Текст книги "Секрет (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава тридцать третья: Таня

Этот мужчина совершенно невыносим.

И невыносимо совершенен.

И еще он просто офигенный красавчик, особенно когда хохочет. Его строгому хищному взгляду невозможно сопротивляться, но его улыбка – она из разряда «увидь раз – и умри, потому что ничего красивее ты все равно больше не увидишь».

Так что, пока я шумно раздуваю ноздри от возмущения, мой Мистер Фантастика буквально балует меня эмоциями, которых я раньше почти не видела на его лице. Ради этого я даже нарочно сделаю вид, что все еще злюсь.

Потом мой Антон говорит о подарках, а я думаю, что самый свой лучший подарок я и так уже получила. Жалко только, что его нельзя спрятать в коробку и заложить между страниц любимой книги. Потому что наша цивилизация еще не достигла того пика развития, на котором по нажатию одной кнопки можно оцифровать поцелуй и держать его где-то на внутреннем информационном носителе, чтобы по желанию включать – и чувствовать снова, и снова, и снова…

Но тот поцелуй на крыльце – он идеальный, настоящий и убийственно приятный.

– Хватит смотреть на меня, как кошка на сливки, – подразнивает Мой Мужчина, даже не скрывая, что безумно доволен своей выходкой минуту назад.

Но, к счастью, мне не нужно заканчивать специальный институт или проходить курсы, чтобы отплатить ему тем же. И то, что Антон держит меня на расстоянии, совсем его не спасет.

Поворачиваюсь к нему спиной, делая вид, что сдалась и собираюсь пойти в ванну, чтобы помыть руки. Делаю пару шагов… и берусь за пуговицу на джинсах. Расстегиваю ее, медленно опускаю язычок «молнии» вниз и, нарочно неторопливо виляя бедрами, стаскиваю штаны на пол. На мне тот самый комплект в горошек, фото которого я отправила Дыму пару дней назад. Мне жутко стыдно, что трусики в нем настолько крохотные и вид сзади прикрыт только лаконичным треугольником ткани, но судорожный вздох мне в спину придает смелости и уверенности, что я на правильном пути.

– Согрелась, малышка? – немного севшим, но все тем же веселым голосом интересуется Антон.

– Даже жарко, – небрежно бросаю я, не спеша забирая свитер пальцами с боков. Тяну выше, до самых ребер и останавливаюсь.

– Недостаточно сильно, кажется, – говорит Мой Мужчина, и я готова поклясться головой, что его слова полны разочарования.

Передергиваю плечами – и практически в пару движений вынимаю руки из рукавов, чтобы без помех снять лифчик. За бретельку вешаю его на ручку шкафа, поворачиваюсь, прекрасно осознавая, что мой свитер открывает ровно столько, чтобы подразнить видом и дать пищу для фантазии.

– Так будет удобнее, – мурлыкаю Антону, и прикусываю губу, когда вижу, как выразительно его твердая длина натянула ткань брюк.

– Ты в курсе, что мужчине тяжело ходить, связно говорить и думать, когда у него встал? – Дым резко меняет тон на жесткий и рокочущий. Как будто он – дорогой мощный байк, из которого выжали максимальный газ, оставив «на приколе».

– Вот теперь в курсе, – мило улыбаюсь в ответ, как бы невзначай поглаживая живот над кромкой трусиков. Свитер не длинный, и оставляет просвет полоски кожи с пупком, который мой мужчина пожирает голодным взглядом.

На миг мне кажется, что выдержка ему изменит и Антон просто снесет меня, словно Нибуру, которая на полной скорости вернулась из лунной тени, когда ее совсем не ждали. И я готова блаженно прикрыть глаза, но…

Ничего не происходит.

– Пойдем открывать подарки, малышка, – спокойно предлагает мой Мистер Фантастика. Только едва слышные рокочущие, как ушедшая гроза отголоски, напоминают о том, что минуту назад он пожирал меня своим льдистым взглядом. – Пока не разбежались.

«Что???» – орет мой внутренний голос, и я почти вприпрыжку бегу вслед за своим мужчиной в комнату.

