Текст книги "Секрет (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
Глава четвертая: Таня
Я люблю семейные праздники и когда за столом собираются старые друзья. Можно слушать байки из прошлого, старые шутки, истории о веселой молодости взрослых. Сколько себя помню, у нас в семье не было принято усаживать детей за отдельный стол. Просто при нас никто не распивал: ждали, пока детворе надоест слушать взрослые байки, и мы сами сбежим.
Новый год в компании бабули – это отдельный сорт удовольствия. Особенно, когда она и ее подружки начинают рассказывать о романтике своих лет. И я не чувствую себя старомодной, проводя время так, а не в клубе с кальяном и дурацкой музыкой, похожей на дуэт перфоратора и циркулярной пилы.
Но сейчас, хоть компания самая подходящая, мне невыносимо тяжело усидеть на месте.
Во-первых, потому, что Антон вернулся за стол позже всех и занял единственное свободное место – по правую руку от моей сестры. Во-вторых (оно же вытекает из первого), потому что теперь они сидят плечом к плечу, и большую часть времени заняты разговором друг с другом, напрочь игнорируя общую беседу. И еще есть «в-третьих»: я слишком хорошо знаю свою сестру, умею отличать ее вежливый интерес от настоящей симпатии. И то, как она поглядывает на Моего Мужчину – это не просто симпатия, это «ты должен быть моим» в чистом виде.
Ну почему?! Почему она не выберет того, другого? Он тоже красавчик, у него тоже голубые глаза и светлые волосы, и тот же рост, и почти такие же широкие плечи. Даже бородка есть, и еще…
Я мысленно вздыхаю, потому что не нужно бежать за тридевять земель, чтобы найти ответ. Он очевиден: Антон – это Антон. Он такой один на всем белом свете, и дело совсем не в цвете глаз.
Время тянется слишком медленно. Оно меня убивает.
В какой-то книге читала о средневековой пытке, когда человека привязывала под капающую ему на макушку воду и в конечном счете бедолага просто сходил с ума. Я чувствую себя так же: каждая улыбка Нины, каждый взгляд Антона в ее сторону. А я сижу на другом конце стола, между своей и его мамой, и чтобы не сойти с ума, делаю из салфеток журавликов.
Взрослая половина компании начинает громко смеяться, и Нина пользуется моментом: тянется к уху Антона, что-то ему говорит, он кивает в ответ. Он даже не притронулся к спиртному. И не притронулся ко мне – даже случайным взглядом.
Это какой-то кошмар.
Вспоминаю, что обещала позвонить бабуле, извиняюсь и сбегаю из-за стола.
Но и разговор не спасает, и даже час спустя, когда я пытаюсь сделать вид, что готовлю план по отвоеванию своей территории у собственной сестры, я все еще способна думать только о его поцелуе. Иду на кухню, беру из корзины с фруктами мандарин, уныло счищаю с него кожуру и прижимаюсь губами к душистому «боку». Закрываю глаза, вспоминаю настойчивый язык с железным шариком у себя во рту и снова превращаюсь в поплывшее желе.
Забираюсь ногами на табуретку, усаживаюсь на край стола и с тоской смотрю в окно. Мандаринка – это хорошо и вкусно, но губы Дыма – это просто фантастика. И если я срочно что-то не придумаю, то потеряю его навсегда. Тот взгляд в ответ на мой возраст был слишком очевидным и громким «Нет», чтобы надеяться на продолжение. А я нуждаюсь к нем так сильно, что хочется реветь белугой от одной только мысли, что сегодняшняя ночь закончится – и «нас» не случится.
Возможно, мне стоило бы стесняться своих желаний, но я хочу ими наслаждаться.
Ложусь спиной на стол, закрываю глаза, представляю, как обниму его ногами, прижмусь всем телом. Как медленно, пуговица за пуговицей, буду расстегивать его рубашку, проведу пальцами по твердой груди. И все те мышцы, которые я чувствовала даже через варежки, будут моими и только моими.
