Текст книги "Обман (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)
Глава сорок восьмая: Марик
Моя женщина – охеренная.
Горячая, распутная, грешная.
Она не стесняется своего наслаждения сексом – она несет его, словно корону и одним лишь этим абсолютно накрепко сводит меня с ума.
Во мне почти нет терпения, во мне едва ли жив голос разума, который уговаривает не вставлять ей сразу, чтобы не кончить со скоростью вышедшей в атмосферу кометы.
Сейчас я близок к этому как никогда, потому что ее особенный женский запах наполняет мои ноздри, лишая остатков разума и предосторожности.
Ее торчащие влажные темные соски смотрят на меня с таким призывом, что я невольно облизываюсь, вспоминая их вкус. Правда как шоколад: немного терпкие, немного сладкие.
Бля, Марик…
В жопу передышки, она уже готова: распахивает глаза, пробегает ладонями по телу, задерживаясь у груди.
Я рехнусь, я рехнусь…
Вера приподнимает ее, словно угощение, дает себя, предлагает, без всякого стыда размазывая остатки влаги большими пальцами. Я снова обхватываю ее сосок губами, втягиваю, поглаживая языком. Жестко, даже если это немного больно. Иступлено, как впервые в жизни.
Еще никогда я не был так близок к оргазму просто от того, что у меня во рту маленький теплый комок чувствительной плоти.
Вера опускает руки, поддевает край моих брюк и тянет их вниз по бедрам вместе с трусами.
Я даже не успеваю попросить об этом, а ее пальцы уже вокруг моего напряженного члена: ладонь скользит вверх-вниз, пробует и ищет нужный темп, пока я не начинаю вбиваться бедрами ей в кулак. Терпеть почти невозможно.
Что это, если не полная одержимость?
Я серьезно думал, что смогу жить без нее, если не смог вернуть? Баран.
Я прижимаюсь лбом к ее лбу, стараясь удерживать вес на руках, пока Вера дрочит меня с легкостью и жесткостью, размазывает по налитой кровью голове капли влаги, и облизывает сочные губы, словно мысленно делает это языком. Если дам ей в рот – это будет очень быстро и очень бурно. Больная фантазия рисует образы, в которых она держит мой член губами, а ее горло дергается глоток за глотком. Я бы покорился ей, даже если бы ценой такому удовольствию стала моя откушенная голова.
Но сейчас я слишком сильно хочу свою наглую непрошибаемую Мольку.
И поэтому переворачиваю нас, меняя местами. Теперь я лежу на спине, а Молька за секунду усаживается сверху, продолжая энергично трахать меня рукой, распиная своими невозможно развратными глазами. Она не стесняется быть голой и пошлой, а я дурею. В котоырй уже раз рядом с ней.
Еще несколько резких движений рукой – и я подхватываю Веру под руки, приподнимаю над собой.
Перекрестная борьба взглядами.
Наши тяжелые дыхания в унисон.
Порыв ветра, который прошибает меня насквозь тонким, едва уловимым ароматом ее духов – горячей корицы со сливками.
Хочу отодрать эту милую развратную женщину, а завтра все-таки взять ее в жены. Пусть пока и не официально.
Я в одно движение насаживаю Веру на свой изнывающий член.
Мы стонем в унисон.
Спаиваемся там, внизу. Именно в этот момент становимся одним целы на веки вечные.
Вера укладывает ладони мне на грудь, елозит задницей над моими тугими яйцами.
Блин же!
Я снова приподнимаю ее и снова насаживаю до основания.
Сгибаю ноги в коленях, и она послушно откидывается назад, позволяя мне крепко держать ее за плечи. Она приподнимается – я жестко толкаю ее обратно. Уверенно и сильно, зная, что она принимает меня в свою тугую влагу с такой же безумной потребностью, что и у меня.
Мы расходимся и сходимся.
Встречаемся грязными шлепками, стонем, раскалываемся и снова становимся одной постоянной величиной.
Я беру ее глубже, сильнее, почти теряя контроль над всем.
Пусть мир хоть сгорит прямо сейчас – я не смогу с ней расстаться даже на секунду.
