Текст книги "Секрет (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава двадцать третья: Антон

– Зачем тебе улитки? – Марик ходит вдоль рядов с террариумами, разглядывая – и не без отвращения – их обитателей.

Я оставляю его вопрос без ответа: он и так увязался за мной, потому что мы договорились вместе выпить кофе и заодно обсудить пару общих тем. А зоомагазин, где я заказал террариум, как раз на противоположной стороне улицы.

– Нет, серьезно, старик, ты их есть будешь?

Марик делает такое лицо, будто его сейчас обильно стошнит слизняками, как того рыжего пацана из фильма о Гарри Поттере.

Консультант – милая женщина преклонных лет, как раз выходит из подсобки с контейнером, в котором, как я понимаю, те самые улитки. Их привезли под заказ, и сейчас мне дико думать, что я потратил почти час времени, выбирая для Туман… улиток, в которых, само собой, сам ни черта не разбираюсь. И, по правда говоря, понятия не имею, смогу ли когда-то взять эту гадость в руки. Радует только то, что улиткам совсем не нужно бороздить просторы моей квартиры, они не прихотливы в еде и могут существовать практически без моего участия. Но, конечно, за ними нужен уход, так что, надеюсь, Таня не шутила, когда озвучивала свое желание принести в мое холостяцкое жилище Шустрика, Быстрика или Торпеду.

Я выбрал двух улиток-альбиносов (одну еще с сиреневой полоской на спине) и третью – в темном, почти черном панцире. Женщина как раз показывает всех по очереди, и постоянно говорит, что это только сейчас они маленькие, но при должном уходе и с учетом объема террариума, который уже делается с учетом всех моих пожеланий, они вырастут настоящими большими красавицами. Или красавцами, потому что улитки – гермафродиты.

– Вашей девочке понравится, – широко улыбается женщина, а мне хочется чертыхнуться в голос, потому что когда она начала расспрашивать, какую бы улитку я хотел, имел неосторожность ляпнуть, что это – для моей девочки. Еще и удивился формулировке. До Туман я ни одну свою любовницу «девочкой» не называл. Хотя, малышками тоже. Да и прозвищ тоже не придумывал.

– Ты покупаешь своей бабе слизняков? – Марик громко ржет. А потом стопорится, словно конь, которого слишком резко рванули за повод, и уточняет: – То есть, период дрочки закончен? Ну, Клейман, я тебя поздравляю.

Женщина смотрит на меня так, будто это я только что оскорбил ее в лучших чувствах. На всякий случай побыстрее со всем соглашаюсь и буквально в спину выталкиваю друга из магазина.

– С кем ты связался на этот раз, дружище? Со страстной любительницей экзотики? – не унимается Марик. – Надеюсь, у нее есть ручной питон? – Тычет меня локтем в бок и заговорщицки громко шепчет: – Помнишь ту стриптизершу с желтой змеей?

– Заткнись, – беззлобно остужаю его пыл.

– Слушай, а если серьезно – кто она?

Я раздумываю, стоит ли говорить этому балаболу хоть пол слова, но мне интересно, что он скажет. Марик – это же лакмусовая бумажка среднестатистического холостяка «немножко за тридцать», можно сказать – его реакция на наши с Таней тринадцать лет как раз будет «средней по больнице».

– Студентка, второкурсница. Ей девятнадцать. – Это все, что он от меня услышит, но больше и не требуется.

– Потянуло на молодое мясо, Клейман? – присвистывает Марик, и быстро подсчитывает в голове нашу разницу в возрасте. – Одобряю: цыпочки в этом возрасте дуреют, у меня в прошлом году была – затрахивала до мозолей на корне.

– В прошлом году? – пытаюсь вспомнить, когда это у Марика была молоденькая девчонка, хоть при его образе жизни – это задача не из легких.

– Лина же, – подсказывает он.

– Лина? – В памяти всплывает жгуча брюнетка выпуклая спереди и сзади. Я и видел-то их вместе всего пару раз. – Серьезно?

– Ей было девятнадцать, – хвастается Марик.