– Значит, Таня.
Я резко сажусь, только чудом не опрокинув корзину с фруктами.
В тусклом освещении пары ламп, тени делают лицо Моего Мужчины более резким и жестким, и мне приходится вцепится ладонями в столешницу, чтобы не потянуться к нему с немой просьбой разрешить прикоснуться к жесткой щетине на его лице. Уверена, это то, что сведет меня с ума. Первая стадия «Антонопомешательства».
У него в руках пустая бутылка из-под шампанского и мое буйное воображение – «Он хотел побыть со мной наедине!» – портит понимание того, что Дым здесь совсем не за этим.
С другой стороны – мы снова одни.
– Туман мне нравится больше, – отвечаю на вопрос, пока Антон убирает бутылку в мусорное ведро. – Мне будет девятнадцать через месяц.
– И? – он опирается бедрами на кухонную тумбу, скрещивает руки на груди.
Боже, у него такие руки! Такие плечи!
Я краснею и снова хочу плакать и смеяться одновременно. Сжимаю ноги до боли в коленях.
– Это значит, что я уже взрослая женщина, – развиваю свою мысль.
– Женщина? – Иронично выгибает бровь.
– Девственность не делает меня не-женщиной.
– Девственность, – повторяет Дым.
– Вы же Мой Мужчина, значит, должны это знать. – Никогда не понимала девушек, которые стесняются сказать своему мужчине, что он будет первым. Я горжусь тем, что буду принадлежать ему во всех смыслах этого слова. Ему и только ему.
– Мне тридцать два, Туман, и твой отец – мой друг и учитель.
– Значит, у нас не будет проблем с тем, чтобы заявить о наших отношениях.
Антон отходит от тумбы, приближается ко мне, и я прекращаю дышать, чтобы не спугнуть момент, потому что он кладет руки по обе стороны моих бедер и, хоть я сижу на столе, все равно смотрит на меня сверху-вниз.
Мой Мистер Фантастика.
– Ты мне «выкаешь», Туман. – Он аккуратно заводит прядь волос мне за ухо.
Жмурюсь и подставляю губы для поцелуя.
– Вас нужно штрафовать за незаконное использование голоса, – мурлычу, разглядывая его лицо из-под полуприкрытых ресниц.
– «Тебя», – поправляет Антон.
– Тебя, – охотно соглашаюсь я.
Привет, бабочки в животе, теперь я знаю, что вы существуете.
*****
Он продолжает рассматривать мое лицо и не делает ровным счетом ничего, чтобы воспользоваться моими гостеприимно подставленными губами. Я пытаюсь растянуть это предвкушение, любуясь его лицом, впечатывая в сердце каждую его черточку и цвет глаз. Но время тянется, а Дым просто становится все более серьезным. Он и раньше не походил на человека, который любит улыбаться, а сейчас его губы словно запечатали. И не только для поцелуев со мной.
– Что такое? – спрашиваю я, немного сдвигаясь на край стола, чтобы сократить расстояние между нами. Хочу потрогать хоть пуговицу на его рубашке, но Антон отодвигается и снова прикладывается бедрами к стойке. И этот его взгляд… – Дело в разнице возрасте? – без труда угадываю я.
– И не только в ней, – добавляет он, вряд ли представляя, что в эту секунду режет меня без ножа.
– Для меня это просто цифры в паспорте – и не более, – озвучиваю свою позицию.
– Я рад за тебя, Туман, но не все люди живут так же легко и беззаботно.
– Это такой вежливый способ назвать меня ветреной дурочкой? – уточняю я.
Мне кажется, что сейчас сбывается наяву мой самый страшный кошмар: тот, в котором я оказываюсь голая перед сборищем все людей. И, хоть в реальности все совсем не так, мне все равно хочется найти хоть что-нибудь, чтобы укутать плечи.
– Таня, если я хочу сказать человеку, что он дурак, поверь, я скажу это в самой точной формулировке и без «смягчающих обстоятельств».
