Текст книги "Обман (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Глава одиннадцатая: Вера
Все-таки даже на следующий день, когда эмоции уже улеглись, я вынуждена признать, что очень зря врезала Червинскому по орехам. Он, конечно, редкий засранец, но сейчас в моей жизни нет мужчины, который бы оказался достойной заменой «фиктивному жениху». Да и что говорить – внешнее впечатление он происходит весьма эффектное: красивый, спортивный, обеспеченный и на «Порше». А ум… Господи, но мне же не на самом деле идти за него замуж.
Хорошо, что сегодня суббота и я с чистой совестью могу до обеда валяться в постели, потому что люблю поспать и просто потупить в телевизор или полистать женский журнал, залипая на красивые картинки. После напряженной рабочей недели мой мозг нуждается в перезагрузке, а именно «глянец» и сериалы типа старичка «Район Мелроуз» справляются с этим на отлично.
Во второй половине дня я все-таки доползаю до душа, привожу себя в порядок и понимаю, что пришло время использовать тяжелую артиллерию.
А именно – коврик для йоги.
Когда тело скручено в брецель, мозг проявляет чудеса изобретательности для выхода из неудобного положения.
А как все хорошо начиналось: несмотря на все социальные и умственные различия, мы прекрасно могли бы выручать друг друга, изредка прикидываясь «женихом и невестой».
Пару раз в несколько месяцев прикрывали бы друг другу тылы, играли на публику по оговоренному сценарию и избавляли бы себя от кучи проблем до тех пор, пока на горизонте не появится кто-то подходящий.
Но какого-то черта Червинский решил, что просто лапать меня за талию ему было мало.
Я медленно поднимаю ноги вверх, превращаясь в «свечку» и практически чувствую, как кровь устремляется к голове. Сейчас, еще несколько секунд, и я точно придумаю, что сказать оскорбленному малышу, чтобы он сделал так, как мне нужно. Совсем чуть-чуть и…
Телефон вторгается в мое с космосом единение и я. Громко ругаясь, заваливаюсь на бок, ударяясь ногами о спинку кровати. Прихрамывая бегу в прихожую, потому что как всегда забыла его в своей не рабочей сумке, которую бросила в ящик. Нахожу только через пару минут, и мои глаза лезут на лоб, потому что на экране имя Мужчины Мечты.
Егор!
И когда я собираюсь взять трубку, он перестает звонить. Я с отчаянием кусаю губы, глядя на три пропущенных вызова от него, и понимаю, что он вряд ли наберет меня в четвертый раз. Но перезвонить, самой, после того, как мы расстались по его инициативе и с формулировкой «тебя никогда не примет моя семья» я просто не смогу. Потому что должна же в женщине быть хоть какая-то гордость, тем более, когда ее обозвали чернильным пятном на безупречном холсте. Фигурально, само собой.
Егор не давал о себе знать целый год, мы нигде не пересекались и от трагического пожирания конфет меня спасла только работа и суровый Босс, который терпеть не может женских слабостей. Я даже не помню, когда перестала ждать звонка и надеяться, что в моей жизни случиться прекрасная романтическая сцена с признанием вины, коленопреклонным извинением и красивым кольцом.
И вот, сначала мы встречаемся на «элитном мероприятии», а потом, спустя сутки, Его первым звонит мне, еще и трижды!
Я несколько часов мечусь по квартире, грызу ноготь большого пальца и гипнотизирую взглядом телефон, надеясь, что вот сейчас. через минутку, через полчаса Егор точно позвонит и скажет… Что он скажет? Спросит, что это вчера было? Скажет, что скучал?
Зачем вообще звонить мне спустя год? Точно не для того, чтобы спросить, как жизнь.
Но когда у меня, наконец, звонит телефон, на экране имя Клеймана.
И вот, спустя час, в свой законный выходной, я вся завалена работой, словно муравей.
