Текст книги "Секрет (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава сорок пятая: Антон

Я просто, блядь, уплываю от происходящего.

Хватаю зубами странные рваные звуки, заменившие мое дыхание, и жадно разглядываю, как моя малышка выпускает меня изо рта – и слизывает влагу с губ. Тяжело дышит, но снова торопливо наклоняется к моему члену и теплым языком облизывает головку, как будто я долбаная конфета. Хочется крепче сжать ее волосы и протолкнуть себя в самое горло, но малышке нужно время перевести дыхание. Она все-таки разрывает зрительный контакт, прикрывает глаза и издает урчащий звук удовольствия, слизывая мою влагу.

Черт, черт…

Сглатываю, потому что на этот раз ее ресницы дрожат, и шея напряжена от немого стона.

Мне нужно больше. Намного больше.

Все-таки не выдерживаю, насаживаю ее голову, наверное, слишком грубо, но Туман охотно принимает большую часть длины, вытягивается, проглатывая громкий стон. Я чувствую каждую вибрацию, потому что они бьют по мне безопасным током с каждым движением жадного рта.

Я теряю жалкие крохи осторожности, когда вижу, как предельно натянуты припухшие губы вокруг моего члена. Еще немного вперед, едва не падая с ног, когда малышка принимает все, что я ей даю. Не могу не смотреть на нее и уже думаю о том, что нам нужно записать домашнее порно. С моего, блин, ракурса!

Таня медленно выпускает меня, тяжело дышит, и я не могу удержаться, чтобы не размазать по ее губам скользкую влагу.

– Может быть… все же…

Она краснеет, намекая, чего ей хочется немного выпяченной вперед грудью.

Бог дал мне идеальную женщину: горючую и пошлую.

Я наклоняюсь над ней, рукой толкая голову навстречу своим губам и шепчу в них короткое обещание:

– Да. И я хочу твои пальцы.

Туман тут же обхватывает меня ладонями, я подсказываю нужный мне ритм.

Обхватывает меня ртом и жадно сосет, а я на хрен теряюсь в этих мокрых звуках.

Я бы хотел кончить глубоко в ее рот, но именно сейчас мне нужно остановиться, потому что моей малышке хотелось другого финала и он, черт его дери, будет идеальным и для меня тоже.

– Пожалуйста, – сглатывает малышка, опираясь на ладони, и ее темно-розовые тугие соски просят о ласке.

Сам не замечаю, как обхватываю член свободной рукой, поддерживая удовольствие почти у самого края резкими грубыми движениями. Наклоняюсь, оставляя на сосках влажные следы моих губ.

То, как дрожит моя малышка– это слишком…

Для любого терпения, даже моего.

Мне нужны всего несколько движений, пара толчков в собственный кулак.

Поясницу словно растягивают вдоль и поперек, до красных искр в полностью темной комнате. Судорога прокатывается от пальцев до коленей, прожигает вены под кожей.

Я жестко и грубо кончаю на мокрые острые соски.

Мать его, снова и снова, потому что берег мою малышку от своего раздутого либидо хотя бы, пока она сидит на обезболивающих.

И как итог – ее грудь покрывается мурашками… и густыми следами моего оргазма.

********

Пока я пытаюсь отдышаться и собраться с мыслями, понять вообще, как в очередной раз разрешит себе сорваться с тормозов, Туман, раскинув руки, падает на спину. У нее такая улыбка, как будто это она, а не я, кончила до искр из глаз. Даже немного стыдно, потому что в спальню я ее нес совсем не за этим.

Когда возвращаюсь из ванной с мокрым полотенцем, Таня, свернувшись калачиком, кое-как натянув до колен покрывало, уже вовсю спит. И громко выразительно сопит во сне.

Вот тебе и «сзади», Антон.