«А выглядела на все тридцать», – про себя добавляю я. Может, конечно, там и было что-то юное, но под толстым слоем штукатурки она и тогда казалась одного с ним возраста, а мы с Мариком ровесники.

Но в общем, эксперимент удался: нетрудно догадаться, что для всех я буду просто мужиком, который трахает малышку, а она – малышкой, у которой «папик».

Телефон в моем кармане оживает, и я не без удивления вижу в вайбере аватарку знакомого бегемотика.

ТУМАН: Я снова на связи!

ТУМАН: Соскучилась, мой Мистер Фантастика!

Я: Планы те же.

Она долго не отвечает. Ну как долго: при том, что обычно пишет в течение минуты, сейчас проходит уже десять, а ее статус так и висит в состоянии «Туман печатает…». «Войну и Мир» она там, что ли, пересказывает вольным стилем?

Но сообщение приходит короткое, буквально из нескольких предложений.

ТУМАН: Нина знает, что я не ночевала у бабули. Пришлось сказать, что у меня кто-то есть, хоть она и так догадалась. Но она не знает, что «кто-то» – это ты. Так что, ты по-прежнему мой «Секрет», Дым.

Я останавливаюсь около урны, в пару затяжек выкуриваю и выбрасываю сигарету.

В башке актуален только один вопрос: что бы я делал, если бы уже сегодня Туманов узнал, что его любимая младшая дочурка провела ночь в моей постели?

******

У меня нет ответа на простейший вопрос, а ведь обычно мой мозг без труда разгадывает более сложные задачи.

Но вариант «все закончил» тоже вертится в моей голове. Вертится и неприятно раздражает, так что я просто забиваю на него болт.

– Так что насчет выходных? – спрашивает Марик, когда догоняю его у перекрестка.

– А что насчет выходных? – Сообщение Тани так лихо вышибло все другие мысли, что сейчас мне требуется хотя бы секундная пауза, чтобы вспомнить, ради чего мы с ним сегодня встречались.

– Слушай, я понимаю, что у тебя резвая цыпочка, но, бля, мужик, врубай уже верхнюю голову.

Точно, у Марика в субботу День рождения, и по этому поводу он устраивает гулянку загородом. Приглашает только узкий круг друзей, и я просто не могу сказать ему «нет», хоть планировал провести воскресенье с Таней.

– Бери ее с собой, – предлагает друг. – Места всем хватит.

И эта мысль неожиданно порабощает мой мозг. У Марика, хоть он и любитель оторваться, вот такие торжества для своих проходят пристойно, потому что там обязательно будет его сестра с мужем и их маленьким сыновьями и еще пара его женатых или не свободных приятелей. Обычно, единственные холостяки там – это мы вдвоем. Эта мысль настигает меня только сейчас, но так уж выходит, что ни одна из моих предыдущих любовниц никак не выходила за пределы повседневных дел, и тем более я не выводил ее в узкий круг своих друзей. Максимум – пара встреч в баре, но точно не почти семейные торжества.

– Если что, – Марик толкает меня плечом, – посадим твою девочку за стол с моими племянниками и будет пить шипучку.

Его племянникам три и пять лет и, конечно, Марик валяет дурака.

Но даже сейчас я понимаю, что мне придется очень нелегко избавиться от мысли о том, чтобы провести рядом с малышком все выходные вместо того, чтобы не провести ни один из них.

Я забираю Туман там, где мы и договорились: она уже на месте, когда я подъезжаю, и быстро забирается в машину, тянется, чтобы поцеловать меня и смешно морщит нос, царапаясь румяными от мороза щеками о мою щетину. Отголоски их с сестрой разговора до сих пор без труда читаются на ее лице: тревога во взгляде, натянутая улыбка.

– Рассказывай, – предлагаю я, выруливая на дорогу.

И она рассказывает. Хорошо, что без подробностей, только по существу.