Пыхчу, прогибаясь под документами, которые нужно систематизировать, делаю заметки и напоминания, куда и кому в понедельник мне нужно отнести то или это. Хорошо, что я карьерист-трудоголик и всегда нахожу радость в работе. А тем более сейчас, когда от дел некогда в гору глянуть, не то, что носиться с телефоном.
Наверное, поэтому, когда я выхожу на улицу и натыкаюсь на поджидающего меня около офиса Егора, мои глаза в прямом смысле слова лезут на лоб. Потому что он не просто как всегда безупречно выглядит, но еще и с невероятной охапкой роз. Моих любимых, пионовых, с огромными желто-палевыми бутонами. Тут штук пятьдесят – не меньше.
– Добрый вечер, Вера, – здоровается Мужчина Мечты, и я иду к нему, как романтическая дева из мелодрамы.
Правда, дойти все же не успеваю, потому что рядом с автомобилем Егора притормаживает знакомый мне «Порше» и оттуда выходит Червинский.
С цветами.
И тоже «при параде».
Сговорились они что ли?!
У жизнь очень странное чувство юмора, потому что за последнее время я жила почти как монашка, и все мужчины в моей жизни были только для работы с рабочими вопросами.
Когда ты карьеристка, строить отношения хочется куда меньше, чем карабкаться на Олимп.
И вот, когда было абсолютно пусто, стало густою Даже как-то через чур, потому что оба смотрят на меня явно как на принцессу в башне, а друг на друга – словно на дракона.
Особенно стреляет глазами Червинский, хотя я понятия не имею, что он вообще тут делает после того, как весь из себя разобиделся.
А Егор…
Я очень стараюсь не выдать свою радость, но наверняка рот уже до ушей.
Он не забыл, что я люблю эти розы, и явно ждал меня здесь, потому что на улице снег и его машину успело немного присыпать.
Но, блин, Червинский?!
– Я не вовремя? – интересуется Егор, поглядывая на Бабника своим фирменным взглядом сверху-вниз.
Хоть, даже при том, что мои симпатии на его стороне, это немного нелепо смотрится, учитывая их разницу в росте в пользу Марика. И Червинский тоже это понимает, потому что делает тот самый уничижительный взгляд, который всегда вызывает во мне желание врезать ему как следует. Пару раз он и на меня так же смотрел, гуру, блин, человеческих душ.
– Ты очень вовремя, – улыбаюсь я, и спускаюсь к своему принцу, окрыленная его появлением.
Хотя, если честно, что-то тут не так. Не могу понять что, но в моей голове крутится странная мысль, что для возвращения из забвения длиною в год, Егор как-то слишком лихо вдруг ворвался в мою жизнь. И почему-то не просто так, вдруг поняв, что все это время для счастья ему не хватало именно меня, а после вчерашнего «светского выхода» с Червинским. Странно, да?
– Он очень не вовремя, – ворчит Марик, в последний момент, когда я готова передать руку Мужчине мечты, загораживая меня своей спиной.
Кстати, при том, что Червинский не трогает ни моего сердца, ни души, не могу не признать – он идеально сложен. Весь такой… высокий, сильный, брутальный.
Я опускаю взгляд по спине модного короткого пальто, и сама не замечаю, как отклоняю голову назад, чтобы полюбоваться на упругую выступающую задницу, обтянутую потертыми джинсами. А что такого? Я же рассматриваю в инстаграм всяких качков, но это не значит, что я хочу замуж за каждого из них.
– Мы с Верой спешим, – заявляет Червинский. – На ужин.
Я собираюсь возмутиться и разоблачить наглое вранье, но Бабник поворачивается и буквально вколачивает в меня свой букет. Между прочим, это тоже розы. И тоже пионовидные. Только совершенно невозможного карамельного цвета. Их даже трогать страшно, настолько хрупкими они выглядят. И в ноздри сразу врезает приятный сладкий аромат, от которого у меня наступает секундное помешательство, иначе почему я тогда тянусь к этому засранцу, чтобы поцеловать его в щеку.
Я? Собираюсь поцеловать Червинского?!
