Текст книги "Обман (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Глава двадцать девятая: Марик
Нет, я совершенно точно не из тех мужиков, которым каждый раз после секса нужны дифирамбы, пальма первенства и лавровый венок, но когда рядом – женщина твоей мечты, хочется хотя бы пару слов в духе «мне было хорошо!» или «ты лучший мужчина в моей жизни!». Просто чтобы я знал, что у нас и в постели полный порядок, а не только на ментальном уровне. То, что я с ней был просто на седьмом небе – это понятно, но ведь…
Блин, в общем, я снова старуха у разбитого корыта.
А что, если она симулировала? И нарочно сделала вид, что спит, чтобы не повторять это снова?
Мои бубенчики, которые за предыдущие дни успели выпочковаться и укрепиться на ветках, снова болезненно сжимаются, и я на всякий случай сжимаю колени. Угораздило же вляпаться в женщину, которую вообще не разгадать и не угадать, не понять, как японский ребус. Почему просто нельзя сказать, что и как, и мы вдвоем будем над этим работать!
Я не уважаю сомневающихся мужиков, терпеть не могу их вечные поиски проблем в себе, потому что и сам когда-то был таким же. Но стараниями Верочки, все мои остовы, все, на чем зиждется личность Марика Червинского, трещит и вот-вот лопнет, погребя меня под останками.
Теперь я знаю разницу между теми отношениями, что были у меня до адской козочки, и тем, что у нас сейчас.
– Я стал смертным, – задумчиво бормочу я, пока адская козочка под руку тянет меня в отдел детской мебели.
– Да-да, Червинский, а если тебя ткнуть, то потечет зеленая кровь. Как все-таки сложно с метросексуалами.
– Сама такая, – огрызаюсь я.
Но от обиды не остается и следа, когда Верочка, бросив меня, словно надоевшую игрушку, несется к белоснежной кроватке с балдахином из расшитого розовыми звездами шелка. Прыгает вокруг нее, словно шаман с потугами вызвать дождь, щупает, трогает, умиляется крохотными бантами на какой-то мягкой штуке по внутреннему периметру кроватки. Она такая… милая, что ноги сами несут меня следом.
– Ты очень трогательная, когда в роли мамочки, – обнимая ее сзади, шепчу я, но в ответ получаю по рукам.
– Червинский, ты в курсе, что лапаешь меня? – не особо сопротивляется Вера.
– Нет, адская козочка, ты трогательная, поэтому я тебя трогаю. И вообще…
Мое внимание перетягивает знакомая чья-то улыбка. Сбоку, в паре шагов от нас, стоит тело. Именно тело, потому что отсутствие интеллекта там просто во все лицо. Высокая, красивая, вся такая в косметике. В общем, то, мимо чего я бы никогда не прошел мимо. В прошлой жизни.
Пока Вера идет в сторону каких-то тумбочек, красотка уже тут как тут – боком в мою сторону. И улыбается еще шире. С такими зубами самое милое дело рекламировать стоматологию, я бы точно повелся. Но только на зубы.
– Привет, – улыбается красавица, но я отвечаю молчаливым кивком.
Сейчас она скажет какую-то глупость, потом сама же над ней посмеется, скажет, что не могла против мимо моего загара или чего-то в таком духе, а потом всучит свой номер. Я такую породу знаю очень хорошо.
Все-таки, общение с умной стервой кардинально меняет взгляд на мир. Это все равно, что после спортивной «сушки» дорваться до хорошо прожаренного свиного стейка: перестаешь понимать, как мог столько дней жрать только овсянку.
– Моя подруга родила пару дней назад, – продолжает сверкать улыбкой Овсянка. – Все маленькие дети похожи на пупырчиков, правда?
– Пупырчиков? – переспрашиваю я.
Овсянка смеется заранее подготовленным грудным смехом и тут из-за кулис выходит моя адская козочка.
С клюшкой.