Я чувствую оргазм на маленьком клочке чудом уцелевшего разума. Чувствую, как член напрягается внутри, становится больше и Вера вбирает в себя все, громко рассказывая, что кончает от того, какой я офигенно большой и твердый, и как меня много внутри нее.
Это лучше, чем финальный свисток, и поэтому у меня больше нет ни единой причины сдерживаться.
Она так сильно сжимает мой член, словно хочет выдоить всего, забрать каждую каплю.
Я в раю.
В нашем с ней раю.
Что делают люди, после того, как у них случился фантастический секс на пляже? В книгах лежат в обнимку, о чем-то мило болтают. В фильмах камера обычно просто уходит в закат. Я никогда особо не задавался мыслью, почему. Тысячу раз ездить на всякие курорты, но вот так получилось, что мой первый секс в песке случился именно с Молькой.
И в самый романтический момент, когда парочка насытилась друг другом и пришло время о чем-то мило шептаться…
В общем, пока я усиленно думаю над тем, из каких мест, кроме задницы, буду сегодня выковыривать песок – и не факт, что только сегодня – Молька испуганно шепчет мне на ухо:
– Червинский, знаешь… кажется, по мне что-то ползет.
– По спине? – уточняю я, сдерживая улыбку, потому что как раз глажу ее кончиками пальцев.
– Ага, ниже правой лопатки. – Верочка сосредоточенно сопит, а потом, сглатывая, задает еще один вопрос: – А здесь водятся всякие… ну, ядовитые змеи и жуки.
– Лягушки, – подсказываю я, чуть ускоряя движение, и Молька еще крепче прикипает ко мне. Я бы сказал, что она даже во время оргазма так ко мне не липла известным местом, как сейчас с перепугу. Слышишь, Семен, надо постараться еще разок впечатлить девушку.
– Правда? – совершенно серьезно переспрашивает Молька.
– Я точно не уверен, но если ты полежишь спокойно пять минут, могу проверить.
Мои глаза давно привыкли к темноте, поэтому ее лицо сейчас – такой особенное.
Перепуганное и еще румяное после секса. Просто загляденье. И еще эти крупинки песка на коже.
Да, Сеня, я в курсе, что баран и не надо было городить огород, а взять ее разок, пока у нас все так хорошо складывается. Так сказать, отшлифовать наши мирные переговоры. Но я вот задом чувствую – тем самым, где привезу домой столько песка, что хватит на пристройку к дому – что вся наша с Верой жизнь такой и будет: даже в старости, когда у нас выпадут зубы, будет стараться укусить друг друга. Вставленными челюстями.
Вера осторожно перекатывается на живот, пока я громко соплю и делаю вид, что разыскиваю несуществующую лягушку.
– Бля! – непроизвольно вырывается у меня, когда из темноты на меня смотрит пара глаз.
Вера, словно солдат после команды «В атаку!» вскакивает на ноги меньше, чем за секунду, при этом покрывая меня песком из-под своих… копытцев.
– Убери ее от меня! – орет так, что после этого у меня не остается никаких сомнений – сегодня мы точно станем изюминкой развлекательной программы, если только нас не спалили парой минут раньше. – Я боюсь лягушек! И вообще! Меня тошнит по утрам! Я беременная! Меня нельзя кусать!
Я уже открывать рот, чтобы посмеяться, но та пара глаз никуда не делась.
Перебирает лапами прямо в нашу сторону.
Восьмью. Мохнатыми. Лапами.
Да, я взрослый мужик. Я могу в зубы дать, могу штангу на сто кило запросто от груди пожать, и обучен рукопашному бою, и вообще – скала.
Но я до усрачки боюсь пауков.
Откуда на песчаном пляже трехметровый паук?!
Я потихоньку, чтобы не потерять свою мужественность, отступаю вслед за Верой. А когда наталкиваюсь на ее плечо, шепотом говорю:
– Может ты что-то на себя накинешь, и мы правда вернемся в номер?
– Я по-твоему совсем ненормальная – голой бегать? – шипит адская козочка, но уже не кажется такой испуганной. – Слушай, а ты уверен, что это – лягушка?
– Вера, это паук, – сквозь зубы говорю я, потому что чудовище быстро перебирает лапами в нашу сторону.