– Это… вселяет надежду, – немного расслабляюсь я, хоть это все равно не отменяет нашего предыдущего разговора. – Потому что все остальное…
Мы оба слышим быстро приближающиеся шаги и, хоть сейчас между нами пара метров расстояния, все равно подбираемся. Через секунду на кухне появляется… Нина. Она быстро оценивает взглядом наше уединение и напоминает Антону, что он сам вызвался принести женщинам шампанское.
– Ты и в суде такой небыстрый? – пытается пошутить она, но эта шутка даже мне кажется, мягко говоря, странной.
Антон оставляет ее слова без ответа: достает бутылку из холодильника и проходит мимо, забирая с собой свой потрясающий запах и наш незаконченный разговор, оставляя взамен полный раздрай у меня в душе. Нина еще минуту смотрит ему вслед, потом поворачивается в мою сторону и вдруг цепляется за что-то взглядом. Быстрее, чем я успеваю сообразить – моя голова все еще целиком занята словами Антона – берет меня за запястье. Пытаюсь вырвать руку, но теперь это просто не имеет смысла – Нина увидела все, что нужно. Но продолжает рассматривать подаренные Антоном часы.
– Это «Брайтлинг», – говорит сестра с такой интонацией, будто у меня на руке красная кнопка[1]. – Ребенок, ты в курсе, сколько стоят эти часы?
Я все-таки высвобождаюсь и прячу свое сокровище под одеждой, для надежности сжимая края рукава в кулаке. Нина продолжает сканировать взглядом мое запястье.
– Откуда они у тебя? – Она явно не собирается позволить мне хранить эту тайну.
– Они мои, я их не крала, – обижаюсь я.
Обычно, когда между нами возникает напряженная ситуация, я отделываюсь шутками. Мы все же сестры, пусть и с десятилетней разницей в возрасте, и нам положено иногда шипеть друг на друга. Но сейчас у меня полная душа слез и отчаяния, и я даже говорить нормально не способна, не то, что юморить. Даже чтобы сгладить парочку острых углов.
– Я и не думала, что ты их украла, – обижается Нина. – Просто хочу, чтобы ты не забывала думать головой, Ребенок. Сердце плохой советчик.
Она оттаивает и обнимает меня, чмокая в макушку. Несколько минут мы сидим в полной тишине, а потом я задаю свой самый болезненный вопрос:
– Он тебе очень нравится, да?
– Он? – переспрашивает сестра, отстраняясь. То, как Нина прикусывает губу и вдруг берет из корзинки яблоко, хоть она их не любит, говорит о многом.
– Все видели, как вы шушукались за столом, – подсказываю я.
Нина нервно смеется, откусывает и энергично жует, вряд ли чувствуя хоть тень вкуса. Потом издает тяжелый вдох.
– Ты же видела его, Ребенок, – грустно улыбается, глядя вслед давно ушедшему Антону. – Как он может не нравится.
«Видела! И еще целовала! И он меня поцеловал!» – кричу в ответ, проклиная себя за этот вопрос. Одно дело просто догадываться, что нам нравится один и тот же мужчина – это меня, как бы, ни к чему не обязывает. И совсем другое – услышать о симпатии от нее самой.
Теперь мы с ней не покупательницы, случайно схватившие на распродаже одно платье.
Теперь мы Грифиндор и Слизерин в схватке за золотой снитч. И я, кажется, именно нечестный Слизерин.
Глава пятая: Антон
Я ставлю на стол шампанское, извиняюсь за то, что вынужден всех покинуть и сваливаю на верхний этаж.
Спать.
Я нормально не спал, кажется, целую вечность, в перед самыми праздниками вообще максиму по три часа в сутки. Утром мне за руль, а я хорошо знаю свои пределы возможного, и если в голове не прояснится еще хоть немного, то вряд ли уеду дальше первого столба.
Теплый душ окончательно расслабляет, и я кулем валюсь в кровать. Даже не хватает сил укрыться.