Я даже моргаю от неожиданности, потому что в отделе с кроватками и колясками вроде как неоткуда взяться холодному оружию массового поражения. А, впрочем, это же помощница Клеймана: она натаскана доставать что угодно откуда угодно. Еще одна причина, по которой мне лучше не показываться на глаза Антону в ближайшие дни. За новость о том, что я собираюсь забрать его сокровище, он меня закопает прямо в бетон.
– Вроде грибной дождь обещали на следующей неделе, а поганки уже на каждом шагу, – так и сыплет лучами «добра» мое солнышко, опираясь на клюшку с видом человека, который точно знает, как побольнее пустить этот инструмент в дело. – Ох не печаль меня, Червинский.
Ну вот как ей сказать, что я тут просто починял примус и вообще не при делах?
– Значит так, грибница, раз твоему биологическому виду мозги не положены, придется быть снисходительнее и пояснить на пальцах. Что, по-твоему, мужчина делает в отделе детской мебели? Тешит свой тайный фетиш о быстром сексе беременной?
Овсянка просто в ступоре. Она даже не понимает, что происходит, потому что ее мозг, увы, не приспособлен обрабатывать такой поток информации, а уж тонкую иронию она вообще не распознает.
– Ладно, попробую еще проще, – печально вздыхает Верочка.
Именно та «Верочка», от которой у меня в свое время кровь стыла в жилах и которая теперь медленно, но уверенно становится смыслом моей жизни.
– Снимать мужика в детском магазине, это все равно, что угонять машину без колес.
– Мы просто разговаривали, – пытается отбиваться Овсянка.
– Вот к чему приводит халатное отношение к окружающей среде и огромный поток химикатов, который заводы сливают в реки. – Моя адская козочка подпирает кулаком щеку. – Грибы научились разговаривать. Пойдем, Червинский, пока этот мутант не сожрал твой мозг.
Сейчас, когда ее острый язык и отсутствие комплексов работают на меня, я готов рукоплескать ее этой… наглости что ли. Отсутствию комплексов, умению говорить то, что думает и поступать так, как хочет. Словно у нее пожизненное разрешение от Самого Главного – говорить людям в глаза, что они дураки, если они действительно дураки.
Завидую по-черному.
Когда-тои я пытался быть собой, говорить только то, что думаю, но все это привело лишь к тому, что Марк Червинский надолго оброс имиджем «неудачника, не умеющего подкатывать к девушкам». Справедливости ради, что-то подобное случилось почти со всеми моими приятелями, потому что в наше время, девушек, готовых слышать правду вместе показательной игры мускулами – меньше, чем прилетающих из космоса осколков метеоритов.
– Червинский, что с тобой не так? – Верочка под руку утаскивает меня в отдел с детскими вещами. – Почему вокруг тебя вечно… какие-то умалишенные?
– Например, ты? – подмигиваю я.
Адская козочка берет с полки упаковку с чем-то, похожим на детские валенки, и делает вид, что собирается использовать их на мне вместо кляпа.
– Я имею ввиду, что ты вот этим всем, – она выразительно проводит по мне взглядом сверху до низу, – притягиваешь определенный сорт женщин. Тех, которые у которых на странице в инсте одно сплошное селфи а ля «Я – тупая уточка».
Я снова вспоминаю о пропавшей Бель, и у меня снова зудит где-то в районе копчика.
– Ты не пробовал… ну, не знаю… Усложнять критерии поиска? Начать смотреть не только на то, что снаружи, но иногда и во внутренний мир?
– Хочешь сказать, что я притягиваю пустышек потому что сам – пустышка?
– Хочу сказать, что чтобы поймать золотую рыбку, нужно поменять наживку.
– Так я уже поймал, – подмигиваю ей. – Кажется, на фото голой задницы, но ради чистоты эксперимента могу прочитать наизусть Лермонтова.
