Текст книги "Секрет (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Глава двадцать седьмая: Таня
Хоть день и начался не то, чтобы очень хорошо, продолжается он хорошо.
Во-первых, потому что я почти физически ощущаю на себе злой взгляд Той Женщины (я нарочно не запоминаю ее имя и называю только так). Она даже не пытается сделать вид, что ее не задело открытое пренебрежение, и чем больше пьет – тем сильнее злится. Это при том, что ее мужчина сидит рядом.
И во-вторых – я правда счастлива, потому что мы с Дымом вместе, рядом, сидим так близко, что прижимаемся друг к другу бедрами, и нам не нужно прятаться и делать вид, что мы просто случайный мужчина и случайная женщина, которые случайно встречаются взглядами и случайно натыкаются друг на друга в коридоре или на кухне, когда я помогаю Кате убирать со стола и Антон, как ни в чем ни бывало, присоединяются к нам в, казалось бы, совсем не мужском занятии. Зато, когда мы сходимся в узком пространстве, как корабли, мы обязательно целуемся. Правда, с нашей разницей в росте, я пару раз промахиваюсь, и сплющиваю нос о твердое плечо. Каждый раз краснею, потому что сама себе кажусь жутко неуклюжей, и мой Мистер Фантастика, пользуясь тем, что мы одни, прижимает меня к стене.
– Прекрати краснеть, малышка, потому что я сбегу спать на диван, или в гараж, или на заднее сиденье своей машины.
Даже если бы он сказал что-то более сексуальное и откровенное, вроде «я тебя хочу», это все равно прозвучало бы и в половину не так горячо и жадно.
Но в спальню мы добираемся уже когда стрелки часов подбираются к трем часам ночи: уставшие и сонные. Пока Дым принимает душ, я привожу в порядок волосы и долго раздумываю над тем, в чем ложится спать. Можно сказать, мучаюсь нелегким выбором между «мило и дразняще» и «сексуально и вызывающе». Но Антон сам неожиданно мне подсказывает, когда выходит из душа в одном полотенце и в моей голове не остается ничего, кроме бесконечного, зацикленного, как заевший кинокадр, желания – смотреть на него всегда, и даже не моргать, чтобы вдруг не оказалось, что почти голый Антон – не плод моего буйного воображения.
– Что? – Дым стряхивает с волос капельки влаги, и очень технично уходит в сторону, когда я, пятками по кровати, перебегаю к нему с намерением повиснуть на шее. Еще и дразнится в ответ на мой разочарованный стон: – Осталось четыре дня, малышка.
– Вот теперь я знаю, как выглядит бессердечие, – делаю вид, что обижаюсь и нарочито широко раздуваю щеки. – На тебе нужно поставить штампик, Дым.
– Какой же? – Антон делает еще шаг назад, теперь практически лишая меня возможности «случайно» разминуться с дверью и налететь на него всеми своими сорока восемью килограммами желания.
– Мистер Динамо, – выдаю с яростным видом, и под громкий аккомпанемент его смеха, отправляюсь в душ.
Возвращаюсь через десять минут: тоже в одном полотенце, и нарочно не вытерев с плеч и открытой части груди капельки влаги. В комнате горит только один ночник, и его света как раз достаточно, чтобы тусклое желтое освещение играло на руку моим коварным планам.
Мой мужчина лежит на животе и делает вид, что спит. Надеюсь, что не спит на самом деле, потому что я быстро сбрасываю полотенце и забираюсь к Дыму под одеяло. Он большой, крепкий и теплый, и когда я прижимаюсь к нему боком, издает рваный вздох сквозь зубы.
– Ты же сам тогда сказал, что женщина в твоей постели должна быть голой, – напоминаю ту нашу переписку, и вдруг понимаю, что от моей уверенности и закрепощенности не осталось и следа, потому что мой Мистер Фантастика поворачивается лицом и в одно движение забрасывает мою ногу себе на бедро.
– Абсолютно голая? – Он хищно приподнимает уголок рта, проталкивая два пальца туда, где я прижимаюсь голой промежностью к его животу.