Будильник в телефоне срабатывает в пять тридцать. Я никогда не валяюсь в постели ни минутой больше, поэтому выключаю назойливую трель и пытаюсь сесть, но вдруг соображаю, что, кажется, лежу в постели не один. Опускаю взгляд на живот – там обнимающие меня женские руки. И я даже знаю, чьи это руки, потому что на запястье одной – мои часы. Первая мысль в голове: хорошо, что я вчера нашел силы надеть футболку и домашние штаны, потому что обычно я сплю вообще в одних трусах.
Ночная гостья немного возится у меня за спиной, вздыхает. Чувствую громкое сопенье мне в лопатки. Кое-как, чтобы не разбудит, разворачиваюсь сперва на бок, потом – лицом к Тане. Даже во сне она пытается меня поймать: шарит вокруг себя, натыкается на футболку у меня на груди, сжимает ткань в кулаках и расслабленно выдыхает.
Блин, меня так вырубило, что даже не услышал, как она пришла.
Что вообще в голове у этой девчонки? Странно, что нас до сих пор не нашли вдвоем в одной постели.
И, как по заказу, ручка двери опускается вниз.
Я пытаюсь отодвинуться.
Ручка снова ходит ходуном, но дверь не поддается. Только через секунду замечаю повернутую в вертикальное положение защелку. Бросаю взгляд на спящую Туман и с трудом подавляю желание врезать ей по заднице: значит, она все предусмотрела и подстраховалась. Умница.
Кто бы там не ломился в мою комнату, он уходит ни с чем.
А Таня сонно хлопает глазами, поднимает взгляд по моей груди, останавливается у меня на губах. Улыбается, пододвигаясь так плотно, что мне либо нужно позорно сбегать, либо поддаваться натиску ее ног, которые она ловко переплетает с моими.
– Доброе утро, – тянет за футболку, но я слишком большой для нее, так что попытки сдвинуть меня с места туман с треском проваливает.
– Я точно не давал повода думать, что ты можешь лезть ко мне в постель, – говорю довольно грубо, потому что чувствую себя… странно.
У меня утренний стояк, а если она придвинется еще ближе, то… блин.
– Это не твоя постель. – Таня закрывает глаза.
– Ты придираешься к формулировкам.
– А ты большой, и теплый, – убивает меня наповал. – Я испугалась грозы.
Мы оба понимаем, что она просто валяет дурака. Но я продолжаю лежать рядом и разглядывать веснушки у нее на щеках.
Было бы ей хотя бы двадцать и не была бы она Тумановой… Хотя, я вообще не связываюсь с женщинами младше двадцати пяти. Обычно к этому возрасту они уже успевают попробовать других мужчин, другие отношения и другой секс, знают, чего хотят и не выкатывают глаза от предложения заняться анальным сексом, например.
Я с силой разжимаю ее кулаки, поднимаюсь и ловлю зеленый взгляд у себя на животе. И ниже.
Тонкие домашние штаны, конечно, вообще ни хрена не скрывают, но я не пацан, чтобы стесняться. Поэтому скрещиваю руки на груди и выразительно жду ответную реакцию. Надо сказать, не без интереса жду.
Туман быстро краснеет от смущения, нервно сглатывает.
– Ого, – все, на что она способна.
Ну, собственно, а чего ты ожидал, старина Клейман, от восемнадцатилетнего невинного ребенка?
– Когда взрослая женщина ложится к мужчине в постель и видит, что у него встал, – я подхожу ближе, упираюсь кулаками в матрас, – она не говорит «ого», Туман. Она говорит: «Трахни меня».
Малышка с готовностью открывает рот – и молча его закрывает, прикусывая губу до белых следов на коже.
– Чтоб я тебя здесь не видел, когда вернусь из душа. У меня нет времени лепить с тобой куличики, малышка – мне через полчаса за руль.
– Уезжаешь? – Она прикусывает ноготь большого пальца.
– Да.