Из ее рассказа выходит, что Нина не знает, с кем она может встречаться, но я знаю чуть больше. Например, тот наш с Тумановой разговор о часах, когда она ясно дала понять, что заметила то, чего пока не заметили ее родители. Возможно, сейчас у нее недостает кусков пазла, чтобы сложить середину картины, но как только они появятся…

Мы с Туман играем с огнем. Точнее, играю я, причем тупо сую башку в самый жар.

– Она меня не выдаст, – добавляет Таня. В ряд ли осознает, что за минуту уже третий раз повторила эту же фразу, но в разных вариациях. – Дым, я не хочу… – Запинается, царапает короткими, обрезанными почти под корень ногтями, ремень безопасности. – Мы ведь не расходимся из-за этого?

На самом деле, именно сейчас, пока еще не рвануло, нам бы лучше всего и разбежаться, но… Понятия не имею, что это за «но», и откуда во мне посреди дня вдруг вылезло настолько странное противоречие, но факт остается фактом: вместо того, чтобы отпустить Таню на все четыре стороны, я предлагаю ей провести вместе выходные.

– Ты… серьезно? – Минуту назад обеспокоенное лицо вдруг наполняется светом сумасшедшей улыбки, и я тупо усмехаюсь в ответ. – Правда?

– Я похож на шутника?

– Ты похож на моего Мистера Фантастику, – счастливо ежится малышка.

В эту минуту мне нее хочется думать ни о ее сестре, ни о том, что Туманов почти наверняка попытается меня убить, если правда о нас всплывает наружу. Или – этот вариант все более реален – «когда» она всплывет.

Глава двадцать пятая: Таня

Проходит несколько дней, каждый из которых я провожу под девизом: «Сегодня у меня точно будут неприятности». Во-первых, потому, что до сих пор не могу поверить, что Нина меня не выдала, во-вторых из-за того, что на горизонте моей личной жизни ни облачка. Мы с Антоном не видимся до самого утра субботы, но постоянно перезваниваемся и вечерами у меня есть целый час или даже два, когда мы обмениваемся десятками сообщений. Часть из них настолько «горячего» содержания, что мой телефон не плавится только потому, что он в красивом стальном корпусе. Мой подарок. Мой первый в жизни подарок от мужчины, и я пройдет еще куча времени, прежде чем я перестану как ненормальная сдувать с него пылинки.

В пятницу утром я говорю родителям, что проведу у бабули вечер пятницы и все выходные. Никто не возражает, потому что бабуля уже в том возрасте, когда всем будет спокойнее, если хотя бы пару дней в неделю за ней кто-то будет присматривать.

Вечером мы с ней делаем целую гору блинчиков и, под мед и липовый чай, до поздней ночи смотрим старые советские комедии. Иногда мне кажется, что я немного потерлась во времени, потому что не люблю ни американские блокбастеры, ни пошлый современный юмор, зато, хоть мне всего девятнадцать, могу по цитатам пересказать фильмы Эльдара Рязанова и Гайдая. Бабуля говорит, что так работает мой внутренний компас, и мне вообще не хочется комплектовать из-за того, что я ничего не знаю о вселенной Марвела.

Антон заезжает за мной около девяти, по случаю выходного без привычных мне костюма и рубашки, а в толстовке с капюшоном и потертых джинсах. И мне нужна пара минут, чтобы привыкнуть к нему такому… совершенно по-другому, по-особенному, горячо и невозможно сексуальному. В костюме он похож на мужчину, на которого хочется смотреть больше, чем дышать, но в «мальчишеской» одежде он превратился в хищника, которому я готова отдаться просто по одному движению брови.

Пока Мой Мужчина забрасывать сумку в багажник, я хожу за ним след в след, словно кошка, и все-таки ловлю момент, чтобы прижаться к нему сзади, сцепить руки на животе. И плевать, что сегодня особенно сильный мороз и мои пальцы без варежек вот-вот смерзнуться намертво.

– Вкусно пахнешь, – говорю ему между лопаток. – Я бы тебя съела, знаешь?

– Предполагается, малышка, что это я должен говорить такие вещи и несколько в другой ситуации. – Он старается быть серьезным и его практически не прошибить, но все-таки я ловлю крошечную игривую нотку в ответ на мои откровенные признания.