******

Конечно же, я сразу замечаю огромный террариум. Он длинный, занимает примерно треть стены, и кажется просто невероятным – настоящими тропиками в миниатюре! Почему-то иду к нему на цыпочках, как будто боюсь, что неосторожным шагом развею хрупкую иллюзию, которая слишком невозможна, чтобы быть правдой, но при этом еще и совершенно реальна. За толстым стеклом, в мягкой подсветке, замечаю красивые коряги, растения, грунт.

И громко пищу от восторга, когда из-за листа на меня «смотрят» белоснежные рожки улитки. Она небольшая, примерно, с половину ладони, но у нее потрясающий панцирь, как будто мраморный. Уверена, что с такой красотой малышка взяла бы все возможные призы на выставках улиточных Мисс Вселенная!

Собираюсь броситься на шею своему Мужчине, но останавливаюсь на половине мысли, потому что внимание привлекает еще одна улитка: тоже белая, но с выразительной сиренево-голубой полоской на спине и голубыми кончиками рожек. Она висит на коряге вниз головой и выглядит большой и странной дождевой каплей.

Но и это еще не все, потому что есть и третья: она обычного оранжево-розового цвета, но с витым черным панцирем, таким темным, будто он выточен из цельного куска оникса. И блестит не хуже.

Я очень стараюсь держать себя в руках, потому что все мое тело подчинено одной острой, как бритва, потребности: сделать так, чтобы на моем Мистере Фантастика не осталось ни одного кусочка кожи, который бы я не поцеловала. И, наверное, все это прямым текстом написано у меня на лице, потому что, когда осторожно поворачиваюсь на пятках, Антон стоит в дверях, навалившись плечом на косяк и медленно расстегивает пуговицы на рубашке.

– Скажи, что ты не пошутила, когда говорила о Шустрике, Быстрике и Торпеде, потому что я эту дрянь даже в руки не возьму и ухаживать за ними придется тебе.

Понятия не имею, как ему это удается, но его голос звучит одновременно и мягко, и грубо, как будто обернутое в самый горький шоколад воздушное земляничное маршмеллоу. И я заворожено слежу за каждым движением пальцев, пока они, пуговица за пуговицей, не спускаются до самого пупка.

– Я не шутила, – говорю в ответ, но голос предает меня, потому что на фоне белоснежной рубашки его твердая грудь с короткими светлыми волосками кажется настоящим произведением искусства. Мой бедный мозг разрывается между противоречащими друг другу желаниями: броситься Антону на шею, и показать, как я благодарна за каждую из трех улиток, просто стоять и наслаждаться чувством единоличного права на владение этим мужчиной или подхватить правила его игры и снять с себя все, кроме цепочки, браслетов и колец. – Это лучший День рождения в моей жизни.

Он делает вид, что избавился от тяжелого груза… и останавливается на предпоследней пуговице. Сует руки в карманы брюк, поворачивается в профиль, удобнее устраивая затылок на откосе.

Я не могу любить его больше, чем уже люблю. Но, кажется, мое сердце с этим не согласно, потому что становится больше и больше с каждой секундой, мешая дышать, выталкивая из груди весь кислород.

– Что-то ты притихла, – дразнит Мой Мужчина, даже не скрывая, что наслаждается моей реакцией так же сильно, как я наслаждаюсь им. И этим вечером, и комнатой, пропитанной запахом ледяного грейпфрута, от которого мой живот сворачивается узлом. – Это ведь еще не все.

– Мне больше ничего не нужно, – мотаю головой. Почему-то хочется плакать, так что украдкой закусываю нижнюю губу и смазано провожу ладонями по ресницам, радуясь, что в который раз пренебрегла косметикой.

– Туман? – В голосе Антона беспокойство, но останавливаю его раньше, чем мой мужчина успевает сменить позу. Просто бегу к нему, обнимаю за талию крепко-крепко, двумя руками. Если бы можно было – просочилась в него, стала сиамским близнецом, разделила с ним свои сердце и душу. – Если бы я знал, что улитки так тебя впечатлят, я бы взял пару килограмм.