– Можно с тобой? – Видимо, предвидя мое «нет», быстро озвучивает причину: – Я обещала бабуле, что приеду первого. Меня ждет ее фирменная утка, дискотека СССР и «Ирония судьбы».
Звучит правдоподобно и, хоть мне эта возня нафиг не нужна, я говорю:
– У тебя полчаса на сборы, Туман. И держи руки при себе, малышка, а то свяжу.
Зачем я это сказал? Она широко улыбается, жмурится и я почти слышу приятную вибрацию мурлыканья у нее в груди. Ничего из этого не способствует моему успокоению.
В душе я, на всякий случай, закрываю дверь на защелку.
*****
Через двадцать минут спускаюсь вниз: на улице еще темень, весь дом спит. Понятия не имею, в которой часу закончилось веселье, но вряд ли сразу после того, как я ушел. Собираюсь пройти мимо, сразу к двери, но внимание привлекает шум на кухне. Иду туда, почти уверенный, что это проснулась моя мать и мне все-таки придется услышать внушение, какой я безответственный трудоголик, не думающий о том, чтобы остепениться с одной женщиной. А я снова буду отшучиваться, что уже давно остепенился с женщиной, и имя ей – работа.
Но на кухне не мать – там хозяйничает Туман. На ней уже не вчерашний вязанный мешок, а узкий свитер и джинсы, волосы собраны в косу. Она что-то напевает себе под нос и ловко собирает в пластиковый контейнер нарезанные фрукты. Рядом стоит еще один, уже явно набитый чем-то вкусным, потому что крышка заметно «вздулась» под натиском содержимого. Хочу посмотреть на часы, прикинуть, сколько еще я могу смотреть на эту ходячую непосредственность, но вспоминаю, что мои часы уже не мои. И она их прячет под рукавом свитера.
Со щелчком выключается чайник, Таня быстро заливает кипяток в маленький термос, плотно закрывает – и поворачивается. Видит меня, улыбается и это первый случай, когда брекеты на зубах кажутся милым аксессуаром.
– Красная Шапочка собирает пирожки для бабушки? – киваю на ее приготовления.
Она пару секунд оценивает мою шутку, потом идет ко мне и вручает термос.
– Ты же не завтракал. Нам ехать часа полтора. Вот и перекусим… Серый волк.
Вообще я правда голодный, а при моем спортивном режиме мне нужен полноценный завтрак, так что я собирался завалиться в офис и заказать еду из ресторана, но удерживаю себя от этих слов, чтобы не обламывать маленькую умницу.
– Вдруг я вегетарианец?
– Мужчина с такими бицепсами не может быть кроликом, – заявляет она. – Уверена, ты мясоед и жуткий спортсмен.
– Почему жуткий? Просто люблю поднимать всякие тяжести.
Я же говорю совершенно безобидные вещи, хоть, конечно, немного флиртую. Но Туман тут же находит лазейку и быстрее, чем я успеваю понять, что она задумала, обхватывает меня за шею, подтягивается, словно на перекладине, и сцепляет пятки у меня на пояснице.
– Ты не читала Красную Шапочку, Туман? – «Укладываюсь» плечами на дверной проем, но почти силой заставляю себя держать руки по швам.
– Я вообще очень люблю сказки, – бесхитростно признается Таня. – До сих пор. И это никак не связано с моим возрастом, Дым, поэтому, если ты снова будешь озвучивать мои паспортные данные, посчитаю это притеснением моих прав.
– Прав на что?
– На Серого Волка, – восторженным шепотом «выдает» свой секрет.
– Слезай с меня, скалолазка, иначе останешься дома.
На этот раз я вполне серьезен – времени на игры нет совсем. Туман вздыхает, но все равно находит лазейку – сползает по мне медленно, как стекающая вода, испытывает мое терпение.
Я иду в прихожую, забираю наши сумки, на улице забрасываю их в багажник своего «Ленд Крузера».
– Нет, малышка, ты сядешь назад, – останавливаю ее попытки забраться на соседнее сиденье.