Я честно пытаюсь ее разбудить, чтобы заставить поужинать, но малышка морщится и ворчит, и успокаивается только когда я подталкиваю ей подушку вместо себя, потому что у меня снова спортивный режим, и если я нормально не поужинаю, живот ссохнется и прилипнет к позвоночнику. Но через час малышку точно придется будить, потому что она снова пропустит свои лекарства, хоть список написан большими буквами на листе А4 и прилеплен четырьмя магнитами к дверце холодильника. За эту неделю я успел понять, что Туман может помнить многое и даже полную ерунду, но умудряется забывать очень важные вещи.

Я не стал ей рассказывать, что, как бы смешно это ни было, не только ее семья «настороженно» приняла наши отношения, но и моя мать попыталась вычитать мораль, несмотря на то, что я уже не школьник и меня не зачем учить жизни. Ну хотя бы еще и потому, что в силу специфики моей работы, я собаку съел на женских хитростях и уловках, и точно знаю, чего хочу от жизни. И от женщины, которую привел в свой дом – место, где я отдыхаю от мозгебства, и где рассчитываю на тишину и покой.

Кстати, первый раз привел.

Я убираю со стола, загружаю тарелки в посудомоечную машину, но на глаза попадается наш кактус и я, мысленно треснув себя по лбу, накидываю пальто прямо на голое тело и тихонько выхожу.

Старый циник во мне терпеть не может сопливые девичьи праздники. Но я слишком хорошо помнил ту свою фотографию в бумажных сердечках, чтобы «сделать вид», что понятия не имею, как много для Тани значит завтрашний день. Поэтому пришлось включить мозги и хотя бы не вдаваться в банальщину с цветами, мишками и сердечками.

Я оставляю свой подарок на подоконнике, потому что завтра – суббота, и пока буду спать до обеда минимум, Таня точно проснется с утра пораньше. Она вообще умеет сидеть до трех ночи над своими учебниками, а потом вставать в шесть, чтобы приготовить завтрак и проводить меня на работу видом своей соблазнительной задницы в трусиках-танга, от которых у меня сразу случается «нерабочее настроение».

Надеюсь, что пара для нашего кактуса, Тане понравится больше, чем поющий романтическую хрень плюшевый мишка.

Глава сорок шестая: Таня

– Если юбилей твоего папы, вдруг, будет скучным, то я вполне сойду за клоуна, – скептически разглядывая себя в зеркале, говорю я.

Первый официальный выход куда-то вдвоем, а я до сих пор не могу и шагу ступить без костылей, и вынуждена одеть брючный костюм вместо платья, потому что надпись «Молния» на моем гипсе прекрасно читается даже сквозь темные колготы. Я совсем не стесняясь, но речь ведь не обо мне, а о целой куче людей, коллег моего Антона и просто важных больших «голов», перед которыми хочешь-не хочешь, но нужно соответствовать образу женщины циничного, злого на язык адвоката. И это не считая того, что сегодня мы с Дымом будем играть главную партию в мини-спектакле «Ромео и Джульетта против Капулетти, Капулетти и Тибальта в юбке».

– Никогда бы не подумал, что у меня будет стоять на клоуна, – где-то у меня за спиной говорит Антон.

Я неуклюже поворачиваюсь и потихоньку, вздыхая, сажусь на пуфик.

Это называется – засада. Потому что Мой Мужчина выглядит почти как бог в темно-сером модном костюме и белоснежной рубашке с запонками из черненого серебра. А еще новые часты на металлическом ремешке от «Омеги» и мое бедное сердце напоминает, что если в нем образуется еще хоть капля любви, оно точно лопнет.

– Что? – Дым поправляет манжеты.

– Ревную к воздуху, которым ты дышишь, – с тяжелым вздохом признаюсь я. – А там будет столько холостячек без гипса и в платьях с талией и декольте.

– Но я-то буду с тобой, Туман.

Только он умеет сказать такую важную вещь совершенно будничным тоном.

И хоть Антон ни разу, ни намеком, не давал повода сомневаться в его верности, я все равно понятия не имею, как переживу сегодняшний вечер. Спасает только наш уговор пробыть там два часа приличия – и потихоньку сбежать домой, смотреть «Два капитана» и есть банановые кексы. Я сложила немного с собой для одной маленькой Совы.