Меня встряхивает, как будто туда, вниз живота, приложили оголенный провод, и разряд тока тяжело ударил в самую сердцевину.
– Ну и что мне с тобой делать, Туман? – Его голос неуловимо меняется: становится рокочуще-игривым, мягким и одновременно жестким, и теплым, как его крепкая длина, которая упирается мне в бедро.
Я знаю, чего хочу. Вопрос в том, как произнести его вслух.
Нет ни одного шанса, что я дойду хотя бы до середины фразы, и не начну заикаться, поэтому остается одно – показать ему. Сделать «визуализацию» своей странной фантазии, которая почему-то накрепко застряла в моей голове еще с того дня, как я впервые увидела его голым.
Приходится немного отстраниться назад, сползти вниз, разомкнуть наши тела и не рехнуться, пока льдистый взгляд с интересом наблюдает за каждым моим движением. Провожу пальцами по его плечу, ниже, до локтя. Обхватываю запястье и подношу руку к своему лицу. Мне нравится, что его ладонь немного шершавая и твердая. Антон вздрагивает, когда я скольжу языком по линиям судьбы, нарочно оставляя влажные следы.
И – господи! – как же он невыносимо сексуально улыбается в ответ на мои неловкие попытки подтолкнуть его же ладонь ему на живот, и еще ниже.
– Хочешь посмотреть? – Я не вижу, только чувствую, что он безошибочно угадывает мое желание и обхватывает себя пальцами.
– Хочу, – вздыхаю в ответ.
– Тогда ты смотришь не туда, малышка.
Я схожу с ума в ту самую секунду, когда подчиняюсь его непроизнесенному приказу и опускаю взгляд.
*******
У меня не было никаких других мужчин, кроме моего Мистера Фантастики, и он голый – единственное реальное, что со мной случилось. Но, когда я пыталась «в образовательных целях» посмотреть несколько видеороликов порно-содержания, я поняла две вещи. Первая: мне нравится, как выглядит мой мужчина – и до пояса, и ниже пояса. Возможно, это заложено во мне где-то на генетическом уровне, но даже вид его члена еще в тот наш первый раз на кухне вызвал во мне приступы острого возбуждения, которому я не собиралась сопротивляться. И вторая: мне не интересно никакое «образовательное» содержание тех роликов, как не интересно все, что там происходит, потому что между просто_мужчина и мой_мужчина оказалась настоящая бездна под названием «бесконечность».
Я хотела только своего Мужчину и собиралась попробовать с ним все, даже если буду неуклюжей, неправильной или неумелой. И часть меня жила слепой верой в то, что именно так и должно быть.
Мы все еще лежим слишком тесно друг к другу, и когда Мой Мужчина медленно, давая мне задохнуться от каждого миллиметра, скользит кулаком вниз по всей своей длине, горло саднит от с трудом подавляемого стона. Мне отчаянно хочется «выключить» чужую постель и посторонних людей за стенкой в соседней комнате, хочется быть только вдвоем. Но я вряд ли смогу заснуть просто так, не получив перед сном заслуженную порцию своего Мистера Фантастики, не воплотив в реальность еще одну свою фантазию.
– Правда сделаешь это для меня? – Собственный голос звучит предательски тихо, потому что мой взгляд жадно следит за ленивыми поглаживаниями Дыма вверх и вниз. Потемневший взгляд спрятан за ресницами, но он смотрит на меня и точно так же, как я проглатываю его игру, проглатывает мое растущее возбуждение. – Правда?
– Если получу взамен то же самое, – выдвигает свои условия Дым.
Я молниеносно краснею, ерзаю на месте и взамен получаю предупреждающий толчок бедрами навстречу, так что кулак притрагивается к моему животу и кончик напряженной плоти скользит по горячей коже.
– Не надо так… пока, – подсказывает Мой Мужчина. – И что насчет моего условия?
– Это шантаж, – пытаюсь побороть смущение, потому что меня невыносимо заводит мысль о том, чтобы увидеть его, но так же сильно убивает мысль о том, чтобы показать в ответ что-то подобное.