Хорошо, что это затмение быстро проходит и Марик явно даже не в курсе, что у него чуть было не появился повод для новых насмешек. А ты, Верочка, держи-ка себя в руках: аппетитная задница вовсе не повод терять голову.
– Вера? – Егор пытается выглянуть из-за Червинского, но тот успешно теснит его обратно к машине.
– А ты вообще кто такой? – вдруг спрашивает Марик. – Три секунды на ответ, придурок, иначе я затолкаю эти розы тебе в жопу ножками вперед. Надеюсь, в магазине не срезали шипы.
Глава двенадцатая: Марик
Я до сих пор не понимаю, какого черта делаю возле офиса Антона.
С цветами, блядь.
Начать с того, что после дня рождения Леры я вернулся домой злой, как дьявол.
Буквально носился по дому, сбивая все, что неаккуратно встанет на пути: стулья, столы, тумбочки. Что-то я реально расколошматил так, что на утро было больно смотреть.
Я реально жалел, что я не перегнул засранку через колено и не всыпал ей как следует.
Потом я начал представлял, как бы это выглядело: я сижу, Молька у меня на коленях животом вниз, я задираю ее монашеское одеяние, а под ним она… восхитительно голая. И крепкий зад гостеприимно смотрит в сторону моей ладони.
И у меня встал.
Так сильно и болезненно, что я реально не знал, куда себя деть, так хотелось на все плюнуть и вызвать на ночь одну из безотказных девочек, чьи номера я на всякий случай всегда держу под рукой. Но в голове торчала Молька, а мысли о суррогате не вызывали ничего, кроме до предела обострившегося желания: она должна быть моей. Не какая-то другая замена на время, а именно Молька и, блядь, даже в том уродливом платье. Даже странно, что не поехал к ней прямо посреди ночи.
Но как-то все же взял себя в руки и понадеялся. Что утром башка придет в норму, и я десять раз перекрещусь, что чуть было окончательно не двинулся головушкой.
Утро и правда многое изменило в моей спокойной и веселой холостяцкой жизни.
Утром я понял, что хочу Мольку. Хочу их всех: Мольку, Моль, Веру и – ебическая сила! – даже «Верочку».
И хочу не просто в свою кровать, а чтобы была рядом и даже со своими ядовитыми замечаниями, подколками, острым языком и… Хотя да, от мыслей о том, что этот острый язычок может сделать с моим членом, парень снова восстал и мне пришлось позорно дрочить в душе, представляя все мыслимые и немыслимые способы, которыми я поставлю строптивицу на место.
В общем, примерно к обеду, сидя у себя в офисе, я составлял план покорения.
Она огрызается только потому, что не видела меня в деле. А я, чего уж там, вел себя как кусок дерьма, издеваясь над бедняжкой ради просто так. Не все в жизни рождены красотками, не всем дано блистать и сверкать, но история знает много примеров, где мужчина был харизматичным лидером, а его женщина – серой мышкой. Ну взять хоть…
Ленина и Крупскую.
Образ, живо вылепленный моей фантазией, заставил меня корчиться от хохота.
Ладно, пусть будет Бандерос и Гриффит: не просто же так ее называют «голливудским чучелом».
Занимаясь, как Юлий Цезарь, сразу кучей дел, я параллельно представлял, как шаг за шагом возьму эту неприступную цитадель, максимум, за две недели. Практически вижу, как моя адская козочка снимет колючую шкурку и охотно свалится в счастливый обморок прямо мне в руки.
А потом вдруг – бац! – и я торчу у нее под офисом с охапкой цветов, как какой-то влюбленный осел из мелодрамы.
Да еще и не один, а на пару с таким же кладоискателем, который смотрит на мою козочку, как кот на сметану. А она, вместо того, чтобы врезать ему по яйцам, готова свалиться в руки, словно груша.
Нет, сегодня я точно познакомлю ее задницу с тяжелой рукой Марка Червинского!