Мы приезжаем с небольшим опозданием, потому что на дороге ремонт и приходиться делать большой крюк. Ресторан, который сняли по этому случаю на весь вечер, забит людьми, и мне впервые не хочется выходить из машины, потому что там – совсем другая, совсем не моя, не комфортная жизнь.

– Может быть, я тебя тут подожду? – нервно тереблю полу своего пиджака.

– Нет, но можно и нужно пойти со мной.

– Ты… – Я набираюсь в легкие побольше воздуха, чтобы выдать скороговоркой свой самый большой страх, перед которым я беспомощна, как студентка-двоечница перед въедливым профессором. – Не хочу видеть, как ты меня стесняешься.

Его брови медленно сходятся к переносице, взгляд темнеет.

Мой Мужчина выразительно постукивает большими пальцами по рулю и когда открываю рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание, сдерживает меня одним движением ладони.

– Туман, мне в общем класть, кто и что будет о нас думать. Если бы я жить не мог – так хотел всем понравиться, то и занимался бы чем-то другим. Сажал долбаные фиалки или делал булочки. Я здесь только потому, что это праздник моего отца и я должен здесь быть, но не один, а со своей женщиной, которой, если она перестанет говорить глупости – буду гордиться. Точнее, уже горжусь. Даже ее гипсом. Особенно им.

Я осторожно, бочком, подвигаюсь к нему и использую свой коронный трюк: трусь о колючую щеку и мурлычу. Это всегда срабатывает.

До двери ресторана Антон доносит меня на руках, потом придерживает за руку, пока я удобнее утрою костыли. Нервничаю так, что руки дрожат, словно у нервнобольной. Еще только пытаюсь представить, какой эффект произведу, а мы уже переступаем порог и оказываемся в хорошо освещенном зале, где людей чуть меньше, чем в час-пик в метро. И параноику во мне кажется, что все головы разом поворачиваются на наше появление.

Нужно думать только о том, что я влюблена в своего мужчину, он со мной и у нас все хорошо.

– Та! Ня! – слышу знакомый детский крик и мне навстречу вылетает Соня, как всегда – с совой под подмышкой. Только теперь у бедной игрушки всего один глаз.

Если бы не Антон, малышка точно снесла бы меня с ног, как маленький локомотив. Она тут же прилипает к моей ноге и приходиться что есть силы прикусить губу, чтобы не выдать боль.

– Пливет, – улыбается Соня, поднимаясь на цыпочки, чтобы ее взяли на руки.

– У Тани перелом, – наклоняясь к малышке, говорит Антон. Внятно, как взрослой, рассказывает, как я упала.

– У меня тозе был пелелом, – говорит Сова, пока мой Мистер Фантастика поднимает ее на руки, подносит ближе, чтобы Соня могла меня обнять и чмокнуть в щеку со словами: – Папа говолит, что цемки лечат.

– Кстати, Сова, а где твой папа?

– С дедулей.

– А ты с кем?

Она не успевает ответить, потому что нам навстречу выходит мама Антона, в компании… Нины.

*******

Моя сестра, как всегда, великолепна. Она и раньше была настоящей красоткой, которой я восхищалась не только, как сестрой – даже совсем не как сестрой! – а как женщиной, которая работая двадцать пять часов в сутки умудряется выглядеть лучше, чем топ-модель с обложки.

И сейчас она верна себе: модное изумрудное платье, наверняка от дорого бренда, салонная укладка, макияж, лаконичные украшения. Мне кажется, что любая мать хотела бы для своего сына именно такую женщину. И мама моего Мистера Фантастики – не исключение.

Пока мы с Ниной смотрим друг на друга, выбирая слова для начала разговора, Антон целует мать и пытается передать Соню, но девочка цепляется в него мертвой хваткой и что есть силы жмется щекой к его колючкам.

– Андрей помогает отцу с гостями, а эту непоседу невозможно удержать на месте, – говорит женщина, разглядывая меня через плечо сына. – Таня, как твоя нога?