Несколько дней назад девчонка из нашего чата «Матрешек», весь вечер лила виртуальные слезы из-за того, что, вдохновившись моей смелостью, тоже решила сделать первый шаг и признаться парню, что он ней нравится. И… получила грубый посыл на три буквы. Мы все, как могли, успокаивали ее и поднимали срубленную под корень самооценку хотя бы до слабого ростка. И я до сих пор думаю о том, что ведь мой Антон тоже мог оттолкнуть меня, обозвать малолеткой или что-то в таком духе, и чем больше я об этом думаю, тем сильнее в него влюбляюсь.

Это химия, которой не учат на школе и университете.

– Твоей сумкой убить можно. Что ты туда положила?

– Пару книг, конспекты, ноутбук.

– Собираешься учиться? – Он точно очень удивлен.

Я поднимаюсь на цыпочки, прихватываю зубами краешек его уха и говорю:

– Работаю на «зачетку», Дым. Очень уж понравилась демо-версия.

Дом его друга примерно в часе езды за чертой города. Когда приезжаем, то в глаза сразу бросается еще несколько машин и заметное оживление во дворе. Антон выходит первым, открывает дверцу и ловит меня, потому что я неловко уставлю ногу и чуть не завались набок.

– Это ты называешь «с ногой все в порядке»? – хмурится Мой Мужчина.

– Просто я в принципе неуклюжая, всегда, а не только, когда с поломанными ногами.

Он качает головой, обнимает меня за плечи, разворачивает в сторону дома – и мы останавливаемся, потому что на пути вырастает женщина в пушистой серой шубке, с гладкими волосами (явно после дорогих салонных процедур) и со взглядом, в котором топит меня совсем не в романтическом смысле.

Пальцы Антона на моем плече сжимаются сильнее, он тянет меня под подмышку, как будто хочет прикрыть собой от прицельного арбалетного выстрела.

– Клейман, – спокойно говорит брюнетка, продолжая смотреть только на меня.

– Славская. Тебя сюда каким ветром?

Она чуть не под нос сует ему ладонь с кольцом на безымянном пальце. Этим камнем точно можно убить.

– Поздравляю. Еще раз.

Женщина делает шаг вперед, нарочито собственническим жестом кладет «окольцованную» руку ему на грудь и говорит голосом сытой и довольной кошки:

– Спасибо за ту ночь, Клейман.

Мой больная ревнивая фантазия тут же рисует самые немыслимые непристойности, какие могут быть и, чтобы не натворить глупостей, я настойчиво освобождаюсь и просто иду дальше. Вообще не разбираю пути, только чудом не протараню лбом дерево.

Что еще за «та ночь?»

*******

От моего хорошего настроения не остается и следа. Я пытаюсь уговаривать себя держать все плохие мысли под замком и не давать им ни единого шанса, но в голове все время звучит «та самая ночь» и я останавливаюсь только когда упираюсь в крыльцо дома. Дома, который даже не заметила, потому что пред глазами стояли картинки «ночи», моего дыма и той жгучей красотки.

У них точно была «ночь». И не одна. И после меня… тоже?

– Эй, привет, Ромашка!

Я поднимаю голову, без особого интереса разглядывая стоящего передо мной молодого мужчину – ровесника моего Антона. Они примерно одного роста и сложения, и у этого тоже щетина, но более лаконичная, и волосы темно-русые. Глаза яркие, синие, как будто это не их натуральный цвет, а линзы. На улице мороз, а он стоит в одной футболке «в облипку», на которой написано: «Горячий и Жгучий».

– Привет, Перец, – брякаю первое, что приходит в голову, после того, как мой сейчас не очень исправно работающий мозг, соединяет в голове два слова с его футболки.

– Ты чья, Ромашка? – Он спускается с крыльца, протягивает мне чашку с чем-то горячими я на автомате делаю большой глоток. Горло обжигает крепким алкогольно-коричным вкусом. Перец смеется, забирает гремучую смесь и говорит: – Малышка Клеймана?