Я задираю голову, наслаждаясь всем, что он дает мне в эту минуту: возможность смотреть на него снизу-вверх, любоваться острыми гранями челюсти, предчувствовать поцелуй, когда мой Мистер Фантастика лениво наклоняет голову, подхватывая меня под подбородок подушечкой указательного пальца.

– У нас целый длинный вечер впереди, – слышу его севший голос.

– Очень длинный, – подаюсь навстречу и разрешаю увлечь себя предвкушением встречи наших губ.

– Ужин. – Шершавый палец поднимается вверх по моему подбородку, гладит нижнюю губу, немного оттягивая ее вниз.

– Наверняка очень вкусный, – плавлюсь я.

Мы одновременно вздрагиваем, потому что мои ладони нетерпеливо скользят по гладкому шелку рубашки, сжимают ткань в кулаках и резко, от нетерпения, тянут ее из-за пояса.

– Куда ты так торопишься, малышка? – Антон сглатывает, когда я дрожащими руками справляюсь с последней пуговицей и укладываю ладони ему на живот.

– Принадлежать тебе? – подсказываю единственный из возможных вариантов.

Мои слова творят магию, потому что в их простом смысле растворяется наше терпение, наши попытки сдерживаться и дразнить друг друга. Мы пришли туда, куда стремились – друг к другу.

Глава тридцать четвертая: Таня

Мой Мистер Фантастика пытается перехватить инициативу, но я прижимаю его обратно, нетерпеливо стряхиваю шершавые ладони со своего лица и нервно вздыхаю, наслаждаясь изгибом хитро приподнятой в немом вопросе брови. В нем идеально абсолютно все: голос, цвет глаз, каждая мимическая морщинка и даже тень от ресниц на нижних веках.

Я хочу сказать, что люблю его сильнее, чем что либо, но мне слишком страшно нарушить правила, по которым ведется наша игра. Я могу лишь самонадеянно верить, что со временем, мой Эверест позволит себя покорить и не стряхнет самонадеянную скалолазку со склона жизни одной прицельной лавиной.

Мне нравится видеть мурашки на его коже, когда я стаскиваю с его плеч белый шелк. Россыпь колючек на коже, которую слизываю языком вниз от выразительных ключиц. Прикусываю место на груди, над сморщенным соском, и сдавлено проглатываю собственный стон, потому что мой мужчина запрокидывает голову, одновременно стаскивая резинку с моих волос. Трусь об его ладонь затылком, а когда пальцы жадно сжимают пряди в кулаке до тонкой тянущей боли под кожей, изо всех сил сжимаю ноги. Еще ничего не произошло, еще просто вкус его кожи на кончике языка, а мое тело беспомощно требует сдаться в плен.

Но было бы слишком грустно не воспользоваться моментом, когда мой Эверест расслаблен и готов отдать себя… хотя бы на несколько часов.

Поэтому я продолжаю его целовать, дурея от собственной смелости. Прикусываю губами грубоватый мужской сосок, пока Антон цедит сквозь зубы невнятный выдох, очерчиваю пальцами рельефный живот, и еще ниже, до полоски ремня. На миг мы с Дымом скрещиваем взгляды, и на мою немую просьбу он лишь расслабленно прикрывает глаза.

– Блин… – не сдерживаюсь я, потому что только с третьей попытки справляясь с пряжкой. Клянусь, еще несколько секунд – и я бы побежала за ножницами. – На тебе слишком много одежды.

– Извини, малышка, я не могу ходить голым, даже ради тебя.

– Мог просто оставить все это в коридоре. – И чтобы показать свое расстройство, кусаю его где-то в области солнечного сплетения.

– Если это было наказание, то сделай так еще раз.

Он прижимает мою голову, и через несколько минут губы начинают приятно покалывать от того, что я оставляю на нем целую кучу темных меток. Он мой, только мой, и никто, кроме нас двоих не увидит кровоподтеки под дорогой рубашкой. Может быть, они даже будут немного побаливать еще несколько дней, напоминая ему о сегодняшней ночи. Если бы это было возможно, я бы сделала их вечными клеймами на его коже. Осталась с ним навсегда в этих темных продолговатых пятнах.