– В полном порядке, Тамара Ивановна. Когда никто не видит, танцую ча-ча-ча.

Над нами зависает долгая гнетущая пауза, которую Антон разбивает предложением помочь мне сесть за стол, на что его мама тут же предлагает показать, где наши места. Нина нарочно задерживается, чтобы подстроится под мой хромой шаг.

– Красивый костюм, – говорит сестра, и по интонации я чувствую, чего ей стоило начать разговор первой. – И танцы явно пошли тебе на пользу – хорошо выглядишь.

– Хуже, чем ты, – говорю с тяжелым вздохом. – Надеюсь, тебе дадут ленточку «Мисс Юбилей», или хотя бы напишут это маркером поперек твоего платья.

– Это Диор! – посмеивается она. – Если я соглашусь отдать его под маркер, то только если маркер будет держать рука его создателя!

Она пристально наблюдает за тем, как Антон все же передает Соню бабушке и помогает мне сесть. Вряд ли замечает, но покручивает на запястье тот самый браслет, который никак не вяжется с украшениями в ее стиле. Это определенно подарок, и он важен, раз ради него моя модная сестра отказалась от более сильного и дорогого украшения.

– Ты не против если мы… немного пошушукаемся? – Нина выразительно смотрит на Антона. – Как сестры.

Дым переводит на меня выжидающий взгляд, ждет мою реакцию, и я киваю, соглашаясь на предложение Нины. В конце концов, мы родные сестры и если сейчас нее поговорим, то любовь к одному мужчине так и зависнет между нами, обрастая все новыми и новыми обидами, чтобы превратиться в узел, который не разрубить даже Дамокловым мечом.

Но все же, меня до сих пор больно ранит взгляд, которым Нина провожает Антона, когда он уходит, чтобы дать нам уединение для разговора по душам.

– Я любила его три года, – говорит она как будто совсем нее мне, а воздуху, в котором до сих пор пахнет ледяным цитрусом. – До того, как ты вообще что-то узнала о любви. Любила его, пока ты писала письма мальчикам из поп-групп и вырезала из газет фотографии своих кумиров. Любила даже когда он выбирал совсем других женщин, намного хуже меня.

Сестра берет со стола бокал с шампанским, делает жадный глоток, нервно проводит языком по краю губ. Мне кажется, она долго репетировала эту речь, но в итоге забыла все слова и пытается перестроиться на ходу. Прекрасно ее понимаю, потому что у самой совсем пустая голова и ноль мыслей, что сказать в ответ. Извиняться за свою любовь? Тогда бы это означало, что я ее стыжусь.

Как нелегко быть взрослой.

– Перед Новым годом я дала себе обещание, что на этот раз не буду ждать, пока в его жизни появится другая женщина, а просто дам понять, что люблю его достаточно сильно, чтобы принять все условия. Даже те, которые считаю унизительными. – Нина поворачивается ко мне и добавляет: – Те, которые не задумываясь приняла ты.

Я не слышу в ее голосе ни злорадства, ни сарказма. Только обреченную усталость женщины, которая лишь сейчас по-настоящему осознала, что мужчина всей ее жизни стал мужчиной другой женщины.

– Ты хоть раз пожалела о том, что сделала? – спрашивает сестра.

– Нет, – улыбаюсь я. – Ни разу. И никогда не пожалею.

– Даже если вы расстанетесь через несколько месяцев или через год?

– Мы не расстанемся.

Она согласно кивает головой, но вздох на сложенных в сочувствующую улыбку губах говорит об обратном. Похоже, никто здесь не верит, что девятнадцатилетняя студентка пара такому, как мой Антон.

– У нас три улитки и два кактуса, это что-то да значит.