– Разумный обмен, – насмехается Дым. – Давай, малышка, пальцы между ног. Я тоже хочу смотреть.
Он словно нажимает в моей голове кнопку с надписью: «Убийство стыда», потому что сразу после его слов все остальное перестает иметь значение.
Глава двадцать восьмая: Таня
Мне тяжело осознать, как именно мы лежим. Кажется, что прижимаемся друг к другу руками, ногами и животами, но свободного пространства все равно слишком много. Как будто между нами существует невидимая воздушная подушка, и как только я предпринимаю попытки от нее избавится, сплющит ее своим телом, Дым останавливает меня предупредительными низким рокотом.
Я несколько раз ласкала себя, фантазируя о моем мужчине, но каждый раз это был словно прерванный полет. Как будто я бросаюсь с обрыва вниз, ловлю ветер, чувствую его поток – но в самый последний момент ломаю крылья и разбиваюсь о камни. Мне страшно, что и в этот раз будет то же самое, и больше, чем стыд, меня беспокоит… разочарование. Не мое – моего Мистера Фантастики. Что, если он подумает, будто я «сломанная» и работаю не так, как должна работать нормальная женщина?
– Иди ко мне, Туман.
Он словно читает мои мысли, прижимается лбом к моему лбы, и несколько секунд мы просто лежим так, прислушиваясь друг к другу, привыкая к тому, что на каком-то сверх-уровне наши сердца начинают биться в одном ритме.
Тук-тук-тук – Дым находит мои губы, притрагивается к ним с какой-то мужской жесткостью, подавляет все мои страхи.
Тук-тук-тук – он сплетает наши языки, ведет, подчиняет, контролирует даже количество воздуха в моих легких.
Тук… Тук… Я провожу ладонью по животу, задеваю костяшками пальцев его напряженный член, и вздрагиваю вместе с судорогами, которые проходят по телу моего Дыма в ответ на это случайное касание.
– Ты же хотела смотреть? – Антон находит силы на улыбку.
Хотела. И хочу. Но мое игривое настроение растворилось в таком жгучем и остром желании, что хочется совсем другого: не смотреть, а делать и чувствовать. Возможно, я неосознанно тянусь навстречу этому желанию, потому что через мгновение чувствую свои пальцы поверх его костяшек. Еще один вздох – и Мой Мужчина разжимает ладонь, перехватывает мое запястье, толкает ладонь вниз. Я вздрагиваю, когда его пальцы снова поглаживают меня между ног: сверху вниз, не проникая внутрь, только слегка скользят по влаге.
– Ты так легко возбуждаешься, малышка, – теплый шепот мне в висок.
– Потому что это ты, только ты… – мотаю головой по подушке, подаваясь бедрами навстречу его касаниям.
Но он заменяет свои пальцы моими и подталкивает сделать несколько несмелых движений. Помогает, раздвигая мои складки для более интимного касания. Я задеваю возбужденный комок плоти, втягиваю живот – и мы снова сталкиваемся лбами, опускаем взгляды.
Это словно играть в дуэте, подхватывать ритм мелодии без нот, которая рождается прямо сейчас. Что-то на уровне одних только инстинктов.
– Хочу тебя… – шепчу я
– Хочу тебя, малышка… – отзывается он.
Я прикусываю губы, кажется, до яркого соленого вкуса крови во рту, потому что ловлю взглядом его пальцы, плотно сжатые вокруг напряженной длины. Завожусь слишком стремительно, не в состоянии контролировать ни собственные влажные стоны, ни движения своих пальцев поверх скользкого от собственной влаги клитора. Антон скользит дыханием по моим губам, и я скорее чувствую, чем слышу его немного игривое:
– Нельзя шуметь, малышка…
Согласно мотаю головой, втягиваю губы в рот и жадно ловлю каждое движение кулака. Меня возбуждает то, как выразительно напряглось его запястье, как набухают вены на жилистой ладони. Я безусловно и окончательно теряюсь в том, как Мой Мистер Фантастика проводит кулаком вниз по всему члену и тут же подается бедрами, увеличивая амплитуду движений.