Адская козочка делает огромные глаза, но стоит мне открыть рот – выразительно машет руками.
– Верю, что в тебе есть скрытые таланты, – говорит так, словно только что я чем-то очень сильно ее обидел. – Поэтому, когда в следующий раз будешь искать себе спутницу на всю жизнь, попробуй пользоваться не только мускулами.
Что значит «в следующий раз»?
Я пялюсь на спину Веры, пока она увлеченно складывает в корзину для покупок детские вещи и, кажется, уже вообще забыла о моем существовании. Так, нам точно нужно еще разок обо всем поговорить, потому что моя со всех сторон гениальная невестушка, тупит в самых простых вещах. И разговор лучше не откалывать на потом, пока ее дурная мысль не обросла комом таких же дурных, высосанных из пальца «фактов».
Но телефон в моем кармане оживает и на экране высвечивается незнакомый номер.
– Да? – резко отвечаю я. Если это не что-то важное – точно буду ругаться матом, потому что время, пока разговор с Верой еще будет актуальным, безнадежно тает, а сама Молька как раз уверенно топает в следующий отдел. Кажется, с разными детскими девайсами.
– Марик? – слышу на том конце связи ломаную русскую речь.
– Я слушаю. Кто это? – Широким шагом иду за Верочкой, уже мысленно готовясь послать собеседницу на все четыре стороны.
– Это… Изабель.
– Бель? – Поверить не могу, что в жизни бывают такие совпадения. Не могу – и не верю.
– Елизавета у тебя? Я хочу забрать ее!
А вот это уже точно очень херовый мультик.
Глава тридцатая: Вера
Есть две вещи, которые нельзя изменить, хоть в книгах и всяких «ванильных» сериалах телезрительниц любят убеждать в обратном.
Нельзя перевоспитать человека после двадцати пяти. Я бы даже сказала, что это крайне проблематично уже после двадцати, но парочку случаев знаю лично, поэтому моя личная шкала «невозврата» начинается именно с первого «четвертака». Не бывает так, чтобы лентяй вдруг стал тружеником, не может случиться, что бесхозяйственная женщина вдруг полюбит варить борщи и лепить всякие крендели.
Второе «не» – это отношение к жизни. Бабники не становятся верными мужьями, тусовщицы не превращаются в показательных мамаш. Вероятно, где-то во вселенной существуют примеры обратного, разбивающие наголо мою теорию, но пока я не встретила доказательств, буду считать это аксиомой.
Марик – он словно магнит для девушек типа Поганки. Они всегда будут рядом, всегда будут виться вокруг, потому что красивый успешный мужчина – он круче, чем гигантский магнит. И рано или поздно, когда у него закончиться флер выдуманной влюбленности, он окинет взглядом вот такой же длинноногий пустой мозг, и решит: «А почему бы и нет?» И наша «сказка» о том, как Красавчик влюбился в Бабу Ягу быстро закончится. И я снова, как тогда с Егором, буду сидеть и думать: почему я позволила сделать с собой все это, хоть знала, что ничем хорошим наши отношения не закончатся?
В общем, пока я выбираю вещи для Лизы, в голове крутится только одна мысль: нужно держаться от Червинского на расстоянии. Замуж – так замуж, но после развода (который обязательно случится, потому что есть Правило номер два) у меня ничего нигде не ёкнет.
И родители, наконец, перестанут гнать меня замуж, потому что тогда у меня появится железное оправдание: «Я там уже была и мне не понравилось».
Но все равно как-то грустно.
Словно нарочно вступить в «лужу» клопов-солдатиков.
Ну и потом: кто-то же должен научить Червинского обращению с ребенком, раз его основной контингент умеет только стряхивать остатки пудры с пуховки.
Я поворачиваюсь, чтобы прихватить еще один комбинезон, и натыкаюсь на Червинского, равномерно покрытого белыми пятнами поверх загара. Он что-то говорит в трубку, и я замечаю, как нервно бьет себя по карманам пальто, словно ищет сигарету. Он же вроде не курит? Что снова случилось?