Мне совершенно плевать, что мои слова звучат смешно, наивно и даже глупо. Что ими я еще больше подчеркиваю свой «детский взгляд на мир». В глубине души понимаю, что именно сейчас делаю это нарочно, потому что эти тринадцать лет существуют и их не стереть ластиком. Потому что Дым и Туман действительно из разных миров и по законам природы столичных джунглей между таким, как он и такой, как я, не может быть ничего общего. Только секс, пожалуй, и глядя на нас многие думают, что нас держат только мои раздвинутые ноги.

Плевать.

Все равно.

Я чувствую такую странную легкость от того, каким простым все стало. Как будто в голове сложился чертовски сложный пазл.

– Улитки и кактусы, да, – себе под нос бормочет сестра.

Она не пытается скрыть боль и не лукавит, делая вид, что разлюбила моего Антона по одному щелчку пальцев. Возможно, Нина будет любить его всю жизнь и мне придется научиться мириться с этим, потому что я не хочу выбирать между родной кровью и моим Эверестом. Потому что я маленькая эгоистка, которой хочется сохранить обоих.

– Я сделала все, чтобы открыть ему глаза на обреченные отношения, – признается Нина. – Но ничего не получилось. Наверное, все дело в кактусах и улитках. Надеюсь, – еще один взгляд, за которым боли пополам с тоской, – когда-нибудь у меня тоже все это будет.

– Или уже есть, – киваю на браслет, который Нина, сама того не осознавая, все время прокручивает на запястье, как будто творит невидимую магию.

Нина запросто справляется с застежкой и протягивает украшение мне.

На обратной стороне узкой пластины в виде знака бесконечности, есть гравировка: «Сестры навсегда».

– Хотела подарить на твой День рождения.

– И когда передумала?

Возвращаю ей браслет, но сестра не надевает его на руку – медленно окунает в бокал, задерживая между пальцами лишь на секунду.

– Когда увидела часы на твоей руке.

То есть, еще в тот вечер, на даче у родителей Антона.

– Мне не стыдно, что я хотя бы попыталась, – признается Нина. – И если бы он выбрал меня, а ты осталась с разбитым сердцем, я бы все равно ни о чем не жалела.

И я слышу непроизнесенное: «Потому что ты тоже ни о чем не жалеешь».

– Прости, что мне пока слишком больно, чтобы порадоваться за тебя по-настоящему.

– Прости, что как-то научусь с этим жить, – отвечаю я.

Нина протягивает руку и мы скрепляем в замок наши пальцы. Крепко-крепко, до побелевших костяшек и непрошенных слез. Потому что когда разожмем их – Нина перестанет опекать свою маленькую сестру, и больше никогда не назовет ее Ребенком.

– Ты, наконец, выросла.

Сестра поднимается, огибает стол, чтобы на прощанье поцеловать меня в макушку, и уходит. Насовсем.

Глава сорок седьмая: Антон

– Твоя куколка серьезно приготовила кексы для нас с Совой?!

Андрей разглядывает бумажный пакетик, который Таня только что вручила моей племяннице, а Соня, как положено, сразу побежала всех угощать. В итоге раздала почти все.

Мне, как идиоту, хочется тупо лыбится в ответ.

Если бы не одно «но»: нахожу взглядом Туман, которая вытирает с Сониного носа остатки сахарной пудры и, наплевав на то, что ее атакует десяток любопытных взглядов, показывает ей язык.

Я запросто могу представить ее через пару лет: в том потертом необъятном джинсовом комбинезоне, который все-таки будет немного мал моей Тане, потому что «фантазия» дорисовывает заметный животик и походку вразвалку. И пустышки по всему дому, где у меня идеальный порядок. И погремушки, от которых у меня точно будет раскалываться голова. И плюшевого единорога, которого будет объезжать наш с малышкой ребенок.

В общем, я вляпался.

– Если ты на ней не женишься, – поддергивает Андрей, – то женюсь я. Милаха, с детьми ладит, на саблезубую стерву не похожа.

Врезать бы ему, но вырос же, балабол, почти с меня ростом.

И, наверное, все мысли о Тане написаны у меня на роже, потому что Андрей продолжает поддергивать:

– Готов давать Сову на стажировку. Не благодари.