Я помню его вкус на своих губах и так невыносимо сильно хочу повторить, что непроизвольно ускоряю и собственные движения. Как будто это поможет избавиться от навязчивых фантазий в голове.
Антон пытается выдержать медленный темп и иногда останавливается, чтобы выдохнуть что-то неразборчивое мне в рот. Берет паузу для поцелуя, и тогда я с наслаждением отдаю свой рот хотя бы его языку и постукиваниям теплого шарика металла. Я так хочу, чтобы он был ниже, там, где сейчас дрожат на краешке удовольствия мои собственные пальцы.
Мы признаемся друг другу, что сходим с ума: размениваем непроизнесенные слова рваными вздохами. Я знаю, что терпение вот-вот мне изменит, и хнычу ему в ключицы свое признание:
– Не могу… сдерживаться…
– Не надо, малышка, – подстегивает он и в ответ на мои ускорившиеся движения, подхватывает ритм: уводит кулак до самой головки, сжимает кулак сильнее и хрипло стонет в ответ на ритмичные толчки.
Запрокидывает голову, и я не могу устоять перед искушением: притрагиваюсь острым краев зубов к его челюсти и со стоном потираюсь о щетину. Мой личный фетиш: и его запах, и его колючки, и звуки внутри его груди, от которых зависит мое собственное дыхание.
Мой оргазм стремительно скатывается по груди, режет острые от возбуждения соски, вынуждая прикрыть глаза хотя бы на мгновение. Я такая влажная между ног, что подушечка пальца без труда скользит по набухшему клитору, и вряд ли сейчас в моем теле есть хотя бы одна здравая мысль кроме той, что отныне и до конца, все, что будет происходить в постели между мной и моим Антоном будет выше всяких правил и норм. Потому что я собираюсь наслаждаться им всеми возможными способами, которые только придут в мою навечно жадную до него фантазию.
– Я… я…
Хочу сказать, что потребность отпустить себя с края слишком сильная, но не успеваю: поддаюсь горячей волне, нажимаю сильнее – и вокруг живота сжимается тугой вибрирующий узел, выжимающий из меня громкий стон.
Антон глушит его поцелуем. Мы стучимся друг о друга стиснутыми зубами, прижимаемся так тесно, что я чувствую каждое ритмичное движение. Быстрее и быстрее, жестче, грубо и резко, словно от этого зависит целая жизнь.
Я не могу удержаться – притрагиваюсь к нему своими еще влажными от собственного возбуждения пальцами, и этого оказывается достаточно. Дым жмурится, кончает с длинным, зажатым между губами стоном. Толкает бедра ближе ко мне и его член дрожит, выплескивая на мою кожу рваные горячие брызги.
Кажется, теперь я знаю, что что-то подобное станет частой забавой в наших «взрослых играх». Понятия не имею почему и не буду пытаться узнать.
*******
Мы дышим друг в друга: немного нервно, немного сдержано, потому что на пару издаем низкочастотные звуки, с которыми бессильны бороться. Просто притягиваемся, как магниты, и я с удовольствием укладываю голову на плечо своего Мужчины. Тут, под моей ладонью, его сердце стучит немного неровно, и мне приятно осознавать, что причина этой «плохой кардиограммы» – я. А не какая-то приставучая брюнетка.
– Я бы хотела провести свой День рождения только с тобой, – наконец, решаюсь сказать то, о чем думаю всю последнюю неделю. И прикусывать болтливый язык уже поздно. – Без гостей и без праздничного вечера.
Антон интересуется, как я все распланировала и я, устраиваюсь поудобнее, рассказываю, что уже давно заказан зал в небольшом семейном ресторане, где будет десяток моих самых близких друзей и подруг, и где мы будем отрываться до самого закрытия. А на следующий день – семейное застолье. Все, как обычно. Кроме того факта, что самого желанного гостя я не могу пригласить ни туда, ни туда.
– Будешь занята до самой ночи? – Антон перекладывает меня на бок, свешивает ноги с постели и, не поворачивая головы, продолжает: – Оба дня?