– Раз, – отчетливо говорю я, потому что до придурка явно не доходит, что я не шутил начет его веника и места, куда его воткну. Еще и так старательно, что через месяц у него из задницы прорастет целый розовый куст. – Два.
– Червинский, прекрати!
Моль пытается обойти меня, но я снова заталкиваю ее себе за спину. Пусть привыкает, что место женщины – за мужем.
– Три, – заканчиваю я, но Туалетный утенок, наконец, включает автопилот, и отваливает.
Жаль, что только к машине, а не за горизонт. – А теперь исчезни. Совсем.
Молька что-то выкрикивает у меня из-за спины, но я больше и сильнее, и вообще, если нужно, могу запросто закинуть ее на плечо и унести в наш счастливый закат.
– Я перезвоню, Вера, – раздраженно бросает придурок, садится в машину и нервно стартует с места.
Самое время наслаждаться триумфом, но не тут-то было, потому что стоит расслабиться – и на загривок опускается букет. Причем не раз и не два: Верочка обхаживает меня, как профессиональный банщик.
– Прекрати, блаженная! – ору я, только чудом пасуя вниз по крыльцу. Даже странно, что не скатился кубарем. – Успокойся, больная!
– Ты – наглая самовлюбленная свинья, Червинский!
Молька снова замахивается и на этот раз у нее такое хорошенькое личико, что я забываю выставить вперед руки. Блин, а ведь она не такая уж и серая мышь. Не красавица, конечно, но милая – жуть! Особенно когда такая румяно-злая.
– А ты – булочка, – пытаюсь засмеяться я, но вместо этого получаю еще раз.
Теперь уже от всей души, так, что рот наполняется лепестками и колючками, и глаза лезут из орбит. И пока пытаюсь выплюнуть всю эту дрянь, Верочка входит в раж. Наверное, со стороны мы выглядим очень влюбленной парочкой, потому что даже сейчас мне не хочется послать ее на хрен.
Хочется… Да, черт, хочется обнять!
– Ну все, адская козочка, пора в стойло, – сквозь дурной азарт рычу я и, улучив момент, хватаю Мольку сразу двумя руками. Она брыкается, вопит, обзывает меня гадом, но сила на моей стороне. – А ну-ка перестала дергаться, Молька. А то раздумаю жениться.
И она вдруг правда успокаивается, и даже роняет то немногое, что осталось от роскошного букета.
– Червинский, признавайся, – Верочка обеспокоенно хмурится, – ты того… пьяный?
– Нет, – широко лыблюсь в ответ, – я в тебя, кажется, влюбился.
Много лет назад, когда я был еще старшеклассником, я был… как бы так сказать… В общем, на свидание со мной не соглашались не то, что красавицы школы, но и не красавицы тоже. И даже страшненькие держали во френдзоне, потому что я был тощим, долговязым и прыщавым. В общем, тогда же меня угораздило влюбиться в одну красавицу, которая выставила меня на посмешище таким образом, что до сих пор противно вспоминать. После этого я понял свое предназначение: сбивать короны с вот таких напыщенных дур, чтобы у простых парней, вроде меня, был шанс вытереть об них ноги. Но я не стал надевать маску Бетмена, нее корчил Супермена. Я решил стать приманкой для Королев: самым охуенным мужиком, которого они встречали, и мимо которого просто не могли бы пройти. В этом слабость всех красивых женщин: они уверены, что против них невозможно устоять, и непременно захотят в свою коллекцию еще один Прекрасный образец.
Так я полюбил спортзал, подправил нос, запустил щетину и превратил секс – в искусство.
Правда, нужно сделать поправку, что я не был классической Золушкой, потому что родился Принцессой и деньги без ограничения спались на меня из родительского кармана.
Правда. Тогда никто не предупредил, что наступит время – и придется платить по счетам.
Я нашел ту школьную королеву, и она меня, конечно, не узнала. Я поднял ее к небесам, надел на ее пальчик кольцо с бриллиантом – и растоптал, когда она со слезами на газах совершенно искренне признавалась мне в любви. Я видел ее падение с пьедестала и во мне ничего не дрогнуло. Абсолютно.
