал он, – когда будешь переписывать свое сочинение о Плане Селдона, не нужно излишней таинственности о бабушке. Нет необходимости вообще упоминать эту часть.

Доктор Дарелл и Пеллеас молча спустились вниз. Потом гость натянуто спросил:

– Извините за вопрос, сэр. Сколько ей?

– Четырнадцать, позавчера исполнилось.

– Четырнадцать? О Великая Галактика… скажите мне, она говорила когда-нибудь, что собирается однажды выйти замуж?

– Нет, не говорила. Во всяком случае, мне.

– Ну, если она когда-нибудь выйдет за кого-то – убейте его. Того, за кого она выйдет замуж, я имею в виду. – Он серьезно смотрел доктору в глаза. – Я не шучу. В жизни не может быть ничего более ужасного, чем жить с такой, какой она станет в двадцать. Я не хочу обидеть вас, конечно.

– Вы не обижаете меня. Я, кажется, понимаю, что вы имеете в виду.

Наверху перед Стенографом с чувством отвратительной скуки сидел объект их заботливого анализа и монотонно говорил:

– Будущеепланаселдона.

Стенограф с безграничным апломбом перевел это в изящные, сложнонаписанные буквы:

«Будущее Плана Селдона»