– Угу, – нехотя отвечаю я. Все предыдущие Дни рождения именно так и проходили: с друзьями шумно, весело и «до последнего живого», с родителями – спокойно, по-домашнему, и тоже до полуночи. Нет ни единого шанса, что в этот раз сценарии изменяться, разве что я обрету сверх способности и не переиграю все себе на руку.
Мой Мистер Фантастика пожимает плечами и немного хрипло, натягивая домашние штаны, бросает:
– Тогда увидимся когда сможешь, Туман.
Я кутаюсь в одеяло, становлюсь на колени, чтобы догнать его хотя бы в дверях, но он меня опережает: оглядывается и с хитринкой во взгляде, дразнит:
– У меня для тебя тоже есть подарок.
– Какой? – взвиваюсь я, перебирая коленями к краю кровати.
– Правда веришь, что я скажу?
Господи, я влюблена в его голос и в эти чуточку ироничные интонации в нем. И еще больше влюблена в короткие лучики морщинок в уголках его глаз, когда он прищуривается. И, конечно же, я безоговорочно, как ненормальная, влюблена в него всего. В кожу, кости, кровь, сердце и прочие внутренние органы, в пигменты, которые делают его цвет волос соломенно-русым, в хромосомы, сделавшие его глаза невозможно голубыми, в крошечную родинку на изломе челюсти, ближе к уху.
И, судя по пристальному взгляду Антона, все эти чувства прямо сейчас в прямом эфире транслируют по всем каналам прямо у меня на лбу.
– Я просто люблю на тебя смотреть, – пытаюсь выкрутиться я, потому что странное смущение со всего размаху падает мне на макушку тяжеленой наковальней.
Он как будто ждет чего-то, но уходит до того, как я решаюсь признаться в своих чувствах.
Но, кажется, вероятность получить вместо любовницы влюбленную меня вместе со всеми потрохами, его не испугала. Даже наоборот.
Я блаженно устраиваюсь в кровати, нарочно чуть поперек, чтобы согреть как можно больше пространства: для себя и для своего Мужчины, и уже мысленно строю планы о том, как, наконец, во всем ему признаюсь. А если он очень удивиться, то придется сказать, что все дело в единорожках у меня в голове, которых по случаю девятнадцатилетия стало… чуточку больше.
Глава двадцать девятая: Антон
После выходных жизнь снова входит в свой привычный ритм.
Ну, так мне кажется, вернее, я пытаюсь убедить себя в этом, хоть вот уже и середина среды, а я до сих пор то и дело мысленно возвращаюсь в ночь воскресенья, когда Таня стояла на кровати, прижимала к груди покрывало и все ее чувства были выставлены напоказ, словно экзотический стриптиз. Персонально для меня.
Вроде и не случилось ничего страшного: я нравился многим женщинам, некоторые признавались, что сразу теряли голову. Мне не привыкать, и тем более я никогда не ел себя за то, что оставил парочку разбитых сердец. Это жизнь, в ней случаются досадные промашки.
Но Туман…
Я выбираюсь из офиса во ближе к четырем. Хочу проветрить голову и заодно подумать, где вообще были мои мозги, когда я решил, что с этой малышкой все пойдет по тому же сценарию, что и с женщинами до нее. С самого начала, еще когда она свалилась мне на голову в том свитере и в брекетах, было ясно, что она – не как все. И как со всеми с ней не будет.
Потому что с ней у меня не приятный сексуальный досуг, хотя и с этим тоже полный порядок.
С ней у меня кактус, который я продолжаю поливать, улитки-альбиносы и снеговики.
Я как раз пытаюсь как-то четче, просто для себя самого оформить все это одним словом, но вайбер напоминает о себе знакомым сигналов входящего сообщения. Как раз прохожу мимо зеркальной витрины и бросаю косой взгляд, в котором здоровый, почти двухметровый мужик с идиотской улыбочкой достает из кармана телефон. Я заметил, что начинаю улыбаться еще до того, как увижу, что Туман написала на этот раз. Как будто она нашла дистанционный пульт управления моими лицевыми мышцами.
ТУМАН: Мне очень-очень срочно нужна твоя помощь!