Я хочу опуститься на колени, чтобы оставить себя еще и на животе, но Антон подхватывает меня под локти, мгновенно выходя из роли податливой жертвы. Теперь он – птицелов, и я ничего не могу противопоставить его силе, когда оказываюсь прижатой спиной к дверному косяку. Могу лишь тяжело дышать и жадно облизывать губы, словно зависимая от его вкуса наркоманка.

Я думала, так бывает только в кино: дрожащие колени, разноцветные вспышки за веками, невыносимо приятно щекочущий плюшевый шар внизу живот.

Но это происходит на самом деле.

Все реально. Безупречно. Ярче, чем любая из моих самых смелых фантазий.

– Подниму руки, – требует Мой Мужчина и я послушно вытягиваюсь ниточкой, позволяя стащить с себя свитер. Прохладный воздух кусает возбужденные и натертые соски, которые Антон тут же поглаживает большими пальцами. – Просто… охуенная.

Мой мужчина немногословен, но я улетаю даже от его скупых слов, особенно когда они проникают в меня вместе с его горячим поцелуем. Сплетаемся языками, притягиваемся. Сильнее и жестче. Пока не начинаем задыхаться.

Он берет меня под бедра, легко поднимает, постанывая в ответ на мои намертво сцепленные за его спиной пятки.

– Выше, – еще один скупой приказ, и толчок вверх, плотно по поверхности, до режущей боли вдоль позвоночника.

Прижимаюсь коленями к его ребрам, упираюсь ладонями в офигенно широкие надежные плечи. Мой мужчина несколько секунд разглядывает бесстыже выставленную грудь, и лишь желваки под туго натянутой на челюстях кожей, выдают его настоящие чувства.

Горячие твердые губы на моих ждущих ласки сосках…

Бедное сердце, не умирай. Дай мне пожить еще несколько минут.

Он жестко втягивает тугой комок в рот, смачивает слюной и, в награду за мое терпение, лижет кончиком языка. Только рычит, когда я, забывшись, оставляю на его плечах глубокие царапины от ногтей.

– Хочу еще… – мой требовательно-капризный стон.

Дым довольно ухмыляется – и сжимает сосок губами, немного оттягивая на себя.

И одновременно – осторожно, двумя пальцами по влажной ткани между моих ног.

Стыдно.

Приятно.

Пошло.

Я хочу его так сильно, что поднимается температура тела и кружится голова.

В моей голове нет ни страха, ни сомнения. Только потребность принадлежать, упиться до одури радостью быть женщиной этого мужчины.

Он еще несколько раз поглаживает меня поверх трусиков: находит разрез между складками, проталкивает туда ткань и трет ею чувствительный клитор. Кажется, я кричу громче, чем когда-либо. Как будто меня выбросили из самолета без парашюта, и за миг до смертельного падения невидимая сила подбрасывает вверх, прямо на кашемировое теплое облако.

Собственные бедра толкаются навстречу пальцам Антона: ищут плотный контакт, ждут тех же приятных касаний. Разочарованно стону, когда он на миг убирает руку – и тут же покрываюсь мурашками, потому что он решительно отодвигает в сторону трусики, окунает пальцы в мою влагу и снова потирает клитор. Нежнее в этот раз, но обостренные чувства захлестывают с головой.

– Кончай, малышка.

Я словно только и жду этих слов. Запрограммированная на своего мужчину послушная игрушка, сегодня готова на все. Готова стать настоящей женщиной.

Тепло между ногами поднимается вверх, пузырится, словно брошенная в ванну ароматическая шипучка. Я вскрикиваю, когда движения пальцев становятся быстрыми и резкими, толкающими меня выше и выше, к пику Эвереста.

Взлетаю и падаю одновременно, дрожу вся сразу, каждой клеткой.

Хочется сказать, что во мне не осталось сил даже на жизненно необходимый вдох, но Антон уже целует, разделяя со мной свое дыхание.

Глава тридцать пятая: Антон

Она такая маленькая и горячая в моих руках.