– Я его любовница, – отвечаю без заминки.

Кажется, мой ответ его впечатляет, потому что Перец присвистывает, потом бросает взгляд через мое плечо, и себе под нос бормочет:

– Блядь. – Смотрит на меня, передергивает плечами и под спину заводит в дом, где уже беспощадно гремит музыка. – Вещи можно оставить на вешалке, она сразу за дверью. Ваша комната на втором этаже, направо. Располагайся, Ромашка.

То есть, это и есть Марик – хозяин и именинник. И сейчас он довольно вежливо предложил мне пока что уйти подальше и не вмешиваться во взрослые разговоры.

Дом у него огромный – я теряюсь в гостиной, выбирая одну из двух лестниц, которые ведут в разные стороны. Наугад выбираю правую, поднимаюсь – и оказываюсь в небольшом светлом коридоре с несколькими дверьми по обе его стороны. На первой приклеен стикер в форме арбузной дольки и на нем написана незнакомая мне фамилия. Фамилию Антона я нахожу на самой последней двери, той, что в торце. Вхожу внутрь и, не осматриваясь, сажусь на большую двуспальную кровать.

Та самая ночь?

С трудом подавляю желание прямо сейчас забраться под одеяло с головой и попытаться хоть там спрятаться от болезненного воображения, в котором мой Антон и та… женщина, вместе, голые, в его большой кровати.

Мне кажется, что проходит миллиард лет, за который на какой-то другой планете уже успели вымереть динозавры, а Антона все нет. И гул музыки под ногами колотит в чувствительные пятки, словно у меня на них мембраны Человека-амфибии. С трудом заставляю себя встать, подхожу к окну – и упираюсь в них взглядом. Они просто разговаривают, ничего такого, но меня выжигает одна мысль о том, что между ними в этот момент просто есть вакуум одного дыхания. Хочется разбить окно и закричать, что мне это нее нравится. Так сильно не нравится. Невыносимо сильно.

Пока эта мысль перестает казаться настоящим безумием, Антон огибает брюнетку и идет в сторону дома. А она, хоть и вышла нам навстречу, идет следом, словно приставучий хвост.

Я просто знаю, что вот так же она и будет ходить за ним все два дня, что мы проведем здесь. Независимо от того, приехала эта «прилипала» с тем мужчиной, кто одел ей на палец кольцо или оказалась здесь каким-то другим странным способом. Оптимистка во мне говорит, что это не страшно: подумаешь, просто мутный осколок прошлого Моего Мужчины, который случайно и временно заслонил наше безоблачное настоящее, но те слова все равно торчат в моей голове.

Это может показаться странным и нереальным, но хоть мы находимся за городом и ограничены одной территорией, у нас даже нет возможности нормально поговорить. Пока мужчины занимаются мангалом, шашлыками, перетаскивают мебель и делают кучу других мужских дел, я пробираюсь на кухню, где знакомлюсь с Катей – сестрой Перца. Она милая, и мы как-то сразу находим общий язык. Слово за слово, именно от нее я узнаю, что та брюнетка приехала сюда с одним из друзей Марика в качестве его невесты. Что у них была недолгая размолвка, но сейчас «тот самый, приятный период примирения».

«Именно поэтому она смотрит на моего Антона, как удав на кролика», – мысленно иронизирую я, хоть уже выть хочется от злости.

Может быть, Мой Мистер Фантастика «утешал» ее как раз в тот период размолвки? И может поэтому придумал ждать до моего девятнадцатилетия? Если у него есть женщина, то, конечно, он может спокойно относится к отсутствию секса со мной.

«Но ведь он сказал, что пока мы вместе – он только мой».

Я мотаю головой, пытаясь воскресить в памяти точную фразу, но ничего не получается.

Мы с Катей идем в гостиную, чтобы разложить подушки и пледы: в доме еще не очень налажено отопление и пока гости не «согреются» за праздничным столом, пледы точно не помешают. И там я снова натыкаюсь на Прилипалу, как раз за спиной моего Антона.

Стопка подушек валится из моих рук, потому что я точно видела, что за секунду до того, как мы вошли, она держала его за локоть.