Вот тогда в моей голове накрепко засел мысль: никогда и ни за что на свете меня не получит ни одна женщина. Я буду брать их – красивых, офигенных и крутых – использовать и уходить, оставшись в памяти самым лучшим мужиком, что у них был, и которого они так и не смогли заарканить.
И до вчерашней ночи я был верен своему личному кодексу.
Так что не будет большим преувеличением сказать, что сейчас я сам от себя в глубоком шоке. Собирался же просто предложить ей встречаться по серьезному, а тут вдруг:
«Люблю, женюсь…»
– Ты… что-то принял, да? – еще больше хмурится адская козочка. – У тебя сейчас инопланетяне захватывают землю? Пришла Годзилла? Падает луна?
– У меня сейчас срыв покровов, – охотно подыгрываю я.
Вот бы ее поцеловать! Пусть только даст повод обнять покрепче – на хрен зацелую всю, как маленький. Оставлю на ней кучу маленьких красных пятен, а Клейману скажу, что у моей невесты – ветрянка.
Ха, невеста!
Мне нравится, как это звучит, и ничего во мне не дергается от страха распрощаться со свободой. Значит, как говорит Антон, я вызрел для серьёзных отношений.
Правда, Вселенная, в следующий раз, в другой жизни, ты не могла бы влюбить меня в женщину… посимаптичнее? Ну так, на всякий случай прошу, не подумай, что жалуюсь.
– Червинский, убери от меня свои клешни и езжай домой, пока я не вызвала санитаров.
– К тебе домой – хоть сейчас. Ну или ты ко мне. У меня есть «Дом Периньон».
– Как пошло – ловить девушку на дорогое вино. – Молька каким-то чудом выкручивается из моих объятий, и я только усилием воли не разрешаю себе сграбастать ее снова.
Теперь я знаю, что любовь – это быть добровольно больным на всю голову.
Глава тринадцатая: Вера
Не, меня не трясет и не распирает от радости от этого признания.
Хотя нет, все-таки чуть-чуть меня трясет: от злости и от желания поднять то, что осталось от букета, догнать Егора и… исполнить угрозу Бабника.
Как он мог?! Приехать ко мне с цветами после стольких лет – и трусливо поджав хвост, сбежать от простой угрозы? Почему не набил Червинскому морду? Испугался что тот больше и шире, и выше на голову?
– Мне нужно поесть, – ворчу себе под нос, пытаясь на минуту отделаться от плохих мыслей. Так уж устроена моя голова: чтобы нормально думать, я должна как следует заправить «тепловоз», и тогда за пятнадцать минут все разложу по полочкам. А если добавить к этому чашку крепкого кофе, я становлюсь практически машиной Тьюринга. – Что? – вскидываю руки, когда понимаю, что Бабник и с места не двигается. – Что именно ты не понял?
– Жду название ресторана, – со спокойствием удава и улыбочкой Эрика из «Русалочки», поясняет он.
– Не хочу в ресторан, хочу дозу вредного холестерина. – Он все еще не понимает, так что приходиться пояснять: – В «МакДональдс».
Ну, конечно, мистер Крутой мужик не ходит в заведения для простых смертных.
Я отмахиваюсь от Марика, поправляю прическу и, на ходу застегивая пальто, иду вниз по улице. Поужинать могу и в полном одиночестве, для усвоения оно даже лучше, и никто не будет покушаться на мою картошку-фри.
Но Марик догоняет меня: его «Порше» обгоняет меня, прилипает к тротуару и из гостеприимно распахнувшейся дверцы выглядывает довольная рожа.
– Поехали в Мак, я разрешаю тебе есть эту дрянь только потому, что ты еще пока не моя жена.
– Кто-то слишком вжился в роль, – отвечаю я, и забираюсь в теплый салон автомобиля.