Не уверен, что это возможно, но готов поспорить, что ее температура поднялась на градус. Влажная кожа обжигает, когда я своей грудью прижимаю Туман к стене. Колючие и влажные от моих поцелуев соски цепляются за волоски на груди, и это просто какая-то изощренная пытка для моего вымотанного за эти двадцать дней терпения.

А я, вместо того, чтобы нести малышку в постель, тупо разглядываю, как меняется ее лицо: натянутые от возбуждения скулы, дрожащие ресницы, губы, по которым она проводит языком. И медленно расслабляется вместе со стоном, действующим на меня, словно укол чистого возбуждения прямо в мошонку.

Мои пальцы мокрые от ее влаги и это то, что нам сегодня нужно.

Малышка готова.

А я… я так готов, что скоро у моих яиц отрастет рот и они начнут орать благим матом.

Знаю, что сегодня ничего этого не будет, но, когда смотрю на нее такую – послушную, голодную маленькую иголку, хочу опрокинуть на спину, забросить ноги себе на плечи и войти так глубоко, чтобы видеть под тугой кожей живота свой бьющийся в ней член.

Приходится вытравливать больные, но приятные фантазии обещаниями самому себе обязательно проделать все это в следующий раз, а пока моя малышка не остыла – повести ее еще на шаг дальше.

Я накрываю ее губы своими, и одновременно с тем, как проталкиваю язык глубже, провожу пальцами вдоль ее входа. Мокрая, теплая, такая охеренно доступно гладкая.

Проталкиваю внутрь сперва один палец, слушаю ее короткие подбадривающие стоны, и добавляю второй. Туман жмурится, прикусывает губы.

– Расслабься, малышка.

Кажется, ей нравится, что мой голос подсказывает обо всех виражах впереди. Вот и сейчас – два слова, а она охотно, уже сама, насаживается на мои пальцы. Так туго, что у меня яйца поджимаются. Ее клитор еще не отошел от предыдущей ласки, чувствительный и набухший. В пару касаний потираю его большим пальцем. Она мотает головой, но расслабляется достаточно, чтобы принят оба моих пальца до самой ладони. Несколько движений туда и обратно – и немного развожу пальцы внутри.

– Ах… – слабо выкрикивает малышка. И следом, без паузы: – Не останавливайся… Приятно… Так приятно…

Я укладываю одну руку ей на талию, толкаю себе навстречу, добавляя пару движений навстречу. Насаживаю на свои пальцы, чуть не теряя голову от влажных звуков, когда ее промежность со всего размаху ударяется в мою ладонь.

Малышка натягивается снова. На этот раз довожу ее до оргазма всего в пару движений по клитору, и пока она, уронив голову мне на плечо, мелко дрожит, несу в кровать.

Как кошка, брошенная в воду, Туман на мгновение сжимается на прохладном покрывале, а потом приподнимается на локтях, без стыда и смущения разглядывая каждое мое движение. Упавшие к ногам штаны заставляют ее распахнуть губы, а когда в одно движение стаскиваю трусы, к бледным щекам приливает румянец. Хорошо, что она уже видела меня голым, хорошо, что ее пальцы знают мою твердость, а губы – мой вкус. По крайней мере теперь она не боится.

И – черт его все дери! – кладет ладони на колени, чтобы развести ноги в сторону.

Моей пошлой фантазии хочется еще раз отыметь ее языком, покатать по твердой горошине стальным шариком и утонуть в громких криках. Но если прямо сейчас ей не вставлю, то просто рехнусь.

Я становлюсь на колени между ее ногами, и громко ругаюсь, потому что ловкие пальцы тут же обхватывают меня у самого основания.

– Сегодня я главный, – предупреждаю малышку.

Она не слушает, так что сгребаю обе руки в ладонь и завожу ей за голову. Нажимаю на запястья, пресекая попытки сопротивляться. Она послушно кивает, вдруг притихшая и покорная. Только после этого подхватываю ее за лодыжки и забрасываю ноги себе на колени. Даю привыкнуть к ощущению моего члена у нее между ног: без преград и больше без табу в двадцать дней.