Она поворачивается, покорно тянет к самому моему носу скрещенные запястья и говорит:
– Тогда свяжи меня, если боишься, что я буду посягать на твою территорию, но, пожалуйста, не отправляй в ссылку.
– В ссылку? – Почему-то чувствую себя тугодумом.
– С габаритами твоей машины, заднее сиденье – это же почти Сибирь, – поясняет свою мысль.
Я сдаюсь.
Глава шестая: Антон
Вообще я рассчитывал на то, что за два часа пути – дороги за ночь все-таки замело – Туман даст мне целую кучу поводов «увидеть» и ее реальный возраст, и просто отодвинуть назад мысли о симпатичном личике-сердечком. На самом деле произвести приятное впечатление женщине почти так же легко, как и его испортить. Со мной такое бывало: с виду вроде раскованная умная красотка, но тридцать минут разговора – и, вуаля, она уже скучная женщина с кучей комплексов и полной головой какой-то надуманно фигни о том, что каждый мужчина ей по определению что-то должен.
С маленькой студенткой, думал я, все быстро встанет на свои места.
Ну, я ошибся.
Туман как-то незаметно втягивает меня в повседневный разговор: рассказывает, что занимается фигурным катанием и сейчас готовится к региональным соревнованиям, и это явно много для нее значит, потому что впервые на ее лице появляется тревога и сосредоточенность. Потом мы пьем кофе и трескаем отбивные, потом обсуждаем хоррорный сериал, который я все никак не могу досмотреть, и она тут же придумывает целую кучу «спойлеров». Потом интересуется моим «железом» и даже не кривит нос, пока я рассказываю о том, что такое кроссфит.
А потом Таня незаметно засыпает, и я немного повышаю температуру в салоне.
Ну и что мне с тобой делать, чудо?
Когда въезжаем в город, приходится ее разбудить, чтобы спросить адрес. Туман сонно потирает глаза, говорит, куда ее отвезти и становится странно молчаливой. Я пару раз украдкой поглядываю в ее сторону, но она только сосредоточенно смотрит прямо перед собой.
За следующим поворотом – «пробка». Неистребимые «прелести» столичной жизни, и ни новогодние праздники, ни выходные им не помеха.
Пару минут сидим молча, в окружении каких-то рождественских песен местной радиостанции. Я закуриваю и приоткрываю окно, чтобы не дымить в салон, мысленно прокручиваю в голове план дел на сегодня. И не успеваю среагировать, когда Туман вздыхает, отстегивает ремень безопасности и ловко, почти мгновенно, перебирается мне на колени, усаживаясь сверху, словно на любимую лошадку.
Если поерзает еще немного, мое терпение лопнет.
– Ты очень красивый когда куришь, – говорит честно и смело, блестящими глазами рассматривая мои губы.
Выпускаю дым в окно, жду, что будет дальше. Меня не нужно покорять, я и так, кажется, довольно сильно заинтересован, и если бы она была постарше, то инициатива была бы полностью в моих руках. Но есть что-то подкупающее в том, как бесхитростно она заявляет на меня свои права. Со мной такое впервые.
– Я не хочу, чтобы все закончилось, – серьезно говорит она. – Но у меня кончились приличные варианты, как еще это показать.
– Остались неприличные? – подшучиваю я, и Туман снова очень серьезно кивает. – Сколько будет, если от тридцати двух отнять восемнадцать?
– Девятнадцать, – поправляет малышка. – Тринадцать.
– Тринадцать лет, чудо, это много, – говорю я, сам не замечая, как свободной рукой поглаживаю ее по симпатичному изгибу от талии до бедра.
Я люблю женщин с хорошей задницей, когда есть за что схватиться, люблю, когда у женщины крепкая большая грудь и когда она высокая, чтобы не скручиваться в постели в морской узел. В общем, Туман – это концентрация всего, что я не люблю. Но она меня возбуждает. Даже сейчас.