Мы с Дымом скрещиваемся взглядами, он делает шаг ко мне – и я просто сбегаю. Пячусь в сторону входной двери, бормочу какую-то ерунду и вылетаю на крыльцо как есть: в одном свитере, без верхней одежды.

– Пойдем лепить снеговика!

Хватаю валяющихся в снегу мальчишек – сыновей Кати – и веду их подальше от дома, чтобы наглухо прибить желание вернуться и… просто выораться своему Мужчине, как невыносимо сильно, до кровоточащего сердца, я его ревную.

Глава двадцать шестая: Антон

– Я хрен знал, что Пашкина невеста – твоя Славская! – шипит Марик, когда я спрашиваю, откуда она тут взялась. – У них что-то замутилось быстро, месяца за три.

Ну да, блядь, именно столько я уже один. Был один. До Тани.

– Она не моя, – обрубаю Марика.

– Слушай, старик, я реально не знал. – Марик корчит грустную рожу.

Отмахиваюсь от него, потому что не понаслышке знаю, что в жизни случаются еще и не такие дерьмовые совпадения.

– Пашку на работу вызвонили, рано утром отчалят, – говорит Марик. – Он и сейчас уехал до вечера

А до того времени, Славская будет затрахивать мой мозг. Отличные выходные.

Я пару раз пытаюсь поговорить с Таней, но она как нарочно все время чем-то занята и даже не смотрит в мою сторону. Только по упрямо сведенным к переносице бровям и поджатой нижней губе понимаю, что малышка уже успела накрутить себя до состояния торнадо. Конечно, она же не знает, что «та ночь» была ночью, когда я выставил свое прошлое за порог. И, конечно, я не идиот, который не понимает, что Славская нарочно выбрала именно такую формулировку. Женщины бывают редкими суками – я достаточно на таких насмотрелся за всю свою практику.

И «на закуску» – Таня просто убегает на улицу. С одной стороны, я рад, что нет ни истерик, ни крика, ни бурного скандала на людях. С другой – она слишком «громко» делает вид, что ничего не произошло.

– Поднимусь наверх, – говорит Катя, – там, кажется, было лишнее покрывало.

За окнами уже вечереет, но еще достаточно светло, чтобы я хорошо видел Таню через окно: она уже катает с мальчишками большой снежный ком, дает забросать себя снегом и только на секунду останавливается, чтобы смахнуть с волос шапку снега.

Бля, она вышла без куртки и трясется, как осиновый лист.

– Мне кажется, ты еще не в том возрасте, когда уже тянет на школьниц, – догоняет в спину голос Славской, пока я ищу на вешалке Танин пуховик и свой шарф. – Не слишком рано переходишь не в ту возрастную категорию, Клейман?

Я возвращаюсь к ней, не сбавляю шагов даже когда между нами остается меньше метра. Славская пятится к дивану, натыкается коленями на препятствие, усаживается кулем.

– Значит так. Отъебись от меня и моей женщины, это понятно?

– Антон…

– Это понятно? – повышаю голос.

Она рассеянно кивает. Я умею быть злым. Умею говорить так, чтобы было страшно и очко играло, но обычно не пользуюсь этими приемами с теми, кто слабее и тем более – с женщинами. Но сейчас делаю это почти с удовольствием.

Я выхожу на улицу, пытаюсь поймать Таню, но она несколько раз «случайно» уворачивается. В конце концов, просто хватаю ее курткой, даже не поворачиваю к себе лицом – просто заставляю просунуть руки в рукава. Катины мальчишки наблюдают за нами двумя парами темных мышиных глаз.

– Туман…

Она вырывается, берет снежный ком и пытается поставить его на первый шар снеговика.

Вот же упрямая.

Беру ее за талию и под дружный мальчишеский визг, поднимаю на полметра. Малышка пыхтит и сопит, сосредоточенно «приделывает» снеговику грудь. Когда дело сделано, поворачиваю ее к себе, перехватываю под колени, чтобы сцепить их у себя на талии.