Прижимаюсь к ее входу и придерживаю за бедро одной рукой. Будет лучше, если Туман вообще не будет шевелиться, пока я не окажусь в ней весь сразу. Хотя, конечно, будет лучше, если хотя бы сегодня она вообще будет моей послушной малышкой, потому что вряд ли сейчас я слишком долго протяну. Долбаное, блядь, воздержание.

Терпение, Антон, еще немного терпения, не пытайся вставить ей сразу, даже если этого хочется сильнее, чем дышать.

Я целую ее в шею – в том месте под ухом, на прикосновения к которому она всегда так чутко откликается. Слизываю солоноватую влагу, позволяя себе медленно толкнуться внутрь хрупкого тела. Назад – и снова вперед, туда, где охуенно туго и горячо, как в аду.

До самой преграды.

Надавливаю.

Осторожно, в одно плавное движение, но и от него искры из глаз.

Таня цепляется мне в волосы, когда я зажимаю рот поцелуем. Слышу, как вибрация сорванного крика бьет в мои голосовые связки, но все равно иду дальше. До упора, который она встречает длинным беззвучным стоном. И в отместку за причиненную боль, сдавливает губами мой язык.

Нужно взять паузу, дать привыкнуть к себе, но малышка не дает притормозить: елозит попкой по кровати, вжимается в меня раздвинутыми складками и трется клитором.

Мы бьемся друг в друга, размыкаем поцелуй – и шепчем что-то, что нельзя обозначить смыслом и логикой.

В ней так хорошо, что нервы сдают почти мгновенно.

И, хоть это кажется нереальным, мы уходим в удовольствие вдвоем: я – кончая глубоко в нее, кажется, все-таки дав себе слабину и проникнув до самого основания, и она – в третий раз, просто от моих пальцев у нее между ног.

Последние движения уже смазанные, на пределе нервов, словно три шага на цепочках по струне. Безупречный баланс острого удовольствия и приятной расслабленности, от которой волосы на затылке становятся дыбом.

Это стоило больше, чем двадцать дней ожидания.

********

Я «просыпаюсь» только спустя пару минут. Кажется, что собственное дыхание слишком рваное и громкое, но заглушить его не получается. Потому что это совсем не мои вздохи и не мои низкие мягкие стоны.

Таня лежит подо мной, придавленная к постели моим совсем не маленьким телом и немного странно кривит губы, странно улыбаясь раскрытым ртом, которым пытается поймать воздух.

– Черт!

Быстро переношу вес на предплечья, приподнимаюсь. Даю себе несколько секунд, чтобы посмотреть на ее сверху вниз, подо мной. Растрепанная, волосы разбросаны по покрывалу, которое мы так и не сняли. Губы напухшие, темнее обычного из-за моих поцелуев. Туман не с первой попытки, но все же поднимает руки, чтобы обхватить меня за шею, и я осторожно перекатываюсь на бок, удобнее устраивая ее ноги у себя на талии. Мне нравится, что она прижимается к моему животу и когда случайно ерзает по волоскам, сладко мурлычет и жмурится.

– Прости, что немного придавил, – пытаюсь разрядить обстановку, иначе через пару минут мне будет очень тяжело найти вменяемые оправдания, почему я не могу снова заняться с ней любовью.

Малышка прижимается носом к моему носу и медленно, как будто у нее совсем не осталось сил, водит кончиком из стороны в сторону.

– Мне нравится, что ты большой, тяжелый и тебя много, – признается с какой-то оглушительной откровенностью, и почему-то эти простые слова звучат приятно… пошло. И тут же распахивает глаза, в которых плещется паника и немой вопрос.

– Что? – подталкиваю я, сжимая пальцы на ее бедрах.

– Тебе… понравилось? Ты… ты…

Господи, моя маленькая развратная нетерпеливая малышка, которая запросто брала меня в рот, дразнила и, можно сказать, была инициатором наших отношений, стесняется и краснеет до самых ушей, не находя нужных слов, чтобы спросить о полной фигне.

– Хочешь знать, кончил ли я? – подсказываю правильные слова.

Она, как спичка, зажигается снова, немилосердно рвет мое терпение, потираясь влажной развилкой об мой живот.

– Хочу, – шепчет в ответ Туман.