– Но я правда… не хочу… – Она глубоко дышит, комкает в кулаках рубашку у меня на плечах. – Подскажи мне.
– Брысь с моих колен, Туман.
Сейчас я зарабатываю индульгенцию всем своим прошлым и будущим грехам, потому что не втягиваю малышку в отношения, которых она просто не выдержит. Жду, пока она переберется обратно на сиденье, сам застегиваю ремень безопасности и мы, наконец, трогаемся с места.
До дома ее бабушки не обмениваемся ни парой слов. Она смотрит в окно и теребит края рукавов. Я притормаживаю у нужного подъезда, но не глушу мотор. Выхожу, чтобы забрать из багажника ее сумку, но Туман тоже вышла из салона и когда я передаю ей вещи, открыто мне улыбается. Не искренне, хоть очень старается.
– Спасибо, что подвез. Я бы попыталась повиснуть на тебе еще раз, но, кажется, это все равно не работает со мной. – Улыбка до ушей, дрожащие губы.
Тринадцать лет, Антон.
У меня – работа двадцать пять часов в сутки, и нормальное желание иметь отношения с женщиной, которая не будет переживать из-за того, что мы встречаемся ради секса, а не чтобы держаться за руки.
У нее – студенческие будни, сверстники, с которыми она на одной волне. У нее экзамены и фигурное катание.
И еще есть Туманов, который оторвет мне яйца за свою дочку.
Как плохо быть «хорошим парнем».
– Дай мне свой телефон, Туман.
В зеленых глазах такой фейерверк, что хоть сейчас тащи ее в свою холостяцкую берлогу. Никогда в жизни не был так близок, чтобы плюнуть на работу. У нее большой – явно не по размеру ее ладони – телефон в светло-розовом чехле в виде печенья, куда я ввожу свой номер. Ухмыляюсь, подписывая себя: «Дым».
– Это мой личный номер, – возвращаю телефон, и Туман с облегчением выдыхает. – Умеешь держать язык за зубами?
– Да, – почти клянется она.
– Умеешь хранить секреты?
– Да.
– Днем я занят, не тормоши меня из-за всякой ерунды.
Это совсем ничего не значит, кроме того, что я хочу посмотреть, может ли это вообще хоть что-то значить.
– Антон? – Она поднимается на носочки, трется щекой о мою колючую щетину. – У тебя есть белый флаг?
– Ты меня в ступор загоняешь своими вопросами, Туман.
– Купи и не прячь далеко. Скоро он тебе пригодится.
И сбегает как раз, когда я почти готов устроить ее языку еще одно знакомство с моей «штангой».
******
Я почти уверен, что она начнет писать или звонить до того, как я вообще выеду, но ни через час, ни через два Туман не дает о себе знать.
Обложившись документами, сижу в офисе со своей помощницей Верой, которая, как и любая умная серая мышка, предпочитает новогоднему похмелью общество своего неразговорчивого начальника.
Ближе к обеду у меня все-таки звонит телефон, но это не младшая Туманова, а старшая. Первая мысль – не отвечать вообще, потому что я как раз нашел лазейку, как отобрать у хитрожопого мужа имущество, на которое он претендует, но на всякий случай решаю поговорить. Мало ли о чем пойдет речь?
– Привет, Антон, – говорит Нина, и я слышу каплю волнения в ее голосе.
– Привет. – Понятия не имею, о чем с ней говорить, если моя голова забита работой, и я правда не люблю вот так вываливаться из нужного настроя.
– Ребенок нервы не портил? У нее иногда рот просто не закрывается.
– Я обязательно отвечу на твой вопрос, как только пойму о каком ребенке речь.
– Прости, – она нервно смеется. – Я о Тане. Мы все называем ее просто Ребенок. Если бы я знала, что она навяжется, то…
– Она не навязалась, – перебиваю Туманову. – Все хорошо.