Первая мысль – что-то случилось. То есть, вторая, потому что первой у меня перед глазами проносится картина того ее падения, и внутренности снова скручивает болезненным спазмом.
Останавливаюсь, тянусь за сигаретой и в это время Таня присылает новое сообщение.
ТУМАН: Не могу выбрать шапку к праздничному платью. Поможешь?
Шапку к праздничному платью? Моя малышка большая оригиналка, так что от нее можно ждать чего угодно, но все-таки чутье подсказывает, что прямо сейчас меня ждет какой-то подвох. И Туман не разочаровывает – присылает три фотографии.
На них она и правда в шапках: смешной серой с кошачьими ушами, бежевой с огромным помпоном и разноцветной с длинной пушистой кисточкой.
Очень даже милые шапки, если уж на то пошло.
Вот только кроме них на моей малышке нет ничего, кроме белья. И это тоже совершенно разные комплекты. Белый с кружевами и такими крохотными трусиками, что мои мозги мгновенно стекают за пояс, розовый в задорный черный горох и какая-то маленькая красная грация или что-то очень похожее, где солирует микроскопический лиф, в котором в общем, небольшая грудь моей малышки выглядит просто на вынос мозга. Того, что уже и так перестал адекватно работать.
Я просто листаю фотографии туда-сюда и не сразу понимаю, что стою прямо посреди тротуара и прохожие огибают меня, словно поставленный в неположенном месте волнорез.
ТУМАН: Что, совсем ни одна шапка не понравилась? :(
Вслед к грустному смайлику Туман присылает еще и стикер рыдающей радугой единорожки.
А ведь она и правда могла не свалиться мне на голову. Могла просто точно так же, как и в прошлые года найти тысячу причин провести новый год не с семьей. Могла, в конце концов, просто пройти мимо и не вцепиться в меня поцелуем. Да что угодно могло произойти, из-за чего сейчас некому было бы слать мне смешные стикеры и практически каждый день выдумывать новые прозвища вдобавок тому, что я стал Мистером Фантастикой практически на постоянной основе.
И снова вижу ее с горящими влюбленными глазами. Совсем не такую дерзкую и игривую, как на этих фото. Странно, но тогда простыня скрывала гораздо больше, чем эти кусочки ткани, но именно тогда она была совершенно… обнаженной.
Я трясу головой, чтобы временно избавиться от мешанины несвойственной мне романтической фигни, и быстро набираю в ответ:
Я: Бери все, не могу определиться какая нравится больше.
Она присылает целую кучу сердечек и аудиофайл с громким «Чмок!»
К себе в офис я возвращаюсь порядком присыпанный снегом, и натыкаюсь на сидящего в моей приемной Туманова. Вера как раз готовит ему чай, и жестами дает понять, что он пришел совсем недавно. Она знает его, как гуру и человека, которым я всегда искренне восхищался.
– У него что-то личное, – шепотом говорит моя верная помощница.
Личное? Личное к адвокату по разводам или личное к любимому ученику Антону Клейману?
Хотя, есть еще и третий вариант: личное к мужику, который встречается с его любимой маленькой дочуркой.
Я прошу Веру сделать мне кофе и бодрым шагов, приклеив к роже приветливую улыбку, захожу в кабинет. Одно то, что Туманов пришел без двустволки и охотно, как всегда, пожимает мне руку, и похлопывает по плечам, вселяет надежду, что речь пойдет не о нашем с Таней секрете.
– Вера сказала, что у вас что-то личное, Владимир Евгеньевич. – Неведение хуже смерти, поэтому, после короткого обмена привычными вопросами и ответами, я вывожу разговор в нужное русло. – Все… в порядке?
– Я чего пришел-то. – Туманову определенно неловко, хоть у этого мужика стальные яйца. – Ребенок наш… кажется… В общем! – Он смахивает рукой невидимую пелену прямо перед собой, и выкладывает на стол фотографию со мной, обклеенную объемными сердечками. – мать нашла у нее в комнате, вбила себе в голову, что ты нашему Ребенку… Голову ты ей как будто морочишь, вот.
Еб. Твою. Мать.