В моем воображении оно уже рядом: шевелит жвалами и с аппетитом заталкивает меня в рот передними лапами.
Откуда на пляже паук?!
– Паук? – Голос Верочки из испуганного становится каким-то до странно заинтересованным. – Что, правда, паук?
Моя бесстрашная Жанна д'Арк перестает отступать. Наоборот, берет в руки знамя победы и смело несет его в бой. Я уже не знаю, что пугает меня сильнее: огромная мохнатая тварь или образы моей умирающей от ядовитого укуса женщины. Второе сильнее, раз я быстро перегораживаю ей путь, осознавая, что в это время маленькие жвалы нацелены в мою сторону. Интересно, это самец или самка? Говорят, у самцов там сперма. Не хотелось бы умереть от укуса спермой в ногу.
– Марик, успокойся, это же птицеед, они вообще не опасны. Но в руки лучше не брать, потому что от страха они начинают чесать брюшко и счесываю на кожу щетинки. Это хуже, чем занозы.
Как будто песка в заднице мне мало для всей остроты приятных ощущений.
– Вот, правильно, – уверенно беру ее за руку и пытаюсь оттянуть назад, но это все равно, что пытаться снять с прикола крейсер Аврору. – Вера, тебя тошнило, помнишь? А если оно на тебя живот почешет?
Адская козочка хитро стреляет взглядом в мою сторону и говорит:
– Так-так-так…
– Ничего не знаю, – на всякий случай и заранее открещиваюсь от всего, что только что взбрело в ее гениальную голову.
– Значит, кто-то у нас вскрыл свою слабость…
– Вера!
– Червинский, прямо сейчас, клянись: дашь мне подумать с этим дурацким замужеством!
– Или что? – Даже песок в заднице делает большой фейлспам, потому что этот вопрос прямо-таки напрашивается на провокацию в ответ. Она что – правда не хочет за меня замуж? После того, как мы только что зажгли? Господи, ты уверен, что не вложил в эту женщину двойную порцию упрямства? Где-то какой-то другой явно недодал. Вот мужику-то повезло.
– Или я познакомлю тебя с этим милым парнем. Очень близко.
Я бы сказал «да пожалуйста», но ведь она так и сделает. Это же моя Верочка: в хорошем и не очень смысле этого слова.
– Я хочу на тебе жениться.
– Через год, – тут же выдвигает условия эта паршивка. – Считай, что у тебя – испытательный срок.
– А апелляция? – Она отрицательно водит пальцем у меня перед носом. – А амнистия? А скостить срок за примерное поведение?
– А два года из-за неуважения к суду?
Связался на свою голову с умницей-красавицей.
Но ведь правда люблю ее, как больной. Мазохизм какой-то: не хочу другую, не хочу более покладистую, спокойную, или более глупую. Хочу Верочку, от которой у меня до сих пор яйца поджимаются. И почему-то абсолютно уверен, что даже когда будет тихо и спокойно, скучать нам точно не придется.
– Три? – с ангельской улыбкой заявляет Вера.
– Год! – миролюбиво поднимаю руку. – Согласен! Испытательный срок – так испытательный срок!
– Масик! – орет кто-то из зарослей в глубине пляжа, и до меня доходит, что на этот раз я все-таки поспешил.
Ну кто тут из нас троих может быть Масиком?
Только вот это мохнатое чудовище[1].
Пока Вера триумфально пританцовывает на теплом песке, я с тоской наблюдаю картину: какая-то пожилая, одетая в костюм а ля Тропиканка мадам в соломенной шляпе (от луны она, что ли, голову бережет?) колобком выкатывается на пляж и ориентируясь на мои выразительные подсказки руками, подбегает к нам.
Через пять минут, после того, как я едва не седею, разглядывая трогательную сцену воссоединения чудовища с мамочкой, она рассказывает целую душещипательную историю о том, что Масик у нее очень трепетный и крайне деликатный, а здесь они не отдыхают, а работают. Приехали со съемочной группой снимать моделей в купальниках и всяких экзотических тварях. А «злые черствые тощие селедки» выпустили бедного Масика, потому что не хотели с ним сниматься.
– А они только с Масиком не хотели сниматься? – интересуется Вера, увлеченно разглядывая птицееда, банку с которым женщина прижимает к груди даже боюсь представить, с какой силой. Чудо, что не раздавила до сих пор.