Подхожу ближе и вопросительно приподнимаю брови.
А еще говорят, что это женщины вечно во что-то вляпываются.
– Дай угадаю, – говорю я, когда Червинский прячет телефон в карман. – Объявилась «яжемать»?
– Откуда ты…? – Марик, согласно кивая, морщит лоб.
– Давай на нее заявим, а? – злорадствую я. – Жаль, у нас не практикую кастрацию в качестве наказания вот таким Кукушкам.
– Вера, – Марик еще больше хмурится, – Изабеель говорит, что у нее украли ребенка.
«Просто Мария» на выезде.
– Ну и до чего вы договорились? Свадьба, семья и детей полная варежка?
А вот сейчас я действительно злюсь. Как подумаю, что там за Изабель в слезах и обиженных соплях – хочется сграбастать Марика в охапку и унести куда-то… на Аляску, где женщины похожи на Белых медведей. Ладно, не все, но на них столько одежды, что и не разобрать. А то сначала Поганки с неба падают, потому какие-то девы, с именами принцесс, а мы с Червинским еще даже не начали превращаться в уставшую друг от друга семейную парочку. И пока еще мне совсем не все равно, какие длинные ноги вышагнут на него из-за горизонта.
– Она попросила встретиться и отвести ее к дочери. Сказала, что написала заявление о похищении сразу же, как поняла, что девочки нет.
– Ну, если написала, то найти его не проблема. – Кстати, возможно, пока мы тут собираем приданное для кукушонка, полиция уже сопоставила найденыша и заявление о похищении. – Ладно, поехали посмотрим на эту твою «яжемать».
Понятное дело, что коляску и кроватку, и всякую мебель оставляем, но вещи для Лизы берем. На всякий случай.
А когда через полчаса заходим в кафе, где Кукушка назначила встречу, я вижу перед собой… ну, Барбару Палвин, как минимум[1]. В слезах, с запухшими глазами и без намека на макияж, она все равно выглядит так, что хоть сейчас на обложку журнала.
И, конечно, тут же падает Марику на грудь, что-то очень сбивчиво тараторя на итальянском.
Прямо воссоединение Ромео и Джульетты: двадцать лет спустя. Только Джульетте лет двадцать максимум.
[1] Барбара Палвин – модель и один из «ангелов» бренда элитного женского белья «Victoria's Secret» Марик, нужно отдать ему должное, старательно отдирает от себя этот прекрасный, как солнце, кусок скотча и на всякий случай какое-то время силой удерживает на вытянутых руках, потому что ревущую итальянку тянет к нему, словно намагниченную. А я смотрю на эту немую сцену и пытаюсь предугадать, какой вариант развития событий нам сейчас разыграют. Нет, я, конечно, не зараза и не стерва, и в любом споре всегда на стороне женщин, но иногда сама природа подсказывает характерной болью в заднице: готовься, подруга. Сейчас тебя будут грамотно разводить, не теряй бдительность!
В общем, когда становится понятно, что добровольно эта истерика стихнет еще не скоро, я волнорезом становлюсь между этими двумя. Потом главное не забыть напомнить Червинскому, что он должен мне за отчаянную отвагу, потому что итальянки – те еще любительницы пускать в ход не только сопли, но и ногти на пару с зубами.
– Так, предлагаю всем успокоиться, – говорю я именно тем тоном, который не раз выручал меня, когда офис Клеймана испытывала на прочность очередная обманутая жена.
Это почти тоже самое, что итальянка, но еще и со встроенной функцией «убийственного взгляда». – Давайте сядем за стол, выдохнем и попробуем поговорить без эмоций.
– Кто она? – спрашивает итальянка, разглядывая меня так, словно перед ней какое-то насекомое. – Почему она говорит?