В «МакДональдсе» как всегда забито, но я привыкла, так что нагло напрашиваюсь подсесть за большой стол, где, судя по всему, романтический вечер у парочки студентов.
Парень заинтересовано косится в мою сторону, но тут же снова «весь влюблен» в свою подружке, когда Червинский возвращается с заказом: на большом подносе огромный гамбургер, большая порция картошки, молочный коктейль, булочки. Себе Червинский демонстративно берет только кофе, и то морщится после первого же глотка.
– Ты правда все это съешь, Молька? – Марик чуть отклоняется за пределы стола, изучая мои ноги. Вернее, то немного, что есть в просвете между юбкой и сапогами.
– Помолчи, а то у меня будет несварение.
Марик на минуту затихает, а потом вдруг поворачивается к студентке и в лоб спрашивает:
– Я урод?
Лицо бедняжки нужно видеть: уверена, она готова прямо тут вручить ему трусики и себя в довесок. А ее бедный парень даже ничего не может сказать, потому что… Да потому что Червинский правда выглядит угрожающе, особенно сейчас: в просто м тонком свитере, натянутом на все его мышцы, словно вторая кожа. И еще этот вырез широкой «лодочкой», откуда открывается прекрасней вид на ключицы и…
Я вгрызаюсь в гамбургер и нарочно выразительно его пережевываю.
Что хотел Егор? И как он посмел сбежать?!
– На днях приезжает моя тетя, – говорю я, когда от гамбургера остаются рожки да ножки.
– Мне нужно, чтобы ты еще раз притворился моим женихом. И имей в виду – я снова пущу в ход колени, если надумаешь распускать руки.
– Разве жених не должен обнимать и тискать свою невесту? – Червинский откидывается на спинку диванчика, закладывает ногу на ногу и…
Подмигивает этой осоловелой от аромата тестостерона соплячке!
Я даже не буду пытаться понять, почему меня это так задевает, но делаю трагическое лицо и со всей грустью мира в голосе выдаю:
– У него герпес. – А потом прикладываю ладонь к губам и уже шепотом добавляю: – Это передается половым путем.
В наше время такая необразованная молодежь, что не лишним будет объяснить, а то блаженная, чего доброго, подумает, что это марка автомобиля.
Парочку как ветром уносит через пять минут. И почему я раньше до этого не додумалась?
Только вот Червинский делает такое лицо, словно его раскатало масляным блином. Я хватаю коробку с картофельными палочками и начинаю быстро-быстро набивать ими рот.
Нужно срочно подбросить дровишек в голову, пока мои мысли не перетекли в неправильное русло.
– Обожаю, когда у женщины здоровый аппетит, но будь поосторожней с задницей – не хотелось бы, чтобы метр заноса помешал мне прикладываться к ней ладонью.
Я чуть не давлюсь картошкой, но быстро выставляю вперед руку, когда бабник пытается встать, чтобы похлопать меня по спине. Нет, он точно что-то принял, потому что даже раньше, когда издевался надо мной, не выглядел таким болваном.
– На мою задницу, Марк Червинский, мужчинам, не обремененным интеллектом, можно только смотреть, но не трогать. Заруби это себе на носу.
– Я закончил экономический с красным дипломом, – хвастается он.
– Уверена, он висит в рамке на почетном месте в доме твоих родителей.
– Неа, валяется где-то в коробке, – небрежно бросает Бабник. – А еще у меня красный диплом по маркетингу.
– И золотой член, – говорю первое, что приходит в голову… и снова экстренно набиваю рот картошкой.
Иногда лучше жевать, чем говорить.
– Самый обычный член, чуть больше среднего, обрезанный. – Червинский нарочно садится так, чтобы мой взгляд невольно уперся в выглядывающую из-под свитера бляху ремня, и немного ниже. – Никто не жаловался, Молька.
Он явно собой доволен. Это откровенное самолюбование просто злит, потому что как только я начинаю думать, что и Червинскому не чуждо ничто человеческое, он тут же убеждает меня в обратном. Но оно и к лучшему: последнее, что мне нужно – проникнуться симпатией к человеку, который даже не в состоянии запомнить мое имя.