– Нет, они вообще ни с кем не хотели, – фыркает хозяйка.
– И много Масиков вы привезли? – Вера очень не просто так снова посмеивается в мою сторону.
Вот теперь я абсолютно уверен, что поседел.
– Нет, что вы, паук только один. – Женщина явно гордится этим. Все, Семен и два твоих орехоголовых брата, можете расслабиться.
– Но еще привезли пару питонов, и игуану, и африканских кивсяков.
– Марик, нам пора!
Теперь уже Вера хватает меня за руку и буквально галопом, вприпрыжку, уносится с пляжа.
Ты понял, Червинский? Нужно обязательно выяснить, что ее так испугало.
Надо же как-то скостить проклятый испытательный срок.
[1] История с пауком реальная, произошла с моей подругой:)
Эпилог: Вера
Девять месяцев спустя
Срок моих родов через неделю.
Так что в белом платье, даже скроенном по моей фигуре и с учетом огромного живота, в котором у нас с Червинским сидит маленькая Марика, я нарочно не поворачиваюсь к зеркалу. Что я там не видела? Белое кресло-мешок с парой лилий на голове?
– Вера, ты просто красотка, – улыбается Лера, а Марина носится вокруг с фотоаппаратом, то и дело бубня себе под нос, что свадебного фотографа мы взяли «не очень».
Пусть бегает.
Я знаю, что наш фотограф отработает на сто по десятибальной шкале, но эти фотографии все-равно осядут в семейный архив, только для наших с Червинским глаз, а для гостей будет целая куча фотографий Марины, где, я даже не сомневаюсь, мы будем пойманы в самых идиотских и смешных позах. Но ведь свадьбы и должны быть такими: не для гостей, а потому что двое уже созрели. И решили создать семью. Объявив об этом всем родственникам в неформальной и веселой обстановке.
– А тамады у вас тоже не будет? – интересуется Лера. До сих пор не может поверить, что мы отказались от всех положенных церемоний. Сейчас у нас роспись, за полчаса до закрытия ЗАГСа, успели в последний вагон, потому что моя доктор подняла крик, что мне нужно ложиться в больницу «еще вчера». А я думаю, что раз срок через неделю, то я уж точно как-нибудь договорюсь со своей маленькой папиной козочкой и эту неделю мы как раз успеем доходить на курсы по семейному праву.
Я открыла свою контору.
И я теперь тоже маленький, но самостоятельный адвокат.
Правда, пока не придумала, как сказать Червинскому, что собираюсь выйти на работу прямо из роддома. И быть той самой мамочкой, которая не боится ходить с ребенком на йогу, по магазинам или в суд.
– Почему у нас не будет тамады? – Я задумчиво грызу кончик ногтя, но вовремя высовываю палец изо рта. – Я за нее.
– Спасибо, что предупредила. – Марина хихикает в кулак и успевает «щелкнуть» мое улыбающееся лицо. – Буду поменьше пить.
Я хочу сказать, что ей это не поможет, потому что я собираюсь отжигать весь вечер, но закрываю рот, глядя на бегущего вниз по лестнице Марика.
Ему чертовски идут темные брюки и темная рубашка… со следами моей рвоты.
Никогда бы не подумала, что даже на последних месяцах беременности может тошнить, но именно девятый меня удивил. Всю беременность я отходила просто как богиня: ни токсикоза, ни высыпаний на коже, ни боли в спине. Но последние пару дней позвоночник просто выкручивает. Спасают только тем, что укладываюсь на своего Червинского поперек и катаюсь по нему, словно по шарику. Нет, такой у нас тоже есть, но Червинский оказался более катательный.
В общем, по дороге сюда меня стошнило. Чуть-чуть, но пиджак пришлось снять. А тот, что у шафера, на Марика просто не налез. И рубашке тоже досталось, но мы решили, что даже для не каноничной свадьбы жених с голым торсом – это перебор. Хотя сейчас у меня уже слюнки текут – так охота его раздеть.
– Все, козочка, нас ждут.
– Я туда своими ногами не пойду. Только если ты совершенно случайно захватил альпинистское снаряжение.