– Надеюсь, Червинский, твое сопливое прошлое просто неверно использует падежи, потому что я как никогда близка к тому, чтобы превратить чье-то хорошенькое личико в повод носить маску двадцать пять часов в сутки.
Марик кое-как усаживает девицу за стол, а сам садиться напротив и за руку усаживает меня рядом, бедро к бедру. Итальянка разглядывает нас пару мгновений, но как только замечает, что под моим пристальным наблюдением, снова переводит взгляд на Марика.
Как будто меня тут и нет.
– Бель, знакомься, это – вера, моя невеста. У нас свадьба через пару недель.
Марик берет меня за руку, а я, как бы невзначай, выкладываю наши руки так, чтобы Артистка погорелого театра во сей красе рассмотрела мое кольцо. Чем раньше она поймет, что тут ей ловить нечего по крайней мере в ближайшее время), тем лучше для всех нас. Потому что, хоть у нас с Червинским все странно и непонятно, по крайней мере сейчас он со мной и я не собираюсь уступать его какой-то Кукушке.
– Изабель, – представляется она, мазнув по мне все тем же непонимающим взглядом.
Видимо в ее картине мире, все должно быть по правилам и законам природы: красавчики влюбляются только в красавиц. А я, хоть и не комплексую по поводу своей внешности, все же не дотягиваю до личика «ангела Виктории-сикрет». – Елизавета у тебя? Ты ведь не отдал ее… никуда?
Марик открывает рот, но я успеваю лягнуть его под столом и заглушаю недовольный вздох громким встречным вопросом:
– Изабель, а с чего ты взяла, что твоя дочь – у Марика?
– Наша дочь, – поправляет она.
– Это еще доказать нужно, – не тушуюсь я. Ох уж эти мне мамаши-потеряшки: только что рыдала по ребенку, а теперь готова глотку порвать, доказывая, что он – из с Червинским плод любви. Причем грубо и топорно. И это тоже странно, потому что если история с похищенным подкидышем – ее рук дело, то все это можно было сделать куда изящнее. А не вот так – почти сразу выдавать свои очень недвусмысленные планы.
– Марик, что она говорит? – снова заводит старую пластинку итальянка, но Червинский играет в моей команде и просит ответить на вопрос, потому что его он тоже очень интересует. Кукушка берет салфетку и начинает энергично вытирать нижние веки, хоть слез там нет и в помине. – Моя подруга, Наташа, сделала это.
– Вот что за время, – «возмущаюсь» я. – В мою молодость подруги просили блеск для губ.
– Молька, – наклоняется к моему уху Марик, – если ты будешь так очаровательно иронизировать в ответ на каждую ее фразу, то я точно утащу тебя в туалет и совсем не для того, чтобы поговорить по душам.
Все-таки он засранец, потому что от этого хриплого баритона у меня в голове становится странно облако от разноцветного тумана, а выводок личных чертей требует продолжить нарываться, чтобы получить обещанный «душевный не_душевный разговор».
Но надо разобраться с итальянкой, пока она не переусердствовала и не поверила сама себе.
Глава тридцать первая: Вера
– Когда я узнала, что беременна, мы уже давно были не вместе и я хотела тревожить тебя, – начинает свою историю Кукушка.
Если она и дальше будет говорить таким же полуживым голосом, я просплю кульминацию и развязку, так что на всякий случай усаживаюсь в максимально неудобную позу и делаю большой глоток кофе.
– Но я хотела ребенка, – всхлипывает Изабель. – Марик, ты знаешь, что семья всегда очень много для меня значила. – Судя по выражению лица Червинского, тут Кукушка ничего не приукрасила. – Но мой отец – ревностный католик: как только узнал о том, что у меня будет ребенок без законного мужа – лишил меня денег и поддержки, и потребовал, чтобы я сделала аборт. Я отказалась, потому что любила малыша с тех пор, как узнала, что во мне поселилась новая жизнь!