– Я тебя ревную… – Зеленые глаза мокрые от слез. – Ко всем женщинам в мире. Так сильносильносильносильно…

– Маленькая ревнивица.

– Большая, – поправляет она, растирая слезы об мою щеку.

Такая теплая и искренняя. Без наигранного «статуса», без попыток сломать мой мозг, без ультиматумов.

– Я принес шарф для снеговика, – говорю ей на ухо.

И реально дурею от того, как отчаянно сильно малышка сжимает меня руками и ногами.

*******

Несколько минут мы так и стоим: на фоне недоделанного снеговика, в обнимку, и два пацана начинают недовольно на меня косится за то, что отобрал у них Таню.

– Не было никакой «ночи», – нарочно крепче сжимаю руки на бедрах малышки, потому что заранее угадываю ее реакцию. Туман вздрагивает, пытается сползти вниз, прячет лицо, как будто только что я не видел ее заплаканных глаз. – Она пришла после ругани со своим мужиком, я вызвал такси и отправил ее домой. Все.

Малышка осторожно поднимает взгляд, и в эту минуту она выглядит такой трогательно-взволнованной, что приходится напомнить себе и о возрасте, и о том, что тут дети и при них не очень-то хорошо набрасываться на Туман с поцелуями. Вряд ли Катя порадуется, что я провел ее пацанам ликбез по засовыванию языка девочкам в рот.

– Туман, если я с тобой, то я – с тобой. – Приходится несильно поддеть носом ее нос, чтобы она подняла голову выше. – Ты должна мне доверять, малышка, или ничего не получится.

Она усердно кивает и в знак примирения, и только после этого я ставлю ее на ноги.

– Нужно закончить снеговика, – уже с деловым видом, говорит Туман.

Самому тяжело в это поверить, но следующий час я провожу вместе с малышкой и двумя крикливыми головорезами. Мы лепим снеговика. Потом еще одного, потом играем в снежки, а в финале нашей битвы я разрешаю «победительнице» извалять себя в снегу. Она торжественно визжит, присыпая меня сверху снегом, и остается только пытаться хоть немного прикрыть лицо. В конце концов, когда ни одна попытка закончить это издевательство не увенчалась успехом, я без предупреждения прекращаю изображать жертву и превращаюсь в хищника. Без труда опрокидываю Туман в снег, но она успевает схватиться за меня и утягивает следом.

Облачка пара вырываются из ее рта, щеки покраснели, а торчащие из-под капюшона светлые волосы намокли от подтаявшего снега.

– А ну быстро в дом, хулиганы! – слышу голос Кати, которая наверняка не просто так убирает детей подальше от нас с Таней. Но потом уже нам вдогонку: – Через десять минут за стол!

– Целых десять минут, – жмурится Туман, обнимая меня за шею.

– Замерзла?

– Еще чуть-чуть «не замерзла», – шепчет она, и тянется навстречу полураскрытыми губами.

Каждый поцелуй с ней – разный.

Каждый поцелуй с ней – особенный.

Она впечатывается губами в мою память, как несмываемые чернила.

Мы просто притрагиваемся друг к другу, обмениваемся дыханием, ловим пар ртами и прижимаемся лбами. Мне нравится, как она цепко, словно маленькая обезьянка, хватается за ворот моей толстовки, как вздрагивает каждый раз, когда я просто обхватываю ее губы своими губами и, выгибаясь навстречу, вкрадчиво шепчет: «Еще, Антон… еще, еще…» как будто если мы оторвемся друг от друга, моя Снегурочка просто растает.

– Все хорошо? – беспокоится Туман, когда я быстро поднимаюсь и беру ее на руки.

«Я просто вдруг представил, что в тот Новый год ты не свалилась мне на голову…»

– Все отлично, – подмигиваю ей и отпускаю только на пороге, подталкивая к двери.

Марик курит на крыльце, я молча достаю сигарету и зажигалку, и пару минут мы просто дымим в полной тишине.

– Клейман, сука, я тебе первый раз в жизни завидую, – ворчит друг. – Старею, по ходу.