Он с вызовом вскидывает бровь, берет меня на руки… и вздыхает.
А шрам под глазом ему все-таки идет. Если бы женщины были мухами, то мне бы не хватило даже сотни мухобоек, чтобы успокоить свою ревность количеством павших соперниц. И дело не в том, что мой Червинский не перевоспитался. Он вообще никуда не смотрит, только на меня. Даже когда я раздулась настолько, что мои пальцы стали похожи на сардельки, а утром я вообще как испуганная рыба-фугу, каждый раз, когда я ловлю на себе его взгляд – он смотрит с любовью.
И шутит, что будет любить меня даже со складками на животе.
На всякий случай мы это тоже внесли в наш маленький семейный протокол, хоть я собираюсь прийти в форум в ближайшие пару лет.
Я просто до чертиков, ужасно сильно, словно полоумная, люблю своего ненормального мужа. И называю его так с той самой ночи на пляже, правда, только когда он не слышит.
– Не тяжело? – интересуюсь я, пока Червинский ступенька за ступенькой преодолевает путь вверх.
– Тренируюсь носить вас обеих, – ухмыляется Марик.
Он ставит меня уже наверху, перед дверью в большой зал, где через пару минут мы станем мужем и женой. На три месяца раньше срока, но у Марика были неоспоримые аргументы. Каждый день и каждую ночь.
– Вера… – Марина дергает меня за рукав. – Вера… по-моему, у тебя того…
Я слежу за ее взглядом.
За мной, как за улиткой, тянется мокрый след.
Ежечки-кошечки, как говорит жена Антона!
– Вера, что такое? – Марик уже с телефоном, бледный, как смерть. – Тебе плохо? Где болит? Я вызываю доктора! Нет, мы едем в больницу прямо сейчас! С вами все будет хорошо!
– У нее просто отошли воды, – умиляется Лера и уже расцеловывает меня в обе щеки.
– Мы будем бабушками! – хором, словно долго репетировали, кричат наши с Мариком мамы, которые уже выстроились у дверей почетным караулом.
Родня начинает суетится, хлопать, желать счастья новорожденной.
Им все равно, что я еще как бы не родила.
Наташа задорно трясет бутылкой и в ответ на мой немой вопрос: «Кто дал бабушке шампанское?», Марик пожимает плечами.
– Так! – громко говорю я, и от звука моего голоса хрустальные части люстры начинают исполнять вальс Мендельсона. – Никто никуда не едет! Сначала мы женимся, потом банкет, а потом – роддом.
Зря я что ли заказывала свои любимые стейки-томагавк. Я буду есть их даже на родильном кресле.
Хотела бы я сказать, что меня взяли – и послушались, но у всей нашей, пусть не очень большой, но дружной родни, уже своя «свадьба»: они пьют за здоровье Марики Марковны Червинской, и им в принципе все равно, что именинница еще не собрала вещи.
– Идем, – Марик берет меня за руку, и мы быстро просачиваемся в толпе.
Женщина у стола в красивом костюме. Господи, кажется, точно таком же, что и в прошлый раз. Она пытается понять, что произошло и даже ворчит, что именно с нами у нее куча проблем, но я молча беру ручку с красивого подноса и ставлю подпись в книге регистрации брака.
– Я немножко рожаю, – говорю в ответ на ее праведный гнев.
И с дикой улыбкой смотрю на красивую размашистую подпись моего Червинского. Он с минуту смотрит на наши росчерки, словно на завершенное волшебство, а потом тянется ко мне через весь мой тыковообразный живот, целует в губы и дико, почти как мальчишка, хочет.
– Имейте ввиду, Вера Червинская, рожать вы пойдете только под моим строгим присмотром.
– Но после банкета, – выдвигаю встречные условия.
– Ты ненормальная.
– А ты, зато, меня любишь. Я не поеду рожать без хорошо прожаренного куска телятины, Червинский.
– Зови меня «муж», – плотоядно улыбается Червинский. – Хорошо, по пути в больницу заедем в ресторан. По рукам?
Конечно, я соглашаюсь.
Уже предвкушаю, как много веселого расскажу Марике о дне, когда она появилась на свет.
Например, о паре обмороков ее папы.