Несколько секунд в трубке висит пауза. Понимаю, что не даю ни единого шанса завязать отвлеченный разговор, но такой вот я девяносто девять процентов своего времени: не люблю пустую болтовню, не люблю, когда со мной пытаются обсуждать других людей. И мне кажется – а чутье у меня хорошо работает – что Нина нарочно назвала сестру «ребенком». Незнакомый человек не может быть в курсе их семейных прозвищ.
– Я совсем разучилась звонить мужчине без повода, – вздыхает Нина.
Знаю, что нравлюсь ей уже не первый год, но раньше все попытки заигрывать заканчивались одной Новогодней ночью: у меня была Славская, а мне достаточно одной женщины и одних отношений. Пару раз Нина звонила мне, но я вообще не помню по какому поводу.
– Нина, прости, у меня правда много работы, – говорю спокойно и четко. Это не грубость, это – факт. И, заодно, прививка от попыток завязать отношения.
– Прости, да, конечно… – волнуется она, – я просто не подумала, что выходные только у лентяев.
Мы почти официально прощаемся, и я ставлю телефон на беззвучный режим.
Нина подходит мне по всем пунктам: умная, красивая, самодостаточная. Ей почти тридцать, и она выглядит достаточно трезвомыслящей женщиной. Но… Она мне совершенно не интересна. Морочить ей голову я тоже не буду.
Уже вечером, после восьми, я отпускаю Веру домой и всерьёз думаю о том, чтобы остаться спать прямо в офисе: у меня тут хороший диван и подушка, которую Вера умудрилась намертво куда-то спрятать. Но мой друг Марик, как всегда, «вовремя»: стоя у меня под дверью звонит, чтобы спросить, есть ли у меня шампанское для двух веселых Снегурочек. Я посылаю его, но он только ржет:
– Клейман, открывай.
Заваливается под руку с двумя… ну вот как назвать этих девочек? Летняя практика пластического хирурга? Как под копирку обе: длинные ноги, светлые волосы, «шары» за пазухой.
– Какого хрена, Марик? – злюсь я, пока порядком поддатые блонди разваливаются на диване.
– О тебе же забочусь, придурок, – смеется Марик. – Ты в курсе, что без регулярного секса после тридцати у мужика наступает пол шестого? Или ты это… на дрезине? Так на ней далеко не уедешь, и вообще, мужик, ты же деловой человек – правая рука тебе нужна для важных рукопожатий.
Я знаю Марика со школы, это буквально. Иногда мне хочется убить его, несмотря на то, что он мой лучший друг.
– Твой Синий чулок уже ушла? – Марик осматривает офис, заглядывает даже в туалет.
– Назовешь ее так еще раз, и я тебе зубы выбью, – совсем не шучу. Вера, может, и серая мышка, но она – идеальная помощница, и я не дам ее обижать. Тем более, что в прошлую их встречу, Марик своими шутками довел ее до слез.
Друг серьезно кивает, и обещает, что больше даже не глянет в ее сторону. Потом говорит, что перейдет на другую сторону дороги, если случайно столкнется на улице и еще что-то в таком духе, но мой телефон оживает от входящего сообщения. В вайбере висит предупреждение о неизвестном контакте, который отправил мне личное сообщение. Соглашаюсь принять сообщение и читаю: «Ты знаешь зачем морские выдры держат друг друга за лапы во сне?» Я знаю только одного человека, кто может написать вот такое вместо «Привет». Поэтому, прежде чем ответить, переименовываю контакт в «Туман».
Я: И никакого: «Я соскучилась»?
ТУМАН: А вот теперь… когда ты уже заинтересован и плотно сидишь на крючке… Я соскучилась^^
ТУМАН: Половина девятого – это уже вечер?
Я: Да. Так что с выдрами?
ТУМАН: Представляешь, они правда берут друг друга за лапы, чтобы их не унесло течением!
– Антон, ты где? – Марик находит меня на лестнице, куда я вышел подальше от громкого хохота его пьяных подруг. – Хочешь Марианну или Стеллу?
– Чтобы через десять минут тебя, Марианны и Стеллы здесь не было.