Я правда очень стараюсь не зевать, но уже сейчас эта история от идо нашпигована банальностями и шаблонами. Словно однажды это чудо природы село читать тупой дамский романчик, а потом вдруг подумала: а почему бы и мне так не сделать?
– Так я осталась совсем одна: в пустой стране, без возможности оплачивать учебу и без денег, чтобы снять жилье. Я пыталась найти работу, но без образования меня взяли только на кухню, мойщицей. С трудом сводила концы и концы.
– Концы с концами, – поправляю я, и на этот раз уже Марик топчется по моей ноге.
Чтобы я не слишком терзала бедное небесное создание.
– Так я познакомилась с Наташей. – Изабель, не обращая внимания не мои слова, продолжает развес лапши. – Она работала на выдаче и искала соседку по комнате. Мы стали жить вместе. Я рассказала о том, кто отец ребенка и что я не хочу привлекать его к воспитанию, потому что гордая и не хочу обременять мужчину нежеланным ребенком.
– И великодушная Наташа просто не могла пройти мио такой несправедливости, поэтому решила стать вестником правосудия.
– Вера, я же серьезно говорил насчет «уединения», – еще более низким голосом напоминает Червинский, и на этот раз у меня приятно теплеет в области затылка. – Еще пара словечек – и, обещаю, завтра ты просто не сможешь сидеть.
Надо бы напомнить ему об этом обещании в более подходящей остановке.
А пока подпираю щеку кулаком и снова пытаюсь делать вид, что хотя бы что-то в этой сказке похоже на реальную историю.
– Она говорила, что я должна найти тебя и обязательно рассказать о ребенке, что ты обеспеченный мужчина и можешь позаботиться о нас с Елизаветой, но я отказалась и просила ее не вмешиваться в твою жизнь. А когда неделю назад меня уволили из кафе, и я оказалась без денег с малышкой на руках, Наташа сказала, что либо я сама найду тебя, либо это сделает она.
Кукушка снова вытирает несуществующие слезы, а потом выразительно втягивает капучино через трубочку, как будто это самое вкусное, что она ела за последние дни.
Правда, если уж на то пошло, одета итальянка в самом деле скудно: это даже не сток, а что-то мешковатое, что явно не по размеру и уже кем-то ношеное, причем лет сто назад.
Но я лучше откушу язык, чем озвучу выводы вслух, чтобы эта аферистка думала, будто кто-то здесь может повестись на ее маскарад. В наше время «секонд-хендов» на каждом углу, одеться бомжом – дело пяти минут и тысячи рублей.
– Пару дней назад я очень сильно отравилась, у меня держалась высокая температура, и я попросила Наташу присмотреть за Елизаветой. Крепко уснула, а когда проснулась, то моей дочери… уже не было!
Снова град слез и удачная попытка схватить Марика за руки. Если она и дальше будет так же лихо подсекать, то у меня уведут жениха прямо из-под носа.
К счастью, Марик сам освобождает руки, и нарочно придвигается плотнее к моему бедру.
– Так это Наташа сказала тебе, куда и кому отнесла Лизу? – уточняет Марик.
– Нет, Наташа куда-то пропала! – энергично мотает головой итальянка. – Ее вещей нет, и она не отвечает на звонки. Но когда я поняла, что Елизаветы нет, то у меня словно… сделалось темно в голове!
– Разум помутился, – снова исправляю я.
– Я написала заявление в полицию, а потом подумала, что Наташа могла просто отнести ребенка тебе. – Темные и влажные, как у лани глаза, смотрят на Червинского с благоговением, словно от него зависит – жить ей или умереть. – Поэтому позвонила. Я просто хочу вернуть свою дочь, мне ничего не нужно! Я хорошая мать!
– Без работы и без денег, – обозначаю самое малое, что уже развенчивает ее образ.