Поэтому я приподнимаюсь, цепляю на лицо фирменную приветливо-бестолковую улыбку и, глядя прямо на ширинку Червинского, говорю:
– Рада знакомству Семен! Голова не болит?
Марик, который как раз сделал глоток, громко закашливается и выплевывает на свитер не выпитый кофе. Сначала матерится, а потом, давясь смехом, говорит:
– Вообще-то иногда я зову член Мариком-младшим, но сгодится и Семен!
Сказать ему, что он только что проорал это на весь зал?
Марик все еще вопросительно ждет моего ответа, когда начинает понимать, что сидящие за соседними столами люди очень пристально смотрят в нашу сторону, а некоторые даже расчехляют телефоны для прямой трансляции в ютуб. А что поделать, Червинский, это тебе не модный ресторан, где у посетителей есть понимание о такте. Да и то не всегда.
Здесь собирается публика, которая за годный стрим продаст душу дьяволу. Ну а мужик, орущий, что поименовал свой член, точно получит много-много «больших пальцев».
– Черт, – ругается Бабник, и пытается сесть боком, чтобы его лицо не очень попадало в объектив телефона сидящего напротив парня. – Молька, ты уже наелась?
Вообще-то да, но не могу отказать себе в удовольствии еще немного полюбоваться на полет подстреленного альбатроса. Червинский такой забавный, когда ему неловко. И это даже странно, потому что таким толстокожим должно быть наплевать на всех, а мачо ведет себя так, словно пара коротких видео могут испортить ему жизнь.
– У меня еще коктейль, – говорю я, размахивая перед носом Червинского большим и наполовину пустым стаканом.
Что-то ты скрываешь, толстокожий красавчик…
Что-то такое, что делает тебя простым смертным, и ты очень боишься, что и другие это увидят.
– Что? – Бабник сразу реагирует на мой прищур, и я не успеваю замаскировать мысли под что-то нейтральное. Видимо, не такой уж он дурачок, раз неплохо читает по лицам. – Думаешь, почему мне не срать на всех этих недоделанных Спилбергов и Джексонов?
– Типа того, – не отпираюсь я. Если уж пойман на вранье, то лучше не отнекиваться.
Ситуацию это уже не спасет, а вот усугубить очень даже может. Я и так слишком открылась перед чурбаном, и до сих пор не понимаю, как это вышло. – Ну так почему тебя это так задевает?
Марик минуту колеблется, а потом открывает рот… чтобы спросить:
– Ну и кого я должен корчить перед твоей теткой?
– Так и запишем: «Ну умеет филигранно уходить от ответов». – Я делаю вид, что пишу по невидимому пергаменту, а потом прячу его же в несуществующий карман на груди.
Что поделать – иногда меня тянет на театральность.
– А еще запиши, что ты от него без ума, – предлагает Червинский, и теперь уже я чуть не давлюсь напитком.
– Ты совсем берегов не видишь?
– Что за пошлый сленг, – он довольно улыбается, празднуя заслуженный триумф: все-таки не каждый день с меня вот так запросто сдергивают маску. К счастью, под ней у меня еще много всяких личин, и вряд ли Червинский так пристально следит за маленькой страшной серой мышью, чтобы заметить секундный проблеск настоящей меня. – Уговорила, Молька, беру тебя замуж. С Клейманом все решу. Скажу, что в ближайшие пару лет его помощница будет помогать мне обеспечивать продолжение рода Червинских.
– Да я лучше удавлюсь, чем рожу ребенка с такой фамилией, – огрызаюсь я и быстро поднимаюсь из-за стола. – Отвези меня домой, Казанова. На сегодня у меня передоз твоих глупостей.
Я срываю с вешалки пальто до того, как Червинский врубает джентльмена и помогает мне одеться. Но все же он снова меня достает, цитируя в спину глупую фразу из старого фильма:
– Первым у нас будет мальчик!