*******
Мне нужна минута, чтобы еще раз переварить происходящее. Это как будто я смотрел классное интересное кино, а на середине в нем вдруг оказались кадры из третьесортного ужастика и кровь из кетчупа обильно хлещет прямо в мой попкорн прямо через экран.
Еще раз смотрю на фотографию. Скорее всего, она из моего инстаграмма, потому что вот так навскидку я даже и не вспомню, чтобы слал Тане фотографии. В основном это она шлет мне свои. Сердечки сверху забавные и я запросто могу представить, как она сидела с клеем и усердно превращала мою фотку в… вот в это. Тогда, на даче у Марика, она и правда сидела над учебниками: сосредоточенная, собранная, маленькая деловая малышка, которую ужасно сильно хотелось отвлекать. Кажется, тогда у меня впервые случился порыв просто так покрасоваться перед женщиной без футболки. И кажется тогда же она впервые в спину вытолкала меня из комнаты чтобы не мешал ей учиться.
– Я не морочу голову вашей дочери, – говорю чистую правду. Говорю не особо уверенно, но это действительно так: никогда, ни единым словом я не дал Тане повод думать, что…
– Прости, Антон, – Туманов с облегчением опадает спиной на стул. И, не дав мне вставить и слова, продолжает: – Прости, что я тут… как снег на голову. Мать вбила себе в голову черт знает что, и мне вот, старому, мозги запудрила.
Я открываю – и закрываю рот. Пытаюсь понять, что вообще происходит, а Туманов уже берет фотографию и сует ее обратно в карман.
– Таня у нас поздняя, ты знаешь.
Знаю. Он часто рассказывал, что младшая дочь далась им тяжело, потому что роды были поздние и врачи ставили очень неблагоприятные прогнозы. И еще о том, что Таня родилась слабенькой, провела первые недели в боксе под искусственной вентиляцией легких и врачи не давали никаких шансов, что ребенок вообще будет полноценным. Он много чего рассказывал именно о младшей, а вот о Нине рассказывал редко. Говорил только, что они с женой очень гордятся ею и что она никогда их не подводила.
– Она всегда была очень влюбчивая, – продолжает Туманов. – Находила какого-то пацана из телевизора и начинала вырезать ее фотографии из журналов и газет, обвешивала комнату, писала любовные письма. Мы с женой боялись, что когда-то кто-то ответит ей взаимностью и наш Ребенок сбежит из дома.
Я продолжаю жестко тупить.
Влюбчивая романтичная Таня? Запросто в это поверю. И поверю в то, что она достаточно сумасшедшая, чтобы писать письма певцам или актерам, и засыпать в обнимку с мишкой, к лицу которого прилеплена фотография разбившего ее сердце красавчика.
Собственно, я ведь тоже…
– Антон?
Я вскидываюсь, не сразу соображая, что Туманов уже несколько секунд безуспешно пытается привлечь мое внимание.
– Не обижайся на старого. – Он поднимается, протягивает ладонь, и я на автомате ее пожимаю. – Сам знаешь, как женщины могут голову заморочить. Сам не понимаю, как вообще подумал, что ты и наша Таня… Ты ж ее на сколько?
– Тринадцать лет, – машинально отвечаю я.
– Тебе своих детей пора, Антон, а я тут… Ты ж не нянька!
Нет, я не нянька. Я тоже «красавчик, которого захотела Таня».
Только в отличие от остальных, я «ответил на письмо».
– Увидимся второго? – спрашивает Туманов.
Второго февраля – день рождения моего отца, шестидесятилетие и по случаю юбилея мать организовывает для него ресторан, старых друзей и родню. И, само собой, Тумановы, как друзья семьи, будут там в полном сборе. Хоть я надеялся, что Таня не придет, потому что понятия не имею, как нам вести себя на людях и держать себя в руках. Особенно после выходных у Марика, когда мы оба распробовали открытые отношения.
– Да, конечно, увидимся.
Я сам провожаю его до двери и остаюсь на крыльце, чтобы покурить.
Сейчас, если оглянуться назад, не понимаю, где были мои мозги, когда я предлагал Тане быть моей любовницей. Точно в жопе.