– Она у тебя?! – вдруг начинает голосить Кукушка, пытаясь то ли перетянуть на себя Марика, то ли вскарабкаться на стол. – Я хочу видеть дочь! Где она?! Я умираю без нее!
Мое сердце болит!
Я качаю головой, прикладываю ладонь ко лбу, изображая тех чуваков с демотиваторов «фейспалма» и замогильным голосом говорю:
– Проверь чек, Червинский: сто процентов тебе всучили бесплатных клоунов к десерту.
Одно я вынуждена признать со всей ответственностью: девушка явно хорошо подготовилась. Не будь у Червинского тяжелой артиллерии в моем лице, она бы давно развела его этими трагическими слезами и большими печальными глазами. Не зря же она даже сейчас, пытаясь повиснуть на локте Марика, нет-нет – да и посмотрит в мою сторону. Как одна актриса всегда оценивает игру другой, мы хорошо понимаем друг друга.
На самом деле, у моего поведения есть цель, хоть высмеивать этот цирк мне искренне понравилось. Когда-то вычитала уже и не вспомню где, что лучший способ вывести человека на его истинные эмоции – выгнать его из зоны комфорта. Аферисты, которые разводят несчастных пенсионеров, разыгрывая перед ними заранее спланированный сценарий, явно забудут реплики по списку, если после милой бабульки на порог выйдет зловредный дедок с охотничьим ружьем. С итальянкой все то же самое: она видит, что ее спектакль на грани краха, начинает нервничать, пытаться что-то исправить и, в итоге, совершает ошибки. Вот, например, одна из самых главных – она уже нее смогла скрыть, что оценивает мою реакцию. Какая мать, потерявшая ребенка, будто заморачиваться такой чушью, как мнение совершенно незнакомой ей тетки? Я бы точно всех слала лесом и перегрызла глотку любому, кто хоть на минуту задержит меня вдали от малыша.
С другой стороны…
У Марика звонит телефон и после короткого скупого разговора, Червинский наклоняется к моему уху и шепотом говорит:
– Заявление о похищении действительно есть.
Не то, чтобы это такая уж неожиданность, но я была уверена, что отсутствие заявления будет самым лучшим способом поймать аферистку на лжи. Интересно, на что она рассчитывала, когда придумывала историю с похищением? Что Червинский вдруг воспылает родительскими чувствами и осыплет дитятко баснословными богатствами и колясками от «Феррари»? Дитятко и его маму, само собой. Но ради этого достаточно было просто с ним встретиться.
Тут что-то другое.
– Я хочу видеть дочь! – упрямо, как заведенная, повторяет итальянка, цепляясь в Марика, словно клещ. У нее и руки очень характерные: тонкие, сухие, с шишковатыми суставами, потому что на них реально почти нет мяса. – Отвези меня к ней.
Марик поглядывает в мою сторону с немым вопросом во взгляде, но на этот раз я просто пожимаю плечами. Его это ребенок или нет – еще предстоит выяснить, как и вывести на чистую воду эту драматическую Кукушку. Но ребенок-то тут причем? Девочка не виновата, что ее угораздило родиться не у той матери. Главное, что будет потом. А раз судьба забросила ее к нам с Червинским, значит, мы не имеем права от нее отвернуться.
Как в свое время от меня не отвернулись мои родители.
Я быстро отгоняю эти мысли, распрямляю спину и выхожу на сцену уже в новом амплуа.
Внезапность – наше все. Пока Кукушка будет пытаться угадать, что у меня на уме, я зайду через черный ход и взломаю ее мозги.
– Ну раз так, предлагаю уладить все дела с ребенком и вернуть Лизу ее матери.
Итальянка хлопает глазами, настороженно кивает.
Посмотрим, что ты будешь делать теперь, когда получишь ровно то, чего «хочешь».
Ведь взяв дочь на руки, эта прошмандовка должна будет срочно запустить следующую часть плана, под названием – «Приватизация Червинского и всех его капиталов».