Она же еще почти_девственница, Антон. Включи мозги, стыд, совесть, терпение и понимание к девичьему стыду.

Но то ли я не слишком усердствую, то ли моя почти_девственница слишком выразительно сжимает меня ногами, постанывая просто от того, что мы слишком тесно прижаты друг к другу, но эта мантра не срабатывает. От слова «совсем». Потому что вместо того, чтобы ограничится коротким «да», я просовываю между нами руку, поглаживаю ее влажные складки, наслаждаясь скользким теплом и тем, как Таня мгновенно выгибает спину. Осторожно, буквально удерживая себя на поводке, окунаю в нее два пальца, медленно и не глубоко. Провожу взад-вперед, вынимаю – и показываю ей лучший из возможных ответов на вопрос.

Зрачки и ноздри малышки расширяются, когда она жадно рассматривает влажные следы.

– Да, Туман, я очень даже кончил, – подстегиваю ее смелость, потому что ее мысли выдает мазок языка по губам.

Она подается вперед, жадно, словно это мой член, насаживается ртом на пальцы. Не облизывает, не издает никаких звуков – просто стягивает все губами и сглатывает.

Девственнице нужно время, чтобы восстановится, Клейман. Даже если она буквально нарывается, вытворяя вот такое. Даже если первый раз прошел удачно. Бля, наверное, было не очень умно с моей стороны, предлагать ей остаться до воскресенья.

Я собираюсь сказать, что сейчас нам лучше остыть и все-таки поужинать, но назойливый глухой звук заставляет напрячь слух. Телефон, точно. Я оставил пиджак в прихожей. Уже почти одиннадцать, кто может звонить в такое время? Марик?

– Малышка, мне нужно ответить.

И нарочно выбираюсь из кровати абсолютно голым, но под аккомпанемент слишком выразительного вздоха все-таки надеваю трусы. От греха подальше.

Но это не Марик, а мой брат. И наверняка есть веская причина, по которой я понадобился Андрею так поздно в пятницу, потому что с тех пор, как он стал примерным папашей, прекратились и пьяные ночные загулы, после которых брата тянуло сказать, как он меня любит и уважает, почему-то в третьем часу ночи.

– Вручай, Антон, – без «привет, тут такое дело…» начинает Андрей. – Мне нужно уехать до вечера воскресенья. Понянчишь мою Сову?

Сова – это Соня, его трехлетняя дочь, моя племянница, которую я, если честно, боюсь как огня. Как и всех маленьких детей. Как вообще детей в принципе, потому что дети – это хаос, беспорядок, отсутствие видимых причин для плохого настроения, разбитая посуда и залитый соком ящик стола с важными документами. Я не не люблю детей, потому что они зачастую в целом милые и забавные, но мысль о том, чтобы стать отцом в обозримом будущем пугает до усрачки. Как и мысль о двух днях в одной квартире вместе с белобрысым торнадо с игрушечной совой под подмышкой, с которой Соня никогда не расстается.

– Андрей, нет, слушай, мы это уже обсуждали.

– У матери простуда, они не возьмут, – предвидя мое следующее предложение, говорит брат. – Больше я ее никому не доверю. Ты знаешь.

Я знаю, потому что уже несколько месяцев брат не может отойти от инцидента с няней, которая притащила в его дом любовника и пока они трахались на кровати, ребенок залез на подоконник, свалился с него и сломал руку. Хорошо, что по моему совету Андрей поставил скрытые камеры и правда всплыла наружу.

– Ты же знаешь, что я не умею с детьми, Андрей. Ну какая из меня нянька.

– Я тебе все расскажу, – не отступает Андрей.

Мое внимание привлекают шаги за спиной. Таня, завернувшись в мою рубашку, тычет в себя пальцем и громким веселым шепотом говорит:

– Я могу с детьми.

Ну да, она может: я видел, как запросто нашла общий язык с племянниками Марика.

Только выходные мы должны были провести вдвоем.

– Брат, кроме тебя больше некому, – почти в отчаянии Андрей.

– Я справлюсь, – продолжает улыбаться Таня.

– Хорошо, – сдаюсь я, говоря это сразу обоим.

Выходные обещают быть «горячими».