Туманов меня точно угробит, когда узнает, что в ближайшем будущем я собираюсь заделать его любимой дочурке ребенка.

**********

Я поглядываю на часы, с ужасом осознавая, что нам торчать тут еще минимум час, а в моей голове созрела огромная и очень серьезная тема для разговора, который будет очень сложно отложить даже на шестьдесят минут. Сложно, но придется, потому что сыновий долг я уже отдал, и теперь остается выдержать общение с десятком родственников.

К тому времени, как меня выпускают из цепкой хватки пара теток по материнской линии, я замечаю, что Тани за столом уже нет. Нахожу взглядом брата: Соня с ним, и они тоже собираются уезжать.

– А где Таня? – спрашиваю Соню, и получаю указание пальцем в сторону двери.

Черт, что опять случилось? Оставил без присмотра на пятнадцать минут.

Таня действительно стоит на крыльце, неуклюже опирается на свои костыли и дрожит, как осиновый лист, потому что, как обычно, вышла без пальто. Быстро набрасываю на нее пиджак, притягиваю к себе, превращаясь в Точку опоры. Забираю дурацкие палки из ее рук, прислоняю к стенке и покрепче обнимаю в ответ. Почему-то кажется, что именно это ей сейчас нужнее, чем разговоры.

– Что случилось, Туман?

Она мотает головой по моей груди, с долгим вздохом поднимает плечи – и медленно, прожигая меня горячим дыханием сквозь рубашку, выдыхает.

– Придется сказать, Туман, мы договаривались, что секреты кончились.

Я осознаю, что какое-то время мне придется быть «ведущим» наших отношений, потому что, хоть в голове Тани достаточно мудрости не по ее возрасту, в некоторых вещах она до сих пор теряется и ведет себя как девчонка ее возраста: молчит, хмурится и иногда здорово себя накручивает.

– Есть вещи, о которых мужчинам нельзя говорить, – мне в солнечное сплетение громко шепчет она.

Мысленно перебираю в голове все, что знаю о женских секретах, но это все равно, что искать иголку в стоге сена. Так что придется разговорить малышку.

– После твоей неземной любви к улиткам, меня уже ничем не удивить.

Разговоры о слизняках всегда поднимают ей настроение. И в этот раз срабатывает: чувствую улыбку и Таня, наконец, задирает голову. Не плакала – уже хорошо. Когда у нее глаза на мокром месте, во мне просыпается необъяснимая кровожадность.

– Ладно, придется начать мне, – беру инициативу в свои руки. Лучше, конечно бы, дома, но ситуация сама подталкивает к разговору.

Я собираюсь сказать, что вижу с ней будущее. Не умею выбирать красивые слова, и не уверен, что они нужны. Натужный пафос – удел подростков, а у меня в голове вертятся совершенно определенные конкретные вещи, и перечислить их нужно простыми понятными словами. Только все равно горло предательски сжимается, потому что – черт! – мне тридцать два, а я ни разу не говорил женщине, что хочу с ней семью и детей. Тем более, когда этой женщине только-только исполнилось девятнадцать.

– Давай поженимся, Туман? – говорю одним махом, но теряю свои слова в ее выдохе.

– Я бы хотела такую же Сову, но с тобой!

Мы как два идиота смотрим друг на друга. В морозной тишине слышно, как падает снег, и пара пушистых хлопьев «садяться» Тане на нос, превращаясь в прозрачные капли. Малышка смешно морщится, когда они сползают ниже и щекочут губы.

– Согласен на Сову, когда закончишь учебу. – Сейчас хороший повод просто улыбнуться.

– Согласна замуж... вчера! – выстреливает Таня.

– Фигня вопрос, только я не в курсе, где в… – смотрю на часы, – в половине девятого вечера можно найти машину времени.

– Я не шучу, – немного встревоженно говорит Туман. – То есть, совсем-совсем не…

Ладно, самое время просто закрыть женщине рот.

Поцелуем.

И не забыть бы проставиться брату за Сову.